– Вот и я так же.
   Я невольно вскинул брови.
   – Это вы так шутите, да?
   Он покачал головой:
   – Никаких шуток. Я с детства воспитан атеистом.
   – Да вы меня разыгрываете! Вы ведь рыцарь Креста.
   – Да, – произнес он по-русски.
   – Но если не вера, что тогда заставляет вас рисковать жизнью ради других?
   – То, что это необходимо делать, – ответил он, не колеблясь. – Благополучие людей стоит того, чтобы кто-то становился на пути зла. Кто-то должен принести обет мужества, посвятив свою жизнь тому, чтобы защищать общество.
   – Минуточку, – не выдержал я. – Вы хотите сказать, что стали рыцарем Креста, потому что вы коммунист?
   Саня брезгливо поморщился.
   – Не коммунист. Троцкист. Это далеко не одно и то же. Я удержался-таки от смеха, хотя это и далось мне нелегко.
   – Откуда у вас сабля?
   Он положил здоровую руку на рукоять сабли, лежавшей рядом с ним на раскладушке.
   – «Эспераккиус». Ее мне дал Майкл.
   – Когда это Майкл успел побывать в России?
   – Не этот Майкл, – пояснил Саня и ткнул пальцем вверх: – Тот Майкл. Михаил.
   Теперь уже я остолбенело смотрел на него, беззвучно, как рыба, разевая рот.
   – Значит, – вымолвил я наконец, – архангел вручил вам священный меч, дал наказ биться с силами зла, – и все же вы каким-то образом остаетесь атеистом. Ведь так вас надо понимать?
   Саня снова насупился.
   – Вас-то самого это не шокирует?
   Взгляд его помрачнел еще пуще, но он сделал глубокий вдох и кивнул.
   – Возможно, меня можно отнести к агностикам.
   – К агностикам?
   – Ну, к тем, кто не относит себя к конкретной вере в божественную силу, – пояснил он.
   – Я знаю, что означает это слово, – кивнул я. – Я только как-то плохо понимаю, с какого бока это понятие применимо к вам. Кто-кто, а вы-то лично повстречали не одну божественную силу. Черт, да одна из них не более чем полчаса назад сломала вам руку!
   – Мало ли чего может сломать руку? Разве вы сами не сказали, что вам не нужно бога или богини, чтобы верить в сверхъестественное?
   – Ну я. Но я и не агностик. Так, беспартийный. Теологическая Швейцария – вот моя позиция.
   – Семантика, – буркнул Саня. – Я не понимаю вашей позиции.
   Я тоже сделал глубокий вдох, унимая рвущееся из меня не совсем пристойное хихиканье.
   – Саня, вся моя позиция заключается в том, что я плохо понимаю, кем надо быть, чтобы с учетом того, что вы видели, продолжать утверждать, будто вы до сих пор не уверены в существовании Бога.
   – А вот и не обязательно, – заявил он, задрав подбородок. – Может, я просто сошел с ума, и все это – галлюцинации.
   Вот тут уже я заржал. Я был бы рад удержаться, но не получалось. Я слишком устал и слишком много пережил за этот день, чтобы сдерживаться. Я ржал, как жеребец, а Саня сидел на своей раскладушке, мрачно смотрел на меня и баюкал свою раненую руку.
   Наконец в дверях возник Широ с подносом сандвичей и разных изысканных плодов. Он сощурился из-под очков на Саню, потом на меня и сказал что-то Сане – наверное, по-русски. Молодой рыцарь насупился еще сильнее, но кивнул, поднялся и, захватив с подноса пару сандвичей, вышел.
   Широ подождал, пока дверь за ним закроется, а потом поставил поднос на журнальный столик. При виде сандвичей мой желудок почти обезумел. У меня такое бывает – от усталости в сочетании со страхом. Широ приглашающе махнул рукой в сторону подноса и подвинул к столику пару складных стульев. Я сел и ухватил первый подвернувшийся под руку сандвич. Сыр и индейка. Райское наслаждение.
