Страница:
– Быстрее! Насыпь сейчас рухнет!
Раздался оглушительный треск. Нижние столбы скрепов подломились, и вся масса земли, насыпанная с таким трудом, осела на добрых пять метров. Даки на башнях торжествующе вопили:
– Эй, «петухи»! Кто из вас Траян? Передайте ему, пусть сам берет лопату и ковыряет землю! И кладите в основание побольше ослиного помета! Говорят, он не горит! Ха-ха-ха!!!
В обстановке всеобщего опьянения от успеха только Сусаг оставался спокойным и угрюмым. Он понимал, что генеральный штурм не за горами. Передовые траншеи вплотную подступили к основаниям стены. Камнеметчики врага закончили оборудование позиций. У лагеря легионеры сложили огромные баррикады из фашин и мешков с песком.
Накануне майских нон (6 мая) саперные подразделения закончили длинный и достаточно широкий подкоп под оборонительные рубежи Тибуска. Траян, не медля ни мгновения, послал войска на приступ.
– Передайте солдатам, – приказал император, – город я отдаю им на разграбление!
Легионы озверело полезли на стены. Сверху лилась расплавленная смола, сыпался раскаленный песок. Горящая нефть разлеталась из разбитых горшков брызгами, воспламеняла плащи, щиты. То и дело валились убитые и раненые.
– Долго там еще? Меммий! Что ты возишься, как александрийский евнух! Давай быстрей, а то мы все тут передохнем!
II когорта VII Клавдиева легиона, введенная в подкоп, длинной змеей теснилась в душной земляной галерее. Антоний Супер, префект когорты, отковыривал от пластин панциря свечное сало.
– Меммий, сволочь!
– Минуций, заткнись! – рявкнул выведенный из себя иммун.
– Откликнулся, – радостно вздохнул приятель. – Ты не злись. Это я так, для собственного успокоения. Второй раз мы с тобой под землю лезем.
– Да, только под Иерусалимом земля полегче была. Песок да камешки. А здесь, – ветеран длинно, искусно выругался. – О! Есть! Лопата прошла наружу. Передайте префекту.
Антоний Супер разом оживился, бросил под ноги свечу.
– Меммий, скорее расширяйте отверстие. Неизвестно, где мы выйдем. Одна связка горящих куриных перьев, и мы перемрем, как хорьки!
Скрежет лопат сделался явственнее и торопливее. Впереди вверху забрезжил свет.
– Проулок! Юпитер Всеблагий! Сюда идет баба! Волочит раненого варвара! – ветеран хихикнул.
Начальника взорвало от этих наблюдений:
– Ты что, идиот, в цирке? Немедленно наверх! Убей ее! Минуций, за ним! Все наверх!
Помогая один другому, солдаты полезли в отверстие. Пожилая дакийка онемела от ужаса, увидев вылезающих из-под земли римлян. Дак, лежавший на бычьей коже у ее ног, сообразил, что произошло:
– Что стоишь, дура? Бросай меня, и беги зови наших. «Петухи» прорыли ход! Быстро!
Женщина опомнилась и, истошно вопя, бросилась в промежуток между домами:
– Римляне пролезли под землей у храма Сарманда!!! Римляне!!!
Меммий пронзил гастой раненого дака:
– Тварь! Успел! Ко мне! – прислушался и уверенно сказал: – Стены в той стороне. Слышите шум боя? За мной!
Легионеры, разбирая места в колонне, бегом устремились по улице. За первой когортой в ход полезли еще три. Авдий Нигрин понимал важность закрепления достигнутого. Манипулы рассыпались по проулкам. Сусаг, извещенный о появлении в его тылу римских солдат, понял – кончено. Оставалось сражаться до последнего.
– Все отлично! – крикнул комендант. – Держите стены! Я сниму с северной стороны воинов Феликса!
Гастаты Супера, перебив охрану ворот, начали лихорадочно разбирать каменный завал, стараясь добраться до засовов. Даки с воротных башен посыпались вниз. Закипела рукопашная. Меж оставленных зубцов тут же появились крючья лестниц. Легионеры, взбиравшиеся с внешней стороны, полезли густо, как тараканы. Кованые сандалии громыхали по внутренним переходам стен. Показался султан из красных страусовых перьев. Траян перепрыгнул через парапет.
– Не задерживаться! – приказал цезарь. – Всем пробиваться к цитадели!
Даки набросились на ненавистного предводителя захватчиков. Принцепс орудовал блистающим, расширенным книзу испанским мечом. Варвары падали под его ударами. Траян почти добрался до лестницы и уже поставил ногу на ступеньки, когда притаившийся на башне под видом мертвого дак метнул булыжник. Камень грохнул императора по голове. Траян покатился вниз, звеня доспехами. Шлем слетел, и показались волосы, залитые кровью. Римляне взвыли от горечи и отчаяния.
– Август ранен! Бей дакийскую падаль!!!
Траян открыл глаза. Стиснул зубы.
– Не надо орать! Все в порядке. Помогите мне подняться!
С помощью подоспевших преторианцев он вылил на темя флягу воды и забинтовал ссадину. Легионеры протянули каску.
– Вперед!
Бой шел везде. Все новые и новые когорты вваливались в занявшийся пожарами Тибуск. Даки остервенело защищали каждый дом, каждую пристройку. Цитадель не успела запахнуть ворота. Но под сводами ее башни произошла такая резня, что вал трупов поднялся до верхней перекладины. Авл Пальма моментально оценил обстановку. По его указанию солдаты сволокли со стен брошенные даками аппараты и притащили их в центр города. Горшки с нефтью и серой полетели на защитников. Воздух наполнился удушливым желтым дымом.
Четыре полных дня и ночи дрались на улицах родного города его последние защитники. К исходу пятого сопротивление прекратилось за полным истреблением всех, кто мог держать оружие.
Закопченный император с кровавой повязкой на лбу ходил по площади, загроможденной убитыми, в сопровождении приближенных. По соседству в домах шел вселенский грабеж. Легионеры тащили утварь, ценности, отыскивали спрятавшихся жителей. На лице Траяна лежала печать безмерной усталости. Вглядевшись в распростертого на земле римлянина с проломленным черепом, цезарь молвил Авидию Нигрину:
– Когда я после сражений с даками начинаю прикидывать свои потери, мне кажется, что не Децебал, а я проигрываю войну. Эти варвары способны дать пример, достойный подражания.
И, к удивлению присутствующих, выругался по-дакийски.
