Баргушад Джалал. Обнаженный меч

   - Не знаю, братец, разные ходят слухи. Одни говорят, халиф Мамун доброжелатель огнепоклонников, другие говорят - враг, третьи уверяют, что он приверженец Зороастры, не верует в коран. И, дескать, уважает ученых людей, тех, что пишут книги.
   - Все это так, сестрица моя. Я ведь сказал, что Мамун коварней крокодила. Все это он делает, чтобы укрепиться на троне. И нас пока не трогает, потому что занят устройством своих дел. Трон его все еще шаток. В Багдаде не признают его халифом. И голод, и холера косят людей. С амвонов мечетей раздаются проклятия халифу. Вдобавок во всем халифате стоит неимоверная дороговизна. В Зен-джане одну овцу можно выменять на раба.
   - Эта холера немало жизней унесла. Тяжелая нога у Мамуна. Тьфу, тьфу, хорошо, хоть мы пока не знаем холеры. Видимо, Ормузд разгневался на Мамуна. Я рада, что не позволила Бабеку вновь идти в караванщики. Говорят, один из караванов купца Шибла застрял в Багдаде. Боятся холеры, никуда не выпускают. Не знаю, чем все кончится...
   Джавидан после некоторого молчания произнес:
   - Сестрица Баруменд, я обязательно буду в Тавризе и заполучу Бабека в Базз... Вот сойдет снег, Лупоглазый Абу Имран, покинув свое логово, опять двинется на нас. Нужна подмога. Когда Мамун почувствует себя настоящим халифом, не даст нам покоя. Мой меч срубил столько вражеских голов, что изрядно притупился. Теперь мне нужен такой обнаженный меч, как у Бабека.
   Будь у Баруменд крылья, она от радости взлетела. Подбросив хвороста в огонь, Баруменд при свете огня с надеждой заглянула в поблескивающие черные очи Джавидана:
   - Братец Джавидан, - почти прошептала она, - я видела вещий сон о Бабеке. Он - не сеятель и не пахарь... Поручаю его тебе, а тебя - великому Ормузду.
   Той снежной ночью Джавидан, покинув Бабеков дом, направился в атешгях. Долго просидел вместе с главным жрецом у огня, выпил изрядно хума... Опять речь шла о бесчинствах халифа Мамуна, о наглости разбойников Лупоглазого Абу Имрана. Джавидан поручил главному жрецу, чтобы тот все драгоценности, которые впредь будут пожертвованы атешгяху, продал: на вырученные деньги можно будет купить оружие...
   С первыми петухами Джавидан оседлал коня и сопровождаемый, своими людьми отправился в Базз. Утром пределы видимости расширялись. Теперь казалось, что весь мир создан только из снега.
   Кони продвигались с трудом - дороги занесло снегом. На подъеме к Кровавому полю он был коням по грудь. Привычные к походной жизни горцы, несмотря на мороз, поторапливали коней, удаляясь в сторону Базза. Джавидан так задумался, что даже не заметил, как они миновали Баба чинар, как перебрались через Каменный моет. "Чем раньше заполучу Бабека в Базз, тем лучше будет..."
   XXVII
   ВСТРЕЧА В ТАВРИЗЕ
   Покажи мне друга своего, и я скажу какой ты человек.
   Пословица
   Теперь Лупоглазый Абу Имран по наущению халифа Мамуна вознамерился завладеть Баззом и утвердиться правителем его. Но и Джавидан был Джавиданом. Умер бы, а родного Базза никому не отдал бы. Джавидан предусмотрительно вел приготовления в Баз-зе и никуда не отлучался. А между тем, у него были важные дела в Тавризе.
