– Ф-фу-у, – произнес усталый голос Боба.
   – Блин-тарарам, – потрясенно пробормотал я. – Боб, ты в порядке?
   – Нет.
   Односложный ответ? От Боба? Вздор.
   – Я могу тебе чем-нибудь помочь?
   – Нет, – повторил Боб едва слышно. – Отдыхать.
   – Но...
   – Доклад, – буркнул Боб. – Надо.
   Тоже верно. Я послал его с заданием, и он не мог успокоиться, не довершив его до конца.
   – Что случилось?
   – Обереги, – выдохнул Боб. – У Марконе. У меня отвисла челюсть.
   – Чего?
   – Обереги, – повторил Боб.
   Я поискал взглядом ближайший стул и сел.
   – Откуда, черт подери, у Марконе обереги?
   Тон у Боба сделался чуть язвительнее.
   – Кто у нас маг?
   Это меня немножко успокоило. Если он еще способен на колкости, может, с ним и обойдется.
   – Ты смог определить, кто поставил обереги?
   – Нет. Слишком хорошие.
   Черт! Похоже, Бобу и впрямь пришлось несладко. Возможно, его травмы сильнее, чем мне казалось.
   – А что Ортега?
   – Ротшильд, – сообщил Боб. – С ним с полдюжины вампиров. Возможно, с полдюжины смертных.
   Огоньки в глазницах черепа затрепетали. Я не мог рисковать, требуя от Боба слишком многого: дух или нет, бессмертием он все же не обладал. Он не боялся ножей или пуль, но имелись вещи, способные убить его.
   – Ладно, пока достаточно, – сказал я. – Остальное расскажешь потом. Поспи.
   Глазницы Боба мгновенно погасли.
   Некоторое время я, хмурясь, смотрел на череп, потом покачал головой, забрал остывшие бутылочки с эликсиром, прибрал на столе и совсем уже собрался подниматься наверх, чтобы не мешать Бобу отдохнуть.
   Я пригнулся к свечам-оберегам, чтобы задуть их, когда зеленая свеча зашипела, и огонек на фитиле съежился, превратившись в маленькую точку. Стоявшая рядом желтая свеча разом вспыхнула ярче – почти как лампочка накаливания.
   Сердце мое разом заколотилось быстрее, по спине забегали мурашки.
   Что-то приближалось к моей двери. Именно об этом предупреждали свечи, когда огонь перепрыгнул с зеленой на желтую. Охранительные заговоры, которые я наложил на мостовую в паре кварталов от моего дома, засекли приближение сверхъестественных незнакомцев.
   Тут желтая свеча померкла, зато красная разгорелась вовсю: язык пламени на ней сделался размером с мою голову.
   Звезды и пламень! Незнакомец приближался, и, если верить моей охранной сигнализации, это было что-то огромное. Или их было много. И они приближались быстро: красная свеча срабатывала от заклятия, размещенного в нескольких десятках ярдов от моей двери.
   Я взмыл по стремянке из лаборатории и приготовился к бою.

Глава десятая

   Я поднялся в гостиную как раз вовремя, чтобы услышать, как на улице хлопнула автомобильная дверца. Свой старый револьвер я потерял прошлым летом, в бою между Летними и Зимними фейри в облаках над озером Мичиган, поэтому я забрал из офиса домой другой, сорок четвертого калибра. Он висел в кобуре на крючке у двери над прикрепленной к стене проволочной корзинкой, в которой я хранил пару головок чеснока, склянку с солью и всякую железную мелочь – в общем, приятные сюрпризы для всех, кто заявится ко мне в попытке выпить мою кровь, утащить в страну фейри или продать мне тухлые пирожки.
   Сама по себе дверь – стальная, без дураков, – по идее, могла выдержать враждебный натиск куда лучше, чем стена вокруг проема. Ко мне в дом уже стучался раз демон, и мне как-то не хотелось повтора на бис: новая обстановка – даже подержанная – была бы мне сейчас не по карману.
