Батчер Джим. Лики смерти

   «Мы»!
   «Блин-тарарам!» – буркнул я себе под нос и вернулся в дом. Захлопнул за собой дверь, зажег свечу, прошел в маленькую ванную и включил душ. Вода была на грани замерзания, но я разделся и полез под душ, сжигаемый самыми разными эмоциями.
   «Мы».
   Мы, мы, мы. То есть она и еще кто-то. Кто-то, но не я. Неужели? Сьюзен и этот Мститель-Педант? Плоховато верится. Я хочу сказать, блин-тарарам, парень казался скучным. Занудой. Чурбаном.
   И, возможно, постоянным.
   «Признайся себе, Гарри. Возможно, ты не лишен интереса. Даже можешь возбуждать. Постоянства в тебе ни на грош».
   Я сунул голову под ледяную воду и некоторое время постоял так. Сьюзен ведь не сказала, что они вместе. И он не говорил. Ведь не из-за этого же она прервала поцелуй. В конце концов, у нее имелась на это серьезная причина.
   Но с другой стороны, мы-то с ней тоже не вместе. Мы не встречались больше года.
   За год многое может измениться.
   Губы ее не изменились. И руки. И изгибы тела. И обжигающе-чувственный взгляд. И негромкие звуки, которые она издавала, прижимаясь ко мне, когда...
   Я посмотрел на себя, вздохнул и открутил воду сильнее.
   Из-под душа я вылез почти синего цвета, вытерся и лег спать.
   Мне как раз удалось согреться под одеялом настолько, чтобы перестать дрожать как осиновый лист, когда зазвонил телефон.
   Я свирепо выругался, вылез из-под одеяла на холод и сорвал трубку.
   – Ну? – рявкнул я в микрофон. Потом сообразил, что это может быть и Сьюзен, и заставил голос немного смягчиться. – То есть алё?
   – Прости, если разбудила, Гарри, – сказала Кэррин Мёрфи, глава отдела специальных расследований чикагской полиции. ОСРу, как правило, спускали все дела, которые не укладывались в рамки других отделов – такие вонючие, что остальные просто боялись за них браться. Как следствие им приходилось иметь дело с происшествиями, не имевшими легкого объяснения. Короче, их работа состояла в том, чтобы докопаться до сути и чтобы при этом все более или менее пристойно укладывалось в официальный рапорт.
   Время от времени, когда встречалось что-то уж настолько дикое, что даже Мёрфи не знала, как с этим справиться, она обращалась за консультациями ко мне. В общем, мы работали вместе довольно давно, и Мёрфи доросла до уровня, при котором и она, и ОСР могли справляться с более или менее заурядными сверхъестественными неприятностями. Однако время от времени она все-таки сталкивалась с таким, что оказывалось ей не по зубам. Мой телефонный номер – один из первых в памяти ее аппарата.
   – Мёрф, – выдохнул я. – Что случилось?
   – Дело неофициальное, – буркнула она в трубку. – Я бы хотела, чтобы ты занялся кое-чем.
   – «Неофициальное» не означает бесплатное, надеюсь?
   – Ты ведь не против оплаты наличными? – Она помолчала мгновение. – Для меня это довольно важно, – добавила она.
   Какого черта! Ночь мне все равно испортили.
   – Куда подъехать?
   – Морг больницы графства Кук, – сказала Мёрфи. – Хотела показать тебе один труп.

Глава пятая

   Окон в моргах, как правило, не делают. Собственно, если это только позволяют местные условия, морги вообще стараются не высовывать из земли. Отчасти, думается мне, от того, что охлаждать батарею камер размером с гроб проще в помещении, изолированном от дневного тепла земляной толщей. Но это никак нельзя считать единственной причиной. Подземное расположение подходит для моргов во всех отношениях. Мертвым там самое место. Могилы ведь расположены под землей, так? И там же находятся ад, геенна, гадес и с дюжину других известных загробных миров.
