Кассий снова рассмеялся своим сиплым, захлебывающимся смехом.
   – Давайте-давайте, – хихикнул он. – Я обязательно подумаю над вашими словами. Я задумаюсь над своей жизнью. Я изберу праведный путь.
   – Идем, – тихо произнес Майкл.
   – Мы не можем оставить его, – настаивал я.
   – У полиции на него ничего нет, Гарри. Мы его не убьем. Здесь нам делать нечего. Храни веру. А ответ мы найдем – как-нибудь еще.
   Он повернулся и пошел к двери. Кассий рассмеялся ему в спину. Саня пошел следом, но задержался и оглянулся на меня через плечо.
   – Болваны, – пробормотал Кассий, поднимаясь с пола. – Слабые, бесхребетные болваны.
   Я подобрал биту и тоже повернулся к двери.
   – Ты ошибаешься, – сказал я Кассию.
   – Слабые, – повторил Кассий. – Старик всего-то час визжал. Никодимус начал с его спины. Исполосовал цепями. Ну, потом Дейрдре с ним поиграла.
   Я внимательно посмотрел на Кассия через плечо. Он осклабился.
   – Дейрдре, знаешь ли, любит ломать пальцы. На руках, на ногах. Жаль, мне не удалось задержаться там подольше. Я всего-то ему ногти на ногах повырывал. – Улыбка его сделалась шире, глаза возбужденно блестели. – Эй, та женщина... ну, из Братства. Она твоя?
   Я почувствовал, как губы мои раздвигаются в оскале. Глаза Кассия заблестели еще сильнее.
   – Я ведь здорово пустил ей кровь, а? В следующий раз, как я ее поймаю, ты не сможешь мне помешать. Уж тогда я позволю змеям потерзать ее как следует.
   Я молча смотрел на него. Кассий снова ухмыльнулся.
   – Но я же заслуживаю пощады, верно ведь? Прощения. Нет, классный чувак этот ваш Бог!
   Я снова отвернулся от него.
   – Люди вроде тебя, – произнес я очень, очень тихо, – путают сострадание со слабостью. Майкл и Саня не слабые люди. К счастью для тебя, они хорошие люди.
   Кассий расхохотался.
   – К несчастью для тебя, я – нет.
   Я резко развернулся, замахиваясь битой, и опустил ее Кассию на правую коленку. Послышался хруст.
   Он заорал от боли и упал. Удар раздробил ему коленную чашечку.
   Я замахнулся еще раз и перебил ему правую лодыжку.
   Кассий завизжал.
   Для надежности я раздробил ему и левое колено. И левую лодыжку. Он извивался, как угорь, так что мне пришлось ударить его раз десять.
   – Стой! – выдохнул он наконец. – Хватит, хватит!
   Я двинул битой ему в рот, наступил на локоть и еще десятком ударов изломал и правую руку. Потом прижал к полу левую руку и приставил биту к левому плечу.
   – А теперь слушай, дерьмо такое! Никакая ты не жертва. Ты сам захотел стать одним из них. Всю свою жизнь ты служил силам тьмы. Фредди Меркьюри сказал бы, что Вельзевул променял бы дьявола ради тебя.
   – Что... что ты делаешь? – прохрипел он. – Ты не можешь... не должен...
   Я нагнулся и стянул ему горло его же воротничком – белым церковным воротничком.
   – Рыцари – хорошие люди. Я – нет. И я не буду спать хуже из-за того, что прикончу тебя. – С каждым словом я встряхивал его за воротник – достаточно сильно, чтобы его разбитые зубы лязгали. – Где. Прячется. Никодимус.
   Кассий всхлипнул. Локоть его торчал вбок под неестественным углом. В номере сильно запахло мочой. Потом он закашлялся, плюясь кровью и осколками зубов.
   – Я скажу... – Он поперхнулся. – Только не бей.
   Я отпустил его воротничок и выпрямился. – Где?
   – Не знаю, – сказал он, отводя взгляд. – Он мне не говорил. Мы встречаемся вечером. Должны были встретиться вечером. В восемь.
   – Где встретиться?
