Страница:
— Я думал, он мертв, черт возьми, — сказал Бадди. — Кент думал, что мертв. Да и все так думали. Мы с ребятами основательно отделали его, перед тем как бросить в Реку. Никакой обычный, нормальный человек не смог бы выжить.
Эдит крепко сжала пустой стакан.
— Да, все мы знаем, что Джонни Мак не был обычным человеком, и наверняка не стал теперь.
В незаконнорожденном сыне ее первого мужа не было ничего обычного. Этот парень с детства выглядел потрясающе. Конечно, Джон Грэхем был красивым мужчиной. И Фейт Кэхилл, шлюха из трейлерной швали, была поразительной красавицей. Эдит всегда знала о волокитстве мужа, и до нее доходили разговоры о ребенке Фейт, которого та родила не от мужа, убитого в пьяной драке, когда ребенок был еще младенцем. Потом, увидев впервые шестилетнего мальчика на улице с матерью, она поняла, что Джонни Мак сын Джона. Как и Кент. Только Кент носил фамилию Грэхем и был наследником грэхемовского состояния.
— А если я стану ревновать, дорогая? — спросил Джеймс с глупой улыбкой на красном круглом лице. — Мужчине неприятно сознавать, что его жена находит другого потрясающим.
Эдит резко повернулась с яростью в глазах и запустила опорожненный стакан в мужа. Джеймс успел пригнуться. Хрустальный стакан ударился об угол мраморного камина за его спиной и разбился вдребезги.
— Дурак ты, Джеймс. — Эдит убийственно посмотрела на него и повернулась к Бадди: — Разузнай все, что, сможешь, о Джонни Маке и позвони мне, хоть в два часа ночи. Я не допущу, чтобы этот скот возвращался в мой город и угрожал мне. А если он думает заявить права на Уилла, ему лучше передумать. Он недостоин быть отцом этого мальчика.
— Я сейчас еду в полицейский участок, — сказал Бадди. — И не уеду оттуда, пока не раздобуду каких-то сведений о Джонни Маке.
— Отлично. — Эдит отпустила его взмахом руки. —Провожать тебя не будем.
Когда Бадди вышел из библиотеки, Джеймс направился следом, но не успел дойти до двери, как Эдит окликнула его:
— Ты куда?
— Наверх в свою комнату, — ответил он. — Увидимся утром, дорогая.
Эдит смотрела, как муж уходит от нее. Потом, вздохнув, нервозно пригладила холеные короткие волосы. После смерти Джона Джеймс был внимательным, заботливым, и до того, как они поженились, секс с ним был довольно-таки захватывающим. Джеймс, хоть ничего собой не представлял, по крайней мере, был пылким любовником. Что он моложе ее почти на двадцать лет, что отнюдь не богат, тогда не беспокоило ее. Он согласился подписать предбрачный договор, оберегавший ее банковские счета. А что до разницы в возрасте, даже злейшие враги не могли не признавать, что Эдит Грэхем выглядит моложе своих лет.
Однако если б начать все заново, она бы не вышла за Джеймса. Насладилась бы романом с ним, потом завела бы другого любовника. Ее муж был внимательным, угодливым и зачастую напоминал ей комнатную собачку. Он всеми силами старался ей угодить, но его раболепство, которого она требовала, было в нем самым для нее ненавистным. Хотя она в конце концов возненавидела Джона Грэхема, этот мужчина не приедался ей. Ни в спальне, ни за ее пределами. И даже то, что она не могла властвовать над ним, ей очень нравилось. Они были людьми сильной воли и вспыхивали в постели жарким пламенем.
Так же было и с его сыном. Даже еще лучше. Чего Джонни Маку недоставало как юному любовнику в опыте, он с лихвой компенсировал силой и страстью. При мысли о Джонни Маке по телу Эдит пробежала дрожь вожделения. Каков он теперь как мужчина и любовник?
— Ты назвала Джеймса дураком, — призналась Эдит вслух и негромко фыркнула. — Но это ты дура, Эдит, раз лелеешь мысли об этом мужчине.
Джонни Мак вернулся в город не ради того, чтобы возобновить с ней роман, это определенно. Если он приехал ради какой-то женщины, то ради Лейн.
Мягко улыбаясь, Эдит прошла по комнате, сняв пробку с бутылки, налила виски в стакан. Поднесла его ко рту и отпила глоток.
Но Лейн вскоре будет недосягаема. Ее арестуют за убийство Кента, будут судить и признают виновной. Это только вопрос времени. Надо отдать приказания Бадди и окружному прокурору Уэсу Стивенсу. И потребовать отплатить за кое-какие любезности. Она хочет, чтобы Лейн была наказана. Чтобы Уилл и Мэри Марта были защищены. И чтобы Джонни Мак понял, что здесь по-прежнему распоряжается мисс Эдит.
Глава 10
Глава 11
Эдит крепко сжала пустой стакан.
— Да, все мы знаем, что Джонни Мак не был обычным человеком, и наверняка не стал теперь.
В незаконнорожденном сыне ее первого мужа не было ничего обычного. Этот парень с детства выглядел потрясающе. Конечно, Джон Грэхем был красивым мужчиной. И Фейт Кэхилл, шлюха из трейлерной швали, была поразительной красавицей. Эдит всегда знала о волокитстве мужа, и до нее доходили разговоры о ребенке Фейт, которого та родила не от мужа, убитого в пьяной драке, когда ребенок был еще младенцем. Потом, увидев впервые шестилетнего мальчика на улице с матерью, она поняла, что Джонни Мак сын Джона. Как и Кент. Только Кент носил фамилию Грэхем и был наследником грэхемовского состояния.
— А если я стану ревновать, дорогая? — спросил Джеймс с глупой улыбкой на красном круглом лице. — Мужчине неприятно сознавать, что его жена находит другого потрясающим.
Эдит резко повернулась с яростью в глазах и запустила опорожненный стакан в мужа. Джеймс успел пригнуться. Хрустальный стакан ударился об угол мраморного камина за его спиной и разбился вдребезги.
— Дурак ты, Джеймс. — Эдит убийственно посмотрела на него и повернулась к Бадди: — Разузнай все, что, сможешь, о Джонни Маке и позвони мне, хоть в два часа ночи. Я не допущу, чтобы этот скот возвращался в мой город и угрожал мне. А если он думает заявить права на Уилла, ему лучше передумать. Он недостоин быть отцом этого мальчика.
— Я сейчас еду в полицейский участок, — сказал Бадди. — И не уеду оттуда, пока не раздобуду каких-то сведений о Джонни Маке.
— Отлично. — Эдит отпустила его взмахом руки. —Провожать тебя не будем.
