Азимов Айзек. Немезида (пер. Ю.Соколов)

   Его охватило ощущение странного счастья. Под ногами похрустывали камешки: поверхность Эритро была покрыта гравием. Между частицами гравия было то, что Генарр назвал про себя почвой. Конечно же, вода и воздух давно разрушили первородные скалы на поверхности планеты, да и вездесущие прокариоты во всем своем несчетном множестве миллиарды лет усердно трудились над ними.
   Почва пружинила под ногами. Вчера весь день шел дождь – мелкий, моросящий, такой, каким он мог быть только здесь, на Эритро.
   Почва до сих пор была влажной, и Генарр представлял себе частички почвы – крошечные песчинки, частички суглинка и глины, покрытые водяной пленкой. В этой пленке блаженствовали прокариоты, нежились в лучах Немезиды, строили сложные протеины из простых. Тем временем другие прокариоты, нечувствительные к свету своего солнца, поглощали энергию, заключенную в многочисленных останках маленьких клеток, триллионами и триллионами погибавших ежесекундно повсюду.
   Марлена стояла рядом и смотрела.
   – Не смотри на Немезиду, Марлена, – негромко сказал Генаpp.
   Голос Марлены раздался прямо в его ухе. В нем не чувствовалось ни страха, ни неуверенности. Наоборот ее голос был полон тихой радости.
   – Я смотрю на облака, дядя Сивер.
   Генарр щурясь взглянул в темное небо и увидел зеленовато-желтые облака, которые закрывали Немезиду и рассеивали оранжевое сияние.
   Вокруг царил покой; ни звука, ни шороха. Ничто не чирикало, не визжало, не ревело, не стрекотало, не ворчало и не скрипело. Не было листьев – чтобы шелестеть, насекомых – чтобы жужжать. Во время редкой здесь грозы можно было услышать раскаты грома, да ветер, случалось, вздыхал среди валунов. Но в спокойный и ясный день вокруг царило безмолвие.
   Генарр заговорил, чтобы убедиться, что он не оглох, что кругом действительно так тихо. Впрочем, сомневаться вряд ли стоило – ведь он слышал в скафандре собственное дыхание.
   – С тобой все в порядке, Марлена?
   – Просто великолепно. Ой, а вон ручей! – И она косолапо побежала в своем неуклюжем э-комбинезоне.
   – Осторожнее, Марлена, не поскользнись, – сказал Генарр.
   – Я буду внимательной.
   Ее голос отчетливо звучал в наушниках Сивера, а сама она была уже далеко.
   Внезапно в ухе Генарра взорвался голос Эугении Инсигны:
   – Сивер, почему Марлена бегает? – Она немедленно добавила: – Марлена, почему ты бежишь?
   Ответа не последовало. Пришлось отозваться Сиверу:
   – Эугения, она хочет взглянуть на какой-то ручеек.
   – С ней все в порядке?
   – Конечно. Здесь просто невероятно красиво. Когда привыкаешь, начинаешь даже забывать, что вокруг ни былинки… Как на абстрактной картине.
   – Сивер, мне не до искусства. Не отпускай ее от себя.
   – Не беспокойся. Мы с ней поддерживаем постоянную связь. Вот сейчас она слышит, что мы с тобой говорим, но не отвечает – не хочет, чтобы ей мешали. Эугения, расслабься. Марлена просто наслаждается. Не порти ей удовольствие.
   Генарр действительно был убежден, что Марлене приятно. Почему-то он и сам был доволен.
   Марлена бежала вдоль ручья, вверх по течению, Генарр неторопливо следовал за ней. Пусть себе радуется, думал он.
   Купол стоял на небольшом возвышении, и повсюду вокруг него змеились неторопливые ручейки, километрах в тридцати отсюда сливавшиеся в довольно большую реку, которая, в свою очередь, впадала в море.
