Глядя на заспанное лицо друга, Адриан не мог остановить смех.
   – Представляю, Транквилл, как разбежались бы даки, увидев тебя во главе когорты в таком виде... Ха-ха-ха!
   Снаружи раздался стук.
   – Входи!
   Центурион Лукиан лязгнул подковками каллиг о порожек:
   – Купальня давно готова! Кушанья занести сюда или сиятельный поест во дворе под навесом?
   Светоний, отыскав в куче снаряжения меч, нацепил его на голое тело.
   – С позволения легата, – поклонился он Адриану и, повернувшись к прибывшему, продолжил: – Еду принести в помещение. Две простыни и раба для купальни! Заранее благодарю!
   Старый служака, много повидавший на своем веку, вытаращил глаза. Беспомощно посмотрел на начальника. Адриан незаметно кивнул.
   – Есть!
   Когда изумленный сотник вышел, они всласть похохотали. Час спустя, посвежевшие, смывшие с себя вместе с пылью и потом всю усталость, легат и трибун сидели за деревянным дакийским столиком и, разговаривая, наслаждались бесхитростной пищей – копченой сарматской кониной, дакийским овечьим сыром, ячменным солдатским хлебом и красным дакийским же вином.
   – Император очень интересуется, как у тебя продвигаются работы по строительству «вала Траяна»?
   – За лимес он может не беспокоиться. Так и передай! Завтра проедем вдоль линии работ, посмотришь все сам. Потери в когортах минимальные. Всю добычу я отправляю в Диногенцию. Ну, а что у вас? Как идут дела цезаря под Сармизагетузой?
   Светоний допил вино из кованого серебряного стаканчика Перевернул вверх дном и постучал пальцем по полированной поверхности.
   – Изящная вещица. Стоит около пяти денариев. Как ни парадоксально, варвары умеют делать красивые вещи. Где ты раздобыл этот кубок?
   – Принесли солдаты в числе моей доли из какого-то селения даков. Тебе нравится? Дарю!
   Посланец императора пошевелил бровями:
   – Благодарю, Элий! Но мои легионеры не забывают своего трибуна, когда шарят по домам. Впрочем, они не забывают в первую очередь себя. Не знаю, насколько пополнится казна Рима, но и император, и солдаты в этой войне не остались обездоленными.
   – Светоний, не тяни.
   Корникулярий налил себе еще вина.
   – Ну, ладно. Известия просто прекрасные. Под Сармизагетузой Децебал потерпел поражение. Признаться, я сам удивился, до чего быстро на этот раз варвары обратились в бегство. После Берзовии, Адамклисси, Тапэ и Тибуска такое могло показаться невероятным. Хотя почему нет? У варваров почти не было кавалерии. А тот немногочисленный отряд, что был, первым и побежал с поля боя. Пешие даки дрались, как звери. Но, сам понимаешь, пять наших полных легионов загнали в их город. Убитых у них было в четыре раза больше, чем у нас.
   – Так Сармизагетузу нам все-таки придется штурмовать?
   – Не думаю! Траян отправил меня сразу после сражения к тебе. Он беспокоится о строительстве. Положение Децебала отчаянное. В лагерь императора прибыли послы царя. Похоже, на этот раз мы заключим мир, которого добивались. А может, уже заключили. Твои успехи здесь и взятие Нигрином крепости Альбурнус-Мацор сильно повлияли на события. Да, самое главное: император наградил тебя, Элий, золотым венком!
   – Ave, imperator!
   Транквилл поднялся со своего места и подошел к кожаной курьерской сумке. Сорвал печати, распорол ножичком для еды швы:
   – Тебе. Письмо от Траяна. От Нигрина, от Матидии из Рима и еще – угадай от кого? – Трибун поднял маленький свиток папируса. Неповторимый запах аравийского нарда наполнил воздух.
   – От Сабины.
   – Верно. Ну, читай! А я пойду проверю, как разместили мою охрану.
