Замятнин образовал под своим председательством особые совещательные органы для обсуждения внесенных в Государственный совет проектов. Это была поистине «могучая кучка» способных и преданных реформам людей, воодушевленных высотою предстоящей работы и искренним желанием поработать на пользу России. Ему пеняли на то, что он дает себя «начинять департаментским либерализмом», но министр неуклонно вел свою реформаторскую линию. Заседания продолжались в течение четырех месяцев по три раза в неделю по вечерам. Каждое длилось по пять и более часов. Замятнин поражал всех на этих заседаниях своим терпением и неутомимостью. Даже когда уставали молодые люди, он, несмотря на свой возраст, засиживался до двух часов ночи, внимательно выслушивая всякое замечание, давая каждому высказаться, поощряя словом и личным примером.
   В ходе этих плодотворных обсуждений были внесены замечания по 1100 статьям Уставов, в том числе по 600 статьям Устава гражданского судопроизводства, по 300 статьям уголовного судопроизводства, по 800 статьям Устава по нарушениям закона, подведомственным мировым судьям, и по 120 статьям проекта учреждения судебных мест. В целом «Замечания министра юстиции» составляли целый фолиант, превышающий 500 страниц.
   Неоценимая заслуга Замятнина, по оценке его современников, «заключалась в кропотливой, в высшей степени добросовестной работе, с которой тонкому юридическому анализу была подвергнута каждая статья уставов». Подавляющее большинство замечаний было принято Государственным советом. Замятнин расширил юрисдикцию мирового суда, предоставил каждому подсудимому право просить о назначении ему защитника, высказался за право председателя и членов суда задавать подсудимому вопросы, внес важные коррективы в порядок составления присутствия присяжных заседателей и правила их отвода и прочее.
   Но утверждение уже выработанных Уставов едва не было остановлено запиской, поданной царю в октябре 1864 года председателем Государственного совета князем П. П. Гагариным, который предлагал ввести повсеместно в действие положение о мировых судьях «с соединением этой должности с существующей тогда должностью мировых посредников по освобождению крестьян». Князь высказался за подчинение будущих мировых судей одновременно Министерству юстиции (по делам судебным) и Министерству внутренних дел (по делам о заведовании крестьянским управлением). Д. Н. Замятнин воспротивился самым решительным образом. В своем докладе Совету министров 5 ноября 1864 года он доказывал, что характер деятельности мировых судей и мировых посредников различный. Мировой судья отвечает за свои действия только перед судом, а мировой посредник – перед административной властью, и, таким образом, «пришлось бы нарушить первую статью основных положений реформы, в силу коей власть судебная отделяется от исполнительной и административной». Замятнин предупреждал, что предложение Гагарина в конце концов может привести к тому, что «придется задержать введение всей судебной реформы». Гагаринская трактовка роли мировых судей «не прошла».
   Судебные уставы были утверждены императором. В указе Сенату говорилось, что Уставы «соответствуют желанию нашему водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных наших. Возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе нашем то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние и которое должно быть руководителем действий всех и каждого, от высшего до низшего».
   Поскольку старый порядок в судебных делах не мог быть заменен повсеместно и сразу, Замятнин добился введения временных правил, одобренных 11 октября 1865 года, которые модернизировали старое судопроизводство, подводили его к новому. Эти правила были любимым детищем Замятнина. Они устанавливали в старых судах гласность и устность судоговорения, из уездных судов были изъяты уголовные дела по преступлениям, по которым следовало серьезное наказание, существенно был пересмотрен порядок вызова в суд, сроки явки, сокращены апелляционные сроки и так далее.
   Замятнин держал в поле зрения весь спектр проблем судебной реформы. На его долю, как подчеркивал А. Ф. Кони, выпала завидная и вместе с тем трудная задача введения и открытия первых судов по Уставам 20 ноября 1864 года.