   Ручьи были, конечно, здешней достопримечательностью. Они обеспечивали Купол водой. Прежде чем использовать, в ней уничтожали прокариоты. Когда Купол строили, некоторые биологи возражали против уничтожения прокариотов… Экая нелепость! Эти маленькие искорки жизни изобилуют повсюду, ничто не мешает им размножаться, чтобы скомпенсировать любые утраты, а значит, и обеззараживание воды не могло повредить здешней жизни как таковой. Но потом началась лихоманка, у поселенцев появилась враждебность к Эритро, и о судьбе прокариотов в Куполе беспокоиться перестали.
   Конечно, теперь, когда лихоманка уже не казалась такой опасной, гуманные – или биогуманные – чувства могли пробудиться снова. В принципе, Генарр тоже не стал бы возражать – но где тогда брать воду для Купола?
   Он задумался и уже не глядел за Марленой. Внезапно оглушительный вопль в ухе вернул его к реальности.
   – Марлена! Марлена! Сивер, что она делает?
   Он хотел привычно успокоить Инсигну, но тут увидел Марлену.
   Какое-то время он даже не мог понять, чем она занята. Он стал вглядываться в фигурку девушки, освещенную розовым светом Эритро.
   И наконец он понял: она отстегнула шлем, потом сняла его… потом взялась за э-комбинезон.
   Нужно немедленно остановить ее!
   Генарр хотел окликнуть Марлену, но от ужаса и неожиданности словно онемел. Он попробовал бежать, но ноги вдруг стали свинцовыми и не реагировали на приказы мозга.
   Он словно очутился в страшном сне: вокруг творился кошмар, а он никак не мог изменить ход событий. Или от неожиданности он лишился разума?
   Неужели лихоманка все-таки поразила меня? – промелькнуло в голове Генарра. – А если так – что будет с Марленой, беззащитной перед светом Немезиды и воздухом Эритро?

Глава двадцать шестая
Планета

58

   За те три года, что, сменив Танаяму, Игорь Коропатский был руководителем – хоть и номинальным – работ по проекту, Крайл Фишер видел его всего два раза.
   Впрочем, когда фотовход показал на экране лицо Коропатского, Фишер сразу же узнал его. Тот не изменился: все такой же дородный и добродушный – внешне, – хорошо одет, с большим новомодным галстуком.
   Что касается Фишера, то он был с утра не в форме – однако Коропатского ждать не заставишь, даже если он нагрянул без предупреждения.
   Будучи человеком вежливым, Фишер подал на входной экран изображение хозяина (в некоторых особо важных случаях использовалось изображение хозяйки), приподнявшего руку в традиционном жесте, призывающем повременить, что позволит избежать необходимости самому приносить объяснения, которые могли бы оказаться неудачными. Фишер быстро причесался и привел в порядок одежду. Надо было бы побриться, но такую задержку Коропатский, скорее всего, счел бы уже оскорбительной.
   Дверь поползла в сторону, Коропатский вошел. Приятно улыбнувшись, он проговорил:
   – Доброе утро, Фишер. Я понимаю, что помешал.
   – Что вы, директор, – ответил Фишер, стараясь, чтобы голос его звучал искренне. – Но если вам нужна доктор Уэндел, боюсь, что она сейчас уже на корабле.
   – Так я и думал, – проворчал Коропатский, – Значит, мне придется переговорить с вами. Разрешите присесть?
   – Конечно же, конечно же, директор, – пробормотал Фишер, устыдившись собственной нерасторопности; ему следовало самому предложить Коропатскому сесть. – Не желаете ли чем-нибудь освежиться?
   – Нет, – Коропатский похлопал себя по животу. – Я взвешиваюсь каждое утро, и этой процедуры достаточно, чтобы отбить всякий аппетит – почти всегда. Фишер, мне еще не представлялось возможности поговорить с вами с глазу на глаз, как мужчине с мужчиной. А я всегда хотел этого.
