Страница:
— Да ни о чем. Просто наслаждаюсь ночью, — соврала Дэвон; ведь выскажи она свои мысли словами — и фантастический мир, который они построили для себя, сразу рухнет.
— Сент-Юстисий — чудесное место. Жалко, что у нас нет времени, а то бы я тебе показал тропический лес в кратере. Мы уже почти загрузились, завтра отплываем…
Дэвон закрыла глаза: если бы так же легко можно было закрыть двери в то будущее, которое черной тучей нависло над их счастьем!
— Дэвон, через несколько дней мы будем уже в Виргинии… Мне нужно кое-что тебе сказать…
Дэвон повернулась, оставаясь в его объятиях, и уткнулась лицом в его широкую грудь. Прижалась в нему.
— Я не хочу говорить о будущем. Пожалуйста, давай сегодня просто наслаждаться всем вот этим.
Хантер почувствовал мгновенное облегчение. Он нежно провел рукой по ее длинным шелковистым волосам.
— Ладно, больше не будем об этом. Нас ожидает ужин. А после этого походим по острову при лунном свете.
— Чудесно… — ответила Дэвон. Она подавила в себе беспокойное чувство, которое в ней возбудил Хантер, и улыбнулась ему. Времени у них все меньше и меньше, не стоит тратить его на пустые размышления о будущем. Еще в детстве она узнала простую истину: что суждено, то и случится, хочешь ты этого или нет. И ничего ты не изменишь — думай или не думай.
Хантер сделал шаг назад и задорно улыбнулся, склоняясь в церемонном поклоне:
— Позволите ли мне сопровождать вас на ужин, миледи?
Дэвон сделала глубокий реверанс, бросила на него кокетливый взгляд и в тон ему ответила:
— Какая честь для меня, милорд!
Она взяла его под руку, и они с подчеркнутой торжественностью двинулись к двери. Но нет, он не мог удержаться на таком официальном уровне: слишком манили к себе ее губы. Хотя бы на одну секунду ощутить их сладость! Он наклонился к ней, и как будто электрический разряд пронизал все его тело. Охрипший голос выдал его состояние.
— Ах ты, мой сладенок! С тобой забудешь и об еде, и обо всем остальном!
Ответом ему было явственное бурчание в желудке у Дэвон. Он улыбнулся, признавая свое поражение. Его время придет позже. — Да, выходит, я на тебя действую не так, как ты на меня, миледи.
— Выходит, что мне нужно поесть, чтобы поддержать себя… и твой темп, — рассмеялась Дэвон. Она совсем не чувствовала никакой неловкости в его присутствии.
— Верно. Но учти — я тебя предупредил. Чем больше возьмешь за столом, тем больше придется отдать в постели.
Хантер открыл дверь и кивнул Дэвон.
— Вперед и приятного аппетита, дорогая!
Обеденный зал гостиницы был одновременно и чем-то вроде клуба для моряков, которые сходили на берег с жаждой рома и женщин Веселый гам резко оборвался, когда Хантер и Дэвон вошли в зал и направились к столу, зарезервированному Хантером. Служащие, моряки, туземцы — все устремили глаза на Дэвон. Тут не было принято скрывать свои эмоции, а тем более за них извиняться. Они смотрели на нее с жадностью; каждый хотел бы оказаться на месте ее спутника, каждый ярко представлял себя, как бы это могло быть с ней в постели. Все эти рискованные мысли они, однако, держали про себя. Они отнюдь не собирались как-нибудь задевать человека, который лишил их общества этой красотки. Выражение его лица и шпага на боку были достаточным предупреждением против всяких попыток вторжения на его территорию.
Дэвон стало неловко — ее не обмануло и то, как несколько моряков с подчеркнутой поспешностью обратили свое внимание на свой ром и разносивших его служанок. Она беспомощно взглянула на Хантера и увидела, как он улыбается.
Она покраснела и опустила глаза на бокал с вином. Потрогала его оловянную ножку — как будто ее страшно заинтересовала техника обработки металла.
Хантер взял ее за руку, положил ее в свою, наклонился к ней.
— Они так уставились, потому что ты такая красивая, Дэвон. Нет мужчины, который не отдал бы все, чтобы очутиться сейчас на моем месте.
От его комплимента ее румянец стал еще гуще. Она посмотрела в его глаза. В них было желание — но это было отражение ее собственной страсти. Она попыталась найти нужные слова, чтобы сказать Хантеру о тех чувствах, которые он в ней вызывал, но тут у их стола раздался грубый голос:
— Черт побери, братишка! Вот уж не ожидал! Решил поглядеть, как мы тут, простые люди, живем-можем?
В их уединение шумно вторгся какой-то загорелый до черноты мужчина. Без приглашения подвинул стул от другого стола, небрежно поставил на него ногу в черном сапоге Наклонился рассмотреть поближе спутницу Хантера. Губы его, полные, чувственные, растянулись в умопомрачительной улыбке, обнажившей ровные белоснежные зубы. В ухе у него была золотая серьга. Она ярко сверкнула в свете фонарей, когда он наклонил голову набок и сказал:
— Ах, какая красотка! И как это тебя угораздило появиться здесь с моим братишкой? С ним же скучно до невозможности! Тут есть кто-то, кто бы оценил твои прелести лучше,
чем Хантер.
Дэвон не успела и слова вымолвить, как Хантер вскочил на ноги и мрачным взглядом уставился на пришельца. Они были одного роста, одинакового телосложения; те же темные волосы и те же глаза — темно-синие как оникс.
