Ответ написан на лицах присутствующих. В желваках под скулами, решительных линиях ртов читается только одно слово...
   Траян поудобнее устраивается в своем кресле из золота и слоновой кости.
   – Итак, война! Теперь обговорим ее детали. Что скажет нам почтенный Теттий Юлиан, сиятельный муж, которому Империя обязана победами в последней дакийской войне?
   Поднимается Теттий Юлиан. Глаза шестидесятилетнего полководца устремлены в одну точку. Образы десятилетней давности плывут перед его мысленным взором.
   – Я полагаю, императору необходимо услышать только одно – каким образом побыстрее и с минимальными потерями выиграть войну с Децебалом? Отвечу так. В столкновении с даками рассчитывать на легкость не приходится. Гористая, поросшая лесом местность затрудняет действия больших масс пехоты и конницы, что во все времена являлось решающим при ведении войны римлянами. Все боевые действия будут сводиться к стычкам небольших отрядов численностью от трех до пяти когорт. Причем, говорить о тылах, фронте и флангах не придется. Нападений следует ожидать отовсюду и порой одновременно. Даки – отличные бойцы пешего строя. Их серповидные мечи способны вносить огромные опустошения в наши порядки. Даки никогда не отступают, они отходят. Огрызаясь и отбиваясь. Конница Децебала состоит из собственно даков и союзных им сарматов и бастарнов. Конные даки в бою не стойки. Вооружены легко. Небольшими луками, мечами и щитами. Сарматская конница вооружена длинными до пят чешуйчатыми панцирями, длинными копьями и мечами. Атаки ее во фронт расстроенного метательными снарядами неприятеля заканчиваются обычно полным разгромом последнего. Ей можно противостоять лишь плотным построением манипулов и когорт и залпами баллист и скорпионов. Впрочем, я говорю о войне, подобно которой вел сам. У меня же под началом было пять полных легионов и вспомогательные когорты. Чего для полной победы над Децебалом недостаточно. А в нынешних условиях, когда у царя даков появились отряды, обученные римскому строю, пять легионов – это армия поражения, а не победы. Теперь о направлениях движения войск. Печальный опыт Корнелия Фуска, попавшего в засаду с двумя легионами на реке Алугус, ясно говорит нам – этот путь непригоден! Направление же, выбранное мною: из Ледераты, через Дунай вдоль течения Караша на Тибуск, Берзовию, Тапэ и, наконец, на Сармизагетузу – ведет к разгрому врага и скорейшему занятию его столицы. К тому же действующая армия все время держит под угрозой тыл и левый фланг дунайского и рейнского лимесов. А это в условиях негласной поддержки Децебала германцами немаловажно!
   Император в знак благодарности наклонил голову. Все с уважением посмотрели на занявшего свое место старого военачальника.
   – Соответственно докладной записке Лузия Квиета и Авла Корнелия Пальмы, здесь присутствующих, – продолжает Траян, – я составил план предстоящей кампании на лето будущего года и предлагаю его вашему вниманию. Присутствующий здесь Лициний Сура знаком с ним в общих чертах.
   Для войны с Децебалом привлекаются шестнадцать полных легионов и соответствующих им вспомогательных когорт. Это не предел. Возможно, со временем в Дакию потребуется перебросить дополнительные силы. Для этого во внутренних областях балканских провинций, Германии, Реции и Норике необходимо сосредоточить еще несколько вексиллатионов и четыре легиона. Говорить о том, какие именно части мы можем направить за Дунай, сейчас еще рано, ибо неизвестно, как сложится обстановка в Британии и на Востоке. Практически все силы империи, за исключением когорт и легионов Восточных провинций, примут участие в дакийской войне.
   Переправу через Дунай должен обеспечить Мезийский флот под командованием сиятельного Аттия Непота. Патрульные эскадры на Понте обязаны полностью блокировать западное побережье моря и высадить когорты в Ольвии, Херсонесе и Одессе. Это отобьет у боспорского царя охоту заводить интриги с врагами римского народа.