   – В аэропорту, – сказал Кассий. Его начало рвать. Я продолжал стоять на его руке, поэтому он изрядно облевался. – Не знаю точно где.
   – Что он делает?
   – Проклятие. Он собирается высвободить проклятие. С помощью Плащаницы. И крови старика. Он должен находиться в движении, когда завершит ритуал.
   – Зачем?
   – Проклятие – зараза. Мор. Он должен разнести его как можно шире. Погубить как можно больше людей. Он набирается от этого сил. Апокалипсис.
   Я убрал ногу с его руки и ударом биты раздробил в мелкие осколки телефон. Потом нашел его мобильник и разбил его тоже. Сунув руку в карман, я выудил монетку в двадцать пять центов и кинул на пол рядом с ним.
   – Там, по ту сторону стоянки, есть телефон-автомат. Тебе стоит вызвать «скорую». – Я повернулся и, не оглядываясь, двинулся к двери. – Встречу еще раз – убью как собаку.
   Майкл и Саня ждали за дверью. На Санином лице обозначилось некоторое удовлетворение. Майкл недовольно хмурился.
   – Это надо было сделать, – сказал я Майклу как мог спокойнее. – Он жив. Это больше, чем он заслуживает.
   – Возможно, – сказал Майкл. – Но то, что вы сделали, Гарри... Это нехорошо.
   Часть меня продолжало мутить. Другая часть испытывала удовольствие. Не знаю, какой из двух частей было больше.
   – Вы слышали, что он сказал про Широ. Про Сьюзен. Взгляд Майкла потемнел, и он кивнул.
   – От этого то, что вы сделали, не стало лучше.
   – Нет, не стало. – Я встретился с ним взглядом. – Но я надеюсь, Господь меня простит?
   Мгновение Майкл молчал, потом лицо его смягчилось.
   – Господь всегда милосерден.
   – Да если подумать, вы поступили с ним достаточно мягко, – философски заметил Саня. – Может, ему и больно, но он жив. И теперь у него будет вдоволь времени обдумать свой дальнейший выбор.
   – Угу. Именно, – согласился я. – Я безвозмездный даритель. Проделал все для его же собственного блага.
   Саня с серьезным видом кивнул:
   – С благими намерениями.
   Майкл тоже кивнул.
   – Кто мы, чтобы судить вас? – Глаза его блеснули, и он повернулся к Сане. – Ты видел лицо этого змея, когда Гарри повернулся к нему с битой?
   Саня улыбнулся и принялся что-то насвистывать. Мы двинулись в сторону стоянки.
   – Забросьте меня домой, – попросил я, садясь в кабину пикапа. – Мне нужно забрать там пару вещей. И позвонить.
   – Дуэль? – спросил Майкл. – Гарри, вы уверены, что не хотите, чтобы я...
   – Предоставьте это мне, – сказал я. – У вас и так появился кое-какой материал для работы. Со своими делами я разберусь. Встретимся в аэропорту после того – я помогу вам найти Широ.
   – Если останетесь живы, – заметил Саня.
   – Да. Спасибо, товарищ.
   Русский ухмыльнулся:
   – Сколько вы дали Кассию? Четвертак?
   – Угу.
   – На телефон?
   – Угу.
   – Телефонные разговоры, – заметил Майкл, – нынче гораздо дороже.
   Я откинулся на спинку сиденья и позволил себе слегка улыбнуться:
   – Угу. Знаю.
   Саня с Майклом расхохотались. Майкл даже стукнул кулаком по рулю.
   Я не смеялся с ними, но их смехом наслаждался как мог. Февральское солнце уже клонилось к горизонту.

Глава двадцать девятая

   Вернувшись домой, я первым делом позвонил Мёрфи на мобильный. Не вдаваясь в детали, я описал ей ситуацию.
   – Боже правый, – выдохнула Мёрфи. Могу я убеждать людей или где? – И они способны весь город заразить этим своим проклятием?
   – Похоже на то, – подтвердил я.
   – Чем я могу помочь?