4
5
6
Раздался оглушительный треск. Нижние столбы скрепов подломились, и вся масса земли, насыпанная с таким трудом, осела на добрых пять метров. Даки на башнях торжествующе вопили:
– Эй, «петухи»! Кто из вас Траян? Передайте ему, пусть сам берет лопату и ковыряет землю! И кладите в основание побольше ослиного помета! Говорят, он не горит! Ха-ха-ха!!!
В обстановке всеобщего опьянения от успеха только Сусаг оставался спокойным и угрюмым. Он понимал, что генеральный штурм не за горами. Передовые траншеи вплотную подступили к основаниям стены. Камнеметчики врага закончили оборудование позиций. У лагеря легионеры сложили огромные баррикады из фашин и мешков с песком.
Накануне майских нон (6 мая) саперные подразделения закончили длинный и достаточно широкий подкоп под оборонительные рубежи Тибуска. Траян, не медля ни мгновения, послал войска на приступ.
– Передайте солдатам, – приказал император, – город я отдаю им на разграбление!
Легионы озверело полезли на стены. Сверху лилась расплавленная смола, сыпался раскаленный песок. Горящая нефть разлеталась из разбитых горшков брызгами, воспламеняла плащи, щиты. То и дело валились убитые и раненые.
* * *
...В свете маленького чадящего факела еле проглядывали закопченные, перемазанные лица легионеров. С каждой минутой становилось труднее дышать. Впереди, в темноте, двое вовсю орудовали заступами.– Долго там еще? Меммий! Что ты возишься, как александрийский евнух! Давай быстрей, а то мы все тут передохнем!
II когорта VII Клавдиева легиона, введенная в подкоп, длинной змеей теснилась в душной земляной галерее. Антоний Супер, префект когорты, отковыривал от пластин панциря свечное сало.
– Меммий, сволочь!
– Минуций, заткнись! – рявкнул выведенный из себя иммун.
– Откликнулся, – радостно вздохнул приятель. – Ты не злись. Это я так, для собственного успокоения. Второй раз мы с тобой под землю лезем.
– Да, только под Иерусалимом земля полегче была. Песок да камешки. А здесь, – ветеран длинно, искусно выругался. – О! Есть! Лопата прошла наружу. Передайте префекту.
Антоний Супер разом оживился, бросил под ноги свечу.
– Меммий, скорее расширяйте отверстие. Неизвестно, где мы выйдем. Одна связка горящих куриных перьев, и мы перемрем, как хорьки!
Скрежет лопат сделался явственнее и торопливее. Впереди вверху забрезжил свет.
– Проулок! Юпитер Всеблагий! Сюда идет баба! Волочит раненого варвара! – ветеран хихикнул.
Начальника взорвало от этих наблюдений:
– Ты что, идиот, в цирке? Немедленно наверх! Убей ее! Минуций, за ним! Все наверх!
Помогая один другому, солдаты полезли в отверстие. Пожилая дакийка онемела от ужаса, увидев вылезающих из-под земли римлян. Дак, лежавший на бычьей коже у ее ног, сообразил, что произошло:
– Что стоишь, дура? Бросай меня, и беги зови наших. «Петухи» прорыли ход! Быстро!
Женщина опомнилась и, истошно вопя, бросилась в промежуток между домами:
– Римляне пролезли под землей у храма Сарманда!!! Римляне!!!
Меммий пронзил гастой раненого дака:
– Тварь! Успел! Ко мне! – прислушался и уверенно сказал: – Стены в той стороне. Слышите шум боя? За мной!
Легионеры, разбирая места в колонне, бегом устремились по улице. За первой когортой в ход полезли еще три. Авдий Нигрин понимал важность закрепления достигнутого. Манипулы рассыпались по проулкам. Сусаг, извещенный о появлении в его тылу римских солдат, понял – кончено. Оставалось сражаться до последнего.
– Все отлично! – крикнул комендант. – Держите стены! Я сниму с северной стороны воинов Феликса!
Гастаты Супера, перебив охрану ворот, начали лихорадочно разбирать каменный завал, стараясь добраться до засовов. Даки с воротных башен посыпались вниз. Закипела рукопашная. Меж оставленных зубцов тут же появились крючья лестниц. Легионеры, взбиравшиеся с внешней стороны, полезли густо, как тараканы. Кованые сандалии громыхали по внутренним переходам стен. Показался султан из красных страусовых перьев. Траян перепрыгнул через парапет.
– Не задерживаться! – приказал цезарь. – Всем пробиваться к цитадели!
Даки набросились на ненавистного предводителя захватчиков. Принцепс орудовал блистающим, расширенным книзу испанским мечом. Варвары падали под его ударами. Траян почти добрался до лестницы и уже поставил ногу на ступеньки, когда притаившийся на башне под видом мертвого дак метнул булыжник. Камень грохнул императора по голове. Траян покатился вниз, звеня доспехами. Шлем слетел, и показались волосы, залитые кровью. Римляне взвыли от горечи и отчаяния.
– Август ранен! Бей дакийскую падаль!!!
Траян открыл глаза. Стиснул зубы.
– Не надо орать! Все в порядке. Помогите мне подняться!
С помощью подоспевших преторианцев он вылил на темя флягу воды и забинтовал ссадину. Легионеры протянули каску.
– Вперед!
Бой шел везде. Все новые и новые когорты вваливались в занявшийся пожарами Тибуск. Даки остервенело защищали каждый дом, каждую пристройку. Цитадель не успела запахнуть ворота. Но под сводами ее башни произошла такая резня, что вал трупов поднялся до верхней перекладины. Авл Пальма моментально оценил обстановку. По его указанию солдаты сволокли со стен брошенные даками аппараты и притащили их в центр города. Горшки с нефтью и серой полетели на защитников. Воздух наполнился удушливым желтым дымом.
Четыре полных дня и ночи дрались на улицах родного города его последние защитники. К исходу пятого сопротивление прекратилось за полным истреблением всех, кто мог держать оружие.
Закопченный император с кровавой повязкой на лбу ходил по площади, загроможденной убитыми, в сопровождении приближенных. По соседству в домах шел вселенский грабеж. Легионеры тащили утварь, ценности, отыскивали спрятавшихся жителей. На лице Траяна лежала печать безмерной усталости. Вглядевшись в распростертого на земле римлянина с проломленным черепом, цезарь молвил Авидию Нигрину:
– Когда я после сражений с даками начинаю прикидывать свои потери, мне кажется, что не Децебал, а я проигрываю войну. Эти варвары способны дать пример, достойный подражания.
И, к удивлению присутствующих, выругался по-дакийски.