   В деле осуществления грандиозного проекта реформы судебной системы Замятнин не признавал мелочей. За границу был командирован архитектор Афанасьев для изучения принятого в Западной Европе внешнего устройства судебных мест. Одесский ученый Гессель составил стенографический ключ русского языка; ключ этот был послан Министерством юстиции на заключение Дрезденского стенографического общества и им одобрен.
   Все делалось быстро, радостно, празднично. Участники введения судебной реформы вспоминали, что это были полные жизни дни, хотя стоившие большого и тяжелого труда. Требовалась неустанная энергия и твердая вера в необходимость скорейшего и коренного обновления судебной системы. Предстояло принять самые разнообразные меры, сгладить противоречия и практически осуществить реформу. Но особенно важной заботой министерства было избрание должностных лиц вновь открываемых судов. Много для этого сделал и лично Замятнин, тщательно подбиравший кандидатов на судейские должности. Ему удалось привлечь в свое ведомство прекрасных специалистов, убежденных сторонников судебной реформы. Уже в первые месяцы деятельности Московского и Петербургского судебных округов следовало назначить 8 сенаторов, 50 председателей судебных учреждений и их товарищей, 144 члена судебных палат и окружных судов, 190 следователей и 120 чинов прокурорского надзора. Увеличение окладов и штатов, а также изменение условий судебной службы должны были привлечь в судебное ведомство новые силы и вернуть в него ушедшие. Еще 24 февраля 1864 года Замятнин испросил и получил Высочайшее соизволение, чтобы замещение должностей губернских и уездных стряпчих было изъято из ведения начальников губерний и зависело непосредственно от Министерства юстиции. Благодаря этой и другим мерам к началу 1886 года из 1698 должностных лиц, назначение которых зависело от министра юстиции, были 821 человек с высшим образованием, 496 – со средним и только 351 – с низшим.
   Замятнин приложил немало сил, доказывая «на самом верху» необходимость увеличения окладов в судебном ведомстве, он придавал этому первостепенное значение. «Если этого не сделать, – считал он, – то лучше отказаться от судебной реформы, ибо равновесие между „судебным сословием“ и адвокатурою нарушится, а самые способные уйдут в присяжные поверенные».
   Александр II оценил деятельность Замятнина. В конце 1865 года на отчете министра юстиции о подготовительных мерах к судебной реформе он написал: «Искренне благодарю за все, что уже исполнено. Да будет благословение Божие и на всех будущих наших начинаниях для благоденствия и славы России».
   14 апреля 1866 года царь посетил здание судебных мест и закончил свое обращение к судейским чинам словами: «Итак, в добрый час начинайте благо дело». Сбывалось то, что наперекор скептикам и противникам судебной реформы предрекал Дмитрий Николаевич: «А все-таки новые суды будут в назначенное время открыты».
   16 апреля помещение суда и судебной палаты было освящено, а в здании Сената было открыто первое собрание кассационных департаментов. Но настоящее торжество происходило днем позже – 17 апреля, в день рождения Александра II. Теплую, взволнованную речь сказал и Замятнин: «Завязывая свои глаза перед всякими посторонними и внешними влияниями, – обращался он к соратникам, – вы тем полнее раскроете внутренние очи совести и тем беспристрастнее будете взвешивать на весах правосудия правоту или неправоту подлежащих вашему обсуждению требований и деяний».
   В Москве открытие судебных установлений произошло 23 апреля. В ноябре и декабре 1866 года начали работу четырнадцать провинциальных окружных судов. В скором времени в десяти губерниях заработали и мировые суды.
   Уже во всеподданнейшем отчете за 1866 год сам Замятнин высоко отозвался о начавшейся судебной реформе: «Деятельность общих судебных установлений оказалась столь же благотворною, как и мировых учреждений». Даже консервативный по своим убеждениям князь В. П. Мещерский писал тогда о новом суде: «Первые годы введения и действия новых судебных учреждений были блестящими страницами честных нравов во всей области русской Фемиды: это был какой-то весенний воздух, где ободряюще веяли ароматы честности и где каждый из нас в то время чувствовал, что этот новый слуга юстиции исполнял задачу честности, на себя принятую, собственным вдохновением. Это был какой-то праздник честности».