   Адриан бегло посмотрел корреспонденцию армии. Механически отметил указания императора. Наконец, взялся за послание невесты.
   «Публию Элию Адриану, трибуну легиона II Помощник.
   Вибия Сабина шлет привет и пожелание счастья!
   Элий, уже почти полтора года, как мы с тобой не виделись. Видят боги, мне очень не хватает тебя. Все наши прошлые размолвки кажутся мне такими пустыми и никчемными, что поневоле делается горестно. Неужели мы могли так вести себя? Мама только и говорит о тебе и дяде. Плотина собирается приехать к мужу. Марциана отговаривает ее. Если она решится, то я буду просить взять меня с нею. Но все мы очень надеемся, что скоро у вас наступит конец и Децебал сложит оружие. Два раза приходил Исей Ассирийский. Мама, Капитон и он много беседовали о принципате императора. Обсуждали программу Диона Хрисостома. Но мне их беседы неинтересны. Странно, я все время вспоминаю нашу с тобой встречу в Аргенторате. Ты вернешься, Элий, и все будет по-другому. Храни тебя Венера, Юпитер Всеблагий Величайший и Митра Парфянский! Vale!
   В майские календы (1 мая). Рим. Палатин».
   Легат отложил пряно пахнущий лист. «Наверное, все же она любит. Вибия Сабина искренне любит Элия Адриана. Но любит ли Адриан Сабину? Как жаль, что дочь так мало взяла от матери. Матидия – женщина, достойная всяческих похвал и восхищения. И, наверное, она все понимает. Как, впрочем, и Плотина. Власть нельзя упускать. Иначе Римское государство вновь попадет в руки какого-нибудь Нерона или Домициана. Эти умные женщины оценили его. Сабина... Траян даже если и догадывается, то ничего не скажет. Нет. Императору претит мое эллинофильство. Лициний Сура соправитель и восприемник Траяна. Вот почему мне нужна Сабина. Полно. По-своему я люблю эту капризницу...»
   Дверь стукнула. Вошли Светоний и префект лагеря Децим Спурий.
   – Легат звал меня?
   Адриан отложил почту, накрыл сумку покрывалом.
   – Да, Децим.
   – Слушаю!
   – Тебе известно, что в караульное помещение декумануса солдаты водят женщин из канабэ Пироборидавы?
   – Нет. Осмелюсь возразить, что в канабэ маркитанты открыли лупанар, и гастаты исправно посещают его. Им нет нужды таскать девок сюда.
   – Но я сам видел сегодня днем!
   – Скорее всего, это утаенная и спрятанная рабыня из захваченных в последних рейдах за валом! – Префект побагровел. – Легат может не беспокоиться. Я прикажу обыскать все палатки и отправить на рынки всех посторонних рабов из добычи!
   Адриан удовлетворенно махнул:
   – Следующее. За что били солдата у палаток кавалерийских ал?
   – Наказан рядовой Маний Вар. Приговор – пятьдесят ударов и перевод в саперы. Напился в таверне канабэ и заложил налокотники и меч! Согласно уставу подлежит строгому наказанию.
   – Приказываю от меня добавить еще двадцать ударов и перед переводом в саперы дать декаду позорных туалетных работ. Приказ объявить по всем трем легионам.
   – Будет исполнено!
   Племянник императора наполнил чашу вином:
   – Благодарю за службу, Спурий! В мое отсутствие ты блестяще справляешься со своими обязанностями! Выпей и ступай!
   Адриан случайно посмотрел на накрытую почтовую сумку. Ровные строчки письма Сабины встали перед глазами. Неудержимый огонь плотского желания побежал по жилам.
   – Децим, если найдешь женщин, приведи одну сюда... Я хочу расспросить ее...
   Из угла комнаты донеслось:
   – Двух! Одна может скрыть интересующие нас сведения. При другой же не посмеет солгать.
   Префект понимающе посмотрел на Светония. Он был старый солдат и потому, выйдя на площадку претория, прошептал себе под нос: «Эх, молодость!» Часовой, стоявший поодаль, ничего не понял и на всякий случай отсалютовал командиру копьем.