   Старый рыцарь тоже выбрал себе сандвич и принялся за еду, похоже, с не меньшим аппетитом. Некоторое время мы жевали молча.
   – Саня делился с вами своей верой, – сказал он наконец.
   Уголки губ снова невольно поползли вверх.
   – Угу.
   Широ довольно фыркнул:
   – Саня хороший человек.
   – Я только не могу взять в толк, почему его завербовали в рыцари Креста.
   Широ помолчал немного, жуя и глядя на меня сквозь очки.
   – Люди видят лица, – сказал он. – Видят кожу. Флаги. Членские списки. Досье. – Он откусил еще большой кусок и прожевал. – Бог видит сердца.
   – Ну, если вы так говорите... – кивнул я.
   Он не ответил. Только дождавшись, когда я разделаюсь с сандвичем, Широ заговорил снова.
   – Вы ищете Плащаницу.
   – Это строго конфиденциально, – сказал я.
   – Ну, если вы так говорите... – отозвался он моими же словами, и морщинки у уголков его глаз сделались глубже. – Почему?
   – Что – почему?
   – Почему вы ищете ее?
   – Если бы я ее искал... я ведь не сказал, что ищу ее, – так вот если бы я ее искал, так потому, что меня наняли искать ее.
   – Это ваша работа, – сказал он.
   – Угу.
   – Вы делаете это за деньги, – продолжал он.
   – Угу.
   – Гм... – Он поправил очки мизинцем. – Значит, вы любите деньги, мистер Дрезден?
   Я взял с подноса бумажную салфетку и вытер губы.
   – Одно время я считал, что да, люблю. Но теперь понимаю, что это простая зависимость.
   Широ неожиданно громко расхохотался и встал со стула.
   – Сандвичи ничего?
   – Супер.
   Спустя несколько минут вернулся Майкл; лицо его оставалось озабоченным. Часов в комнате я не нашел, но время наверняка было далеко за полночь. Я решил, что, доведись мне звонить Черити Карпентер в такой час, я бы тоже нервничал по поводу этого разговора. Когда дело касалось безопасности мужа, она превращалась в разъяренную тигрицу – особенно если слышала, что не обошлось без моего присутствия. Ну, надо признать, всякий раз, когда мы с Майклом работали вместе, ему изрядно доставалось, и все равно мне кажется, она ко мне несправедлива. Не нарочно же я подвергал его опасности...
   – Черити недовольна? – поинтересовался я. Майкл мотнул головой.
   – Так, беспокоится. Сандвич хоть один остался?
   Осталось два. Майкл взял один, а я второй, чтобы составить ему компанию. Пока мы ели, Широ достал свой меч, набор для ухода и принялся протирать клинок мягкой тканью, смазывая его при этом каким-то маслом.
   – Гарри, – произнес наконец Майкл. – Мне нужно попросить вас кое о чем. Это нелегко. И это из тех вещей, о которых при нормальных обстоятельствах я бы даже не заикнулся.
   – Валяйте, – буркнул я с набитым ртом. Поверьте, я говорил это совершенно искренне. Майкл не раз и не два рисковал ради меня жизнью. Вся его семья в нашу последнюю с ним работу оказалась под угрозой – в общем, я знал его достаточно хорошо, чтобы не ожидать от него каких угодно неразумных просьб. – Я же у вас в долгу.
   Майкл кивнул. Потом посмотрел на меня в упор.
   – Не лезьте в это дело, Гарри. Лучше всего было бы вам на несколько дней уехать. Или посидеть дома. Только прошу вас, держитесь подальше от этой истории.
   Я оглушенно уставился на него:
   – Вы хотите сказать, вам не нужна моя помощь?
   – Я беспокоюсь за вас, – сказал Майкл. – Вам угрожает очень серьезная опасность.
   – Вы шутите, – не сдавался я. – Майкл, я ведь знаю, когда и как беречь себя. Уж вы-то могли бы это понимать.
   – Как беречь себя? – переспросил Майкл. – Так, как вы берегли нынче ночью? Гарри, если бы нас там не оказалось...
