Страница:
- Вперед, хуффанский лев! Вперед! Если ты снимешь голову этому гяуру, мы избавимся от всех забот.
- Будь спокоен, шейх! Голова этого гяура будет снята!..
В рядах хуррамитов Бабек приказал, чтоб вновь заиграли трубы и собрали войска на передней линии. Но потери были слишком велики, многие воины, получив раны, барахтались в пыли.
Бабек пригнулся к шее коня:
- Великий Ормузд, помоги нам! - И, не слушая больше уговоров Мобед-Мобедана, погнал коня в сторону Мухаммеда ибн Гамида. - О пророк Ширвин!
Гарагашга, привычный к этому громоподобному рыку, знал, что пора лететь быстрее ветра. Гарагашга рванулся, камешки, вырвавшиеся из-под его копыт, попадали возле главного жреца. Телохранители поскакали за Бабеком.
Телохранители Мухаммеда преградили путь Бабеку. Мухаммед издал клич:
- Э-ге-гей!
Шейх Исмаил, увидев, что на них летят не всадники, а сама молния, в ужасе повернул коня: "О аллах, помоги мне!"
Бабек направо и налево рубил теснивших его телохранителей Мухаммеда ибн Гамида. Много вражеских тел валялось под копытами Гарагашги.
Наконец скрестились два меча и ужасное ржанье двух коней сотрясло Хаштадсар! У всех побежали мурашки по телу; и пришельцы, и хуррамиты, невольно прервав схватки, наблюдали за поединком. Сражались два полководца!.. Кони с храпом вставали на дыбы. И тут откуда ни возьмись появился лев и прыгнул в седло Гарагашги. Бабек только раз махнул мечом сбоку и голова льва скатилась на землю. Кровь оросила серебряное седло и, стекая, обагрила ноги Бабека. Улучив мгновенье, Мухаммед хрипло выкрикнул "Лаилахаиллаллах" и попытался обрушить свой острый дамасский меч на голову Бабека:
- Получай, гяур!
Бабек тотчас прикрылся щитом. Щит был рассечен пополам. Мухаммед, осмелев, еще раз замахнулся мечом над головой Бабека. Бабек быстро подставил свой меч. Мечи ударились с такой силой, что во все стороны посыпались искры. Кони, снова встав на дыбы, ржали.
- Великий Ормузд, помоги! - воскликнул Бабек и, быстро вынув ноги из стремени, вмиг встал на седле. Выпрямившись, подобно тигру, бросился на грудь Мухаммеда ибн Гамида и они в седле схватились врукопашную... Для халифского полководца это было полнейшей неожиданностью, он растерялся и, сбитый кулаком Бабека, вывалился из седла. Не успел Мухаммед ибн Гамид приподняться, как Бабек с мечом в руке прыгнул на грудь противника и вмиг отсек ему голову.
- Старый пес!..
Хоть мечи опять были пущены в дело, но в халифском войске началась паника. Положение на поле боя тотчас изменилось. Хуррамиты с возгласами: "Великий Ормузд! Великий Ормузд!" перешли в наступление. От рыка Бабека задрожали горы:
- Лучники Рустама, на правое крыло!
- Отряд Муавии, на левое крыло!..
- Абдулла - в середину!..
- Оставшиеся в живых лучники Мухаммеда пусть остаются в запасе.
- Всадникам Мазьяра и Исмета больше не вступать в бой. Они и так понесли большие потери.
Халифское войско хоть и оказывало сопротивление, но лишенное предводителя, устоять перед хуррамитами не могло. Воиньы Абдуллы окружили часть халифского войска. Девушка, сидящая в паланкине, пытаясь покончить жизнь самоубийством, бросилась с верблюда наземь. Бабек поймал ее на лету:
- Великий Ормузд, это же - красавица пустынь! - восхищенно воскликнул он. - Потом обратился к пленнице. - Не бойся, мы с большим уважением относимся к девушкам. Видишь ни одна хуррамитская стрела не была пущена в тебя. Не бойся. - Он передал девушку своим телохранителям. - Отведите красавицу в мой шатер!
Телохранители отвели девушку в шатер. Воины поносили чужеземцев:
- Подлецы, прячущиеся под женским подолом! Даже одну девушку не могли защитить!
Халифское войско кинулось наутек. Опаленные, израненные львы бежали за хозяевами, широко разинув пасти, волоча за собой цепи. У главного палача Масрура и главного врача Джебраила дрожали колени. Масрур причитал: "Да раздавит аллах престол халифа Мамуна! Куда он нас послал?! Как бы нас свои львы и не сожрали!" Джебраил думал: "Опять я возвращусь в Багдад?! Нет, Золотой дворец мне опротивел. До каких пор я буду там лечить жестоких людей, до каких пор буду смотреть на напрасно пролитую кровь?! Мне выгоднее служить врачом у такого храбреца, как Бабек. Только бы удалось вырваться, перейду к нему. При первом же удобном случае..."
И Масрур, и Джебраил на бегу оглядывались по сторонам: "Где же шейх Исмаил?" А шейх Исмаил затерялся среди обезумевших людей, старающихся, давя друг друга, поскорее удрать.
Черные знамена валялись в пыли. Крики улепетывающих халифских вояк оглашали Хаштадсар:
- Ва вейла! Куда скрылся шейх Исмаил?! Гяуры перебили нас?
- О повелитель времен, явись!
- Аллах, обрушь на голову гяуров камни Сиджиль!
- Ва вейла!.. Как же эти гяуры подмяли нас!
- Ва вейла!.. Откуда эта черная туча?!
Солнце садилось, мрак опускался на землю. Белые облака на горизонте багровели. Бабек вновь бросил боевой клич и воодушевлял хуррамитов:
- Истребляйте врага!
Пленных было не счесть...
Багдад охватило уныние. Гонец не решался передать халифу Мамуну письмо с красным пером, привезенное с Хаштадсара. Золотой дворец погрузился в траур.
Статуя всадника на зеленом куполе дворца Золотых ворот направила свое копье на север - на Азербайджан. Казалось, всадник вот-вот обретет дар речи и объявит: "Люди, поднимайтесь на джихад135, гяур Бабек Хуррамит угрожает Багдаду!"
XXXVI
ПРАЗДНИК СТА ДНЕЙ
Прекрасные обычаи всегда приносят
счастье человеку.
День Хаштадсарской битвы по решению Мобед-Мобедана огнепоклонники стали отмечать ежегодно, как день победы, по этому поводу в атешгяхах разводился священный огонь. А в праздник: Ста дней весь хуррамитский край освещался заревом. Огнепоклонники в горах, ущельях, городах, селах разводили костры, собирались вокруг них, ели-пили, пели, славя огонь. В праздничную ночь выкрики захмелевших огнепоклонников разносились по всей округе:
- Приветствуем тебя, огонь!
- Благодарим тебя, великий Ормузд!
- Лучись, лучись мой огонь, ты священен, как вода!..
