Айлс Грег. 24 часа

Грег Айлс
24 часа

   Тот, у кого есть жена и дети, отдал заложников судьбе.

Фрэнсис Бэкон

   Посвящается Джеффу Айлсу, который был рядом с самого начала

1

   – Я же сказал: с ребенком ничего не случится!
   Этот мужчина только накануне вечером вошел в жизнь Маргарет Макдилл, но с тех пор контролировал каждую секунду ее существования. Назвался Джо, утверждая, что имя настоящее, хотя она сомневалась. На вид ему лет пятьдесят: темные волосы, бледная кожа, однодневная щетина и близко посаженные глаза. Смотреть в них Маргарет боялась: страшные омуты ненависти высасывали все силы и лишали воли.
   – Я вам не верю, – чуть слышно проговорила она.
   Омуты покрылись рябью, будто в глубине хищная рыба махнула хвостом.
   – Слушай, я хоть раз тебе врал?
   – Нет, но вы... всю ночь сидели без маски, и я запомнила ваше лицо. Теперь вы меня не отпустите.
   – Повторяю: с ребенком ничего не случится.
   – Вы убьете меня, а сына отпустите.
   – Хочешь сказать, я пристрелю тебя среди бела дня на стоянке перед долбаным "Макдоналдсом"?
   – У вас в кармане нож.
   – Господи... – с презрением вздохнул похититель.
   Маргарет стала разглядывать свои руки. На Джо смотреть не хотелось, на собственное отражение в зеркале заднего обзора – тем более. Хватит того, что дома видела: лицо сумасшедшей. Глаза больные, темный, расплывшийся по щеке синяк никаким макияжем не скроешь. За ночь сломались четыре любовно выращенных ногтя, от первой драки длинная царапина на предплечье... В котором часу произошла та драка? Вспомнить Маргарет не могла, как ни силилась. Чувство времени исчезло окончательно и бесповоротно, а мысли сбились в беспорядочный клубок.
   Пытаясь совладать с нервами, Маргарет повернулась к окну. "БМВ" притаился на стоянке торгового центра, метрах в пятидесяти от "Макдоналдса". Она не раз приезжала сюда в "Барнс энд Ноубл", в зоомагазин за редкими тропическими рыбками... Муж недавно купил в "Серкит-сити" широкоэкранный телевизор для клиники... Картинки из чужой жизни, далекой и непонятной, как яркая луна для одинокого путника. А Питер, сынок... Где он сейчас, одному Богу известно! Богу и мужчине со страшными глазами.
   – Делайте со мной что хотите, – сильно волнуясь, начала Маргарет, – только пощадите Питера. Меня можете убить, а сына отпустите. Ему всего десять...
   – Если не заткнешься, всерьез задумаюсь над твоим предложением, – пообещал Джо, завел машину, включил кондиционер на максимум, а потом, вскрыв пачку "Кэмела", закурил. Поток холодного воздуха разнес дым по салону. Заплаканные глаза жгло и щипало, Маргарет крутила головой, пытаясь увернуться от дыма, но ничего не получалось.
   – Где сейчас Питер? – прошептала она.
   Джо не ответил, глубоко затягиваясь.
   – Я спросила, где...
   – Разве тебе не велели молчать?
   На подлокотнике между сиденьями лежал пистолет. Пистолет мужа, его вчера отнял Джо, но Маргарет еще раньше поняла, что выстрелить не сможет. Нужно его схватить... А вдруг похититель окажется проворнее? Он ведь начеку... Худой, жилистый, но на удивление сильный. Это – второе открытие за вчерашний день. Бледное морщинистое лицо выражает что угодно, только не жалость и милосердие.
   – Его убили, правда? – услышала свой голос Маргарет. – Вы просто за нос меня водите. Питер мертв, и я тоже...
   – Боже мой! – процедил Джо и, быстро перевернув ладонь, взглянул на часы. На тыльной стороне запястья им самое место: пленнице совершенно ни к чему знать время.
   – Меня сейчас вырвет, – пролепетала несчастная.
   – Что, опять? – Взяв с приборной панели сотовый, мужчина почти не глядя набрал номер. – Хуже двадцати четырех часов в моей жизни не было, – дожидаясь ответа, бормотал он, – даже наша развеселая поездка не помогает!
   Маргарет вздрогнула.
   – Эй! – позвал невидимого собеседника Джо. – Вы на месте?.. Ладно, через минуту приступай!
   Резко выпрямившись, женщина стала заглядывать в стоящие рядом машины.
   – Да что же такое делается?! Питер! Питер!
   Схватив пистолет, похититель прижал холодное дуло к ее шее.
   – Мэгги, мы почти закончили. Неужели ты сейчас все испортишь? Помнишь, что я тебе говорил?
   Перепуганная мать зажмурилась и кивнула.
   – Не слышу!
   – Да, помню. – По напудренным щекам катились слезы.

