Страница:
Ептетрас-знаменосец из когорты Искара, оглянувшись, нет ли поблизости префекта или контуберналов из римлян, добавил раздумчиво:
– Дерьмо мы все последнее! Все – дерьмо! Я родом из-под Берои. Дед мой с римлянами за свою землю сражался. А отец вступил в вексиллатион. Двадцать пять лет как один оттарабанил, таскаясь по Африке и Востоку. При штурме Иерусалима левой ноги лишился. Как раз в последний месяц службы. Отпустили без задержки. Так он, когда права италийского гражданства и участок получил, чуть не плакал от радости. А я думаю, чему радоваться-то? На своей родине свою же землю в награду получаешь. Суки! Римские живоглоты! За тот клочок в тридцать югеров сколько человек отец в Сирии или Кирене с земли согнал. А кому она досталась? Римлянам!
Фракийцы вразнобой кивают:
– Верно! Точно так!
Молодой одрис, жуя кусок лепешки (не избавился еще от детской привычки), проникновенно шепчет:
– От Берзовии правее миль на двадцать во время нашего наступления я и покойный Дижапор, да упокоится его душа у Диоскуров, на заготовке мяса попались дакам. Расспросив нас да узнав, что мы фракийцы, они ничего нам не сделали. Помолчали презрительно, а старший их напутствовал: «Идите и передайте товарищам, что у даков с фракийцами одни боги и судьба одна, а враги и у тех, и у других – римляне! Негоже поклоняющимся Диоскурам для жадных римских шакалов землю своих братьев завоевывать. Достаточно одной Фракии, подаренной Риму!»
Аналогичные разговоры шли практически в каждой центурии или конной турме. Теперь любое поручение, полученное от начальника-римлянина, воспринималось как личное оскорбление. У молвы длинные крылья. И чем дальше уносятся слухи, тем большим комом подробностей они обрастают. Подспудно, незаметно для глаза трибунов и легатов во вспомогательных подразделениях фракийцев и мезов зрело и росло недовольство. Мужество даков, соседей по Данувию, вызывало уважение. Легенды о Децебале передавались у костров все новым и новым слушателям. Разведчики дакийского царя, проникавшие в манипулы, нагнетали страсти. Достаточно было малейшей искры, чтобы тщательно скрываемое недовольство прорвалось наружу. В преддверии весеннего возобновления боевых действий вексиллатионы фракийцев были идейно разложены и как военная сила представляли угрозу самой римской армии.
4
5
6
– Дерьмо мы все последнее! Все – дерьмо! Я родом из-под Берои. Дед мой с римлянами за свою землю сражался. А отец вступил в вексиллатион. Двадцать пять лет как один оттарабанил, таскаясь по Африке и Востоку. При штурме Иерусалима левой ноги лишился. Как раз в последний месяц службы. Отпустили без задержки. Так он, когда права италийского гражданства и участок получил, чуть не плакал от радости. А я думаю, чему радоваться-то? На своей родине свою же землю в награду получаешь. Суки! Римские живоглоты! За тот клочок в тридцать югеров сколько человек отец в Сирии или Кирене с земли согнал. А кому она досталась? Римлянам!
Фракийцы вразнобой кивают:
– Верно! Точно так!
Молодой одрис, жуя кусок лепешки (не избавился еще от детской привычки), проникновенно шепчет:
– От Берзовии правее миль на двадцать во время нашего наступления я и покойный Дижапор, да упокоится его душа у Диоскуров, на заготовке мяса попались дакам. Расспросив нас да узнав, что мы фракийцы, они ничего нам не сделали. Помолчали презрительно, а старший их напутствовал: «Идите и передайте товарищам, что у даков с фракийцами одни боги и судьба одна, а враги и у тех, и у других – римляне! Негоже поклоняющимся Диоскурам для жадных римских шакалов землю своих братьев завоевывать. Достаточно одной Фракии, подаренной Риму!»
Аналогичные разговоры шли практически в каждой центурии или конной турме. Теперь любое поручение, полученное от начальника-римлянина, воспринималось как личное оскорбление. У молвы длинные крылья. И чем дальше уносятся слухи, тем большим комом подробностей они обрастают. Подспудно, незаметно для глаза трибунов и легатов во вспомогательных подразделениях фракийцев и мезов зрело и росло недовольство. Мужество даков, соседей по Данувию, вызывало уважение. Легенды о Децебале передавались у костров все новым и новым слушателям. Разведчики дакийского царя, проникавшие в манипулы, нагнетали страсти. Достаточно было малейшей искры, чтобы тщательно скрываемое недовольство прорвалось наружу. В преддверии весеннего возобновления боевых действий вексиллатионы фракийцев были идейно разложены и как военная сила представляли угрозу самой римской армии.
4
Тзинта не находила себе места. Могла ли она подумать о таком? Скажи ей кто-нибудь раньше, рассмеялась бы в лицо. Полюбить мужа? Но вот любит! До беспамятства. Речи отца, нашептывания брата – все померкло перед заполнившим сердце чувством. После поражения даков Регебала не могла видеть. Считала, что он – главный виновник неудачи. Брат догадывался о ее настроении. Старался не попадаться на глаза. За все время после заключения перемирия с римлянами Децебал лишь два раза появился в Сармизагетузе. Почерневший, осунувшийся. Виновато сгорбившись в кресле, брал на руки подросшую Тиссу:
– Совсем большая выросла. Что тебе подарить, Тиа?
Девочка напускала важный вид:
– Ничего не надо, папа. Я же царская дочь и ни в чем не нуждаюсь. – И в следующее мгновение просила: – А ты покатаешь меня на своей лошади, папа?
Царь счастливо улыбался:
– Я подарю тебе самую красивую сарматскую лошадку. А хочешь, достану маленького коня из римской Британии? Феликс рассказывал мне, – обращался Децебал к жене, – на Альбионе разводят карликовых коней[177]. Они пятнистой расцветки, с длинными гривами и хвостом и очень своенравны. Ну как, хочешь?
Тисса с немым обожанием смотрела на отца:
– Не-а, только на твоей и обязательно с тобой.
– Решено. Завтра с утра и катаемся. Да, забыл, от сына Ратибора, вождя карпов, тебе передали эти браслеты.
Отец доставал из карманов сплетенные из золотых проволочек ажурные украшения.
– Сын Ратибора? И откуда он меня знает?