4
– Значит, ваш царь предлагает мне мир?
Нептомар, Мамутцис, Сиесиперис и Котизон, тяжело вздыхая, опускают головы. Нет ничего унизительнее разговора с победителем.
– Да, великий император!
Преторианцы в золоченых доспехах стоят, как истуканы. Лишь перья на шлемах колышутся ветром.
– Но могу ли я доверять слову Децебала, после того, что он сделал с императорскими владениями в Нижней Мезии? Ведь это ваш царь первым нарушил перемирие и напал на римские гарнизоны.
Глаза стоящих даков загораются гневным огнем. Они могли бы напомнить Траяну о том, кто действительно первым затеял войну, кто грабил и разрушал. Но сейчас у них нет такого права. Надо стиснуть зубы и терпеть. Во имя родины.
Мамутцис оглядел своих товарищей, будто просил у них прощения. Старейшина костобоков выступил вперед и опустился на колени. Пальцы дака захватили горсть буроватой лесной земли.
– Великий цезарь римлян! – он посыпал свои волосы прахом. – Мы готовы расплатиться с тобой и твоим народом за любые издержки, причиненные в этой войне... Наш царь согласен на любые условия мира, которые ты предложишь.
Три спутника посла тоже встали на колени. Котизон с повязкой на шее, морщась от боли, склонил спину, но голова осталась неподвижной. И потому поклон казался отнюдь не покорным, а дерзким, вызывающим.
Полководец римлян прикрыл глаза. Перед взором встали картины недавнего прошлого. Солдаты, валящиеся с лестниц, трупы на площади Тибуска, головы на сучьях деревьев и удар камнем... Он вновь поднял веки:
– Я хочу увидеться с вашим царем. Все разговоры о мире немногого стоят, если не ведутся руководителями воюющих сторон. Передайте Децебалу мое пожелание. Ответ я буду ждать десять дней, ведя отсчет с сегодняшнего.
Послы поднялись на ноги. Котизон возвысил голос:
– Соблаговолит ли великий император римлян Траян прибыть на третий день к главному храму Замолксиса, что в земле предавензиев в двух конских переходах от разрушенного Тибуска к северо-востоку?
– Да!
– Тогда пусть император не берет с собой больше трех сотен вооруженных воинов.
– При условии, что столько же будет и с Децебалом!
– Итак, через три дня!
Посланцы дакийского царя уже скрылись между деревьями за оградой лагеря, когда контубернал цезаря доложил божественному, что с ним хотят говорить старейшины Дакиск и Корат.
– Проси!
Гости, простирая руки, повалились в ноги. Траян никогда не требовал оказания себе божественных почестей, но если кто-то делал это, не препятствовал.
– Подымись, Дакиск, и ты, Корат, тоже. Я слушаю вас внимательно!
Начал Дакиск, время от времени делая короткие паузы и оглаживая бороду.
– Мы узнали от ординарцев императора, Цезарь Нерва Траян Август договорился с послами ненавистного Децебала встретиться с узурпатором в лесах за Тибуском.
– Абсолютно верно, мой друг!
– Но разумно ли это, мой господин?
Траян поднялся с походного стульчика и, повернувшись спиной к альбокензиям, оглядел стоянку войска.
– Думаю, разумно, проницательный старик. Децебал не может не понимать, что война им проиграна. Но даки – очень мужественный народ. Я не могу не признать этого факта. Зачем продолжать сражаться и лить кровь понапрасну, когда представляется возможность разом получить требуемое?
Корат как-то хитро покрутил головой.
– Но у императора была возможность взять Децебала за горло сегодня.
– Каким образом?
Вождь альбокензиев с ненавистью сжал кулаки:
– Знает ли Траян Август, кто тот молодой человек, который предлагал цезарю встретиться с царем даков?
– Нет.
– Котизон, сын Децебала!
– Разве это что-нибудь меняет?
Старый Дакиск перешел на захлебывающийся шепот:
– Великий император мог бы приказать схватить волчонка, и тогда отец его беспрекословно выполнил бы все приказы Нервы Траяна!
Траян развернулся. Под гладко выбритыми скулами принцепса катались желваки.
– Марк Ульпий Траян всегда был честным солдатом, Дакиск! То, что ты предлагаешь, хуже самого грязного предательства! Мне нет дела до того, кем является гость! Особа посла неприкосновенна! По всем законам! Во время войны и во время мира!
Корат рухнул на колени, потянув за собой старшего товарища.
– Мы вовсе не хотели оскорбить Величайшего! Мы действительно хотели облегчить завершение войны и скорейший разгром ненавистного нам человека.
Белки Дакиска налились кровью:
– Соблаговолит ли император дослушать меня до конца?
– Говори.
– Цезарь не имеет счетов с царем даков, кроме счетов войны. Он может ехать на переговоры с чистой совестью. Но может ли Траян Август запретить своим дакийским союзникам отплатить их злейшему врагу сполна за все, что он им причинил?
– О чем ты?
– Будет ли принцепс препятствовать моим воинам захватить или убить Децебала после того, как он сам закончит с ним все дела и удалится с места встречи?
Наступила тишина. Траян в молчании тер ладони. Наконец сказал:
– Я не вмешиваюсь в ссоры своих союзников, если они не касаются интересов сената и римского народа.
Корат с Дакиском переглянулись.
– Благодарим! Желаем императору здравствовать!
...Вечером, просматривая почту из Рима, цезарь задумчиво бросил верному другу Авидию:
– Знаешь, наверное, самый ужасный груз на сердце – груз предательства.
Военачальник, писавший на столе приказы, отвлекся от папируса:
– Брось, Марк! В войне с варварами нет понятия предательства. Это называется иначе: военная хитрость. Хотя, признаться, я не понимаю, о чем ты?
– Да так, – Траян взломал восковую печать на цере.
– Еще великий Гай Юлий Цезарь говорил: «Задача полководца побеждать столько же умом, сколько мечом».
– Н-да... Цезарь... Ну ладно, посмотрим, что пишет нам Плотина.
Нептомар, Мамутцис, Сиесиперис и Котизон, тяжело вздыхая, опускают головы. Нет ничего унизительнее разговора с победителем.
– Да, великий император!
Преторианцы в золоченых доспехах стоят, как истуканы. Лишь перья на шлемах колышутся ветром.
– Но могу ли я доверять слову Децебала, после того, что он сделал с императорскими владениями в Нижней Мезии? Ведь это ваш царь первым нарушил перемирие и напал на римские гарнизоны.
