Страница:
Для последнего, решающего броска римляне сосредоточили на левом дакийском берегу Данувия двенадцать полных легионов. Царь даков мог противопоставить ста тысячам вражеских солдат едва пятьдесят тысяч воинов. Теперь он всячески должен был уклоняться от больших сражений. Пользуясь передышкой, предоставленной противником, даки усилили нажим на осажденные крепости.
... Сидя на узорной войлочной кошме, Децебал ждал приглашенных. Филипп лежал рядом. Время от времени пес дергал хвостом и вздымал уши. Молоденький телохранитель, взятый царем взамен Муказена, в дальнем углу шатра протирал масляной тряпкой оружие. Входная занавесь качнулась. Вошли План, Нептомар, Пируст, Сервилий-Мукапор и еще один, неизвестный владыке Дакии. Густая борода закрывала пол-лица незнакомца.
– Садитесь! – пригласил царь.
Вошедшие остались стоять на местах. План держал небольшой кожаный мешок.
– Децебал, – сурово промолвил он, – укрепи сердце и дух. Это римляне перебросили нашим со стен Тибуска.
Вождь развязал торбу, и на пол скатилась набальзамированная голова Мамутциса.
Децебал не шелохнулся. Долго смотрел на страдальчески искривленный рот старейшины.
– Возьмите голову Мамутциса и погребите ее с подобающими почестями. А теперь садитесь! – приказал Децебал.
Военачальники присели, соблюдая старшинство. Децебал знаком выпроводил из палатки слугу.
– Значит, наш посол не дошел до Парфии, – бесстрастным тоном резюмировал он, – и следовательно, нам нечего ждать от Хозроя помощи. Но я предлагаю мужам дакийским иное. Я позвал вас, чтобы обсудить, как убить Траяна.
Лица присутствующих выразили крайнее изумление. Нептомар пожал плечами.
– Это невозможно, Децебал!
– Почему?
– Мы не сможем подсыпать яд. Император питается из одного котла с солдатами. Его окружают сотни воинов.
– Разве я сказал отравить? – Децебал сощурился. – Надо послать таких людей, которые знают Траяна в лицо и ударят кинжалом. Наверняка. Пируст, расскажи нам, что ты надумал!
Молодой вождь предавензиев указал на рядом сидящего:
– Этот человек – бывший раб Марка Траяна. Он иллириец. Зовут Ликкай. Во всей Дакии мало наберется людей, кто ненавидел бы предводителя римлян больше, чем он. Ликкай пойдет даже на смерть, но отомстит императору.
Иллириец внимательно слушал речь Пируста. Мощные кисти бывшего раба сжимали напряженные колени.
– С каким удовольствием я сам отправился бы убивать этого хорька, – вдруг, забывшись, прошептал Децебал.
Пируст переждал, когда царь договорит, и продолжил:
– С ним отправятся Мукапор и еще два человека из наших, кто знает язык римлян. Главное, приблизиться к Траяну, а там на все воля Замолксиса.
Когда участники совещания ушли, верховный вождь даков достал нагрудный медальон убитого Котизона и долго смотрел на дорогую сердцу вещь.
5
6
7
... Сидя на узорной войлочной кошме, Децебал ждал приглашенных. Филипп лежал рядом. Время от времени пес дергал хвостом и вздымал уши. Молоденький телохранитель, взятый царем взамен Муказена, в дальнем углу шатра протирал масляной тряпкой оружие. Входная занавесь качнулась. Вошли План, Нептомар, Пируст, Сервилий-Мукапор и еще один, неизвестный владыке Дакии. Густая борода закрывала пол-лица незнакомца.
– Садитесь! – пригласил царь.
Вошедшие остались стоять на местах. План держал небольшой кожаный мешок.
– Децебал, – сурово промолвил он, – укрепи сердце и дух. Это римляне перебросили нашим со стен Тибуска.
Вождь развязал торбу, и на пол скатилась набальзамированная голова Мамутциса.
Децебал не шелохнулся. Долго смотрел на страдальчески искривленный рот старейшины.
– Возьмите голову Мамутциса и погребите ее с подобающими почестями. А теперь садитесь! – приказал Децебал.
Военачальники присели, соблюдая старшинство. Децебал знаком выпроводил из палатки слугу.
– Значит, наш посол не дошел до Парфии, – бесстрастным тоном резюмировал он, – и следовательно, нам нечего ждать от Хозроя помощи. Но я предлагаю мужам дакийским иное. Я позвал вас, чтобы обсудить, как убить Траяна.
Лица присутствующих выразили крайнее изумление. Нептомар пожал плечами.
– Это невозможно, Децебал!
– Почему?
– Мы не сможем подсыпать яд. Император питается из одного котла с солдатами. Его окружают сотни воинов.
– Разве я сказал отравить? – Децебал сощурился. – Надо послать таких людей, которые знают Траяна в лицо и ударят кинжалом. Наверняка. Пируст, расскажи нам, что ты надумал!
Молодой вождь предавензиев указал на рядом сидящего:
– Этот человек – бывший раб Марка Траяна. Он иллириец. Зовут Ликкай. Во всей Дакии мало наберется людей, кто ненавидел бы предводителя римлян больше, чем он. Ликкай пойдет даже на смерть, но отомстит императору.
Иллириец внимательно слушал речь Пируста. Мощные кисти бывшего раба сжимали напряженные колени.
– С каким удовольствием я сам отправился бы убивать этого хорька, – вдруг, забывшись, прошептал Децебал.
Пируст переждал, когда царь договорит, и продолжил:
– С ним отправятся Мукапор и еще два человека из наших, кто знает язык римлян. Главное, приблизиться к Траяну, а там на все воля Замолксиса.
Когда участники совещания ушли, верховный вождь даков достал нагрудный медальон убитого Котизона и долго смотрел на дорогую сердцу вещь.