Когда Бадди вышел из библиотеки, Джеймс направился следом, но не успел дойти до двери, как Эдит окликнула его:
— Ты куда?
— Наверх в свою комнату, — ответил он. — Увидимся утром, дорогая.
Эдит смотрела, как муж уходит от нее. Потом, вздохнув, нервозно пригладила холеные короткие волосы. После смерти Джона Джеймс был внимательным, заботливым, и до того, как они поженились, секс с ним был довольно-таки захватывающим. Джеймс, хоть ничего собой не представлял, по крайней мере, был пылким любовником. Что он моложе ее почти на двадцать лет, что отнюдь не богат, тогда не беспокоило ее. Он согласился подписать предбрачный договор, оберегавший ее банковские счета. А что до разницы в возрасте, даже злейшие враги не могли не признавать, что Эдит Грэхем выглядит моложе своих лет.
Однако если б начать все заново, она бы не вышла за Джеймса. Насладилась бы романом с ним, потом завела бы другого любовника. Ее муж был внимательным, угодливым и зачастую напоминал ей комнатную собачку. Он всеми силами старался ей угодить, но его раболепство, которого она требовала, было в нем самым для нее ненавистным. Хотя она в конце концов возненавидела Джона Грэхема, этот мужчина не приедался ей. Ни в спальне, ни за ее пределами. И даже то, что она не могла властвовать над ним, ей очень нравилось. Они были людьми сильной воли и вспыхивали в постели жарким пламенем.
Так же было и с его сыном. Даже еще лучше. Чего Джонни Маку недоставало как юному любовнику в опыте, он с лихвой компенсировал силой и страстью. При мысли о Джонни Маке по телу Эдит пробежала дрожь вожделения. Каков он теперь как мужчина и любовник?
— Ты назвала Джеймса дураком, — призналась Эдит вслух и негромко фыркнула. — Но это ты дура, Эдит, раз лелеешь мысли об этом мужчине.
Джонни Мак вернулся в город не ради того, чтобы возобновить с ней роман, это определенно. Если он приехал ради какой-то женщины, то ради Лейн.
Мягко улыбаясь, Эдит прошла по комнате, сняв пробку с бутылки, налила виски в стакан. Поднесла его ко рту и отпила глоток.
Но Лейн вскоре будет недосягаема. Ее арестуют за убийство Кента, будут судить и признают виновной. Это только вопрос времени. Надо отдать приказания Бадди и окружному прокурору Уэсу Стивенсу. И потребовать отплатить за кое-какие любезности. Она хочет, чтобы Лейн была наказана. Чтобы Уилл и Мэри Марта были защищены. И чтобы Джонни Мак понял, что здесь по-прежнему распоряжается мисс Эдит.
Глава 10
Джеймс Уэйр почмокал губами в телефонную трубку и удовлетворенно вздохнул, услышав хриплое хихиканье Арлин. Больше всего на свете ему хотелось быть сейчас ней. В ее постели, в ее объятиях. В ее лоне, черт возьми!
— Я скучаю по тебе Джимми. Каждую минуту, когда мы не вместе.
— Я тоже по тебе, милочка. Ты знаешь, как сильно хочу тебя сейчас, правда?
— Не на столько, чтобы покинуть старый большой особняк и приехать на другой берег реки ко мне.
— Знаешь, я теперь не могу тайком уходить по ночам. Есть риск, что кто-то из прислуги увидит меня и донесет Эдит. Твоя подружка Джеки уже заподозрила, что между нами что-то есть.
— У нее это просто догадки. Я ничего ей не говорила. И обещаю, что не скажу. Не стану никоим образом создавать проблемы для тебя. Для нас. Просто я очень устала ждать. Хочу, чтобы мы поженились и зажили нормальной жизнью.
— Постарайся потерпеть еще чуть-чуть, милочка. Еще несколько сделок, и у меня будет достаточно денег, чтобы нам навсегда уехать из Ноблз-Кроссинга.
— Ты не совершаешь ничего очень уж противозаконного, а? — В голосе Арлин звучало искреннее беспокойство. — Ты сказал, что переводишь деньги со счетов мисс Эдит, но я не понимаю, как…
— Не утруждай свою хорошенькую головку, — успокоил ее Джеймс.
Да, черт возьми, в том, что он делает, есть нечто противозаконное, но. Бог даст, Эдит, узнав, не настолько разозлится, чтобы разыскивать его и отдавать под суд. К тому же он собирается сменить фамилию. Он уже заготовил поддельные свидетельства о рождении и карточки социального страхования для себя, Арлин и ее детей. Уже это стоило немалых денег. На его счете в швейцарском банке лежит довольно крупная сумма, но этого мало.
Поскольку Эдит никогда не узнает, что ее драгоценный Кент обнаружил несоответствия в ее счетах и уличил его, он в безопасности. Как мог этот вечно пьяный олух сообразить, что происходит? Непонятно. Но Кент теперь уже не сможет ничего сказать никому.
Джеймс улыбнулся. Кент никому больше не доставит неприятностей. Ни ему. Ни Уиллу. Ни бедной Мэри Марте.
— Я не могу не беспокоиться о тебе, — сказала Арлин. —Ты же знаешь, как я тебя люблю, как всегда любила.
Джеймс возгорался желанием, даже просто разговаривая с Арлин. Она всегда так действовала на него. Когда они впервые сошлись, он думал, что это просто страсть, что сможет продолжать роман с юной возлюбленной и оставаться в несчастливом браке с богатой женщиной. Но в конце концов понял, как хорошо с женщиной, которая дает возможность чувствовать себя настоящим мужчиной. А у Арлин было это умение — давать ему чувствовать себя ростом в десять футов. Вот за что он и любил ее.
— Поцелуй меня еще, — попросила она.
Джеймс вытянул губы и прочмокал в телефон вторую серию пустых поцелуев.
— Увидимся завтра. Закрой свой салон на обед пораньше.
— Будешь видеть меня сегодня во сне?
— Я каждую ночь вижу тебя в сновидениях и кончаю.
Арлин снова хихикнула.
— Пока, любовничек.
— Пока.
Джеймс положил трубку, перевернулся на спину, вы тянулся на антикварной ореховой кровати, которая была старше его, по меньшей мере, на двести лет. Неизвестно, сколько поколений Грэхемов спало на ней. Он запустил руку за пояс пижамных брюк и взялся за напряженный пенис. Задался мыслью, сколько мужчин лежало на этой кровати, когда постылая жена спала по другую сторону коридора, и мастурбировал, думая о другой женщине.
Ноблз-Кроссинг и его жители уже не те, что пятнадцать лет назад, однако Джонни Мак Кэхилл в той же мере persona non grata [1], что и раньше. Это вызвало у него смех.