— Хватит, Рурке. Повеселился — и хватит. Иди обратно к своим друзьям — хотя, какие там у тебя могут быть друзья!?
— Стоп, стоп, братишка! Где же твои манеры? Год не встречались, а ты даже даму свою не представишь, не говоря уже о том, чтобы пригласить сесть и выпить за доброе, старое время.
— У нас такого с тобой не было — ты это хорошо знаешь. Я не хочу иметь ничего общего с такими продажными типами, как ты.
— Мои слова! — едко отпарировал Рурке. — Мне тоже не нравятся те, кто хранит верность тому, кто больше заплатит, а на остальных, кто бедствует, им наплевать.
— Я, по крайней мере, храню какую-то верность, Рурке, а для тебя это вообще незнакомое слово. Ты служишь любому, кто заплатит — неважно сколько.
Рурке пожал плечами.
— Такова жизнь, браток. Одни родятся уже с серебряной ложкой во рту, другие — нет… Ты всегда любил мне напоминать, что О'Конноры — безродные. Нам не светит наследство лорда Баркли.
Удар был метким. Когда они были моложе, Хантер пытался ему помогать, но этот парень был слишком уж гордый. Если применить к Рурке О'Коннору поговорку о собаке, которая кусает руку дающего, то ее надо было бы слегка изменить: этому парню протянешь руку помощи, а он отхватит ее до плеча! Он был полон решимости доказать всем, что он, незаконнорожденный, ничем не хуже своих богатых родственников в Баркли Гроув. Он стал моряком, хотя о подлинном характере своей деятельности он предпочитал помалкивать, называя себя свободным предпринимателем. Хантер с натугой проговорил:
— Я не собираюсь извиняться за то, что было в прошлом. Тем более перед пиратом.
Рурке выгнул бровь.
— Какие мы чистенькие! Святые! Мы так верны королю Георгу! Боюсь, что ты все-таки не святой, дорогой братик, а обыкновенный врун. Наслаждается здесь с красоткой, а бедная Эдебет ждет своего женишка… Будь я кто угодно, но я со своими бабами честен. Они не ждут от меня любви до гроба — потому что я им не заливаю. Думаю, что и бедняжка Элсбет не будет тебя больше считать за святого, если узнает о этом твоем невинном флирте.
— Ну хватит же! Ни Дэвон, ни Элсбет здесь ни при чем. Это мое личное дело, — рявкнул Хантер, сжав кулаки. Заткнуть бы ему глотку, этому Рурке, но сейчас не время. С ним женщина.
Он чувствовал, даже не глядя на нее, какую боль она сейчас испытывала. Страшно было даже взглянуть в эти ее глаза, в которых наверняка было суровое обвинение ему.
Рурке довольно ухмыльнулся: он нашел слабое место у братишечки. Надо его время от времени щелкать по носу, чтобы не задирал его очень. А то думают, что весь мир вокруг них вертится.
— Ах так! Ты даже и не счел нужным сказать леди, что обручен и собираешься по возвращении жениться!
— Будь ты проклят, Рурке! Никто не выбирает себе родителей, но дорогу в жизни каждый определяет сам. Оттого что ты рожден вне брака, ты еще не ублюдок. Но вот теперь тебе нет другого слова. Да этим еще и гордишься, — Хантер перевел взгляд на Дэвон. — Дэвон, я хотел тебе сказать, но все времени как-то не было подходящего.
Все ее мечты провалились в тартарары. Итак, он собирается жениться на женщине, которую зовут Элсбет. Она медленно поднялась из-за стола. Вот и наступило то будущее, которого она так боялась. Она не сказала ни слова, повернулась и через лес ног и столов направилась к выходу. Быстрей, быстрей отсюда!
Хантер видел, как она шла — с высоко поднятой головой, — как тогда с бала у леди Хит. Он уже достаточно знал ее, чтобы понять, что это значило. Взглянул снова на Рурке.
— Ты, ублюдок! Ты за это дорого заплатишь!
— Меня уже прослабило от страха, — захохотал Рурке, вызывающе разглядывая Хан — тера.
— Не сомневайся: я сдержу свое слово, — бросил Хантер, уходя в ночь.
Рурке О'Коннор задумчиво поглядел ему вслед. Он сегодня какой-то другой.
Что-то непонятное. Вроде бы как подтаял со времени их прежней встречи. Раньше они бы уже наверняка сцепились, а теперь, надо же, — просто ушел и все… Впрочем, ему-то что до того? Как Хантер относился к нему, так и будет относиться. Рурке со вздохом отправился к столу, где его друзья продолжали надуваться ромом. Какое ему дело до этих чертовых родственников и того, как они к нему относятся? Он заколачивает неплохую деньгу, наслаждается жизнью, а это единственное, что имеет значение.
Хантер нашел Дэвон в уединенном месте на пляже. Песчинки сверкали как маленькие алмазики у ее ног, вся она, залитая лунным светом, выглядела как ледяная статуя. Невидящими глазами она всматривалась в темные, поблескивающие воды залива. Она обхватила себя руками, чтобы защититься от прохладного ночного бриза — и не в меньшей степени от того пронизывающего холода, который охватил ее, когда она выслушала диалог между Хантером и этим человеком по имени Рурке. Унижение, боль, гнев — эти чувства боролись в ней, но она продолжала молчать, когда Хантер остановился возле нее.
Он не прикоснулся к ней. Он был так близко что Дэвон могла чувствовать жар его тела. Повернувшись к волнам, он сказал, тихо и мягко:
— Я хотел это сказать тебе сегодня, раньше. Все это, между нами, будет по-другому, когда мы окажемся в Виргинии.