Отец подмигивал матери:
– Если бы только он один знал про тебя! А то ведь отбоя нет. Но, браслеты я взял пока у одного сына Ратибора.
– Он... Он... красивый?
– Похож на деда Плана, ну, может, нос побольше.
– На П-ла-на-а-а?
– Да-а.
– Не нужны мне его браслеты.
– О-хо-хо-хо! – царь закатывался безудержным заразительным смехом. За ним начинала смеяться Тзинта. Дочка догадывалась, что ее разыгрывают, и обиженно сопела.
Это были радостные мгновения в их жизни. Ночами она исступленно ласкала мужа, торопясь наверстать упущенное. Он был благодарен ей. За любовь. За дочь. Просто за нее саму. Тзинту.
И Диег, и Котизон замечали происшедшую с ней перемену. Пасынок делался мягче, видя ее заботы об отце. Диег относился ко всему философски. Она по-своему, по-женски, любила и ненавидела их одновременно. Любила за то, что готовы отдать за Децебала жизнь. Ненавидела потому, что все время становятся между ней и мужем, разлучают. Умом понимала – война. Государство и войско требуют неусыпного внимания. Будучи слишком женщиной, Тзинта до конца не осознавала нависшей над Дакией смертельной опасности. И что муж ее, брат, сын и сама она волею Судьбы поставлены на наковальню Времени под сокрушительный молот Истории.
– Слезай, пойдешь со мной!
Мастер, свесив ноги на один бок, тяжело сполз на землю. Во внутренних покоях рослые стражники в чешуйчатых сарматских панцирях безмолвно расступились, узнав военачальника в лицо. Перед резной дверью из белоснежной липы приехавшие остановились.
– Доложи! – приказал слуге Сусаг и привычно оправил широкий военный пояс с изогнутым серповидным мечом.
– Входите, царь ждет вас!
Децебал выжидательно посмотрел на гостей, когда они переступили порог. Он был не один. В комнате находились также Диег, Котизон, Регебал и командир третьего легиона даков римлянин Леллий. Сусаг низко поклонился властелину.
– Да будут милостивы Кабиры к тебе и твоему дому, царь.
Скориб молча склонился в глубоком поклоне.
– Какие вести ты принес, Сусаг? – Децебал сделал приглашающий жест.
– Вот этот человек, – полководец подтолкнул вперед аппаратчика, – расскажет все.
Царь гетов и даков, прищурившись, разглядывал Скориба.
– Разве ты не погиб в битве при Тапэ, мастер?
– Нет, великий царь. Я защищал твои машины до последнего вздоха. Но меня оглушили топором по затылку и продали в рабство.
– Как же ты овободился?
– В Рациарии меня выкупил у римских солдат твой слуга Мукапор. Он же прислал меня и моих товарищей с оружием, серой и донесением на этот берег.
Царь сощурился:
– Кто такой Мукапор?
Скориб непонимающе отшатнулся. «Неужели Децебал не знает собственного соглядатая на римской стороне? Или Мукапор соврал?» Вслух же ответил:
– Греки зовут его Сервилием.
– Ах, Сервилий! – Владыка облегченно расслабился. – Что же он велел сообщить нам?
– Разное. Например: как только на Данувии сойдет лед, Траян без предупреждения начнет военные действия. Многие части «петухов» к тому времени, когда я переходил реку, тянулись с машинами и обозами из Троэзма, Карсия и Диногенции к Виминацию.
Присутствующие переглянулись, Диег, стоявший у окна, скрестив на груди руки, придвинулся ближе.
– Дальше, – продолжал Скориб, – Сервилий сделал все от него зависящее и сумел настроить некоторые фракийские отряды против императора. Многие мезы и одрисы давно тяготятся войной против даков. Они перейдут на нашу сторону при первой же возможности. Но нужно золото. И среди фракийцев есть колеблющиеся. Золото сделает таких сговорчивее. Если царь согласится с ним, то пусть шлет деньги. В этом вопросе Сервилий просил не медлить.
– Надо дать, – вмешался Регебал. Остальные ждали продолжения рассказа.
– И последнее: я с Сервилием проехал по дорогам от Рациарии до Диногенции. Все главные силы Траяна собраны в основном в Верхней Мезии. От Алмуса до Эска стоят отдельные когорты и вексиллатионы из галлов и паннонцев. За Эском и до самого устья Данувия расположены лишь малочисленные гарнизоны и при них вспомогательные когорты из фракийцев, мезов и иллириков. Тех племен, кому Траян меньше доверяет. Половина римлян – это раненые и выздоравливающие после летних сражений.
Строитель метательных машин замолчал, переводя дыхание.
– Я благодарю тебя за верную службу, мастер, и награжу по заслугам. Ты можешь идти. Распорядитесь относительно ужина и сна нашего друга, – указал Децебал явившемуся слуге. – Подожди решения до утра. Ты еще понадобишься, Скориб.
«Великий Замолксис, царь не забыл моего имени!» Когда вышитые занавеси сомкнулись за вышедшим, владыка Дакии повернулся к ожидавшим в нетерпении соратникам:
– Ну, что скажете?
Первым заговорил Регебал:
– Сервилию нужно послать золото, как он просит. Сумма ничтожна, а результаты могут превзойти все ожидания. Траян оставит помыслы о войне, если в его армии вспыхнут мятежи.
Диег был настроен менее оптимистично:
– Преувеличивать влияние бунта нескольких вексиллатионов на исход войны слишком неразумно. Иное дело – переход фракийских отрядов на сторону даков в решающем сражении. Такая победа дорого обошлась бы римлянам. Но меня сейчас больше занимает другое. Ждать ли нам нового наступления римлян весною или нападать раньше самим? И где нанести свой удар?
Сусаг звякнул большим украшением, висевшим на груди на золотой цепи.
– В том, что мы должны перейти Данувий до ледохода, не должно быть никакого сомнения. У нас нет обязательств перед богами, когда враг готовит вероломство. Не мы, так Траян сделает это. А место для нападения хорошо указано Сервилием. В Нижней Мезии римляне оставили когорты с большим числом раненых. Нам не составит большого труда справиться с ними. В случае успеха мы истребим пятую часть войска Траяна. Тогда все замиренные мезы и фракийцы возьмутся за оружие и начнут отвоевывать у Рима потерянную свободу. Есть и еще причина, по которой нам выгодно вести войну на юго-востоке. Юг Дакии – сплошные равнины и степь. Конница роксоланов, сарматов и бастарнов развернется там во всю свою мощь. И превосходство императорских легионов уступит силе ее натиска.