   Действительно, это был «медовый месяц» судебной реформы. Но он был недолог. «Некоторые слои общества, – как писал зять Замятнина, один из деятельных участников судебных преобразований, А. Н. Куломзин, – коих заветное мечтание заключалось в восстановлении патримониальной юрисдикции, не могли примириться с независимостью суда. С провозглашением действительным равенства… в особенности ненавистен был этим лицам институт присяжных заседателей». Разбор постоянных, хотя и мелочных, наветов на Замятнина, как отмечает тот же Куломзин, «утомлял государя», вследствие чего последовало назначение «для рассмотрения важнейших вопросов по судебному преобразованию Особого совещания под председательством великого князя Константина Николаевича». Это был тревожный звонок. 1 января 1867 года у Замятнина отняли его «правую руку» – товарища министра Н. И. Стояновского, горячего приверженца реформы. Его назначили в Сенат, а товарищем министра юстиции царь назначил псковского губернатора графа К. И. Палена, откровенно сказав при этом Замятнину, чтобы тот готовил графа в министры.
   Масла в огонь подлило и некое происшествие в начале 1867 года, которое, кстати, весьма ярко характеризует Дмитрия Николаевича Замятнина как гражданина. Императору доложили об участии кассационного сенатора М. Н. Любощинского в заседании петербургского земства. На нем «под предлогом вопроса о жалобе Сенату на министра внутренних дел по поводу оставления им без последствий двенадцати из двадцати шести ходатайств земств, собственно, обсуждалось оставление без последствий ходатайства земства, постановленного в предшествовавшую сессию, о созыве центрального земского собрания». Император гневно потребовал у Замятнина увольнения Любощинского. Замятнин не послушался. Он заявил, что по новым судебным учреждениям члены судов пользуются правом несменяемости. «Но не для меня», – сорвался на крик Александр II. Вскоре был подготовлен указ об увольнении сенатора, но царь одумался, и бумага осталась неподписанной.
   В марте 1867 года Д. Н. Замятнин подал свой первый и последний всеподданнейший годовой отчет о введении судебной реформы, а затем доложил монарху о том, что граф Пален готов занять пост министра юстиции. Последний циркуляр, изданный министром Замятниным, рекомендовал прокурорам вставать перед судом.
   Однако, сняв Замятнина с должности, с назначением К. И. Палена решили повременить, и министром на полгода стал С. Н. Урусов. 16 апреля 1867 года император «отменно милостиво отпустил» Дмитрия Николаевича, оставив его членом Государственного совета и пожаловав орден Святого Александра Невского с алмазами.
   В истории российской юстиции с именем Замятнина связано введение новых судов. И оставшись в Государственном совете, бывший министр непоколебимо стоял за реформу. Он ушел с министерского поста с горечью, но без колебаний и остался верен делу, которому служил.
   Всю свою жизнь Замятнин живо интересовался развитием нового суда и радовался успехам лучших судебных деятелей. Все, кто его знал, платили ему тем же. Когда отмечалось пятидесятилетие его службы, Д. Н. Замятнин «как знаменосец судебной реформы» имел великое утешение видеть преданность ему всех судебных деятелей. Отовсюду шли поздравительные телеграммы и адреса. Судебные деятели понимали, что во многом именно ему они обязаны тем, что новые судебные учреждения с самого начала пустили прочные корни. 1 января 1877 года Замятнину был пожалован орден Владимира 1-й степени. В 1881 году он получил председательствование в Департаменте гражданских и духовных дел.
   В частной жизни Дмитрий Николаевич был отличный семьянин, большой хлебосол и приятный собеседник. «Высокий, прямой, с красивой седою головою, гордою походкой и ясною речью, он до конца сохранял свежесть духа и бодрость тела». Был большим любителем ходить пешком и, несмотря на свои семьдесят четыре года, делал ежедневно по три–пять верст. И при этом вел предельно скромную жизнь.