   Возможно, это говорит кое-что о людях. Возможно, размещая подобные заведения под землей, они придают им соответствующий статус. Возможно, уровень земли означает для нас своего рода символическую границу, этакую черту, помогающую не забывать о том, что мы живы. Возможно, это помогает нам отмахиваться в повседневной жизни от теней умерших.
   Я живу в подвальной квартире, и мне это нравится. Что это говорит обо мне?
   Возможно, я просто склонен пофилософствовать.
   – Не вижу особого энтузиазма, – заметила Мёрфи. Мы шли по пустому больничному коридору в направлении морга. Идти пришлось кружным путем, чтобы я мог избежать опасной близости с важным медицинским оборудованием. Моя кожаная куртка развевалась за спиной, жезл ритмично хлопал по ноге в такт шагам. По случаю выезда я сменил треники на джинсы, а кроссовки – на походные бутсы.
   Мёрфи ни капельки не напоминала грозную валькирию – охотницу на вампиров. Скорее она похожа на чью-то младшую сестренку-студентку. Роста в ней пять футов с небольшим, зато сложена как профессиональный спортсмен – упругие мускулы и ни капли лишнего жира. Светлые волосы падали ей на глаза, зато открывали шею. Оделась она наряднее обычного – в бордовую блузку и серый брючный костюм, – да и накрасилась сильнее, чем предпочитала в нормальной ситуации. В общем, от головы до пят сугубо деловая женщина.
   При всем при том Мёрфи самая настоящая валькирия – охотница на вампиров. Она единственная из известных мне людей убила как-то одного монстра бензопилой.
   – Я сказала, не вижу энтузиазма, Гарри, – повторила она чуть громче.
   Я тряхнул головой:
   – Не люблю больниц.
   Она кивнула:
   – Морги нагоняют на меня страх. Морги и собаки.
   – Собаки? – удивился я.
   – Ну, не бигли, там, или кокеры. Большие собаки.
   – Я собак люблю, – сказал я. – Не будь их, чем бы Мистер утолял голод?
   Мёрфи улыбнулась.
   – Я-то уж видела тебя напуганным. Сейчас у тебя совсем не такой вид.
   – И какой, интересно?
   Мёрфи задумчиво прикусила губу.
   – Расстроенный. Виноватый. Лирический, я бы сказала. Я подозрительно покосился на нее, а потом кивнул:
   – Сьюзен в Чикаго. Мёрфи присвистнула:
   – Уау. Она... Она в порядке?
   – Угу. Насколько это возможно.
   – Тогда чего у тебя вид такой, будто ты проглотил что-то, а оно еще трепыхается?
   Я пожал плечами:
   – Она приехала увольняться с работы. И она не одна.
   – С парнем? – спросила Мёрфи.
   – Угу.
   Она нахмурилась:
   – При нем или с ним?
   Я покачал головой:
   – Мне показалось – просто при нем. Не знаю.
   – Значит, она увольняется?
   – Похоже на то. Я думаю, мы еще поговорим.
   – Она так сказала?
   – Она сказала, что свяжется со мной.
   Мёрфи сощурилась.
   – А... Из этих...
   – А? – переспросил я, покосившись на нее. Она подняла руки ладонями ко мне.
   – Не мое дело.
   – Блин-тарарам, Мёрф!
   Она вздохнула. Несколько шагов она не говорила ни слова и не смотрела на меня.
   – Ты не самый легкий собеседник, Гарри, – произнесла она наконец.
   Некоторое время я смотрел на ее профиль, потом на свои ноги. Оба мы молчали.
   Мы добрались до морга. Мёрфи нажала кнопку на стене у входа и буркнула в микрофон:
   – Это Мёрфи.
   Не прошло и секунды, как дверь с жужжанием отворилась. Я распахнул и придержал ее, пропуская Мёрфи. Проходя, она хмуро покосилась на меня. Мёрфи не слишком одобрительно относится к проявлениям галантности.