   – Ну? – огрызнулся я. – Ну, убили бы меня. Можно подумать, этого не произойдет раньше или позже. Мной интересуется столько нехороших парней – рано или поздно одному из них да повезет. Ничего нового.
   – Вы не понимаете, – настаивал Майкл.
   – Все я прекрасно понимаю, – буркнул я. – Чудо-юдо, которого не взяли сниматься во второсортном ужастике, пыталось меня укокошить. Такое уже бывало и еще, возможно, будет не раз.
   – Урсиэль, – негромко произнес Широ, не отрываясь от своего меча, – явился не затем, чтобы убить вас, мистер Дрезден.
   Снова наступила несколько напряженная тишина, в которой я обдумал эти слова. Негромко шипела лампа да шуршал тканью по стали Широ.
   Наконец я заглянул в лицо Майклу.
   – Но кой черт он тогда там делал? Я готов был побиться об заклад, что это демон, но это оказалась лишь видимость. Там, внутри, был смертный. Кто он такой?
   Взгляд Майкла не дрогнул.
   – Его звали Расмуссен. Урсиэль одолел его в сорок девятом, на пути в Калифорнию.
   – Я видел его, Майкл. Я заглянул ему в глаза.
   Майкл чуть поморщился:
   – Я не знал.
   – Он был узником в собственной душе, Майкл. Что-то удерживало его. Что-то огромное. Урсиэль, наверное. Он один из Падших, да?
   Майкл кивнул.
   – Но как, черт подери, такое могло случиться? Мне казалось, Падшим не позволено действовать против чьей-то воли.
   – Не позволено, – кивнул Майкл. – Но им позволено искушать. И динарианцам есть что предложить – куда больше, чем большинству других.
   – Динарианцам? – переспросил я.
   – Ордену Темного Динария, – ответил Майкл. – В этом деле они увидели благоприятную для себя возможность – шанс натворить побольше зла.
   – Серебряные монеты. – Я зябко втянул в себя воздух. – Вроде той, которую вы подобрали освященным платком. Тридцать сребреников, да?
   Он кивнул.
   – Тот, кто дотронется до монеты, испорчен заключенным в нее Падшим. Его искушают. Ему даруют силу. Падший все сильнее подчиняет смертного своей воле. Не понуждая – только предлагая. И так до тех пор, пока...
   – Пока тварь не завладевает им полностью, – договорил я. Майкл снова кивнул:
   – Как это случилось с Расмуссеном. Мы пытались помогать им. Порой человек понимает, что происходит. Пытается бежать из-под их влияния. Когда мы встречаемся с ними, мы пытаемся прогнать демона. Дать человеку шанс бежать.
   – Вот, значит, почему вы говорили с ним. До тех пор, пока у него не изменился голос. Но Расмуссен ведь не хотел освободиться – не так ли?
   Майкл покачал головой.
   – Хотите верьте, хотите нет, Майкл, но меня ведь искушали раз или два. Я как-нибудь справлюсь.
   – Нет, – сказал Майкл. – Не справитесь. Редкий смертный устоит перед динарианцами. Падшие знают наши слабые места. Наши помыслы. Умеют подкопаться. Даже будучи предупрежденными, люди тысячелетиями становятся их жертвами.
   – Я же сказал – справлюсь, – буркнул я.
   – Гордыня превыше рассудка, – фыркнул Широ. Я кисло покосился на него.
   – Гарри, пожалуйста, – не сдавался Майкл, подавшись вперед. – Я знаю, вам изрядно досталось в жизни. Вы хороший человек. Но вы уязвимы, как любой другой. Этим врагам вы нужны не мертвым. – Он опустил взгляд на свои руки. – Им нужны вы.
   Не буду врать: это меня напугало. Еще как напугало. Может, потому еще, что это так заметно тревожило Майкла, а потревожить Майкла очень и очень непросто. А может, потому, что я видел Расмуссена, и вид его теперь всегда останется со мной – попавшего в капкан, хохочущего, как безумный.