Звучащий как стоны жалости к себе. Странно, пятнадцать лет назад он понятия не имел, что означает persona non grata. Теперь это выражение и другие, подобные ему, легко приходили в голову и слетали с языка. Четыре года колледжа и восемь лет жизни под одной крышей с судьей Харвудом Брауном пообтесали его и дали ему возможность выдавать себя за джентльмена.
Однако никто и ничто не могло уничтожить его инстинктов выживания, принципа «Обмани их, пока они не обманули тебя», усвоенного нелегким путем в очень раннем возрасте. Собственно, эти первобытные инстинкты помогли ему стать звездой предпринимательства в Хьюстоне в течение последних десяти лет. Человек, которому было нечего терять и некого бояться, шел на такой риск, какого другие избегали.
Когда он сказал Лейн, что богат, на нее это впечатления не произвело. Правда, она и ее отец были единственными в городе, кто не судил о людях по размеру их банковского счета или престижности рода. Она была его другом, когда никто из леди с Магнолия-авеню не узнавал его на людях. Как и старый Билл Нобл, она дала ему возможность и искренне считала, что он стоит этих усилий.
Разумеется, их усилий он не стоил. В то время. А теперь, пожалуй, да. Видит Бог, он старался стать лучшим человеком. Таким, чтобы Лейн им гордилась.
Некогда Лейн не только верила в него, доверяла ему, заботилась о нем, но и спасла ему жизнь. Той ночью, когда нашла его, избитого, полумертвого, на берегу, она, можно сказать, притащила его к своей задней двери. Потом прятала его три дня, пока он не смог подняться на ноги и уйти от нее. У него было искушение взять Лейн с собой, показать Кенту Грэхему и всем остальным в Ноблз-Кроссинге, что их маленькая нежная принцесса отказалась от всего, лишь бы не разлучаться с ним. Но он слишком беспокоился о ней, слишком уважал ее, чтобы низводить до собственного уровня. Он думал, что если возьмет Лейн с собой, то загубит ее жизнь. Теперь ему казалось, что, оставив ее, он добился этого результата.
Потянувшись к пиджаку, висевшему на спинке кресла, Джонни Мак порылся в карманах, достал сотовый телефон и набрал не включенный в справочники номер телефона, принадлежавшего его старому другу. Тоже воспитаннику судьи Харвуда Брауна.
— Ну, смотри мне, если дело не важное, — сказал Куинн Кортес, ответив на звонок.
— И тебе привет.
— Ты знаешь, который час?
— Еще нет полуночи, — ответил Джонни Мак. — А если память не изменяет мне, ты по образу жизни сова и редко ложишься спать раньше двенадцати.
— Люди ложатся в постель не только для сна.
— Извини. — Джонни Мак издал смешок. Куинн оправдывал свою репутацию бабника.
Кажется, он не видел своего друга дважды с одной и той же женщиной.
— Не будь дело важным, я бы не стал звонить. И скажи той, что ждет в постели, что я не задержу тебя надолго.
— Черт возьми, Кэхилл, переходи к сути дела.
— Мне нужно, чтобы ты был готов вылететь из Хьюстона по первому требованию. Лететь до Хантсвилла, штат Алабама, там берешь напрокат машину и едешь в Ноблз-Кроссинг.
— Скажешь зачем?
— Есть большая вероятность, что мать моего сына арестуют за убийство бывшего мужа, и ей нужен самый лучший адвокат по уголовным делам.
— Ты обратился по адресу, дружище. Можешь посвятить меня в подробности? Я понятия не имел, что у тебя есть сын.
— Я тоже, — признался Джонни Мак. — В подробности посвящу позже. Кстати, приехав в Ноблз-Кроссинг, найдешь меня в «Перекрестке». Это дешевый мотель, но пока что мне нужно жить там.
— Путешествуешь инкогнито?
— Да, вроде того.
Бадди растянулся на койке в глубине своего кабинета начальника полиции и положил компьютерную распечатку на грудь. Он снял кобуру и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки несколько часов назад, перечтя во второй раз копию полицейского рапорта пятнадцатилетней давности об аресте Джонни Мака Кэхилла за бродяжничество в Хьюстоне, штат Техас, тридцатого сентября. Меньше двух недель спустя после того, как он с друзьями избил Джонни Мака и бросил в реку.
Воспоминания о том вечере преследовали Бадди много лет. Он еще никого не убивал раньше — и был уверен, что убил Джонни Мака. Ему не нравился этот парень, хотя какое-то время он питал некоторое уважение к нему и даже завидовал его успехам у женщин. Но пути их редко пересекались. Бадди не был одним из мальчиков с Магнолия-авеню, но жил на лучшем берегу реки Чикасо, его отец был шерифом округа, одним из приятелей Джона Грэхема по охоте и рыбалке.
Всем в городе были известны слухи, что Джонни Мак незаконнорожденный сын Джона Грэхема, и все знали, сто Кент Грэхем ненавидит единственного брата так же страстно, как стремится жениться на Лейн Нобл. Узнав, что Лейн влюблена в Джонни Мака, Кент пришел в ярость. Бадди и раньше видел его в дурном настроении, но отнюдь не в таком неудержимом бешенстве, которое толкнуло Кента попросить его убить Джонни Мака.
«— Я знаю, как ты относишься к этому парню, — сказал Бадди. — Но не может быть, чтобы ты всерьез хотел его смерти. Можно просто выгнать его из города.
— Если выгнать, он вернется. Этот сукин сын не успокоится, пока не перетрахает всех женщин на Магнолия-авеню. Он уже имел мою маму. Не знал? Да, я собственными глазами видел их. В летнем домике, оба были голыми и трахались, как звери.
— Черт, ты в самом деле застал мисс Эдит с Джонни Маком?
— Мама не знает, что я видел их, но Джонни Мак знает. Я сказал ему, что он пожалеет об зтом, что заставлю его поплатиться. — Кент ухватил Бадди за рубашку на груди и сверкнул на него дикими глазами. — Теперь он нацелился на Лейн. Я этого ему не позволю. Она моя. Всегда была моей. Наши родители, можно сказать, обручили нас, когда мы были маленькими.
— Лейн не из тех девушек, кто…
— Он подберется и к Мэри Марте, — сказал Кент, прекрасно знавший отношение Бадди к сестре. — Хочешь, чтобы Джонни Мак забрался к ней под юбку раньше тебя?»
Как и знал Кент, мысль, что кто-то овладеет его драгоценной Мэри Мартой, вывела Бадди из себя. Два дня спустя он взял с собой пятерых друзей, и под наблюдением Кента они окружили Джонни Мака у лодочного сарая Ноблов. Всем шестерым пришлось лезть из кожи, чтобы одолеть его. Он дрался, как черт, но даже Джонни Маку было не под силу справиться с шестерыми.