Чиновники халифа Мамуна больше не смели распоряжаться в Стране Огней. Весть о победе Бабека разнеслась по всему халифату. В большинстве провинций усиливалось недовольство Мамуном. В Египте снова поднялось большое восстание. Воодушевленные победой Бабека, египтяне громили халифские войска. К сожалению, Бабек не мог поддерживать связь с египетскими повстанцами. Расстояние было слишком велико, да вдобавок между ними пролегали земли халифа.
В Сирийской провинции повстанцы жаждали крови. Разгорались мятежи и в городах халифата - Хамадане, Исфагане и Масабзаде. В областях Табаристан, Аран и Астрабад постепенно ме-нялась обстановка.
Наместник Хорасана - Тахир ибн Гусейн, прежде преданный полководец Мамуша, отсекший голову халифу Амину, распоясался пуще наместника Андалузии Абдуррахмана Второго136. Он вел себя в Иране как настоящий Сасанидский шах. В областях Табаристан, Хорасан, Сийистан, Афганистан и Маварауннахр, подчиняющихся Тахиру, не признавали власти халифа Мамуна. В здеших мечетях имя халифа Мамуна даже не упоминалось. В восточных областях влияние Тахира, подобно влиянию покойного главного визиря Гаджи Джафара, было столь значительным, что в обращении с ним даже халиф Мамун был крайне осторожен. Убрать его было не так-то легко. Тахир хотел, чтобы войско Бабека лишило халифа Мамуна военной мощи, тогда бы осуществилась его мечта: окончательно отторгнуть Иран от халифата! Но когда своеволие Тахира перешло все границы, терпение халифа Мамуна истощилось и он стал искать средства, чтобы избавиться от Тахира... Тяжелое положение, в котором оказался халифат, было на руку и византийскому императору Феофилу137. Последний даже послал в Базз послов и предложил Бабеку союз против халифа Мамуна. Уже который год шли эти переговоры.
Влияние Бабека распространилось в халифате. Наместники, посылаемые в Азербайджан халифом Мамуном, или гибли от Бабекова меча, или же со страха вступали с ним в тайные сношения, заискивали перед ним. Наместник Азербайджана Али ибн Хашим открыто дружил с Бабеком. Халиф Мамун приказал отрубить голову Али, забальзамировать и провезти по всему халифату, возвещая, что такая участь постигнет каждого, кто предаст халифа и станет пособничать Бабеку Хуррамиту.
Халифские ищейки теперь вынюхивали следы лекаря Джебраила. Но напасть на них было невозможно. Во время всеобщего бегства с Хаштадсара он исчез и объявился в Бабековом стане, стал врачом предводителя хуррамитов, постоянно находился при Бабеке и лазутчики не могли никак выманить его оттуда.
Время от времени вспоминая о Джебраиле, Мамун говорил, дескать, врачей найдется сколько угодно, но его тревожит иное: этот христианин знает слишком много дворцовых тайн.
Мамуна сильно беспокоило внутреннее положение халифата. "Тысяча друзей мало, один враг - много". Халиф Мамун больше не раздражал исламское духовенство. По правде говоря, побаивался его. Халиф постепенно охладел к ученым, бравшим под сомнение коран: "Коран священен, ему оставаться таким, каким он создан!" Не очень-то доверял он и советам философа аль-Кинди: "Этот шайтан сбивает меня с пути. Без религии управлять халифатом невозможно". Зындыги, мотазилиты и суфии постепенно утрачивали свое значение во дворце. Халиф Мамун уже убедился, что с книгой пророка Мухаммеда шутки плохи. Только старый философ аль-Кинди твердо стоял на своем. Он продолжал свою борьбу с богословами.
После Хаштадсарской битвы войско Бабека заняло и город Хамадан. Казалось, хребет халифата переломлен. Уже сам Багдад находился в опасности. Городская знать роптала: "Однажды ночью гяур Бабек Хуррамит нападет на нас и сметет всех нас в Тигр! Халиф уже сейчас должен принять меры для предотвращения этой беды!"
Иранские феодалы продолжали свою прежнюю игру. Подбивали Бабека на быстрейшее взятие Багдада. Бабек разгадал умыслы иранцев. Когда-то, во времена Джавидана, такую же линию гнул и главный визирь Гаджи Джафар. Ныне же иранские феодалы хотели использовать меч Бабека, чтобы после уничтожения им Абба-сидов возродить Сасанидское государство. Иранцы не могли забыть развалин Медаина. Им хотелось, чтоб и Багдад превратился в руины.
Халифат был таким обширным, что когда солнце всходило на границе с Китаем, в Андалузии оно шло на закат. Как мог один Азербайджан справиться с таким громадным государством?! Бабек был вынужден принять в свое войско иранских добровольцев. Ему нужны были сильные руки, владеющие оружием.
Бабек хорошо знал, что в трудную минуту ему нельзя будет опереться на иранских феодалов. Он полагался только на родной, Азербайджан. Вся страна, вооруженная, подобно крепости Базз, стояла за спиной Бабека. И император Феофил обещал всемерна помогать ему. "Нельзя терять Хамадан! Пришлю живую силу. Во что бы то ни стало удерживай Хамадан! Не то войска халифа Мамуна повадятся шастать к вам!"
Феофил побаивался халифа Мамуна, потому и подстрекал Бабека. Византийский император выплачивал ежегодную дань Багдаду. Правда, в последнее время на византийских границах раздавался все реже звон мечей, но все же столкновения случались.
Сторонники халифа Мамуна распространяли порочащие слухи о происхождении Бабека, клеветали на него. Они хотели ослабить его влияние и поднять против него всех верноподданных халифа: "Не остается ничего, как только уничтожить зачатого в блуде Бабека! Не то этот гяур разрушит престол халифа".
Бабек продвинул свое войско к Хамадану. День и ночь вокруг города возводились укрепления. Мухаммед ибн Равваз Азди больше никому не продавал оружия. Все оно закупалось Бабеком. День и ночь верблюжьи караваны Шибла везли войску Бабека военные припасы и снаряжение.
У Бабека было столько забот, что он порою месяцами не навещал семью. Ему донесли, что халиф Мамун пошлет на Хамадак-сильное войско. Оно должно или погибнуть, или же погубить Бабека.
И мать Бабека, Баруменд, и жена, Кялдания, и сын, Атар, тревожились за него. Бабек прислал гонца с вестью, что вместе с Абдуллой и Муавией непременно приедет на праздник Ста дней в Билалабад. Но нынче вести о Бабеке доходили из княжества Сунук. В Сунуке вновь разгорелась междоусобица. Недовольные князем Васаком феодалы замыслили убить его. Обуянный страхом князь спешно направил к Бабеку послов с просьбой изгнать халифские войска из Сунука и подавить мятеж феодалов. Князь Васак обещал Бабеку: "И дочь выдам за тебя!" Среди правителей того времени существовал обычай выдавать друг за друга своих дочерей и сестер. Делалось это с тем, чтобы иметь крепкую опору.
Несколько лет назад Баруменд вместе с невесткой переселилась из Базза в родной Билалабад: "Огонь в очаге сына должен гореть всегда!" Баруменд привезла в родное село и свою племянницу Гаранфиль, получившию вольную, и ее подругу Ругию, которые перебрались из Багдада в Базз. Баруменд говорила: "Не допущу, чтоб со двора моего мужа Абдуллы перестал идти дым. Есть и друзья, и недоброжелатели - что люди скажут?" И еще говорила, дескать, в последнее время дух сестры по ночам не дает мне покоя, умоляет, чтоб я позаботилась о ее несчастной Гаранфиль, вернула ее в те края, где прошло ее детство.