5
Траян в просторном панцире, без украшений и знаков отличия, озирал с холма проходящие когорты. Три центуриона-преторианца держали шлем и оружие императора. Последние манипулы XVI Флавиевого легиона ушли вперед. Показались центурии II Помощника. Цезарь придирчиво оглядел легионеров I когорты. Ветераны шли размеренным тяжелым шагом. Знаменосец протяжно, широко зевал. Завидев полководца, центурионы прикрикнули на рядовых. Ряды выровнялись, подтянулись.
– Кто за вами? – спросил принцепс крепкого загорелого трибуна в резной бронзовой лорике.
– IV Скифский, потом три вексиллатиона. Галлы, лузитаны и далматинцы! А за ними II Траянов, мой император!
– Как с обувью у солдат? – поинтересовался Траян у подъехавшего на коне легата.
Север снял шлем и переложил его в левую руку. Коротко подстриженные волосы слиплись от пота. Командир легиона не спал вторые сутки.
– Примерно три когорты сменили старую. Остальные пока пробавляются.
– Потери есть?
– Да, Величайший! От Парцении до Алутуса варвары восемь раз нападали на колонну и фуражиров. Убитых – шестьдесят два и раненых – сорок три. Из них двадцать – тяжело.
Контубернал за спиной Траяна занес сказанные цифры на восковую церу. Табличка была покрыта длинными столбиками знаков. Судя по всему, потери в других легионах составляли немалые числа.
Цезарь кивком отпустил Севера и вновь обратил взор на идущих солдат. В третьей когорте выделялся опрятностью и выправкой последний манипул. Фигура центуриона показалась странно знакомой. Император толкнул адъютанта:
– Командира ко мне!
Сотник, поправляя на ходу ремни нащечников, бегом поднялся на возвышение. На Траяна смотрели знакомые голубые глаза в опушке черных ресниц.
– Тициан!
– Salve, мой император!
Принцепс искренне обрадовался старому знакомому. Грудь, запястье и шею центуриона украшали бронзовые и серебряные награды. Уголки глаз подернулись едва заметными морщинами. Меч висел не на боку, а профессионально, рукоятью под самой грудью.
– Что поделывает мой кинжал? – поинтересовался цезарь, хлопнув офицера по плечу.
Барбий Тициан улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы.
– Под Адамклисси он спас мне жизнь, Величайший! С тех пор я не расстаюсь с ним ни на минуту.
Траян качнул навершие испанского кинжала на поясе сотника.
– В каком ты звании?
– Центурион третьего манипула III когорты, император.
– Продвигаешься.
– Так точно, Величайший.
– Ступай, Тициан! Покончим с Децебалом, я отыщу тебя, – Траян широким жестом протянул солдату руку. Юноша благоговейно поцеловал ее. Когда он спустился с холма и помчался догонять отряд, император подозвал центуриона-преторианца.
– Максимиан! Отправляйся к Клавдию Северу и передай ему, что указом императора центурион Тиберий Барбий Тициан, бенефициарий самого Марка Траяна, назначается командиром пятой когорты гастатов в легионе II Помощник. Старого центуриона с повышением перевести в легионы «Траянова вала». Об остальном позаботится Адриан. Юлиан, составь легату письмо!
Но преимущество было на стороне захватчиков. Огромная армия вторжения, сминая все на своем пути, двумя колоннами продвигалась вверх по Алутусу. Еще четыре легиона развернули отвлекающие действия на юго-западе, под Тапэ. Корпуса Адриана перешли черту оборонительных валов и нанесли чувствительные удары по городам Восточной Дакии. Кольцо сжималось. Вся страна задыхалась от дыма пожарищ, топота кованой обуви и лязга оружия.
Неутомимый молот Истории продолжал ковать исполинскую Цепь Свершений на наковальне Времени.
«О, Дакия!» – вызванивал металл Судьбы.
– Неудачное место, – недовольно указал он Манлию Клодиану.
Легат выпрямился. Закачались перья на шлеме.
– Такова воля Термина. Длину лагеря определял префект. Величайший может не беспокоиться, мы выставили в лесу пять дозоров.
Император так же недовольно кивнул. Странно. Его не покидало ощущение, что кто-то внимательно наблюдает за ним. Солнце клонилось к закату. Щебетали птицы. Но деревья... Они, будто угрожая, шумели листвой. Полководец нахмурился и быстрым шагом направился по главной дороге лагеря к площадке претория. Сквозь топот ног преторианцев за спиной император разобрал голоса и шум. Он обернулся.
Охрана распахнула ворота. Легионеры держали копья и мечи наготове. Старший громко разговаривал с кем-то по ту сторону. Наконец разрешающе махнул своим. Солдаты расступились. Сначала показалась густая черная борода, потом могучие плечи. Тускло замерцали железные пластины панцирей. Два римских легионера втолкнули захваченного дака. Руки варвара были связаны за спиной. Длинная рубаха ниже колен изодрана. На лбу налипли травинки и комочки грязи. Лицо, покрытое бисеринками пота, выражало страх и растерянность. Солдаты потащили пленника за волосы. Тот, что слева, безжалостно упирал в бок дикарю острый испанский меч.
Траян повелительно обратился к воинам:
– Подведите его ко мне! Клодиан, у тебя есть переводчик?
– Я говорю по-дакийски! – издали отрапортовал цезарю солдат с мечом.
– Прекрасно! Где вы его схватили?
Легионеры вытянулись в струнку, не выпуская, впрочем, пленника.
– Прятался на склоне холма в лесу!
«Предчувствие меня не обмануло!» – подумал император. Он приблизился к вражескому лазутчику и с минуту разглядывал его.
– Узнайте! Кто он? Откуда? Сколько с ним прячется приятелей?
Солдат с мечом заговорил по-дакийски. Никто из присутствующих не уловил в тоне сказанного вопроса. Тирада, громко произнесенная римлянином, скорее напоминала приказ. Дак встрепенулся...
