Батчер Джим. Лики смерти

   Одиноким.
   – Гарри, – почти участливо произнес Никодимус. – Я ведь был когда-то очень похож на вас теперешнего. Вы попали в западню. Вы лжете самому себе. Вы притворяетесь, будто ничем не отличаетесь от любого смертного, только потому, что слишком запуганы, чтобы признаться себе в том, что это не так.
   Я не нашелся, что на это ответить. Серебряная монета блестела на бархатной подкладке.
   Никодимус снова положил руку на нож.
   – Боюсь, я вынужден просить вас принять решение безотлагательно.
   Дейрдре посмотрела на нож, потом на меня. Взгляд ее обжигал. Она облизнула прилипшие к краю кофейной чашки крупинки сахара и продолжала молча ждать.
   Ну и что будет, если я возьму монету? Если Никодимус останется верен своему слову, я по меньшей мере сохраню жизнь, чтобы назавтра снова сражаться. Я нисколько не сомневался, что Никодимус убьет меня, как убил уже Гастона Лароша, Франческу Гарсиа и того бедолагу, что попал в руки Баттерсу. Остановить его не могло ничто, и со всей этой водой, что продолжала литься на меня, я не уверен был даже, что мое смертное проклятие подействует на все сто процентов.
   И еще я никак не мог отделаться от мысли, каково это будет – истекать кровью до смерти под этой ледяной водой. Горячая, жгучая боль в горле... Головокружение и холод... Слабость, сменяющаяся теплом, которое в свою очередь сменится идеальной, бесконечной тьмой. Смерть.
   Боже, спаси и сохрани – я не хотел умирать.
   Но я видел того несчастного ублюдка, которого поработил и свел с ума Урсиэль. Его страдания были хуже смерти. И ведь велик был шанс того, что стоит мне принять монету – и демон, которого я приму вместе с ней, совратит или подкупит меня, превратив в такую же тварь. Я не святой. Мягко говоря, я даже не такой уж и праведник. У меня случались темные помыслы. Они завораживали меня. Они привлекали меня. И не раз и не два я поддавался им.
   Вот она, слабость, которую сможет использовать в своих целях демон в древней монете. Я уязвим перед искушением. Демон, Падший, не упустит своего. На то они и Падшие, чтобы заниматься этим.
   Я принял решение.
   Никодимус внимательно смотрел на меня; его рука с ножом не шевелилась.
   – Не введи нас во искушение, – произнес я. – Но избавь от лукавого. Так ведь?
   Дейрдре облизнулась. Громила закрыл шкатулку и отступил от меня.
   – Вы уверены, Дрезден? – негромко произнес Никодимус. – Это ваш самый последний шанс.
   Я слегка обвис на веревках. Смысла в браваде больше не было никакого. Я сделал выбор – вот и все.
   – Уверен. Греби от меня, Ник.
   Мгновение Никодимус бесстрастно смотрел на меня. Потом встал, держа нож в руке.
   – Ну что ж, – сказал он. – Пожалуй, я позавтракал.

Глава двадцать вторая

   Никодимус приближался ко мне с почти отсутствующим, рассеянным видом. Холодея, я вдруг сообразил, что он все распланировал на день вперед. Для Никодимуса я больше не был живой личностью. Я был пунктом повестки дня, строчкой в ежедневнике. Вряд ли чувства, с которыми он собирался перерезать мне горло, отличались от тех, что он испытывал бы, выписывая чек.
   Когда он приблизился на расстояние вытянутой руки, я не смог удержаться от попыток отодвинуться. Я забился в веревках в отчаянной надежде, что хоть одна из них порвется и даст мне возможность сражаться, бежать, жить... Веревки не рвались. Я не освободился. Никодимус терпеливо ждал, пока я выбьюсь из сил.
   Потом взял меня за волосы и запрокинул голову назад и чуть вправо. Я пытался помешать ему, но веревки и усталость свели все попытки на нет.
   – Не дергайтесь, – сказал он. – Я сделаю все чисто.
   – Разве тебе не нужна чаша, папа? – спросила Дейрдре. Никодимус раздраженно поморщился.