   В халифате царило такое смятение, что люди вечером не знали доживут ли до утра. Халиф Мамун, чтобы прочней укрепиться на троне и подольше сохранить его, совершенно изменился и стал беспощаднее главного палача Масрура. С тем, чтобы обрести симпатии багдадской аристократии, намеревался объявить сумасшедшим своего собственного (любимого!) тестя, правителя Савадской провинции - Гасана. Теперь ему не нравился и Тахир, правитель Тав-ризской провинции, пользующийся большим влиянием иранцев, и он подыскивал замену ему. Халиф Мамун, чтобы склонить на свою сторону арабскую знать, вел двойственную политику. Чиновники Зубейды хатун снова грабили Азербайджан. Однако знать и духовенство Багдада не желали мириться с халифом и, объединившись с богатыми князьями Савада, показали кукиш государю. Снова говорили: "из огнепоклонника и вскормленного молоком огнепоклонницы не получится халифа для нас".
   В Багдаде мало кто одобрял халифа. О нем говорили разное. И все эти россказни приписывались багдадскому "базарному плуту" аль-Джахизу и передавались из уст в уста. Багдад не признавал и халифа-марионетку Ибрагима ибн Мехти.
   Джавидан был осведомлен о распрях и недовольствах в Хорасане и Багдаде. У халифа был от забот полон рот и выступления Абу Имрана не ожидалось.
   Как-то осенью Джавидан все же пробрался в Тавриз. Он не мог задерживаться здесь долго. Переговорил с Мухаммедом ибн Раввазом Азди и пришел к решению, что оружие, которое предполагалось закупить, будет срочно доставлено в Базз верблюжьим караваном Шибла, который движется сюда из Багдада. Договорившись об оружии, Джавидан сказал Мухаммеду:
   - Мухаммед, слышал я, сын маслоторговца Абдуллы Бабек работает у тебя в мастерской. Что он за парень?
   Мухаммед не знал намерений вождя хуррамитов.
   - Великий полководец, - сказал он, - Бабек хоть и молод, но мало кто не знает его в Тавризе. Шибл опять приходил с просьбой. Хочет уговорить Бабека, сманить его снова к себе в вожатые каравана. Но Бабек не согласился. Кажется, и мать его иначе думает, не позволяет ему больше ходить с караванами. К тому же, в халифате вновь неспокойно. Сам знаешь, теперь пуститься в дорогу, все равно что с Азраилом в салки игру затеять. И еще... у Бабека прекрасное ремесло. За день вместе с братом отковывает полсотни и больше клинков и зарабатывает неплохо. Что сказать тебе, этот парень пользуется таким уважением в Тавризе, что если захочет, сможет весь город поднять. И на руку, и на язык чист. И мастерство его безупречно. Купцы головы себе расшибают, чтоб заполучить клинок его работы. Бабек так оттачивает, так наводит лезвии! У купцов на глазах подкидывает волос и рассекает его в воздухе.
   Мухаммед взахлеб расхваливал разумного, умелого молодого сабельщика и глаза Джавидана, окаймленные морщинками, лучились.
   - Мухаммед, хочу взять Бабека из Тавриза в Базз. Что думаешь? Мы об этом и с его матерью, Баруменд, советовались. Нужно и твое согласие.
   Мухаммед поперхнулся. "Что он говорит?" Он хотел что-то сказать, но промолчал, жалея теперь, что так расхваливал Бабека. "Язык мой - враг мой!"
   В мастерской закладывало уши от перестука молотов о наковальни, от переклички работников, изготовляющих кольчуги. А кузнецам все было нипочем. И дух здесь стоял тяжелый. Запах сыромятных кож смешивался с запахом раскаленного железа, щипяще-го в деревянных кадках. От раскаленных углей в горнах исходил ядовитый дымок.
   Джавидану, привыкшему к чистому, здоровому горному воздуху, было не по себе.
   Острый взгляд Джавидана отыскивал Бабека среди кузнецов. "Я его видел только однажды, возле Баба чинара. Тогда он ребенком был. Тогда жрец в атешгяхе только-только повязал его шерстяным поясом-касти".
   Одни мастера изготовляли шлемы-шишаки, другие - круглые щиты, третьи точили клинки. Джавидан размышлял: "Если бы мне столько оружия, то халиф Мамун не справился бы со мной, наслав на меня даже все свои войска. Увы, вырученного от приношений в атешгях за целый год, едва хватит на один караван оружия".