   Я выхватил пистолет из кобуры, нацепил на руку браслет-оберег и взял жезл и посох. Любому, входящему в мою дверь, пришлось бы иметь дело с порогом – аурой защитной энергии, окружающей любой дом. У большинства сверхъестественных существ возникают с этим сложности. Затем входящему пришлось бы справляться с моими оберегами – барьерами геометрически организованной энергии, блокирующей любую попытку враждебного проникновения, возвращая всякое усилие источнику. Легкий, осторожный толчок отзывается аналогичным легким толчком тому, кто пытается войти. Зато резкий или сильный толчок со стороны нападающего способен сбить с ног его самого. К оберегам у меня добавляются стихии огня и льда, высвобождающие при срабатывании разрушительную энергию, сопоставимую по мощности со взрывом противопехотной мины.
   Крепкая, эшелонированная оборона. Если повезет, такой достаточно, чтобы не дать почти любой угрозе даже подобраться к моей двери.
   А поскольку я, как известно, везунчик, я сделал глубокий вдох и, не забывая про пистолет, наставил в дверь свой жезл и принялся ждать.
   Ждать пришлось недолго. Я ожидал разрядов магической энергии, завывания демонов... ну, всяких пиротехнических эффектов, неизбежных при борьбе чужой магической энергии с моими заклятиями. Вместо этого в дверь вежливо постучали.
   Я подозрительно уставился на дверь.
   – Кто там?
   – Архив, – проворчал в ответ низкий, хрипловатый мужской голос.
   Какого черта?
   – Архив? Это что, фамилия такая?
   Похоже, чувство юмора у говорившего отсутствовало.
   – Архив, – с той же угрюмостью повторил голос. – Архив назначен посредником в этом вопросе и явился для переговоров с чародеем Дрезденом касательно дуэли.
   Я нахмурился. Теперь я смутно припоминал, как на последнем собрании Белого Совета, на котором я присутствовал, какой-то Архив упоминался в качестве нейтральной партии. Правда, тогда у меня сложилось впечатление о нем как о своего рода магической библиотеке. В общем, голова у меня тогда была занята совсем другим, так что я и слушал-то не слишком внимательно.
   – Откуда мне знать, кто вы такие?
   Послышалось шуршание бумаги о камень, и в щель под дверью просунулся конверт с замятым углом.
   – Наши документы, чародей Дрезден, – сообщил голос. – Равно как наша просьба соблюдать на время нашего визита общепринятые нормы гостеприимства.
   Напряжение, сковывавшее плечи, немного ослабло, и я опустил жезл и пистолет. В общении со сверхъестественной братией имеется и положительная сторона: если кто-то или что-то дает вам слово, вы можете ему верить. В разумных пределах, конечно.
   Ну, само собой, надо еще делать поправку на мою личность. Из всех созданий, с которыми мне довелось общаться, по части болезненно-маниакального стремления держать слово со мной не может сравниться никто. Возможно, поэтому я крайне мнителен в отношении доверия к кому-то другому.
   Я вытянул конверт и достал из него сложенный листок обычной писчей бумаги, гласивший, что личность подателя сего согласована Белым Советом в качестве официального посредника по всем вопросам, связанным с дуэлью. Я поднес к бумажке руку ладонью вниз и пробормотал нехитрое заклинание в сочетании с последним полученным от Стражей паролем. В ответ в центре листа проявилась этаким светящимся водяным знаком пентаграмма. Бумага была подлинной.
   Я сложил бумажку, но жезл с посохом ставить на место пока не стал. Потом отодвинул засов, пробормотал заклинание, сдерживающее обереги, и приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы выглянуть наружу.
   За порогом стоял мужчина. Ростом он почти не уступал мне, но сложение имел куда капитальнее. Свободный черный пиджак в обтяжку сидел на его широких плечах. Видневшаяся из-под пиджака ярко-синяя рубаха морщила в тех местах, где ее перетягивала портупея от наплечной кобуры.