   – Нам надо помешать им подняться с этим в воздух. Но, конечно, рейсовыми полетами они пользоваться не будут. Выясни, есть ли заказы на чартерные вылеты между семью и половиной девятого. И вертолеты тоже.
   – Погоди, – сказала в трубку Мёрфи.
   Я услышал легкое пощелкивание компьютерных клавиш. Мёрфи спросила кого-то о чем-то – полицейская рация, не иначе. Когда она взяла трубку снова, голос ее звенел от напряжения.
   – Тут неприятности, Гарри.
   – Ну?
   – Пара детективов выехали, чтобы арестовать тебя. Похоже, отдел убийств хочет тебя допросить. Ордер не выписывали.
   – Блин. – Я сделал глубокий вдох. – Рудольф?
   – Крыса длинноносая, – буркнула Мёрфи. – Гарри, они уже на подъезде. У тебя в распоряжении несколько минут.
   – Ты можешь запудрить им мозги? И послать людей в аэропорт?
   – Не знаю, – призналась Мёрфи. – Мне вообще положено не приближаться к этому делу больше, чем на милю. И не могу же я объявить, что террористы собираются атаковать город биологическим оружием.
   – Используй Рудольфа, – посоветовал я. – Шепни ему неофициально, что я говорил, будто Плащаницу вывозят из города на чартерном рейсе. Пусть уж поколотится лбом об стену, даже если не найдет ничего.
   Мёрфи хрипло усмехнулась:
   – Знаешь, Гарри, временами ты даже способен говорить умные вещи. Каждый раз это застает меня врасплох.
   – Спасибо на добром слове.
   – Что я еще могу?
   Я сказал.
   – Ты шутишь.
   – Нет.
   – Нам нужны люди, а твой отдел вмешаться не может.
   – Как раз когда я начала надеяться на твой здравый смысл.
   – Так сделаешь или нет?
   – Угу. Обещать не могу, но постараюсь. Ладно, шевелись. Они ведь сейчас приедут.
   – Уже ушел. Спасибо, Мёрф.
   Я положил трубку, открыл шкаф и достал пару старых картонных ящиков с разным тряпьем. Порывшись в них, я нашел-таки свою старую брезентовую ветровку. Она здорово выцвела и в паре мест порвалась, зато была чистая. Ей, конечно, недоставало той приятной, успокаивающей тяжести на плечах, но она скрывала пистолет гораздо лучше, чем куртка. И вид я в ней имел крутой. Ну, по крайней мере круче, чем без нее.
   Я рассовал по карманам причиндалы, запер за собой дверь и сел в Мартинову машину. Мартина в ней не было. Сьюзен сама сидела за рулем.
   – Давай быстрее, – сказал я. Она кивнула и нажала на газ.
   Отъехав от дома на некоторое расстояние, я оглянулся. Нас никто не преследовал.
   – Я так понимаю, Мартин отказался помогать?
   Сьюзен покачала головой:
   – Нет. Он сказал, у него есть другие дела, важнее. Еще он сказал, что это относится и ко мне.
   – А ты что?
   – Сказала, что он узколобый, твердокожий, выживший из времени, эгоистичный ублюдок.
   – Стоит ли удивляться, что ты ему нравишься.
   Сьюзен чуть улыбнулась.
   – Братство – это вся его жизнь, – сказала она. – Он предан делу.
   – А ты? – спросил я.
   Некоторое время Сьюзен вела машину молча.
   – Как все прошло у тебя?
   – Поймали самозванца. Он выложил нам, где соберутся нехорошие парни сегодня вечером.
   – Что ты с ним сделал?
   Я рассказал.
   Некоторое время она косилась на мое лицо.
   – Ты в порядке? – спросила она наконец.
   – Нормально.
   – Вид у тебя не совсем нормальный.
   – Ничего. Все прошло.
   – Но ты в порядке?
   Я пожал плечами:
   – Не знаю. Хорошо, что ты этого не видела.
   – Да? – спросила Сьюзен. – Это почему?
   – Ты дама. Мочить нехороших парней – мужское занятие.
   – Грязный шовинист.
   – Угу. Это я от Мёрфи набрался. Дурное влияние, понимаете ли.