Где-то вдалеке ударил судовой колокол; звук его мрачно разнесся по воде. Для Дэвон это прозвучало похоронным звоном по всем ее надеждам и мечтам. От правды не скроешься. Она, эта проклятая правда, стянула ей горло, как петля палача — шею. Дышать нечем. То наслаждение, которое Хантер дал ей, ее ослепило. Она позволила своему воображению создать какой-то фантастический мир, которого на самом деле не существовало.
Да. Хантер Баркли просто имел ее. Использовал свою собственность для собственного наслаждения. И ей не на кого жаловаться — только на саму себя. Он не затащил ее в койку силком. Дэвон покраснела от стыда за себя.
Она отдалась ему по собственной воле, даже охотно. Как побитый щенок, она выпрашивала ласку у своего хозяина, без ума от счастья, от нежного прикосновения.
Глаза ее сверкали от невыплаканных слез. Она повернулась к Хантеру и окинула его долгим внимательным взглядом. Луна освещала его широкие брови, крутые скулы, прямой нос, не видно было только выражения глаз. Как ей хотелось протянуть руку и дотронуться до этой щеки, которую она так часто ласкала. Но она не сделала ни одного движения. Нет, она никогда не проявит больше слабости. Она уже обожглась, этот урок она не забудет. Ожог дошел до самого сердца, и вряд ли даже целительная рука времени умерит ее боль. Но Хантер никогда не узнает о том, что она чувствует. Она не будет ползать у его ног, выпрашивая кусочек его любви.
Сделав глубокий вдох, Дэвон выговорила голосом, спокойная холодность которого была полной противоположностью тому, что она ощущала:
— Я все понимаю. Вы никогда ничего мне не обещали и не применяли ко мне насилия. Но я хотела бы попросить вас о последней любезности.
— Все, что в моей власти, — ответил Хантер. Холодность Дэвон подействовала на него так, как будто кто-то всадил ему каблуком в живот.
— Оставьте меня здесь. Я больше не буду причинять вам хлопот и начну здесь новую жизнь.
Что-то сдавило Хантеру грудь, какое-то чувство, существование которого он не хотел признавать. Он покачал головой:
— Нет, Дэвон. Я не могу оставить вас здесь. Король определил, что вы моя рабыня на всю жизнь.
Гнев Дэвон вырвался наружу. Скорлупа хладнокровия лопнула. Ее зеленые глаза засверкали серебряными искорками.
— Неужели вы настолько холодны и бесчувственны, что вам безразличны чувства женщины, на которой вы собираетесь жениться? Оставьте меня здесь, Хантер. Вы достаточно поразвлекались со мной, хватит!
— Мы еще не в Виргинии, — отрезал он почти грубо. Все очарование прошлых дней, казалось, ушло в ночь. На щеке у него задергался мускул, глаза сузились. — Ты моя на всю жизнь, если я только не решу вернуть тебя в Англию, чтобы тебя там повесили. Что касается моих отношений с Элсбет, то это моя забота. Не забивай этим свою красивую головку.
— Вы ублюдок, Хантер Баркли, — процедила Дэвон сквозь сжатые зубы. Не успел Хантер сообразить, что она задумала, как она уже с размаху изо всех сил влепила ему пощечину. Он успел схватить ее за руку, прежде чем она успела ее убрать. Дернул ее к себе. Лицо его окаменело. Она не могла пошевелиться — так крепко он ее схватил.
— Я тебе сейчас покажу, какой я ублюдок, — выдохнул он и овладел ее губами в страстно-жестоком поцелуе. Его язык властно проник ей в рот. Его рука опустилась по ее спине вниз, остановившись на мягких выпуклостях ее бедер. Всей ладонью и широко растопыренными пальцами он прижал ее к себе.
Дэвон отчаянно извивалась, колотя его кулачками по спине, но тщетно: Хантер не собирался Отступать в этом начатом им сражении. Он раз и навсегда покажет этой дикой кошке, что он — ее завоеватель, господин, мужчина, который владеет ею как своей собственностью. Она принадлежит ему, и он ее никогда от себя не отпустит. Хантер еще глубже проник языком ей в рот. Нет, не отпустит!
Дэвон перестала сопротивляться. Его поцелуй проник в ее раненое сердце, пробудил воспоминания о том чувстве, с которым она так доблестно боролась с того момента, как она узнала об Элсбет. Все это вырвалось наружу, и от ее решимости держать Хантера подальше от себя не осталось и следа. Ее руки против воли поднялись, обхватили его за шею и, побуждаемое какой-то внутренней силой, тело ее обвилось вокруг его. Она вздохнула. Ну вот, и приехали. Губы ее дрожали, она ничего не могла поделать со своими чувствами.