   Из-под черной бейсболки выбивались вьющиеся золотые волосы – должно быть, без кепки они доходили бы ему до плеч. Он явно не брился несколько дней; короткий белый шрам под нижней губой подчеркивал ямочку на подбородке. В светло-голубых глазах я не увидел никакого выражения. То есть абсолютно никакого – редкое зрелище. И не то чтобы он скрывал свои чувства. Гораздо вероятнее, там действительно просто ничего не было.
   – Дрезден? – спросил он.
   – Угу, – подтвердил я, разглядывая его с головы до пят. – Вид у вас какой-то не слишком архивный.
   Он поднял бровь, изобразив на лице некоторый вялый интерес.
   – Меня зовут Кинкейд. У вас в руке пистолет.
   – Держу для посетителей.
   – Ни разу еще не видел никого из Совета с пистолетом. Разумно. – Он повернулся и махнул рукой. – Это недолго.
   Я заглянул ему за плечо:
   – О чем это вы?
   По лестнице к моей двери, осторожно держась рукой за перила, спускалась маленькая девочка. Хорошенькая, лет этак семи, с прямыми, по-детски пушистыми волосами до плеч, подхваченными ленточкой. Одета она была в простенький вельветовый сарафанчик, белую блузку и лаковые черные туфельки, поверх чего накинула куртку-пуховик, на вид слишком теплую для осенней погоды.
   Я перевел взгляд с девочки на Кинкейда.
   – Вам не стоит впутывать в это ребенка, – заметил я.
   – Еще как стоит, – буркнул Кинкейд.
   – Что, неужели вы не смогли найти няньку?
   Девочка остановилась, не доходя пары ступенек до нижней площадки – так, что лицо ее оказалось на одном уровне с моим.
   – Вот он и есть моя нянька, – произнесла она совершенно серьезно, с легким британским акцентом. Я почувствовал, как мои брови против воли поползли вверх.
   – Или, говоря точнее, мой водитель, – добавила она. – Так вы нас впустите или нет? Мне бы не хотелось оставаться на улице.
   Мгновение-другое я молча смотрел на девочку.
   – А ты не коротковата для библиотекаря?
   – Я не библиотекарь, – спокойно ответил она. – Я – Архив.
   – Минуточку, – не выдержал я. – Что ты...
   – Я – Архив, – повторила девочка ровным, уверенным тоном. – Полагаю, твои обереги засекли мое присутствие. Они показались мне вполне дееспособными.
   – Ты? – пробормотал я. – Ты, наверное, шутишь. – Я осторожно протянул к ней свои чувства. Воздух вокруг нее негромко гудел от энергии – не совсем такой, какую ощущаешь обыкновенно вокруг чародея, но никак не слабее; тихое, угрожающее жужжание, какое слышишь, стоя под высоковольтными проводами.
   Мне пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не выдать своего потрясения. Эта девочка обладала энергией. Черт, она обладала уймой энергии! Достаточной, чтобы я начал сомневаться, хватит ли силы моих оберегов, чтобы остановить ее, если ей вдруг взбредет в голову пройти через них.
   Достаточной, чтобы мне припомнился маленький всемогущий Билли Мэйми в старой, доброй «Запретной зоне».
   Она внимательно смотрела на меня своими непроницаемыми голубыми глазами... мне почему-то вдруг очень не захотелось заглядывать в них.
   – Я могу объяснить тебе все, чародей, – сказала она. – Но не стоя на пороге. У меня нет ни повода, ни малейшего желания причинять тебе зло. Скорее наоборот.
   Я нахмурился:
   – Обещаешь?
   – Обещаю, – серьезно отозвалась девочка.
   – Перекрестишься?
   Она начертила указательным пальчиком крест на своем пуховике.
   Кинкейд поднялся на пару ступенек и настороженно выглянул на улицу.
   – Решайте, Дрезден. Я не собираюсь держать ее здесь долго.
   – А что он? – спросил я у Архива, кивнув в сторону Кинкейда. – Ему можно доверять?