Под вечер праздника Ста дней Баруменд, надев шубу, разожгла очаг под тутовым деревом. Читатель, наверно, помнит это тутовое дерево. Когда-то Бабек вместе с братом Абдуллой перед тем, как отправиться на обряд Верности, катались на качелях, прикрепленных к нему.
Теперь тутовое дерево было покрыто не листвой, а таким обильным снегом, что казалось, его ветки вот-вот обломятся под тяжестью снега. Очаг вновь горел и с треском разбрасывал вокруг искры. Хотя повсюду лежал снег, никто не мерз от холода. Ветер, будто прознав о празднике Ста дней, угомонился. Люди говорили: "Бог добра великий Ормузд отвел ветер".
В каждом дворе деревни горел огонь. Веселые голоса раздавались по всей деревне. И в Доме милости, и в караван-сарае горели огни. И у родника Новлу, и на Кровавом поле, и в Гранатовом ущелье горели огни. Непоседливые ребята развели костры даже на крышах домов. Мальчики и девочки, привязав к лапкам голубей паклю, запускали их в небо. Еще на земле они поджигали паклю и, казалось, что в вечерних сумерках в небе мечутся падучие звезды. Молодежь играла на рожках и плясала. По деревне разносились звуки тамбура и уда. Разгорячась муганским вином, удальцы помехи ради скрещивали клинки, устраивая дружеские поединки.
Гаранфиль, закутавшись в легкую белую шубу, устроилась на Покрытом черной овчиной пне у очага на тетином дворе. Казалось, великий Ормузд весь мир подарил ей. Играя на тамбуре, она словно бы обретала крылья и мысленно не уступала голубям, парящим в небе с факелами. Ругия сидела рядом с Гаранфиль. Изредка, вскидывая накрашенные брови, она оглядывала скатерть с яствами, подбрасывала в очаг хворост. Блюда, облитые голубой глазурью, были наполнены миндалем, фисташками и финиками. Вино в серебряных бокалах с изображениями петуха и граната отливало золотом. Гаранфиль молчала, но пела ее душа. Здесь не Золотой дворец, она была свободна...
...И Баруменд, и Кялдания, и Гаранфиль, и Ругия пили вино, веселились. Неугомонная шутница Ругия, лукаво поведя глазами, многозначительно спросила Кялданшо:
- Невестка, а вдруг Бабек возьмет да женится на дочке Сунуксксго князя Васака? Что тогда сделаешь?
Подавив сомнения и тревогу, Кялдания улыбнулась:
- Ах, если б все были такими верными, преданными, как мой Бабек. Помните, как после Хаштадсарской битвы Бабек отпустил попавшую в плен арабскую красавицу? Как проводил ее со слепым дервишем в Аравию? Я верю, если его обступят сто красавиц, он даже краешком глаза ни на кого не взглянет.
Насупив броби, Ругия зачмокала толстыми накрашенными губами и со смехом повела плечами:
- Ты еще плохо знаешь мужчин, невестушка! Такого красавца, как Бабек, где найти? Сам византийский император Феофил мечтает выдать свою дочь за него, а армянский князь Васак и подавно.
Кялдания смутилась, но не подала виду, к тому же свекровь Баруменд была рядом, надо было соблюдать приличия. Кялдания была рада, что свекровь сделала такое доброе дело - привезла с
собой Ругию и Гаранфиль из Базза в Билалабад. Что было делать в Баззе этим натерпевшимся в Золотом дворце и привыкшим к школе работорговца Фенхаса бывшим рабыням?!
Кялдания время от времени украдкой поглядывала на ворота. Прислушивалась к каждому шороху. Ей казалось, что вот-вот, распахнув ворота, войдет Бабек и скажет: "Вот и я, милая. Праздник Ста дней вместе справим!" Но никто не приезжал, не приходил. Если бы кто-нибудь подошел к воротам, то Чанбар, вытянувший лапы на снегу и косящийся на угощение, тотчас почуял бы и залаял.
К полуночи снег пошел гуще. При свете огня казалось, что великий Ормузд осыпает головы женщин серебряной пыльцой. Гаранфиль то и дело подставляла руку таявшим с приближением к огню снежинкам. Как это было прекрасно! Казалось, бабочки садились ей на руку и тотчас исчезали. Она еще не видела такого веселого праздника. Пышный, разукрашенный Золотой дворец на протяжении многих лет был золотой клеткой для нее. Теперь же она, во дворе своей тети, наслаждалась свободой. Да есть ли в мире что-либо дороже свободы?!
- Ах, тетя, побольше бы таких праздников! - вырвалось у Гаранфиль. - Какие прекрасные обычаи, оказывается, у наших огнепоклонников! Жаль, что я узнаю их под конец жизни.
- Доченька, что ты еще видела, - откликнулась Баруменд и наполнила кубки вином. - У нас столько добрых праздников!.. Многие из них халиф запретил. А теперь, когда Бабек изгнал незваных гостей из Азербайджана, мы снова справляем их. Дай бог здоровья, тогда увидишь праздник бахманджа - до конца жизни не забудешь.
- Бахманджа? - переспросила Гаранфиль. - Тетя, что это за праздник?
- Да будет твоей жертвой тетя. Наверно, ты видела розы по названию Бахманджа? Когда они расцветают, выжимаем их сок, добавляем в молоко, засыпаем туда бобы и горох... Когда сварится. на всю округу аромат.
От радости Гаранфиль готова была полететь. Она опять тронула струны своего тамбура. От звонкого голоса женщины, казалось вот-вот попадают сосульки, свисающие с веток тутового дерева. Баруменд кочережкой помешивала в очаге, огонь разгорался все сильнее.
Ругия раскаивалась, что пошутила с Кялданией. Вновь перед ее взором возник Золотой дворец и почудились запахи опочивальни халифа ар-Рашида... а Гаранфиль словно и не слышала этого разговора. Если на то пошло, в чем же состояла вина Гаранфиль? Разве она добровольно пошла в Золотой дворец? Никому не пожелала бы она такой участи. Баруменд по лицу племянницы догадывалась какие думы одолевают ее.
Близился рассвет. Падающие снежинки шипели, попадая в огонь. Хором голосили петухи, перелаивались собаки. Село еще неспело. Все веселились у огня. То и дело слышались имена пророка Ширвина, великого Ормузда. Огнепоклонники молились огню, проклинали тех, кто казнил Абу Муслима, и поносили врага Джавидана - Лупоглазого Абу Имрана. И все как один просили у великого Ормузда придать силу рукам Бабека.