Ход сражения, которое для Хантера было апофеозом насилия и победы, незаметно изменился. Поцелуй-наказание уступил место поцелую-ласке. Стремление господствовать, подавлять, причинить боль исчезло под воздействием сладкого тока желания, которое охватило все его тело: кровь его начинала закипать. Все сознательное, рациональное, вообще всякие мысли — все это ушло, остался только инстинкт. Ему была нужна эта женщина. Ему было нужно ощущение ее теплой плоти. Ему нужен был вкус ее шелковистой кожи. Ему нужен был аромат ее женственности. Ему нужно было закопаться в ней, уйти в нее всем телом, излить себя всего в ее чрево. Боже, она была нужна ему вся, целиком. Она была для него как наркотик, как тот опиум, который моряки привозили с Востока; ему хотелось избавиться от нее, но ему было ее всегда мало…
Они медленно опустились на сверкающий под лунным светом песок. Поток чувств заставил их забыть о недавней ссоре. Сейчас они были готовы отдать все, чтобы еще раз снова испытать то, что их объединяло в те ночи на '"Джейде". И вот они уже, обнаженные, лежат на своей небрежно брошенной одежде, купаясь в лунном свете, их тела — как расплавленное серебро, его поток пульсирует в ритме любви. Шум прибоя слился со звуками того бурлящего водоворота страсти, который поглотил их целиком. С каким наслаждением он раз за разом вторгался в ее горячее жаждущее тело! Он купался в ее нектаре, его губы сливались с ее, ее руки нежно и властно охватили его широкие плечи. Нет, она не просто наслаждалась его ласками, она сама давала ему никогда не испытанное, бешеное наслаждение. Вот он оторвал от нее свои губы, выгнулся назад и излил в нее свое семя. Дэвон не отпускала его. Мгновение — и всесокрушающая волна оргазма потрясла и ее. Это началось где-то в самой глубине ее тела — откуда расширяющимися спиральными волнами прошло по всему ее существу. Она вся затрепетала — от головы до кончиков пальцев ног. Крик экстаза вырвался у нее из груди, и Хантер, наслаждаясь сам ее волнообразным оргазмом, закрыл ей рот нежным поцелуем.
Морской бриз медленно осушал их разгоряченные тела. Хантер не выпускал ее из рук. Они лежали молча, не зная что сказать друг другу. Луна, медленно совершавшая свое обращение, зашла наконец за тень пальм… стало темно…
Вместе с луной ушло и то, что они искали и находили друг в друге, — наслаждение, радость, сладкое, непередаваемое словами чувство соития. Они медленно поднялись, оделись. Было тихое, раннее утро, время спокойствия и мира в природе. Но между мужчиной и женщиной, которые сейчас тихо брели в направлении гостиницы, мира не было. И его никогда не будет. Страсть позаботится об этом.
В конце пляжа Хантер остановился и посмотрел на свою спутницу.
— Теперь ты понимаешь, что я тебя не отпущу, — тихо сказал он.
Дэвон кивнула.
— А ты понимаешь, что после сегодняшнего я сделаю все, что в моих силах, чтобы избавиться от тебя?
Теперь была очередь Хантера кивнуть.
— Я другого от тебя и не ожидал, Дэвон. Но тебе это не удастся. Мой союзник — сам король и его воля. Я удержу тебя, чего бы мне это ни стоило.
— Я все равно убегу, Хантер. Я найду способ Я не буду жить с тобой как твоя раба, — Дэвон повернулась и оставила Хантера размышлять над сказанным.
Он ощутил озноб в спине — и вовсе не от прохладного ветерка с моря.
Глава 9
Солдаты в красных мундирах тщательно проверяли каждый ящик и каждую бочку выгружаемую из трюма «Джейда» на пирс, пытаясь обнаружить там оружие и боеприпасы. Такая контрабанда ни в коем случае не должна была попасть к революционерам. Мускулистые, лоснящиеся потом докеры работали быстро и споро. Доставленные из Сент-Юстисия ящики с бутылками рома, бочки с сахаром, связки свежих фруктов — все это выстраивалось вдоль набережной, ожидая отправки в принадлежащие Баркли склады, откуда они будут проданы торговцам из Вильямсбурга.
Нервная тошнота подступила к горлу Дэвон, которая стояла у леера, наблюдая за этой картиной. Прошлой ночью Хантер сказал ей, что они прибудут в порт назначения после полудня. Солдаты и все, что было с ними связано, были лишь дополнительным поводом для беспокойства, если не отчаяния, которое она испытывала.
Дэвон не ожидала ничего хорошего от прибытия в Виргинию. Последние две недели, которые занял рейс на север от Сент-Юстисия, она провела в попытках найти способ как-то освободиться от своего чувства к Хантеру Варкли. Результатом, однако, было какое-то болото разрозненных мыслей и чувств, в которое она проваливалась все глубже по мере приближения судна к берегам Америки.
Ее мучила непрерывная тошнота. Морская болезнь, едва они покинули Сент-Юстисий, вернулась и взяла реванш. За весь день она могла проглотить по нескольку кусочков пищи, не больше. Она потеряла в весе, тени под глазами цветом напоминали тучи, собравшиеся в небе.
Дэвон с трудом подавила начинавшийся приступ рвоты. А тут еще эти солдаты. Если бы они только узнали, что «Джейд» уже разгрузила ту часть груза, которая их могла за-
интересовать! Хантера бы сразу арестовали и привлекли к суду как изменника.
Но он все продумал. Накануне в полночь «Джейд» с опущенными парусами зашла в устье одной из рек, впадавших в океан. Там ее ждали несколько человек на баркасах. Они бесшумно перегрузили в них драгоценные ящики с оружием и бесследно исчезли. Теперь по внутренним рекам, речкам и каналам оружие потечет к тем, кому оно нужно, чтобы бороться за дело свободы.
Дэвон бросила взгляд на мужчину, стоявшего на юте и наблюдавшего за разгрузкой. Какой он смелый! И как он красив! Руки за спину, ноги широко расставлены, он снова выглядел как тот гордый джентльмен-англичанин, которого она впервые встретила тогда в Лондоне. В темно-сером пальто и брюках, белой сорочке и элегантно завязанном галстуке — все это ярко контрастировало с его загорелым лицом — он уже ничем не напоминал того громилу, который завоевал ее сердце — и ее тело, когда «Джейд» была в пути из Англии к Наветренным островам. Никто, глядя сейчас на Хантера, не сказал бы, что он выступает на стороне тех, кого он называл патриотами.