   – Кинкейд? – переспросила девочка, и в голосе ее послышалась усмешка. – Тебе можно доверять?
   – Вы проплатили по апрель включительно, – отозвался тот, продолжая шарить взглядом по улице. – Потом я имею право искать лучшее предложение.
   – Ну вот, – девочка повернулась ко мне, – до апреля Кинкейду можно доверять. По-своему он не лишен этики. – Она поежилась и сунула руки в карманы пуховика. Потом снова посмотрела на меня в упор.
   Как правило, мое чутье на людей (за исключением женщин, которые потенциально могут проделывать со мной разные взрослые штучки) меня почти не подводит. Во всяком случае, обещанию Архива я поверил. И потом, она была лапочка и начинала, похоже, замерзать.
   – Хорошо, – кивнул я. – Заходите.
   Я шагнул назад и распахнул дверь. Архив вошла и оглянулась на Кинкейда.
   – Подожди у машины. Зайдешь за мной через десять минут.
   Кинкейд хмуро глянул на нее, потом на меня.
   – Вы уверены?
   – Совершенно. – Архив шагнула мимо меня в комнату, на ходу снимая курточку. – Десять минут. Не хотелось бы застрять в пробке на обратном пути.
   Кинкейд уставил в меня свой пустой взгляд.
   – Повежливее с девочкой, чародей, – сказал он. – С такими, как ты, я уже справлялся.
   – Что до угроз, так я их до девяти утра получаю больше, чем очень многие за весь день, – не удержался я от ответа, закрывая дверь у него перед носом. Скорее для эффекта, чем по необходимости я еще и запер ее, громко лязгнув засовом.
   Хотите сказать, я позёр? Да ни за что!
   Я зажег еще пару свечей, чтобы в комнате стало светлее и уютнее, и подбросил в камин еще пару поленьев. Пока я занимался этим, Архив аккуратно положила пуховик на подлокотник кресла и села, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Ее маленькие черные туфельки покачивались, не доставая до пола.
   Я хмуро покосился на нее. Не то чтобы я не любил детей, просто у меня маловато опыта общения с ними. И вот теперь одна такая сидела передо мной, чтобы обсуждать – что? – дуэль. Какого черта ребенка, вне зависимости от того, насколько велик его словарный запас, назначили посредником в таком вопросе?
   – Ну... гм... Как тебя зовут?
   – Архив, – невозмутимо ответила она.
   – Угу. Этот пункт я усвоил. Но я имел в виду твое имя. Как тебя называют люди?
   – Архив, – повторила она. – У меня нет обычного имени. Я Архив и всегда была Архивом.
   – Ты не человек, – заметил я.
   – Неверно. Я семилетний ребенок. Человек.
   – Без имени? У всех есть имя. Я не могу говорить с человеком, называя его просто «Архив».
   Девочка склонила голову набок, изогнув золотую бровь.
   – А как бы ты меня назвал?
   – Ива, – выпалил я, почти не раздумывая.
   – Почему Ива? – поинтересовалась она.
   – Ты же Архив, верно? Арх-ив. Арх-ива. Ива. Девочка задумчиво прикусила губу.
   – Ива, – повторила она и медленно кивнула. – Ива. Что ж, хорошо. – Она еще раз внимательно посмотрела на меня. – Ты можешь задавать вопросы, чародей. Лучше уж сразу разобраться.
   – Кто ты? – спросил я. – И почему тебя зовут Архив?
   Ива кивнула.
   – Детальное объяснение заняло бы слишком много времени. Но если вкратце, я живая память человечества.
   – Что ты имеешь в виду под «живой памятью»?
   – Я сумма всех людских знаний, передававшихся от поколения к поколению, от матери к дочери. Культуры, науки, философии, традиций. Я держатель собранных воедино воспоминаний тысяч людских поколений. Я впитываю все, что пишется или говорится вслух. Я учусь. Таков смысл моей жизни: добывать и сохранять знания.