   В день лицейской годовщины, 19 октября 1881 года, он утром пришел на свою квартиру пешком с Васильевского острова, где с 1858 года безвозмездно управлял хозяйственной частью двух институтов – Патриотического и Елизаветинского. Почувствовал себя очень усталым, но поехал на товарищескую встречу. После обеда он присел на диван, закурив сигару. Все думали, что он дремлет, но, когда подошли к нему, обнаружили, что сердце «лицеиста до гроба» перестало биться…
   Похоронен Д. Н. Замятнин на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге.

Дмитрий Алексеевич Милютин: «Предпочитаю быть кредитором, чем должником…»
Валерий Степанов

   Дмитрий Алексеевич Милютин (1816–1912) оставил яркий след в истории России. В молодые годы он блестяще проявил себя как боевой офицер и военный историк, в тридцать восемь лет получил генеральский чин. После Крымской войны стал одним из наиболее видных представителей группировки либеральных бюрократов, возглавившей Великие реформы 1860–1870-х годов. Два десятилетия он занимал пост военного министра в правительстве Александра II и сыграл выдающуюся роль в преобразовании российской армии. В «либеральную весну» 1880–1881 годов Дмитрий Алексеевич выступил за возобновление политики реформ и подал в отставку после поворота правительства к консервативному курсу. На всех постах он демонстрировал широкую образованность, высокую компетентность и профессионализм, незыблемые нравственные устои и несомненный талант государственного деятеля. На склоне лет бывший министр написал воспоминания, которые по сей день остаются крупнейшим памятником той эпохи.
   Милютин родился 28 июня 1816 года в Москве, в небогатой дворянской семье. Его отец, Алексей Михайлович, имел чин действительного статского советника, но на государственной службе себя не проявил, в основном жил в деревне, занимаясь делами имения. Мать, Елизавета Дмитриевна, доводилась сестрой графу П. Д. Киселеву, крупнейшему реформатору николаевского царствования, стороннику освобождения крестьян. На воспитание детей она оказала большое влияние. Семья Милютиных стала «кузницей» выдающихся людей. Младшие братья Дмитрия – Николай, знаменитый государственный деятель, возглавивший подготовку отмены крепостного права и земской реформы, и Владимир, известный экономист и писатель, профессор Петербургского университета.
   В 1832-м Д. А. Милютин окончил Благородный пансион при Московском университете, в следующем году поступил на военную службу и получил первый офицерский чин прапорщика. Уже в годы учебы проявились его способности к научным исследованиям. Он начал писать статьи в различные научные и литературно-общественные издания. В 1833–1836 годах Дмитрий Алексеевич сотрудничал в «Энциклопедическом лексиконе» А. А. Плюшара и «Военном энциклопедическом лексиконе» Л. И. Зедделера, для которых написал свыше ста пятидесяти статей в разделы математики, механики, астрономии, геодезии, физики и военных наук. С 1835 по 1836 год он учился в Императорской военной академии; окончив ее с малой серебряной медалью, был направлен в Гвардейский корпус, а через год переведен в Гвардейский генеральный штаб. В 1839–1840 годах Милютин служил на Кавказе и участвовал в боевых действиях против горцев. За отличие получил очередной чин капитана и в дальнейшем успешно продвигался по службе.
   В 1840–1841 годах Дмитрий Алексеевич совершил продолжительное путешествие за границу, побывал в Германии, Италии, Франции, Великобритании, Бельгии, Голландии, Швейцарии и некоторых других европейских странах. В Европе он почувствовал всю глубину контраста между Западом и Россией. «На каждом шагу бросается в глаза что-нибудь, возбуждавшее во мне грустные сравнения с родиной. С первого шага на германскую почву понял я, насколько наша бедная Россия еще отстала от Западной Европы», – записано в путевом дневнике 1840 года. С интересом изучая государственные институты Запада, Милютин признавал, что парламентская форма правления во многом способствовала превращению Англии в страну передовой культуры. При посещении палат депутатов и пэров в Париже его поразили речи знаменитых ораторов (Ф. Гизо, А. Ламартина, А. Тьера и др.) и содержание обсуждаемых законопроектов. Присутствие на заседаниях французских судебных учреждений убедили его в полном превосходстве гласного суда над российским закрытым судопроизводством. Впечатления о европейском правопорядке, уровне промышленного производства, организации и вооружении армий сыграли значительную роль в формировании мировоззрения Милютина, дали импульс его размышлениям о необходимости коренных преобразований в России. Однако он считал, что следует с осторожностью относиться к прямому заимствованию западных моделей и всякий раз учитывать особенности каждой страны.