* * *

   Недалеко от "БМВ" в старом зеленом пикапе, крепко зажмурившись, сидел Питер Макдилл. Такой интересный запах... Хороший и плохой одновременно: напоминает свежескошенную траву, прогорклое машинное масло и испорченную еду из фаст-фуда.
   – Все, можешь открыть глаза.
   Мальчик послушался. Первым, что он увидел, был "Макдоналдс" – лучшее успокоительное для ребенка, просидевшего целую ночь в темноте. Ресторан в самом сердце автостоянки. Питер с любопытством оглядывался по сторонам: "Барнс энд Ноубл", "Офис-депо", "Гейтвей-2000"... В "Гейтвее" он сотни раз бывал, это всего пара километров от дома! Питер посмотрел на стянутые широким скотчем запястья.
   – Снимите, пожалуйста, – не поднимая глаз, попросил он.
   На сидящего за рулем мужчину даже взглянуть страшно. До вчерашнего дня Питер ни разу не видел Хьюи, а за последние двадцать четыре часа не видел никого, кроме Хьюи. Новый знакомый сантиметров на двадцать выше папы, весит килограммов сто пятьдесят, одет в замасленную спецовку, на глазах массивные очки с толстыми линзами, точь-в-точь как у шпионов в старом кино! Хьюи здорово похож на парня, которого он однажды видел по кабельному каналу. В тот вечер Питер пробрался в домашний кинозал и посмотрел фильм, строго-настрого запрещенный родителями. Киношного громилу звали Карл; Карл был прикольным, только людей убивал, и мальчику казалось, что Хьюи примерно такой же.
   – Раньше "Макдоналдс" совсем иначе выглядел, большие золотистые арки доходили до самой крыши... – проговорил ужасный надзиратель, задумчиво глядя в окно. Хьюи повернулся к мальчику: в увеличенных толстыми линзами глазах мелькнуло что-то похожее на жалость. – Прости, что пришлось тебя связать. Но ты ведь не хотел сидеть смирно.
   По щекам Питера покатились слезы.
   – А где мама? Ты сказал, она сюда придет!
   – Так и есть! Наверное, уже приехала.
   Сквозь поднимающееся над раскаленным асфальтом марево мальчик стал разглядывать замершие вокруг "Макдоналдса" машины: нет ли среди них маминого "БМВ"?
   – Я ее не вижу!
   Великан полез в нагрудный карман, и Питер инстинктивно прижался к дверце.
   – Смотри, парень, – голос у Хьюи низкий, но какой-то детский, – я кое-что для тебя сделал!
   На гигантской ладони поместился деревянный поезд. Хьюи весь вечер строгал какую-то чурку, хотя что именно он мастерил, мальчик не знал. В контрасте с огромной волосатой ручищей миниатюрный поезд казался сувениром из дорогого салона. Не долго думая Хьюи сунул игрушку маленькому пленнику.
   – Я его ночью закончил. Люблю поезда... И сам однажды катался! Из Сент-Луиса домой, после того как ма умерла... Джои приехал на поезде, забрал меня, и обратно мы вернулись вдвоем. Я вместе с богатыми сидел! Билетов не было, но Джои не растерялся. Он умный. Сказал, так будет справедливо. Мол, я ничуть не хуже других, и все люди одинаковые. По-моему, очень дельная мысль.
   Питер смотрел на крошечный поезд. В кабине даже машинист сидел.
   – Строгать тоже хорошее дело, – неторопливо продолжал Хьюи. – Нервы успокаивает.
   – Где моя мама? – воскликнул мальчик и снова зажмурился.
   – Мне нравилось с тобой разговаривать. Ну пока ты не попробовал убежать. Я думал, ты мой друг...
   Питер закрыл лицо руками, но в щелку между ладонями подсматривал за Хьюи. Теперь, зная, где находится, он хотел выбраться из кабины.
   Порывшись в нагрудном кармане, Хьюи вытащил складной нож. Выскочило большое лезвие, и насмерть перепуганный мальчик в очередной раз прижался к дверце. Даже дышать страшно...
   – Что ты делаешь?
   Хьюи схватил мальчика за запястья и притянул его к себе. Р-раз – и страшное лезвие перерезало широкий скотч. Затем, вытянув по-обезьяньи длинную руку, великан открыл дверцу.
   – Мама тебя ждет. В детском уголке "Макдоналдса"...
   Не решаясь поверить собственным ушам, Питер вопросительно посмотрел на странного спутника.
   – Давай, парень, беги!
   Мальчик спрыгнул на асфальт и побежал к "Макдоналдсу".

