Азимов Айзек. Немезида (пер. Ю.Соколов)

   – Меньшим? – удивилась Марлена. – Ведь компьютер говорит, что Немезида намного меньше Солнца.
   – Это так, но к Немезиде Ротор подошел гораздо ближе, чем в свое время к Солнцу. Поэтому Немезида нам и кажется больше.
   – От нас до Немезиды четыре миллиона километров, да?
   – А до Солнца – целых сто пятьдесят миллионов. Если бы Ротор находился на таком же расстоянии от Немезиды, мы бы получали всего процент того света и тепла, что получаем здесь. Но если бы мы приблизились к Солнцу так же, как к Немезиде, то превратились бы в пар. Солнце больше, ярче и горячее, чем Немезида.
   Марлена не взглянула на Генарра – должно быть, ограничилась интонациями его голоса.
   – Судя по вашим словам, дядя Сивер, вам бы хотелось оказаться опять возле Солнца?
   – Я там родился и порой тоскую по дому.
   – Но если Солнце такое яркое и горячее, то оно, наверное, опасно?
   – Мы не смотрели на него. Между прочим, и на Немезиду не следует смотреть долго. Отвернись-ка лучше, дорогуша.
   Однако сам Генарр украдкой взглянул в сторону Немезиды. Красный громадный диск ее висел на западе… четыре угловых градуса, в восемь раз больше, чем Солнце, если смотреть с прежней орбиты Ротора. Этакий тусклый круг света – но Генарр знал, что изредка он вспыхивал и тогда на ровной поверхности появлялось раскаленное пятно, на которое больно было смотреть. Менее яркие пятна появлялись чаще, но их было труднее заметить.
   Он что-то приказал самолету, и тот немедленно повернул так, чтобы Немезида была сбоку и люди не могли смотреть на нее в упор.
   Марлена задумчиво посмотрела на Немезиду, потом вновь стала рассматривать просторы Эритро, проплывавшие внизу.
   – А знаете, постепенно привыкаешь к этому цвету, и он уже не кажется таким кроваво-красным, – сказала она.
   Генарр и сам это заметил. Глаза его начали улавливать оттенки и тени, мир внизу становился не таким одноцветным. Реки и небольшие озера были темнее суши. Небо казалось черным: атмосфера Эритро почти не рассеивала свет Немезиды.
   Самой унылой особенностью ландшафта Эритро была его нагота и пустынность. На крохотном Роторе зеленели и желтели поля, пестрели фруктовые сады, галдели птицы – все было полно цветов и звуков.
   Здесь же царило безжизненное молчание.
   Марлена нахмурилась.
   – А на Эритро есть жизнь, дядя Сивер?
   Генарр не понял, утверждает ли Марлена, задает вопрос или читает его мысли.
   – Конечно, – отозвался он. – Жизнь здесь повсюду. И не только в воде. Некоторые прокариоты обитают в водяной пленке, которая покрывает частицы почвы.
   Вскоре на горизонте показался край моря – сначала черная линия, потом полоска, – воздушный кораблик приближался к нему.
   Генарр искоса наблюдал за Марленой. Конечно, она читала об океанах Земли и видела их по головизору, но к этому зрелищу все равно невозможно подготовиться. Генарр однажды (однажды!) посетил Землю как турист и видел океан. Но ему не приходилось бывать в открытом море, и теперь он не был уверен в себе.
   И вот берег откатился назад, суша превратилась в тонкую линию и наконец исчезла. Генарр смотрел вниз, ощущая в желудке комок. Ему вспомнились слова из древней эпической поэмы: «Море цвета темного вина» Внизу катились валы, цветом напоминавшие красное вино, то тут, то там розовели пенные гребни.
   В бескрайнем водном просторе внизу не было ничего, на чем мог бы остановиться взгляд. Суша исчезла. Кануло неизвестно куда и ощущение направления. Конечно, Генарр знал, что стоит лишь приказать, и самолет немедленно повернет обратно. Бортовой компьютер следил за скоростью и направлением, определял положение самолета и прекрасно знал, где находится суша и далекий уже Купол.