   Мы миновали первый указатель по дороге на стадион.
   – Ты правда думаешь, что можешь победить? – спросила Сьюзен.
   – Угу. Черт, в списке неприятностей на сегодняшний день Ортега занимает третье место, если не четвертое.
   – Но если даже ты победишь, что это изменит?
   – Еще как изменит! Так меня убьют не сейчас, а позже вечером.
   Сьюзен рассмеялась. Смех вышел не слишком веселый.
   – Ты не заслужил такой жизни.
   Я сощурился.
   – Заслуги, – произнес я замогильным голосом, – не имеют ни малейшего отношения...
   – Заткнись, – возмутилась Сьюзен. – Если ты мне еще Клинта Иствуда цитировать будешь, я машину на столб намотаю.
   – Довольна, шпана? – ухмыльнулся я и поднял левую руку ладонью вверх.
   Мгновение спустя ее ладонь мягко легла в мою.
   – Должна же девушка и честь знать.
   Остаток пути до стадиона мы проехали молча, держась за руки.
   Мне еще ни разу не приходилось видеть Ригли с пустыми трибунами. Для стадиона это как-то неестественно. Сюда приходишь вместе с оравой людей, и на твоих глазах что-то происходит. На этот раз возвышавшийся посреди акров пустых стоянок стадион еще более обычного напоминал огромный скелет. В пустых трибунах гулял, посвистывая, постанывая и подвывая, ветер. Сгущались сумерки, и по асфальту стоянок тянулись паучьими лапами тени от незажженных фонарей. Тьма сгустилась в арках и входах стадиона, отчего они напоминали пустые глазницы.
   – Ну, хоть вид у него не такой призрачный, – хмыкнул я.
   – Что дальше? – поинтересовалась Сьюзен.
   Еще одна машина свернула к стадиону следом за нашей. Я узнал ее: я уже видел ее на стоянке рядом с МакЭнелли вчера вечером. Отъехав от нас футов на пятьдесят, она затормозила и остановилась. Ортега вышел из машины и, не закрывая дверцы, нагнулся, говоря что-то водителю – смуглому мужчине в темных очках. На заднем сиденье были еще двое, но разглядеть их я не смог. Готов поспорить, все трое из Красной Коллегии.
   – Нам нельзя подавать вида, что мы боимся, – буркнул я и вышел из машины.
   Я не смотрел на Ортегу, но захватил с собой посох, оперся на него и принялся разглядывать стадион. Ветер хлопал полами моей куртки, время от времени показывая кобуру у меня на поясе. Тренировочные штаны я сменил на темные джинсы, сверху надел черную шелковую рубаху. Кажется, древние монголы – а может, кто-то еще, – носили шелковые рубахи, потому что стрелы входили в тело вместе с тканью, и это позволяло выдернуть зазубренный наконечник из раны, не вынув при этом собственных потрохов. Я не рассчитывал на стрелы с зазубренными наконечниками... впрочем, ожидать можно было чего угодно и похлеще.
   Сьюзен тоже вышла из машины и остановилась рядом со мной. Ветер трепал ее волосы так же, как мою куртку.
   – Что ж, очень мило, – шепнула она, почти не открывая рта. – У тебя очень грозный вид. Ортегов водила только что штанов не намочил от страха.
   – Тебя слушать – сердце радуется.
   Так мы постояли с минуту, пока до нас не донеслось ритмичное уханье – не иначе, один из тех жутких сабвуферов, которые так любят ставить себе в тачки всякие недоумки. Уханье становилось все громче, потом завизжали покрышки, и на стоянку зарулил Томас в шикарной белой спортивной машине. Не той, что я видел накануне, а в другой. Машину он остановил поперек разметки. Он вырубил стерео и вылез из салона; следом за ним выплыло небольшое облачко дыма. Явно не сигаретного.
   – Паоло! – вскричал Томас. Сегодня на нем были голубые джинсы в обтяжку и черная футболка с Баффи – Истребительницей Вампиров. Незавязанный шнурок на одном из его башмаков волочился по асфальту; в руке он держал бутылку виски. Он приложился к бутылке, сделал большой глоток и, виляя, двинулся через стоянку к Ортеге.