   У мастеров, изготовляющих кольчуги, чесались языки и они перекидывались шутками:
   - Эй, сапожник, кольчуги не так крепятся.
   - Извини, пожалуйста, надо было б у тебя поучиться. Ты, оказывается, сам Давуд.
   - Чего разобиделся, детка? Кольчугу надо набирать так густо, чтобы меч не рассек.
   - У мастера не язык, а руки должны работать. Занимайся своим делом.
   Джавидан впервые оказался в оружейной мастерской. Здесь впритык один к другому стояли огромные, широкогорлые кувшины.
   Двое бородатых молодцов, обнажив мускулистые руки, что-то размешивали в этих кувшинах длинными железными пестиками. "Что они там делают?" Парни время от времени сыпали белый песок в кувшин, наполненный водой. А третий опускал в кувшин только что изготовленные кольчуги. "Ну, эти готовы!" Парни тотчас плотно закрывали горла кувшинов крышками, валили их наземь и принимались ногами перекатывать их из конца в конец мастерской. А потом третий откупоривал кувшины и железными вилами доставал оттуда кольчуги по одной и внимательно разглядывал их.
   - Клянусь духом пророка Ширвина, даже Александр Македонский не видал такой кольчуги. Один из мастеров добавил:
   - И даже Шахраков сын Джавидан таких кольчуг не видал.
   Джавидан пристально глянул на парня, произнесшего его имя. "Вот этот, кареглазый, и есть Бабек. И голос громкий. Великан... Но все-таки надо разузнать - он ли". Бабек одну за другой разглядывал кольчуги, отшлифованные в кувшинах с песком, и те, которые ему не нравились, кидал снова в кувшин. "Пусть еще немного потрется, ржавчина не совсем сошла". Бабек, покончив с этим, встал к наковальне.
   Муавия раздувал мех. Лицо у него было в саже, только зубы белели. Когда стальной брус раскалился и размягчился в горне, Бабек взял его щипцами и кинул на наковальню.
   - Не обижайся, посторонись немного, - сказал он любопытствующему посетителю. - А то искры обожгут тебя.
   Джавидан отступил на два шага. Бабек был так занят своим делом, что не обращал внимания на старика, стоящего возле и оглядывающего его оценивающим взглядом.
   Одну за другой он кидал железные полосы, выходящие из-под его молотка, в кадку с водой. А потом, сгибая у себя на колене железные куски толщиной с руку, кидал их один за другим в горн.
   - Пригодятся, Муавия, пригляди за ними, чтоб другие мастера не взяли.
   - Хорошо... Бабек, из Тавриза в наши края караван пойдет. Что-нибудь пошлем матери?
   Услышав имя "Бабек", Джавидан больше не мог сдерживаться. Сердце его забилось и он, раскинув руки, двинулся к широкоплечему, белокурому, богатырского сложения юноше, головой касающемуся потолка.
   Джавидану показалось, что перед ним не Бабек, а его бронзовая скульптура.
   - Сын мой, Бабек, ты ли это?
   Бабек, словно очнувшись, внимательно глянул на него и, бросив молот на наковальню, изумленно воскликнул:
   - Полководец, вы здесь, какими судьбами?!
   Это была историческая встреча. Все, прервав работу, смотрели на них. Джавидан поведал Бабеку о своих планах. Бабек кинул овчину на один из пеньков.
   - Присядьте, я сейчас.
   Он знал, что Джавидан спешит. И сказал:
   - Великий полководец, все будет, как вы пожелаете. Вам Тавриз понравился?
   - Конечно. Я вдоволь побродил по городу. Хорошо, что ты пришел сюда и овладел ремеслом. Мастером стал. Умный человек обязательно обучит свое чадо ремеслу. Все ремесла хороши. Но оружейное дело - особое. Мастерство не умирает, имя албанского кузнеца Бахтаза и сейчас все произносят с почтением. Он ковал мечи, что были острее бритвы. Мой друг Исмет аль Курди любит повторять, дескать, хуррамиты рождаются близнецами: ребенок и меч. Если у нас не будет добротных, острых мечей, мы утратим и честь, и родные очаги, и нажитое нами имущество. Кто же согласится, чтобы иноземцы снова увели в полон наших матерей и сестер и продавали их на багдадских базарах?! Мы должны навсегда преградить путь врагам нашим в Азербайджан!