На Траяна пахнуло жутким холодом Аида. Обмотанные веревками, но не связанные руки пленника вылетели вперед. Молнией сверкнул кривой дакийский кинжал. Конвоиры отпрянули в стороны и пронзили мечами стоящих сбоку преторианцев. Раздался короткий кровавый всхлип. Смертельно раненный в горло, Клодиан запрокинул голову и начал валиться на землю. Всего мгновение понадобилось легату II Траянова легиона, чтобы оценить происходящее. Он сделал только один шаг и прикрыл собой Командира. Взбешенные убийцы взмахнули оружием, пытаясь достать невредимого Траяна, но копья очнувшихся телохранителей искололи их тела.
– Я умер, как Мукапор... слышите... римские подонки... – прошептал, затихая, высокий красивый варвар в доспехах легионера вспомогательных войск.
Император и Клавдий Север подхватили тело Клодиана. Кровавая пена запузырилась на устах умирающего.
– Я ухожу, цезарь, – улыбнулся легат. – Прошу только отослать мое тело в Италию, на виллу отца... – Он судорожно приподнялся, будто боялся, что не успеет досказать до конца. – И да помогут вам бессмертные боги разгромить ненавистного Децебала!
Траян, не стыдясь слез, заплакал навзрыд. Не стало Клодиана. Лучшего среди лучших. Вокруг угрюмо высились преторианцы. От ворот подошли легионеры. На редкой по-весеннему траве у ног Марка Траяна лежала римская и дакийская Доблесть. Он выпрямился во весь рост и отер слезы. Гвардейцы просунули под щит копья и положили на эти армейские носилки тело легата.
– Отправьте моего спасителя в Рим! – глухо проговорил цезарь.
Потом долго смотрел на мужественное лицо мертвого Сервилия-Мукапора.
Даки полегли друг подле друга. Кисти их крепко сжимали рукояти мечей и кинжалов. Совсем не угрожающе, а скорбно шумел теперь лес.
– Кто за вами? – спросил принцепс крепкого загорелого трибуна в резной бронзовой лорике.
– IV Скифский, потом три вексиллатиона. Галлы, лузитаны и далматинцы! А за ними II Траянов, мой император!
– Как с обувью у солдат? – поинтересовался Траян у подъехавшего на коне легата.
Север снял шлем и переложил его в левую руку. Коротко подстриженные волосы слиплись от пота. Командир легиона не спал вторые сутки.
– Примерно три когорты сменили старую. Остальные пока пробавляются.
– Потери есть?
– Да, Величайший! От Парцении до Алутуса варвары восемь раз нападали на колонну и фуражиров. Убитых – шестьдесят два и раненых – сорок три. Из них двадцать – тяжело.
Контубернал за спиной Траяна занес сказанные цифры на восковую церу. Табличка была покрыта длинными столбиками знаков. Судя по всему, потери в других легионах составляли немалые числа.
Цезарь кивком отпустил Севера и вновь обратил взор на идущих солдат. В третьей когорте выделялся опрятностью и выправкой последний манипул. Фигура центуриона показалась странно знакомой. Император толкнул адъютанта:
– Командира ко мне!
Сотник, поправляя на ходу ремни нащечников, бегом поднялся на возвышение. На Траяна смотрели знакомые голубые глаза в опушке черных ресниц.
– Тициан!
– Salve, мой император!
Принцепс искренне обрадовался старому знакомому. Грудь, запястье и шею центуриона украшали бронзовые и серебряные награды. Уголки глаз подернулись едва заметными морщинами. Меч висел не на боку, а профессионально, рукоятью под самой грудью.
– Что поделывает мой кинжал? – поинтересовался цезарь, хлопнув офицера по плечу.
Барбий Тициан улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы.
– Под Адамклисси он спас мне жизнь, Величайший! С тех пор я не расстаюсь с ним ни на минуту.
Траян качнул навершие испанского кинжала на поясе сотника.
– В каком ты звании?
– Центурион третьего манипула III когорты, император.
– Продвигаешься.
– Так точно, Величайший.
– Ступай, Тициан! Покончим с Децебалом, я отыщу тебя, – Траян широким жестом протянул солдату руку. Юноша благоговейно поцеловал ее. Когда он спустился с холма и помчался догонять отряд, император подозвал центуриона-преторианца.
– Максимиан! Отправляйся к Клавдию Северу и передай ему, что указом императора центурион Тиберий Барбий Тициан, бенефициарий самого Марка Траяна, назначается командиром пятой когорты гастатов в легионе II Помощник. Старого центуриона с повышением перевести в легионы «Траянова вала». Об остальном позаботится Адриан. Юлиан, составь легату письмо!
* * *
Начиная войну весной 105 года, Траян не мог пойти прямо к Сармизагетузе, а принужден был избрать новый путь к реке Алутус и двигаться по ее течению на Бурридаву, Кастра Траяна – к ущелью Красной башни, освобождая по дороге осажденные даками крепости. Боевые действия проходили с еще большей ожесточенностью, чем предыдущие кампании. Даки с остервенением защищали каждую высоту, каждую пастушью кошару на пути завоевателей. Даже мелкие локальные стычки стоили римлянам большого напряжения. На полях сражений вновь появилась сарматская и бастарнская конница. Децебал не собирался ввязываться в битву. Небольшие по численности отряды даков неожиданно налетали на тыловые укрепления ушедшей далеко вперед армии и брали их в осаду. Не успевали подоспеть вызванные с марша когорты, как варвары исчезали в поросших лесом горах. Постоянное ожидание нападения неуловимых врагов очень изматывало римлян.Но преимущество было на стороне захватчиков. Огромная армия вторжения, сминая все на своем пути, двумя колоннами продвигалась вверх по Алутусу. Еще четыре легиона развернули отвлекающие действия на юго-западе, под Тапэ. Корпуса Адриана перешли черту оборонительных валов и нанесли чувствительные удары по городам Восточной Дакии. Кольцо сжималось. Вся страна задыхалась от дыма пожарищ, топота кованой обуви и лязга оружия.
Неутомимый молот Истории продолжал ковать исполинскую Цепь Свершений на наковальне Времени.
«О, Дакия!» – вызванивал металл Судьбы.