Очаг Баруменд горел вовсю. Как только умолкал тамбур, Баруменд возобновляла разговор, расхваливала праздники огнепоклонников. Она увлеченно говорила о празднике майдьюзарам. Утверждала, что небо было создано именно в этот день. Баруменд рассказывала так, как будто ее устами гласил сам главный жрец. Она рассказывала, что в день праздника майдуюшахим возникла вода, а в день праздника пайашахьям была создана земля. Животные появились на свет в день праздника аясарам, а в праздник майдуюрам проросли злаки. В день праздника Ста дней великий Ормузд даровал людям огонь... Сказала, что праздник новруз, справляемый ныне мусульманами, перенят ими у огнепоклонников. Название его - хамаспатмадмед. Мусульмане же называют его "новруз". Жаль, сын мой не может приезжать на праздники. Что поделаешь - разве война дает передохнуть! В прошлом году обещал, да не смог приехать на праздник фарвардикан. Боюсь, дух его отца, Абдуллы, обидится. Гаранфиль спросила:
- А что за праздник фарвардикан, тетя?
- Ой, да будет твоей жертвой тетя, разве ты не слышала даже названия этого праздника? В этот день духи предков спускаются с небес и посещают свои дома. К этому дню надо навести чистоту и порядок во дворе и в доме, приготовить вкусную еду. Надо еще выделить угощение для духов и поставить на крышу дома. Духи предков спустятся с небес и увидят - дети поминают их, увидят, как живут их дети.
Глянув на Ругию, Гаранфиль пожала плечами, скривила губы. Баруменд расстроилась. Она почувствовала, что племянница не принимает ее слова всерьез.
- Дочка, - посуровела Баруменд. - Великий Ормузд может рассердиться. Халифские дворцы, кажется, испортили вам головы. Может, вы не верите в духов?
Немного помолчав, Баруменд продолжила:
- Да, Мобед-Мобедан говорит, что падишах Куруш138, умирая, призвал к себе сына Комбоджию и, завещая, сказал ему: "Сын мой, дух не умирает, а покидает тело, покидает и становится чистым, безгрешным, святым". Падишах Куруш сказал: "Сын мой, после моей смерти вы не сможете видеть меня, а я, когда захочу, смогу увидеть вас. Буду навещать и смотреть, как вы живете, как управляете государством".
Ругия неожиданно расхохоталась:
- Тетя Баруменд рассказывает сказки... - произнесла она сквозь смех. Выходит, что дух сластолюбца халифа Гаруна теперь разыскивает нас. Этот старый кобель норовил и на тот свет отправиться в объятьях своей наложницы...
Несдержанность Ругии покоробила Баруменд. Но, преодолев неприятное чувство, она поспешила возвратить разговор к его началу.
- А еще праздник Нахид139... Живы будем, в следующем году и этот праздник увидите. Нахид - пери вод. Ее и Анаид называют. По настоянию Мобед-Мобедана к будущему году у родника Новлу построят святилище в честь пери вод. И Бабек дал свое согласие на это. Праздник Нахид будем справлять в этом святилище. Вот радость-то! И пенье, и игры, и пляски! А Мобед-Мобедан сам будет раздавать мясо принесенных в жертву животных. Мусульмане и этот наш праздник переиначили. Когда долго не идут дожди, они собираются у родников, озер, речек и там жертвы приносят, больше всего баранов, конечно.
Внезапно Чанбар вскочил и рванулся к воротам. В тот же миг ворота распахнулись и во двор вошли семь девушек с разукрашенными подносами в руках. Поверх красных платьев на них были надеты белые шубки. Баруменд рассадила гостей вокруг очага. Поев-попив, девушки завели песню:
Соловей поет в саду,
Пой-пой, цветик мой,
И порхает на виду,
Пой-пой, цветик мой,
Я не выйду за чужого,
Пой-пой, цветик мой,
Своего игида жду.
Пой-пой, цветик мой.
Выждав, когда отзвучит припев, Ругия улыбнулась Кялдание, и сказала ей в наступившей тишине:
- Не горюй, сестрица! Если Бабек обойдет весь Иран и Туран такой красавицы, как ты, не найдет. Дочь Сунукского князя Васака тебе даже в подметки не годится.
Кялдания залилась румянцем.
Ругия, подмигнув девушкам, запела теперь уже одна:
У меня сурьма твоя,
Пой-пой, цветик мой,
За другого не пойду,
Пой-пой, цветик мой.
У Баруменд от радости словно крылья вырастали. Девушки и молодые женщины веселились у очага. Ей очень хотелось, чтоб всегда во дворе ее мужа раздавались песни. Хотела, чтоб в очаге ее сына всегда пылал огонь. Мать хотела, чтобы всегда этот двор с красными воротами полнился радостными голосами.
Вдруг послышалось конское ржанье. Устроившийся у ворот Чанбар, виляя хвостом, выскочил на дорогу. Это приехал Бабек.., Сокол, сидящий на плече хозяина, горделиво расправил крылья. Женщины обступили Бабека.
XXXVII
НЕУМОЛИМЫЙ ВЛАСТЕЛИН
Где беки, что славились
мощью своею,
где каждый, кто хвастал:
я миром владею?
Похитила смерть
и сокрыла их твердь,
а бренный сей мир,
как доныне стоит.
Встречающий мир,
привечающий мир,
пути наши смертью
венчающий мир.
"Китаби
Деде Коркут"
Родное становье дорого, как материнское сердце. Каждый старается поддерживать огонь в родном очаге. Всякий раз после того, как Бабек, навестив свой дом, уезжал из Билалабада, его веселые шутки, увлекательные рассказы долго-долго повторялись. Все только о нем и говорили.
Гаранфиль похвасталась:
- Бабек на праздник бахманджа приведет мне жемчужное ожерелье в двенадцать ниток. Сам сказал уезжая.
- А мне Бабек на прощанье украдкой шепнул, дескать, никому не говори, на праздник тебе серьги привезу, - подбоченилась Ругия.
Кялдания улыбнулась:
- Все, что вам говорил, он и мне сказал, сверх того еще кое-что обещал мне. Сказал, что в этот раз свое сердце вынет и привезет мне.
Все рассмеялись.
- Уезжая, он поручил мне присматривать за его соколом, - поделилась Баруменд. - А еще сказал, что из Тавриза привезет мне треножник. Сказал: "Поставишь казан на этот треножник, приготовишь что-нибудь вкусное, мол, редко удается материнской едой полакомиться".
Уже который месяц не было вестей от Бабека, ожидающие все глаза проглядели... Вся семья ждала Бабека, тосковала по нему. Но что делать? Бабек был на войне. А у войны такие неумолимые законы, что даже властители подчиняются им.
Бабек прислал в Билалабад нарочного, мол, пусть мать не остается в деревне, переедет со всей семьей в Базз. Базз - крепость надежная. Может, я приеду не скоро...
Халиф Мамун создавал из наемников новые полки, чтобы разделаться с Бабеком и разгромить его войско. Он не знал, как выманить хуррамитов из Хамадана. После взятия Бабеком Хамадана сообщение между Багдадом и богатой Хорасанской провинцией полностью прервалось. Дороги большинства верблюжьих караванов, направляющихся в Багдад, пролегали через Хамадан. Дозоры Бабека не пропускали караванов. Халифат терпел большие убытки. Это было по душе наместнику Хорасана - Тахиру, который показал кукиш халифу. Подати, которые надлежало доставить в Багдад, своевременно довезти до халифа не удавалось.