   А может, потому, что какая-то часть меня уже прикидывала, трудно ли придумать способ использовать власть, которую наверняка предлагает эта монетка. Если она превратила не самую в общем-то опасную тварь в боевую машину, совладать с которой, да и то с трудом, смогли лишь три рыцаря Креста, что же с ее помощью мог бы сделать профессионал вроде меня?
   Замочить графа Паоло Ортегу к чертовой матери. Это уж точно.
   Я зажмурился и снова открыл глаза. Майкл смотрел на меня с болью, и я понимал, что он догадывается о моих мыслях. Я снова зажмурился, на этот раз от стыда.
   – Вам грозит опасность, Гарри, – повторил Майкл. – Оставьте это дело.
   – Если это и впрямь так опасно, – возразил я, – с какой тогда стати отец Винсент меня нанял?
   – Фортхилл просил его не делать этого, – ответил Майкл. – Отец Винсент... разошелся с Фортхиллом во мнениях относительно того, как справляться со сверхъестественными делами.
   Я поднялся.
   – Майкл, я устал. Нет, правда, устал как собака.
   – Гарри, – укоризненно произнес Майкл.
   – Как собака, – повторил я. – Как последняя чертова собака. – Я шагнул к двери. – Я еду домой спать. Я подумаю об этом.
   Майкл встал, и Широ тоже – оба стояли теперь и смотрели на меня.
   – Гарри, – повторил Майкл. – Вы мой друг. Вы спасали мне жизнь. Я назвал в вашу честь сына. Но прошу вас, держитесь подальше от этого дела. Ради меня, если не хотите ради себя.
   – А если нет? – поинтересовался я.
   – Тогда мне придется спасать вас от себя. Ради Бога, Гарри, не доводите до этого.
   Я повернулся и вышел, не попрощавшись.
   Итак, в этом углу ринга пропавшая Плащаница (одна штука), один умерший совершенно непонятной, но от этого не менее мучительной смертью, один исполненный решимости, смертельно опасный вампирский нобль, три святых рыцаря, двадцать девять падших ангелов и рябчик на сливовом дереве.
   А в противоположном углу один смертельно усталый, избитый и нуждающийся профессиональный чародей, которому угрожают его же союзники и которого, похоже, вот-вот отправит в отставку бывшая подружка, променявшая его на Джона Кью Бубубу.
   Да уж.
   Нет, точно пора спать.

Глава восьмая

   Всю дорогу домой я пребывал в несколько взвинченных и расстроенных чувствах, на что мотор Жучка отзывался лязгом и чиханием. Когда я выключил наконец зажигание, выбрался из машины и запер дверцу, Мистер ждал меня на верхней ступеньке лестницы и приветствовал своим требовательным мявом. Хоть я и держал наготове свои жезл и браслет-оберег на случай, если какой-нибудь киношный злодей ошивается поблизости с пистолетом, на который навинчен глушитель, засады сверхъестественных сил я не опасался. Мистер всегда поднимает дикий шум, если чует потустороннюю угрозу, а чутье на нее у него отменное.
   Что лишь доказывает, насколько у моего кота больше здравого смысла по сравнению со мной.
   Мистер приветственно двинул меня плечом под колени, не сбросив, однако, при этом с лестницы. Не теряя времени, я отпер дверь, вошел и задвинул за собой все засовы.
   Я зажег свечу, наполнил Мистеровы миски кошачьим кормом и свежей водой и пару минут просто походил по комнате туда-сюда. Покосившись на кровать, я отверг идею лечь как совершенно лишенную смысла. Как бы сильно я ни устал, спать я уже перехотел – и потом, я уже по это по самое увяз в болоте с аллигаторами и продолжал быстро погружаться.
   – Ну что ж, Гарри, – пробормотал я. – Раз так, вполне можно и поработать немного.
   Я снял с крючка тяжелый, теплый халат, сдвинул в сторону один из ковров в центре комнаты и откинул люк, который ведет у меня в подвал. По раздвижной стремянке, хлопая подолом халата по ступенькам, я спустился в промозглое каменное помещение, в котором оборудовал свою лабораторию.