   - Это так, великий полководец, я согласен. Но хорошо было бы сообщить Мухаммеду о моем уходе.
   - Он знает.
   После ухода Бабека из Тавриза Мухаммед ругал себя: "Почему я отпустил его? Вот, если бы Бабек снова в Тавриз явился! Тогда бы я прикусил язык и никому бы его не расхваливал..."
   XXVIII
   ВОЗМЕЗДИЕ
   Храбрец умирает один раз, трус - дважды.
   Татарская пословица
   И опять вокруг Базза шли жестокие сражения. В последнем из них Шахраков сын Джавидан был тяжело ранен. Меч его переломился надвое и щит был помят, и кольчуга была рассечена в нескольких местах. Уже который день полководец не вставал с ложа, он был при смерти. "Где мой Бабек? Почему не схватит и не приведет Лупоглазого Абу Имрана? Ах, если бы только на один день пережить врага, я бы горя не знал. Великий Ормузд, отсрочь мой конец. Я не хочу покинуть мир, не увидев отсеченной головы Абу Имрана!"
   На то, что Джавидан поднимется с одра, надежды оставалось мало. Однако хуррамиты отгоняли от себя мысль о возможной кончине своего полководца, говоря, что он вечен, что он не может умереть. Между карателями Абу Имрана и воинами Шахракова сына Джавидана произошла кровавая сеча. В конце концов оба военачальника, обнажив мечи и горяча коней, сшиблись в поединке на Каменном мосту и принялись рубить друг друга. Оба тяжело израненные замертво свалились с моста в речку Карасу. Говорили, что в этой сече проявил большую отвагу и Бабек. Если бы не Бабек, воины халифа Мамуна, пришедшие на подмогу Абу Имрану, схватили бы умирающего Джавидана и, заковав в цепи, отправили бы в дар своему повелителю. Говорили, что бой идет теперь возле Баба чинара. Джавидан жив и управление войском поручил Бабеку. Бабек ни на миг не покидает поля боя. Говорили, что на Каменный мост явился гонец из Базза, Джавидан в это тяжелое время хочет видеть Бабека.
   В ночь, когда Бабек прибыл в Базз, Джавидану стало совсем худо. К нему допускали только Мобед-Мобедана и лекаря. Уже ни снадобья, приготовленные из горных трав и цветов, ни лекарства, доставленные из Деплема и Тавриза, ни тутия не приносили пользы. Облегчить страдания великого полководца не могли даже молитвы главного жреца. Джавидан потерял столько крови, что могучие руки его, знавшие только меч, не повиновались ему. Он бредил и часто произносил имя Бабека. "Приехал ли Бабек? Пошлите за ним гонца! Ох!.. Великий Ормузд, прошу у тебя отсрочки. Куда же запропастился Бабек? Ох!.. Если бы мне пережить врага хоть на один-единственный день! Чу!.. Цокот подков, слышите? Конь заржал. Вроде бы Гарагашга! Скажите, пусть Кялдания проведет ко мне Бабека!"
   Долговязый, седобородый Мобед-Мобедан был с головы до пят облачен в белое. В руках он держал гранатовый прут. В озарении свеч он выглядел даже зловеще. Время от времени он шевелил прутом над головой бредящего Джавидана, шепотом произносил молитвы и взывал к помощи хуррамитских богов. Но сколько он ни молил, пророк Ширвин не ниспослал исцеления. Главный жрец истово уповал на верховного бога - Ормузда. Но и Ормузд не помог. Наконец Мобед-Мобедан призвал на помощь богиню земли - Армати, ее сына - бога огня Атара и дочь - богиню воды Анаид. Но боги не услышали главного жреца.
   При тусклых свечах Джавидан походил более на призрак, нежели на живого человека. Голова его была перевязана так, что виднелись только глаза.