Глаза стоящих даков загораются гневным огнем. Они могли бы напомнить Траяну о том, кто действительно первым затеял войну, кто грабил и разрушал. Но сейчас у них нет такого права. Надо стиснуть зубы и терпеть. Во имя родины.
Мамутцис оглядел своих товарищей, будто просил у них прощения. Старейшина костобоков выступил вперед и опустился на колени. Пальцы дака захватили горсть буроватой лесной земли.
– Великий цезарь римлян! – он посыпал свои волосы прахом. – Мы готовы расплатиться с тобой и твоим народом за любые издержки, причиненные в этой войне... Наш царь согласен на любые условия мира, которые ты предложишь.
Три спутника посла тоже встали на колени. Котизон с повязкой на шее, морщась от боли, склонил спину, но голова осталась неподвижной. И потому поклон казался отнюдь не покорным, а дерзким, вызывающим.
Полководец римлян прикрыл глаза. Перед взором встали картины недавнего прошлого. Солдаты, валящиеся с лестниц, трупы на площади Тибуска, головы на сучьях деревьев и удар камнем... Он вновь поднял веки:
– Я хочу увидеться с вашим царем. Все разговоры о мире немногого стоят, если не ведутся руководителями воюющих сторон. Передайте Децебалу мое пожелание. Ответ я буду ждать десять дней, ведя отсчет с сегодняшнего.
Послы поднялись на ноги. Котизон возвысил голос:
– Соблаговолит ли великий император римлян Траян прибыть на третий день к главному храму Замолксиса, что в земле предавензиев в двух конских переходах от разрушенного Тибуска к северо-востоку?
– Да!
– Тогда пусть император не берет с собой больше трех сотен вооруженных воинов.
– При условии, что столько же будет и с Децебалом!
– Итак, через три дня!
Посланцы дакийского царя уже скрылись между деревьями за оградой лагеря, когда контубернал цезаря доложил божественному, что с ним хотят говорить старейшины Дакиск и Корат.
– Проси!
Гости, простирая руки, повалились в ноги. Траян никогда не требовал оказания себе божественных почестей, но если кто-то делал это, не препятствовал.
– Подымись, Дакиск, и ты, Корат, тоже. Я слушаю вас внимательно!
Начал Дакиск, время от времени делая короткие паузы и оглаживая бороду.
– Мы узнали от ординарцев императора, Цезарь Нерва Траян Август договорился с послами ненавистного Децебала встретиться с узурпатором в лесах за Тибуском.
– Абсолютно верно, мой друг!
– Но разумно ли это, мой господин?
Траян поднялся с походного стульчика и, повернувшись спиной к альбокензиям, оглядел стоянку войска.
– Думаю, разумно, проницательный старик. Децебал не может не понимать, что война им проиграна. Но даки – очень мужественный народ. Я не могу не признать этого факта. Зачем продолжать сражаться и лить кровь понапрасну, когда представляется возможность разом получить требуемое?
Корат как-то хитро покрутил головой.
– Но у императора была возможность взять Децебала за горло сегодня.
– Каким образом?
Вождь альбокензиев с ненавистью сжал кулаки:
– Знает ли Траян Август, кто тот молодой человек, который предлагал цезарю встретиться с царем даков?
– Нет.
– Котизон, сын Децебала!
– Разве это что-нибудь меняет?
Старый Дакиск перешел на захлебывающийся шепот:
– Великий император мог бы приказать схватить волчонка, и тогда отец его беспрекословно выполнил бы все приказы Нервы Траяна!
Траян развернулся. Под гладко выбритыми скулами принцепса катались желваки.
– Марк Ульпий Траян всегда был честным солдатом, Дакиск! То, что ты предлагаешь, хуже самого грязного предательства! Мне нет дела до того, кем является гость! Особа посла неприкосновенна! По всем законам! Во время войны и во время мира!
Корат рухнул на колени, потянув за собой старшего товарища.
– Мы вовсе не хотели оскорбить Величайшего! Мы действительно хотели облегчить завершение войны и скорейший разгром ненавистного нам человека.
Белки Дакиска налились кровью:
– Соблаговолит ли император дослушать меня до конца?
– Говори.
– Цезарь не имеет счетов с царем даков, кроме счетов войны. Он может ехать на переговоры с чистой совестью. Но может ли Траян Август запретить своим дакийским союзникам отплатить их злейшему врагу сполна за все, что он им причинил?
– О чем ты?
– Будет ли принцепс препятствовать моим воинам захватить или убить Децебала после того, как он сам закончит с ним все дела и удалится с места встречи?
Наступила тишина. Траян в молчании тер ладони. Наконец сказал:
– Я не вмешиваюсь в ссоры своих союзников, если они не касаются интересов сената и римского народа.
Корат с Дакиском переглянулись.
– Благодарим! Желаем императору здравствовать!
...Вечером, просматривая почту из Рима, цезарь задумчиво бросил верному другу Авидию:
– Знаешь, наверное, самый ужасный груз на сердце – груз предательства.
Военачальник, писавший на столе приказы, отвлекся от папируса:
– Брось, Марк! В войне с варварами нет понятия предательства. Это называется иначе: военная хитрость. Хотя, признаться, я не понимаю, о чем ты?
– Да так, – Траян взломал восковую печать на цере.
– Еще великий Гай Юлий Цезарь говорил: «Задача полководца побеждать столько же умом, сколько мечом».
– Н-да... Цезарь... Ну ладно, посмотрим, что пишет нам Плотина.
5
Снизу подымался всадник. Он то скрывался за выступами скал, то вновь показывался. Децебал терпеливо ждал. Котизон крутил головой направо и налево, разрабатывая свою закосневшую после ранения шею. Наконец верховой добрался до гребня, на котором ожидали царь и сопровождающие.
– Что случилось? Что говорит Верзон?
Воин спрыгнул с коня.
– Царь, Верзон велел передать тебе: Траян на встречу не поехал, вместо него из римского лагеря выехали два человека. Видимо, важные птицы. Один – светлый римлянин с горбатым носом и голубыми глазами. Другой – чернокожий, как мореный дуб. С ним ровно столько конных воинов, сколько положено по договору.
Децебал указательным пальцем приподнял золотую диадему на лбу.
– Понятно. Сам не доверяет. Но кто могут быть эти двое?
Диег сзади подсказал:
– Чернокожий, скорее всего, начальник конницы Квиет. Дакам он хорошо известен. Храбрый. Под Адамклисси разогнал сарматов. У Траяна в чести. Наград на нем, как на сарматском шамане побрякушек. А второй – это наверняка Авл Пальма Нигрин, друг Траяна, тот черный и высокий. Так или иначе император доверяет своим порученцам. Я думаю, из-за того, что вместо самого Траяна к нам едут другие, встречу откладывать не следует.