* * *

   Джо открыл пассажирскую дверь "БМВ". Жирные темные волосы коснулись шеи несчастной женщины, и она вздрогнула. Сколько ужасных минут пришлось провести, глядя на седеющие виски этого изверга!
   – Твой мальчишка в детском уголке "Макдоналдса".
   Сердце Маргарет судорожно сжалось. Усталые голубые глаза смотрели то на открытую дверь, то на Джо, любовно поглаживающего обтянутый кожей руль.
   – Жаль расставаться с такой тачкой, – с неподдельным сожалением проговорил он. – К хорошему быстро привыкаешь.
   – Можете ее забрать.
   – Это в план не входит, а я всегда придерживаюсь плана, поэтому и сбоев не бывает.
   Маргарет бессильно смотрела, как Джо распахнул водительскую дверь, выбрался из машины, бросил ключи на сиденье и прогулочным шагом пошел прочь.
   Целую минуту женщина даже дышать боялась, словно раненый зверек, которого неожиданно выпустили на волю, а потом бросилась к "Макдоналдсу". Ноги не слушались, перед глазами все плыло. "Господь мой Пастырь; не страшусь; вовек отрады не лишусь..." – шептали посеревшие губы.
   Оглушительно заскрипели стертые тормозные колодки – Хьюи остановил зеленый пикап в нескольких шагах от кузена Джо. Караулившие под крытым входом в "Барнс энд Ноубл" старики испуганно обернулись. По внешности – сущие бомжи, которые под видом покупателей целыми днями торчат в книжном и, сидя на мягких диванах, читают утренние газеты. Джо Хики мысленно пожелал им удачи: от нищеты никто не застрахован.
   Не успел он залезть в кабину, как Хьюи вздохнул с облегчением, словно двухлетний ребенок, к которому вернулась мама.
   – Привет, Джои!
   – Двадцать три часа десять минут, – постучал по циферблату Хики. – Деньги у Шерил, никто не пострадал, а ФБР даже на горизонте не видно. Сынок, я гребаный гений, первый умник во вселенной!
   – Очень рад, что все позади, – простонал Хьюи, – в этот раз я сильно перепугался.
   Хики с улыбкой взъерошил нечесаную шевелюру двоюродного брата.
   – Ну все, Остолоп, можно целый год жить припеваючи!
   – Угу. – На гигантском каучуковом лице заиграла улыбка. Хьюи завел мотор, аккуратно развернул пикап и влился в поток выезжающих со стоянки машин.