   – С удовольствием, директор, – пробормотал Фишер, начиная беспокоиться. Что-то сейчас будет?
   – Наша планета в долгу перед вами.
   – Ну что вы, директор, – ответил Фишер.
   – Вы жили на Роторе до того, как он улетел.
   – Это было четырнадцать лет назад, директор.
   – Я знаю. Вы были женаты, и у вас там остался ребенок,
   – Да, директор, – негромко ответил Фишер.
   – Но вы вернулись на Землю перед самым отлетом Ротора из Солнечной системы.
   – Да, директор.
   – Благодаря услышанным вами и здесь повторенным словам и вашей удачной догадке Земля обнаружила Звезду-Соседку.
   – Да, директор.
   – Потом вы сумели привезти Тессу Уэндел на Землю.
   – Да, директор.
   – И уже восемь лет обеспечиваете ее пребывание здесь, составляя ее счастье, хе-хе…
   Он усмехнулся, и Фишер подумал, что, стой они радом, Коропатский ткнул бы его локтем в бок – как это принято у мужиков.
   – Мы в хороших отношениях, директор, – осторожно ответил он.
   – Но вы так и не женились.
   – Официально я еще женат, директор.
   – Но вы же расстались четырнадцать лет назад. Развод было бы несложно оформить.
   – У меня еще есть дочь.
   – Она останется вашей дочерью, женитесь вы вторично или нет.
   – Развод в известной степени пустая формальность.
   – Может быть. – Коропатский кивнул. – Наверное, так лучше. Вы знаете, что сверхсветовой звездолет готов к полету. Мы предполагаем, что старт состоится в начале 2237-го года.
   – Это же мне говорила и доктор Уэндел, директор.
   – Нейронные детекторы установлены и прекрасно работают.
   – Мне говорили и это, директор.
   Сложив руки на груди, Коропатский многозначительно кивнул. Потом быстро взглянул на Фишера и спросил:
   – А вы знаете, как эта штука работает?
   Фишер покачал головой.
   – Нет, сэр, об этом я ничего не знаю.
   Коропатский вновь кивнул.
   – Я тоже. Придется положиться на доктора Уэндел и наших инженеров. Впрочем, кое-чего не хватает.
   – Что? – Фишера словно холодом обдало. Новая задержка! – Чего же не хватает, директор?
   – Связи. Мне лично кажется, что, если можно заставить корабль нестись быстрее света, можно и придумать устройство, которое будет посылать волны – или что-нибудь еще – тоже быстрее света. Мне кажется, это куда проще, чем создать сверхсветовой звездолет.
   – Не могу сказать, директор.
   – А доктор Уэндел уверяет меня в обратном, что эффективного способа сверхсветовой связи не существует. Когда-нибудь, мол… Но когда? Ожидать, по ее мнению, нет смысла – поскольку на это может уйти много времени.
   – Я тоже не хочу больше ждать, директор.
   – Да-да, это и меня беспокоит. Мы и так ждем уже много лет, мне тоже не терпится увидеть, как стартует корабль. Но как только это свершится, мы потеряем с ним связь.
   Он задумчиво кивнул. Фишер постарался сохранить на лице внимательное выражение. (В чем дело? Что обеспокоило этого старого медведя?)
   Коропатский взглянул на Фишера.
   – Значит, вы знаете, что Звезда-Соседка приближается к нам?
   – Да, директор, я слыхал об этом, однако все полагают, что звезды разойдутся на значительном расстоянии без всяких последствий.
   – Да, мы хотим, чтобы люди так думали. Но дело в том, Фишер, что Звезда-Соседка пройдет так близко, что вызовет возмущение орбитального движения Земли.
   Фишер потрясенно замер.
   – Неужели она погубит нашу планету?
   – Не физически. Просто резко переменится климат, и Земля сделается необитаемой.
   – Это точно? – Фишер не мог поверить своим ушам.