Диег пристукнул ребром ладони о ладонь.
– Правильно! Царь, – обратился он к брату, – на подготовку у нас остается очень мало времени. Выступать должно не медля ни дня. С роксоланами и бастарнами соединимся где-нибудь напротив римской Капидавы. Замолксис помогает решительным!
Децебал не возражал доводам военачальника, но он хотел взвесить все «за» и «против», не оставив неучтенными даже мелкие детали.
– А как вы намерены штурмовать римские укрепления и башни пограничной линии? И чем нам кормить воинов в Мезии зимой?
Диег не заставил долго ждать с ответом.
– Для штурма стен мы захватим с собой метательные машины. Поставим аппараты на полозья, и лошади помчат их по снегу быстрее, чем на колесах. Этим пусть займется Скориб. Теперь о продовольствии. Каждый дак возьмет продуктов на неделю. Кони роксоланов не нуждаются в сене. Они роют траву из-под снега копытами. Остальное дадут римские склады. Мы не сможем закрепиться в Мезии. Потому будем грабить по пути все. И сжигать то, что не сможем забрать. Надо оставить Траяну выжженный и разоренный тыл! Посмотрим, как станут сражаться его солдаты, когда им нечего будет жрать!
На следующий день Скориб в новой волчьей шубе с золотой змеей – гривной вокруг шеи и дорогими браслетами на руках отправил Дриантилле со слугой из дворца тяжелый кошелек с деньгами и так, не заскочив домой, помчался с двумя подсменными конями в Альбурнус-Майор. Оттуда он вернулся во главе длинного санного обоза с баллистами и скорпионами. Получив свежих лошадей, артиллерия выступила в сторону ущелья Красной Башни, вниз по Олту на Бурридаву. Замерзшая река служила прекрасной дорогой. Сам царь с основными силами тронулся в путь три дня спустя. Во время марша к нему присоединялись дружины бурров и сальдензиев. Быстрыми переходами привычное к зиме дакийское войско преодолело расстояние от Бурридавы до Данувия и, соединившись с конными отрядами роксоланов и бастарнов, сосредоточилось на левом берегу дремавшей под толстым слоем льда реки. Прямо напротив укрепленного пункта римлян – Карсия.
...В ночь перед переходом Данувия Децебал пошел по стоянке войска от костра к костру. Поверх простой бараньей шубы царя блестел пластинчатый римский панцирь. На голове пушилась серая с черными полосками барсучья шапка. Котизон, одетый так же, но в кольчуге, отделанной по краям золотом, сопровождал отца Даки узнавали царя. Кланялись. Децебал кивал в ответ. Приветствовал пожилых, в летах воинов. Возле хрупающих овсом лошадей, впряженных в сани с баллистами, остановился. Скориб молчал, притулившись к раме аппарата.
– О чем задумался, мастер?
– Прости, царь! Думаю о доме. Я не смог повидаться с женой и детьми. А теперь не знаю, вернусь ли живым?
Децебал без слов и несколько виновато потрепал плотника по плечу. Что он мог обещать этому человеку? Всем собравшимся на заснеженной равнине соплеменникам? Он вел их в бой за родину. На смерть. А значит, не имел права на жалость.
– Совсем большая выросла. Что тебе подарить, Тиа?
Девочка напускала важный вид:
– Ничего не надо, папа. Я же царская дочь и ни в чем не нуждаюсь. – И в следующее мгновение просила: – А ты покатаешь меня на своей лошади, папа?
Царь счастливо улыбался:
– Я подарю тебе самую красивую сарматскую лошадку. А хочешь, достану маленького коня из римской Британии? Феликс рассказывал мне, – обращался Децебал к жене, – на Альбионе разводят карликовых коней[177]. Они пятнистой расцветки, с длинными гривами и хвостом и очень своенравны. Ну как, хочешь?
Тисса с немым обожанием смотрела на отца:
– Не-а, только на твоей и обязательно с тобой.
– Решено. Завтра с утра и катаемся. Да, забыл, от сына Ратибора, вождя карпов, тебе передали эти браслеты.
Отец доставал из карманов сплетенные из золотых проволочек ажурные украшения.
– Сын Ратибора? И откуда он меня знает?
Отец подмигивал матери:
– Если бы только он один знал про тебя! А то ведь отбоя нет. Но, браслеты я взял пока у одного сына Ратибора.
– Он... Он... красивый?
– Похож на деда Плана, ну, может, нос побольше.
– На П-ла-на-а-а?
– Да-а.
– Не нужны мне его браслеты.
– О-хо-хо-хо! – царь закатывался безудержным заразительным смехом. За ним начинала смеяться Тзинта. Дочка догадывалась, что ее разыгрывают, и обиженно сопела.
Это были радостные мгновения в их жизни. Ночами она исступленно ласкала мужа, торопясь наверстать упущенное. Он был благодарен ей. За любовь. За дочь. Просто за нее саму. Тзинту.
И Диег, и Котизон замечали происшедшую с ней перемену. Пасынок делался мягче, видя ее заботы об отце. Диег относился ко всему философски. Она по-своему, по-женски, любила и ненавидела их одновременно. Любила за то, что готовы отдать за Децебала жизнь. Ненавидела потому, что все время становятся между ней и мужем, разлучают. Умом понимала – война. Государство и войско требуют неусыпного внимания. Будучи слишком женщиной, Тзинта до конца не осознавала нависшей над Дакией смертельной опасности. И что муж ее, брат, сын и сама она волею Судьбы поставлены на наковальню Времени под сокрушительный молот Истории.
* * *
Сусаг явился во дворец, когда уже стемнело. На морозном небе застыли звезды. Во дворе мелькали факелы, лаяли собаки. Полководец бросил поводья подбежавшему телохранителю. Скорибу, неподвижно восседавшему на заиндевелом мохнатом коне, кивнул:– Слезай, пойдешь со мной!
Мастер, свесив ноги на один бок, тяжело сполз на землю. Во внутренних покоях рослые стражники в чешуйчатых сарматских панцирях безмолвно расступились, узнав военачальника в лицо. Перед резной дверью из белоснежной липы приехавшие остановились.
– Доложи! – приказал слуге Сусаг и привычно оправил широкий военный пояс с изогнутым серповидным мечом.
– Входите, царь ждет вас!