- Будь спокоен, шейх! Голова этого гяура будет снята!..
В рядах хуррамитов Бабек приказал, чтоб вновь заиграли трубы и собрали войска на передней линии. Но потери были слишком велики, многие воины, получив раны, барахтались в пыли.
Бабек пригнулся к шее коня:
- Великий Ормузд, помоги нам! - И, не слушая больше уговоров Мобед-Мобедана, погнал коня в сторону Мухаммеда ибн Гамида. - О пророк Ширвин!
Гарагашга, привычный к этому громоподобному рыку, знал, что пора лететь быстрее ветра. Гарагашга рванулся, камешки, вырвавшиеся из-под его копыт, попадали возле главного жреца. Телохранители поскакали за Бабеком.
Телохранители Мухаммеда преградили путь Бабеку. Мухаммед издал клич:
- Э-ге-гей!
Шейх Исмаил, увидев, что на них летят не всадники, а сама молния, в ужасе повернул коня: "О аллах, помоги мне!"
Бабек направо и налево рубил теснивших его телохранителей Мухаммеда ибн Гамида. Много вражеских тел валялось под копытами Гарагашги.
Наконец скрестились два меча и ужасное ржанье двух коней сотрясло Хаштадсар! У всех побежали мурашки по телу; и пришельцы, и хуррамиты, невольно прервав схватки, наблюдали за поединком. Сражались два полководца!.. Кони с храпом вставали на дыбы. И тут откуда ни возьмись появился лев и прыгнул в седло Гарагашги. Бабек только раз махнул мечом сбоку и голова льва скатилась на землю. Кровь оросила серебряное седло и, стекая, обагрила ноги Бабека. Улучив мгновенье, Мухаммед хрипло выкрикнул "Лаилахаиллаллах" и попытался обрушить свой острый дамасский меч на голову Бабека:
- Получай, гяур!
Бабек тотчас прикрылся щитом. Щит был рассечен пополам. Мухаммед, осмелев, еще раз замахнулся мечом над головой Бабека. Бабек быстро подставил свой меч. Мечи ударились с такой силой, что во все стороны посыпались искры. Кони, снова встав на дыбы, ржали.
- Великий Ормузд, помоги! - воскликнул Бабек и, быстро вынув ноги из стремени, вмиг встал на седле. Выпрямившись, подобно тигру, бросился на грудь Мухаммеда ибн Гамида и они в седле схватились врукопашную... Для халифского полководца это было полнейшей неожиданностью, он растерялся и, сбитый кулаком Бабека, вывалился из седла. Не успел Мухаммед ибн Гамид приподняться, как Бабек с мечом в руке прыгнул на грудь противника и вмиг отсек ему голову.
- Старый пес!..
Хоть мечи опять были пущены в дело, но в халифском войске началась паника. Положение на поле боя тотчас изменилось. Хуррамиты с возгласами: "Великий Ормузд! Великий Ормузд!" перешли в наступление. От рыка Бабека задрожали горы:
- Лучники Рустама, на правое крыло!
- Отряд Муавии, на левое крыло!..
- Абдулла - в середину!..
- Оставшиеся в живых лучники Мухаммеда пусть остаются в запасе.
- Всадникам Мазьяра и Исмета больше не вступать в бой. Они и так понесли большие потери.
Халифское войско хоть и оказывало сопротивление, но лишенное предводителя, устоять перед хуррамитами не могло. Воиньы Абдуллы окружили часть халифского войска. Девушка, сидящая в паланкине, пытаясь покончить жизнь самоубийством, бросилась с верблюда наземь. Бабек поймал ее на лету:
- Великий Ормузд, это же - красавица пустынь! - восхищенно воскликнул он. - Потом обратился к пленнице. - Не бойся, мы с большим уважением относимся к девушкам. Видишь ни одна хуррамитская стрела не была пущена в тебя. Не бойся. - Он передал девушку своим телохранителям. - Отведите красавицу в мой шатер!
Телохранители отвели девушку в шатер. Воины поносили чужеземцев:
- Подлецы, прячущиеся под женским подолом! Даже одну девушку не могли защитить!
Халифское войско кинулось наутек. Опаленные, израненные львы бежали за хозяевами, широко разинув пасти, волоча за собой цепи. У главного палача Масрура и главного врача Джебраила дрожали колени. Масрур причитал: "Да раздавит аллах престол халифа Мамуна! Куда он нас послал?! Как бы нас свои львы и не сожрали!" Джебраил думал: "Опять я возвращусь в Багдад?! Нет, Золотой дворец мне опротивел. До каких пор я буду там лечить жестоких людей, до каких пор буду смотреть на напрасно пролитую кровь?! Мне выгоднее служить врачом у такого храбреца, как Бабек. Только бы удалось вырваться, перейду к нему. При первом же удобном случае..."
И Масрур, и Джебраил на бегу оглядывались по сторонам: "Где же шейх Исмаил?" А шейх Исмаил затерялся среди обезумевших людей, старающихся, давя друг друга, поскорее удрать.
Черные знамена валялись в пыли. Крики улепетывающих халифских вояк оглашали Хаштадсар:
- Ва вейла! Куда скрылся шейх Исмаил?! Гяуры перебили нас?
- О повелитель времен, явись!
- Аллах, обрушь на голову гяуров камни Сиджиль!
- Ва вейла!.. Как же эти гяуры подмяли нас!
- Ва вейла!.. Откуда эта черная туча?!
Солнце садилось, мрак опускался на землю. Белые облака на горизонте багровели. Бабек вновь бросил боевой клич и воодушевлял хуррамитов:
- Истребляйте врага!
Пленных было не счесть...
Багдад охватило уныние. Гонец не решался передать халифу Мамуну письмо с красным пером, привезенное с Хаштадсара. Золотой дворец погрузился в траур.
Статуя всадника на зеленом куполе дворца Золотых ворот направила свое копье на север - на Азербайджан. Казалось, всадник вот-вот обретет дар речи и объявит: "Люди, поднимайтесь на джихад135, гяур Бабек Хуррамит угрожает Багдаду!"
XXXVI
ПРАЗДНИК СТА ДНЕЙ
Прекрасные обычаи всегда приносят
счастье человеку.
День Хаштадсарской битвы по решению Мобед-Мобедана огнепоклонники стали отмечать ежегодно, как день победы, по этому поводу в атешгяхах разводился священный огонь. А в праздник: Ста дней весь хуррамитский край освещался заревом. Огнепоклонники в горах, ущельях, городах, селах разводили костры, собирались вокруг них, ели-пили, пели, славя огонь. В праздничную ночь выкрики захмелевших огнепоклонников разносились по всей округе:
- Приветствуем тебя, огонь!
- Благодарим тебя, великий Ормузд!
- Лучись, лучись мой огонь, ты священен, как вода!..
Чиновники халифа Мамуна больше не смели распоряжаться в Стране Огней. Весть о победе Бабека разнеслась по всему халифату. В большинстве провинций усиливалось недовольство Мамуном. В Египте снова поднялось большое восстание. Воодушевленные победой Бабека, египтяне громили халифские войска. К сожалению, Бабек не мог поддерживать связь с египетскими повстанцами. Расстояние было слишком велико, да вдобавок между ними пролегали земли халифа.