   Первым делом я зажег свечи. Обстановка моей лаборатории может показаться неподготовленному зрителю несколько сумасшедшей, что неудивительно, поскольку она отображает состояние моей головы: захламленное, беспорядочное, но в целом вполне работоспособное. Помещение невелико. Вдоль трех стен выстроились буквой «П» рабочие столы, а четвертый стол расположен в центре этого «П». Стены над столами сплошь увешаны дешевыми металлическими стеллажами. И столы, и полки на стеллажах уставлены самыми разнообразными магическими ингредиентами, а также тем хозяйственным хламом, который в более уважающих себя домах обыкновенно скапливается в большом кухонном шкафу. В общем, на полках у меня в лаборатории можно найти книги, блокноты, дневники наблюдений и прочие бумажки, контейнеры и коробки, шкатулки с травами, кореньями и такими экзотическими продуктами, как, скажем, бутылка змеиного шипения или пузырек экстракта белены.
   Участок пола в дальнем конце помещения странным образом совершенно чист и свободен от хлама. Здесь находится замурованное в бетонный пол медное кольцо – мой магический круг. Опыт научил меня тому, что никогда не знаешь заранее, в какой момент понадобится укрыться в нем от потустороннего нападения – или наоборот, использовать его по более привычному назначению: удерживать во временном плену какого-либо обитателя Небывальщины.
   На одной полке, правда, хлама заметно меньше, чем на остальных. По краям ее стоят два канделябра, форма которых уже почти не угадывается под слоями разноцветного воска, так что они гораздо больше напоминают теперь этакие восковые Везувии. Остальную часть полки занимают книги – преимущественно сентиментальные, в бумажных обложках, а также женские побрякушки. В самом центре полки красуется пожелтевший от времени человеческий череп.
   Я взял со стола шариковую ручку и постучал ею по полке.
   – Боб. Эй, Боб, проснись. Надо поработать.
   В темных провалах глазниц черепа зажглись два оранжево-золотых огонька. По мере того как я обходил комнату, зажигая свечи и керосиновую лампу, они тоже делались ярче. Череп полязгал негромко челюстью.
   – До рассвета всего ничего, – произнес он, – а ты собираешься браться за работу? Какого черта?
   Я принялся доставать с полок и ставить на стол ступки, пузырьки, не забыв прихватить маленькую спиртовку.
   – Новые неприятности, – буркнул я. – День вчера выдался просто адский какой-то. – Я поведал Бобу-Черепу о происшествии в телестудии, о вампирском вызове, о покушении, пропавшей Плащанице и трупе человека, погибшего от всех хворей мира.
   – Уау, – заметил Боб. – Ты ведь ничего никогда не делаешь вполсилы, правда, Гарри?
   – Боб, твое дело – советовать; критиковать будешь позже. Мне нужно разобраться в происходящем и забабахать парочку эликсиров, а от тебя мне потребуется помощь в этом.
   – Идет, – согласился Боб. – С чего хочешь начать?
   – С Ортеги. Где у меня копия Установлений?
   – В картонной коробке, – ответил Боб. – Нижняя полка, третий ряд, за банками с рассолом.
   Я нашел коробку и рылся в ней, пока не нашел пергаментный свиток, перевязанный белой ленточкой. Я развернул его и вчитался в выцветшие, написанные от руки каллиграфическим почерком строки. Текст начинался словом «поелику», а дальше становился с каждой строчкой все мудренее.
   – Что-то не очень я понимаю эту тарабарщину, – признался я. – Где здесь раздел насчет дуэлей?
   – Пятый параграф с конца. Или ты хочешь ветхозаветную версию?
   Я отпустил пергамент, и он тут же скрутился в тугой свиток.
   – Валяй.
   – Ну, он основывается на Дуэльном Кодексе, – с готовностью начал Боб. – Собственно, формально он восходит к гораздо более древним правилам – но это все сродни давнему спору насчет курицы и яйца. В общем, Ортега вызывающая сторона, а ты – вызываемая.