   – Не знаю, что у этих ученых бывает точно. Однако они убеждены, что нам пора начинать подготовку. Впереди еще пять тысяч лет, а мы уже имеем сверхсветовой звездолет – если он полетит, конечно.
   – Доктор Уэндел убеждена в этом, директор, и я тоже не сомневаюсь…
   – Надеюсь, что ваша уверенность имеет под собой достаточные основания. Тем не менее, хоть у нас впереди еще пять тысяч лет и Земля получила сверхсветовой звездолет, наше положение все равно скверное. Чтобы вывезти население в подходящие для обитания миры, нам потребуется сто тридцать тысяч подобных Ротору поселений – необходимо вывезти восемь миллиардов человек, к тому же надо прихватить достаточно растений и животных, чтобы начать новую жизнь. То есть нам придется отправлять к звездам двадцать шесть Ноевых ковчегов в год, начиная прямо с сегодняшнего дня. И то, если население за это время не увеличится.
   – Ну уж двадцать шесть-то в год мы одолеем, – осторожно заметил Фишер. – За столетия накопим опыт, да и контроль за численностью населения уже действует не первое десятилетие.
   – Отлично. Тогда скажите мне вот что. Мы поднимаем в космос все население Земли в ста тридцати тысячах поселений, используем на это все ресурсы Земли, Луны; Марса и астероидов, оставим Солнечную систему на милость гравитационного поля Звезды-Соседки – и куда же мы отправимся?
   – Не знаю, директор, – ответил Фишер.
   – Нам придется отыскать планету, достаточно похожую на Землю, – чтобы обойтись без лишних расходов по ее преобразованию. Об этом следует подумать, и сейчас, а не через пять тысяч лет.
   – Но если пригодных планет вблизи не окажется, можно оставить поселения на орбитах возле какой-нибудь звезды. – Фишер описал пальцем кружок.
   – Дорогой вы мой, это невозможно.
   – При всем уважении к вам, директор, здесь, в Солнечной системе, это возможно.
   – Увы! Сколько бы ни строилось поселений, девяносто девять процентов человечества живут на одной планете. Так что человечество – это мы, а поселения – так, легкий пушок на нашей шкуре. Может шерсть существовать сама по себе? Пока ничто не свидетельствует об этом, и я тоже не допускаю подобной возможности.
   – Возможно, вы правы, – проговорил Фишер.
   – Возможно? Что вы, здесь не может быть и тени сомнения! – с жаром возразил Коропатский. – Поселенцам угодно нас презирать, но им никуда не деться от нас. Мы их история. Мы модель их бытия. Мы живительный источник, к которому они вновь и вновь будут припадать, чтобы почерпнуть новые силы. Без нас они погибнут.
   – Возможно, вы правы, директор, но никто еще не проверял этого. Не было случая, чтобы поселение пыталось прожить без планеты.
   – Такие попытки быль. В начале земной истории люди заселяли острова, изолированные от материка. Ирландцы заселили Исландию, норвежцы Гренландию, мятежники – остров Питкэрн, полинезийцы – остров Пасхи. Колонии иногда хирели, иногда исчезали полностью. Вдалеке от континента не образовалась ни одна цивилизация, в лучшем случае это происходило на прибрежных островах. Человечеству нужно пространство, просторы, разнообразие, горизонт… и граница. Вы меня поняли?
   – Да, директор, – ответил Фишер. – Если и не совсем, все равно спорить не о чем.
   – Итак, – Коропатский постучал указательным пальцем правой руки по левой ладони, – нам необходимо отыскать планету, по крайней мере такую, с которой можно начать. А это заставляет нас вновь обратиться к Ротору.
   Фишер удивленно поднял брови.
   – К Ротору, директор?
   – Да, четырнадцать лет миновало с тех пор, как они улетели. Интересно, что с ними случилось?
   – Доктор Уэндел полагает, что они, скорее всего, погибли.
   Фишер говорил, преодолевая себя. Мысль эта всегда доставляла ему боль.