* * *

   Словно статуя посреди бури, Питер Макдилл стоял в детском уголке "Макдоналдса". Вокруг резвились малыши, скинув обувь, скакали на батуте дети постарше. От смеха и оглушительных криков закладывало уши. Украдкой утирая слезы, мальчик искал маму. Побелевшие пальцы сжимали деревянный поезд, который вырезал Хьюи.
   Стеклянная дверь открылась, и вошла седая женщина с безумно блестящими глазами. Очень похожа на маму, но какая-то не такая... Странная... Лицо осунувшееся, одежда рваная. Двух маленьких от двери оттолкнула – мама бы так никогда не сделала! Бешеный взгляд метался от ребенка к ребенку, скользнул по Питеру, понесся прочь, затем вернулся.
   – Мама? – неуверенно позвал мальчик.
   Бледное лицо, похожее на страшную маску...
   Женщина бросилась к Питеру, прижала к себе, а потом подняла на руки. Такого мама уже давным-давно не делала!.. Из ее груди вырвался чудовищный звериный вой, и дети вокруг испуганно притихли.
   – Боже милостивый! – рыдала Маргарет. – Сынок... Мальчик мой, маленький мой...
   Питер чувствовал, как по щекам катятся горючие слезы. Деревянный поезд упал на бетонные плиты пола. Его тут же схватил какой-то малыш, улыбнулся и убежал.