   – Что это у меня с головой сегодня? – недовольно буркнул он. – Эй, человек! Принеси ее мне!
   Седой слуга открыл дверь и вышел.
   Мгновение спустя послышался звук, похожий на захлебывающийся вздох, слуга спиной вперед влетел обратно в дверь, плюхнулся на пол и остался лежать в позе эмбриона.
   Никодимус со вздохом оглянулся:
   – Помехи... Ну, что еще там?
   Когда Анна Вальмон разряжала в Никодимуса свой пистолет, он воспринимал все это со скучающим видом. Когда я впечатал его в гостиничную перегородку, оставив в ней пробоину с очертаниями его тела, у него даже волосы не растрепались. Однако увидев лежавшего на полу перед открытой дверью слугу, Никодимус побледнел, глаза его округлились, и он, сделав два быстрых шага мне за спину, приставил нож к моему горлу. Даже тень его дернулась и отползла подальше от двери.
   – Япошка, – зарычал Никодимус. – Убейте его!
   Последовало секундное замешательство, а потом громилы потянулись за пистолетами. Тот, что стоял ближе к двери, даже не успел достать свой из кобуры. Широ – все еще в наряде, в котором был у МакЭнелли, – черно-бело-красным вихрем ворвался в дверь, ткнул громилу А концом своей трости в шею, и тот опрокинулся навзничь.
   Громила Б достал-таки пушку и навел ее на Широ. Старик дернулся влево и тут же крутанулся в противоположную сторону. Грянул выстрел, пуля с визгом высекла сноп искр сначала из одной стены, потом – отрикошетив – из другой.
   Продолжая вращение, Широ выхватил «Фиделаккиус» из деревянных ножен – так быстро, что со стороны меч казался чуть смазанным широким стальным листом. Пистолет громилы Б описал дугу в воздухе вместе с продолжавшей держать его кистью правой руки. Мужик тупо уставился на обрубок руки, из которого хлынула кровь, а Широ тем временем сделал еще один оборот, и пятка его врезала тому по подбородку. Что-то хрустнуло, громила бесформенной грудой повалился на сырой пол.
   За какие-то полторы секунды Широ убрал троих соперников и продолжал двигаться. Вновь сверкнул «Фиделаккиус», и стул под Дейрдре сложился, уронив ее на пол. Старик проворно наступил на ее шикарную темную гриву, перехватил меч и приставил острием к шее Дейрдре.
   В помещении воцарилась абсолютная тишина. Широ держал клинск у горла Дейрдре, Никодимус проделывал то же со мной. Маленький старый рыцарь казался уже не тем человеком, с которым я разговаривал совсем недавно. Нет, физически он не изменился, но держал себя совсем по-другому: лицо его застыло, как камень, который долгие годы сделали только крепче. Его движения напоминали танец – изящные, стремительные, ловкие. Взгляд сиял скрытой безмолвной уверенностью, руки казались пучком тугих, напряженных мышц. Лезвие меча блестело от крови в свете факелов.
   Тень Никодимуса попятилась от старика еще дальше.
   Наверное, ледяная вода в сочетании с внезапно вспыхнувшей надеждой опьянила меня. Я вдруг сообразил, что пою как безумный: «Тигр, о Тигр, светло горящий!»
   – Заткнись, – коротко бросил мне Никодимус.
   – Вы уверены? – спросил я его. – Но, конечно, если вы предпочитаете что-нибудь про Майти-Мауса... Хотя, на мой взгляд, «Тигр» подходит куда как лучше. – Никодимус нажал на нож чуть сильнее, но меня уже понесло, и я никак не мог остановиться. – Нет, правда быстро? То есть фехтовальщик из меня никудышный, но лично мне старик показался охренительно быстрым. А вам? Спорим, он махнет своим мечом, а вы и не заметите, пока у вас лицо от башки не отвалится.
   Я услышал, как Никодимус скрипнул зубами.
   – Гарри, – негромко произнес Широ. – Прошу вас.
   Я заткнулся и продолжал стоять с приставленным к горлу ножом, дрожа от холода, боли и надежды.