   – Знаю, я говорил с нею и не стал оспаривать ее мнение. Но мне хотелось бы узнать, что обо всем этом думаете вы.
   – Ничего, директор. Просто надеюсь, что они выжили. У меня ведь дочь на Роторе.
   – Быть может, она жива и до сих пор. Подумайте. Что могло бы погубить их? Поломка, неисправность? Ротор не корабль, и он проработал исправно в течение пятидесяти лет. Он просто перебрался отсюда к Звезде-Соседке через пустое пространство – а что может быть безопаснее пустоты?
   – Но карликовая черная дыра, случайный астероид…
   – Сомнительные перспективы… Почти невероятные – так уверяют меня астрономы. Или, может быть, гиперпространство обладает какими-то характерными особенностями, способными погубить Ротор? Но мы уже не первый год экспериментируем с ним и пока ничего страшного не обнаружили. Остается только предположить, что Ротор благополучно добрался до ближайшей к Солнцу звезды – если только он действительно летел к ней, а все дружно сходятся на том, что лететь е другое место не имело никакого смысла.
   – Мне было бы приятно узнать, что их перелет окончился благополучно.
   – Но тогда возникает следующий вопрос: если Ротор застрял у этой звезды, что они там делают?
   – Живут… – Фишер не то спросил, не то сказал утвердительно.
   – Но как? Они на орбите этой звезды? И одинокое поселение совершает свой бесконечный путь вокруг красного карлика? Не верю. Деградация неминуема, и признаки ее сразу же станут очевидными. Не сомневаюсь, их ждет быстрый упадок.
   – Они умрут? Вы так считаете, директор?
   – Нет. Сдадутся и вернутся домой. Признают свое поражение и возвратятся домой в безопасность. Однако до сих пор они не сделали этого. А знаете почему? Я полагаю, что они отыскали возле Звезды-Соседки пригодную для обитания планету.
   – Но, директор, около красного карлика не может быть планет, пригодных для жизни. Или там не хватает энергии, или огромный приливный эффект… – Помолчав, он сокрушенно добавил: – Доктор Уэндел объясняла мне…
   – Да, астрономы объясняли это и мне, но, – Коропатский покачал головой, – мой собственный опыт свидетельствует, что какую бы самоуверенность ни проявляли ученые, природа всегда найдет, чем их удивить. Кстати, вы не задумывались, почему мы отпускаем вас в это путешествие?
   – Да, директор… потому, наверное, что ваш предшественник обещал мне такое вознаграждение.
   – У меня для этого есть куда более веские основания. Мой предшественник был великим человеком, достойным восхищения, но, в конце концов, он был просто больным стариком. Врачи считали его параноиком. Он решил, что Ротор знал о том, что грозит Земле, и бежал, не предупредив нас, в надежде на то, что Земля погибнет; и что Ротор следует покарать за это. Однако он умер, а распоряжаюсь теперь я: человек я не старый, не больной, не параноик. И если Ротор цел и находится возле Звезды-Соседки, я не намереваюсь причинять ему вред.
   – Я рад это слышать, директор, но не следовало ли обсудить все это и с доктором Уэндел, ведь она капитан корабля?
   – Фишер, доктор Уэндел – поселенка, а вы лояльный землянин.
   – Доктор Уэндел верой и правдой многие годы служила Земле, строя звездолет.
   – В том, что она верна своей работе, сомневаться не приходится. Но верна ли она Земле? Можем ли мы рассчитывать, что в отношениях с Ротором она будет придерживаться намерений Земли?
   – А можно поинтересоваться, директор, каковы эти намерения? Я понимаю, что теперь никто уже не стремится наказать поселение за сокрытие сведений от Земли.
   – Вы правы. Нам необходимо добиться сотрудничества, напомнить о кровном братстве, пробудить самые теплые чувства. Установите дружеские отношения и немедленно возвращайтесь – с информацией о Роторе и этой планете.