Дэвон увидела, как он наклонился к этому гиганту, которого звали Мордекай, и что-то сказал ему. Мордекай засмеялся, кивнул, и они оба замахали руками кому-то на берегу. Дэвон взглянула туда, и сердце ее упало. Там стояли две женщины — они тоже приветственно махали руками. Одна была тоненькая и невысокая, копна ее волос темными завитушками спускалась почти до пояса. В чертах ее лица угадывалось сходство с Хантером Баркли. Вторая была того же роста, только более пухленькая, с простым, приятным лицом.
Как животное инстинктом чувствует соперника на своей территории, так и Дэвон сразу же поняла, что она видит перед собой женщину, на которой Хантер собирается жениться. Боже мой, но ведь она ничуть не хуже ее! Элсбет Уитмэн вовсе уж не такая красавица. Но тут на сердце свалился еще один камень. Элсбет улыбнулась Хантеру, и ее лицо осветилось какой-то внутренней красотой — да, несомненно, в ней много теплоты, доброты, и, конечно, она очень привлекательна для мужчины. Она выдержит сравнение с любой европейской красоткой.
Внезапный озноб пробрал Дэвон до костей, и она потуже закуталась в наброшенную на плечи шаль. Вообще-то день был хотя и облачный, но теплый; просто что-то холодное, ледяное проникло ей внутрь, в ее кровь. Она боялась этой минуты с того самого момента, когда впервые узнала о будущей женитьбе Хантера. Мягкие черты лица Элсбет Уитмэн скрывали в себе для нее жесткие мрачные тени ее будущего. Теперь ее разлучат с Хантером… она отныне будет не более как его прислужницей, где-то на отшибе.
Посреди всей окружавшей ее суматохи она вдруг опять почувствовала себя одинокой, как тогда, в десять лет, в доме своего отца.
Там, за мачтами корабля, лежала новая страна с новыми людьми. Но деревянные и кирпичные стены Вильямсбурга — Хантер сказал ей, что он расположен в восьми милях от побережья — станут для нее еще хуже, чем стены Макинси-Холла, когда там жил ее отец. Здесь никто о ней не позаботится. Нет здесь ни Хиггинса, ни Уинклера. Она одна, совсем одна.
Дэвон крепко схватилась за леер — на нее обрушился еще один приступ тошноты. Как ей сейчас их недоставало — этих двух верных друзей! Они были с нею в самые тяжелые времена ее жизни. Теперь у нее никого. И ничего — никаких перспектив на будущее. Вот она, будущее Хантера — стоит, машет ему рукой. Да, там, на Сент-Юстисии он с ранящей четкостью все объяснил. Она — его рабыня, и он ее никогда не отпустит.
Последние две недели на борту «Джейда» не были легкими для них. Он был так близок — рукой подать; и конечно, он был бы снова с ней, если бы она его позвала, но после той ночи любви на пляже между ними прошла какая-то трещина, нет скорее даже открылась пропасть. Она узнала, что у него есть другая женщина, и этого никакое физическое желание не могло преодолеть.
Хантер лишь однажды зашел к ней в каюту, но на этот раз она твердо держала себя в руках. Она не позволила ему преодолеть те барьеры, которые она против него воздвигла. Как ей хотелось вновь очутиться в его объятиях — но нет; она сумела скрыть свои чувства. Он был рассержен ее холодностью, но не пытался ничего добиться силой. Хлопнув дверью, он ушел и больше не приходил — только вот вчера вечером заглянул сказать, что они сегодня прибудут в порт назначения и что до этого, ранним утром, у них будет встреча с патриотами. Дэвон понимала, что он пооткровенничал с ней потому, что хотел дать ей почувствовать, как она ему близка; просто у него не было другого выбора. Он должен был ее предупредить: ведь достаточно было гром-
кого звука или полоски света из ее каюты — и их бы наверняка обнаружили британские суда, патрулировавшие в прибрежных водах, охотясь на контрабандистов, доставлявших в Америку оружие.
Взгляд Дэвон вновь остановился на красно-мундирниках. За свою информацию она могла бы купить себе свободу. Достаточно сообщить властям о миссии Хантера. Несколько раз на протяжении последних недель, когда Хантер и его поведение доводили ее до бешенства, она подумывала об этом. Но каждый раз отгоняла от себя эти мысли. Как бы он с ней ни поступил, как больно он бы ей ни сделал, она слишком любила его, чтобы желать его смерти. Пусть уж она будет где-то на обочине его жизни, без него она вообще не сможет жить. Кто-то дотронулся ей до локтя и вывел ее из ее сомнамбулических мыслей. Это был Хантер, он ей улыбался:
— Дэвон, время! Давай на высадку! С грузом уже все, нас ждут Сесилия и Элсбет.
Она молча кивнула: в горле стоял комок. Вот еще несколько секунд и несколько футов — и она полностью уйдет в тень. Тень за пределами того круга света, в центре которого был Хантер. Ну, ничего не поделаешь. Она покорно пошла за ним — по палубе, по сходням — туда, где стояли две женщины.
— Сент-Юстисий — чудесное место. Жалко, что у нас нет времени, а то бы я тебе показал тропический лес в кратере. Мы уже почти загрузились, завтра отплываем…
Дэвон закрыла глаза: если бы так же легко можно было закрыть двери в то будущее, которое черной тучей нависло над их счастьем!