   Они вошли в плотное облако, и океан внизу почернел. Повинуясь приказу, самолет поднялся выше. Путешественники вновь увидели Немезиду, но океана больше не было. Внизу клубились розовые облака, клочья тумана пролетали мимо иллюминатора.
   А потом облака поредели, и в разрывах вновь показалось «море цвета темного вина».
   Марлена смотрела во все глаза, приоткрыв рот и едва дыша.
   – Неужели все это вода, дядя Сивер? – прошептала она.
   – На тысячи километров во все стороны и на десять километров в глубину – кое-где.
   – Значит, если туда упадешь – утонешь?
   – Не думай об этом. Этот самолет не может упасть в океан.
   – Я знаю, – деловито сказала Марлена.
   Покажу-ка я ей еще кое-что, подумал Генарр.
   Марлена нарушила ход его мыслей.
   – А вы опять стали нервничать, дядя Сивер.
   Генарр удивился, как быстро он успел привыкнуть к таким замечаниям.
   – Ты еще не видела Мегас, – сказал он, – и я думаю, не показать ли тебе его, Ты знаешь, что Эритро обращена к Мегасу одной стороной, а Купол построили на противоположной, где Мегас никогда не виден. Если мы полетим в эту сторону, то скоро начнется цисмеганское полушарие и мы увидим, как он встает над горизонтом.
   – Мне бы хотелось посмотреть.
   – Хорошо, посмотрим, только знай – Мегас огромен, в два раза больше Немезиды, и кажется, что он рушится на тебя. Некоторые не в силах вынести этого зрелища. Но он не упадет, конечно. Не сможет. Постарайся это запомнить.
   И они полетели дальше, но уже на большей высоте и намного быстрее. Внизу дыбились те же океанские волны, кое-где по ним бежали тени облаков.
   Наконец Генарр произнес:
   – Посмотри вперед, чуть вправо – видишь? – вон Мегас выглядывает из-за горизонта. Сейчас подлетим поближе.
   Сперва было видно просто яркое пятнышко, постепенно оно превратилось в огромный пылающий полукруг, встававший из-за моря. Мегас оказался гораздо ярче Немезиды, оставшейся позади и уже заметно опустившейся к горизонту.
   Когда Мегас поднялся повыше, стало заметно, что ярко освещено чуть больше половины его диска.
   – Вот это и называется «фазой», дядя Сивер? – поинтересовалась Марлена.
   – Совершенно верно. Эту часть Мегаса освещает Немезида, По мере движения Эритро вокруг Мегаса Немезида приближается к нему, и мы видим освещенной все меньшую и меньшую часть планеты. Потом, когда Немезида проходит над или под Мегасом, мы уже видим тонкую полоску света на краю Мегаса – освещенного полушария нам просто не видно, Иногда Немезида проходит за Мегасом. В этом случае она вообще исчезает из поля зрения и на небе становятся видны сразу все звезды, и не только самые яркие, которые заметны и при Немезиде. Во время затмения виден огромный темный диск, вокруг которого нет ни одной звезды, – это Мегас. Когда Немезида появляется с другой стороны, мы снова можем видеть узкую полоску света.
   – Удивительно, – проговорила Марлена, – Просто целое представление в небе. Взгляните на Мегас – какие полосы. Они движутся!
   Полосы пересекали освещенную поверхность диска – бурые, красновато-коричневые, местами оранжевые – и медленно шевелились.
   – Это бури, – объяснил Генарр. – Там жуткие ветры. Если приглядеться внимательнее, можно заметить, как появляются пятна, как они растут, ползут по диску, тускнеют и исчезают.
   – Как в головизоре, – подхватила Марлена. – Неужели никто не наблюдает это постоянно?
   – Астрономы наблюдают. С помощью компьютеров, расположенных в этом полушарии. Я тоже наблюдал – из нашей обсерватории. Знаешь, в Солнечной системе есть похожая планета. Ее зовут Юпитер. Она даже больше Мегаса.