2
Год спустя

   Развернув "форд-экспедишн", Уилл Дженнингс обогнал неповоротливую автоцистерну и встал в правый ряд. До взлетного поля оставался всего километр, и поднимающиеся над деревьями самолеты притягивали его как магнит. С последнего полета прошло чуть больше месяца, Уилл страшно скучал по небу.
   – Следи за дорогой! – велела сидевшая рядом жена.
   Тридцатидевятилетняя Карен Дженнингс, всего на год моложе супруга, в некоторых отношениях была намного опытнее.
   – Папа на самолеты смотрит! – заявила Эбби, сидящая в детском кресле сзади. Девочке исполнилось всего пять, но она решительно вмешивалась в разговоры взрослых. Глянув в зеркало заднего обзора, Уилл подмигнул дочке. Внешне – вылитая мать: рыжеватые кудри, выразительные зеленые глаза, бледная кожа с золотистой россыпью веснушек. Перехватив взгляд отца, Эбби показала на мамин затылок.
   – Жаль, что мои девочки не могут поехать с папой, – проговорил Дженнингс, положив руку на колени жены. При Эбби он часто называл себя "папой", а Карен – "мамой", как когда-то делал его собственный отец. – Сядем в самолет и на три дня обо всем позабудем.
   – Мамочка, пожалуйста, – взмолилась девочка, – давай полетим с папой!
   – Мы не взяли вещи, – недовольно напомнила Карен.
   – На побережье одену обеих с головы до ног.
   – Да-а-а-а! – закричала Эбби. – Смотри, аэропорт!
   Вдали показалась белая диспетчерская вышка.
   – У нас нет инсулина. – Карен так быстро с толку не собьешь.
   – Папа выпишет мне лицепт.
   – Рецепт, милая, – поправил Уилл.
   – Она знает, как говорить, просто дурачится.
   – Хочу на пляж!
   – Ну вот, началось! – сквозь зубы пробормотала Карен. – Милая, у папы не будет времени ходить с нами на пляж. Пока он не прочитает свой доклад другим докторам, будет жутко нервничать. Потом они сядут вспоминать студенческие годы, а под занавес наш папа вывихнет все суставы, играя в гольф три дня подряд.
   – Полетишь со мной – устроим облаву на антикварные лавочки Оушен-Спрингз: вдруг неизвестный Уолтер Андерсон подвернется?
   – Не-е-ет, – жалобно протянула Эбби. Девочка ненавидела родительские "походы за искусством", которые чаще всего оборачивались многочасовым блужданием по окраинам провинциальных городов и бесконечным сидением в машине. – И ты, мамочка, не будешь играть в гольф! Лучше меня поведешь на пляж!
   – Да, мамочка! – вторил дочке доктор.
   Карен смерила мужа взглядом. Полные гнева, ее глаза мерцали, как зеленые маяки: не нарывайся!
   – Видишь ли, еще два года назад я согласилась стать председателем оргкомитета цветочной выставки. Неизвестно, кто придумал устроить ее в честь шестидесятилетия Женского клуба, но формально ответственность несу я. Ожидается более четырехсот участников, а мне, как обычно, придется готовить все в последний момент.
   – По-моему, ты еще позавчера обо всем договорилась, – напомнил Уилл. Настаивать на своем практически бесполезно, но попробовать можно. Последние шесть месяцев они с женой не слишком ладили, а ее отказ лететь на конференцию вообще казался недобрым знаком. – Когда начинается этот цирк? В понедельник? Ты же изведешь себя: представь, четыре адские ночи самокопания! Не разумнее ли на время забыть о делах и расслабиться?
   – Я так не могу, – безапелляционным тоном проговорила Карен. – И хватит!
   Тяжело вздохнув, Уилл стал смотреть, как слева над деревьями набирает высоту "Боинг-727".
   Наклонившись вперед, Карен включила CD-плейер, "форд" тут же затрясся в такт шлягеру Бритни Спирс, а Эбби начала подпевать.
   – Ну если есть желание, можешь взять с собой дочь, – будто нехотя уступила Карен.
   – Мам, что ты сказала?
   – Ты прекрасно знаешь: это невозможно! – раздраженно воскликнул доктор.
   – Думаешь, не получится одновременно присматривать за малышкой и резвиться на поле для гольфа с дружками?
   Уилл почувствовал, как грудь сдавила знакомая в последнее время тяжесть.
   – Карен, это же только раз в год. Пойми: конференция носит политический характер, а я делаю основной доклад. Раз решил создать новый препарат, придется тесно общаться с представителями "Кляйн-Адамс", а поэтому...
   – Можешь не объяснять, – хмыкнула супруга, – просто раз дорожишь своими обязательствами, научись уважать мои и не заставляй их нарушать.
   Развернувшись, Уилл въехал в общую зону. Выстроившись аккуратными рядами, одно– и двухмоторные самолеты ждали на площадке перед ангаром: словно катера к причалу, их привязывали к утопленным в бетон кольцам, специальные подпорки фиксировали колеса. Стоило взглянуть на этих красавцев, и настроение стремительно шло на поправку.
   – Ты сам советовал стать более открытой и общительной, – звенящим от напряжения голосом напомнила Карен.
   – А вот я, когда вырасту, в Женский клуб вступать не буду! – заявила со своего сиденья Эбби. – Хочу стать пилотом.
   – Разве не врачом? – уточнил Уилл.
   – Летающим врачом!
   – Летающий врач куда интереснее домохозяйки, – чуть слышно отметила Карен.
   Взяв жену за руку, Уилл затормозил у своего "бичкрафт-барона":
   – Милая, ей всего пять. Когда-нибудь Эбби поймет, какую жертву ты принесла.
   – Ей почти шесть, и иногда я сама ничего не понимаю...
   Аккуратно сжав теплую ладонь, Уилл понимающе взглянул на Карен, затем вышел из машины, отстегнул ремни детского сиденья и поставил Эбби на бетонную площадку.
   Десятилетний "барон" – само совершенство, неудивительно, что Уилл влюбился в него с первого взгляда и тотчас же купил. Два двигателя "континенталь", суперсовременная авиационная радиоэлектроника – Дженнингс не жалел ни времени, ни средств, чтобы сделать его максимально быстрым и безопасным, не хуже, чем "Гольфстрим-IV" какого-нибудь мультимиллиардера. Корпус белый с синими полосками, а на хвосте номер – Н-2УД. "УД" – дань собственному тщеславию, но Эбби страшно нравилось, когда диспетчеры объявляли по радио: "Ноябрь-два-Уганда-Джулиет". Летая вместе с отцом, девочка умоляла переименовать самолет в "Элиза-Джулиет".