Децебал выжидательно посмотрел на гостей, когда они переступили порог. Он был не один. В комнате находились также Диег, Котизон, Регебал и командир третьего легиона даков римлянин Леллий. Сусаг низко поклонился властелину.
– Да будут милостивы Кабиры к тебе и твоему дому, царь.
Скориб молча склонился в глубоком поклоне.
– Какие вести ты принес, Сусаг? – Децебал сделал приглашающий жест.
– Вот этот человек, – полководец подтолкнул вперед аппаратчика, – расскажет все.
Царь гетов и даков, прищурившись, разглядывал Скориба.
– Разве ты не погиб в битве при Тапэ, мастер?
– Нет, великий царь. Я защищал твои машины до последнего вздоха. Но меня оглушили топором по затылку и продали в рабство.
– Как же ты овободился?
– В Рациарии меня выкупил у римских солдат твой слуга Мукапор. Он же прислал меня и моих товарищей с оружием, серой и донесением на этот берег.
Царь сощурился:
– Кто такой Мукапор?
Скориб непонимающе отшатнулся. «Неужели Децебал не знает собственного соглядатая на римской стороне? Или Мукапор соврал?» Вслух же ответил:
– Греки зовут его Сервилием.
– Ах, Сервилий! – Владыка облегченно расслабился. – Что же он велел сообщить нам?
– Разное. Например: как только на Данувии сойдет лед, Траян без предупреждения начнет военные действия. Многие части «петухов» к тому времени, когда я переходил реку, тянулись с машинами и обозами из Троэзма, Карсия и Диногенции к Виминацию.
Присутствующие переглянулись, Диег, стоявший у окна, скрестив на груди руки, придвинулся ближе.
– Дальше, – продолжал Скориб, – Сервилий сделал все от него зависящее и сумел настроить некоторые фракийские отряды против императора. Многие мезы и одрисы давно тяготятся войной против даков. Они перейдут на нашу сторону при первой же возможности. Но нужно золото. И среди фракийцев есть колеблющиеся. Золото сделает таких сговорчивее. Если царь согласится с ним, то пусть шлет деньги. В этом вопросе Сервилий просил не медлить.
– Надо дать, – вмешался Регебал. Остальные ждали продолжения рассказа.
– И последнее: я с Сервилием проехал по дорогам от Рациарии до Диногенции. Все главные силы Траяна собраны в основном в Верхней Мезии. От Алмуса до Эска стоят отдельные когорты и вексиллатионы из галлов и паннонцев. За Эском и до самого устья Данувия расположены лишь малочисленные гарнизоны и при них вспомогательные когорты из фракийцев, мезов и иллириков. Тех племен, кому Траян меньше доверяет. Половина римлян – это раненые и выздоравливающие после летних сражений.
Строитель метательных машин замолчал, переводя дыхание.
– Я благодарю тебя за верную службу, мастер, и награжу по заслугам. Ты можешь идти. Распорядитесь относительно ужина и сна нашего друга, – указал Децебал явившемуся слуге. – Подожди решения до утра. Ты еще понадобишься, Скориб.
«Великий Замолксис, царь не забыл моего имени!» Когда вышитые занавеси сомкнулись за вышедшим, владыка Дакии повернулся к ожидавшим в нетерпении соратникам:
– Ну, что скажете?
Первым заговорил Регебал:
– Сервилию нужно послать золото, как он просит. Сумма ничтожна, а результаты могут превзойти все ожидания. Траян оставит помыслы о войне, если в его армии вспыхнут мятежи.
Диег был настроен менее оптимистично:
– Преувеличивать влияние бунта нескольких вексиллатионов на исход войны слишком неразумно. Иное дело – переход фракийских отрядов на сторону даков в решающем сражении. Такая победа дорого обошлась бы римлянам. Но меня сейчас больше занимает другое. Ждать ли нам нового наступления римлян весною или нападать раньше самим? И где нанести свой удар?
Сусаг звякнул большим украшением, висевшим на груди на золотой цепи.
– В том, что мы должны перейти Данувий до ледохода, не должно быть никакого сомнения. У нас нет обязательств перед богами, когда враг готовит вероломство. Не мы, так Траян сделает это. А место для нападения хорошо указано Сервилием. В Нижней Мезии римляне оставили когорты с большим числом раненых. Нам не составит большого труда справиться с ними. В случае успеха мы истребим пятую часть войска Траяна. Тогда все замиренные мезы и фракийцы возьмутся за оружие и начнут отвоевывать у Рима потерянную свободу. Есть и еще причина, по которой нам выгодно вести войну на юго-востоке. Юг Дакии – сплошные равнины и степь. Конница роксоланов, сарматов и бастарнов развернется там во всю свою мощь. И превосходство императорских легионов уступит силе ее натиска.
Диег пристукнул ребром ладони о ладонь.
– Правильно! Царь, – обратился он к брату, – на подготовку у нас остается очень мало времени. Выступать должно не медля ни дня. С роксоланами и бастарнами соединимся где-нибудь напротив римской Капидавы. Замолксис помогает решительным!
Децебал не возражал доводам военачальника, но он хотел взвесить все «за» и «против», не оставив неучтенными даже мелкие детали.
– А как вы намерены штурмовать римские укрепления и башни пограничной линии? И чем нам кормить воинов в Мезии зимой?
Диег не заставил долго ждать с ответом.
– Для штурма стен мы захватим с собой метательные машины. Поставим аппараты на полозья, и лошади помчат их по снегу быстрее, чем на колесах. Этим пусть займется Скориб. Теперь о продовольствии. Каждый дак возьмет продуктов на неделю. Кони роксоланов не нуждаются в сене. Они роют траву из-под снега копытами. Остальное дадут римские склады. Мы не сможем закрепиться в Мезии. Потому будем грабить по пути все. И сжигать то, что не сможем забрать. Надо оставить Траяну выжженный и разоренный тыл! Посмотрим, как станут сражаться его солдаты, когда им нечего будет жрать!