   – То есть ты говоришь, что, стоит чему-то быть написанным, ты знаешь об этом?
   – Знаю. И понимаю это.
   Я медленно опустился на край дивана и уставился на нее. Блин-тарарам! Как-то многовато для понимания. Знание – сила, а если Ива говорит правду, она знает больше, чем кто-либо другой из всех живущих на свете.
   – И как это ты сподобилась так?
   – Моя мать передала мне это по наследству, – ответила она. – Когда я родилась. Точно так же, как она унаследовала это при рождении.
   – И твоя мать позволяет наемному охраннику возить тебя одну?
   – Разумеется, нет. Моя мать мертва, чародей. – Она чуть нахмурилась. – Ну, не в буквальном смысле слова. Но все, что она знала, перешло в меня. Она превратилась в пустой сосуд. Перманентное вегетативное состояние. – Взгляд ее сделался чуть отрешеннее. – Она свободна от этого. Однако в широком понимании она, несомненно, не жива.
   – Мне очень жаль, – пробормотал я.
   – Не понимаю почему. Я знаю мою мать. И все, что было до нее, – она приложила палец ко лбу, – все это теперь здесь.
   – Ты умеешь пользоваться магией? – спросил я.
   – Предпочитаю расчеты.
   – Но умеешь все-таки?
   – Да.
   Ух ты... Если оценивать по реакции моих оберегов, силой она по меньшей мере не уступала любому чародею Белого Совета. А может, и превосходила. Но если так...
   – Если тебе столько известно, – сказал я, – и если ты так сильна, зачем тебе нанимать телохранителя, который привез тебя сюда?
   – Я не достаю ногами до педалей.
   Я испытал сильное желание хлопнуть себя по лбу.
   – Ну да, конечно. Ива кивнула.
   – Для организации дуэли мне необходима некоторая информация. Конкретнее: как и где я могу связаться с твоим секундантом, а также какое оружие выбрал ты для дуэли.
   – У меня нет пока секунданта.
   Ива выгнула бровь.
   – Значит, у тебя есть время до заката сегодняшнего дня, чтобы найти его. В противном случае и поединок, и ты сам обречены.
   – Обречены? Э... А каким, с позволения сказать, образом?
   Мгновение девочка молча смотрела на меня.
   – Я сама сделаю это.
   Я поперхнулся и зябко поежился. У меня ни на мгновение не возникло сомнения в том, что она говорит правду. Не возникало сомнения в том, что она может сделать это – и что сделает.
   – А... Да, конечно. Послушай, я и оружия еще пока не выбрал. Если...
   – Просто выбери, чародей. Воля, ловкость, энергия или плоть.
   – М-минуточку, – пробормотал я. – Я-то думал, мне предлагается выбрать мечи, или пистолеты, или еще что такое...
   Ива покачала головой:
   – Перечитай свой экземпляр «Установлений». Я выбрала приемлемые варианты, и я выбрала их согласно давним обычаям. Ты можешь помериться со своим противником волей, определив, кто из вас более устремлен. Ты можешь помериться с ним ловкостью во владении оружием; при этом каждый из вас будет биться оружием по собственному выбору. Вы можете сразиться, направив друг на друга подвластную вам энергию. Или можете встретиться в поединке без оружия. – Она помедлила, словно обдумывая свои слова. – Я бы советовала последнее.
   – Спасибо, – буркнул я. – Я выбираю магию. Энергию.
   – Ты, конечно, понимаешь, что он отвергнет твой выбор и что тогда тебе придется выбирать другое оружие.
   Я вздохнул:
   – Ага. Понимаю. Но до тех пор, пока он не сделал этого, мне ведь не надо выбирать другого, так?
   – Разумеется, – согласилась Ива.
   В дверь постучали, и я встал, чтобы открыть. Кинкейд кивнул мне и повернулся к девочке.
   – Десять минут.
   – Спасибо, Кинкейд, – улыбнулась Ива. Она поднялась, достала из кармана визитную карточку и протянула ее мне. – Позвони мне сегодня до вечера по этому номеру.