7

   Ворота с натужным скрипом распахнулись. Воины не смотрели на царя. На душе стало совсем тяжело. Смолисто-черный конь Децебала кокетливо перебирал ногами, занося в сторону пышный, тонкий у репицы хвост. Не было рядом в эту горькую минуту верного Сусага. Полководец собирал истрепанные в боях отряды где-то за Пороллисом. Мамутцис, Сиесиперис, Котизон и Диег угрюмо рысили рядом. Регебал скрывался позади. Дакийский царь, переключил думы на шурина Он, как никто другой, повинен в бесславном поражении под стенами Сармизагетузы. Не побеги его тысячи, и римляне не добились бы решающего успеха Нептомар прямо заявил на совете вождей и старейшин: «Мужи дакийские, мне показалось, Регебал вывел свою конницу не для того, чтобы сражаться, но скорее чтобы бежать при первом же удобном случае». Шурин брызгал слюной и кричал, оправдываясь: «Сейчас легко наводить наветы и искать виновника. А как повел бы себя сам Нептомар, когда на него навалились силы, в десять раз сильнейшие? Я сделал все, что мог, и Замолксис тому свидетель. Спросите моих воинов. Тех, которые остались лежать на роковом склоне горы». Он, Децебал, не сказал тогда своего решающего слова... Осуди совет Регебала, и среди вождей не миновать раскола. А дакам сейчас необходимо единство. Римляне победили. Но он дал всем понять, что не собирается складывать оружие. Они воспряли, когда услышали его слова:
   «Мы проиграли войну на первом этапе. Но кто посмеет заявить, что мы успокоимся? Что мы забудем о Дакии и запросто отдадим родину на поругание спесивым римлянам? Если война кончилась для Траяна, то для Децебала она только начинается! Наше золото осталось с нами. Какую бы сумму ни назначили по договору «петухи», они возьмут лишь малую часть. Князья карпов и вожди бастарнов, роксоланов и сарматов не изменили союзу с дакийским царем. «Стерпеть все, готовиться и ждать!» Вот наш девиз на ближайшее время! Но я никого не удерживаю силой. Кто из нас решил отойти от борьбы, пусть уходит. Но сам я – Децебал из рода Дадеса – буду драться с захватчиками до последнего вздоха. Только праведных ждет бессмертие!»
   Никто из сидящих в зале ничего не добавил к его речи. Суровые, не раз смотревшие смерти в лицо вожди костобоков, теврисков, анартов, патакензиев, сензиев и потулатензиев заявили в один голос: «Волею Замолксиса ты наш царь, Децебал, и мы пойдем за тобой, куда ни прикажешь. Наши судьбы и твоя нераздельны».
   И вот теперь он едет испить чашу унижения. Подписать мир с Траяном. Мир Траяна – это слезы для Дакии. Если бы ненависть могла обращаться в дротики и стрелы, то все римские собаки давно полегли б под смертоносным дождем. О, Замолксис!
 
   Пурпурный шатер римского императора, поставленный за частоколом лагерного палисада, ярко выделялся среди окружающего ландшафта. Ослепительно вспыхивали на солнце позолоченные доспехи преторианской гвардии. Едва делегация даков приблизилась на полет стрелы, затрубили букцины. Манипулы почетного эскорта выстроились в полукаре, отвесно вздыбив перевитые красной материей копья. Кавалерийские турмы чернокожих всадников разом блеснули клинками, салютуя выходящему из палатки цезарю. Над полем прокатилось:
   – Ave, imperator!!!
   Траян, одетый в тирскую багряную тунику, поверх которой змеился кольчатый золотой панцирь с изображениями богов – покровителей Рима, и высокие шнурованные сапоги, приветственно поднял правую руку.