На следующий день Скориб в новой волчьей шубе с золотой змеей – гривной вокруг шеи и дорогими браслетами на руках отправил Дриантилле со слугой из дворца тяжелый кошелек с деньгами и так, не заскочив домой, помчался с двумя подсменными конями в Альбурнус-Майор. Оттуда он вернулся во главе длинного санного обоза с баллистами и скорпионами. Получив свежих лошадей, артиллерия выступила в сторону ущелья Красной Башни, вниз по Олту на Бурридаву. Замерзшая река служила прекрасной дорогой. Сам царь с основными силами тронулся в путь три дня спустя. Во время марша к нему присоединялись дружины бурров и сальдензиев. Быстрыми переходами привычное к зиме дакийское войско преодолело расстояние от Бурридавы до Данувия и, соединившись с конными отрядами роксоланов и бастарнов, сосредоточилось на левом берегу дремавшей под толстым слоем льда реки. Прямо напротив укрепленного пункта римлян – Карсия.
...В ночь перед переходом Данувия Децебал пошел по стоянке войска от костра к костру. Поверх простой бараньей шубы царя блестел пластинчатый римский панцирь. На голове пушилась серая с черными полосками барсучья шапка. Котизон, одетый так же, но в кольчуге, отделанной по краям золотом, сопровождал отца Даки узнавали царя. Кланялись. Децебал кивал в ответ. Приветствовал пожилых, в летах воинов. Возле хрупающих овсом лошадей, впряженных в сани с баллистами, остановился. Скориб молчал, притулившись к раме аппарата.
– О чем задумался, мастер?
– Прости, царь! Думаю о доме. Я не смог повидаться с женой и детьми. А теперь не знаю, вернусь ли живым?
Децебал без слов и несколько виновато потрепал плотника по плечу. Что он мог обещать этому человеку? Всем собравшимся на заснеженной равнине соплеменникам? Он вел их в бой за родину. На смерть. А значит, не имел права на жалость.
5
За восемь дней до ид февраля (6 февраля) 102 года Децебал с сорокатысячной армией переправился через замерзший Данувий и вторгся в Нижнюю Мезию. Немногочисленные римские полевые лагеря, расположенные в зоне болот и озер нижнего течения реки и считавшиеся неприступными летом, теперь сжигались и брались штурмом без особого труда. В короткий срок даки уничтожили свыше пятидесяти укреплений противника. Разделив силы на три части, дакийский царь направил их разорять Мезию по трем направлениям. На север – к Троэзму, на запад – на Дуростор и на юг – в сторону Дионисополиса. Мезия запылала. Головные отряды сарматской конницы рыскали под самыми стенами Каллатиса и Том. Штурмовать такие первоклассные крепости у варваров не было ни возможностей, ни желания. Они только разграбили близлежащие поселки и сожгли несколько десятков купеческих и военных кораблей, проходивших ремонт и вытащенных по такому случаю на берег.
Пока россоланы и бастарны разоряли провинцию, Децебал во главе наиболее крупного корпуса, состоявшего из собственно даков и союзных карпов, осаждал крупные крепости римлян вдоль Данувия. Самым неприятным для солдат Траяна было наличие у одетых в косматые шкуры варваров осадной техники. Гарнизон Капидавы не смог долго удерживать разрушенные ударами баллист стены. Даки захватили кастру и перебили римлян до последнего человека. Карсий сопротивлялся дольше. Приступы не приносили дакам успеха. Децебал приказал сжечь городок. Тысячи глиняных сосудов с нефтью и серой полетели через головы защитников на крыши домов. Карсий выгорел дотла Вспомогательные отряды, состоявшие из фракийцев и мезов на римской службе, частью перешли на сторону Децебала, частью сдали свои укрепления и, не желая сражаться с даками, ушли под защиту городских стен Диногенции, Истрии и Троэзма. Во второй декаде февраля конные дозоры роксоланов принесли царю даков известие о движении римской армии во главе с самим Траяном по центральному тракту Нижней Мезии.
– Сколько «петухов» ведет с собой император? – спросил Децебал разведчиков.
– Точно не знаем, но римлян не меньше, чем нас, если взять всех, кто перешел Данувий.
– Та-ак, – Децебал повернулся к костру, вокруг которого сидели на свернутых лошадиных попонах Сусаг, Котизон, Леллий и князь карпов Ратибор. – Дождались наконец! Котизон, дай храбрым роксоланам трех баранов из наших запасов. Пусть хорошо поедят перед битвой. Спасибо вам, богатыри!
Степные воины втащили в седла за косматые бока овец и, развернув скакунов, умчались на свою стоянку.
Через некоторое время к шатру Децебала подъехали вождь роксоланов Фратанч, князь бастарнов Адномат и предводитель отряда германских фридлозе Харальд Глаз Дракона.
Военачальники объединенной дакийской армии открыли военный совет. Отрезая от истекающей соком и жиром бараньей туши куски пахучего мяса, вожди решали, как им поступить дальше. Первым по обычаю высказался самый молодой.
– Я считаю, нам надо немедленно сниматься с места и идти навстречу Траяну! У даков и союзников достаточно войска для того, чтобы обратить императора в бегство! – пылко воскликнул Котизон.
Леллий, командир сводного пехотного корпуса даков, обученных легионному строю, швырнул в угли обглоданную кость:
– Идти вперед – значит подставить себя под угрозу удара с трех сторон! На флангах у нас будут висеть гарнизоны Дуростора и Кандидианы, в лоб ударит Траян!
– Верно! Так мы не продержимся и часа! – кивнул Адномат.
Сусаг вытер клинок кинжала концом конского чепрака, на котором восседал:
– Лучше всего отойти к Адамклисси. На север от города хорошие ровные поля, там есть где развернуться роксоланской и сарматской кавалерии, да и наша пехота не будет стеснена. И если придется отступать, то в тылу будут сожженная Капидава и разрушенный Карсий, а не Дуростор.
Ратибор, князь карпов, был осторожен:
– А успеем мы в случае неуспеха уйти за Данувий? На носу ледоход!
Ответил ему роксолан Фратанч:
– Успеем! Весна в этом году запоздалая. Данувий тронется не раньше чем через неделю. Но даже если река и вскроется, выберем морозную ночь и в часы ледостава перейдем на тот берег.
Децебал, поглаживая бороду, подвел итог:
– Значит, отходим к Адамклисси? Может, кто-нибудь из сидящих хочет что-нибудь добавить?
– Да! – Харальд Глаз Дракона, заткнув большие пальцы рук за кожаный пояс с серебряными фигурками валькирий, ощерил усы:
– Куда мы денем пленных римлян, захваченных нами в Мезии?
Адномат досадливо сплюнул:
– Тащить с собой этих свиней нет ни времени, ни выгоды! Греки Каллатиса и Томы сейчас не настроены торговать людьми.