   Морг ничем не отличался от остальных, в которых мне приходилось бывать: холодный, чистый, ярко освещенный люминесцентными лампами. Вдоль одной стены выстроились холодильники. Посередине стоял прозекторский стол, и на нем лежал кто-то, укрытый белой простыней. Рядом стояли обычный недорогой канцелярский стол и незанятая больничная каталка.
   Помещение наполняла мелодия: веселенькая полька лилась из маленького кассетника на столе. За столом сидел маленький человечек со всклокоченной черной шевелюрой, в зеленой больничной униформе и зеленых же домашних тапках с кроличьими ушками. Он со свирепым видом строчил что-то в формуляре.
   При нашем появлении человечек, не отрываясь от писанины, махнул рукой. Только отложив листок, он поднял голову, и лицо его осветилось улыбкой.
   – Кэррин! – вскричал он. – Ба, эк ты сегодня принарядилась! По какому это поводу?
   – Городские шишки грозили инспекцией, – буркнула Мёрфи. – Нам всем положено одеться в парадное и мило улыбаться каждому встречному.
   – Ублюдки, – с чувством произнес коротышка и повернулся в мою сторону. – И еще тебе, поди, не положено тратить деньги на консультантов-психов. А вы, должно быть, Гарри Дрезден?
   – Ну, если верить меткам на белье... – согласился я. Он ухмыльнулся:
   – Классный куртец. Ценю.
   – Гарри, – сказала Мёрфи. – Это Уолдо Баттерс. Заместитель главного патологоанатома.
   Баттерс пожал мне руку и повернулся к прозекторскому столу.
   – Рад познакомиться, мистер Дрезден, – бросил он через плечо, натягивая резиновые перчатки и завязывая хирургическую маску. – Похоже, всякий раз, как вы работаете с ОСР, моя работа тоже становится заметно интереснее.
   Мёрфи подтолкнула меня за локоть и шагнула за Баттерсом к столу. Я последовал за ней.
   – Маски на подносе слева, – сообщил Баттерс. – Не подходите к столу ближе двух шагов и, ради Бога, не заблюйте мне чистый пол.
   Мы надели маски, и Баттерс отдернул простыню.
   Мне довелось повидать немало трупов. Блин-тарарам, я и сам произвел их некоторое количество! Я видел, что остается от сгоревших заживо, от разодранных дикими зверями, от тех, кому с помощью черной магии вырвали сердце из груди...
   Ничего подобного я до сих пор не видел.
   Я попробовал загнать эту мысль в самый дальний уголок сознания и сосредоточиться на деталях. Вредно думать слишком много, глядя на такое. Стоит только призадуматься – и драгоценный баттерсов пол окажется весь заблеванным.
   На столе лежал мужчина чуть выше шести футов роста, худощавый. Грудь его больше всего напоминала двадцатифунтовый сырой гамбургер. Аккуратная сетка порезов тянулась от ключиц к животу и горизонтально – от бока до бока. Расстояние между порезами вряд ли превышало шестнадцатую часть дюйма; порезы были глубокими, и я никак не мог отделаться от ощущения, что стоит только коснуться рукой этого изрезанного тела, и оно развалится на крошечные мясные кубики. Хорошо еще, поверх всей этой жути виднелись нормальные, зашитые хирургической нитью швы от вскрытия.
   Следующее, что я заметил, – это руки покойника. Точнее, отсутствие оных. Левую руку кто-то отсек дюйма на три выше запястья. Из зияющей плоти торчал почерневший, словно обугленный, кусок кости. Правую отхватили чуть ниже локтя – с тем же чудовищным результатом.
   Желудок сжался, и мне пришлось крепко зажмуриться, борясь с тошнотой. «Не думай, Гарри. Смотри. Фиксируй то, что заслуживает внимания. Это не человек уже. Так, оболочка. Если тебя стошнит, его все равно уже не вернуть».
   Я открыл глаза, оторвал взгляд от изуродованного торса и рук и заставил себя вглядеться в черты лица покойника.
   Это мне не удалось.
   Голову тоже кто-то отсек.