   Во дворе раздались шаги. Главный жрец вздрогнул и обернулся. Джавидан набрался сил, приподнял израненную голову и глянул на дверь. Она распахнулась и вошел воин в доспехах.
   - Бабек! Это ты? - прохрипел Джавидан. Он был взволнован. Бабек подошел к нему. Взял его руку в свои ладони. Мобед-Мобедан приблизил к ним свечу. "Лицо этого человека мне кажется знакомым, подумал он. Не я ли в атешгяхе повязал его шерстяным поясом? Я еще не состарился и глаза мои видят хорошо. Это сын Абдуллы - Бабек. Какой грозный!"
   Кольчуга, меч и шлем Бабека были в крови. Он словно бы не замечал долговязого, тощего старого жреца с большим родимым пятном на самом кончике носа. Его внимание было приковано к полководцу, возлежащему на смертном одре. Джавидан снова попытался приподнять голову и о чем-то спросить Бабека. Бабек встал на колени перед великим воителем, снял шлем и сказал:
   - О, великий полководец, не тревожься, все произошло так, как вами замышлялось. Врага настигло возмездие. Я отправил на тот свет Лупоглазого Абу Имрана.
   Джавидан, тяжело дыша, устремил глаза на Бабека:
   - А где его череп?
   - Здесь, великий полководец!
   Бабек обернулся и тут же в дверях вырос воин. Он бросил на каменный пол безобразную отсеченную голову Лупоглазого Абу Имрана.
   - Вот он, череп разбойника, - сказал Бабек.
   Джавидан хотел вскочить со своего ложа, но главный жрец помешал ему. Он, произнося молитвы, размахивал гранатовым прутом над головой Джавидана. Джавидан снова приподнялся, он заметил, что Бабек подал знак главному жрецу, чтобы тот оставил Джавидана в покое.
   Полководцу хуррамитов словно бы великий Ормузд ниспослал силы. Он облокотился на изголовье, глаза его расширились, а горло издало львиный рык:
   - Месть!
   Бабек надел шлем и, подняв с пола голову Абу Имрана за длинную бороду, при свете свечи показал ее Джавидану:
   - О, великий полководец, видишь рубцы на этой проклятой башке. Это следы твоего меча. Абу Имран выжил и после двадцати пяти ран, нанесенных ему тобою. Ратники халифа Мамуна вынесли его, бездыханного, из речки Карасу и увезли. Они сами сражались, а их лекари в шатре между горами спасали Абу Имрана. Шатер был оцеплен отрядом телохранителей. Но в конце концов нам удалось проделать брешь в сплошной стене клинков и я сам отсек ему голову.
   Джавидан еще раз гневно оглядел отсеченную голову:
   - О, теперь я спокойно могу переселиться в Дом упокоения.
   Бабек бережно уложил полководца. Джавидан стал намного спокойнее, он больше не стонал и не просил у Ормузда отсрочки. При последнем издыхании он беседовал с Бабеком, давал ему наставления:
   - Сынок, у фарсов хорошо сказано: "Агебет горгазов торг шавад, гэрче ба адамй шавад"109. Абу Имран был настоящим бедуином. А среди них есть такие, что хищнее волков. Абу Имран вырос среди диких зверей пустыни, его никогда нельзя было бы приручить.
   Бабек сказал:
   - Великий полководец, волку никогда не справиться со львом. Базз - обитель львов.
   Джавидан подал знак, чтобы Бабек наклонился и полководец хуррамитов впервые молча поцеловал в лоб льва Базза. А потом произнес:
   - Сынок, да не оставит тебя великий Ормузд! Этой ночью я переселюсь в свой постоянный дом. У меня предчувствие. Дух ной покинет мою бренную плоть и вселится в тебя. Крепость Базз дарю тебе. И все мое богатство - твое. И войско мое возглавишь ты. И дочь мою, Кялданию, выдаю за тебя. Она - храбрая девушка. До последней капли крови будете охранять родину и сражаться с иноземными поработителями. Не то и твой покойный отец, и я, мы оба проклянем вас. Твой меч не просто меч, а молния. Поклянись, что твой меч не ляжет в ножны до тех пор, пока родина не станет свободной.