— Дэвон, через несколько дней мы будем уже в Виргинии… Мне нужно кое-что тебе сказать…
Дэвон повернулась, оставаясь в его объятиях, и уткнулась лицом в его широкую грудь. Прижалась в нему.
— Я не хочу говорить о будущем. Пожалуйста, давай сегодня просто наслаждаться всем вот этим.
Хантер почувствовал мгновенное облегчение. Он нежно провел рукой по ее длинным шелковистым волосам.
— Ладно, больше не будем об этом. Нас ожидает ужин. А после этого походим по острову при лунном свете.
— Чудесно… — ответила Дэвон. Она подавила в себе беспокойное чувство, которое в ней возбудил Хантер, и улыбнулась ему. Времени у них все меньше и меньше, не стоит тратить его на пустые размышления о будущем. Еще в детстве она узнала простую истину: что суждено, то и случится, хочешь ты этого или нет. И ничего ты не изменишь — думай или не думай.
Хантер сделал шаг назад и задорно улыбнулся, склоняясь в церемонном поклоне:
— Позволите ли мне сопровождать вас на ужин, миледи?
Дэвон сделала глубокий реверанс, бросила на него кокетливый взгляд и в тон ему ответила:
— Какая честь для меня, милорд!
Она взяла его под руку, и они с подчеркнутой торжественностью двинулись к двери. Но нет, он не мог удержаться на таком официальном уровне: слишком манили к себе ее губы. Хотя бы на одну секунду ощутить их сладость! Он наклонился к ней, и как будто электрический разряд пронизал все его тело. Охрипший голос выдал его состояние.
— Ах ты, мой сладенок! С тобой забудешь и об еде, и обо всем остальном!
Ответом ему было явственное бурчание в желудке у Дэвон. Он улыбнулся, признавая свое поражение. Его время придет позже. — Да, выходит, я на тебя действую не так, как ты на меня, миледи.
— Выходит, что мне нужно поесть, чтобы поддержать себя… и твой темп, — рассмеялась Дэвон. Она совсем не чувствовала никакой неловкости в его присутствии.
— Верно. Но учти — я тебя предупредил. Чем больше возьмешь за столом, тем больше придется отдать в постели.
Хантер открыл дверь и кивнул Дэвон.
— Вперед и приятного аппетита, дорогая!
Обеденный зал гостиницы был одновременно и чем-то вроде клуба для моряков, которые сходили на берег с жаждой рома и женщин Веселый гам резко оборвался, когда Хантер и Дэвон вошли в зал и направились к столу, зарезервированному Хантером. Служащие, моряки, туземцы — все устремили глаза на Дэвон. Тут не было принято скрывать свои эмоции, а тем более за них извиняться. Они смотрели на нее с жадностью; каждый хотел бы оказаться на месте ее спутника, каждый ярко представлял себя, как бы это могло быть с ней в постели. Все эти рискованные мысли они, однако, держали про себя. Они отнюдь не собирались как-нибудь задевать человека, который лишил их общества этой красотки. Выражение его лица и шпага на боку были достаточным предупреждением против всяких попыток вторжения на его территорию.
Дэвон стало неловко — ее не обмануло и то, как несколько моряков с подчеркнутой поспешностью обратили свое внимание на свой ром и разносивших его служанок. Она беспомощно взглянула на Хантера и увидела, как он улыбается.
Она покраснела и опустила глаза на бокал с вином. Потрогала его оловянную ножку — как будто ее страшно заинтересовала техника обработки металла.
Хантер взял ее за руку, положил ее в свою, наклонился к ней.
— Они так уставились, потому что ты такая красивая, Дэвон. Нет мужчины, который не отдал бы все, чтобы очутиться сейчас на моем месте.
От его комплимента ее румянец стал еще гуще. Она посмотрела в его глаза. В них было желание — но это было отражение ее собственной страсти. Она попыталась найти нужные слова, чтобы сказать Хантеру о тех чувствах, которые он в ней вызывал, но тут у их стола раздался грубый голос:
— Черт побери, братишка! Вот уж не ожидал! Решил поглядеть, как мы тут, простые люди, живем-можем?
В их уединение шумно вторгся какой-то загорелый до черноты мужчина. Без приглашения подвинул стул от другого стола, небрежно поставил на него ногу в черном сапоге Наклонился рассмотреть поближе спутницу Хантера. Губы его, полные, чувственные, растянулись в умопомрачительной улыбке, обнажившей ровные белоснежные зубы. В ухе у него была золотая серьга. Она ярко сверкнула в свете фонарей, когда он наклонил голову набок и сказал:
— Ах, какая красотка! И как это тебя угораздило появиться здесь с моим братишкой? С ним же скучно до невозможности! Тут есть кто-то, кто бы оценил твои прелести лучше,
чем Хантер.
Дэвон не успела и слова вымолвить, как Хантер вскочил на ноги и мрачным взглядом уставился на пришельца. Они были одного роста, одинакового телосложения; те же темные волосы и те же глаза — темно-синие как оникс.
— Хватит, Рурке. Повеселился — и хватит. Иди обратно к своим друзьям — хотя, какие там у тебя могут быть друзья!?
— Стоп, стоп, братишка! Где же твои манеры? Год не встречались, а ты даже даму свою не представишь, не говоря уже о том, чтобы пригласить сесть и выпить за доброе, старое время.
— У нас такого с тобой не было — ты это хорошо знаешь. Я не хочу иметь ничего общего с такими продажными типами, как ты.