   Костобоки и патакензии личной охраны Децебала не ударили лицом в грязь. Повинуясь хриплому реву медных гетских рогов, они двумя крыльями распростерлись за спиною своего царя. Целое озеро волкоголовых драконов, украшенных зелеными, синими и желтыми лентами, заволновалось на древках пик. Не поверженный враг, но неустрашимая дакийская конница позвякивала сбруей напротив римских когорт, и многих стоящих в шеренгах легионеров заставлял призадуматься угрожающий звон.
   Даки-старейшины во главе с царем спешились и, сделав несколько десятков шагов навстречу противной стороне, остановились. Так же поступили и римляне. Стоя напротив, Траян и Децебал внимательно разглядывали друг друга. Император был выше ростом и светел волосом. Правитель Дакии – на ладонь ниже и худощавее. Все отличало этих людей. Глаза римлянина – голубые, открытые. Всем своим видом Траян чем-то напоминал кавалерийский меч-спафу. Прямой и широкий. Глаза же вождя патакензиев темно-карие, с мрачными искорками в зрачках. Он походил на изогнутую гетскую фалькату. Неуловимый, острый, безжалостный.
   – Император Марк Ульпий Нерва Траян Август Германский, принцепс римского народа, приветствует Децебала, царя даков!
   – Децебал из рода Дадеса, царь гетов и даков, живущих за Данувием, приветствует повелителя римлян!
   – Итак, согласно нашей договоренности, мы встретились, Децебал, обговорить условия, на которых римляне и даки могли бы заключить мир и подписать таковой, призвав в свидетели бессмертных богов.
   – Да.
   Траян сделал жест пальцами. Из свиты легатов выдвинулся военачальник в белоснежной тоге поверх фигурного серебряного панциря. Авл Корнелий Пальма. Разгладил приколотый на сандаловой подставке лист папируса.
   Децебал не слушал, что читал надменный выбритый римлянин с энергичным лицом. Он прекрасно знал, о чем будет идти речь. Лишь изредка ухо его вырывало из потока слов переводчика отдельные положения.
   «...Уплатить сенату и римскому народу за понесенные издержки 5000 фунтов золота и 8000 фунтов серебра...
   ...обязуется ...распустить постоянные отряды конницы и части, обученные легионному строю. Выдать Великому Риму припасы, снаряжение и оружие дакийского войска, ...метательные машины...
   ...передать в руки сената и... всех инженеров, кампигенов и перебежчиков, как предоставленных по договору с Домитнационом Флавием, так и пришедших к царю позднее...
   ...очистить от проживания подвластных племен территорию царства Дакия от Тапэ до Суцидавы по линии Мисна, Сармизагетуза, Ромула, включая и перечисленные города...
   ...царь даков обязуется... иметь общих друзей и врагов с сенатом и римским народом... выставлять в случае надобности союзное империи войско в пять тысяч конных и тридцать тысяч пеших воинов...»
   Пальма закончил и, передав текст договора двум трибунам-преторианцам, отступил на прежнее место.
   Пораженные непомерностью требований, даки молчали. По существу, услышанное было самым настоящим насилием, не оставлявшим побежденным никакой надежды. Несогласие влекло за собой продолжение войны. В полном безмолвии Децебал снял с пальца перстень с личной печатью и, окунув в поднесенный Мамутцисом сосуд с краской, приложил резной камень к папирусу. Тотчас взорвались римские трубы и горны.
   – Ave, imperator!!! – неслось от когорты к когорте.
   Лица приближенных императора сияли неприкрытой радостью. Децебал повернулся к победителям. Усмешки разом исчезли с их губ. Глаза царственного варвара горели холодным насмешливым огнем.
   – Через месяц цезарь Траян Август может войти в Сармизагетузу. Надеюсь, императору римлян понравится столица даков!
   Дакийский царь, не прощаясь, повернулся и, поднятый соратниками в седло, рысью потрусил к ставшему чужим городу.
   Авидий Нигрин тронул за локоть друга.
   – Марк, этот человек никогда не сложит оружия и не оставит помыслов о войне с нами. Храни нас, Юпитер Всеблагий!