   - Клянусь!
   Джавидан сомкнул веки навсегда. У главного жреца расслабилисъ пальцы, сжимавшие гранатовый прут. Бабек воззвал к великому Ормузду:
   - Утешь его душу, великий Ормузд! Он был нашей славой...
   На следующий день хуррамиты похоронили своего доблестного полководца согласно обычаю. Не было ни плачущих, ни всхлипывающих. Головы собравшихся на обряд погребения были затуманены хумом. Огнепоклонники даже играли на тамбуре: "Так надо, не то враг увидит нас скорбящими и возрадуется..."
   Огнепоклонники оставили открытым тело Джавидана в отдаленном уголке Базза, на одном из больших плоских камней в Доме упокоения. Много удальцов покоилось здесь в асуданах.
   В небе над Баззом снова с клекотом кружили орлы. Горы, долины, реки и леса пробудились от немоты. Джавидан ушел из жиз-яи, но он остался жить в Бабеке. Несчастен тот, чей очаг остается пустым.
   XXIX
   ПОСЛАНЦЫ
   Сильнее солнца света нет.
   Велика была печаль Бабека. Но звезда Базза светилась благодаря ему. Базз славился Бабеком.
   Всякий раз, когда упоминалось имя Джавидана, Бабек вставал в знак почтения. Влияние Бабека среди хуррамитов росло. И главное потому, что новый владетель Базза был молод и умен. От его поступи земля дрожала. У него была мощная десница и веское слово. Мыслил он последовательно и действовал предусмотрительно. Теперь имя Бабека было известно во всем халифате. Отныне самым страшным врагом в Азербайджане для халифа Мамуна стал Бабек. Халиф боялся этого храбреца больше, чем всех багдадских вельмож и сановников, вместе взятых. Теперь халиф остерегался не византийцев, а хуррамитов. Враги называли Бабека Хуррамита "кяфиром", но это прозвище не мешало распространению его славы.
   В Багдаде и Хорасане у Бабека были и сторонники, и противники. В мечетях проповедники осыпали его проклятьями. Однако философ аль-Кинди иногда вступался за Бабека. Он говорил своему другу, халифу Мамуну, что силы небесные благорасположены к хуррамитам, поэтому Бабек и одержит победу. Если вы перебьете всех хуррамитов, говорил он, ваша казна опустеет. Столько крови проливать нельзя...
   Некоторые богословы ненавидели аль-Кинди больше, чем Бабека. При имени этого философа оби готовы были бежать и затаиться в любой щелке, будь это даже нора ядовитой змеи.
   Теперь в Азербайджане не смели щелкать бичами ни чиновника халифа Мамуна, ни уполномоченные Зубейды хатун. В страхе перед Бабеком приспешники правителей разбежались и попрятались, кто куда. Большинство из них укрылось в Мерве. Они намеревались сколотить здесь новые силы и выступить против Бабека. Они говорили: "Бабек - кяфир. Халиф Мамун еще покажет ему. Сейчас халиф очень занят. В Багдаде опять смута... Джавидан тоже задавался, как и Бабек ныне, а чем кончил? Если бы не был поражен мечом халифа, не умер бы. Пусть халиф Мамун разберется с дворцовыми делами, тогда посмотрим, как Бабек запляшет..."
   А между тем, Азербайджан, веками изнывавший под пятой угнетателей, расцветал. Неимущие крестьяне получили землю. И все, что родила эта земля, никто у них не отнимал. Города оживились, хорошели с каждым днем.
   Везде ярко горели факелы, пылал огонь в очагах. Избавленные от порабощения, люди и по ночам не спали: старайся, трудись. Не знало сна и войско Бабека. Учения шли днем и ночью, возводились оборонительные укрепления. Двери всех атешгяхов были распахнуты. Строились и новые храмы. В атешгяхах тоже не гасли огни. На собранные пожертвования закупалось оружие. Над крепостями пламенели алые знамена Бабека.