   – Это я худо-бедно знаю. И я могу выбирать оружие и место, так?
   – Не так, – сказал Боб. – Выбор оружия, и правда, за тобой, но время и место назначает он.
   – Черт, – буркнул я. – Я-то хотел назначить дуэль среди бела дня в одном из парков. Но, я так понимаю, биться мы будем с помощью магии, верно?
   – Ты имеешь право выбирать несколько раз – при условии, что хоть один выбор устроит и соперника. Почти всегда так и бывает.
   – А кто решает?
   – Вампиры и Совет выберут нейтрального представителя. Он и решит.
   Я кивнул:
   – Значит, если я не учту этого, мне кирдык, да? Я имею в виду, если оружие будет не магическое, не из моего арсенала?
   – Да, – согласился Боб. – Но все равно будь осторожнее. Это должно быть оружие, которое может использовать и он. Если ты выберешь то, что для него бесполезно, он имеет право отказаться, и тогда тебе придется выбирать еще раз.
   – И что?
   – А то, что если он не захочет биться с тобой с помощью магии, ему и не придется. Ортега не стал бы военачальником, если бы не умел шевелить мозгами. Скорее всего он неплохо представляет себе, что ты можешь делать, и разработал уже соответствующий план. Что тебе о нем известно?
   – Немного. В основном то, что он предположительно крепкий орешек.
   Некоторое время оранжевые огоньки Бобовых глаз смотрели на меня не отрываясь.
   – Ладно, Наполеон. Не сомневаюсь, такого гения по части тактики ему не превзойти.
   Я раздраженно постучал по черепу ручкой. Она провалилась в носовое отверстие и, вырвавшись из моих пальцев, вылетела из него, как из катапульты.
   – Ближе к делу.
   – Дело состоит в том, что тебе не стоит предпринимать ничего, что бы ты мог предсказать сам.
   – Начнем с того, что мне вообще не стоило бы драться, – буркнул я. – Скажи, секундант мне положен?
   – Вам обоим положены секунданты, – сообщил Боб. – Именно секунданты договариваются об условиях дуэли. Рано или поздно он попросит о встрече с твоим секундантом.
   – Гм... У меня нет никого.
   Бобов череп чуть повернулся на полке и несколько раз тюкнулся лбом об кирпичную стену.
   – Так найди, балбес! Уж это-то можно сообразить!
   Я взял другую ручку, листок желтой линованной бумаги и большими буквами написал наверху: «СДЕЛАТЬ», а ниже: «ПОПРОСИТЬ МАЙКЛА НАСЧЕТ ДУЭЛИ».
   – О'кей. И я хочу, чтобы ты до утра разузнал как можно больше об Ортеге.
   – Понято, – согласился Боб. – Ты мне разрешаешь выйти?
   – Нет пока. Есть еще дела. Боб закатил глаза:
   – Ну еще бы их не было! Не работа, а отстой.
   Я достал бутыль дистиллированной воды и банку «колы». Потом открыл банку и сделал глоток.
   – Тот труп, что мне показала Мёрфи. Проклятие, насылающее мор?
   – Возможно, – согласился Боб. – Но если там и впрямь так много инфекций, мощное проклятие.
   – Насколько мощное?
   – Сильнее, чем то, которое Человек-Тень использовал, чтобы вырывать сердца, – ну, тогда, пару-тройку лет назад.
   Я присвистнул.
   – А ведь Человек-Тень использовал для этого энергию гроз и ритуалов. Что же нужно для проклятия такой силы?
   – Ну, в проклятиях я не слишком силен, – скромно признался Боб. – Но наверняка нужно много. Например, что-нибудь вроде врезки в силовую линию магических энергий... или человеческих жертвоприношений.
   Я отхлебнул еще «колы» и покачал головой.
   – Значит, кто-то ведет очень и очень серьезную игру.
   – Может, – предположил Боб, – это Стражи разделались с каким-нибудь агентом Красной Коллегии?