Децебал натянул поводья.
– Хорошо! Ты прав, Диег. Котизон, спускайся с дружиной первым!
В светлой буковой рощице, за три выстрела из лука от храма Замолксиса, царя и его свиту нагнал еще один гонец. Сармат. Но лошадь под ним была дакийская. Это Децебал определил сразу. И свежая. Значит, сменил недавно.
– Царь! Я от Борака. Не ходи к храму. Тебя ждет смерть!
Телохранители при последних словах степного воина хлестнули своих коней и, проехав вперед, прикрыли господина со всех сторон.
– Объясни!
Диег торопливо переводил сбивчивую речь сармата:
– К северу от храма в лесу бастарнам встретились всадники. На копьях у них скалились волчьи головы. Бастарны, не таясь, подъехали к ним. Они же...
– Ну!
– Они убили всех бастарнов. Подло в спину. Из луков и копьями. Спаслись только двое. Борак велел скакать к тебе.
– Передай ему мою благодарность, – ошеломленно пробормотал дакийский царь. Он сгорбился. Постарел.
Сын изо всех сил ударил лошадь. И тут же натянул поводья, удерживая жеребца.
– Скажи, храбрец, какого цвета ленты были под волчьими мордами?
– Черные. Да. Черные.
– Ясно! – яростно заревел Котизон. – Ублюдки! Это Дакиск, Корат и их прихвостни. Теперь понятно, почему не появился сам Траян. Не хотел быть соучастником клятвопреступления. Жалкая римская дрянь. Сам он, видите ли, не марает своих рук, но другим не запрещает.
– Отец! – крикнул наследник. Децебал понял, о чем просил сын.
– Иди. Но будь осторожен.
Юноша поднял руку.
– Даки, за мной! Накажем подлых изменников!
– Смерть! – отозвались гвардейцы патакензии и костобоки.
Взяв с места в галоп, дружина умчалась за Котизоном. Оставшись один, царь сокрушенно покачал головой.
– Я надеялся на эту встречу...
Регебал примиренчески повел плечами:
– Но, может, нам все это кажется? Почему бы не подъехать к храму? По-моему, мы придаем чрезмерное значение всяким мелочам. Ведь римляне ждут нас. А если Котизон столкнется с предателями Дакиска, нам и вовсе некого бояться.
Диег насмешливо присвистнул:
– Ты что, Регебал? Эскорт царя отбыл за его сыном. Весь. Или ты забыл?
Шурин отвел глаза. В самом деле, он оплошал.
– Н-да. В заботах и думах о судьбе Сармизагетузы я совсем потерял способность соображать.
Децебал долго смотрел на родича. «А ведь он – сальдензий», – подумалось вдруг царю. Но он тут же отогнал эту мысль.
– Значит, Дакиск недалеко. Ну что ж, начнем. Верзон, выдвигайся вправо и отрежь им дорогу на юг. Борак, веди своих воинов влево.
– А ты, Котизон?
– Я еду прямо. Они должны быть уверены, что сын царя на обычном месте во главе дружины и ни о чем не догадывается.
Борак, старейшина сарматов, откинул крышку колчана, извлек отравленную стрелу и, наставив ее на лук, ударил лошадь пятками. Его воины, держа тяжелые копья поперек седла, потянулись за предводителем.
Верзон тоже тронул отряд. Костобоки Котизона, готовые в любой момент прикрыть вождя, настороженно следовали сзади...
– Надо уходить, Корат. Скорее!
– Чего ты так боишься?
Старика передернуло от глупости юнца.
– Хоть один из тех бастарнов да добрался до Децебала. Он приведет сотни соплеменников.
– Откуда? Если и предупредит царя, то единственное, что они могут сделать, – скорее унести ноги. В этом случае мы всего лишь напрасно прождем, и все.
Между деревьями показались всадники.
– Великий Замолксис! Ты услышал мои молитвы! Это Котизон, – Кората распирало от злобной радости. Он с лязгом вытащил из ножен короткую тяжелую фалькату.
– Руби их!
Альбокензии с дикими криками набросились на выехавших на поляну дружинников. Те проворно перестроились и ударили в мечи. Все пространство посреди леса напоминало разворошенный муравейник. Дакиск был слишком стар, чтобы поверить в случайность появления костобоков в лесу. Старейшина придержал коня и начал следить за тем, как разворачивались события. Предчувствие его не обмануло. Справа и слева от того места, где он наблюдал, за стволами замаячили фигуры конных воинов. Подоспели сарматы и всадники Верзона. Дакиск, не дожидаясь, пока кольцо окружения замкнется, изо всей силы ударил лошадь плетью и понесся прочь от устроенной самим же западни.
Сотни Борака и даки полностью блокировали поляну. Растерявшиеся люди Кората пытались спастись бегством, но пали, пронзенные безжалостными остриями. Мужи Децебала не щадили никого. Сам предводитель бросался на окружавших со всех сторон врагов, ища себе смерти.
– Живьем! Только живьем! – приказал своим Котизон.
Десятки арканов взвились в воздух. Захлестнутый петлями, вождь альбокензиев грохнулся на землю. Наступила тишина. Верзон спрыгнул с коня и подошел к поверженному недругу.
– Вот мы и встретились, Корат, – лицо дака перекосилось от гнева. – Теперь, сволочь, ты сполна заплатишь за пути, указанные римлянам, за сожженные поселки даков и за сегодняшний день тоже.
Безмолвной массой толпились рядом соотечественники. Мужества Корату было не занимать. Он даже лежачий умудрился плюнуть на ноги стоявшего перед ним человека.
– Я плюю на вас! Твоя взяла, жалкий предавензийский сыроед! Но и свою шкуру ты не протаскаешь дольше моей! Траян идет к Сармизагетузе! Скоро, скоро взвоют все Децебаловы прихвостни, когда их потащат на прочной конопляной веревке продавать на базарах Рима и Равенны!
Мужи дакийские слушали его, не перебивая.
– Что вам остается! – кричал Корат. – Не пройдет и месяца, и император Марк Ульпий Траян наступит кованой римской сандалией на ваши грязные шеи. Разве в состоянии какой-то дикарь Децебал справиться с самим Римом? И вы еще на что-то надеетесь?
– Ты все сказал? – необычайно спокойно спросил пленника Котизон, когда тот откричался.