* * *
... Император досматривал сторожевые посты. Гай Клавдий Север, легат II Помощника, и Манлий Клодиан, командир II Траянова легиона, сопровождали принцепса. Десяток преторианцев шествовал поодаль. Часовые звонко спрашивали пароль. Разводящий центурион удовлетворенно отвечал, исподтишка поглядывая на Траяна. Похоже, тот был доволен. Восточные ворота Декумануса вплотную примыкали к склону невысокого пригорка, сплошь поросшего лесом. Цезарь внимательно оглядел окрестности.– Неудачное место, – недовольно указал он Манлию Клодиану.
Легат выпрямился. Закачались перья на шлеме.
– Такова воля Термина. Длину лагеря определял префект. Величайший может не беспокоиться, мы выставили в лесу пять дозоров.
Император так же недовольно кивнул. Странно. Его не покидало ощущение, что кто-то внимательно наблюдает за ним. Солнце клонилось к закату. Щебетали птицы. Но деревья... Они, будто угрожая, шумели листвой. Полководец нахмурился и быстрым шагом направился по главной дороге лагеря к площадке претория. Сквозь топот ног преторианцев за спиной император разобрал голоса и шум. Он обернулся.
Охрана распахнула ворота. Легионеры держали копья и мечи наготове. Старший громко разговаривал с кем-то по ту сторону. Наконец разрешающе махнул своим. Солдаты расступились. Сначала показалась густая черная борода, потом могучие плечи. Тускло замерцали железные пластины панцирей. Два римских легионера втолкнули захваченного дака. Руки варвара были связаны за спиной. Длинная рубаха ниже колен изодрана. На лбу налипли травинки и комочки грязи. Лицо, покрытое бисеринками пота, выражало страх и растерянность. Солдаты потащили пленника за волосы. Тот, что слева, безжалостно упирал в бок дикарю острый испанский меч.
Траян повелительно обратился к воинам:
– Подведите его ко мне! Клодиан, у тебя есть переводчик?
– Я говорю по-дакийски! – издали отрапортовал цезарю солдат с мечом.
– Прекрасно! Где вы его схватили?
Легионеры вытянулись в струнку, не выпуская, впрочем, пленника.
– Прятался на склоне холма в лесу!
«Предчувствие меня не обмануло!» – подумал император. Он приблизился к вражескому лазутчику и с минуту разглядывал его.
– Узнайте! Кто он? Откуда? Сколько с ним прячется приятелей?
Солдат с мечом заговорил по-дакийски. Никто из присутствующих не уловил в тоне сказанного вопроса. Тирада, громко произнесенная римлянином, скорее напоминала приказ. Дак встрепенулся...
На Траяна пахнуло жутким холодом Аида. Обмотанные веревками, но не связанные руки пленника вылетели вперед. Молнией сверкнул кривой дакийский кинжал. Конвоиры отпрянули в стороны и пронзили мечами стоящих сбоку преторианцев. Раздался короткий кровавый всхлип. Смертельно раненный в горло, Клодиан запрокинул голову и начал валиться на землю. Всего мгновение понадобилось легату II Траянова легиона, чтобы оценить происходящее. Он сделал только один шаг и прикрыл собой Командира. Взбешенные убийцы взмахнули оружием, пытаясь достать невредимого Траяна, но копья очнувшихся телохранителей искололи их тела.
– Я умер, как Мукапор... слышите... римские подонки... – прошептал, затихая, высокий красивый варвар в доспехах легионера вспомогательных войск.
Император и Клавдий Север подхватили тело Клодиана. Кровавая пена запузырилась на устах умирающего.
– Я ухожу, цезарь, – улыбнулся легат. – Прошу только отослать мое тело в Италию, на виллу отца... – Он судорожно приподнялся, будто боялся, что не успеет досказать до конца. – И да помогут вам бессмертные боги разгромить ненавистного Децебала!
Траян, не стыдясь слез, заплакал навзрыд. Не стало Клодиана. Лучшего среди лучших. Вокруг угрюмо высились преторианцы. От ворот подошли легионеры. На редкой по-весеннему траве у ног Марка Траяна лежала римская и дакийская Доблесть. Он выпрямился во весь рост и отер слезы. Гвардейцы просунули под щит копья и положили на эти армейские носилки тело легата.
– Отправьте моего спасителя в Рим! – глухо проговорил цезарь.
Потом долго смотрел на мужественное лицо мертвого Сервилия-Мукапора.
Даки полегли друг подле друга. Кисти их крепко сжимали рукояти мечей и кинжалов. Совсем не угрожающе, а скорбно шумел теперь лес.
6
Пируст, прищурившись, рассматривал приближающийся отряд римлян. Ехали они странно. Впереди одна турма галлов с круглыми красными щитами из кожи и дерева. За нею мрачный начальник в простых доспехах и шлеме, украшенном синим пером. Даже отсюда, издали, было заметно угрюмое выражение лица. Рядом с ним два дака-альбокензия. Замыкала шествие еще одна турма. Но уже не вспомогательная конница, а истые римляне. Шлемы с высокими волосяными гребнями. Сплошные панцири, поножи. Бронзовые щиты и короткие толстые копья.
«Непонятно, – терялся в догадках предавензий. – Никогда не видел, чтобы командиры «петухов» разъезжали в середине или позади своих частей. Трусами римлян, при всей ненависти к ним, не назовешь никак. Начиная от самого Траяна, всегда идут впереди армии. Стоп! Идиот! – обругал сам себя Пируст, – это же, наверное, порученец! И судя по тому, как они охраняют его, очень важный. Не каждому корникулярию дадут в сопровождение две полные кавалерийские турмы!»
– Белес! – подозвал дак помощника. – Быстро позови сюда сарматского вождя!
Парень мгновенно исчез в зарослях колючего терна. Даки, глядя на проявлявшего нетерпение Пируста, по-своему поняли его и заранее вытащили стрелы из колчанов. Затрещали ветви. Чертыхаясь на родном языке, плотный сармат выбрался из зеленой преграды.
– Сколько у тебя воинов, Аргез? – вместо приветствия спросил предводитель даков.