   – Промочить горло? – предложил он Ортеге, пошатнувшись.
   Тот молча выбил бутылку у него из рук, и она хлопнулась об асфальт.
   – Во, блин, – прокомментировал Томас, пошатнувшись еще раз. – Hola, Гарри! Hola, Сьюзен! – Он помахал нам, едва не упав при этом. – Я... ик!.. хотел предложить и вам тоже, но этот чувак все расплескал к черту.
   – Может, в другой раз, – сказала Сьюзен.
   В одном из туннелей, ведущих со стадиона на стоянку, показался голубой огонек, и из него выехало нечто среднее между микроавтомобилем и тележкой для гольфа с синей мигалкой на крыше. Сидевший за рулем Кинкейд кивнул на заднее сиденье.
   – Садитесь. Остальные уже ждут.
   Мы подошли к машинке одновременно. Ортега сделал движение, чтобы сесть, но я жестом остановил его.
   – Пропустите даму, – негромко произнес я, помогая забраться Сьюзен. Следом за ней уселся я, а уже за нами разместились Ортега с Томасом. Томас сразу же нацепил на голову наушники и принялся трясти подбородком – судя по всему, в ритм музыке. Кинкейд тронул машинку с места.
   – А где старик? – спросил он через плечо.
   – Его нет, – ответил я и ткнул пальцем в сторону Сьюзен. – Замена со скамейки запасных.
   Кинкейд перевел взгляд с меня на Сьюзен и пожал плечами.
   – Ничего у вас скамейка, – заметил он.
   По темным коридорам он провез нас на поле стадиона. Для меня до сих пор остается загадкой, как он ориентировался в этом лабиринте: я, например, не видел почти ничего. На поле тоже царила темнота: прожектора выхватывали только позицию подающего, первую и третью базы. Кинкейд остановил машину у позиции подающего.
   – Все на выход, – объявил он.
   Все вышли. Кинкейд отогнал машину к другому туннелю.
   – Они здесь, – негромко произнес он.
   Из тени выступила на свет Архив с резной деревянной шкатулкой в руках. Сегодня на ней было простое темное платьице без кружев и бантиков, зато с серым капюшоном, застегнутым серебряной брошью. Она все еще казалась совсем маленькой, хорошенькой девочкой, но что-то в ней выдавало разницу между видимым возрастом и знаниями, способностями.
   Она подошла к нам, ни на кого не глядя. Казалось, все ее внимание сосредоточилось на шкатулке. Очень осторожно она опустила ее на землю, откинула крышку и отступила на шаг.
   Волна тошнотворного холода накатила на меня, когда она открывала крышку. Она прошла сквозь меня; похоже, никто, кроме меня, этого не почувствовал. Сьюзен положила руку мне на локоть, продолжая смотреть на Ортегу с Томасом.
   – Гарри?
   Последний мой обед состоял из буррито, купленного в забегаловке по дороге от Кассия, но и эта мелочь усиленно старалась вырваться наружу. Я удержал-таки ее в себе и усилием воли отогнал от себя холод. Ощущение прошло.
   – Ничего, – сказал я. – Все в порядке.
   Архив посмотрела на меня; ее детское личико было совершенно серьезным.
   – Знаешь, что в этой шкатулке?
   – Думаю, что да. Хотя своими глазами ни разу не видел.
   – Ч-чего не видел? – поинтересовался Томас.
   Вместо ответа Архив достала из кармана маленькую коробочку. Открыв, она осторожно достала из нее за хвост насекомое размером не больше ее указательного пальца – коричневого скорпиона. Потом осмотрелась по сторонам, чтобы убедиться, все ли внимательно следят за ее действиями. Все следили. Тогда она бросила скорпиона в шкатулку.
   В ответ из шкатулки послышался странный звук – нечто среднее между визгом дикой кошки и шипением куска ветчины, брошенного на раскаленную сковороду. Что-то, отдаленно напоминающее облачко чернил в прозрачной воде, выплыло из шкатулки. Размером оно было примерно с детскую голову. Десятки призрачных щупалец оплели скорпиона, вытащив его из шкатулки вместе с облачком. Две или три секунды на панцире плясали язычки фиолетового огня, а потом тот потемнел и рассыпался на головешки.