   – Чародей – мой, – произнес Никодимус. – Он сделал выбор. Тебе это известно. Он сам решил участвовать в этом.
   – Да, – кивнул Широ.
   – Ты не можешь забрать его у меня.
   Широ покосился на разбросанных по полу громил, потом на пленницу, которую продолжал удерживать на полу.
   – Может, да. А может, и нет.
   – Только попробуй – и чародей умрет. Ты не можешь требовать для него избавления.
   Секунду-другую Широ молчал.
   – В таком случае мы можем совершить обмен.
   Никодимус расхохотался:
   – Мою дочь на чародея? Нет. У меня есть на него виды, и смерть его послужит мне – что сейчас, что позже. Причини ей хоть малейший вред – и я убью его здесь и сейчас.
   Широ спокойно смотрел на динарианца:
   – Я имел в виду не твою дочь.
   Все внутри у меня как-то разом сжалось. Я почти услышал, как Никодимус улыбается.
   – Умный ход, старик. Ты ведь знаешь, я не упущу такой возможности.
   – Я тебя знаю, – кивнул Широ.
   – Тогда ты знаешь и то, что твоего предложения мало, – сказал Никодимус. – И вполовину недостаточно.
   На лице Широ не мелькнуло и тени удивления.
   – А что предложил бы ты?
   Никодимус понизил голос.
   – Поклянись мне, что не предпримешь попытки бежать. Что не будешь призывать на помощь. Что сам не освободишься тайком.
   – Чтобы ты удерживал меня годами? Нет. Но я даю тебе этот день. Двадцать четыре часа. Этого хватит.
   Я осторожно – чтобы не порезаться – покачал головой.
   – Не делайте этого. Я знал, на что иду. Майклу нужна ваша...
   Никодимус врезал мне кулаком по почкам, и я задохнулся.
   – Заткнись, – сказал он, повернулся обратно к Широ и медленно наклонил голову. – Двадцать четыре часа. Согласен.
   Широ повторил его движение.
   – А теперь освободи его.
   – Очень хорошо, – произнес Никодимус. – Как только ты освободишь мою дочь и отложишь меч, я отпущу чародея. Обещаю.
   Старый рыцарь только улыбнулся.
   – Я знаю цену твоим обещаниям. А ты – моим.
   Я ощутил в своем пленителе жадное напряжение. Он подался вперед.
   – Поклянись.
   – Хорошо, – произнес Широ. С этими словами он легко провел рукой по клинку у самого основания. Потом поднял руку, демонстрируя прямой порез на ладони, из которого уже начала сочиться кровь. – Освободи его. Я займу его место, как ты того требуешь.
   Тень Никодимуса заерзала по полу у моих ног, протягивая жадные псевдоподии к Широ. Динарианец хрипло рассмеялся и убрал нож от моей шеи. Потом двумя быстрыми движениями перерезал веревки, удерживавшие мои запястья.
   Я мешком повалился на пол, больно ударившись о мокрую поверхность. Черт, боль была такая, что я даже не заметил, как он перерезал веревки на моих ногах! Я не издал ни звука. Отчасти оттого, что гордость не позволяла показать Никодимусу, как мне хреново. А отчасти оттого, что не мог даже вздохнуть – не то чтобы пискнуть.
   – Гарри, – сказал Широ. – Вставайте.
   Я сделал попытку. Онемевшие руки и ноги отказывались слушаться.
   Голос Широ изменился: в нем послышались властные, командные нотки.
   – Встаньте.
   Я с трудом поднялся. Царапины на ноге жгли как черт-те что; мышцы дергались сами собой.
   – Глупость, – заметил Никодимус.
   – Отвага, – возразил Широ. – Гарри, идите сюда. Станьте у меня за спиной.
   Мне удалось проковылять к нему. Старик не спускал взгляда с Никодимуса. Голова моя закружилась сильнее, и я чуть не упал. От колен и ниже ноги совершенно одеревенели, спину начало сводить судорогами. Я стиснул зубы.
   – Не знаю, далеко ли я смогу уйти вот так, – признался я.