   Я тупо смотрел на обрубок шеи. Голова куда-то исчезла. Должно быть, туда же, куда и руки. Бред какой-то! Человеку положено иметь голову на плечах. И руки. Не могут же они так просто взять и исчезнуть...
   Отсутствие головы неважно сказалось на моем состоянии – точнее, хреново сказалось. Где-то в глубине сознания принялся визжать и рваться наружу негромкий пока еще голос. Я смотрел на труп, и желудок мой сжимался все сильнее. Я смотрел на место, где должна была находиться его голова, однако вслух сказал только:
   – М-да. Интересно, что его убило?
   – Чего я могу сказать наверняка, – сообщил Баттерс, – так это что его не убило. Никак не потеря крови.
   Я нахмурился и пристально посмотрел на патологоанатома.
   – То есть?
   Баттерс поднял одну руку трупа и ткнул пальцем в темное пятно у лопатки:
   – Видите это? Отек. Если бы парень истек кровью – а одной руки для этого хватило бы, не говоря уже о шее, – не думаю, чтобы в его теле осталось достаточно жидкости для такого. Его сердце продолжало бы качать кровь до тех пор, пока вся не кончилась бы.
   – Если это не раны, – буркнул я, – то что?
   – Вас интересует мое мнение? – ухмыльнулся Баттерс. – Чума.
   Я зажмурился, а потом открыл глаза и уставился на него, моргая, как последний идиот.
   – Чума, – повторил он. – Или, точнее, мор. Его потроха могли бы служить учебным пособием по инфекционным заболеваниям. Ну, я еще не все результаты анализов получил, но те, что уже готовы, все до одного дают положительный результат. Всё – от бубонной чумы до ангины. А ряд симптомов, что я у него обнаружил, не соответствует ни одной из известных мне болезней.
   – Вы хотите сказать, он умер от инфекции? – тупо спросил я.
   – От инфекций – во множественном числе. И еще: мне кажется, в их числе оказалась оспа.
   – Я думала, оспы больше не существует, – сказала Мёрфи.
   – Да нет, хватает пока. Наверняка хранится еще – скажем, в лабораториях по разработке биологического оружия. И здесь.
   Мгновение я продолжал хлопать глазами.
   – То есть мы стоим у трупа, нашпигованного всякой заразой?
   – Да вы не напрягайтесь, – утешил Баттерс. – Самая дрянь в нем не передается по воздуху. К тому же я как следует продезинфицировал тело. Вы в маске; не будете до него дотрагиваться – и вам ничего не грозит.
   – А оспа? – не успокаивался я.
   – У вас прививка.
   – Но это ведь опасно, разве нет? Держать здесь вот такое?
   – Ну да, – мягко согласился Баттерс. – Но больница полна под завязку, и если я доложу об оспе, как вы представите себе ее эвакуацию?
   Мёрфи предостерегающе покосилась на меня и шагнула между мной и Баттерсом.
   – Вы установили время смерти?
   Баттерс пожал плечами:
   – Я думаю, не больше сорока восьми часов назад. И все эти инфекции расцвели абсолютно одновременно. Я бы назвал причиной смерти либо болевой шок, либо одновременный отказ нескольких жизненно важных органов в сочетании с поражениями тканей от чрезвычайно высокой температуры. Каждый, кто выскажет предположения насчет конкретных органов, получает голубую ленточку. Легкие, почки, сердце, печень...
   – Мы примерно поняли, – перебила Мёрфи. – Дайте договорить. Такое впечатление, будто все болезни, с которыми этот парень когда-либо имел хоть какое-то дело, собрались и сговорились о времени, чтобы навалиться разом. Да у него микробов в теле больше, чем кровяных клеток! Я нахмурился:
   – А потом, уже после его смерти, кто-то нашинковал его?
   Баттерс кивнул:
   – Отчасти. Хотя порезы на груди не посмертные. Кровь из них сочилась. Должно быть, перед смертью его пытали.
   – Гм... – сказал я. – Зачем?
   Мёрфи смотрела на труп, и в ее голубых как лед глазах нельзя было угадать ни одной эмоции.