Бадди понимал, знай он тогда, что знал теперь — что колотил не того брата, — то удавил бы Кента собственными руками.
Раздался телефонный звонок. Бадди подскочил. Распечатка упала с груди на пол. Двумя широкими шагами он подошел к столу и поднял трубку:
— Начальник полиции Лоулер.
— Лейтенант Миллз из хьюстонского управления полиции. Мне передали, что вам нужны сведения о Джонни Маке Кэхилле.
— Да. Позарез нужны. Похоже, все, чем вы располагаете, — это судимость за бродяжничество пятнадцать лет назад, — сказал Бадди. — Этот тип сейчас в моем городе, высказывает угрозы, а я хочу предотвратить какие б то ни было осложнения. Есть у вас какие-то данные о нем, официальные или нет, которые помогли бы мне найти повод выгнать его из Ноблз-Кроссинга?
Смех на другом конце провода заставил Бадди похолодеть до мозга костей.
— Слушайте, шеф Лоулер, не знаю, что за угрозы высказывает мистер Кэхилл, но на вашем месте я бы воспринял его всерьез. Порочащих сведений об этом человеке я дать не могу. Видите ли, Джонни Мак Кэхилл — один из заправил здесь, в Хьюстоне. Компания, с которой он водится, состоит из мультимиллионеров. Сильных мира сего. Кэхилл считается самым проницательным и беспощадным среди этих акул.
Бадди проглотил этот сюрприз, и горло у него сжало от внезапного страха.
— Вы говорите, Джонни Мак Кэхилл — мультимиллионер?
— Да, именно это и говорю.
— И у него нет судимостей, кроме той, за бродяжничество?
— Нет.
— Ну что ж, спасибо, лейтенант.
— Не за что. — Миллз поколебался, откашлялся и сказал: — Кстати, шеф, пока Кэхилл в городе, имеет смысл держать ваших женщин под замком.
Бадди положил трубку, но смех лейтенанта Миллза еще долго звенел в его ушах.
Лейн сняла красное платье, в котором постоянно удостаивалась комплиментов. Слишком яркое. Броское. Вызываюшее. Однако джинсы и тенниска, которые она напела перед тем, как спуститься к завтраку, были слишком уж повседневными. Даже Лилли Мэй предположила что ей надо бы слегка приодеться.
Порывшись в гардеробе, Лейн выбрала широкие черные брюки, черную безрукавку и накрахмаленную белую рубашку. Добавила серебряные украшения. Серьги-обручи. Несколько браслетов. И кельтский крестик на цепочке из чистого серебра, спускающийся к ложбинке между грудей.
— Чего ты так нервничаешь? — спросил Уилл, подошедший к открытой двери ее спальни. Лейн ахнула:
— О Господи, милый! Я и не слышала, как ты подошел.
— Лилли Мэй отправила меня сказать тебе, что мы с ней еще поговорили и… в общем, я останусь на обед и познакомлюсь с Джонни Маком Кэхиллом.
Лейн улыбнулась:
— Уилл, это…
— Останусь, только не рассчитывай, что буду любезен с этим типом.
— Но грубить не станешь, правда?
— Да. — Мальчик переступил с ноги на ногу. — Но лишь ради тебя.
— Спасибо.
— Он мне не нравится.
— Не нужно предвзято к нему относиться, — сказала Лейн. — Познакомься с ним, составь о нем собственное мнение. Наверное, Джонни Мак нервничает так же, как и мы.
— У меня нервозности нет, — поправил ее мальчик.
— А у меня есть. Я хочу, чтобы вы с Джонни Маком понравились друг другу. Он твой отец, и, несмотря на мои оговорки по его адресу, если меня арестуют по обвинению в убийстве Кента…
— Этого не произойдет!
— Но если дела обернутся наихудшим образом, если меня арестуют, будут судить и вынесут обвинительный приговор, у тебя по крайней мере будет отец, с которым ты станешь жить.
— Думаешь, такой тип захочет, чтобы подросток осложнял ему жизнь? По-моему, удовлетворив любопытство, он исчезнет навсегда.
— Ему не было необходимости возвращаться в Ноблз-Кроссинг, — сказала Лейн. — И он мог оставить письмо Лилли Мэй без внимания. Но он вернулся, чтобы выяснить, его ли ты сын… и посмотреть, сможет ли мне помочь.
— Вы с Лилли Мэй поете одну песню, — сказал Уилл. — С чего обе защищаете этого типа? Он наградил ребенком дочь Лилли Мэй и бросил, но она говорит, что он неплохой человек. Он водил тебя за нос, заставил влюбиться в себя, так влюбиться, что ты загубила свою жизнь, выйдя замуж за Кента лишь затем, чтобы иметь возможность усыновить меня. Но ты хочешь, чтобы он понравился мне. Он тебе нравится, мама? В этом все дело? Ты все еще влюблена в него?
Лейн взяла из сумочки щетку, провела ею несколько раз по волосам и отложила.
— К твоему сведению, Уилл Грэхем, то, что я усыновила тебя, — самое счастливое событие в моей жизни. А нравится ли мне Джонни Мак… Теперь я не знаю его. Он незнакомец. Нравился ли тот Джонни Мак, которого я знала пятнадцать лет назад? Да, нравился, несмотря на его отнюдь не блестящую репутацию. Люблю ли я его теперь… Нет, Уилл, не люблю. Но, честно говоря, не совсем уверена, что ненавижу его.
На другой стороне кладбища начали работу косцы. Но с такого расстояния они не могли увидеть, кто пришел чуть свет на могилу человека, которому следовало б уже много лет покоиться под землей.
Кент был чудовищем. Мучил слабых. Жестоко обходился с теми, кто любил его. Губил все, к чему прикасался. Жизнь его походила на тайком подкрадывающийся рак, охватывающий здоровые тела и души, медленно, но верно пожирающий их.
— Он был недостоин жить. Жаль, что человек может умереть лишь однажды. Если б только Кент страдал дольше. Неделями. Годами. Страдал так, как его жертвы.
— Я скучаю по тебе Джимми. Каждую минуту, когда мы не вместе.
— Я тоже по тебе, милочка. Ты знаешь, как сильно хочу тебя сейчас, правда?
— Не на столько, чтобы покинуть старый большой особняк и приехать на другой берег реки ко мне.
— Знаешь, я теперь не могу тайком уходить по ночам. Есть риск, что кто-то из прислуги увидит меня и донесет Эдит. Твоя подружка Джеки уже заподозрила, что между нами что-то есть.