   Наконец гигантская планета заметно поднялась над горизонтом. Она была похожа на воздушный шар, приспущенный с одного бока.
   – Как красиво! – воскликнула Марлена. – Вот построили бы Купол в этом полушарии, тогда каждый мог бы любоваться этим зрелищем.
   – Ты ошибаешься, Марлена. Это не так. Люди не любят Мегас. Я уже говорил тебе: некоторым начинает казаться, что Мегас рушится на них, они боятся его.
   – Такие дурацкие мысли могут прийти в голову немногим, – раздраженно сказала Марлена.
   – Верно, немногим, но дурацкие мысли заразительны: страхи распространяются, и тот, кто не испугался бы, впадает в панику, потому что испугался сосед. Ты никогда не замечала такого?
   – Замечала, – печально отозвалась она, – если одному мальчику какая-то дуреха кажется хорошенькой, то и другим это начинает казаться. И они начинают соперничать… – Она смущенно умолкла.
   – Вот чтобы избежать такой цепной реакции, мы и выстроили Купол в другом полушарии, Ну а другая причина – ведь Мегас всегда на небе, и проводить астрономические наблюдения в этом полушарии затруднительно. Но я думаю, пора домой. Ты знаешь свою маму. Она, наверное, уже в панике.
   – Надо связаться с ней и сказать, что все в порядке,
   – Нет необходимости. Самолет постоянно посылает сигналы. Так что она в курсе, что с нами все в порядке… физически. А беспокоит ее вот что… – Он многозначительно постучал себя по виску.
   Марлена осела в кресле, и лицо ее выразило крайнее неудовольствие.
   – Какая мука! Знаю, каждый скажет: «Ведь она любит тебя», но это такая докука. Почему она не может поверить мне, что все будет в порядке?
   – Ведь она любит тебя, – ответил Генарр, как только закончил инструктировать самолет относительно обратного пути. – Не меньше, чем ты любишь Эритро.
   Лицо Марлены просветлело.
   – Действительно, люблю.
   – Да-да, это видно по тому, как ты относишься к этому миру.
   А вот как отнесется к этому Эугения Инсигна? – подумал Генарр.

51

   Она отнеслась к этому плохо. Она пришла в ярость.
   – Что это вообще такое: «она любит Эритро»? Как можно любить безжизненный мир? Это ты забил ей голову таким вздором! Зачем тебе нужно, чтобы она любила Эритро?
   – Эугения, будь умницей. Неужели ты считаешь, что Марлене чем-то можно забить голову? Разве ты сама не пыталась отговаривать ее?
   – Ну так что же случилось?
   – Видишь ли, в полете я все время старался показать ей такое, что должно было отпугнуть ее, заставить почувствовать неприязнь к Эритро. По собственному опыту я знаю, что выросшие в своем тесном мирке роториане ненавидят бесконечные просторы Эритро. Им не нравится этот свет, им не нравится кроваво-красная вода океана. Им не нравятся мрачные облака, но более всего они страшатся Мегаса. И все прочее только угнетает и волнует их. Все это я показал Марлене. Мы летели над океаном… далеко – так далеко, что увидели, как Мегас встает над горизонтом,
   – Ну и?..
   – Ее ничто не испугало. Она сказала, что привыкла к красному свету и он перестал казаться ей ужасным. Океан не внушил ей страха, а Мегас даже заинтересовал.
   – Не могу поверить.
   – Придется. Я не лгу.
   Инсигна погрузилась в раздумье, потом нерешительно проговорила:
   – Что если она уже заразилась?..
   – Лихоманкой? Сразу по возвращении я отправил ее на повторное сканирование. Окончательный результат еще не готов, но предварительные данные свидетельствуют, что изменений нет. При лихоманке, даже легкой, рассудок немедленно испытывает заметные и весьма конкретные изменения. Так что Марлена здорова. Однако мне только что пришла в голову интересная мысль. Мы знаем, насколько впечатлительна Марлена, как умеет она замечать всякие подробности. Чувства людей словно перетекают к ней. А обратного ты не замечала? Чтобы ощущения переходили от нее к людям?
   – Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
   – Она видит, когда я чувствую неуверенность или беспокойство, как бы ни пытался я скрыть это. Знает, когда я спокоен и ничего не опасаюсь. А может быть, она сама вызывает во мне неуверенность и легкую тревогу – или же наоборот – приводит в безмятежное настроение? Ее собственные чувства другим не передаются?
   Инсигна не отводила от него глаз.
   – Это просто безумная мысль, – недоверчиво ответила она.
   – Возможно. Но ты не замечала такого у Марлены? Подумай.
   – И думать нечего – никогда я не замечала ничего подобного.
   – Значит – нет, – пробормотал Генарр. – Скорее всего, так. Впрочем… Она очень хочет, чтобы ты поменьше о ней беспокоилась, но не может этого сделать. Кстати, тебе не кажется, что на Эритро восприимчивость Марлены усилилась? А?
   – Да, пожалуй.
   – И не только. Здесь твоя дочь научилась предвидеть. Она знает, что обладает иммунитетом к лихоманке. Она уверена, что на Эритро ничто не причинит е вреда. Она смотрела на океан и знала, что самолет не упадет и не утонет. А на Роторе ты ничего не замечала? Разве не была она там неуверенной и робкой, как обычный подросток?
   – Да. Конечно.
   – А здесь она стала другой. Полностью уверенной в себе. Почему?
   – Я не знаю,
   – Не влияет ли на нее Эритро? Нет-нет, я имею в виду не лихоманку. Нет ли здесь какого-либо иного эффекта? Совершенно иного? Я скажу тебе, почему спрашиваю об этом. Я сам ощутил его.
   – Ощутил… что?
   – Какое-то доброе чувство к Эритро. Собственно, эта пустыня никогда меня не пугала. Не хочу сказать, что прежде планета меня отталкивала, что на Эритро мне было неуютно, но любить я ее никогда не любил, А во время нашего путешествия вдруг почувствовал симпатию к планете, чего ни разу не чувствовал за все десять лет пребывания здесь. И я подумал: а что если восхищение Марлены так заразительно, что если она каким-то образом передает мне свое состояние? Или в ее присутствии я так же, как она, ощущаю воздействие Эритро?
   – Знаешь что, Сивер, – язвительно сказала Инсигна, – по-моему, тебе тоже следует пройти сканирование.
   Тот удивленно поднял брови.
   – А ты думаешь, что я не прохожу его? Мы здесь проверяемся периодически. Изменений нет, кроме тех, что вызваны старением.
   – А ты проверялся после вашего воздушного путешествия?
   – Еще бы. Сразу же. Я не дурак. Окончательные результаты еще не готовы, но, на первый взгляд, изменений нет,
   – И что ты собираешься делать дальше?
   – Следующий логический шаг: мы с Марленой выйдем из Купола на поверхность Эритро.
   – Нет.
   – Со всеми предосторожностями. Я там бывал.
   – Иди, если хочешь, – упрямо сказала Инсигна, – но без Марлены. Я ее не пущу.
   Генарр вздохнул. Он повернулся вместе с креслом к окну и стал вглядываться в красную даль; затем снова посмотрел на Инсигну.
   – Там, за стеной, огромный девственный мир, – заговорил он, – ничей мир – у него нет хозяев, кроме нас. Мы можем заселить его и освоить, помня уроки, полученные от собственного неумелого хозяйничанья на родной планете. Мы сделаем его добрым, чистым, достойным. А к здешнему красному свету привыкнем. Мы заполним его земными растениями и животными. Пусть процветают здесь суша и море, пусть качнется новый виток эволюции.
   – А лихоманка? Как же она?
   – Справимся с ней, и Эритро станет родной для нас.
   – Что же, если не принимать во внимание тяготение, жару и некоторые химические составляющие в атмосфере, то и Мегас можно сделать своим домом…
   – Эугения, согласись, что с болезнью справиться проще, чем с жарой, гравитацией и химическим составом атмосферы.