   В 1843 году Дмитрий Алексеевич получил должность обер-квартирмейстера войск Кавказской линии и Черномории, вновь участвовал в войне против горцев. В 1845-м вернулся в Петербург и занял должность профессора Императорской военной академии по кафедре военной географии (с 1847 года – военной статистики). Милютин, ставший основоположником этой науки в России, издал двухтомник «Первые опыты военной статистики» (СПб., 1847–1848). Под его руководством проводилось широкомасштабное военно-статистическое описание губерний Российской империи, результаты которого составили семнадцать томов (1848–1858).
   Одновременно Милютин увлекся военной историей. В 1848 году Николай I поручил ему продолжить едва начатое исследование умершего историка А. И. Михайловского-Данилевского об итальянском походе А. В. Суворова. В 1852–1853 годах вышел в свет фундаментальный пятитомный труд «История войны 1799 года между Россией и Францией в царствование императора Павла I». В научных кругах труд сразу признали классическим. В 1853 году его автор был избран членом-корреспондентом Императорской Академии наук. Спустя несколько лет книгу перевели на немецкий язык. В 1866-м Петербургский университет присвоил Милютину степень доктора русской истории.
   В годы преподавания и научных занятий Дмитрий Алексеевич близко сошелся со многими образованными и просвещенными людьми петербургского общества. Он регулярно посещал брата Николая, служившего в Министерстве внутренних дел и уже известного своими реформаторскими замыслами. В его доме собирался кружок друзей, который стал одним из центров формирования либеральной идеологии. В него входили чиновники разных ведомств: И. П. Арапетов, К. К. Грот, А. П. Заблоцкий-Десятовский, К. Д. Кавелин; экономисты В. П. Безобразов, К. С. Веселовский и Г. П. Небольсин; профессор энциклопедического права П. Г. Редкин и другие представители столичной интеллигенции. Это сообщество современники называли «партией петербургского прогресса».
   Большинство участников кружка входили в недавно учрежденное Русское географическое общество, которое превратилось в крупнейший научный и культурный центр страны. Милютин вступил в члены общества в 1846 году. Председателем РГО был великий князь Константин Николаевич, второй сын Николая I. Программа общества далеко выходила за рамки чисто географических исследований. На заседаниях рассматривались актуальные вопросы современности, обсуждались проблемы социальных отношений и экономического развития России. Здесь будущие реформаторы приобретали научные и практические знания, навыки общественно-политической деятельности. В РГО сложилась группа единомышленников, выступившая на историческую сцену в эпоху Великих реформ. Либерально мыслящие бюрократы и общественные деятели встречали радушный прием в салоне великой княгини Елены Павловны и в Мраморном дворце великого князя Константина Николаевича, которые покровительствовали реформаторскому движению.
   Летом 1853 года, накануне войны с Турцией, военный министр князь В. А. Долгоруков привлек Милютина к работе в своем ведомстве. В сентябре он в составе Военно-походной канцелярии императора сопровождал Николая I в заграничном путешествии в Ольмюц и Потсдам. В апреле 1854-го был произведен в генерал-майоры, а через год – зачислен в свиту его императорского величества. В годы Крымской войны Дмитрий Алексеевич не участвовал в боевых действиях. Его работа протекала в совещательных учреждениях, занимавшихся разработкой мероприятий по укреплению обороноспособности империи. С октября 1854 года Милютин был делопроизводителем Особого комитета о мерах защиты берегов Балтийского моря, образованного под председательством цесаревича Александра Николаевича. Он познакомился с будущим императором, при котором пройдут наиболее плодотворные годы его государственной деятельности.