   – Вы должны, – сказал Широ. Он опустился на колени рядом с Дейрдре, уперся коленом в ее позвоночник и обвил одной рукой ее горло. Она попыталась пошевелиться, но он чуть надавил, и она, негромко всхлипнув, застыла. Широ взмахнул «Фиделаккиусом», стряхивая кровь на стену. Потом плавным движением убрал меч в ножны, вытащил из-за пояса и протянул их мне рукоятью вперед. – Возьмите.
   – Э... – пробормотал я. – Я не слишком-то хорошо управляюсь с такими штуками.
   – Возьмите.
   – Майкл и Саня будут не слишком довольны мной, если я сделаю это.
   Широ помолчал немного.
   – Они поймут, – произнес он наконец. – Так берите же.
   Я сглотнул и повиновался. Деревянная рукоять меча казалась слишком теплой для этого помещения, и я ощутил легкое жужжание пульсировавшей в нем энергии. Я стиснул рукоять из всех остававшихся в моих руках сил.
   – Они за вами погонятся, – негромко сказал Широ. – Ступайте. Второй поворот направо. По лестнице наверх.
   Никодимус глядел мне вслед, когда я, шатаясь, вывалился из комнаты в темный коридор. Мгновение я смотрел на Широ. Он опустился на колени, продолжая удерживать Дейрдре за шею и глядя на Никодимуса. Я разглядел морщинистую кожу у него на шее, старческие пятна на бритой голове. Тень Никодимуса разрослась до размеров киноэкрана, захватив всю заднюю стену и большую часть пола, дергаясь и медленно подползая все ближе к Широ.
   Я повернулся и двинулся по туннелю так быстро, как только позволяли ноги. Сзади до меня донесся голос Никодимуса:
   – Держи свое слово, японец. Отпусти мою дочь.
   Я оглянулся. Широ отпустил девушку и поднялся с колен. Она отпрянула, и в то же мгновение тень Никодимуса волной накатила на старого рыцаря и захлестнула с головой. Только что он был здесь – а в следующее мгновение все помещение заполнилось чернотой. Клубящейся, клокочущей массой Никодимусовой тени.
   – Убейте чародея! – прорычал Никодимус. – Верните меч. Откуда-то из темноты донесся дикий животный визг Дейрдре. Я услышал звук рвущейся плоти, треск ломающихся костей, стальной лязг волос динарианки – и сразу же с полдюжины стальных лезвий взметнулись из темноты и устремились ко мне.
   Я отшатнулся, и они не достали до меня какого-то десятка дюймов. Я повернулся и побежал, шатаясь. Я не хотел бросать Широ здесь, но и оставаться смысла не имело: я просто погиб бы вместе с ним, вот и все. Стыд жег меня огнем.
   Все новые ленты-лезвия выныривали из темноты: судя по всему, Дейрдре преображалась в свое демоническое состояние. С минуты на минуту она могла броситься за мной, и тогда меня не спасло бы уже ничего.
   Поэтому я снова бросился наутек изо всех сил. Я бежал и ненавидел себя за это.

Глава двадцать третья

   Визг за моей спиной стих быстрее, чем я ожидал, но я старался по возможности не сбавлять скорости и держаться прямой линии. Вокруг царила почти полная темнота. Я заметил пару дверных проемов слева, но не останавливался до тех пор, пока не добрался до второго поворота направо. Свернув туда, я обнаружил лестницу из стальных скоб, поднимавшуюся по стене какой-то шахты; откуда-то сверху, с высоты этак семи сотен миль, струился свет.
   Я успел подняться скобы на две, когда что-то врезалось в меня на уровне колен, схватило за ноги и дернуло вниз. Я свалился обратно, и трость со стуком покатилась по каменному полу. Перед глазами мелькнуло мужское лицо, а потом нападавший испустил нечленораздельный рык и врезал мне кулаком в левый глаз.