   Далее, армия выступает из Виминация на Ледерату двумя колоннами. Переправившись через реку, в том же порядке двигается в направлении вдоль водной линии Караша на городок Арцидаву. Оттуда на Центуль – Путею, дальше по реке Берзовии на Берзовию, Ацидис и Тибуск. Конечной целью нашей воины с даками является занятие столицы варваров и присоединение пограничных областей. Впрочем, если царь даков сразу признает поражение, то, видимо, придется ограничиться разоружением Децебала и взиманием крупных денежных сумм для покрытия издержек войны.
   Лициний Сура отрывает взгляд от грубого чертежа дакийского царства, привезенного Авлом Пальмой и расстеленного на полу.
   – Соблаговолит ли император выслушать меня?
   Траян кивает.
   – Как долго легионы и вспомогательные части будут находиться в Дакии?
   Вместо цезаря отвечает чернокожий Лузий Квиет.
   – Мы уже думали над этим, совершеннейший Сура. Войска не пробудут без надобности за Дунаем ни одного лишнего дня. По мере прекращения военных действий когорты будут перебрасываться в места постоянной расквартировки, за исключением тех отрядов, что необходимы для защиты возведенных укреплений.
   Командующий западными провинциями удовлетворенно откидывается в кресле. Слово берет Глитий Агрикола.
   – Мне кажется, памятуя о том, что существует постоянная опасность вступления в войну квадов и маркоманнов на рейском лимесе, нам необходимо уплотнить там оборону за счет нескольких легионов из Галлии и Испании, а может быть даже с началом войны разжечь среди германцев распри или совершить демонстрационные вылазки сразу по нескольким направлениям.
   Император постукивает ладонями по подлокотникам.
   – Подобная возможность учитывается нами. Ты, Глитий, и займешься этим, как новый начальник рейнского лимеса. И теперь, последнее. Война, которую мы задумали, должна начаться абсолютно неожиданно не только для дакийского царя, но даже для римского народа. Полная сохранность тайны обеспечит нам половину успеха. За семь дней до апрельских ид (7 апреля) армия должна быть сосредоточена в Ледерате. На переправу два, самое большое три дня. Высшее командование легионами, волею Юпитера Величайшего, я возлагаю на себя. Итак, готовьтесь!
   Траян выпрямился во весь свой огромный рост. И словно в подтверждение его последней фразы в дверном проеме таблина, в квадратном отверстии крыши зала ослепительно сверкнула молния и загрохотал гром.

7

   Теперь, когда он закончил речь, все присутствующие в курии поняли, почему на нем вместо парадного императорского одеяния было надето походное снаряжение солдата Пригнанный по фигуре панцирь из воловьей кожи тускло мерцал чешуей бронзовых пластин. Тацит, сидевший в правом полукружии скамей, заметил, что у Адриана, Агриколы, Суры и некоторых других сенаторов из-под белоснежных тог с широкой красной каймой выглядывали короткие рукава бурых армейских туник. Ног сидящих не было видно. Но консул был уверен: все они обуты в такие же кованые легионарные каллиги, что охватывали лодыжки стоящего в центре зала цезаря.
   – Итак отцы сенаторы, я жду вашего решения. Считает ли сенат и народ римский нужным объявить войну дакам или он больше склоняется к миру с варварами?
   Томительные мгновения ожидания. Каждый из сидящих в зале, прищурив глаза, осмысливал сказанное. Искал нужные слова ответа. И в то же время ни одного из присутствующих не покидала мысль, что конечное решение уже принято. Ибо сто лет господства системы принципата, потоки пролитой крови инакомыслящих выработали главную формулу империи: «Воля цезаря – высший закон!»
   Первым поднялся Гай Лициний Сура. Как соправитель Траяна. Как префект преторианской гвардии. Как второе лицо в государстве, имеющий среди всех сидящих в курии сенаторов право первого голоса. Жестом давно ушедшего в мир теней Катона Цензора Сура захватил на тоге широкую складку и, распуская материю, отчеканил:
   – Война!
   Решение сената было единодушным. Его и возгласил собравшимся на площади гражданам глашатай канцелярии.
   – Римляне! Имеющие право голоса в трибах и перегрины! Иноземцы и гости! Сенат и народ римский, принцепс народа римского Марк Ульпий Нерва Траян Август объявили войну Дакии и ее царю Децебалу!