   Траян холодно побарабанил пальцами по барельефам доспехов:
   – Да, Нигрин. Мы еще встретимся с ним. – И немного помолчав, добавил: – Не знаю... Децебал достоин уважения...
   – Волк и лиса воедино! Ранен, но не добит, – бросил Авл Пальма.

8

   Стон и плач витали над древней землей даков. Казалось, плакали сами горы и реки, долины и небо. Народ покидал свою родину. Уложив скарб на телеги, люди многотысячными колоннами уходили на северо-восток. Черная туча беды затмила солнце над царством Децебала. Это было немыслимо! И все-таки это было. Закованные в бронзу и железо римские когорты на перекрестках дорог, безмолвные, тяжелые, угрюмые, пристально следили за соблюдением условий мира. Для них не существовало ни могил предков, ни безысходности потери отчих очагов. Легионы ликовали. Завоевана еще одна провинция. Дакия. Значит, будут новые наделы. Новые поселения, новые награды и почести. Обеспеченная старость! А варвары – вон! Вон! Опустив головы и не глядя на жен и детей, трясущихся на перегруженных повозках, дакийские воины шли по обочине. Деревья цепляли их своими ветвями, полотно дороги суживалось, исчезло под ногами. Куда вы? Неужели вы сможете жить без родины? В те горестные дни августа четырнадцатилетние мальчики становились мужчинами. Мужчины – стариками. Уходящие из Сармизагетузы из уст в уста передавали увиденное. Диег, брат Децебала, когда мимо него потянулись матери с младенцами на руках, упал им в ноги и лежал до тех пор, пока не прошли все. Старая Мерса вынесла сыну лук и фалькату. Перепоясала его и, кивнув на ощерившийся копьями римский манипул, сказала:
   – Я уже не в том возрасте, сынок, когда бросают свой дом. Ты пойдешь вместе со всеми. И отомстишь римлянам за поруганную честь и свободу Дакии и... мою.
   Старуха вошла в дом и подожгла жилище изнутри. Когда языки огня рванулись из оконных проемов, юноша подошел к двери и взял горсть земли с родного порога. Глаза его были сухи. Только из-под шлема выбивались абсолютно седые пряди. В немом изумлении наблюдали за происходящим легионеры. И иммун Меммий, повидавший на своем веку немало смертей, извлек из ножен меч и ударил в щит, отдавая доблестной дакийке воинские почести. Весь манипул последовал его примеру.
* * *
   ...Децебал стоял на ступеньке подвала. Свеча в руке царя сильно чадила. Гвардейцы-патакензии, сковырнув налипшую землю с лопат, вышли из темноты прямо на крошечный язычок пламени.
   – Готово, царь.
   – Уходите. И помните о клятве. Лопаты заберите с собой. Быстрее.
   Даки, неслышно ступая подвязанными постолами, проскользнули наверх. Царь вышел следом за ними и прикрыл резные половинки дверей. Мукапиус, в кожаной куртке поверх белоснежного жреческого одеяния, терпеливо ждал.
   – Ты думаешь, Децебал, Траян не отыщет подземный ход?
   – Не отыщет, святой отец. Мужи дакийские постарались на совесть. А нам он еще понадобится. А как с сокровищами храмов?
   Жрец иронически усмехнулся:
   – О! Они в более надежном состоянии, нежели калитка подземного хода в твой дворец.
   Децебал поднял с пола плащ и накинул на плечи:
   – В таком случае нам нечего больше делать в этом жилище. Теперь дорога одна. Ратибор карпский предоставил нам свои земли. Отправляйся туда, Мукапиус, и ободряй даков!
   – А ты, Децебал?..
   – А мой путь лежит на северо-восток Дакии. В верховьях Сирета я заложу новый город и оттуда буду ждать ниспосланного богами знака к возвращению. И... возмездию.
   – Да помогут тебе Величайший Безымянный, Замолксис и Тебелейзис!