   Облачко поднялось на высоту пяти футов. Архив шепнула какое-то слово, и оно застыло на месте, чуть покачиваясь из стороны в сторону.
   – Черт, – пробормотал Томас. Наушник вывалился из его уха и повис на проводке; оттуда доносился едва слышный писк завывающей электрогитары. – А это что еще?
   – Мордит, – негромко ответил я. – Камень смерти.
   – Да, – кивнула Архив.
   Ортега медленно втянул в себя воздух и понимающе кивнул.
   – Камень смерти, да? – буркнул Томас. – Скорее он похож на мыльный пузырь, который кто-то типа раскрасил. И приделал к нему щупальца.
   – Это не мыльный пузырь, – возразил я. – Там, внутри, твердое ядро. А облако вокруг него – это ореол заключенной в него энергии.
   Томас ткнул пальцем в его сторону.
   – И что он делает?
   Я перехватил его за запястье прежде, чем он успел коснуться облачка, и он отдернул руку.
   – Он убивает. Потому его и назвали Камнем смерти, недоумок несчастный.
   – О, – кивнул Томас с пьяной рассудительностью. – Ну, это он круто уделал ту букашку... и что из этого? Вот пусть букашек и мочит.
   – Если вы будете относиться к этой штуке без должного уважения, она и вас точно так же убьет. Она убивает так любое живое существо. Абсолютно любое. Эта штука не из нашего мира.
   – То есть она внеземного происхождения? – спросила Сьюзен.
   – Вы не поняли, мисс Родригез, – негромко произнес Ортега. – Мордит не из этой галактики и не из этой вселенной. Он не из нашей реальности.
   Я не возражал, чтобы Ортега поджарился на этой штуковине, как на ростере, но кивнул.
   – Он Извне. Это... это сгусток антижизни. По сравнению с малой толикой этого вещества тонна радиоактивных отходов покажется – так... легким дымком. Даже находиться рядом с мордитом опасно. Он вытягивает жизнь по крупице. А прикосновение – верная смерть.
   – Совершенно верно, – согласилась Архив. Она сделала шаг вперед так, чтобы видеть нас с Ортегой. – Заклинание удерживает эту частицу мордита на месте. Оно также чувствительно к направленному усилию воли. Дуэлянты становятся лицом друг к другу; мордит помещается посередине между ними. Направляйте его усилием воли в сторону соперника. Тот, чья воля сильнее, контролирует мордит. Дуэль считается законченной, когда мордит поглотит одного из вас.
   М-да...
   – Секунданты наблюдают за соблюдением правил, стоя на первой и третьей базах лицом к сопернику, – продолжала Архив. – Мистер Кинкейд проследит за тем, чтобы секунданты не вмешивались в ход поединка. Я дала ему инструкции следить за этим с особой строгостью.
   Томас чуть покачнулся и уставился на Архив.
   – Э?
   Девочка серьезно посмотрела на него.
   – Он убьет тебя, если ты будешь вмешиваться.
   – О! – просиял Томас. – Усек, крошка.
   Ортега испепелил Томаса взглядом и брезгливо фыркнул. Томас деликатно уставился на что-то вдалеке и попятился на пару шагов.
   – Я тоже буду наблюдать за дуэлянтами, дабы удостовериться, что никто из них не пользуется запрещенными приемами. Я также буду следить за этим с особой строгостью. Вы поняли?
   – Угу, – сказал я. Ортега молча кивнул.
   – У вас имеются еще вопросы, джентльмены? – поинтересовалась Архив.
   Я покачал головой. Ортега тоже.
   – Каждый из вас имеет право сделать краткое заявление, – сказала Архив.
   Ортега достал из кармана сотканную из белых и серебряных нитей ленту. Даже не напрягаясь, я ощутил исходящую от нее защитную энергию. Недоверчиво покосившись на меня, он повязал ее на левое запястье.