   – Если все это рассказать доктору Уэндел, если объяснить ей – она, конечно, согласится с вами.
   Коропатский усмехнулся.
   – Естественно, но вы ведь понимаете, как обстоит дело. Она отличная женщина, я не вижу в ней ни одного недостатка – но ей уже за пятьдесят.
   – Ну и что? – Фишер как будто обиделся.
   – Она должна понимать, что, вернувшись с жизненно важной информацией об успешном сверхсветовом полете, она немедленно приобретет в наших глазах еще большую ценность, мы будем требовать от нее новых, более совершенных сверхсветовых судов, попросим, чтобы она подготовила молодых пилотов таких звездолетов. Конечно же, она уверена, что ее никто не отпустит в гиперпространство второй раз – ведь такими ценными специалистами не рискуют. Поэтому, прежде чем вернуться домой, у нее может возникнуть желание попутешествовать. Трудно противиться искушению – новые звезды, новые горизонты. Но мы-то согласны рискнуть только раз – она должна долететь до Ротора, собрать нужную информацию и вернуться. Мы не можем позволить себе тратить время впустую. Вы меня поняли? – Голос Коропатского сделался жестким.
   Фишер сглотнул.
   – Но у вас же не может быть причины…
   – У меня есть все причины. Положение доктора Уэндел здесь всегда в известной мере было неопределенным. Она же поселенка. Вы меня понимаете, я надеюсь. Ни от кого из жителей Земли мы так не зависим, как от нее, поселенки. Мы детально изучали ее психологию – она об этом и знать не знала – и теперь убеждены: если представится возможность, она отправится дальше. А ведь связи с Землей не будет. Мы не будем знать, где она, что делает, жива ли она, наконец.
   – Почему вы говорите все это мне, директор?
   – Потому что знаем, какое влияние на нее вы имеете. И она подчинится вам – если вы проявите твердость,
   – Мне кажется, директор, что вы переоцениваете мои возможности.
   – Уверен, что это не так. Вас мы тоже изучили и прекрасно знаем, насколько наш милый доктор привязана к вам. Возможно, вы даже сами не догадываетесь – насколько. Кроме того, мы знаем, что вы верный сын Земли. Вы могли улететь вместе с Ротором, но вернулись, оставив жену и дочь. Более того, вы сделали это, прекрасно понимая, что мой предшественник, директор Танаяма, обвинит вас в провале – ведь вы вернулись без информации о гиперприводе – и ваша карьера окажется под большим вопросом. Я удовлетворен этим и считаю, что могу на вас положиться, что доктор Уэндел окажется под строгим присмотром, что вы немедленно доставите ее обратно и на этот раз – на этот раз – вернетесь со всей необходимой информацией.
   – Попытаюсь, директор, – проговорил Фишер.
   – Я слышу сомнение в вашем голосе, – сказал Коропатский. – Поймите, как важно то, о чем я вас прошу. Мы должны знать, что они делают, что успели сделать и на что похожа планета. Обладая такими сведениями, мы сообразим, что и как нам делать дальше. Фишер, нам нужна планета, и нужна немедленно. Поэтому нам ничего другого не остается, как отобрать ее у Ротора.
   – Если она существует, – хриплым голосом отозвался Фишер.
   – Лучше бы ей существовать, – сказал Коропатский. – От этого зависит судьба человечества.

Глава двадцать седьмая
Жизнь

59

   Сивер Генарр медленно открыл глаза и заморгал от яркого света. Все казалось расплывчатым, и он не мог понять, где находится.
   Постепенно все вокруг приобрело четкие очертания, и Генарр узнал Рене Д'Обиссон, главного невролога Купола.
   – Что с Марленой? – слабым голосом спросил Генарр.
   – С ней все в порядке, – угрюмо ответила Д'Обиссон. – Сейчас меня беспокоите вы.