   – Помогут, почтенный Мукапиус, помогут. Но к их заботам нужно еще и золото, и старания нас, смертных, и вера. Вера. Тогда не останется никаких преград!
   В сопровождении священнослужителя царь даков и гетов спустился во двор и, сев на коня, во главе личной дружины поскакал по таким знакомым и таким пустым улицам Сармизагетузы. Он нарочно распахнул полы куртки, чтобы все встречные могли видеть золотой пояс Буредисты. Он не сложил с себя полномочий верховного вождя дакийских племен. Значит, не снял с плеч забот о своем народе.
   – Децебал помчался! – говорили друг другу воины. – С поясом и в диадеме. Нет! Нашего царя так просто не возьмешь. Мы еще вернемся!
   И это «вернемся» витало над скорбными колоннами. Поднимало головы. Внушало надежду, ненависть и жажду действовать.

Часть седьмая ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЗДОХА

1

   Пьяных собирали специальные команды, созданные из членов городских коллегий. На этом здорово нагрели руки воры. Пользуясь случаем, обирали жертвы дочиста. Ожиревшие бродячие псы с лоснящейся шерстью лениво бродили по кварталам. Мусорщики не успевали убирать присутственные места и улицы со столами общественных угощений. Горы объедков, костей и хлебных корок ежедневно на фургонах вывозились за стены города или сбрасывались в Тибр. Владельцы загородных вилл за десяток медных ассов скупали отходы на прокорм свиней.
   Проститутки устали от оргий. Актеры охрипли от сонма представлений. Почти девять десятых гладиаторов империи были изранены и лежали в эргастулах и лечебницах при храмах. Воистину небывалый триумф отпраздновал Нерва Траян Август после победы над бешеным варваром Децебалом. Празднества длились почти месяц. Помимо дополнительных раздач хлеба, масла и вина, цезарь трижды устраивал грандиозные угощения римскому плебсу. В цирках билось две тысячи гладиаторов. На арене Колоссеума разыгрывались миниатюрные сражения с участием пленных даков. Римская чернь и патрициат воочию могли убедиться, сколь грозный враг замирен на восточных границах империи.
   Распродажи дешевых рабов следовали одна за другой. За живым товаром съезжались латифундисты из Дальней Испании, Африки и Египта. Огромное число невольников отправили на Делос. Сараи крупнейшего рынка рабов были забиты двуногой скотиной на любой вкус. Владельцы имений Востока и Запада, Севера и Юга не знали, как благодарить великого императора. Статуям Божественного воскурялись благовония, приносились цветы. Сенат распорядился выстроить триумфальные арки победителю во всех крупных городах Италии и провинций. К титулу Германский Марк Ульпий Траян получил еще один – Дакийский. Сбылась давняя мечта принцепса. Награбленных на войне и полученных по договору средств с лихвой хватило на уплату долгов всем Стациям, Цезерниям и Барбиям. Легионам раздали полное жалованье. Подарки и награды. Начались работы по строительству общественных терм на Оппийском холме. Тысячи новых рабов-даков ровняли площадку, таскали многопудовые камни, барабаны колонн.
   Император с соправителем и другом Лицинием Сурой наблюдал, как закладывали первые траншеи котлована под фундамент будущих бань.
   – А тебе не кажется, Марк, что строительство потребует гораздо больше денег, чем ты рассчитываешь?
   – Я даже уверен в этом, Лициний.
   – Но, может, стоило тогда немного обождать? Ты восстановил казну, но разумно ли прибегать к таким тратам сразу, не приведя положение финансов в стойкое равновесие. Нераций и Яволен Приски считают торопливость излишней.
   Траян рассматривал проект терм, выполненный черной краской на листе папируса. Гримаса на его лице могла выражать все, что угодно. И скепсис по отношению к архитекторам, и неприятие слов Суры. Вместо ответа цезарь спросил наперсника:
   – Скажи мне, дорогой друг, ты веришь в капитуляцию Децебала?