Жесткая складка пересекла лоб Децебала:
– Что делают римляне с даками или сарматами, попавшими к ним в руки?
– Убивают!
– Отправляют в рудники или себе на потеху заставляют подыхать на арене под хохот толпы!
– Вот! Потому и мы не можем отпустить их живыми. Я предлагаю центурионов и трибунов оставить на обмен, а всех остальных перебить и головы выставить по дороге. Траян еще летом показал, что ведет войну не на выгоду, а на уничтожение!
Харальд Глаз Дракона возвысил голос:
– Я не согласен! Один центурион стоит десятка простых легионеров. Возвращенные командиры завтра поведут манипулы против наших воинов. Умереть должны все!
– Согласен!
– Согласен!
– Согласен!
– Передайте всем, – закончил беседу дакийский царь, – с наступлением темноты войско уходит к Адамклисси!
Пока россоланы и бастарны разоряли провинцию, Децебал во главе наиболее крупного корпуса, состоявшего из собственно даков и союзных карпов, осаждал крупные крепости римлян вдоль Данувия. Самым неприятным для солдат Траяна было наличие у одетых в косматые шкуры варваров осадной техники. Гарнизон Капидавы не смог долго удерживать разрушенные ударами баллист стены. Даки захватили кастру и перебили римлян до последнего человека. Карсий сопротивлялся дольше. Приступы не приносили дакам успеха. Децебал приказал сжечь городок. Тысячи глиняных сосудов с нефтью и серой полетели через головы защитников на крыши домов. Карсий выгорел дотла Вспомогательные отряды, состоявшие из фракийцев и мезов на римской службе, частью перешли на сторону Децебала, частью сдали свои укрепления и, не желая сражаться с даками, ушли под защиту городских стен Диногенции, Истрии и Троэзма. Во второй декаде февраля конные дозоры роксоланов принесли царю даков известие о движении римской армии во главе с самим Траяном по центральному тракту Нижней Мезии.
– Сколько «петухов» ведет с собой император? – спросил Децебал разведчиков.
– Точно не знаем, но римлян не меньше, чем нас, если взять всех, кто перешел Данувий.
– Та-ак, – Децебал повернулся к костру, вокруг которого сидели на свернутых лошадиных попонах Сусаг, Котизон, Леллий и князь карпов Ратибор. – Дождались наконец! Котизон, дай храбрым роксоланам трех баранов из наших запасов. Пусть хорошо поедят перед битвой. Спасибо вам, богатыри!
Степные воины втащили в седла за косматые бока овец и, развернув скакунов, умчались на свою стоянку.
Через некоторое время к шатру Децебала подъехали вождь роксоланов Фратанч, князь бастарнов Адномат и предводитель отряда германских фридлозе Харальд Глаз Дракона.
Военачальники объединенной дакийской армии открыли военный совет. Отрезая от истекающей соком и жиром бараньей туши куски пахучего мяса, вожди решали, как им поступить дальше. Первым по обычаю высказался самый молодой.
– Я считаю, нам надо немедленно сниматься с места и идти навстречу Траяну! У даков и союзников достаточно войска для того, чтобы обратить императора в бегство! – пылко воскликнул Котизон.
Леллий, командир сводного пехотного корпуса даков, обученных легионному строю, швырнул в угли обглоданную кость:
– Идти вперед – значит подставить себя под угрозу удара с трех сторон! На флангах у нас будут висеть гарнизоны Дуростора и Кандидианы, в лоб ударит Траян!
– Верно! Так мы не продержимся и часа! – кивнул Адномат.
Сусаг вытер клинок кинжала концом конского чепрака, на котором восседал:
– Лучше всего отойти к Адамклисси. На север от города хорошие ровные поля, там есть где развернуться роксоланской и сарматской кавалерии, да и наша пехота не будет стеснена. И если придется отступать, то в тылу будут сожженная Капидава и разрушенный Карсий, а не Дуростор.
Ратибор, князь карпов, был осторожен:
– А успеем мы в случае неуспеха уйти за Данувий? На носу ледоход!
Ответил ему роксолан Фратанч:
– Успеем! Весна в этом году запоздалая. Данувий тронется не раньше чем через неделю. Но даже если река и вскроется, выберем морозную ночь и в часы ледостава перейдем на тот берег.
Децебал, поглаживая бороду, подвел итог:
– Значит, отходим к Адамклисси? Может, кто-нибудь из сидящих хочет что-нибудь добавить?
– Да! – Харальд Глаз Дракона, заткнув большие пальцы рук за кожаный пояс с серебряными фигурками валькирий, ощерил усы:
– Куда мы денем пленных римлян, захваченных нами в Мезии?
Адномат досадливо сплюнул:
– Тащить с собой этих свиней нет ни времени, ни выгоды! Греки Каллатиса и Томы сейчас не настроены торговать людьми.
Жесткая складка пересекла лоб Децебала:
– Что делают римляне с даками или сарматами, попавшими к ним в руки?
– Убивают!
– Отправляют в рудники или себе на потеху заставляют подыхать на арене под хохот толпы!
– Вот! Потому и мы не можем отпустить их живыми. Я предлагаю центурионов и трибунов оставить на обмен, а всех остальных перебить и головы выставить по дороге. Траян еще летом показал, что ведет войну не на выгоду, а на уничтожение!
Харальд Глаз Дракона возвысил голос:
– Я не согласен! Один центурион стоит десятка простых легионеров. Возвращенные командиры завтра поведут манипулы против наших воинов. Умереть должны все!
– Согласен!
– Согласен!
– Согласен!
– Передайте всем, – закончил беседу дакийский царь, – с наступлением темноты войско уходит к Адамклисси!
6
Траян, подоткнув полы бурого солдатского плаща, широким, размашистым шагом шел впереди войска. Глядя на императора, не знающего ни усталости, ни жажды, когорты подтягивались, ускоряли темп марша.
– Быстрей! Быстрей! – торопил цезарь. – В Дуросторе гибнут наши товарищи! Передайте по манипулам – дневного привала не будет!
Легионеры, заслышав приказ, только сплевывали в сердцах. Сапоги отсырели. Подтаявший снег образовал на дороге многочисленные лужи. Почти каждый солдат тащил на себе щит, мешок с провизией на три дня, сучья для костра и кол для лагерного палисада.