   Удар швырнул меня на пол. Приятной новостью было то, что он не снес мне к чертовой матери голову или хотя бы лицо, из чего следовало: тип, нанесший этот удар, скорее всего смертный. Плохой же новостью стало то, что он заметно превосходил меня массой, да и мускулатуру имел, похоже, покрепче. Он навалился на меня, пытаясь стиснуть горло.
   Я втянул голову в плечи, пытаясь помешать ему оторвать ее. Он замахнулся было кулаком, однако хороший удар трудно нанести, катаясь по полу в темноте. Он промахнулся, а я начал драться не по правилам – попробовал выцарапать ему глаза. Похоже, один ноготь попал-таки в цель, потому что он заорал и отпрянул.
   Мне удалось сбросить его с себя и как следует лягнуть ногой в угон. Он упал, перекатился и начал вставать.
   Я лягнул его в голову взятым напрокат парадным ботинком. Ботинок слетел с ноги – уверен, с Джеймсом Бондом такого бы не случилось. Ублюдок пошатнулся, но не упал, так что я лягнул его другой ногой. Крепкий попался, гад, – и после этого удара он снова сделал попытку подняться. Я нагнулся и принялся молотить его по загривку кулаком – раз, два, три... Кажется, колотя его, я кричал. Зрение заволокло красной дымкой.
   Это наконец подействовало: ублюдок ткнулся физиономией в каменный пол и затих.
   – Сукин сын, – выдохнул я, шаря взглядом по полу в поисках Шировой трости. – А вот не позволю дрючить себя в задницу...
   – День добрый, и с выигрышем, – сказала Сьюзен. Она одолела последние ступени и спрыгнула на пол. На ней снова были черные кожаные штаны и темная куртка. Она подошла к громиле и проверила, не притворяется ли он. – А где Широ?
   Я покачал головой:
   – Он не придет.
   Сьюзен сделала глубокий вдох и зажмурилась. Потом кивнула.
   – Подниматься сможешь?
   – Пожалуй, – сказал я, бросив взгляд на лестницу. Потом поднял с пола трость. – Возьмешь это?
   Сьюзен протянула руку за мечом. Сверкнула серебристая искра, и она отдернула руку, как от электрического разряда.
   – Это еще что, черт возьми, такое?
   – Волшебный меч.
   – Стреляется, блин, – заметила Сьюзен. – Ладно, поднимайся первым. Я за тобой.
   Я сунул трость за пояс, взялся за скобу – и тут до нас снова донесся голос Дейрдре, в котором не осталось уже ничего человеческого. Эхо еще гуляло некоторое время по каменным коридорам.
   – Это не... – начала Сьюзен, все еще тряся обожженным пальцем.
   – Угу. Лезь, – бросил я. – Быстрее лезь.
   Движение и адреналин в крови немного взбодрили меня – а может, это мне только так казалось. Пальцы кололо, но они худо-бедно слушались, так что я карабкался вверх все быстрее.
   – Как ты меня нашла?
   – Широ, – откликнулась снизу Сьюзен. – Мы поспешили за помощью к Майклу. Похоже, он знал, куда идти. Что-то вроде инстинкта.
   – Я видел раз, как это проделал Майкл, – задыхаясь, сказал я. – Он потом сказал мне, что знает, как найти место, где он нужен. Скажи, долго еще лезть по этой гребаной лестнице?
   – Футов двадцать или тридцать, – сказала Сьюзен. – Она выходит в подвал пустующего здания к югу от Петли. Мартин ждет нас с машиной.
   – Что там говорил тот парень про какое-то Братство, когда увидел тебя, на аукционе? – вспомнил я. – Что за Братство?
   – Долго рассказывать.
   – А ты сократи.
   – Потом.
   – Но...
   Я не успел развить тему, потому что нога скользнула по скобе, и я чуть не полетел вниз. Хорошо еще, лестница кончилась, и я на четвереньках выбрался в какое-то совершенно темное помещение. Встав на ноги, я оглянулся и увидел силуэт Сьюзен, вырисовывавшийся на фоне бледного золотисто-зеленого свечения.
   – Что это за свет? – удивился я.
   – Глаза, – несколько напряженным голосом отозвалась Сьюзен. – Они поднимаются. Иди дальше.