— У нее это просто догадки. Я ничего ей не говорила. И обещаю, что не скажу. Не стану никоим образом создавать проблемы для тебя. Для нас. Просто я очень устала ждать. Хочу, чтобы мы поженились и зажили нормальной жизнью.
— Постарайся потерпеть еще чуть-чуть, милочка. Еще несколько сделок, и у меня будет достаточно денег, чтобы нам навсегда уехать из Ноблз-Кроссинга.
— Ты не совершаешь ничего очень уж противозаконного, а? — В голосе Арлин звучало искреннее беспокойство. — Ты сказал, что переводишь деньги со счетов мисс Эдит, но я не понимаю, как…
— Не утруждай свою хорошенькую головку, — успокоил ее Джеймс.
Да, черт возьми, в том, что он делает, есть нечто противозаконное, но. Бог даст, Эдит, узнав, не настолько разозлится, чтобы разыскивать его и отдавать под суд. К тому же он собирается сменить фамилию. Он уже заготовил поддельные свидетельства о рождении и карточки социального страхования для себя, Арлин и ее детей. Уже это стоило немалых денег. На его счете в швейцарском банке лежит довольно крупная сумма, но этого мало.
Поскольку Эдит никогда не узнает, что ее драгоценный Кент обнаружил несоответствия в ее счетах и уличил его, он в безопасности. Как мог этот вечно пьяный олух сообразить, что происходит? Непонятно. Но Кент теперь уже не сможет ничего сказать никому.
Джеймс улыбнулся. Кент никому больше не доставит неприятностей. Ни ему. Ни Уиллу. Ни бедной Мэри Марте.
— Я не могу не беспокоиться о тебе, — сказала Арлин. —Ты же знаешь, как я тебя люблю, как всегда любила.
Джеймс возгорался желанием, даже просто разговаривая с Арлин. Она всегда так действовала на него. Когда они впервые сошлись, он думал, что это просто страсть, что сможет продолжать роман с юной возлюбленной и оставаться в несчастливом браке с богатой женщиной. Но в конце концов понял, как хорошо с женщиной, которая дает возможность чувствовать себя настоящим мужчиной. А у Арлин было это умение — давать ему чувствовать себя ростом в десять футов. Вот за что он и любил ее.
— Поцелуй меня еще, — попросила она.
Джеймс вытянул губы и прочмокал в телефон вторую серию пустых поцелуев.
— Увидимся завтра. Закрой свой салон на обед пораньше.
— Будешь видеть меня сегодня во сне?
— Я каждую ночь вижу тебя в сновидениях и кончаю.
Арлин снова хихикнула.
— Пока, любовничек.
— Пока.
Джеймс положил трубку, перевернулся на спину, вы тянулся на антикварной ореховой кровати, которая была старше его, по меньшей мере, на двести лет. Неизвестно, сколько поколений Грэхемов спало на ней. Он запустил руку за пояс пижамных брюк и взялся за напряженный пенис. Задался мыслью, сколько мужчин лежало на этой кровати, когда постылая жена спала по другую сторону коридора, и мастурбировал, думая о другой женщине.
* * *
Джонни Мак взглянул на часы на ночном столике. Четверть двенадцатого. Сел в кресло, единственное сиденье в комнате мотеля, положил ноги в носках на постель и откинул голову назад. Раскинув руки и потянувшись, вздохнул. Кто сказал «чем больше перемен, тем больше все остается по-старому»?Ноблз-Кроссинг и его жители уже не те, что пятнадцать лет назад, однако Джонни Мак Кэхилл в той же мере persona non grata [1], что и раньше. Это вызвало у него смех.
Звучащий как стоны жалости к себе. Странно, пятнадцать лет назад он понятия не имел, что означает persona non grata. Теперь это выражение и другие, подобные ему, легко приходили в голову и слетали с языка. Четыре года колледжа и восемь лет жизни под одной крышей с судьей Харвудом Брауном пообтесали его и дали ему возможность выдавать себя за джентльмена.
Однако никто и ничто не могло уничтожить его инстинктов выживания, принципа «Обмани их, пока они не обманули тебя», усвоенного нелегким путем в очень раннем возрасте. Собственно, эти первобытные инстинкты помогли ему стать звездой предпринимательства в Хьюстоне в течение последних десяти лет. Человек, которому было нечего терять и некого бояться, шел на такой риск, какого другие избегали.
Когда он сказал Лейн, что богат, на нее это впечатления не произвело. Правда, она и ее отец были единственными в городе, кто не судил о людях по размеру их банковского счета или престижности рода. Она была его другом, когда никто из леди с Магнолия-авеню не узнавал его на людях. Как и старый Билл Нобл, она дала ему возможность и искренне считала, что он стоит этих усилий.
Разумеется, их усилий он не стоил. В то время. А теперь, пожалуй, да. Видит Бог, он старался стать лучшим человеком. Таким, чтобы Лейн им гордилась.
Некогда Лейн не только верила в него, доверяла ему, заботилась о нем, но и спасла ему жизнь. Той ночью, когда нашла его, избитого, полумертвого, на берегу, она, можно сказать, притащила его к своей задней двери. Потом прятала его три дня, пока он не смог подняться на ноги и уйти от нее. У него было искушение взять Лейн с собой, показать Кенту Грэхему и всем остальным в Ноблз-Кроссинге, что их маленькая нежная принцесса отказалась от всего, лишь бы не разлучаться с ним. Но он слишком беспокоился о ней, слишком уважал ее, чтобы низводить до собственного уровня. Он думал, что если возьмет Лейн с собой, то загубит ее жизнь. Теперь ему казалось, что, оставив ее, он добился этого результата.
Потянувшись к пиджаку, висевшему на спинке кресла, Джонни Мак порылся в карманах, достал сотовый телефон и набрал не включенный в справочники номер телефона, принадлежавшего его старому другу. Тоже воспитаннику судьи Харвуда Брауна.
— Ну, смотри мне, если дело не важное, — сказал Куинн Кортес, ответив на звонок.
— И тебе привет.
— Ты знаешь, который час?
— Еще нет полуночи, — ответил Джонни Мак. — А если память не изменяет мне, ты по образу жизни сова и редко ложишься спать раньше двенадцати.
— Люди ложатся в постель не только для сна.
— Извини. — Джонни Мак издал смешок. Куинн оправдывал свою репутацию бабника.
Кажется, он не видел своего друга дважды с одной и той же женщиной.
— Не будь дело важным, я бы не стал звонить. И скажи той, что ждет в постели, что я не задержу тебя надолго.
— Черт возьми, Кэхилл, переходи к сути дела.
— Мне нужно, чтобы ты был готов вылететь из Хьюстона по первому требованию. Лететь до Хантсвилла, штат Алабама, там берешь напрокат машину и едешь в Ноблз-Кроссинг.