   – Кто бы ни изрезал его так, он забрал руки, чтобы затруднить идентификацию после смерти. Это единственная логическая причина, которая приходит мне в голову.
   – Мне тоже, – согласился Баттерс. Я хмуро смотрел на стол.
   – Но зачем мешать идентификации, если покойник скончался от болезни? – Баттерс начал осторожно опускать руку покойника, и тут я заметил кое-что. – Постойте-ка, подержите так.
   Он удивленно посмотрел на меня. Я шагнул ближе к столу и заставил его снова поднять руку. Я едва не проглядел это на фоне потемневшей от отека мертвой плоти – крошечную, не больше квадратного дюйма татуировку, расположенную на внутренней стороне бицепса. Незамысловатую – нанесенное полустертыми уже зелеными чернилами изображение символического открытого глаза, напоминающего немного эмблему Си-би-эс.
   – Видели? – спросил я.
   Мёрфи с Баттерсом уставились на татуировку.
   – Тебе она знакома, Гарри? – поинтересовалась Мёрфи. Я покачал головой.
   – Напоминает немного древнеегипетский символ, только линий поменьше. Эй, Баттерс, у вас листок бумаги найдется?
   – Найдется и получше, – отозвался Баттерс. Он порылся в поддоне одной из каталок, извлек оттуда допотопного вида «Полароид» и пару раз щелкнул затвором. Потом передал одну карточку Мёрфи, которая помахала ею в воздухе, пока проявлялось изображение. Я получил вторую.
   – О'кей, – пробормотал я, размышляя вслух. – Парень помер от миллиарда болезней, которых ухитрился каким-то образом подцепить одновременно. Как вы думаете, это заняло много времени?
   Баттерс пожал плечами?
   – Без понятия. То есть, я хочу сказать, шансы на одновременное заражение всей этой дрянью практически равны нулю.
   – Несколько дней? – настаивал я.
   – Скорее уж часов, – вздохнул Баттерс. – Если не минут.
   – Ладно, – кивнул я. – И на протяжении этих нескольких часов кто-то взял нож и нарезал его, как тунца в консервной банке. А покончив с этим, забрали его руки и голову, а тело выбросили. Где его нашли?
   – Под переходом через железную дорогу, – ответила Мёрфи. – Вот в таком виде, без одежды.
   Я покачал головой.
   – И дело передали ОСР?
   Мёрфи раздраженно поморщилась:
   – Да. Отдел убийств спустил его нам, потому что занят каким-то громким делом, из-за которого все городские шишки на ушах стоят.
   Я отошел от трупа, хмурясь и пытаясь сложить воедино все, что узнал. Шанс того, что по свету бегает множество людей, имеющих привычку пытать людей, нарезая их на манер машинки для уничтожения документов, вряд ли велик. По крайней мере я надеялся, что таких немного.
   Мёрфи с серьезным видом смотрела на меня.
   – Что? Гарри, тебе что-то известно?
   Я покосился на Баттерса, потом перевел взгляд обратно на Мёрфи.
   Баттерс поднял руки и повернулся к двери, на ходу стягивая перчатки, полетевшие в контейнер с красным значком биологически опасных материалов.
   – Вы, ребята, подождите пока здесь, а агенту Малдеру надо выйти прогуляться. Буду через пять минут.
   Дверь за ним закрылась.
   – Тапки-зайчики и полька, – проворчал я, глядя ему вслед.
   – Я бы на твоем месте отнеслась к нему серьезнее, – заметила Мёрфи. – Он отличный профессионал. Может, даже слишком.
   – Что ты хочешь сказать?
   Она отошла от стола, и я шагнул следом за ней.
   – Это Баттерс занимался телами после пожара в Бархатном Салоне.
   Пожара, который устроил я.
   – Да?
   – Гм... В его первоначальном отчете утверждалось, что часть обнаруженных на пожарище останков принадлежит гуманоидам, но никак не людям.