   Я медлил. Сьюзен плюхнулась на пол рядом с отверстием шахты. Золотисто-зеленый свет делался все ярче, и до меня донесся стальной лязг шевелящихся волос Дейрдре. Сьюзен повернулась и достала что-то из кармана куртки. Послышался металлический щелчок. Сьюзен прошептала:
   – Раз... Тысяча... Два... Тысяча... Три... Тысяча... Четыре... Тысяча, – и бросила что-то вниз.
   Потом повернулась ко мне, и я почувствовал, как ее пальцы закрывают мне глаза, отворачивая лицо от лестницы. До меня дошло наконец, и я отодвинулся подальше от зияющего проема – как раз за мгновение до того, как послышался адский грохот, и даже сквозь пальцы Сьюзен в глаза полыхнуло багровым.
   В ушах стоял звон, и я снова пошатнулся. Сьюзен помогла мне удержаться на ногах и повела куда-то сквозь темноту. Шагала она быстро, уверенно. Сзади, из шахты, доносились яростные вопли девицы-демона.
   – Это что у тебя, граната была? – спросил я.
   – Только хлопушка, – сказала Сьюзен. – Много света и шума, не более того.
   – И у тебя в кармане нашлась такая штука. – Я покачал головой.
   – Не у меня. У Мартина. Взяла напрокат.
   Я едва не споткнулся о какой-то мягкий бугор на полу.
   – Тьфу ты, это еще что?
   – Не знаю. Что-то вроде сторожевого зверя. Широ его убил.
   Сделав еще шаг, я наступил в чуть тепловатую лужу, еще сильнее промочившую мой носок.
   – Класс...
   Сьюзен толчком распахнула дверь в ночной Чикаго, и я снова обрел способность видеть. Мы вышли из здания и по бетонной лесенке спустились на тротуар. Район я не узнал, но и так ясно было, что он не из лучших. По сравнению с ним даже Джунгли казались милой улочкой из «Мэри Поппинс». Небо начинало светлеть: судя по всему, до рассвета оставалось всего ничего.
   Сьюзен глянула в одну сторону, в другую и негромко чертыхнулась.
   – Где же он?
   Я повернулся и посмотрел на нее. Темные завитки татуировки до сих пор выделялись на ее коже. Лицо ее показалось мне уже, чем помнилось.
   Из здания послышался новый пронзительный вопль.
   – Неудачное время он выбрал, чтобы опоздать, – заметил я.
   – Сама знаю, – буркнула Сьюзен, сжав и разжав кулаки. – Гарри, я не знаю, смогу ли справиться с этой сучкой-демоном, если она снова набросится на нас. – Она опустила взгляд на руку, на которой свивались и развивались завитки орнамента. – У меня почти не осталось...
   – Не осталось? – не понял я. – Чего? Губа ее чуть вздернулась в оскале.
   – Сил контролировать себя.
   – Ох, ладно, – вздохнул я. – Мы не можем здесь оставаться. Надо двигаться.
   В этот момент из-за угла, взвизгнув покрышками, вывернулся темно-зеленый седан. Срезав по встречной, он резко затормозил перед нами, заехав двумя колесами на тротуар.
   Мартин перегнулся через спинку сиденья и распахнул заднюю дверцу. На его левом виске темнел порез, из которого сбегала на скулу струйка крови. Левая половина лица покрывалась татуировкой – такой же, как у Сьюзен, только плотнее.
   – За мной гонятся, – сказал он. – Давайте быстрее.
   Ему не пришлось нас упрашивать. Сьюзен толкнула меня в салон и прыгнула следом. Мартин тронул машину с места прежде, чем она захлопнула дверцу, и, оглянувшись, я увидел вынырнувшую из-за угла машину. Пока мы набирали скорость, к ней присоединилась еще одна, и обе вовсю гнались за нами.
   – Черт подери, – буркнул Мартин, косясь в зеркало заднего вида. – Что вы такого сделали этим людям, Дрезден?
   – Отклонил предложение их старшего вербовщика. Мартин кивнул и, пустив машину в занос, свернул за угол.