   – Этому можно положить конец только одним способом, – произнес он.
   Вместо ответа я достал из кармана один из пузырьков с антивампирским эликсиром, откупорил, опрокинул содержимое в рот и довольно громко рыгнул.
   – Прошу прощения, – кивнул я.
   – Браво, Дрезден. Умеешь показать класс, – заметила Сьюзен.
   – Умение показать класс – моя отличительная черта, – согласился я и протянул ей жезл с посохом. – Подержишь?
   – Секунданты, займите свои места, – объявила Архив. Сьюзен крепко сжала мои пальцы, отпустила, повернулась и пошла на третью базу.
   Томас предложил Ортеге хай-файв. Ортега еще раз испепелил его взглядом. Томас одарил его улыбкой с рекламы «Колгейта» и, пошатываясь, отправился на первую базу. По дороге он достал из кармана джинсов плоскую серебряную фляжку и приложился к ней.
   Архив посмотрела на меня, потом на Ортегу. Она стояла на позиции подающего рядом с парившим в воздухе шаром ледяной энергии, так что тень от нее падала длиннее, чем от Ортеги, но короче, чем от меня. Лицо ее было серьезно, даже сурово. Оно плоховато вязалось с ребенком, которому рано вставать в школу.
   – Вы оба настроены биться на этой дуэли?
   – Я – да, – заявил Ортега.
   – Ум-гум, – кивнул я. Архив тоже кивнула.
   – Джентльмены, будьте добры, покажите мне свои правые руки.
   Ортега поднял правую руку ладонью ко мне. Я повторил его движение. Архив сделала жест рукой, и мордитовый шар тронулся с места и поплыл, остановившись строго посередине между нами с Ортегой. Ладонь моя ощутила давление – невидимое, бесшумное, но давление. Такое испытываешь в бассейне, поднося руку под водой к приточному отверстию. Странное это было ощущение; казалось, двинь руку чуть в сторону – и оно ускользнет.
   Поступи я так, и мне довелось бы познакомиться с мордитом поближе. Сердце мое тревожно дернулось пару раз, и я сделал глубокий вдох, сосредоточиваясь. На месте Ортеги я бы вложил все имеющиеся у меня силы в натиск с первой же секунды состязания, чтобы покончить с этим сразу и навсегда. Я сделал еще два глубоких вдоха и сосредоточил всю свою волю, все свои мысли на своей руке и сгустке смертоносной черноты в нескольких футах от нее – так, словно, кроме этого, в мире не существовало ничего.
   – Начинайте, – скомандовала Архив и отступила на несколько шагов.
   Ортега испустил боевой клич и пригнулся, выставив перед собой руку, словно человек, пытающийся одной рукой закрыть бронированную дверь сейфа. Воля его устремилась на меня – дикая, сильная воля. Таково было ее давление, что я пошатнулся, едва не опрокинувшись навзничь. Мор-дитовый шар придвинулся ко мне фута на три или четыре.
   Воля Ортеги была сильна. Действительно сильна. Я пытался отразить ее, преодолеть ее давление и остановить шар. Какую-то отчаянную секунду у меня не получалось ничего. Шар продолжал медленно, но верно надвигаться. До него остался фут. Десять дюймов. Шесть дюймов. Крошечные щупальца чернильной тьмы выскользнули из окружающего мордит облачка и слепо потянулись к моим пальцам.
   Я стиснул зубы, напряг волю и остановил эту штуковину в пяти дюймах от моей руки. Я попытался сдвинуть ее обратно, но Ортега держался крепко.
   – Не оттягивай этого, парень, – процедил Ортега сквозь зубы. – Твоя смерть спасет жизни. Даже если ты убьешь меня, мои вассалы в Касаверде поклялись выследить тебя. Тебя и всех, кого ты знаешь и любишь. Шар чуть приблизился.
   – Вы говорили, вы не причините им вреда, если я соглашусь на дуэль, – порычал я.
   – Я лгал, – ухмыльнулся Ортега. – Я приехал сюда, чтобы убить тебя и прекратить войну. Все остальное несущественно.