– Неполная сотня.
– Я уже видел сверху. Зачем звал? Говори без обиняков!
Аргез сдвинул ближе к животу длинную сарматскую скрамасаксу и поудобнее уселся на землю. Пируст покрутил головой.
– Надо ударить по ним и постараться любой ценой захватить того, что едет посреди охраны.
– Нет!
– Что «нет»? – изумился дак.
– Любой ценой не хочу! Мне дороги мои сарматы. Сделаем так. Когда эти камышовые снопы, возомнившие себя всадниками, войдут в речку, ты начнешь стрелять. Заставь «петухов» поторопиться выбраться на берег. Пусть растянут свои ряды. Остальное – наше дело!
– Сделаю в лучшем виде! – восхитился Пируст. – Белес!! – шикнул он. – Давай сюда всех даков. Живо!
Аргез, отклоняя руками унизанные шипами ветки, полез в проклятый кустарник.
Едва голова римского отряда достигла противоположного берега, как спрятавшиеся в засаде даки Пируста обрушили на галлов целый град метких стрел. Некоторые сразу свалились в воду. Декурион турмы моментально оценил обстановку.
– Не кучиться! – заорал он. – Вперед! Только вперед! Мечи из ножен!
Подхлестнутые его криком, римские кавалеристы, прикрываясь щитами, безжалостно заработали плетьми. Строй распался. Суматошной вереницей враги понеслись вверх по речному склону. Пенные брызги разлетались из-под ног ошалевших коней. В следующий миг навстречу разрозненным десяткам вылетел тугой комок сарматской лавы.
– «Петуха» с синими перьями живьем! Живьем! – кричал степным воинам Аргез. Не медля ни секунды, сарматы врубились в самую середину вражеского отряда. Обритые чубатые катафрактии в чешуйчатых, до пят доспехах секли скрамасаксами направо и налево. Остерегаясь жутких тычков длинных четырехметровых копий-контосов, римляне загораживали себя, подымая на дыбы коней. Два сармата с лицами, натертыми красной охрой, почти одновременно метнули арканы. Одна петля обвилась вокруг шеи лошади. Другая захлестнула торс римского военачальника. Степняки разом погнали жеребцов прочь. Римлянин вцепился руками в волокна веревки, беспомощно старался удержать полузадушенного визжащего коня. Краснорожие, злобно хохоча, разъехались в разные стороны. Пленник, как войлочная кукла для упражнений, вылетел из седла. Степные воины сноровисто замотали ему ноги и локти и вовсю помчались от места битвы. Пешие даки с остервенением полезли в воду. Серповидные фалькаты распарывали животы вражеских коней. Несколько уцелевших галлов бросили оружие. Римляне дрались до конца. Лишь двоим удалось прорваться назад, за речку. Погрозив дакам и сарматам кулаками, «петухи» скрылись за поворотом дороги.
Понурые галлы сидели на лошадях, вымученно улыбаясь. Пируст знаком показал им: «слазьте»! Бородачи охотно исполнили приказание. Даки стащили с них добротное вооружение, серебряные нагрудные и наручные знаки отличия.
– Что будем делать? Куда денем их? – спросил Белес, обтирая кровь с наконечников стрел, надерганных из тел убитых римлян.
– Принесем в жертву Замолксису, – ответил Пируст, одобрительно оглядев рослые мускулистые фигуры.
Сарматы подвели спутанного двумя арканами римского военачальника. Аргез за их спинами держал запечатанную оловянной печатью кожаную суму. Римлянин гордо качнул пышным страусовым плюмажем:
– Не прикасайся ко мне, варвар! Я – Гай Кассий Лонгин!
Выслушав перевод, Пируст размахнулся и отвесил стоящему увесистую оплеуху.
– Переведите ему, что я прошу у него прощения, – с насмешливым почтением изогнулся предводитель лаков.
– Мы так ничего и не узнаем! Зашифрованный текст. Ключ, вероятно, находится у самого Траяна и того, кому адресовано донесение. Но я уверен, что Лонгин знает его! Кому ты вез церы? – спросил Феликс легата.
Гай Кассий недоуменно пожал плечами:
– Это не моя сумка. Откуда я знаю, какую дрянь вы напихали в торбу? Я впервые увидел ее у косматого варвара в руках после боя на переправе.
Ни пытки, ни голод не сломили упорства римского патриция. Он знал планы императора, но ни единым словом не обмолвился о них. После прижигания углями Лонгин осмотрел вздувшиеся на мышцах ожоги и волдыри и сказал задумчиво:
– Все напрасно! Варвару не дано сломить римлянина. Феликс, расскажи своим нечесаным благодетелям о Сцеволе[189]. Я же давно приготовил свой дух к смерти.
Даки отступились. Неделю пленник отлеживался в запертом сарае. И вот вызов. Щеки легата сверкали первозданной чистотой. С непонятным охранникам постоянством Лонгин требовал возможности бриться по утрам.
Децебал наконец оторвался от дум. Седина, ранее еле заметная, теперь густо покрывала виски и чуб дакийского царя.
– Мы все узнали о тебе, Гай Кассий Лонгин. После Авидия Нигрина и Авла Пальмы ты третий, кого Траян считает другом и братом. Сегодня я отправил послов предложить твою свободу.
Римлянин недоверчиво выпрямился:
– И что же ты, царь, просишь взамен?
– Освобождения всей территории, захваченной вами с весны 101 года.
– Как давно уехали посланцы?
– На рассвете.
– Ты слишком дорого оценил меня, Децебал. Неужели думаешь, что Величайший принцепс обменяет одного человека на тяготы и лишения трех лет войны и усилия тысяч солдат, заплативших за успех жизнью? Хочешь, я дам тебе совет? Пока не поздно, покорись народу и сенату римскому! Я ценю твою храбрость и стойкость, но Дакия обречена!
Децебал гневно прервал тираду римлянина:
– Замолчи! Вам никогда не покорить нас! Никогда! Ваш император будет рад ухватиться за предоставленную ему возможность под видом обмена увести войска и прекратить войну, в которой вы увязли!