   – Но ведь лихоманка по-своему смертельна.
   – Эугения, я уже говорил тебе, что мы дорожим Марленой, как никем.
   – И я ею дорожу.
   – Потому что она тебе дочь. А нам она дорога потому, что может сделать то, на что способна только она.
   – И что же она будет для вас делать? Читать ваши телодвижения? Фокусы показывать?
   – Она убеждена, что обладает иммунитетом к лихоманке. Если это так, то она может научить нас…
   – А если не так? Это же просто детская фантазия, ты сам знаешь. Почему ты пытаешься ухватиться за соломинку?
   – Вот он вокруг, этот мир, и он мне нужен.
   – Ну знаешь, ты прямо как Питт. И ради этого мира ты готов рисковать моей дочерью?
   – В истории человечества, случалось, шли на куда больший риск ради менее важной цели.
   – Тем хуже для истории. В любом случае решать мне: она моя дочь!
   Глубоко опечаленный Генарр негромко сказал: – Эугения, я люблю тебя, и один раз уже потерял тебя. И вдруг вновь этот сон, мечта – еще одна возможность добиться тебя. Но я боюсь, что опять потеряю тебя – уже навсегда. Видишь ли, я обязан сказать: решать не тебе, И не мне. Все решит сама Марлена. А что она решит, то и сделает, И потому, что, быть может, она способна подарить человечеству целый мир, я намереваюсь помогать ей во всем – как бы ты ни возражала. Прошу тебя, примирись с этим, Эугения.

Глава двадцать четвертая
Детектор

52

   Крайл Фишер пораженно разглядывал «Сверхсветовой», который видел впервые. Рядом стояла Тесса Уэндел и улыбалась. Ее лицо выражало законную родительскую гордость.
   Корабль был спрятан в огромной пещере за тройным ограждением. Кое-где работали люди, но в основном здесь трудились механизмы – компьютеризованные негуманоидные роботы.
   В свое время Фишеру довелось повидать множество космических кораблей – самые разнообразные модели широкого назначения, – но столь нелепого сооружения ему видеть не доводилось.
   О том, что это космический корабль, не зная заранее, догадаться было невозможно. Что же сказать? С одной стороны, не стоит сердить попусту Тессу; стоя рядом, она ждала его заключения – естественно, похвалы, – но с другой…
   И он негромко произнес:
   – А в нем есть какое-то странное изящество… что-то от осы.
   При словах «странное изящество» Тесса улыбнулась, и Фишер понял, что угадал слово. Но она вдруг спросила:
   – Крайл, а что такое «оса»?
   – Это насекомое, – пояснил Крайл. – Ах да, ведь у вас на Аделии нет насекомых…
   – Есть, – возразила Уэндел, – только не в таком изобилии…
   – Значит, у вас нет ос. Это такие кусачие насекомые, похожие на него… – Он показал на «Сверхсветовой». – У них тоже большая передняя часть, такая же задняя и между ними тонкая перемычка.
   – В самом деле? – Уэндел с новым интересом поглядела на «Сверхсветовой». – Найди-ка мне изображение осы. Насекомое может навести меня на какие-то идеи в отношении корабля – или корабль поможет разобраться в природе ос.
   – Откуда же ты взяла эту форму, – спросил Фишер, – если никогда не видела осы?
   – Пришлось подобрать геометрию, наилучшим образом обеспечивающую движение корабля как единого целого. Цилиндрическое гиперполе от корабля устремляется в бесконечность, и этого нельзя избежать. Но с другой стороны, мы не можем исходить исключительно из этого факта. А потому эти выпуклые части изолируют его. Поле находится в корпусе, его создает и удерживает сильное переменное электромагнитное поле… Тебе не интересно?