   Эбби побежала к "барону", а Уилл достал из багажника портплед и чемоданчик с образцами. Во время обеденного перерыва он уже приезжал в аэропорт, проверил стального любимца до последнего винтика и загрузил клюшки для гольфа. Когда муж отвернулся, чтобы выставить на бетонную площадку кейс с ноутбуком, Карен, подняв портплед и чемоданчик, понесла их в самолет. Кабина "барона" рассчитана на четверых, так что места более чем достаточно.
   – Руки сегодня не болят? – как бы между прочим поинтересовалась она.
   – Нет, – захлопывая дверь кабины, соврал Дженнингс. Руки не просто болели – их будто огнем жгло. При обычных обстоятельствах Уилл отменил бы полет и поехал на машине, однако сейчас слишком поздно, к Мексиканскому заливу иначе чем по воздуху не успеть.
   Заглянув ему в глаза, Карен собралась что-то сказать, но потом передумала. Пока муж проводил предполетный осмотр, она помогла Эбби отвязать фиксировавший крыло трос. Удостоверившись, что все в порядке, Уилл повернулся посмотреть, что делает дочка. Лицо у Эбби мамино, а вот сложена крепко, в отца. Девочка обожала проводить время на аэродроме и помогать папе.
   – Сколько лететь до побережья? – спросила Карен, встав рядом с мужем у левого крыла. – Минут пятьдесят?
   – Ну если гнать, до аэропорта минут сорок. – Доклад Уилла в отеле-казино "Бориваж Билокси", запланированный на семь вечера, должен был открыть ежегодную конференцию Медицинской ассоциации Миссисипи. – Я решил немного сократить выступление, – признался Уилл, – совершенно незачем так подробно останавливаться на аневризме. Сразу после презентации позвоню. – Он показал на пристегнутый к поясу пейджер. – Пока буду в небе, пользуйся "Скайтелом" – новый оператор, покрытие практически стопроцентное.
   – Как скажете, мистер Хайтек, – поддела Карен, давая понять: игрушки больших мальчиков ее не интересуют. – Так значит, я набираю сообщение и отсылаю как обычное почтовое?
   – Да, правильно, у "Скайтела" отдельный сайт. Не захочешь разбираться – просто позвони в диспетчерскую, и они передадут сообщение.
   – Пап, ну пап, – канючила Эбби, дергая отца за рукав, – после взлета помахаешь мне крылышками?
   – Нужно говорить "помашешь"! Конечно, милая, специально для тебя! Так, девочки... кого целовать первой?
   – Меня! Меня! – закричала дочка, но едва отец наклонился, отстранилась и что-то зашептала ему на ухо. Уилл кивнул и подошел к Карен.
   – Она говорит: "Сегодня первый поцелуй нужен маме".
   – Вот бы папа был таким же чутким, как дочка!
   – Спасибо, что помогла с видеороликом, – поблагодарил Дженнингс, нежно обнимая жену. – Если бы не ты, меня бы на смех подняли!
   – По-моему, тебя ни разу в жизни на смех не поднимали. – Голос Карен потеплел. – Как твои руки? Уилл, я серьезно!
   – Не особо слушаются, – признался Уилл, – но терпеть можно.
   – Ты пьешь лекарства?
   – Метотрексат.
   – И только? – недоверчиво переспросила жена. Метотрексат чаще всего используют при лечении злокачественных опухолей, однако в небольших дозах он помогает и при артрите, как раз в такой форме, как у Уилла.
   – Ну, сегодня еще четыре ибупрофена выпил. И все, клянусь. Не волнуйся за меня. – Уилл прижал ее к себе. – Как приедешь, не забудь включить сигнализацию.
   Карен покачала головой: на языке жестов это одновременно выражало тревогу и раздражение, а в одном из производных значений – любовь.
   – Я никогда не забываю. Эбби, давай прощайся, папа опаздывает.
   Девочка обняла отца, и тот, расчувствовавшись, поднял ее на руки. Позвоночник отозвался резкой болью, но Уилл вымучил улыбку.
   – В воскресенье вечером вернусь, – обещал он, целуя дочку в лоб. – Позаботься о маме и не капризничай с уколами.
   – Ты их лучше делаешь! Совсем не больно.
   – Что за ерунда. Знаешь, сколько уколов мама в жизни сделала? Гораздо больше, чем я!
   С трудом сдерживая стон, Уилл опустил девочку на землю и подтолкнул к матери. Эбби пятилась, не сводя глаз с отца, пока Карен не притянула ее к себе.
   – Ой! – воскликнула жена. – Чуть не забыла: "Майкрософт" снова начинает дробить акции. Когда уходила, они на двадцать пунктов поднялись.
   – Забудь про "Майкрософт"! – улыбнулся супруг. – Сегодня начинается эра рестораза. – Ресторазом назвали новый препарат, в разработке которого участвовал Уилл. Ему и посвящалась предстоящая презентация. – Через тридцать дней мы обеспечим Эбби Гарвард, а ты сможешь одеваться от-кутюр.
   – Вообще-то я мечтала отправить ее в Браун, – нехотя рассмеялась Карен.
   Шутка про школы родилась в те далекие дни, когда у Дженнингсов было так туго с деньгами, что поход за гамбургерами в "Уэндис" считался событием. Теперь элитные школы стали доступны, а Гарвард с Брауном навевали ностальгию по временам, которые в каком-то отношении были даже счастливее.
   – Ладно, давайте, до воскресенья! – Уилл забрался в кабину, завел двигатели и сверил ветровой режим со сводкой службы информирования. Связавшись с диспетчерской вышкой, он помахал в плексигласовое окно и повел самолет к взлетной полосе.
   – Милая, нам пора! – Подняв на руки упирающуюся Эбби, Карен пробиралась к "форду". – На улице жарко, а папу мы и из машины увидим...
   – Но я хочу, чтобы он видел меня!
   – Ну ладно! – уступила Карен.
   Получив разрешение на взлет, Дженнингс отпустил тормоза и с ревом поднялся над прогретой солнцем взлетной полосой. "Барон" рвался в небо, будто освобожденный от пут сокол. Вместо того чтобы взять курс на юг, Уилл сделал разворот на посадку, таким образом оказавшись над черным "фордом-экспедишн". У машины стояли Карен и Эбби.
   Поднявшись на сто восемьдесят метров, Уилл качнул крыльями, словно военный пилот, подающий сигнал войскам союзников.
   – Смотри, мама, смотри, он крыльями машет! – радовалась стоящая на бетонной площадке малышка.
   – Милая, прости, что в этот раз нам не удалось полететь с ним, – вздохнула Карен, сжимая плечики дочери.
   – Ладно... – протянула девочка и взяла маму за руки. – Знаешь что?
   – Что, дорогая?
   – Мне тоже нравится составлять букеты!
   Женщина улыбнулась, усадила дочку на сиденье и порывисто обняла.
   – Да мы с тобой одной левой Гран-при выиграем!
   – Конечно! – с жаром согласилась Эбби.
   Карен села за руль, повернула ключ зажигания и, развернувшись, погнала "форд" мимо выстроившихся в ряд самолетов.