   Я взял у нее визитку и кивнул.
   – Обязательно.
   Именно это мгновение выбрал Мистер для того, чтобы выйти из спальни и лениво потянуться, выгнув спину. Он подошел ко мне и потерся в знак приветствия о мою ногу.
   Ива зажмурилась, медленно открыла глаза, и лицо ее вдруг просияло откровенной, неподдельной радостью. Она взвизгнула: «Киса!» – и немедленно опустилась на колени погладить Мистера. Мистеру она явно понравилась. Он замурлыкал громче и принялся тереться пушистым боком уже об ее ножки, а она все гладила его и негромко шептала ему на ухо какие-то нежности.
   Блин-тарарам! Прелестная картинка. Нет, все-таки она была ребенком.
   Ребенком, которому известно больше, чем любому другому смертному. Ребенком, обладающим устрашающим запасом энергии. Ребенком, который убьет меня, если я не покажусь на дуэли. И все-таки – ребенком.
   Я покосился на Кинкейда – тот стоял, хмуро глядя на умиляющуюся над Мистером Иву. Он покачал головой.
   – Ну, это уже глупости.

Глава одиннадцатая

   Похоже, Иве очень не хотелось уходить от Мистера, но все же с Кинкейдом она спорить не стала, и они уехали. Я закрыл за ними дверь и постоял немного, привалившись к двери и прислушиваясь с закрытыми глазами, пока не стих шум машины. Я чувствовал себя не таким усталым, как полагалось бы. Возможно, потому, что богатый опыт подсказывал: мне светит еще намотаться по это по самое, прежде чем представится шанс отдохнуть по-настоящему.
   Мистер терся о мои ноги до тех пор, пока я не наклонился погладить его, после чего он проследовал к своей миске, начисто перестав обращать на меня внимание. Пока он ел, я достал из ледника банку «колы» и, открыв ее, плеснул немного в блюдце для Мистера. К тому времени, когда я допил остаток, я окончательно решил, что делать дальше.
   Позвонить.
   Для начала я набрал номер, который мне дал Винсент. Я ожидал услышать автоответчик, но вместо этого в трубке послышался голос Винсента – напряженный, полный нетерпения.
   – Да?
   – Это Гарри Дрезден, – сказал я. – Я хотел узнать, как у вас дела.
   – Ах да, минуточку, – произнес Винсент. Я услышал, как он вполголоса обращается к кому-то, уловил шум голосов на заднем плане, потом шаги и скрип закрывающейся двери. – Полиция, – пояснил он. – Я весь вечер с ними работал.
   – Удачно? – поинтересовался я.
   – Одному Богу известно, – вздохнул Винсент. – Но, на мой взгляд, единственный прогресс достигнут по вопросу, какому отделу поручено вести расследование.
   – Убийств? – предположил я. Голос Винсента сделался суше.
   – Да. Признаюсь, это большая победа разума и житейской логики.
   – Год выборов, – пояснил я. – Городское руководство погрязло в политике. Ничего, когда начнете общаться с реальными сотрудниками полиции, все будет в порядке. В каждом отделе работают неплохие люди.
   – Очень хорошо, – без особого энтузиазма отозвался Винсент.
   – Если я нащупаю что-то конкретное, хотите ли вы, чтобы я обратился в полицию? – спросил я.
   – Я бы предпочел, чтобы вы прежде связались со мной, – сказал Винсент. – Я до сих пор не решил, насколько можно доверять местной полиции. Никак не могу отделаться от мысли, что похитители именно поэтому и направились сюда: потому, что в какой-то степени связаны с кем-то из городских властей. Мне бы хотелось побольше времени, чтобы разобраться, кому здесь у вас можно доверять.