— Скажешь зачем?
— Есть большая вероятность, что мать моего сына арестуют за убийство бывшего мужа, и ей нужен самый лучший адвокат по уголовным делам.
— Ты обратился по адресу, дружище. Можешь посвятить меня в подробности? Я понятия не имел, что у тебя есть сын.
— Я тоже, — признался Джонни Мак. — В подробности посвящу позже. Кстати, приехав в Ноблз-Кроссинг, найдешь меня в «Перекрестке». Это дешевый мотель, но пока что мне нужно жить там.
— Путешествуешь инкогнито?
— Да, вроде того.
Бадди растянулся на койке в глубине своего кабинета начальника полиции и положил компьютерную распечатку на грудь. Он снял кобуру и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки несколько часов назад, перечтя во второй раз копию полицейского рапорта пятнадцатилетней давности об аресте Джонни Мака Кэхилла за бродяжничество в Хьюстоне, штат Техас, тридцатого сентября. Меньше двух недель спустя после того, как он с друзьями избил Джонни Мака и бросил в реку.
Воспоминания о том вечере преследовали Бадди много лет. Он еще никого не убивал раньше — и был уверен, что убил Джонни Мака. Ему не нравился этот парень, хотя какое-то время он питал некоторое уважение к нему и даже завидовал его успехам у женщин. Но пути их редко пересекались. Бадди не был одним из мальчиков с Магнолия-авеню, но жил на лучшем берегу реки Чикасо, его отец был шерифом округа, одним из приятелей Джона Грэхема по охоте и рыбалке.
Всем в городе были известны слухи, что Джонни Мак незаконнорожденный сын Джона Грэхема, и все знали, сто Кент Грэхем ненавидит единственного брата так же страстно, как стремится жениться на Лейн Нобл. Узнав, что Лейн влюблена в Джонни Мака, Кент пришел в ярость. Бадди и раньше видел его в дурном настроении, но отнюдь не в таком неудержимом бешенстве, которое толкнуло Кента попросить его убить Джонни Мака.
«— Я знаю, как ты относишься к этому парню, — сказал Бадди. — Но не может быть, чтобы ты всерьез хотел его смерти. Можно просто выгнать его из города.
— Если выгнать, он вернется. Этот сукин сын не успокоится, пока не перетрахает всех женщин на Магнолия-авеню. Он уже имел мою маму. Не знал? Да, я собственными глазами видел их. В летнем домике, оба были голыми и трахались, как звери.
— Черт, ты в самом деле застал мисс Эдит с Джонни Маком?
— Мама не знает, что я видел их, но Джонни Мак знает. Я сказал ему, что он пожалеет об зтом, что заставлю его поплатиться. — Кент ухватил Бадди за рубашку на груди и сверкнул на него дикими глазами. — Теперь он нацелился на Лейн. Я этого ему не позволю. Она моя. Всегда была моей. Наши родители, можно сказать, обручили нас, когда мы были маленькими.
— Лейн не из тех девушек, кто…
— Он подберется и к Мэри Марте, — сказал Кент, прекрасно знавший отношение Бадди к сестре. — Хочешь, чтобы Джонни Мак забрался к ней под юбку раньше тебя?»
Как и знал Кент, мысль, что кто-то овладеет его драгоценной Мэри Мартой, вывела Бадди из себя. Два дня спустя он взял с собой пятерых друзей, и под наблюдением Кента они окружили Джонни Мака у лодочного сарая Ноблов. Всем шестерым пришлось лезть из кожи, чтобы одолеть его. Он дрался, как черт, но даже Джонни Маку было не под силу справиться с шестерыми.
Бадди понимал, знай он тогда, что знал теперь — что колотил не того брата, — то удавил бы Кента собственными руками.
Раздался телефонный звонок. Бадди подскочил. Распечатка упала с груди на пол. Двумя широкими шагами он подошел к столу и поднял трубку:
— Начальник полиции Лоулер.
— Лейтенант Миллз из хьюстонского управления полиции. Мне передали, что вам нужны сведения о Джонни Маке Кэхилле.
— Да. Позарез нужны. Похоже, все, чем вы располагаете, — это судимость за бродяжничество пятнадцать лет назад, — сказал Бадди. — Этот тип сейчас в моем городе, высказывает угрозы, а я хочу предотвратить какие б то ни было осложнения. Есть у вас какие-то данные о нем, официальные или нет, которые помогли бы мне найти повод выгнать его из Ноблз-Кроссинга?
Смех на другом конце провода заставил Бадди похолодеть до мозга костей.
— Слушайте, шеф Лоулер, не знаю, что за угрозы высказывает мистер Кэхилл, но на вашем месте я бы воспринял его всерьез. Порочащих сведений об этом человеке я дать не могу. Видите ли, Джонни Мак Кэхилл — один из заправил здесь, в Хьюстоне. Компания, с которой он водится, состоит из мультимиллионеров. Сильных мира сего. Кэхилл считается самым проницательным и беспощадным среди этих акул.
Бадди проглотил этот сюрприз, и горло у него сжало от внезапного страха.
— Вы говорите, Джонни Мак Кэхилл — мультимиллионер?
— Да, именно это и говорю.
— И у него нет судимостей, кроме той, за бродяжничество?
— Нет.
— Ну что ж, спасибо, лейтенант.
— Не за что. — Миллз поколебался, откашлялся и сказал: — Кстати, шеф, пока Кэхилл в городе, имеет смысл держать ваших женщин под замком.
Бадди положил трубку, но смех лейтенанта Миллза еще долго звенел в его ушах.
* * *
Лейн переоделась в третий раз после завтрака. «Это нелепо, — подумала она. — Не все ли равно, как я буду одета, когда приедет к обеду Джонни Мак?» Но да поможет ей Бог, это было важно. Она была пухлой девочкой, главным достоинством которой являлось общественное положение родителей, когда издали вожделела к Джонни Маку. До поразительной красоты матери ей тогда было далеко. Преобразилась она к двадцати пяти годам, фигура ее с наступлением зрелости стала стройной, рельефной. Несмотря на свои чувства к Джонни Маку, она не могла отрицать чисто женской потребности предстать перед ним во всей красе.Лейн сняла красное платье, в котором постоянно удостаивалась комплиментов. Слишком яркое. Броское. Вызываюшее. Однако джинсы и тенниска, которые она напела перед тем, как спуститься к завтраку, были слишком уж повседневными. Даже Лилли Мэй предположила что ей надо бы слегка приодеться.
Порывшись в гардеробе, Лейн выбрала широкие черные брюки, черную безрукавку и накрахмаленную белую рубашку. Добавила серебряные украшения. Серьги-обручи. Несколько браслетов. И кельтский крестик на цепочке из чистого серебра, спускающийся к ложбинке между грудей.