— Мои слова! — едко отпарировал Рурке. — Мне тоже не нравятся те, кто хранит верность тому, кто больше заплатит, а на остальных, кто бедствует, им наплевать.
— Я, по крайней мере, храню какую-то верность, Рурке, а для тебя это вообще незнакомое слово. Ты служишь любому, кто заплатит — неважно сколько.
Рурке пожал плечами.
— Такова жизнь, браток. Одни родятся уже с серебряной ложкой во рту, другие — нет… Ты всегда любил мне напоминать, что О'Конноры — безродные. Нам не светит наследство лорда Баркли.
Удар был метким. Когда они были моложе, Хантер пытался ему помогать, но этот парень был слишком уж гордый. Если применить к Рурке О'Коннору поговорку о собаке, которая кусает руку дающего, то ее надо было бы слегка изменить: этому парню протянешь руку помощи, а он отхватит ее до плеча! Он был полон решимости доказать всем, что он, незаконнорожденный, ничем не хуже своих богатых родственников в Баркли Гроув. Он стал моряком, хотя о подлинном характере своей деятельности он предпочитал помалкивать, называя себя свободным предпринимателем. Хантер с натугой проговорил:
— Я не собираюсь извиняться за то, что было в прошлом. Тем более перед пиратом.
Рурке выгнул бровь.
— Какие мы чистенькие! Святые! Мы так верны королю Георгу! Боюсь, что ты все-таки не святой, дорогой братик, а обыкновенный врун. Наслаждается здесь с красоткой, а бедная Эдебет ждет своего женишка… Будь я кто угодно, но я со своими бабами честен. Они не ждут от меня любви до гроба — потому что я им не заливаю. Думаю, что и бедняжка Элсбет не будет тебя больше считать за святого, если узнает о этом твоем невинном флирте.
— Ну хватит же! Ни Дэвон, ни Элсбет здесь ни при чем. Это мое личное дело, — рявкнул Хантер, сжав кулаки. Заткнуть бы ему глотку, этому Рурке, но сейчас не время. С ним женщина.
Он чувствовал, даже не глядя на нее, какую боль она сейчас испытывала. Страшно было даже взглянуть в эти ее глаза, в которых наверняка было суровое обвинение ему.
Рурке довольно ухмыльнулся: он нашел слабое место у братишечки. Надо его время от времени щелкать по носу, чтобы не задирал его очень. А то думают, что весь мир вокруг них вертится.
— Ах так! Ты даже и не счел нужным сказать леди, что обручен и собираешься по возвращении жениться!
— Будь ты проклят, Рурке! Никто не выбирает себе родителей, но дорогу в жизни каждый определяет сам. Оттого что ты рожден вне брака, ты еще не ублюдок. Но вот теперь тебе нет другого слова. Да этим еще и гордишься, — Хантер перевел взгляд на Дэвон. — Дэвон, я хотел тебе сказать, но все времени как-то не было подходящего.
Все ее мечты провалились в тартарары. Итак, он собирается жениться на женщине, которую зовут Элсбет. Она медленно поднялась из-за стола. Вот и наступило то будущее, которого она так боялась. Она не сказала ни слова, повернулась и через лес ног и столов направилась к выходу. Быстрей, быстрей отсюда!
Хантер видел, как она шла — с высоко поднятой головой, — как тогда с бала у леди Хит. Он уже достаточно знал ее, чтобы понять, что это значило. Взглянул снова на Рурке.
— Ты, ублюдок! Ты за это дорого заплатишь!
— Меня уже прослабило от страха, — захохотал Рурке, вызывающе разглядывая Хан — тера.
— Не сомневайся: я сдержу свое слово, — бросил Хантер, уходя в ночь.
Рурке О'Коннор задумчиво поглядел ему вслед. Он сегодня какой-то другой.
Что-то непонятное. Вроде бы как подтаял со времени их прежней встречи. Раньше они бы уже наверняка сцепились, а теперь, надо же, — просто ушел и все… Впрочем, ему-то что до того? Как Хантер относился к нему, так и будет относиться. Рурке со вздохом отправился к столу, где его друзья продолжали надуваться ромом. Какое ему дело до этих чертовых родственников и того, как они к нему относятся? Он заколачивает неплохую деньгу, наслаждается жизнью, а это единственное, что имеет значение.
Хантер нашел Дэвон в уединенном месте на пляже. Песчинки сверкали как маленькие алмазики у ее ног, вся она, залитая лунным светом, выглядела как ледяная статуя. Невидящими глазами она всматривалась в темные, поблескивающие воды залива. Она обхватила себя руками, чтобы защититься от прохладного ночного бриза — и не в меньшей степени от того пронизывающего холода, который охватил ее, когда она выслушала диалог между Хантером и этим человеком по имени Рурке. Унижение, боль, гнев — эти чувства боролись в ней, но она продолжала молчать, когда Хантер остановился возле нее.
Он не прикоснулся к ней. Он был так близко что Дэвон могла чувствовать жар его тела. Повернувшись к волнам, он сказал, тихо и мягко:
— Я хотел это сказать тебе сегодня, раньше. Все это, между нами, будет по-другому, когда мы окажемся в Виргинии.
Где-то вдалеке ударил судовой колокол; звук его мрачно разнесся по воде. Для Дэвон это прозвучало похоронным звоном по всем ее надеждам и мечтам. От правды не скроешься. Она, эта проклятая правда, стянула ей горло, как петля палача — шею. Дышать нечем. То наслаждение, которое Хантер дал ей, ее ослепило. Она позволила своему воображению создать какой-то фантастический мир, которого на самом деле не существовало.