   Бабек денно и нощно пребывал в заботах и хлопотах. Он создавал мощное войско, учил людей военному делу. Иначе нельзя было бы выступить против халифа!
   Халиф Мамун стягивал войска к Хаштадсару. Бабек знал об этом. Из Тавриза, Нахичевани, Гянджи, Барды и Дербента в Базз шли и шли добровольцы: "Мы с тобой, Бабек!" Бабек сзывал в Базз всех начальников крепостей, всех городских голов. Он очень нуждался в помощи. Вот уже в течение нескольких недель в Базз прибывали посланцы уездов, областей и краев. Посланцы Табари-стана, Дейлема, Ширвана, Арана и Албании обещали Бабеку большое количество всадников. На его стороне был и византийский император. Однако Византия была далеко. Неоднократно приходили в Базз и представители армян, дескать, и мы на твоей стороне!:
   Бабек более всего опирался на крестьян и местных феодалов. Верблюжьи караваны Шибла были в распоряжении Бабека и доставляли в Базз оружие и продовольствие из Барды и Тавриза, Тавризец Мухаммед ибн Равваз стал правой рукой Бабека. Большинство феодалов желало гибели халифа Мамуна, ибо его сборщики налогов разоряли их.
   Посланцев и гостей, направляющихся в Базз, люди Бабека обычно встречали в небольшом помещении, предназначенном для гонцов, находившемся ниже крепости, у подножья скал. Отсюда подняться в Базз можно было только пешком.
   Вершина Базза не знала туч с тех пор, как солнце вошло в созвездие Льва. Развеялись туман и мгла. Небо было чистым, ясным, как зеркало. Говорили, что такие ясные, солнечные дни - большая редкость для Базза. Встречать гостей и провожать их в Базз Бабек поручил начальнику крепости Мухаммеду ибн Баису. Тот каждый раз недовольно ворчал, встречая гостей. Несмотря на кичливость и грубость, он был отважен. Это и нравилось Бабеку. Джавидан когда-то хотел прогнать Мухаммеда и поставить на его место Бабека, но потом отказался от своего намерения. И причина заключалась в том, что Бабек был более нужен в сражениях. Вот Мухаммеду и повезло. Снова прибыли посланцы, большинство их составляли начальники крепостей. Все они были приглашены в Базз шо указанию Бабека. Ранним утром Мухаммед обвешался оружием, опустил на лицо накидку и отправился в помещение для гонцов. Здесь он представился посланцам, прибывшим с соколами, и небрежно произнес:
   - Я со времен Джавидана начальствую над крепостью Базз. Знаю здесь каждый камень. Бабек поручил мне встретить вас. Во-первых, не беспокойтесь за своих лошадей. Конюхи вовремя будут задавать им ячменя и соломы. Мой долг проводить вас в целости и сохранности до башни Бабека. Но у нас такое условие: идущим в Базз мы завязываем глаза у первых же железных ворот. Не обижайтесь. Вы сами начальники крепостей и знаете, что в каждой крепости свои порядки. У нас это правило установил Бабек. Не подумайте чего-либо худого, мы это делаем потому, что при подъеме наверх вы можете посмотреть вниз, голова может закружиться и вы свалитесь. Раньше много наших гостей приказало вам долго жить. В Базз ведет одна тропка. Местные жители называют ее "Текекечян", козья тропа значит, это очень узкая тропинка. По ней один человек и то с трудом поднимается. Будьте осторожны, ни в коем случае не отдаляйтесь друг от друга на тропе. Иначе может случиться беда. Прошлый раз византийский гонец сорвался с тропы, да так разбился, что мы и клочка его не отыскали.
   Мухаммед говорил и посланцев брала оторопь. Взгляды всех остановились на Текекечяне. Действительно, тропа, ведущая в Базз, была страшновата.
   Мухаммед после такой пространной речи пустился вперед, подобно горному козлу.
   - Ну, пошли! Путник должен быть в пути.
   Посланцы, держась друг за друга, двинулись вслед за ним. Куда вел их начальник крепости с накидкой на лице? Этот человек, здоровенный и неотесанный, с первого же взгляда не понравился посланцам.