Лонгин долго смотрел на человека, стоящего перед ним. Легендарный Децебал. И этот варвар тоже!
– Глупец! – процедил Гай Кассий. – Ты сам не веришь в свои жалкие бредни. Вам ли победить римлян? Римлян!! Слышишь, варвар? Ты вознамерился совершить то, что не удалось ни Порсенне, ни Бренну, ни Пирру, ни Ганнибалу! Когда тебя поведут в триумфальной процессии Цезаря Нервы Траяна Августа Дакийского, не забудь мои слова!
Легат снял с пальца перстень с печаткой из отшлифованного обсидиана и, нажав крохотный выступ, высыпал на ладонь несколько темно-серых крупинок. Децебал окаменел. Римлянин торжествующе улыбнулся.
– Прощай! До встречи на берегах Стикса, – громко отчеканил Лонгин и высыпал яд в рот. Последним, что он увидел, была пиршественная зала во дворце наместника в Колонии Агриппина. Забытые лица друзей окружали его, и высокий человек в серебряном солдатском панцире вручил ему кубок и заявил:
– Я буду таким цезарем, какого бы пожелал себе сам!
И тогда он, Гай Кассий Лонгин, протянул навстречу этому человеку руку с полным сосудом и восторженно прошептал:
– Ave, imperator!
... Три дня спустя передовые турмы паннонской и германской кавалерии, продвигавшиеся вдоль Алугуса к ущелью Красной Башни, обнаружили на своем пути тело римского легата в простом солдатском панцире и золотыми подношениями подле него. На груди офицера лежало письмо, написанное по-латыни. Децебал, царь гетов и даков, возвращал Марку Траяну мертвого друга.
«Непонятно, – терялся в догадках предавензий. – Никогда не видел, чтобы командиры «петухов» разъезжали в середине или позади своих частей. Трусами римлян, при всей ненависти к ним, не назовешь никак. Начиная от самого Траяна, всегда идут впереди армии. Стоп! Идиот! – обругал сам себя Пируст, – это же, наверное, порученец! И судя по тому, как они охраняют его, очень важный. Не каждому корникулярию дадут в сопровождение две полные кавалерийские турмы!»
– Белес! – подозвал дак помощника. – Быстро позови сюда сарматского вождя!
Парень мгновенно исчез в зарослях колючего терна. Даки, глядя на проявлявшего нетерпение Пируста, по-своему поняли его и заранее вытащили стрелы из колчанов. Затрещали ветви. Чертыхаясь на родном языке, плотный сармат выбрался из зеленой преграды.
– Сколько у тебя воинов, Аргез? – вместо приветствия спросил предводитель даков.
– Неполная сотня.
– Я уже видел сверху. Зачем звал? Говори без обиняков!
Аргез сдвинул ближе к животу длинную сарматскую скрамасаксу и поудобнее уселся на землю. Пируст покрутил головой.
– Надо ударить по ним и постараться любой ценой захватить того, что едет посреди охраны.
– Нет!
– Что «нет»? – изумился дак.
– Любой ценой не хочу! Мне дороги мои сарматы. Сделаем так. Когда эти камышовые снопы, возомнившие себя всадниками, войдут в речку, ты начнешь стрелять. Заставь «петухов» поторопиться выбраться на берег. Пусть растянут свои ряды. Остальное – наше дело!
– Сделаю в лучшем виде! – восхитился Пируст. – Белес!! – шикнул он. – Давай сюда всех даков. Живо!
Аргез, отклоняя руками унизанные шипами ветки, полез в проклятый кустарник.
Едва голова римского отряда достигла противоположного берега, как спрятавшиеся в засаде даки Пируста обрушили на галлов целый град метких стрел. Некоторые сразу свалились в воду. Декурион турмы моментально оценил обстановку.
– Не кучиться! – заорал он. – Вперед! Только вперед! Мечи из ножен!
Подхлестнутые его криком, римские кавалеристы, прикрываясь щитами, безжалостно заработали плетьми. Строй распался. Суматошной вереницей враги понеслись вверх по речному склону. Пенные брызги разлетались из-под ног ошалевших коней. В следующий миг навстречу разрозненным десяткам вылетел тугой комок сарматской лавы.
– «Петуха» с синими перьями живьем! Живьем! – кричал степным воинам Аргез. Не медля ни секунды, сарматы врубились в самую середину вражеского отряда. Обритые чубатые катафрактии в чешуйчатых, до пят доспехах секли скрамасаксами направо и налево. Остерегаясь жутких тычков длинных четырехметровых копий-контосов, римляне загораживали себя, подымая на дыбы коней. Два сармата с лицами, натертыми красной охрой, почти одновременно метнули арканы. Одна петля обвилась вокруг шеи лошади. Другая захлестнула торс римского военачальника. Степняки разом погнали жеребцов прочь. Римлянин вцепился руками в волокна веревки, беспомощно старался удержать полузадушенного визжащего коня. Краснорожие, злобно хохоча, разъехались в разные стороны. Пленник, как войлочная кукла для упражнений, вылетел из седла. Степные воины сноровисто замотали ему ноги и локти и вовсю помчались от места битвы. Пешие даки с остервенением полезли в воду. Серповидные фалькаты распарывали животы вражеских коней. Несколько уцелевших галлов бросили оружие. Римляне дрались до конца. Лишь двоим удалось прорваться назад, за речку. Погрозив дакам и сарматам кулаками, «петухи» скрылись за поворотом дороги.
Понурые галлы сидели на лошадях, вымученно улыбаясь. Пируст знаком показал им: «слазьте»! Бородачи охотно исполнили приказание. Даки стащили с них добротное вооружение, серебряные нагрудные и наручные знаки отличия.
– Что будем делать? Куда денем их? – спросил Белес, обтирая кровь с наконечников стрел, надерганных из тел убитых римлян.
– Принесем в жертву Замолксису, – ответил Пируст, одобрительно оглядев рослые мускулистые фигуры.