   – Угу, – кивнул я. – Красным вампирам. Мёрфи устало вздохнула:
   – Нельзя же писать такое черным по белому боссам, которые по умственному развитию ненамного ушли от младенцев. Баттерса три месяца продержали в психушке – типа на обследовании. Когда он вышел оттуда, попробовали турнуть с работы, но его адвокату удалось доказать, что они не имеют на это права. Поэтому он только лишился руководящей должности и угодил сюда – на ночные смены. Но он-то понимает, что в мире не все так просто. И теперь звонит мне, когда получает что-то вроде этого.
   – Да нет, он мне понравился. Все, кроме польки. Мёрфи снова улыбнулась:
   – Так что тебе известно?
   – Ничего такого, что я мог бы рассказать тебе, – честно признался я. – Я дал слово не разглашать информацию.
   Несколько секунд Мёрфи молча смотрела на меня в упор. Было время, такая реплика могла привести к вспышке упрямого возмущения. Но, пожалуй, времена изменились.
   – Ладно, – сказала она. – Надеюсь, ты не утаиваешь ничего такого, из-за чего могут пострадать люди?
   Я покачал головой:
   – Рано утверждать что-либо.
   Мёрфи кивнула, сжав губы. Потом помолчала немного, взвешивая мысли.
   – Ты знаешь, что делаешь.
   – Спасибо.
   Она пожала плечами:
   – Я рассчитываю на то, что ты сам мне скажешь, если все обернется так, что мне нужно будет знать.
   – Идет, – согласился я, глядя на ее профиль. Мёрфи совершила то, на что шла крайне редко. Доверилась мне больше обычного. Я-то ожидал, что она начнет требовать и угрожать. С этим я справился бы. В некотором роде так было даже хуже. Совесть глодала меня изнутри. Я пообещал хранить все в тайне, но мне было противно хранить это в тайне от Мёрфи. Она не раз рисковала жизнью ради меня.
   А впрочем, что изменится, если я ей скажу? Ну, дам я ей информацию, до которой она рано или поздно все равно докопается...
   – Послушай, Мёрф. Я особо обещал этому клиенту не разглашать никакой информации. Но... если бы я мог говорить, я бы тебе посоветовал поинтересоваться через Интерпол убийством одного француза по фамилии Ларош.
   Мёрфи зажмурилась и повернулась ко мне.
   – Интерпол?
   Я кивнул:
   – Если бы я мог говорить.
   – Идет, – сказала она. – Если бы ты мог говорить, ублюдок упрямый.
   Губы мои невольно скривились в ухмылке.
   – А я пока посмотрю, не удастся ли разузнать чего про эту татуировку.
   Она кивнула:
   – Думаешь, мы имеем дело с очередным чернокнижником?
   Я пожал плечами:
   – Не исключено. Но если ты насылаешь на кого-либо хворь с помощью магии, это обыкновенно обставляется как смерть от естественных причин. А это месилово... Не знаю, не знаю. Скорее уж такого можно ожидать от демона.
   – Настоящего демона? Как в «Экзорсисте»?
   Я покачал головой:
   – Те из Падших. Бывшие ангелы. Это не одно и то же.
   – Почему?
   – Ну, демоны – просто разумные существа родом откуда-то из Небывальщины. По большей части мир смертных их не интересует, да они его и не замечают почти. Те, кто проделывает такое, как правило, голодны – или из самых злобных, которых кто-либо призывает поработать громилой. Вроде той твари, что использовал Леонид Кравос.
   Мёрфи поежилась.
   – Да, помню. А что Падшие?
   – Им-то как раз наш мир очень даже интересен. Но в отличие от обычных демонов они не вольны в своих действиях.
   – А это еще почему?
   Я пожал плечами:
   – Зависит от того, с кем ты говоришь. Я слышал самые разные варианты – от теории магических резонансов и до «такова Божья воля». В общем, Падший не смог бы сделать этого, если бы не получил разрешения.
   – Верно. Интересно, кстати, много ли найдется людей, согласных разрешить, чтобы их сначала заразили, а потом замучили до смерти? – заметила Мёрфи.