   Толпа разом смолкла. Преторианцы на ступенях лестницы громыхнули копьями о щиты. Тысячи глаз следили за неподвижными половинками простых дубовых дверей курии. Створки медленно распахнулись. Траян в сопровождении центурионов претория, сенаторов торжественно направился к запертому маленькому храму Януса. Великий понтифик – верховный жрец всей империи, он один имел право носить ключ от его входа. Храм был заперт. Это означало, что по всей империи, от Геркулесовых столбов до Пальмиры, царил мир. Открыть святилище означало начать войну. Траян без колебаний вставил ключ в замочную скважину. Было так тихо, что даже в дальних рядах услышали звон проворачиваемой бронзы. Император на мгновение скрылся внутри помещения и тут же вышел с перевитым красными лентами Копьем Войны.
   Глаза легионеров охраны превратились в холодные черные агаты. Подул ветерок. Среди стоящих на площади никто не усомнился в том, что это дыхание Марса Бог был здесь. Рядом.
   Цезарь поднял реликвию над головой и обратился к толпе с традиционными словами:
   – Укажите мне, в какой стороне Дакия?
   Людское море заколыхалось. Сотни рук взвились вверх, указывая перстами направление.
   – Там, там!!! Там Дакия! Там варвары! Там Децебал! Накажи их, Божественный! Отомсти за прошлые поражения! Юпитер с нами!
   Траян отточенным за годы службы движением размахнулся и метнул оружие. Копье, дрожа и хлопая лентами, полетело и впилось в землю. Древко качнулось и начало медленно крениться вниз. Еще. Еще. Но... не упало. Капли пота катились по лицу императора. «Война будет такой же, как и бросок. Долгой и тяжелой. Но конечная победа останется за нами. Иначе и не может быть. Боги даровали Великому Риму власть над всем миром».
   Заревели букцины преторианских когорт. По знаку Лициния Суры обе линии солдат спустились со ступеней на брусчатку мостовой и расчистили проход по улице. Грохот подбитых гвоздями воинских сандалий. Вздыбленный оквадраченный лес копий. Две полных когорты преторианцев со значками манипулов и серебряными орлами знамен маршировали в направлении Фонтинальских ворот. Рабы-конюхи подвели храпящих и скалящих зубы сирийских коней, покрытых дорогими ковровыми чепраками. Наступил миг прощания. Сенаторы полукругом окружили цезаря и уходящих с ним военачальников. Траян принял из рук молодого центуриона железный шлем с пышным плюмажем красных страусовых перьев. Надел на голову и застегнул ремни под подбородком. Адриан, Авидий Нигрин, Агрикола, Светоний, Фаворин проделали то же. Заколыхались белые и черные султаны, щетинистые гребни из конского волоса.
   Незримая черта разделила стоявших на ступенях форума. Лица под высокими резными налобниками в обрамлении металлических нащечников посуровели, отдалились. Траян приблизился к Суре. Невозмутимый Итал стоял рядом. Император молчал, глядя в глаза наперсников. Друзья пожали друг другу руки по старинному этрусскому обычаю – на локтях. С незапамятных времен этот жест символизировал расставание только на войну.
   – Оставляю тебе Рим, Лициний, а тебе Египет, мой Миниций. Надеюсь на вас. Vale!
   – Ты можешь быть спокоен, Марк, – голос верного Суры был тверд.
   В толпе окружения Адриан задумчиво обратился к Светонию:
   – Спартанцы в таких случаях говорили: «in scuto aut cum scuto»[163].
   Что ответит нам судьба?
   Светоний даже здесь не удержался от шутки:
   – Она скажет: «sub scuto»[164].
   – Ты неисправим, Транквилл!
   В толпе сенаторов шептались:
   – Он забирает с собой в поход две когорты преторианцев из трех. По мне лучше, если бы он вывел все три части.
   – Ты не прав, Валерий. Кто оградит сенат от нападок в случае волнений плебса? Нет, одна когорта все-таки нужна в городе, хотим мы этого или не хотим.
   – На коней! – властно скомандовал цезарь.
   Перья на шлемах заколыхались высоко над землей. Цокот копыт, хруст зубов об удила. Всадники, крутясь на месте, разобрали ряды. По три.
   Император поднял ладонь.
   – Когорты! За мной! Вперед! Марш!