Сарматы подвели спутанного двумя арканами римского военачальника. Аргез за их спинами держал запечатанную оловянной печатью кожаную суму. Римлянин гордо качнул пышным страусовым плюмажем:
– Не прикасайся ко мне, варвар! Я – Гай Кассий Лонгин!
Выслушав перевод, Пируст размахнулся и отвесил стоящему увесистую оплеуху.
– Переведите ему, что я прошу у него прощения, – с насмешливым почтением изогнулся предводитель лаков.
* * *
... Децебал думал о чем-то своем. Кассий Лонгин бесстрастно следил за царем варваров, притулившись к стене низенькой горницы. За те три недели, что прошли со дня поимки военачальника из штаба Траяна, они – царь и легат – успели оценить друг друга. Децебал испытывал к римлянину уважение, смешанное с неприкрытой ненавистью. Еще в первую встречу Лонгин недолго проходил должником Пируста. Едва гвардейцы-костобоки сняли путы с ног Гая Кассия, он, неожиданно для всех, пнул ногой в пах обидчику. Пируст, скрежеща зубами от боли, присел на корточки. Четыре дюжих дака едва удержали разъяренного предавензия от намерения зарубить на месте «римского хорька». Римлянин, не дрогнув, ожидал смертельного удара. На все вопросы врагов он молчал или презрительно усмехался. Содержимое сумки ничего не дало Децебалу. Феликс, рассмотрев церы и папирусы с колонками цифр, отшвырнул доски и свитки:– Мы так ничего и не узнаем! Зашифрованный текст. Ключ, вероятно, находится у самого Траяна и того, кому адресовано донесение. Но я уверен, что Лонгин знает его! Кому ты вез церы? – спросил Феликс легата.
Гай Кассий недоуменно пожал плечами:
– Это не моя сумка. Откуда я знаю, какую дрянь вы напихали в торбу? Я впервые увидел ее у косматого варвара в руках после боя на переправе.
Ни пытки, ни голод не сломили упорства римского патриция. Он знал планы императора, но ни единым словом не обмолвился о них. После прижигания углями Лонгин осмотрел вздувшиеся на мышцах ожоги и волдыри и сказал задумчиво:
– Все напрасно! Варвару не дано сломить римлянина. Феликс, расскажи своим нечесаным благодетелям о Сцеволе[189]. Я же давно приготовил свой дух к смерти.
Даки отступились. Неделю пленник отлеживался в запертом сарае. И вот вызов. Щеки легата сверкали первозданной чистотой. С непонятным охранникам постоянством Лонгин требовал возможности бриться по утрам.
Децебал наконец оторвался от дум. Седина, ранее еле заметная, теперь густо покрывала виски и чуб дакийского царя.
– Мы все узнали о тебе, Гай Кассий Лонгин. После Авидия Нигрина и Авла Пальмы ты третий, кого Траян считает другом и братом. Сегодня я отправил послов предложить твою свободу.
Римлянин недоверчиво выпрямился:
– И что же ты, царь, просишь взамен?
– Освобождения всей территории, захваченной вами с весны 101 года.
– Как давно уехали посланцы?
– На рассвете.
– Ты слишком дорого оценил меня, Децебал. Неужели думаешь, что Величайший принцепс обменяет одного человека на тяготы и лишения трех лет войны и усилия тысяч солдат, заплативших за успех жизнью? Хочешь, я дам тебе совет? Пока не поздно, покорись народу и сенату римскому! Я ценю твою храбрость и стойкость, но Дакия обречена!
Децебал гневно прервал тираду римлянина:
– Замолчи! Вам никогда не покорить нас! Никогда! Ваш император будет рад ухватиться за предоставленную ему возможность под видом обмена увести войска и прекратить войну, в которой вы увязли!
Лонгин долго смотрел на человека, стоящего перед ним. Легендарный Децебал. И этот варвар тоже!
– Глупец! – процедил Гай Кассий. – Ты сам не веришь в свои жалкие бредни. Вам ли победить римлян? Римлян!! Слышишь, варвар? Ты вознамерился совершить то, что не удалось ни Порсенне, ни Бренну, ни Пирру, ни Ганнибалу! Когда тебя поведут в триумфальной процессии Цезаря Нервы Траяна Августа Дакийского, не забудь мои слова!
Легат снял с пальца перстень с печаткой из отшлифованного обсидиана и, нажав крохотный выступ, высыпал на ладонь несколько темно-серых крупинок. Децебал окаменел. Римлянин торжествующе улыбнулся.
– Прощай! До встречи на берегах Стикса, – громко отчеканил Лонгин и высыпал яд в рот. Последним, что он увидел, была пиршественная зала во дворце наместника в Колонии Агриппина. Забытые лица друзей окружали его, и высокий человек в серебряном солдатском панцире вручил ему кубок и заявил:
– Я буду таким цезарем, какого бы пожелал себе сам!
И тогда он, Гай Кассий Лонгин, протянул навстречу этому человеку руку с полным сосудом и восторженно прошептал:
– Ave, imperator!
... Три дня спустя передовые турмы паннонской и германской кавалерии, продвигавшиеся вдоль Алугуса к ущелью Красной Башни, обнаружили на своем пути тело римского легата в простом солдатском панцире и золотыми подношениями подле него. На груди офицера лежало письмо, написанное по-латыни. Децебал, царь гетов и даков, возвращал Марку Траяну мертвого друга.
7
Битва в ущелье Красной Башни по кровопролитию и упорству могла сравниться со сражением под Адамклисси. Двое полных суток когорты Траяна сбивали заставы даков, размещенные за засеками на гребнях гор. В самом ущелье тяжелые потери понес злосчастный IV Скифский легион. Видно, Фортуна окончательно отвернула свой милостивый взор от сигнумов его манипулов. Патакензии и костобоки личной гвардии Децебала во главе с самим царем несколько раз вынуждали римлян пятиться. Устоять под секущими ударами кривых фалькат и градом гранитных обломков не представлялось возможным. После того как была отбита шестая атака, Траян лично с отрядом преторианцев и IX Лузитанской когортой полез вверх по склону. Со стороны гребня скатились ветераны V Македонского легиона. Даки, окруженные отовсюду, низринули на врага последние камни и все до одного полегли в неравной сече. Децебал и его воины видели снизу, как Леллий, неистово орудуя мечом, сразил трех легионеров и, подняв оружие в последнем приветствии, бросился со скал вниз.