   – Не очень, – грустно улыбнулся Фишер. – Я уже достаточно обо всем наслышан. Но раз мне позволили, наконец, увидеть корабль…
   – Не обижайся, – попросила Уэндел, обнимая его за плечи. – Приходилось ограничиваться теми, кто не мог не знать. Иногда, по-моему, я сама им мешала. А они небось судачили о подозрительной поселенке, которая любит повсюду совать длинный нос… Да если бы не я изобрела корабль, они бы выставили меня отсюда. Теперь требования секретности ослабли, и мне удалось тебя сюда привести. В конце концов тебе придется лететь, и я хотела, чтобы ты мог восхититься кораблем… – Она запнулась и нерешительно добавила: – И мной.
   Фишер искоса посмотрел на нее.
   – Знаешь, Тесса, чтобы восхищаться тобой, мне не нужно было приходить. – И он положил ей руку на плечо.
   – Крайл, я старею, – пожаловалась Тесса, – и ничего тут не поделаешь. Как ни странно, ты устраиваешь меня. Мы пробыли вместе семь лет, пошел уже восьмой, а мне и в голову не приходит, как прежде, интересоваться другими мужчинами.
   – Это не повод для печали, – сказал Фишер. – Должно быть, ты просто слишком занята и устала. Но теперь корабль готов, и ты можешь снова взяться за охоту.
   – Увы, нет желания. Нет, и все тут. Ну а как твои дела? Я все-таки иногда пренебрегаю тобой.
   – Все в порядке. Я знаю: ты забываешь обо мне ради корабля, но это меня не беспокоит. Мне так же, как тебе, хочется полететь на нем, и я опасаюсь лишь, что, когда ты достроишь его, мы с тобой окажемся слишком стары, чтобы нам разрешили лететь. – Он вновь улыбнулся, на сей раз веселее. – Ты говоришь, что стареешь. Тесса, не забывай, и я уже не юноша. Еще два года, и мне тоже стукнет пятьдесят. Кстати, у меня к тебе вопрос; боюсь, он тебя разочарует, однако я вынужден задать его.
   – Давай.
   – Ты привела меня в эту святая святых, чтобы я мог взглянуть на корабль. Не думаю, что Коропатский согласился бы на это, если бы работы не были близки к завершению. Как верный последователь Танаямы, он тоже помешан на секретности.
   – Основные работы полностью закончены.
   – И корабль уже летал?
   – Нет еще. Надо кое-что доделать, но это уже мелочи.
   – Значит, теперь испытательные полеты?
   – С экипажем на борту. Иначе мы не сможем убедиться в работоспособности систем жизнеобеспечения. Животные для этого не годятся.
   – И кто же полетит первым?
   – Добровольцы из числа наших сотрудников.
   – А ты?
   – Я доброволец, Крайл, – я должна лететь. Кому еще я могу доверить принятие решений в критических ситуациях?
   – Значит, и я полечу? – спросил Крайл.
   – Нет.
   Лицо Фишера потемнело от гнева.
   – Мы же договорились.
   – Но не об испытательных полетах.
   – А когда они закончатся?
   – Трудно сказать. Все будет зависеть от результатов испытаний. Если все сложится гладко, то хватит двух или трех полетов, на них уйдут какие-то месяцы.
   – И когда же состоится первое испытание?
   – Этого, Крайл, я не знаю. Работы над кораблем еще не окончены.
   – Но ты же только что говорила другое.
   – Я говорила о гиперполе. Но сейчас мы устанавливаем нейродетекторы.
   – Это еще что такое? Ты об этом ничего не говорила.
   Уэндел не ответила. Спокойно и внимательно оглядевшись, она проговорила:
   – Знаешь, Крайл, похоже, мы привлекаем внимание. Я думаю, твое присутствие здесь настораживает людей. Пойдем-ка домой.
   Фишер не пошевелился.
   – Выходит, ты не желаешь говорить со мной, хотя знаешь, как это для меня важно.
   – Мы обо всем еще переговорим. Дома.

53

   Крайл Фишер был взбешен и не мог успокоиться. Он не захотел сесть и теперь стоял перед Тессой Уэндел, съежившейся на белой кушетке. Она взглянула на него и нахмурилась.
   – Ну что ты сердишься, Крайл?