В Сирийской провинции повстанцы жаждали крови. Разгорались мятежи и в городах халифата - Хамадане, Исфагане и Масабзаде. В областях Табаристан, Аран и Астрабад постепенно ме-нялась обстановка.
Наместник Хорасана - Тахир ибн Гусейн, прежде преданный полководец Мамуша, отсекший голову халифу Амину, распоясался пуще наместника Андалузии Абдуррахмана Второго136. Он вел себя в Иране как настоящий Сасанидский шах. В областях Табаристан, Хорасан, Сийистан, Афганистан и Маварауннахр, подчиняющихся Тахиру, не признавали власти халифа Мамуна. В здеших мечетях имя халифа Мамуна даже не упоминалось. В восточных областях влияние Тахира, подобно влиянию покойного главного визиря Гаджи Джафара, было столь значительным, что в обращении с ним даже халиф Мамун был крайне осторожен. Убрать его было не так-то легко. Тахир хотел, чтобы войско Бабека лишило халифа Мамуна военной мощи, тогда бы осуществилась его мечта: окончательно отторгнуть Иран от халифата! Но когда своеволие Тахира перешло все границы, терпение халифа Мамуна истощилось и он стал искать средства, чтобы избавиться от Тахира... Тяжелое положение, в котором оказался халифат, было на руку и византийскому императору Феофилу137. Последний даже послал в Базз послов и предложил Бабеку союз против халифа Мамуна. Уже который год шли эти переговоры.
Влияние Бабека распространилось в халифате. Наместники, посылаемые в Азербайджан халифом Мамуном, или гибли от Бабекова меча, или же со страха вступали с ним в тайные сношения, заискивали перед ним. Наместник Азербайджана Али ибн Хашим открыто дружил с Бабеком. Халиф Мамун приказал отрубить голову Али, забальзамировать и провезти по всему халифату, возвещая, что такая участь постигнет каждого, кто предаст халифа и станет пособничать Бабеку Хуррамиту.
Халифские ищейки теперь вынюхивали следы лекаря Джебраила. Но напасть на них было невозможно. Во время всеобщего бегства с Хаштадсара он исчез и объявился в Бабековом стане, стал врачом предводителя хуррамитов, постоянно находился при Бабеке и лазутчики не могли никак выманить его оттуда.
Время от времени вспоминая о Джебраиле, Мамун говорил, дескать, врачей найдется сколько угодно, но его тревожит иное: этот христианин знает слишком много дворцовых тайн.
Мамуна сильно беспокоило внутреннее положение халифата. "Тысяча друзей мало, один враг - много". Халиф Мамун больше не раздражал исламское духовенство. По правде говоря, побаивался его. Халиф постепенно охладел к ученым, бравшим под сомнение коран: "Коран священен, ему оставаться таким, каким он создан!" Не очень-то доверял он и советам философа аль-Кинди: "Этот шайтан сбивает меня с пути. Без религии управлять халифатом невозможно". Зындыги, мотазилиты и суфии постепенно утрачивали свое значение во дворце. Халиф Мамун уже убедился, что с книгой пророка Мухаммеда шутки плохи. Только старый философ аль-Кинди твердо стоял на своем. Он продолжал свою борьбу с богословами.
После Хаштадсарской битвы войско Бабека заняло и город Хамадан. Казалось, хребет халифата переломлен. Уже сам Багдад находился в опасности. Городская знать роптала: "Однажды ночью гяур Бабек Хуррамит нападет на нас и сметет всех нас в Тигр! Халиф уже сейчас должен принять меры для предотвращения этой беды!"
Иранские феодалы продолжали свою прежнюю игру. Подбивали Бабека на быстрейшее взятие Багдада. Бабек разгадал умыслы иранцев. Когда-то, во времена Джавидана, такую же линию гнул и главный визирь Гаджи Джафар. Ныне же иранские феодалы хотели использовать меч Бабека, чтобы после уничтожения им Абба-сидов возродить Сасанидское государство. Иранцы не могли забыть развалин Медаина. Им хотелось, чтоб и Багдад превратился в руины.
Халифат был таким обширным, что когда солнце всходило на границе с Китаем, в Андалузии оно шло на закат. Как мог один Азербайджан справиться с таким громадным государством?! Бабек был вынужден принять в свое войско иранских добровольцев. Ему нужны были сильные руки, владеющие оружием.
Бабек хорошо знал, что в трудную минуту ему нельзя будет опереться на иранских феодалов. Он полагался только на родной, Азербайджан. Вся страна, вооруженная, подобно крепости Базз, стояла за спиной Бабека. И император Феофил обещал всемерна помогать ему. "Нельзя терять Хамадан! Пришлю живую силу. Во что бы то ни стало удерживай Хамадан! Не то войска халифа Мамуна повадятся шастать к вам!"
Феофил побаивался халифа Мамуна, потому и подстрекал Бабека. Византийский император выплачивал ежегодную дань Багдаду. Правда, в последнее время на византийских границах раздавался все реже звон мечей, но все же столкновения случались.
Сторонники халифа Мамуна распространяли порочащие слухи о происхождении Бабека, клеветали на него. Они хотели ослабить его влияние и поднять против него всех верноподданных халифа: "Не остается ничего, как только уничтожить зачатого в блуде Бабека! Не то этот гяур разрушит престол халифа".
Бабек продвинул свое войско к Хамадану. День и ночь вокруг города возводились укрепления. Мухаммед ибн Равваз Азди больше никому не продавал оружия. Все оно закупалось Бабеком. День и ночь верблюжьи караваны Шибла везли войску Бабека военные припасы и снаряжение.
У Бабека было столько забот, что он порою месяцами не навещал семью. Ему донесли, что халиф Мамун пошлет на Хамадак-сильное войско. Оно должно или погибнуть, или же погубить Бабека.
И мать Бабека, Баруменд, и жена, Кялдания, и сын, Атар, тревожились за него. Бабек прислал гонца с вестью, что вместе с Абдуллой и Муавией непременно приедет на праздник Ста дней в Билалабад. Но нынче вести о Бабеке доходили из княжества Сунук. В Сунуке вновь разгорелась междоусобица. Недовольные князем Васаком феодалы замыслили убить его. Обуянный страхом князь спешно направил к Бабеку послов с просьбой изгнать халифские войска из Сунука и подавить мятеж феодалов. Князь Васак обещал Бабеку: "И дочь выдам за тебя!" Среди правителей того времени существовал обычай выдавать друг за друга своих дочерей и сестер. Делалось это с тем, чтобы иметь крепкую опору.
Несколько лет назад Баруменд вместе с невесткой переселилась из Базза в родной Билалабад: "Огонь в очаге сына должен гореть всегда!" Баруменд привезла в родное село и свою племянницу Гаранфиль, получившию вольную, и ее подругу Ругию, которые перебрались из Багдада в Базз. Баруменд говорила: "Не допущу, чтоб со двора моего мужа Абдуллы перестал идти дым. Есть и друзья, и недоброжелатели - что люди скажут?" И еще говорила, дескать, в последнее время дух сестры по ночам не дает мне покоя, умоляет, чтоб я позаботилась о ее несчастной Гаранфиль, вернула ее в те края, где прошло ее детство.