   Сигнальные рожки, букцины и трубы заиграли триумфальный марш. Манипулы преторианцев четким парадным шагом замаршировали вслед за небольшим отрядом кавалерии. Легионеры шли по Широкой улице, по Фламиниевой дороге. Справа и слева толпы празднично одетого народа осыпали любимого императора и солдат цветами и зернами ячменя. Воздух полнился криками:
   – Возвращайтесь с победой! Да помогут вам Юпитер Всеблагий Величайший, Марс и Беллона! Слава императору!
   Через северные Фламиниевые ворота отряды вышли за городскую черту и повернули налево, к пристани Тибра. Здесь их дожидались убранные цветными штандартами грузовые барки. Без суеты и спешки когорты погрузились на суда, и флотилия отплыла вверх по Тибру. Спустя трое суток император и его гвардия сели на корабли эскадры Равенского флота в Анконе и пошли в порт Салоны, на Балканском побережье. По прибытии на землю Далмации и Иллирика Траян дал воинам сутки отдыха, а затем форсированным маршем повел кратчайшим путем в Верхнюю Мезию. В пути принцепс широким шагом шел впереди солдат, не зная усталости. На привалах выставлял караулы и сам заколачивал колья палатки. Адриан и его товарищи, ничему не удивляясь, натягивали веревки креплений.
   Недалеко от Виминация встретили верховой патруль конной фракийской алы. Загорелые, в добротных начищенных катафрактах одрисы[165] по всем правилам оцепили когорты с трех сторон и выслали двух дозорных.
   Траян одобрительно следил за их действиями.
   – Ну что ж, война уже началась, – загадочно сказал он.
   Предводитель патруля был римлянин.
   – Кто вы? – крикнул декурион, занося руку с дротиком.
   – Император Траян с когортами преторианской гвардии! – сложив рупором ладони, отвечал трибун претория.
   – Пароль!
   – Беллона! Отзыв!
   – Сильван! Можете идти!
   Принцепс выступил вперед:
   – Декурион! Приказываю приблизиться! Я – Траян!
   Всадник хлестнул мохнатого сарматского коня.
   – Слушаю, Величайший!
   – Твое имя! Срок и место службы!
   – Домиций Януарий! Родом из Капуи, Аквилиевой трибы. Место службы IV Флавиев легион. В настоящее время командир, вспомогательной фракийской конной алы при легионе.
   – Говоришь по-фракийски?
   – Да, Величайший!
   – Как далеко до Виминация?
   – Пять миль до поворота. Там вас остановит второй пост!
   – Я спросил все расстояние, Домиций Януарий!
   – На это ответит декурион второго поста, мой император!
   – Ты не подчиняешься своему принцепсу?
   – Я подчиняюсь войне и приказам легата IV Флавиева легиона. Прошу прощения, но император еще не во главе армии и не в Виминации!
   Траян с неподдельным восхищением оглядел старого солдата.
   – Ты достоин награды, Домиций! Благодарю за службу! Можешь идти!
   – Слава! – ответил кавалерист и, развернув лошадь, помчался к своим.
   В конной свите Светоний толкнул коленом Адриана.
   – Публий! Мы выиграем войну. Я понял это, когда слушал ответы Януария.
   Когорты сделали поворот направо и, утрамбовывая подсыхающую, по-весеннему еще сырую гладь грунтовой дороги, тронулись дальше. На высокой пике колыхался личный значок Траяна.

Часть четвертая СТОЛКНОВЕНИЕ

1

   Легионы шли за Дунай. По двум понтонным мостам, составленным из лодок, тюков камыша, бревен, под охраной боевых кораблей Мезийского флота римская армия переправлялась на дакийский берег. На противоположном конце, на земле варварской Дакии, переправы оберегали временные полевые укрепления, воздвигнутые второй когортой VII Клавдиева легиона.
   Траян на флагманском корабле Дунайской флотилии «Беллона» курсировал между качавшимися на волнах плавучими мостами. Оценивал состояние войск, чистоту оружия, выправку. Многих из командиров или рядовых узнавал в лицо, перебрасывался словами. Поплыли значки когорт II Помощника. Солдаты, завидев стоящего на палубе императора, прямее вскидывали копья, расправляли плечи.
   – Север! – крикнул принцепс легату, ведшему коня в поводу впереди. Лошадь испуганно косила глазом на воду, перехлестывающую поверх настила.