* * *

   В двадцати пяти километрах к северу от аэропорта по узкому пригородному шоссе громыхал старый зеленый пикап с садовым трактором и двумя кусторезами в кузове. Пикап сбавил скорость, а у подножия лесистого холма притормозил рядом с почтовым ящиком из кованого железа. Тяжелую крышку украшала модель биплана эпохи Первой мировой, а чуть ниже надпись золотыми буквами: "Дженнингсы, Крукед-Майл-роуд, № 100". Затем пикап повернул налево и, громко дребезжа, пополз вверх по подъездной аллее.
   На гребне холма, на почтительном отдалении от склона, стоял дом в викторианском стиле. Великолепного синего цвета с кремовыми наличниками и витражными окнами, он чуть ли не по-хозяйски оглядывал бескрайние лужайки.
   Подъездная аллея оборвалась, но пикап проехал еще метров пятьдесят по пестрой жесткой траве до изящного кукольного домика. Точная копия настоящего, он стоял в тени высоких сосен и дубов, обозначавших конец безупречно аккуратного газона. Там пикап и остановился. Двигатель заглох, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь птичьим щебетом и мерным тиканьем работающего вхолостую мотора.
   Водительская дверь распахнулась, и из кабины вылез Хьюи Коттон в промасленной коричневой спецовке, массивных очках и с искренним восхищением посмотрел на кукольный домик.