Под вечер праздника Ста дней Баруменд, надев шубу, разожгла очаг под тутовым деревом. Читатель, наверно, помнит это тутовое дерево. Когда-то Бабек вместе с братом Абдуллой перед тем, как отправиться на обряд Верности, катались на качелях, прикрепленных к нему.
Теперь тутовое дерево было покрыто не листвой, а таким обильным снегом, что казалось, его ветки вот-вот обломятся под тяжестью снега. Очаг вновь горел и с треском разбрасывал вокруг искры. Хотя повсюду лежал снег, никто не мерз от холода. Ветер, будто прознав о празднике Ста дней, угомонился. Люди говорили: "Бог добра великий Ормузд отвел ветер".
В каждом дворе деревни горел огонь. Веселые голоса раздавались по всей деревне. И в Доме милости, и в караван-сарае горели огни. И у родника Новлу, и на Кровавом поле, и в Гранатовом ущелье горели огни. Непоседливые ребята развели костры даже на крышах домов. Мальчики и девочки, привязав к лапкам голубей паклю, запускали их в небо. Еще на земле они поджигали паклю и, казалось, что в вечерних сумерках в небе мечутся падучие звезды. Молодежь играла на рожках и плясала. По деревне разносились звуки тамбура и уда. Разгорячась муганским вином, удальцы помехи ради скрещивали клинки, устраивая дружеские поединки.
Гаранфиль, закутавшись в легкую белую шубу, устроилась на Покрытом черной овчиной пне у очага на тетином дворе. Казалось, великий Ормузд весь мир подарил ей. Играя на тамбуре, она словно бы обретала крылья и мысленно не уступала голубям, парящим в небе с факелами. Ругия сидела рядом с Гаранфиль. Изредка, вскидывая накрашенные брови, она оглядывала скатерть с яствами, подбрасывала в очаг хворост. Блюда, облитые голубой глазурью, были наполнены миндалем, фисташками и финиками. Вино в серебряных бокалах с изображениями петуха и граната отливало золотом. Гаранфиль молчала, но пела ее душа. Здесь не Золотой дворец, она была свободна...
...И Баруменд, и Кялдания, и Гаранфиль, и Ругия пили вино, веселились. Неугомонная шутница Ругия, лукаво поведя глазами, многозначительно спросила Кялданшо:
- Невестка, а вдруг Бабек возьмет да женится на дочке Сунуксксго князя Васака? Что тогда сделаешь?
Подавив сомнения и тревогу, Кялдания улыбнулась:
- Ах, если б все были такими верными, преданными, как мой Бабек. Помните, как после Хаштадсарской битвы Бабек отпустил попавшую в плен арабскую красавицу? Как проводил ее со слепым дервишем в Аравию? Я верю, если его обступят сто красавиц, он даже краешком глаза ни на кого не взглянет.
Насупив броби, Ругия зачмокала толстыми накрашенными губами и со смехом повела плечами:
- Ты еще плохо знаешь мужчин, невестушка! Такого красавца, как Бабек, где найти? Сам византийский император Феофил мечтает выдать свою дочь за него, а армянский князь Васак и подавно.
Кялдания смутилась, но не подала виду, к тому же свекровь Баруменд была рядом, надо было соблюдать приличия. Кялдания была рада, что свекровь сделала такое доброе дело - привезла с
собой Ругию и Гаранфиль из Базза в Билалабад. Что было делать в Баззе этим натерпевшимся в Золотом дворце и привыкшим к школе работорговца Фенхаса бывшим рабыням?!
Кялдания время от времени украдкой поглядывала на ворота. Прислушивалась к каждому шороху. Ей казалось, что вот-вот, распахнув ворота, войдет Бабек и скажет: "Вот и я, милая. Праздник Ста дней вместе справим!" Но никто не приезжал, не приходил. Если бы кто-нибудь подошел к воротам, то Чанбар, вытянувший лапы на снегу и косящийся на угощение, тотчас почуял бы и залаял.
К полуночи снег пошел гуще. При свете огня казалось, что великий Ормузд осыпает головы женщин серебряной пыльцой. Гаранфиль то и дело подставляла руку таявшим с приближением к огню снежинкам. Как это было прекрасно! Казалось, бабочки садились ей на руку и тотчас исчезали. Она еще не видела такого веселого праздника. Пышный, разукрашенный Золотой дворец на протяжении многих лет был золотой клеткой для нее. Теперь же она, во дворе своей тети, наслаждалась свободой. Да есть ли в мире что-либо дороже свободы?!
- Ах, тетя, побольше бы таких праздников! - вырвалось у Гаранфиль. - Какие прекрасные обычаи, оказывается, у наших огнепоклонников! Жаль, что я узнаю их под конец жизни.
- Доченька, что ты еще видела, - откликнулась Баруменд и наполнила кубки вином. - У нас столько добрых праздников!.. Многие из них халиф запретил. А теперь, когда Бабек изгнал незваных гостей из Азербайджана, мы снова справляем их. Дай бог здоровья, тогда увидишь праздник бахманджа - до конца жизни не забудешь.
- Бахманджа? - переспросила Гаранфиль. - Тетя, что это за праздник?
- Да будет твоей жертвой тетя. Наверно, ты видела розы по названию Бахманджа? Когда они расцветают, выжимаем их сок, добавляем в молоко, засыпаем туда бобы и горох... Когда сварится. на всю округу аромат.
От радости Гаранфиль готова была полететь. Она опять тронула струны своего тамбура. От звонкого голоса женщины, казалось вот-вот попадают сосульки, свисающие с веток тутового дерева. Баруменд кочережкой помешивала в очаге, огонь разгорался все сильнее.
Ругия раскаивалась, что пошутила с Кялданией. Вновь перед ее взором возник Золотой дворец и почудились запахи опочивальни халифа ар-Рашида... а Гаранфиль словно и не слышала этого разговора. Если на то пошло, в чем же состояла вина Гаранфиль? Разве она добровольно пошла в Золотой дворец? Никому не пожелала бы она такой участи. Баруменд по лицу племянницы догадывалась какие думы одолевают ее.
Близился рассвет. Падающие снежинки шипели, попадая в огонь. Хором голосили петухи, перелаивались собаки. Село еще неспело. Все веселились у огня. То и дело слышались имена пророка Ширвина, великого Ормузда. Огнепоклонники молились огню, проклинали тех, кто казнил Абу Муслима, и поносили врага Джавидана - Лупоглазого Абу Имрана. И все как один просили у великого Ормузда придать силу рукам Бабека.