— Чего ты так нервничаешь? — спросил Уилл, подошедший к открытой двери ее спальни. Лейн ахнула:
— О Господи, милый! Я и не слышала, как ты подошел.
— Лилли Мэй отправила меня сказать тебе, что мы с ней еще поговорили и… в общем, я останусь на обед и познакомлюсь с Джонни Маком Кэхиллом.
Лейн улыбнулась:
— Уилл, это…
— Останусь, только не рассчитывай, что буду любезен с этим типом.
— Но грубить не станешь, правда?
— Да. — Мальчик переступил с ноги на ногу. — Но лишь ради тебя.
— Спасибо.
— Он мне не нравится.
— Не нужно предвзято к нему относиться, — сказала Лейн. — Познакомься с ним, составь о нем собственное мнение. Наверное, Джонни Мак нервничает так же, как и мы.
— У меня нервозности нет, — поправил ее мальчик.
— А у меня есть. Я хочу, чтобы вы с Джонни Маком понравились друг другу. Он твой отец, и, несмотря на мои оговорки по его адресу, если меня арестуют по обвинению в убийстве Кента…
— Этого не произойдет!
— Но если дела обернутся наихудшим образом, если меня арестуют, будут судить и вынесут обвинительный приговор, у тебя по крайней мере будет отец, с которым ты станешь жить.
— Думаешь, такой тип захочет, чтобы подросток осложнял ему жизнь? По-моему, удовлетворив любопытство, он исчезнет навсегда.
— Ему не было необходимости возвращаться в Ноблз-Кроссинг, — сказала Лейн. — И он мог оставить письмо Лилли Мэй без внимания. Но он вернулся, чтобы выяснить, его ли ты сын… и посмотреть, сможет ли мне помочь.
— Вы с Лилли Мэй поете одну песню, — сказал Уилл. — С чего обе защищаете этого типа? Он наградил ребенком дочь Лилли Мэй и бросил, но она говорит, что он неплохой человек. Он водил тебя за нос, заставил влюбиться в себя, так влюбиться, что ты загубила свою жизнь, выйдя замуж за Кента лишь затем, чтобы иметь возможность усыновить меня. Но ты хочешь, чтобы он понравился мне. Он тебе нравится, мама? В этом все дело? Ты все еще влюблена в него?
Лейн взяла из сумочки щетку, провела ею несколько раз по волосам и отложила.
— К твоему сведению, Уилл Грэхем, то, что я усыновила тебя, — самое счастливое событие в моей жизни. А нравится ли мне Джонни Мак… Теперь я не знаю его. Он незнакомец. Нравился ли тот Джонни Мак, которого я знала пятнадцать лет назад? Да, нравился, несмотря на его отнюдь не блестящую репутацию. Люблю ли я его теперь… Нет, Уилл, не люблю. Но, честно говоря, не совсем уверена, что ненавижу его.
* * *
На могиле Кента лежали свежие цветы. Ежедневно торговец цветами привозил на нее кроваво-красные розы. Полдюжины. По поручению Эдит Грэхем. Чертовски досадно. Пустая трата денег.На другой стороне кладбища начали работу косцы. Но с такого расстояния они не могли увидеть, кто пришел чуть свет на могилу человека, которому следовало б уже много лет покоиться под землей.
Кент был чудовищем. Мучил слабых. Жестоко обходился с теми, кто любил его. Губил все, к чему прикасался. Жизнь его походила на тайком подкрадывающийся рак, охватывающий здоровые тела и души, медленно, но верно пожирающий их.
— Он был недостоин жить. Жаль, что человек может умереть лишь однажды. Если б только Кент страдал дольше. Неделями. Годами. Страдал так, как его жертвы.
Глава 11
Джонни Мак Кэхилл сидел в зачехленном кресле за большим антикварным столом в столовой особняка Ноблов на Магнолия-авеню. Впечатляющий посудный шкаф, заполненный фамильными ценностями, высился до потолка и занимал половину стены за его спиной. В этой комнате он находился впервые. Собственно, до своего краткого — три дня и три ночи — восстановительного периода пятнадцать лет назад он не ступал ногой ни в одну из этих комнат, помимо кухни. А во время того недолгого пребывания не ходил никуда, кроме спальни Лилли Мэй и туалета.
В Хьюстоне его принимали в домах самых богатых привилегированных горожан, он обедал за более широкими столами, чем этот. Так какого черта чувствует себя не в своей тарелке, человеком, забывшим вытереть грязные ноги перед тем, как ступить на натертый паркет и драгоценные персидские ковры?
Потому что это Ноблз-Кроссинг, а в этом городе он был и всегда будет ублюдком, рожденным шлюхой из трейлерной швали.
— Тебе не нравится салат? — спросила Лейн.
— Нет. То есть нравится. Салат великолепный. Спасибо.
Что это с ним? Запинается, словно неуверенный в себе подросток, понятия не имеющий, как пользоваться вилкой. Но он не подросток. И вполне уверен в себе. А судья Браун научил его хорошим манерам за столом в первый же месяц, проведенный вместе с ним на ранчо.
Джонни Мак заставил себя отведать салата. Обычно он любил хорошую еду. Но в эту минуту жалел, что напросился на обед. Почему он не сказал Лейн, что просто заглянет на минутку? Тогда все трое были б избавлены от этого выматывающего нервы испытания. Сидеть здесь с Лейн, явно заставляющей себя быть любезной с ним, и с Уиллом Грэхемом, который ничего не говорил и не смотрел на него, было сущей пыткой.
Но чего он ждал? Что Уилл назовет его папой и примет в свою жизнь с распростертыми объятиями?
Время мучительно тянулось в общем молчании, потом Лейн заговорила о том, что лето стоит очень жаркое. Лилли Мэй убрала со стола тарелки с салатом и подала основное блюдо. Она замялась в дверях, потом громко вздохнула, на лице ее было написано недовольство.
— Уилл, может, попросишь Джонни Мака поиграть тобой в шахматы после обеда? — предложила Лилли Мэй.
— Знаешь, твоя мама давным-давно учила его этой игре.
Джонни Мак посмотрел на мальчика, который держал голову склоненной над тарелкой, но тут внезапно бросил на него острый, быстрый взгляд, в котором сквозил гнев. Сын ненавидел его, это было ясно.
— Собственно, ты оказался гораздо лучшим игроком, чем я, — заговорила Лейн, чтобы заполнить паузу, созданную молчанием ее сына. — Папа учил меня, когда я была маленькой, я не была ему равным партнером.
— Я уже много лет не садился за шахматы. — Джонни Мак поднял стакан с холодным чаем. — В свое время играл с судьей Брауном, но ни разу не смог победить этого хитрого старого лиса.