   – Нет, это исключено, – сказал я. – Они бы не стали для этого пользоваться подобной магией. Даже если с формальной точки зрения парень умер от болезней, это чертовски близко к нарушению Первого Закона.
   – Но кто еще может обладать такой силой? – спросил Боб. Я перелистнул блокнот, нарисовал на чистой странице приблизительную копию татуировки на трупе и показал ее Бобу.
   – Возможно, кто-то, кому не нравится вот это.
   – Глаз Тота, – опознал изображение Боб. – Это что, было вытатуировано на теле?
   – Угу. Это означает, что парень входил в какой-то тайный клуб?
   – Вполне возможно. Впрочем, этот глаз – довольно популярный оккультный символ, так что нельзя исключать возможности, что он никак не связан с этим делом.
   – О'кей, – кивнул я. – Так кто его использует?
   – Да много кто. Братства, связанные с Белым Советом, всякие исторические кружки, пара оккультных сект, личных культов, телевизионных психов, героев комиксов...
   – Ладно, понял, – буркнул я, перевернул и эту страницу и по памяти – на этот раз отчетливой донельзя – набросал символ, который увидел промеж глаз у Урсиэля-демона. – А это тебе знакомо?
   Огненные зрачки Боба расширились.
   – Ты сбрендил? Гарри, порви эту бумажку. Сожги ее.
   Я нахмурился.
   – Подожди, Боб...
   – Немедленно!
   В голосе черепа слышался испуг, а когда Боб напуган, и мне стоит призадуматься. Не так уж много в мире вещей, способных напугать Боба. Я порвал бумажку на мелкие клочки.
   – Я так понимаю, ты узнал знак.
   – Ага. И не желаю иметь с этой шайкой никаких дел.
   – Будем считать, я этого не слышал, Боб. Мне нужна информация о них. Они в городе и уже предприняли одно нападение на меня. Готов биться об заклад, что им нужна Плащаница.
   – Вот и пусть их ее получают, – заявил Боб. – Гарри, я серьезно. Ты даже не представляешь себе, насколько они сильны.
   – Ну, я знаю, что они из Падших, – возразил я. – Орден Темного Динария. Но им ведь положено играть по правилам, нет разве?
   – Гарри, это не только Падшие. Люди, которых они соблазнили, ненамного лучше. Убийцы, отравители, наемники, чернокнижники...
   – Чернокнижники?
   – Монеты даруют им бессмертие. За плечами некоторых из ордена тысячелетний, если не больше, стаж. За такой срок даже у не самых одаренных прорезаются зубки. И опыт, который, как известно, лучший учитель, и все, что им удалось отыскать за это время... В общем, у них хватит сил хорошенько надрать задницу и без потусторонних сверхвозможностей. Я нахмурился и порвал клочки еще мельче.
   – И на такое проклятие хватит сил?
   – В том, что у них достаточно опыта, даже и сомнений нет. Возможно, даже до такой степени, что они могут обойтись при этом без особенных источников энергии.
   – Класс, – сказал я, потирая покрасневшие глаза. – Что ж, ладно. Куда ни глянь, везде игроки высшей лиги. Я хочу, чтобы ты поискал Плащаницу.
   – Нет возможности, – заявил Боб.
   – Не понял. Сколько у нас в городе сейчас кусков холстины возрастом в две тысячи лет?
   – Дело не в этом, Гарри. Плащаница – это... – Боб помолчал, выбирая слова. – Мы с ней существуем на разных волновых частотах. Она вне моей юрисдикции.
   – О чем это ты?
   – Я дух интеллекта, Гарри. Смысла, логики. В Плащанице нет логики. Это артефакт веры.
   – Чего? – удивился я. – Что за бессмыслицу ты тут несешь?
   – Ты же не все знаешь, Гарри, – урезонил меня Боб. – Ты, скажем так, много чего не знаешь. Этого я касаться не могу. Не могу даже находиться вблизи от нее. А если и попробую, мне придется переступать границы, которые мне переступать не надо. Я не играю против ангелов, Гарри. Ни против Падших, ни против любых других.