   Губы Фишера дрожали. Он плотно сжал их и постарался успокоиться.
   Наконец он сказал:
   – Если звездолет хоть раз уйдет без меня, создастся прецедент. Потом меня уже не примут в экипаж. Неужели не ясно: я должен быть на корабле с самого начала и до тех пор, пока мы не доберемся до Звезды-Соседки и не найдем Ротор. Я не хочу, чтобы меня оставили на Земле.
   – Почему ты так решил? – удивилась Уэндел. – Когда придет время, о тебе не забудут. А пока корабль еще не совсем готов,
   – Но ты же сказала, что он готов! – воскликнул Фишер. – И что это еще за нейронные детекторы? Новый прием, чтобы заморочить мне голову? А корабль тем временем уйдет без меня? Придумываешь бог знает что – даже возразить нечего!
   – Крайл, ты сошел с ума. Да, нейронный детектор – моя идея, – Уэндел не мигая воззрилась на него, дожидаясь реакции.
   – Твоя идея? – взорвался он. – Но…
   Она успокаивающим жестом протянула руку.
   – Над этой штукой мы работаем с тех пор, как начали строить корабль. Я плохо в этом разбираюсь, и мне пришлось безжалостно гонять нейрофизиков, чтобы успеть вовремя. А знаешь почему? Только потому, что я хочу видеть тебя рядом с собой на корабле, когда он полетит к Звезде-Соседке. Ты понял?
   Крайл покачал головой.
   – А ты подумай. Давно бы уже догадался, если бы не бесился попусту. Все очень просто. Этот прибор называется «нейронный детектор» и обнаруживает нервную деятельность на расстоянии. Высшую нервную деятельность. Короче говоря, присутствие разума.
   Фишер уставился на Уэндел.
   – Ты имеешь в виду штуковины, которые врачи применяют в больницах?
   – Конечно. В медицине и психологии подобные приборы используются для ранней диагностики душевных расстройств. Но они действуют на расстоянии не более метра. А у нас астрономические расстояния. Так что принципиально новым этот прибор не назовешь, просто мы колоссально увеличили его дальность действия. Крайл, если твоя Марлена жива, она наверняка на Роторе, который, скорее всего, кружит вокруг Звезды-Соседки. Я уже говорила тебе, что найти поселение в космосе не так-то просто. Мы можем случайно разминуться с Ротором, как с кораблем в океане или с астероидом в космосе, Как долго придется искать – месяц или год, – чтобы убедиться в том, что Ротора там действительно нет?
   – Значит, нейронный детектор…
   – Нужен, чтобы обнаружить Ротор.
   – А не возникнут ли при этом такие же сложно…
   – Нет. Во Вселенной полным-полно излучений, радиоволн и тому подобного. Нам надо отыскать один источник среди тысячи, миллиона других. На это потребуется немало времени. Однако электромагнитное излучение, возникающее в мозгу во время функционирования нейронов, – вещь особенная. Нам придется иметь дело лишь с одним источником – если Ротор не успел соорудить дочернее поселение. Вот и все. Я хочу отыскать твою дочь не меньше, чем ты сам. А зачем мне эти хлопоты, если я не возьму тебя с собой? Ты обязательно полетишь.
   Фишер казался побежденным.
   – И ты заставила разработчиков заниматься этим?
   – Да, Крайл, кое-какая власть у меня есть. Но не такая большая, как хотелось бы. Знаешь, мне кое о чем не хотелось говорить с тобой у корабля.
   – Да? И о чем же?
   – Крайл, я думаю о тебе гораздо больше, – ласково ответила Уэндел. – Ты просто не представляешь, как я опасаюсь, что твои надежды окажутся обманутыми. А если у Звезды-Соседки мы ничего не найдем? Вообще ничего живого, тем более разумных существ. Просто вернемся домой и доложим, что не обнаружили следов Ротора? Нет, Крайл, не падай духом. Я не хочу сказать, что, если возле Звезды-Соседки не обнаружится признаков разумной жизни, значит, Ротор погиб со всем населением.