   – А почему нет? Ты сам писал мне о положении царя. И потом, стал бы варвар подписывать договор, имея хоть какие-то шансы на успех?
   Траян с хрустом свернул чертеж:
   – В том-то и загвоздка, Лициний. Он пошел на мир именно потому, что хочет заполучить эти шансы. Никто в армии – от рядового гастата и кончая мной – не считает войну законченной. Просто наступила пауза, Лициний. Как долго она протянется, знает один человек – Децебал. И только с его смертью мы сможем считать себя победителями.
   – Теперь я понимаю, почему ты не вывел войска из обеих Мезий.
   Послышались голоса. Плотина в окружении рабынь поднималась к месту строительства. Сабина со своими служанками приотстала. Легкий утренний ветерок играл концами тончайших газовых покрывал. Женщины громко разговаривали, смеялись. Поравнявшись с мужем, Помпея отбросила ткань со лба.
   – Любуешься термами, Марк? Они впечатляют, даже непостроенные. Если меня не подводит сообразительность, у тебя в руках проект? Позволь взглянуть. М-м-м... Великолепно. Помоги нам, Янус, увидеть все в мраморе.
   Беседа пошла о стройке и выборе цветов мрамора для отделки. Неслышно подошла Сабина. Черные волосы девушки, заплетенные в две косы, перевиты вокруг головы и уложены на затылке в сложный узел, по последней египетской моде. Лицо племянницы Траяна определенно можно было назвать красивым, если бы не немного брюзгливо поджатая верхняя губа. Рабыни держали над молодой матроной полотняный вифинский зонт.
   – Salve присутствующим!
   Плотина тронула Траяна за локоть:
   – Спросим ее мнение на этот счет.
   – О чем вы?
   Император повел кистью по воздуху.
   – Представь, что перед тобой фасад терм. Какого цвета, по-твоему, должны быть стены за передней колоннадой?
   Девушка прищурила глаза, склонила изящную голову к одному плечу, другому.
   – Я слишком плохо разбираюсь в архитектуре, дядя. На мой взгляд, здание должно быть одного цвета. Разной может быть отделка внутри помещений и залов.
   – Что я тебе говорила, упрямый испанский солдат! – восторжествовала жена.
   – Но лучше всех нам объяснил бы существо дела Адриан.
   – А кто он такой?
   Шутливому негодованию Помпеи не было предела.
   – Марк, перестань кривляться. Тебе вовсе не к лицу. Скажи лучше, когда Грек появится в Риме.
   Император посерьезнел. Жена знала: в такие минуты продолжать шутить с мужем опасно.
   – Греков по всей империи тысячи, а вот легат I Минервиного легиона и префект Восточного Дакийского лимеса Публий Элий Адриан, награжденный за свои заслуги в кампании золотым венком, у меня один. И он там, где ему надлежит быть.
   – Матерь Юнона! Какие строгости! Мы ничего не имеем против легата Адриана. Пусть служит и дальше. На благо римского народа.
   – Плотина... – цезарь погрозил супруге пальцем, – не дразни меня. А что касается мраморной облицовки моих бань, то лучше всего о ней расскажет сам автор ансамбля. Кстати, настоящий грек.
   Сура, посчитав момент подходящим, вмешался в разговор:
   – Он уже прибыл в Италию, Марк?
   – Да, Лициний. Пальма доставил мастера на Палатин.
   – Bona Dea! Марк, о ком вы ведете речь?
   – О знаменитом Аполлодоре из Дамаска.

2

   Регебал привязал лошадь к белесому стволу молоденького ясеня. Потом достал из нагрудного кармана короткий костяной свисток и три раза прерывисто свистнул. Немного погодя ветер донес сверху ответный свист. По склону посыпались камешки. Зашуршали прошлогодние листья под ногами человека. Закутанный до глаз башлыком незнакомец уцепился за торчавший над обрывом дубовый сук и, раскачавшись, спрыгнул вниз.