– Да, ублюдок!
Наследник сожалеюще вложил фалькату в ножны. Громко фыркнула и заржала лошадь, привязанная к дереву.
– Даки! – обратился сын Децебала к стоявшим в ожидании воинам. – Чего заслуживает человек, изменивший своему царю?
– Смерти! – казалось, это прошумел в ответ лес.
– Продавший родину?
– Смерти!
– Разрушивший жилища своего народа и убивавший наших жен и детей?
– Смерти!
– Возьмите его и предайте смерти как изменника, по законам, завещанным предками.
Корат изменился в лице.
– Ты не смеешь, патакензийская собака! Я сын вождя и вождь по праву рождения!
– Ты просто грязная римская подтирка, и ничего больше.
К траве пригнули вершины двух молоденьких сосен, волосяными арканами плотно прикрутили ноги предателя.
– Великий Замолксис, – обратился к богу Котизон, – суд вершился от твоего имени и под твоим всевидящим оком!
Дикий вопль заполнил окрестности и разом оборвался. Воины, проезжая мимо деревьев, брезгливо плевались.
– Что случилось? Что говорит Верзон?
Воин спрыгнул с коня.
– Царь, Верзон велел передать тебе: Траян на встречу не поехал, вместо него из римского лагеря выехали два человека. Видимо, важные птицы. Один – светлый римлянин с горбатым носом и голубыми глазами. Другой – чернокожий, как мореный дуб. С ним ровно столько конных воинов, сколько положено по договору.
Децебал указательным пальцем приподнял золотую диадему на лбу.
– Понятно. Сам не доверяет. Но кто могут быть эти двое?
Диег сзади подсказал:
– Чернокожий, скорее всего, начальник конницы Квиет. Дакам он хорошо известен. Храбрый. Под Адамклисси разогнал сарматов. У Траяна в чести. Наград на нем, как на сарматском шамане побрякушек. А второй – это наверняка Авл Пальма Нигрин, друг Траяна, тот черный и высокий. Так или иначе император доверяет своим порученцам. Я думаю, из-за того, что вместо самого Траяна к нам едут другие, встречу откладывать не следует.
Децебал натянул поводья.
– Хорошо! Ты прав, Диег. Котизон, спускайся с дружиной первым!
В светлой буковой рощице, за три выстрела из лука от храма Замолксиса, царя и его свиту нагнал еще один гонец. Сармат. Но лошадь под ним была дакийская. Это Децебал определил сразу. И свежая. Значит, сменил недавно.
– Царь! Я от Борака. Не ходи к храму. Тебя ждет смерть!
Телохранители при последних словах степного воина хлестнули своих коней и, проехав вперед, прикрыли господина со всех сторон.
– Объясни!
Диег торопливо переводил сбивчивую речь сармата:
– К северу от храма в лесу бастарнам встретились всадники. На копьях у них скалились волчьи головы. Бастарны, не таясь, подъехали к ним. Они же...
– Ну!
– Они убили всех бастарнов. Подло в спину. Из луков и копьями. Спаслись только двое. Борак велел скакать к тебе.
– Передай ему мою благодарность, – ошеломленно пробормотал дакийский царь. Он сгорбился. Постарел.
Сын изо всех сил ударил лошадь. И тут же натянул поводья, удерживая жеребца.
– Скажи, храбрец, какого цвета ленты были под волчьими мордами?
– Черные. Да. Черные.
– Ясно! – яростно заревел Котизон. – Ублюдки! Это Дакиск, Корат и их прихвостни. Теперь понятно, почему не появился сам Траян. Не хотел быть соучастником клятвопреступления. Жалкая римская дрянь. Сам он, видите ли, не марает своих рук, но другим не запрещает.
– Отец! – крикнул наследник. Децебал понял, о чем просил сын.
– Иди. Но будь осторожен.
Юноша поднял руку.
– Даки, за мной! Накажем подлых изменников!
– Смерть! – отозвались гвардейцы патакензии и костобоки.
Взяв с места в галоп, дружина умчалась за Котизоном. Оставшись один, царь сокрушенно покачал головой.
– Я надеялся на эту встречу...
Регебал примиренчески повел плечами:
– Но, может, нам все это кажется? Почему бы не подъехать к храму? По-моему, мы придаем чрезмерное значение всяким мелочам. Ведь римляне ждут нас. А если Котизон столкнется с предателями Дакиска, нам и вовсе некого бояться.
Диег насмешливо присвистнул:
– Ты что, Регебал? Эскорт царя отбыл за его сыном. Весь. Или ты забыл?
Шурин отвел глаза. В самом деле, он оплошал.
– Н-да. В заботах и думах о судьбе Сармизагетузы я совсем потерял способность соображать.
Децебал долго смотрел на родича. «А ведь он – сальдензий», – подумалось вдруг царю. Но он тут же отогнал эту мысль.
* * *
Разведка вернулась мгновенно. Не успели отъехать и трех сотен шагов, как наткнулись на таких же дозорных со стороны противника. Даки ничем не обнаружили себя. Тихо отползли назад и доложили военачальникам.– Значит, Дакиск недалеко. Ну что ж, начнем. Верзон, выдвигайся вправо и отрежь им дорогу на юг. Борак, веди своих воинов влево.
– А ты, Котизон?
– Я еду прямо. Они должны быть уверены, что сын царя на обычном месте во главе дружины и ни о чем не догадывается.
Борак, старейшина сарматов, откинул крышку колчана, извлек отравленную стрелу и, наставив ее на лук, ударил лошадь пятками. Его воины, держа тяжелые копья поперек седла, потянулись за предводителем.
Верзон тоже тронул отряд. Костобоки Котизона, готовые в любой момент прикрыть вождя, настороженно следовали сзади...
* * *
Дакиск нервничал.– Надо уходить, Корат. Скорее!
– Чего ты так боишься?
Старика передернуло от глупости юнца.
– Хоть один из тех бастарнов да добрался до Децебала. Он приведет сотни соплеменников.
– Откуда? Если и предупредит царя, то единственное, что они могут сделать, – скорее унести ноги. В этом случае мы всего лишь напрасно прождем, и все.
Между деревьями показались всадники.
– Великий Замолксис! Ты услышал мои молитвы! Это Котизон, – Кората распирало от злобной радости. Он с лязгом вытащил из ножен короткую тяжелую фалькату.
– Руби их!