   Поражение России в Крымской войне окончательно убедило Милютина в несовершенстве государственного механизма и военной системы империи. В обстановке начавшейся «оттепели» и пробуждения общественной активности он решил довести свои соображения до высшего начальства. В феврале 1856 года Милютин вошел в состав Комиссии для улучшений по военной части во главе с генералом Ф. В. Редигером. И уже через месяц представил записку «Мысли о невыгодах существующей в России военной системы и о средствах к устранению оных». Автор предлагал провести коренную военную реформу и отказаться от рекрутской повинности, неразрывно связанной с крепостным правом – главным препятствием на пути реорганизации армии.
   Однако эти идеи не встретили поддержки в верхах. Более того, назначенный в апреле 1856 года новый военный министр Н. О. Сухозанет отказался утвердить Милютина в должности директора канцелярии, как это предполагалось ранее. В конце мая он подал в отставку, решив посвятить себя научным занятиям. Однако размышлять о предстоящих реформах не перестал. Вскоре Дмитрий Алексеевич составил записку о необходимости освобождения крестьян и представил ее великому князю Константину Николаевичу. В этом документе вновь подчеркивалась связь отсталости военной системы с крепостным правом. Ссылаясь на примеры Австрии и Пруссии, автор записки выступил за освобождение крестьян с выкупом земельных наделов в собственность. Эти предложения были созвучны рекомендациям других записок по крестьянскому вопросу, подготовленным в петербургском кружке К. Д. Кавелиным и Н. А. Милютиным.
   Дмитрий Алексеевич недолго оставался не у дел. Он согласился на предложение кавказского наместника князя А. И. Барятинского (с 1859-го – генерал-фельдмаршала) и в октябре 1856 года стал исполняющим должность начальника Главного штаба Кавказской армии (утвержден в должности в декабре 1857-го). На Кавказе удалось реализовать многие идеи записки, составленной для комиссии Ф. В. Редигера. Милютин провел реорганизацию управления войсками и военными учреждениями края, что стало «репетицией» его будущих реформ. При непосредственном участии Дмитрия Алексеевича был разработан план окончательного покорения горцев Чечни и Дагестана. В 1858 году он получил чин генерал-лейтенанта, а в августе следующего года стал генерал-адъютантом. Неоднократно участвовал в рекогносцировках и перестрелках с горцами, а в августе 1859-го присутствовал при штурме укрепленного аула Гуниб и пленении имама Шамиля.
   В разгар блестящих успехов на Кавказе Дмитрий Алексеевич получил Высочайший указ от 30 августа 1860 года, в котором ему повелевалось возвратиться в Петербург и занять пост товарища военного министра. Это назначение состоялось по рекомендации А. И. Барятинского и вопреки желанию Н. О. Сухозанета. Поэтому на первых порах положение Милютина было сложным. Военный министр, не допускавший нового помощника к важным делам, обрек его тем самым на роль пассивного наблюдателя рутины и застоя, в котором пребывало ведомство. Весной 1861 года в знак протеста Дмитрий Алексеевич подал рапорт о предоставлении ему длительного отпуска. Но в мае того же года Сухозанета назначили исполняющим должность наместника Царства Польского, а Милютин вступил в управление Военным министерством и в ноябре был утвержден в должности министра.
   С этого момента в деятельности военного ведомства произошел резкий перелом, во всех его структурах закипела работа. Новый министр приступил к реорганизации вооруженных сил, которую рассматривал как составную часть общего реформаторского процесса. Энергичный, исключительно трудоспособный, полный новых замыслов, он являл собой полный контраст со своим предшественником. Общая программа преобразований была подготовлена в двухмесячный срок и 15 января 1862 года представлена Александру II в форме всеподданнейшего доклада. Высочайшая резолюция гласила: «Все изложенное в этой записке совершенно согласно с моими давнишними желаниями и видами». Отныне положения доклада стали официальной программой действий Военного министерства.