— Кто такой судья Браун? — спросила Лилли Мэй.
— Это человек, который пятнадцать лет назад вытащил меня из тюрьмы и дал мне возможность доказать, что я не какой-то ничтожный ублюдок из белой швали.
Лейн беззвучно ахнула, Лилли Мэй откашлялась. Когда Джонни Мак взглянул на нее, она кивнула в сторону Уилла, который впервые уверенно встретил его взгляд.
— Они считают меня маленьким, — сказал Уилл. — И не употребляют при мне вульгарных слов, хотя я сто раз говорил им, что каждый день слышу в школе словечки похлеще и все ребята прибегают к таким выражениям, от которых у них волосы встали бы дыбом.
— И все-таки я предпочитаю, чтобы ты не слышал таких словечек от меня и Лилли Мэй.
— Лейн взглянула в упор на Джонни Мака: — Расскажи нам, пожалуйста, о судье Брауне, но я буду благодарна, если станешь пользоваться менее колоритным языком.
— Прошу прощения, не привык находиться в обществе… впечатлительного молодого человека. — Джонни Мак улыбнулся сыну. — Но хочу честно рассказать Уиллу, каким был и каким стал теперь.
— Ты объяснял, кто такой судья Браун, — сказала Лейн, взгляд ее перебегал от Уилла к Джонни Маку и обратно.
— Да-да. Судья Браун был стариком, когда я познакомился с ним, через два года после нашей встречи он ушел в отставку. Этот человек поставил себе целью спасти как можно больше молодых людей от преступной жизни.
— А за что вы угодили в тюрьму? — спросил мальчик.
— Уилл, это невежливо, — сказала Лейн.
— Да, мама.
— Ничего, Лейн. Уилл вправе спросить, почему я оказался в тюрьме.
Джонни Маку не хотелось рассказывать сыну о своем неприятном прошлом, но он догадывался, что мальчик уже многое слышал о нем. О том, каким он был беспутным, живя в Ноблз-Кроссинге. А Уилл заслуживал от него только правды. Жизнь мальчика была основана на лжи, одна ложь громоздилась на другую.
В Хьюстоне его принимали в домах самых богатых привилегированных горожан, он обедал за более широкими столами, чем этот. Так какого черта чувствует себя не в своей тарелке, человеком, забывшим вытереть грязные ноги перед тем, как ступить на натертый паркет и драгоценные персидские ковры?
Потому что это Ноблз-Кроссинг, а в этом городе он был и всегда будет ублюдком, рожденным шлюхой из трейлерной швали.
— Тебе не нравится салат? — спросила Лейн.
— Нет. То есть нравится. Салат великолепный. Спасибо.
Что это с ним? Запинается, словно неуверенный в себе подросток, понятия не имеющий, как пользоваться вилкой. Но он не подросток. И вполне уверен в себе. А судья Браун научил его хорошим манерам за столом в первый же месяц, проведенный вместе с ним на ранчо.
Джонни Мак заставил себя отведать салата. Обычно он любил хорошую еду. Но в эту минуту жалел, что напросился на обед. Почему он не сказал Лейн, что просто заглянет на минутку? Тогда все трое были б избавлены от этого выматывающего нервы испытания. Сидеть здесь с Лейн, явно заставляющей себя быть любезной с ним, и с Уиллом Грэхемом, который ничего не говорил и не смотрел на него, было сущей пыткой.
Но чего он ждал? Что Уилл назовет его папой и примет в свою жизнь с распростертыми объятиями?
Время мучительно тянулось в общем молчании, потом Лейн заговорила о том, что лето стоит очень жаркое. Лилли Мэй убрала со стола тарелки с салатом и подала основное блюдо. Она замялась в дверях, потом громко вздохнула, на лице ее было написано недовольство.
— Уилл, может, попросишь Джонни Мака поиграть тобой в шахматы после обеда? — предложила Лилли Мэй.
— Знаешь, твоя мама давным-давно учила его этой игре.
Джонни Мак посмотрел на мальчика, который держал голову склоненной над тарелкой, но тут внезапно бросил на него острый, быстрый взгляд, в котором сквозил гнев. Сын ненавидел его, это было ясно.
— Собственно, ты оказался гораздо лучшим игроком, чем я, — заговорила Лейн, чтобы заполнить паузу, созданную молчанием ее сына. — Папа учил меня, когда я была маленькой, я не была ему равным партнером.
— Я уже много лет не садился за шахматы. — Джонни Мак поднял стакан с холодным чаем. — В свое время играл с судьей Брауном, но ни разу не смог победить этого хитрого старого лиса.
— Кто такой судья Браун? — спросила Лилли Мэй.
— Это человек, который пятнадцать лет назад вытащил меня из тюрьмы и дал мне возможность доказать, что я не какой-то ничтожный ублюдок из белой швали.
Лейн беззвучно ахнула, Лилли Мэй откашлялась. Когда Джонни Мак взглянул на нее, она кивнула в сторону Уилла, который впервые уверенно встретил его взгляд.
— Они считают меня маленьким, — сказал Уилл. — И не употребляют при мне вульгарных слов, хотя я сто раз говорил им, что каждый день слышу в школе словечки похлеще и все ребята прибегают к таким выражениям, от которых у них волосы встали бы дыбом.
— И все-таки я предпочитаю, чтобы ты не слышал таких словечек от меня и Лилли Мэй.
— Лейн взглянула в упор на Джонни Мака: — Расскажи нам, пожалуйста, о судье Брауне, но я буду благодарна, если станешь пользоваться менее колоритным языком.
— Прошу прощения, не привык находиться в обществе… впечатлительного молодого человека. — Джонни Мак улыбнулся сыну. — Но хочу честно рассказать Уиллу, каким был и каким стал теперь.
— Ты объяснял, кто такой судья Браун, — сказала Лейн, взгляд ее перебегал от Уилла к Джонни Маку и обратно.
— Да-да. Судья Браун был стариком, когда я познакомился с ним, через два года после нашей встречи он ушел в отставку. Этот человек поставил себе целью спасти как можно больше молодых людей от преступной жизни.
— А за что вы угодили в тюрьму? — спросил мальчик.
— Уилл, это невежливо, — сказала Лейн.
— Да, мама.
— Ничего, Лейн. Уилл вправе спросить, почему я оказался в тюрьме.
Джонни Маку не хотелось рассказывать сыну о своем неприятном прошлом, но он догадывался, что мальчик уже многое слышал о нем. О том, каким он был беспутным, живя в Ноблз-Кроссинге. А Уилл заслуживал от него только правды. Жизнь мальчика была основана на лжи, одна ложь громоздилась на другую.