   Я нахмурился: мне вспомнились напавшие на меня прихвостни Марконе. За чикагской полицией еще со времен печально известного Сухого Закона устойчиво держалась репутация коррумпированной. В наши дни эта репутация скорее незаслуженна, и все же люди остаются людьми, а людям порой трудно устоять перед заманчивым предложением. Марконе уже демонстрировал способность получать предназначенную лишь для внутреннего полицейского пользования информацию, причем с огорчительной оперативностью.
   – Может, вы и правы. Ладно, я проверю свои сведения и свяжусь с вами. Думаю, это вряд ли займет больше двух или трех часов.
   – Очень хорошо. Спасибо, мистер Дрезден. Что-нибудь еще?
   – Угу, – сказал я. – Мне стоило бы сообразить это еще вчера вечером. У вас имеются фрагменты Плащаницы?
   – Фрагменты? – переспросил Винсент.
   – Частицы ткани. Я знаю, в семидесятых такие образцы неоднократно подвергали анализу. У вас имеется доступ к подобным образцам?
   – Вполне возможно. А что?
   Я вовремя спохватился, вспомнив, что Винсент, похоже, не слишком склонен верить в сверхъестественное, поэтому не стал говорить ему, что хочу попробовать найти Плащаницу с помощью тауматургии.
   – Для более верной идентификации, когда я найду ее. Не хочу, чтобы меня водили за нос с помощью фальшивки.
   – Ну конечно. Я позвоню, – пообещал Винсент, – мне доставят их «Федерал-экспрессом». Спасибо, мистер Дрезден.
   Я попрощался, положил трубку и с минуту смотрел на телефон. Потом сделал глубокий вдох и набрал номер Майкла. Небо только начинало окрашиваться утренней зарей, но в трубке успел послышаться только один гудок, а сразу за ним женский голос произнес:
   – Алло?
   Этого-то я и боялся больше огня.
   – О... Э... Доброе утро, Черити. Это Гарри Дрезден.
   – Привет! – радостно откликнулся голос. – Только это не Черити.
   Что ж, может, я боялся и зря.
   – Молли? – спросил я. – Ба, да у тебя теперь совсем взрослый голос.
   Она рассмеялась:
   – Ну да, тут заглядывала фея, от которой увеличивается грудь, и все такое. Хотите поговорить с мамой?
   Кое-кому может показаться заслуживающим внимания то, что мне потребовалась пара секунд, чтобы понять: насчет феи это она не серьезно. Черт, иногда я терпеть не могу специфики моего ремесла.
   – Э... ну... А папы что, дома нет?
   – Значит, вы не хотите поговорить с мамой? Заметано, – сказала она. – Он работает в пристройке. Сейчас позову.
   Она положила трубку на стол, и я услышал удаляющиеся шаги. На заднем плане играла музыка: хор детских голосов. Еще я услышал звон столовых приборов, негромкий разговор. Потом что-то зашуршало, и послышался стук, словно трубка на том конце провода упала на пол. А потом я услышал тяжелое, чуть прерывистое дыхание.
   – Гарри, – выдохнул другой голос. Должно быть, говоривший находился в той же комнате. Голос почти не отличался от Молли, только радости в нем было заметно меньше. – Нет, нет, лапочка, не играй с телефоном. Дай мне трубку, пожалуйста. – В трубке стукнуло еще несколько раз, потом женский голос произнес: – Спасибо, милый, – и уже в трубку: – Алло? Кто-то хотел говорить?
   Мгновение я боролся с искушением промолчать или, может, имитировать голос оператора, но удержался. Я не хотел, чтобы меня заподозрили в слабости. Я ни на мгновение не сомневался в том, что Черити почует страх – даже по телефону. А страх провоцирует нападение.
   – Привет, Черити. Это Гарри Дрезден. Я хотел поговорить с Майклом.
   Последовало секундное молчание, на протяжении которого я явственно представил себе, как недобро сощуриваются глаза Майкловой жены.
   – Я так и знала, что это неизбежно, – сказала она. – Разумеется, если уж случается ситуация, требующая вмешательства всех троих рыцарей, вы не можете не выползти из той дыры, в которой живете, где бы там она ни находилась.