VII Клавдиев легион возглавлял колонну. Несколько раз вдали, на холмах, маячили конные даки. Завидев врага, алы прикрытия выезжали на фланги и пускали кавалерийские турмы в преследование. Варвары, крича что-то презрительное, уносились прочь. Одна стрела, пущенная из дальнобойного лука, вонзилась в щит Минуцию Квадрату. Старый солдат, расшатав, с усилием выдернул окрашенную в красный цвет хворостину. Меммий, шедший рядом, толкнул товарища в плечо:
– Ну-ка, дай сюда! – повертел между пальцев, потрогал отточенное острие с двумя загнутыми крючками на лопастях. – Сарматская! Сволочь! Войдет в тело – без надреза ножом не вытащишь!
Фортунат, третий в шеренге, указал подбородком на коричневую массу в углублении наконечника:
– Еще и отравлена к тому же!
– Слава Юпитеру Величайшему и Фортуне! Ткни она в щеку, и я лежал бы на грязном снегу!
– Покажи!
Сарматская стрела пошла по рукам. В строю вспыхнули разговоры.
Траян остановил армию перед самым наступлением темноты:
– Привал! Передайте по рядам – лагеря не разбивать! Выставить караулы и оставить на ночное дежурство по три когорты на легион. Пароль – Дуростор. Отзыв – Диногенция. Сменять охрану каждые два часа.
Римляне, сдвинув щиты в плотный помост, укладывались спать, прикрывшись теплыми суконными и шерстяными плащами. Дежурные разжигали костры, жарили на углях извлеченные из сум куски подвяленного мяса. Император присел на настил II когорты. Ветераны потеснились, уступая своему полководцу место. Меммий, взболтнув, протянул цезарю тыквенную флягу с солдатским напитком поской, приготовленным из воды, уксуса и взбитых яиц. Траян напился и возвратил сосуд. Поска пошла по кругу. Центурион Септимий отрезал солидный шматок копченого сала и протянул императору вместе с куском ячменной лепешки. Траян снял шлем и, блаженно вытянув ноги, принялся за еду.
– Ничего, завтра уже Дуростор. Там передохнем. Как Меммий?
Иммун жевал сало, глядя в одну точку.
– Боюсь, император, Децебала уже нет под Дуростором. Варвар – умный полководец. Что ни говори, а он провел нас.
– Думаешь, нужно забирать правее? – цезарь перестал есть.
Центурион вытащил из ножен тяжелый испанский меч и начал протирать отполированное до зеркального блеска лезвие.
– Да! Он наверняка дожидается нас у Адамклисси. – Меммий отбросил неподатливую шкурку. – Мы стояли там гарнизоном. Помнишь, Минуций? Вокруг бескрайние луга и поля. Приволье для конницы.
В свете огня появилась раздувающая ноздри конская морда. Контубернал Корнелия Пальмы искал императора.
– Чего ему?
– Просит пожаловать на ночлег. Из пятой алы римских граждан прислали сено специально для цезаря.
Траян грязно выругался:
– Передай Пальме, я ночую с центуриями VII Клавдиева легиона. А префекту пятой алы скажи: если еще раз вздумает корм лошадей класть кому-нибудь под задницу, даже из лучших побуждений, я выгоню его из кавалерии! Выполнять!
Ординарец испуганно прошептал: «Слава» – и, разбрызгивая комья снега, ускакал в темноту.
Солдаты уважительно рассмеялись. Из ночной тьмы донесся голос Публия Антония Супера – препозита когорты:
– Что там за смех? Септимий! Башку оторву!
Император подмигнул легионерам и плаксивым голосом проныл:
– Ну сколько можно? Позавчера руку оторвали, вчера ногу, сегодня вот голову! На что я шлем завтра надевать буду?
Хохотом взорвалась вся когорта.
К полудню следующего дня армия вышла к Дуростору. На месте стоянки даков чернели только головешки и валялся лошадиный помет. Командир дуросторского гарнизона указал направление, в котором ушли варвары.
– Огромное войско, мой император! В обозе – метательные машины. Децебал снялся вчера вечером. Правда, мы узнали об этом только утром. Арьергард всю ночь жег костры. Последними отступили конные сарматы.
Цезарь присоединил воинов гарнизона к армии, оставив за его стенами измученных и ослабевших солдат. Здесь же, под Дуростором, посыльные из Троэзма и Диногенции известили Траяна о мятеже фракийских вексиллатионов.
– Пресечь все слухи! – распорядился правитель Римской империи. – За болтовню сечь розгами и рубить головы. Разберемся после сражения. Вспомогательные подразделения, идущие со мной, еще ни о чем не догадываются. На отдых даю целый день. Завтра идем к Адамклисси. Пальму, Нигрина и Квиета ко мне!
– Похоже на вашего Траяна?! Эй, «петухи»! Чего стоите? Выходи, кто храбрый? Сразимся!
Римляне угрюмо молчали. Наконец, сердце одного декуриона не выдержало.
– А ну заткнись, сарматская сволочь! Кто со мной?
Мощная фигура римлянина рельефно выделялась на гнедом толстоногом жеребце. Всадники Децебала заулюлюкали и разъехались. Остался лишь воин на приземистом и сильном, как кабан, степном коне. Мохнатая коническая шапка из волчьей шкуры покрывала голову сармата. Враги начали сближаться. Декурион погнал лошадь галопом, занося на скаку правую руку с копьем. Сармат тронулся с места крадущейся неспешной рысью. Римлянин на скаку метнул копье. Получай, варвар! Сармат мгновенно свалился под брюхо коня. Снаряд со свистом пролетел мимо и воткнулся в снег. В следующее мгновение молнией взвилась черная петля аркана, и захлестнутый вокруг шеи декурион вывалился из седла. Воин Децебала спрыгнул наземь и серией ловких пассов замотал ноги и руки противника. Потом выхватил кинжал и вонзил римлянину в горло. В рядах манипулов послышалась ругань. Сармат вскочил на лошадь и шагом поехал к своим.
– Быстрей! Быстрей! – торопил цезарь. – В Дуросторе гибнут наши товарищи! Передайте по манипулам – дневного привала не будет!
Легионеры, заслышав приказ, только сплевывали в сердцах. Сапоги отсырели. Подтаявший снег образовал на дороге многочисленные лужи. Почти каждый солдат тащил на себе щит, мешок с провизией на три дня, сучья для костра и кол для лагерного палисада.