   – Угу. Вот именно.
   Она тряхнула головой:
   – Неделька обещает выдаться та еще. С полдюжины наемных убийц орудуют в городе. Городской морг работает с двойной нагрузкой. Мэрия требует от нас повышенной боевой готовности: из Европы или откуда-то там еще к нам ожидается важная шишка. А теперь вдобавок какой-то заразный монстр бросает обезображенные трупы на обочине...
   – За то ты мне и платишь, Мёрф.
   Мёрфи фыркнула. Вернулся Баттерс, и я откланялся – веки сделались уж слишком тяжелыми, да и тело начало болеть в местах, о существовании которых я раньше не думал. Сон представлялся сейчас наилучшим выходом – столько всякого случилось, что самым разумным было бы сейчас отдохнуть, насколько это возможно, чтобы наутро быть готовым ко всему (вот она, моя паранойя!).
   Я проделал весь извилистый путь к выходу – только чтобы обнаружить двери, перегороженные каталкой с пациентом, подключенным к замысловатому медицинскому аппарату. Должно быть, его перевозили из палаты в палату. В общем, на улицу я попал через пустой кафетерий, расположенный недалеко от травмпункта.
   Какой-то холодок коснулся моего загривка. Я застыл, оглядываясь, и потянулся за жезлом. Одновременно я обострил как мог свое магическое чутье, пытаясь определить источник тревоги.
   Я не обнаружил ничего, да и ощущение тревоги миновало. Я двинулся по переулку к многоярусной стоянке, расположенной почти в квартале от больницы, стараясь на всякий случай смотреть во все стороны одновременно. Я обогнал старика бомжа, медленно ковылявшего, опираясь на тяжелую деревянную трость. Чуть дальше топтался на обочине высокий парень в ветхом пальто и замызганном костюме на пару размеров меньше, чем следовало бы; в руке у него поблескивала откупоренная бутылка водки. Он злобно покосился на меня, когда я проходил мимо. Ночной Чикаго...
   Я уже миновал полпути, когда за спиной послышались шаги. Я приказал себе не дергаться раньше времени. В конце концов, может же это быть еще один перепуганный до паранойи, невыспавшийся консультант, которого выдернули посреди ночи в морг?
   В самом деле, почему бы и нет?
   Шаги становились все громче и неровнее. Я резко повернулся, вскидывая руку с зажатым в ней жезлом.
   ... И увидел медведя – здоровенного гризли, опустившегося на все четыре, вот-вот набросится. Готовый выплеснуть смертоносный заряд энергии жезл засиял, и в багровом свете я лучше разглядел преследовавшую меня тварь.
   Никакой это был не медведь. Если только бывают медведи с шестью ногами, заверченными в спираль бараньими рогами на башке и двумя парами глаз – парой зеленых и еще одной, повыше, бледно-оранжевых. Если, конечно, бывают медведи, на лбу у которых светятся причудливые руны, а в пасти блестят влажной слизью два ряда острых акульих зубов.
   Вся эта злобная махина весом в несколько сотен фунтов ринулась на меня, и я сделал единственное, что может сделать здравомыслящий чародей.
   Я повернулся и бросился наутек.

Глава шестая

   Все-таки за несколько лет профессиональной работы чародеем я кое-чему научился. И в первую очередь – не ввязываться в драку, если ее затеял не ты. Конечно, чародеи могут низвергать молнии с небес, разверзать землю под ногами у врагов, зашвыривать их ураганом в соседний часовой пояс, равно как сотворить миллион даже еще менее приятных вещей – но только не в том случае, когда все это не заготовлено заранее.
   И потом, физически мы не настолько уж крепче обычных людей. Я хочу сказать, если какая-нибудь мерзкая тварюга оторвет мне голову с плеч, я умру. Конечно, справиться со мной не так уж просто, и это может дорого обойтись нападающему, однако мне доводилось несколько раз иметь дело с разными тварями, заранее подготовившимися ко встрече со мной, и особого удовольствия от этого я не получил.