   Где-то внутри шевельнулась тревога, и Генарр попытался утопить ее в черном юморе:
   – Если бы ангел лихоманки уже распростер надо мною крылья, мне было бы, наверное, гораздо хуже.
   Д'Обиссон не ответила, и Генарр резко спросил:
   – Я здоров?
   Врач словно ожила. Высокая и угловатая, она склонилась над Генарром, в уголках проницательных голубых глаз собрались тонкие морщинки.
   – Как вы себя чувствуете? – спросила она, опять не отвечая на вопрос.
   – Устал. Очень устал. Но ведь все в порядке? Да?
   – Вы проспали пять часов, – упорно не отвечая на его вопросы, сообщила она.
   Генарр застонал.
   – Но я чувствую себя усталым. И вообще – мне нужно в ванную… – И он попытался сесть.
   Повинуясь знаку Д'Обиссон, к нему приблизился молодой человек и почтительно поддержал за локоть. Генарр с негодованием отмахнулся.
   – Пожалуйста, не сопротивляйтесь, пусть он поможет, – проговорила Д'Обиссон. – Диагноз еще не поставлен.
   Через десять минут Генарр снова оказался в постели.
   – Значит, нет диагноза. А сканирование проводили? – с тревогой спросил он.
   – Естественно, сразу же.
   – Ну и как?
   Д'Обиссон пожала плечами.
   – Ничего существенного – но вы же спали. Придется повторить. И вообще – надо понаблюдать за вами.
   – Зачем? Разве результатов сканирования мало?
   Она подняла брови.
   – А вы как полагаете?
   – Не морочьте мне голову. Куда вы клоните? Говорите прямо. Я не младенец.
   Д'Обиссон вздохнула.
   – В известных нам случаях лихоманки сканирование мозга выявило интересные подробности, но мы не смогли сравнить их с тем, что было до заболевания, поскольку никого из больных не обследовали непосредственно перед началом болезни. После того как мы разработали подробную программу универсального сканирования всего персонала Купола, явных случаев лихоманки не обнаружено. Разве вы этого не знаете?
   – Не пытайтесь подловить меня, – возмутился Генарр. – Конечно, знаю – или вы думаете, что я все забыл? Могу заключить – могу, понимаете? – что, сравнив прежние результаты с сегодняшними, вы не обнаружили никаких различий. Разве не так?
   – Конечно, ничего плохого у вас нет, но ваш случай может иметь клиническое значение.
   – А если вы ничего не найдете?
   – Небольшие изменения легко прозевать, если не искать их специально. В конце концов, командир, вы упали в обморок. Раньше такой склонности за вами не замечалось.
   – Тогда давайте еще раз проведем сканирование, раз я проснулся, и, если опять пропустим, что-нибудь несущественное, я, пожалуй, переживу. Но что с Марленой? С ней все в порядке?
   – Внешне – да. Ее поведение, в отличие от вашего, оставалось нормальным. Она не падала в обморок.
   – Значит, она в безопасности, под Куполом?
   – Да, ведь она привела вас, прежде чем вы потеряли сознание. Разве вы не помните?
   Генарр вспыхнул и что-то неразборчиво пробурчал.
   Д'Обиссон одарила его саркастическим взглядом.
   – Будем надеяться, командир, что вы расскажете нам все, что помните. Постарайтесь. Это может оказаться важным.
   Генарр попытался вспомнить, но это оказалось нелегко. Все, что случилось, было затянуто какой-то дымкой, как во сне.
   – Марлена сняла э-комбинезон… – вяло выговорил он. – Так?
   – Так. В Купол она вошла без костюма, и нам пришлось за ним посылать.
   – Хорошо. Заметив, что она делает, я попытался остановить ее. Помню крик доктора Инсигны – она-то и переполошила меня. Марлена стояла вдалеке – у ручья. Я пытался окликнуть ее, но почему-то не мог произнести даже звука. Я хотел… хотел…