VII Клавдиев легион возглавлял колонну. Несколько раз вдали, на холмах, маячили конные даки. Завидев врага, алы прикрытия выезжали на фланги и пускали кавалерийские турмы в преследование. Варвары, крича что-то презрительное, уносились прочь. Одна стрела, пущенная из дальнобойного лука, вонзилась в щит Минуцию Квадрату. Старый солдат, расшатав, с усилием выдернул окрашенную в красный цвет хворостину. Меммий, шедший рядом, толкнул товарища в плечо:
– Ну-ка, дай сюда! – повертел между пальцев, потрогал отточенное острие с двумя загнутыми крючками на лопастях. – Сарматская! Сволочь! Войдет в тело – без надреза ножом не вытащишь!
Фортунат, третий в шеренге, указал подбородком на коричневую массу в углублении наконечника:
– Еще и отравлена к тому же!
– Слава Юпитеру Величайшему и Фортуне! Ткни она в щеку, и я лежал бы на грязном снегу!
– Покажи!
Сарматская стрела пошла по рукам. В строю вспыхнули разговоры.
Траян остановил армию перед самым наступлением темноты:
– Привал! Передайте по рядам – лагеря не разбивать! Выставить караулы и оставить на ночное дежурство по три когорты на легион. Пароль – Дуростор. Отзыв – Диногенция. Сменять охрану каждые два часа.
Римляне, сдвинув щиты в плотный помост, укладывались спать, прикрывшись теплыми суконными и шерстяными плащами. Дежурные разжигали костры, жарили на углях извлеченные из сум куски подвяленного мяса. Император присел на настил II когорты. Ветераны потеснились, уступая своему полководцу место. Меммий, взболтнув, протянул цезарю тыквенную флягу с солдатским напитком поской, приготовленным из воды, уксуса и взбитых яиц. Траян напился и возвратил сосуд. Поска пошла по кругу. Центурион Септимий отрезал солидный шматок копченого сала и протянул императору вместе с куском ячменной лепешки. Траян снял шлем и, блаженно вытянув ноги, принялся за еду.
– Ничего, завтра уже Дуростор. Там передохнем. Как Меммий?
Иммун жевал сало, глядя в одну точку.
– Боюсь, император, Децебала уже нет под Дуростором. Варвар – умный полководец. Что ни говори, а он провел нас.
– Думаешь, нужно забирать правее? – цезарь перестал есть.
Центурион вытащил из ножен тяжелый испанский меч и начал протирать отполированное до зеркального блеска лезвие.
– Да! Он наверняка дожидается нас у Адамклисси. – Меммий отбросил неподатливую шкурку. – Мы стояли там гарнизоном. Помнишь, Минуций? Вокруг бескрайние луга и поля. Приволье для конницы.
В свете огня появилась раздувающая ноздри конская морда. Контубернал Корнелия Пальмы искал императора.
– Чего ему?
– Просит пожаловать на ночлег. Из пятой алы римских граждан прислали сено специально для цезаря.
Траян грязно выругался:
– Передай Пальме, я ночую с центуриями VII Клавдиева легиона. А префекту пятой алы скажи: если еще раз вздумает корм лошадей класть кому-нибудь под задницу, даже из лучших побуждений, я выгоню его из кавалерии! Выполнять!
Ординарец испуганно прошептал: «Слава» – и, разбрызгивая комья снега, ускакал в темноту.
Солдаты уважительно рассмеялись. Из ночной тьмы донесся голос Публия Антония Супера – препозита когорты:
– Что там за смех? Септимий! Башку оторву!
Император подмигнул легионерам и плаксивым голосом проныл:
– Ну сколько можно? Позавчера руку оторвали, вчера ногу, сегодня вот голову! На что я шлем завтра надевать буду?
Хохотом взорвалась вся когорта.
К полудню следующего дня армия вышла к Дуростору. На месте стоянки даков чернели только головешки и валялся лошадиный помет. Командир дуросторского гарнизона указал направление, в котором ушли варвары.
– Огромное войско, мой император! В обозе – метательные машины. Децебал снялся вчера вечером. Правда, мы узнали об этом только утром. Арьергард всю ночь жег костры. Последними отступили конные сарматы.
Цезарь присоединил воинов гарнизона к армии, оставив за его стенами измученных и ослабевших солдат. Здесь же, под Дуростором, посыльные из Троэзма и Диногенции известили Траяна о мятеже фракийских вексиллатионов.
– Пресечь все слухи! – распорядился правитель Римской империи. – За болтовню сечь розгами и рубить головы. Разберемся после сражения. Вспомогательные подразделения, идущие со мной, еще ни о чем не догадываются. На отдых даю целый день. Завтра идем к Адамклисси. Пальму, Нигрина и Квиета ко мне!
* * *
За 12 дней до февральских календ (21 февраля) 102 года римская армия, развернувшись на ходу в боевой порядок, подошла к кастра Адамклисси. Расставив пехотные и кавалерийские заслоны, римляне на виду у даков выстроили обширный лагерь с двухметровым рвом, валом и частоколом. Децебал не препятствовал строительству. Бастарны и сарматы подъезжали ближе к охранным манипулам и, задрав хвосты своих коней, демонстрировали врагу зады животных.– Похоже на вашего Траяна?! Эй, «петухи»! Чего стоите? Выходи, кто храбрый? Сразимся!
Римляне угрюмо молчали. Наконец, сердце одного декуриона не выдержало.
– А ну заткнись, сарматская сволочь! Кто со мной?
Мощная фигура римлянина рельефно выделялась на гнедом толстоногом жеребце. Всадники Децебала заулюлюкали и разъехались. Остался лишь воин на приземистом и сильном, как кабан, степном коне. Мохнатая коническая шапка из волчьей шкуры покрывала голову сармата. Враги начали сближаться. Декурион погнал лошадь галопом, занося на скаку правую руку с копьем. Сармат тронулся с места крадущейся неспешной рысью. Римлянин на скаку метнул копье. Получай, варвар! Сармат мгновенно свалился под брюхо коня. Снаряд со свистом пролетел мимо и воткнулся в снег. В следующее мгновение молнией взвилась черная петля аркана, и захлестнутый вокруг шеи декурион вывалился из седла. Воин Децебала спрыгнул наземь и серией ловких пассов замотал ноги и руки противника. Потом выхватил кинжал и вонзил римлянину в горло. В рядах манипулов послышалась ругань. Сармат вскочил на лошадь и шагом поехал к своим.