   – Да, Величайший!
   – Твои центурии в отличном состоянии! Желаю к тому наручному отличию, что я вручил тебе в Аквинке, прибавить золотой венок!
   – Оправдаю доверие принцепса!
   – А где мой тезка? Молодой Марк Барбий Тициан?
   – Ведет манипул сзади!
   Поравнявшись с либурном, легионеры вздымали оружие:
   – Ave imperator Trayan.
   – Ave legio II Adiutrix![166]
   Пошли когорты гастатов второй линии. Молодой центурион шагал во главе подразделения, сняв шлем и подставив щеки нежному весеннему солнцу.
   – Как дела, Марк?! – окликнул юношу Траян.
   Сотник, опомнившись, мгновенно водрузил каску на место.
   – Мои дела – дела моего цезаря!
   – Каковы наши шансы, Марк?
   Гастаты с интересом прислушивались к разговору властелина с рядовым центурионом.
   – Все сто – наши, Божественный! У Децебала нет ни одного. Мы победим!
   – Почему?
   – С нами Траян! У даков его нет!
   – Благодарю, Тициан. Как поживает мой кельтский кинжал?
   – Он день и ночь просит варварской крови, Величайший!
   – Что ж, удовлетворим его просьбу!
   – Vale!
   Пятнадцать полных легионов со всеми приданными им вспомогательными пехотными когортами, кавалерийскими алами, отрядами метательных машин, осадными орудиями и провиантскими командами два дня и две ночи безостановочно переходили полноводный Дунай. Такого количества войск империя не бросала против врага со времен гражданских войн Октавиана Августа. Ударный костяк армии составляли испытанные в многочисленных стычках и сражениях на рейнском и дунайском лимесах VII Клавдиев, XI Клавдиев, V Македонский, IV Скифский, IV Флавиев, I Италийский, XIII Сдвоенный, XV Аполлонов легионы.
   Все силы были поделены на два корпуса. Восточный, под командованием Авидия Нигрина, получил задачу наступать вдоль отрогов Банатских гор на Тапэ. Западный, во главе которого стоял сам Траян, двигался более длинным путем: по Карашу на Берзовию.
* * *
   Гигантский лагерь на левобережье Дуная поражал образцовым порядком. Прибывшие тысячи расторопно и умело занимали расписанные квартирьерами места, отмеряли прямые улицы, устанавливали шатры. Под страхом смертной казни воинам разных манипул и когорт запрещалось без дела бродить по территории соседних соединений. Дымились десятки тысяч костров, ржали лошади, туда-сюда мчались на взмыленных конях контуберналы.
   Накануне апрельских ид (12 апреля) 101г. вся огромная стопятидесятитысячная римская армия выстроилась для торжественного богослужения с жертвоприношениями. Вспомогательные вексиллатионы и номерные когорты стояли отдельно от линейных легионов со своими знаменами и командирами. Желтели безрукавки из львиных шкур мавретанской и нумидийской конницы Лузия Квиета. Яркими красками переливались щиты галльской и батавской кавалерии. Ровными слитками металла продавливали землю закованные в медь и железо манипулы римлян и италиков.
   Кровь сотни породистых быков оросила чернозем придунайской низменности. Вызолоченные рога животных мертво сверкали у ног одетых в белое жрецов. Великий понтифик – Цезарь Нерва Траян Август протянул главному гаруспику империи печень черной овцы для предсказания. Гадатель рассек орган на две части. «Юпитер дарует нам победу», – объявил священнослужитель. Тессерарии громко разнесли слова старца по рядам. С речью к воинам обратился Траян. Он хвалил рядовых и начальников. Призывал приложить все силы для скорейшего разгрома Децебала, не посрамить славы предков. В награду император обещал римским гражданам рабов, золото и участки земли во вновь захваченной провинции. Солдатам вексиллатионов – права италийского и римского гражданства, деньги и также землю.
   Жадный огонь запылал в зрачках застывших в шеренгах легионеров. В едином порыве армия извлекла из ножен и подняла блистающие клинки к небу.
   – Ave imperator.