   – Я бы сказал, ваш отказ пришелся им не по душе. Где старик?
   – Нет старика.
   Он стиснул зубы и промолчал.
   – Если так будет продолжаться и дальше, мы все окажемся в тюрьме. Идиоты. Они действительно так вас хотели?
   – Боюсь, что да.
   Мартин кивнул.
   – У вас есть надежное убежище?
   – Мой дом. Я могу задействовать резервные обереги. Они даже целый клуб рок-фанатов способны сдержать. – Я покосился на Сьюзен. – Ну, на некоторое время, конечно.
   Мартин одолел очередной крутой поворот.
   – Это недалеко. Вы можете выпрыгнуть. Мы уведем их за собой.
   – Он не может, – возразила Сьюзен. – Он и ходит-то с трудом. Его ранили, и он вообще может вырубиться. Он ведь не как мы, Мартин.
   Мартин нахмурился:
   – Что ты задумала?
   – Я пойду с ним.
   Секунду-другую он смотрел на нее в зеркало заднего вида.
   – Не самая удачная идея.
   – Сама знаю.
   – Это опасно.
   – Знаю, знаю. – Голос у нее зазвенел от напряжения. – Выбора нет. И времени спорить – тоже.
   Мартин снова переключил внимание на дорогу.
   – Ты уверена?
   – Угу.
   – Тогда – да поможет Бог вам обоим. Минутная готовность.
   – Минуточку, – вмешался я. – Что вы...
   Мартин с визгом одолел очередной поворот и вдавил педаль газа в пол. Центробежная сила впечатала меня в дверцу, размазав щекой по стеклу. Зато теперь я узнал за окном мой район. Я посмотрел на спидометр и тут же пожалел об этом.
   Сьюзен перегнулась через меня, чтобы открыть дверцу.
   – Выходим здесь.
   Я уставился на нее, потом мотнул головой в сторону дверцы.
   Она встретилась со мной взглядом, и губы ее скривились в жесткой, но довольной улыбке.
   – Доверься мне. Это все детские штучки.
   – Детские штучки – это мультяшки. Или зверики в зоопарке. А прыгать на полном ходу – безумие.
   – Ты ведь это уже делал, – упрекнула она меня, – Помнишь, тогда – с ликантропами?
   – Тогда было совсем другое дело.
   – Ну да. Ты оставил меня в машине. – Сьюзен переползла через мои колени; ощущение было из приятных. Особенно с учетом кожаных штанов в обтяжку. Глаза мои тоже согласились с коленями. Особенно с учетом кожаных штанов в обтяжку. Сьюзен пригнулась, поставив одну ногу на пол, взявшись одной рукой за ручку, а другую протянув мне. – Пошли.
   За последний год Сьюзен изменилась. А может, и нет. Она всегда делала все на совесть. Просто теперь она сосредоточилась не на журналистике. Теперь она могла схватиться с демонами-убийцами в рукопашной один на один, срывать со стен всякую домашнюю утварь и швырять ее во врага одной левой, метать гранаты в темноту... Если она сказала, что сможет выброситься из несущейся на полной скорости машины и при этом не дать нам обоим разбиться, я ей верил. Какого черта, подумал я. И правда, как будто я не делал этого раньше – пусть и на скорости впятеро меньшей...
   Но имелось и еще кое-что, лежащее куда глубже, куда темнее, – нечто, разбуженное в моей душе волчьей улыбкой Сьюзен. Какая-то дикая, бесшабашная, первобытная часть меня, которая всегда любила опасность, адреналин в крови, которая всегда жаждала помериться силами с разными смертоносными штучками, то и дело встречающимися мне на жизненном пути. Есть ведь особое наслаждение – ходить по краю пропасти. Подобной жизненной энергии не получить иным способом, и часть меня – глупая, сумасшедшая, но довольно-таки влиятельная часть – истосковалась по ней.
   Такая вот дикость пробудилась во мне, заставив улыбнуться под стать Сьюзен.
   Я взял ее за руку, и мы выбросились из машины. На лету я успел еще услышать свой безумный, счастливый смех.