Альбокензии с дикими криками набросились на выехавших на поляну дружинников. Те проворно перестроились и ударили в мечи. Все пространство посреди леса напоминало разворошенный муравейник. Дакиск был слишком стар, чтобы поверить в случайность появления костобоков в лесу. Старейшина придержал коня и начал следить за тем, как разворачивались события. Предчувствие его не обмануло. Справа и слева от того места, где он наблюдал, за стволами замаячили фигуры конных воинов. Подоспели сарматы и всадники Верзона. Дакиск, не дожидаясь, пока кольцо окружения замкнется, изо всей силы ударил лошадь плетью и понесся прочь от устроенной самим же западни.
Сотни Борака и даки полностью блокировали поляну. Растерявшиеся люди Кората пытались спастись бегством, но пали, пронзенные безжалостными остриями. Мужи Децебала не щадили никого. Сам предводитель бросался на окружавших со всех сторон врагов, ища себе смерти.
– Живьем! Только живьем! – приказал своим Котизон.
Десятки арканов взвились в воздух. Захлестнутый петлями, вождь альбокензиев грохнулся на землю. Наступила тишина. Верзон спрыгнул с коня и подошел к поверженному недругу.
– Вот мы и встретились, Корат, – лицо дака перекосилось от гнева. – Теперь, сволочь, ты сполна заплатишь за пути, указанные римлянам, за сожженные поселки даков и за сегодняшний день тоже.
Безмолвной массой толпились рядом соотечественники. Мужества Корату было не занимать. Он даже лежачий умудрился плюнуть на ноги стоявшего перед ним человека.
– Я плюю на вас! Твоя взяла, жалкий предавензийский сыроед! Но и свою шкуру ты не протаскаешь дольше моей! Траян идет к Сармизагетузе! Скоро, скоро взвоют все Децебаловы прихвостни, когда их потащат на прочной конопляной веревке продавать на базарах Рима и Равенны!
Мужи дакийские слушали его, не перебивая.
– Что вам остается! – кричал Корат. – Не пройдет и месяца, и император Марк Ульпий Траян наступит кованой римской сандалией на ваши грязные шеи. Разве в состоянии какой-то дикарь Децебал справиться с самим Римом? И вы еще на что-то надеетесь?
– Ты все сказал? – необычайно спокойно спросил пленника Котизон, когда тот откричался.
– Да, ублюдок!
Наследник сожалеюще вложил фалькату в ножны. Громко фыркнула и заржала лошадь, привязанная к дереву.
– Даки! – обратился сын Децебала к стоявшим в ожидании воинам. – Чего заслуживает человек, изменивший своему царю?
– Смерти! – казалось, это прошумел в ответ лес.
– Продавший родину?
– Смерти!
– Разрушивший жилища своего народа и убивавший наших жен и детей?
– Смерти!
– Возьмите его и предайте смерти как изменника, по законам, завещанным предками.
Корат изменился в лице.
– Ты не смеешь, патакензийская собака! Я сын вождя и вождь по праву рождения!
– Ты просто грязная римская подтирка, и ничего больше.
К траве пригнули вершины двух молоденьких сосен, волосяными арканами плотно прикрутили ноги предателя.
– Великий Замолксис, – обратился к богу Котизон, – суд вершился от твоего имени и под твоим всевидящим оком!
Дикий вопль заполнил окрестности и разом оборвался. Воины, проезжая мимо деревьев, брезгливо плевались.
6
Труднее всего было возводить кастеллы. В степи не хватало камня и леса. Саперы плотно утрамбовывали глинистую землю, вынутую из рва, и затем лопатами придавали валам форму стен и башен. Адриан, почерневший от солнца, в грязной полотняной тунике и галльских брюках дни и ночи проводил на строительстве. Траян доверил племяннику ведение войны на востоке Дакии. Под командованием бывшего трибуна перешел I Минервин легион.
После падения Тибуска римская армия, разделившись на четыре группировки, перешла в решительное наступление. Стремясь уничтожить центр сопротивления даков, Траян направил главный удар на Сармизагетузу. Другие корпуса наступали на городки Альбурнус-Мацор, Напока и Пороллис, распыляя силы дакийского царя.
Параллельно с действиями на западе и севере выступили три легиона и развернули боевые операции против кочевавших между Пиретом и Тирасом степных сарматов. Положение Децебала резко ухудшилось. Союзная кавалерия Адномата и Борака покинула царя для защиты родных очагов. На бескрайних равнинах за Пиретом заполыхали пожары. Горели хижины бастарнов и войлочные кибитки на колесах – жилища сарматов. Ревел угоняемый скот. Теряя воинов под залпами метательных машин Адриана, бессильная против густой щетины копий римской пехоты степная конница откатывалась все дальше, в глубь материка.
Отогнав варваров насколько хватило сил, Адриан, выполняя распоряжение Траяна, принялся возводить грандиозный вал от берегов Пирета до Тиры на побережье Понта. Глубокие рвы, волчьи ямы, земляные насыпи и башни с катапультами преградили дорогу дружественной дакам кавалерии степняков. Устье Данувия и римские крепости вдоль него стали недосягаемы.
Молодой легат I Минервиного легиона наравне с рядовыми солдатами рыл землю, устанавливал в траншеях плетенки от осыпей. Ветераны в редкие минуты отдыха с упоением пересказывали новобранцам подвиги командира.
– Сиятельный! В кастра Пироборидава прибыл императорский корникулярий с известиями для вас! – центурион щурился под козырьком кожаной каскетки.
Адриан воткнул в откос лопату, вытер грязные руки о тунику и, подтянувшись, ловко выпрыгнул наверх.
– Ювений! Продолжать в том же темпе! До вечера закончите до третьей отметки и снабдите кольями волчьи ямы, которые нарыли вчера.
Сотник, переведенный за храбрость при штурме Тибуска из II Траянова в I Минервин легион с повышением (центурионом третьей когорты), уважительно вытянулся:
– Будет исполнено, сиятельный! Лутаций! – заорал помощнику. – Передать по рядам: полчаса перерыв!
Легат вскочил на подведенного коня и наметом поскакал по пыльной степной дороге, протоптанной тысячами людских и лошадиных ног.
Полевой лагерь римлян, выстроенный неподалеку от небольшого дакийского городка Пироборидавы, рос и преображался буквально на глазах. В отдельных местах вместо палаток стояли уже добротные саманные домики под черепичной крышей. Две главные улицы – Кардо Максимус и Декуманус Максимус – обозначены бордюром из кусков известняка и плотно утрамбованы деревянными битами. На южной стороне Кардо находилась гордость префекта лагеря – приземистое здание провиантского склада и легионной тюрьмы. Курились высокие конусы гончарных печей. Команда солдат с приданным отрядом рабов месила в ямах глину, формовала кирпичи и черепицу, закладывала на обжиг готовые просушенные изделия. Проехав ворота декумануса, Адриан бросил мимолетный взгляд на оконный проем караульного помещения. Наметанный взгляд командира сразу выхватил из тьмы обнаженное женское плечо и длинные распущенные волосы. Гастаты отвели глаза.