Путь на Апулу, важнейший северный форпост Сармизагетузы, лежал открытым. Подразделения V Македонского, XIII Сдвоенного, XVI Флавиевого, X Близнец, I и II Помощник, II Траянова легионов, за три года приобретшие опыт горной войны, многочисленными закованными в железо колоннами ускорили движение по тропам Карпат.
Со стоном валились долу вековые дубы и сосны. Там, где камни подымались сплошной стеной, команды саперов разводили гигантские костры и поливали затем раскаленную породу водой, смешанной с уксусом. Кирками и ломами прорубали полотно дороги через гранитные кряжи. В тех же местах, куда человеку не дано было поставить ногу, скалолазы из ретов и иллирийцев спускались на канатах и заколачивали в трещины массивные колья. На подготовленные таким образом опоры укладывали деревянный помост, и трасса, поскрипывая под ногами, продолжала змеиться над пенными струями горных речек и жуткими обрывами высотой до ста шагов и более.
Даки свирепели, когда их взорам представали холодные, победноравнодушные сооружения римлян на родной земле. Мосты и дороги, обложенные камнями источники и идущие от них арки водопроводов, каменные кастеллы с метательными машинами чужеродными наростами покрывали долины и горы. О Дакия! Разум отказывается верить. Неужели все потеряно? Ведь были же у тебя храбрые защитники! Где они теперь? Как и когда ушла соль и надежда твоей земли, Дакия?! Печально плыли по бледно-голубому небу облака. Кабиры – братья, дарующие воинам бессмертие, являлись во сне своим почитателям. «Мало осталось ратников в дакийских краях. Смотрите, насколько пополнились ряды бессмертных в царстве Замолксиса. Богатыри из богатырей. Достойные из достойных! Герои Берзовии и Тапэ, Сармизагетузы и Адамклисси, участники штурма Дробетского моста и защитники Красной Башни – вот те, кто пришел к нам, в заоблачные дали. Но еще колеблются весы Войны! Внемлите, даки! Бейтесь! Бейтесь! Бейтесь!» Так говорили Кабиры – сыновья верховного бога гетов и даков. Уже четырнадцатилетние подростки затягивали на плечах ремни отцовских колчанов и уходили в отряды Децебала, под гневные причитания и напутствия матерей. Грохотали скоротечные летние грозы. И всюду, куда только ни достигал взгляд, мерцал металл доспехов, лязгало оружие и слышалась лающая речь иноземных солдат.
– Виктор, дуй со всей мочи назад. Найди Меммия и вместе с ним передашь Септимию – так, мол, и так. Квадрат обнаружил два поля созревшей пшеницы и ячменя. Пока ребята из четвертой когорты не вылезли, надо убрать самим. Понял?!
Путь на Апулу, важнейший северный форпост Сармизагетузы, лежал открытым. Подразделения V Македонского, XIII Сдвоенного, XVI Флавиевого, X Близнец, I и II Помощник, II Траянова легионов, за три года приобретшие опыт горной войны, многочисленными закованными в железо колоннами ускорили движение по тропам Карпат.
Со стоном валились долу вековые дубы и сосны. Там, где камни подымались сплошной стеной, команды саперов разводили гигантские костры и поливали затем раскаленную породу водой, смешанной с уксусом. Кирками и ломами прорубали полотно дороги через гранитные кряжи. В тех же местах, куда человеку не дано было поставить ногу, скалолазы из ретов и иллирийцев спускались на канатах и заколачивали в трещины массивные колья. На подготовленные таким образом опоры укладывали деревянный помост, и трасса, поскрипывая под ногами, продолжала змеиться над пенными струями горных речек и жуткими обрывами высотой до ста шагов и более.
Даки свирепели, когда их взорам представали холодные, победноравнодушные сооружения римлян на родной земле. Мосты и дороги, обложенные камнями источники и идущие от них арки водопроводов, каменные кастеллы с метательными машинами чужеродными наростами покрывали долины и горы. О Дакия! Разум отказывается верить. Неужели все потеряно? Ведь были же у тебя храбрые защитники! Где они теперь? Как и когда ушла соль и надежда твоей земли, Дакия?! Печально плыли по бледно-голубому небу облака. Кабиры – братья, дарующие воинам бессмертие, являлись во сне своим почитателям. «Мало осталось ратников в дакийских краях. Смотрите, насколько пополнились ряды бессмертных в царстве Замолксиса. Богатыри из богатырей. Достойные из достойных! Герои Берзовии и Тапэ, Сармизагетузы и Адамклисси, участники штурма Дробетского моста и защитники Красной Башни – вот те, кто пришел к нам, в заоблачные дали. Но еще колеблются весы Войны! Внемлите, даки! Бейтесь! Бейтесь! Бейтесь!» Так говорили Кабиры – сыновья верховного бога гетов и даков. Уже четырнадцатилетние подростки затягивали на плечах ремни отцовских колчанов и уходили в отряды Децебала, под гневные причитания и напутствия матерей. Грохотали скоротечные летние грозы. И всюду, куда только ни достигал взгляд, мерцал металл доспехов, лязгало оружие и слышалась лающая речь иноземных солдат.
* * *
... Поле открылось внезапно. За редкой полоской последних деревьев зажелтели спелые колосья пшеницы и ячменя. Легкий ветерок трепал лохмотья на корявых ветвях чучел. Минуций Квадрат забрал щит и гасту у сопляка Аврелия.– Виктор, дуй со всей мочи назад. Найди Меммия и вместе с ним передашь Септимию – так, мол, и так. Квадрат обнаружил два поля созревшей пшеницы и ячменя. Пока ребята из четвертой когорты не вылезли, надо убрать самим. Понял?!