Очаг Баруменд горел вовсю. Как только умолкал тамбур, Баруменд возобновляла разговор, расхваливала праздники огнепоклонников. Она увлеченно говорила о празднике майдьюзарам. Утверждала, что небо было создано именно в этот день. Баруменд рассказывала так, как будто ее устами гласил сам главный жрец. Она рассказывала, что в день праздника майдуюшахим возникла вода, а в день праздника пайашахьям была создана земля. Животные появились на свет в день праздника аясарам, а в праздник майдуюрам проросли злаки. В день праздника Ста дней великий Ормузд даровал людям огонь... Сказала, что праздник новруз, справляемый ныне мусульманами, перенят ими у огнепоклонников. Название его - хамаспатмадмед. Мусульмане же называют его "новруз". Жаль, сын мой не может приезжать на праздники. Что поделаешь - разве война дает передохнуть! В прошлом году обещал, да не смог приехать на праздник фарвардикан. Боюсь, дух его отца, Абдуллы, обидится. Гаранфиль спросила:
- А что за праздник фарвардикан, тетя?
- Ой, да будет твоей жертвой тетя, разве ты не слышала даже названия этого праздника? В этот день духи предков спускаются с небес и посещают свои дома. К этому дню надо навести чистоту и порядок во дворе и в доме, приготовить вкусную еду. Надо еще выделить угощение для духов и поставить на крышу дома. Духи предков спустятся с небес и увидят - дети поминают их, увидят, как живут их дети.
Глянув на Ругию, Гаранфиль пожала плечами, скривила губы. Баруменд расстроилась. Она почувствовала, что племянница не принимает ее слова всерьез.
- Дочка, - посуровела Баруменд. - Великий Ормузд может рассердиться. Халифские дворцы, кажется, испортили вам головы. Может, вы не верите в духов?
Немного помолчав, Баруменд продолжила:
- Да, Мобед-Мобедан говорит, что падишах Куруш138, умирая, призвал к себе сына Комбоджию и, завещая, сказал ему: "Сын мой, дух не умирает, а покидает тело, покидает и становится чистым, безгрешным, святым". Падишах Куруш сказал: "Сын мой, после моей смерти вы не сможете видеть меня, а я, когда захочу, смогу увидеть вас. Буду навещать и смотреть, как вы живете, как управляете государством".
Ругия неожиданно расхохоталась:
- Тетя Баруменд рассказывает сказки... - произнесла она сквозь смех. Выходит, что дух сластолюбца халифа Гаруна теперь разыскивает нас. Этот старый кобель норовил и на тот свет отправиться в объятьях своей наложницы...
Несдержанность Ругии покоробила Баруменд. Но, преодолев неприятное чувство, она поспешила возвратить разговор к его началу.
- А еще праздник Нахид139... Живы будем, в следующем году и этот праздник увидите. Нахид - пери вод. Ее и Анаид называют. По настоянию Мобед-Мобедана к будущему году у родника Новлу построят святилище в честь пери вод. И Бабек дал свое согласие на это. Праздник Нахид будем справлять в этом святилище. Вот радость-то! И пенье, и игры, и пляски! А Мобед-Мобедан сам будет раздавать мясо принесенных в жертву животных. Мусульмане и этот наш праздник переиначили. Когда долго не идут дожди, они собираются у родников, озер, речек и там жертвы приносят, больше всего баранов, конечно.
Внезапно Чанбар вскочил и рванулся к воротам. В тот же миг ворота распахнулись и во двор вошли семь девушек с разукрашенными подносами в руках. Поверх красных платьев на них были надеты белые шубки. Баруменд рассадила гостей вокруг очага. Поев-попив, девушки завели песню:
Соловей поет в саду,
Пой-пой, цветик мой,
И порхает на виду,
Пой-пой, цветик мой,
Я не выйду за чужого,
Пой-пой, цветик мой,
Своего игида жду.
Пой-пой, цветик мой.
Выждав, когда отзвучит припев, Ругия улыбнулась Кялдание, и сказала ей в наступившей тишине:
- Не горюй, сестрица! Если Бабек обойдет весь Иран и Туран такой красавицы, как ты, не найдет. Дочь Сунукского князя Васака тебе даже в подметки не годится.
Кялдания залилась румянцем.
Ругия, подмигнув девушкам, запела теперь уже одна:
У меня сурьма твоя,
Пой-пой, цветик мой,
За другого не пойду,
Пой-пой, цветик мой.
У Баруменд от радости словно крылья вырастали. Девушки и молодые женщины веселились у очага. Ей очень хотелось, чтоб всегда во дворе ее мужа раздавались песни. Хотела, чтоб в очаге ее сына всегда пылал огонь. Мать хотела, чтобы всегда этот двор с красными воротами полнился радостными голосами.
Вдруг послышалось конское ржанье. Устроившийся у ворот Чанбар, виляя хвостом, выскочил на дорогу. Это приехал Бабек.., Сокол, сидящий на плече хозяина, горделиво расправил крылья. Женщины обступили Бабека.
XXXVII
НЕУМОЛИМЫЙ ВЛАСТЕЛИН
Где беки, что славились
мощью своею,
где каждый, кто хвастал:
я миром владею?
Похитила смерть
и сокрыла их твердь,
а бренный сей мир,
как доныне стоит.
Встречающий мир,
привечающий мир,
пути наши смертью
венчающий мир.
"Китаби
Деде Коркут"
Родное становье дорого, как материнское сердце. Каждый старается поддерживать огонь в родном очаге. Всякий раз после того, как Бабек, навестив свой дом, уезжал из Билалабада, его веселые шутки, увлекательные рассказы долго-долго повторялись. Все только о нем и говорили.
Гаранфиль похвасталась:
- Бабек на праздник бахманджа приведет мне жемчужное ожерелье в двенадцать ниток. Сам сказал уезжая.
- А мне Бабек на прощанье украдкой шепнул, дескать, никому не говори, на праздник тебе серьги привезу, - подбоченилась Ругия.
Кялдания улыбнулась:
- Все, что вам говорил, он и мне сказал, сверх того еще кое-что обещал мне. Сказал, что в этот раз свое сердце вынет и привезет мне.
Все рассмеялись.
- Уезжая, он поручил мне присматривать за его соколом, - поделилась Баруменд. - А еще сказал, что из Тавриза привезет мне треножник. Сказал: "Поставишь казан на этот треножник, приготовишь что-нибудь вкусное, мол, редко удается материнской едой полакомиться".
Уже который месяц не было вестей от Бабека, ожидающие все глаза проглядели... Вся семья ждала Бабека, тосковала по нему. Но что делать? Бабек был на войне. А у войны такие неумолимые законы, что даже властители подчиняются им.
Бабек прислал в Билалабад нарочного, мол, пусть мать не остается в деревне, переедет со всей семьей в Базз. Базз - крепость надежная. Может, я приеду не скоро...
Халиф Мамун создавал из наемников новые полки, чтобы разделаться с Бабеком и разгромить его войско. Он не знал, как выманить хуррамитов из Хамадана. После взятия Бабеком Хамадана сообщение между Багдадом и богатой Хорасанской провинцией полностью прервалось. Дороги большинства верблюжьих караванов, направляющихся в Багдад, пролегали через Хамадан. Дозоры Бабека не пропускали караванов. Халифат терпел большие убытки. Это было по душе наместнику Хорасана - Тахиру, который показал кукиш халифу. Подати, которые надлежало доставить в Багдад, своевременно довезти до халифа не удавалось.