– Слава Адриану! – чересчур истово заорал начальник караула.
Возле коновязи три пожилых ликтора с невыразимым удовольствием лупили по обнаженному заду распластанного легионера. Лежащий только крякал. На площадке претория легат остановился. Спешился. Бросил поводья дежурному центуриону.
– Корникулярий здесь?
– Так точно, мой легат! Трибун Светоний Транквилл отдыхает в доме самого командующего.
Адриан просиял:
– Так прибыл Светоний?
– Так точно!
– Ну спасибо, Лукиан, за хорошую новость! Да, распорядись, чтобы мне доставили подогретой воды и поесть! Два дня толком не ел. Потом пришлешь префекта кастры для доклада.
– Будет исполнено! – Вояка вскинул подбородок и ушел выполнять приказ.
В комнате царил полумрак. Оконца завешаны бурыми солдатскими плащами. Глиняный пол чисто подметен и сбрызнут водой. Светоний, свалив грудой всю амуницию возле стены, спал на походной кровати Адриана в чем мать родила. Коротко остриженные надо лбом волосы торчали дыбом. Легат набрал в легкие воздуху:
– Тревога! Даки! Горим!
Трибун, не открывая глаз, вскинулся с постели и метнулся к оружию.
– Ха-ха-ха!!!
Ошалело присел прямо на пол. Протер глаза:
– Э-э... Это ты, Элий? Н-да, шутка? Сколько я спал?
После падения Тибуска римская армия, разделившись на четыре группировки, перешла в решительное наступление. Стремясь уничтожить центр сопротивления даков, Траян направил главный удар на Сармизагетузу. Другие корпуса наступали на городки Альбурнус-Мацор, Напока и Пороллис, распыляя силы дакийского царя.
Параллельно с действиями на западе и севере выступили три легиона и развернули боевые операции против кочевавших между Пиретом и Тирасом степных сарматов. Положение Децебала резко ухудшилось. Союзная кавалерия Адномата и Борака покинула царя для защиты родных очагов. На бескрайних равнинах за Пиретом заполыхали пожары. Горели хижины бастарнов и войлочные кибитки на колесах – жилища сарматов. Ревел угоняемый скот. Теряя воинов под залпами метательных машин Адриана, бессильная против густой щетины копий римской пехоты степная конница откатывалась все дальше, в глубь материка.
Отогнав варваров насколько хватило сил, Адриан, выполняя распоряжение Траяна, принялся возводить грандиозный вал от берегов Пирета до Тиры на побережье Понта. Глубокие рвы, волчьи ямы, земляные насыпи и башни с катапультами преградили дорогу дружественной дакам кавалерии степняков. Устье Данувия и римские крепости вдоль него стали недосягаемы.
Молодой легат I Минервиного легиона наравне с рядовыми солдатами рыл землю, устанавливал в траншеях плетенки от осыпей. Ветераны в редкие минуты отдыха с упоением пересказывали новобранцам подвиги командира.
– Сиятельный! В кастра Пироборидава прибыл императорский корникулярий с известиями для вас! – центурион щурился под козырьком кожаной каскетки.
Адриан воткнул в откос лопату, вытер грязные руки о тунику и, подтянувшись, ловко выпрыгнул наверх.
– Ювений! Продолжать в том же темпе! До вечера закончите до третьей отметки и снабдите кольями волчьи ямы, которые нарыли вчера.
Сотник, переведенный за храбрость при штурме Тибуска из II Траянова в I Минервин легион с повышением (центурионом третьей когорты), уважительно вытянулся:
– Будет исполнено, сиятельный! Лутаций! – заорал помощнику. – Передать по рядам: полчаса перерыв!
Легат вскочил на подведенного коня и наметом поскакал по пыльной степной дороге, протоптанной тысячами людских и лошадиных ног.
Полевой лагерь римлян, выстроенный неподалеку от небольшого дакийского городка Пироборидавы, рос и преображался буквально на глазах. В отдельных местах вместо палаток стояли уже добротные саманные домики под черепичной крышей. Две главные улицы – Кардо Максимус и Декуманус Максимус – обозначены бордюром из кусков известняка и плотно утрамбованы деревянными битами. На южной стороне Кардо находилась гордость префекта лагеря – приземистое здание провиантского склада и легионной тюрьмы. Курились высокие конусы гончарных печей. Команда солдат с приданным отрядом рабов месила в ямах глину, формовала кирпичи и черепицу, закладывала на обжиг готовые просушенные изделия. Проехав ворота декумануса, Адриан бросил мимолетный взгляд на оконный проем караульного помещения. Наметанный взгляд командира сразу выхватил из тьмы обнаженное женское плечо и длинные распущенные волосы. Гастаты отвели глаза.
– Слава Адриану! – чересчур истово заорал начальник караула.
Возле коновязи три пожилых ликтора с невыразимым удовольствием лупили по обнаженному заду распластанного легионера. Лежащий только крякал. На площадке претория легат остановился. Спешился. Бросил поводья дежурному центуриону.
– Корникулярий здесь?
– Так точно, мой легат! Трибун Светоний Транквилл отдыхает в доме самого командующего.
Адриан просиял:
– Так прибыл Светоний?
– Так точно!
– Ну спасибо, Лукиан, за хорошую новость! Да, распорядись, чтобы мне доставили подогретой воды и поесть! Два дня толком не ел. Потом пришлешь префекта кастры для доклада.
– Будет исполнено! – Вояка вскинул подбородок и ушел выполнять приказ.
В комнате царил полумрак. Оконца завешаны бурыми солдатскими плащами. Глиняный пол чисто подметен и сбрызнут водой. Светоний, свалив грудой всю амуницию возле стены, спал на походной кровати Адриана в чем мать родила. Коротко остриженные надо лбом волосы торчали дыбом. Легат набрал в легкие воздуху:
– Тревога! Даки! Горим!
Трибун, не открывая глаз, вскинулся с постели и метнулся к оружию.
– Ха-ха-ха!!!
Ошалело присел прямо на пол. Протер глаза:
– Э-э... Это ты, Элий? Н-да, шутка? Сколько я спал?