   За девятнадцать дней до майских календ (14 апреля) двумя семидесятипятитысячными колоннами соединения Траяна и Авидия Нигрина двинулись в глубь дакийского царства. Император был воин. Он не обольщался обманчивой тишиной в этих поросших густым лесом трансильванских горах. Отряды паннонских и галльских лучников, повинуясь приказам цезаря, занимали господствующие высоты и гребни по пути следования войска. Переносные карробаллисты, установленные на повозках, заполняли интервалы между марширующими когортами. Высланные на несколько миль вперед и в стороны дозорные отряды союзной языгской кавалерии приносили одни и те же известия: «Никаких сил даков поблизости нет». Теттий Юлиан, будь он сейчас при императоре, сказал бы: «Узнаю Децебала». Но старый полководец остался далеко в Риме, и молодые и иссеченные шрамами командиры продолжали внимательно вглядываться в темнеющую стену растительности перед собой.

2

   Известие о вторжении римлян застало Децебала в Напоке. Выслушав гонца, царь ни единым движением не выдал своих чувств.
   – Кто первым оповестил Диега о переходе армии «петухов» на наш берег?
   – Верзон. Его посты не спускали с римских собак глаз с первых мгновений. Они продолжают следить и сейчас. Когда я выехал в дорогу, Траян уже тронулся по землям альбокензиев. Идя по следам этой оравы, воины Верзона наверняка соединились с отрядами Плана и Пируста.
   – Ораву... Что, их действительно так много?
   – Да, царь, на осмотр всего римского лагеря нам понадобилось полных три дня.
   – Как же он думает прокормить когорты?
   – Траян предусмотрел все. «Петухи» движутся к Тапэ двумя дорогами, грабя селян, и потом...
   – Не надо! – Децебал почти крикнул. Он прекрасно понял невысказанную мысль умудренного жизнью соплеменника. Многие из вождей альбокензиев давно ждали этого часа Они перейдут на сторону врага. Если уже не перешли. Царь снял с указательного пальца дорогой перстень и протянул вестнику.
   – Возьми, не отказывай мне.
   Старый дак отступил на шаг.
   – За горькие вести не дают награды, Децебал!
   Друг против друга стояли два дака. Два мужа. И то, что простой воин назвал его по имени, отбросив титулы, сладкой болью кольнуло владыку в сердце.
   – Разве призыв защищать родину плохая новость? Нет. Умирать за свой очаг нужно с радостью.
   – Я возьму кольцо, Децебал! И пусть Замолксис поможет нам отстоять Дакию.
   Гонец повернулся и, тяжело ступая, направился к своему коню.
   Царь еще долго смотрел ему вслед. Вернувшись в дом, приказал позвать Котизона. На лицах слуг застыла тревога: как быстро все-таки распространяются слухи. Сын не вошел, а буквально влетел в комнату. Белоснежная баранья куртка поверх длинного пластинчатого панциря. Молодой, статный, красивый. Копия отца в дни юности.
   – Отец!
   – Молчи и слушай! Ты не поедешь ни к Верзону, ни к Пирусту. Там справятся и без тебя. Сейчас самое главное – выиграть время и успеть собрать армию. Ты понял?
   Скулы наследника превратились в медные слитки.
   – Да, царь!
   – Котизон! Именем Замолксиса, дарующего бессмертие, приказываю тебе не медля ни минуты отправиться в горы патакензиев и потулатензиев и привести под Мисиа и Тапэ ополчения племен. От них скачи к бастарнам. Передай Адномату его стрелу и скажи: «Децебал, царь даков, просит твою конницу. Пришла пора сдержать обещание». Торопись... – Голос царя дрогнул. – От того, насколько быстро ты справишься с поручением, зависит, жить или не жить Дакии. Ты не должен знать усталости, иначе... – Он махнул рукой.
   – Я понимаю... и выполню все так... как ты наказал.
   Отец заключил сына в объятия.
   – Иди! И да хранит тебя богиня Утренней Зари.
   – Удачи и тебе, великий царь.
   Едва вышел Котизон, раздался топот. На пороге возникли Сусаг и несколько военачальников-римлян, в разное время перебежавших к Децебалу и теперь командующих подразделениями даков, обученных легионному строю. Шея лучшего полководца дакийского царя была обмотана черным шерстяным шарфом. Курируя войска по городищам северной Дакии, Сусаг сильно застудил мышцы.