Да. Хантер Баркли просто имел ее. Использовал свою собственность для собственного наслаждения. И ей не на кого жаловаться — только на саму себя. Он не затащил ее в койку силком. Дэвон покраснела от стыда за себя.
Она отдалась ему по собственной воле, даже охотно. Как побитый щенок, она выпрашивала ласку у своего хозяина, без ума от счастья, от нежного прикосновения.
Глаза ее сверкали от невыплаканных слез. Она повернулась к Хантеру и окинула его долгим внимательным взглядом. Луна освещала его широкие брови, крутые скулы, прямой нос, не видно было только выражения глаз. Как ей хотелось протянуть руку и дотронуться до этой щеки, которую она так часто ласкала. Но она не сделала ни одного движения. Нет, она никогда не проявит больше слабости. Она уже обожглась, этот урок она не забудет. Ожог дошел до самого сердца, и вряд ли даже целительная рука времени умерит ее боль. Но Хантер никогда не узнает о том, что она чувствует. Она не будет ползать у его ног, выпрашивая кусочек его любви.
Сделав глубокий вдох, Дэвон выговорила голосом, спокойная холодность которого была полной противоположностью тому, что она ощущала:
— Я все понимаю. Вы никогда ничего мне не обещали и не применяли ко мне насилия. Но я хотела бы попросить вас о последней любезности.
— Все, что в моей власти, — ответил Хантер. Холодность Дэвон подействовала на него так, как будто кто-то всадил ему каблуком в живот.
— Оставьте меня здесь. Я больше не буду причинять вам хлопот и начну здесь новую жизнь.
Что-то сдавило Хантеру грудь, какое-то чувство, существование которого он не хотел признавать. Он покачал головой:
— Нет, Дэвон. Я не могу оставить вас здесь. Король определил, что вы моя рабыня на всю жизнь.
Гнев Дэвон вырвался наружу. Скорлупа хладнокровия лопнула. Ее зеленые глаза засверкали серебряными искорками.
— Неужели вы настолько холодны и бесчувственны, что вам безразличны чувства женщины, на которой вы собираетесь жениться? Оставьте меня здесь, Хантер. Вы достаточно поразвлекались со мной, хватит!
— Мы еще не в Виргинии, — отрезал он почти грубо. Все очарование прошлых дней, казалось, ушло в ночь. На щеке у него задергался мускул, глаза сузились. — Ты моя на всю жизнь, если я только не решу вернуть тебя в Англию, чтобы тебя там повесили. Что касается моих отношений с Элсбет, то это моя забота. Не забивай этим свою красивую головку.
— Вы ублюдок, Хантер Баркли, — процедила Дэвон сквозь сжатые зубы. Не успел Хантер сообразить, что она задумала, как она уже с размаху изо всех сил влепила ему пощечину. Он успел схватить ее за руку, прежде чем она успела ее убрать. Дернул ее к себе. Лицо его окаменело. Она не могла пошевелиться — так крепко он ее схватил.
— Я тебе сейчас покажу, какой я ублюдок, — выдохнул он и овладел ее губами в страстно-жестоком поцелуе. Его язык властно проник ей в рот. Его рука опустилась по ее спине вниз, остановившись на мягких выпуклостях ее бедер. Всей ладонью и широко растопыренными пальцами он прижал ее к себе.
Дэвон отчаянно извивалась, колотя его кулачками по спине, но тщетно: Хантер не собирался Отступать в этом начатом им сражении. Он раз и навсегда покажет этой дикой кошке, что он — ее завоеватель, господин, мужчина, который владеет ею как своей собственностью. Она принадлежит ему, и он ее никогда от себя не отпустит. Хантер еще глубже проник языком ей в рот. Нет, не отпустит!
Дэвон перестала сопротивляться. Его поцелуй проник в ее раненое сердце, пробудил воспоминания о том чувстве, с которым она так доблестно боролась с того момента, как она узнала об Элсбет. Все это вырвалось наружу, и от ее решимости держать Хантера подальше от себя не осталось и следа. Ее руки против воли поднялись, обхватили его за шею и, побуждаемое какой-то внутренней силой, тело ее обвилось вокруг его. Она вздохнула. Ну вот, и приехали. Губы ее дрожали, она ничего не могла поделать со своими чувствами.
Ход сражения, которое для Хантера было апофеозом насилия и победы, незаметно изменился. Поцелуй-наказание уступил место поцелую-ласке. Стремление господствовать, подавлять, причинить боль исчезло под воздействием сладкого тока желания, которое охватило все его тело: кровь его начинала закипать. Все сознательное, рациональное, вообще всякие мысли — все это ушло, остался только инстинкт. Ему была нужна эта женщина. Ему было нужно ощущение ее теплой плоти. Ему нужен был вкус ее шелковистой кожи. Ему нужен был аромат ее женственности. Ему нужно было закопаться в ней, уйти в нее всем телом, излить себя всего в ее чрево. Боже, она была нужна ему вся, целиком. Она была для него как наркотик, как тот опиум, который моряки привозили с Востока; ему хотелось избавиться от нее, но ему было ее всегда мало…
Они медленно опустились на сверкающий под лунным светом песок. Поток чувств заставил их забыть о недавней ссоре. Сейчас они были готовы отдать все, чтобы еще раз снова испытать то, что их объединяло в те ночи на '"Джейде". И вот они уже, обнаженные, лежат на своей небрежно брошенной одежде, купаясь в лунном свете, их тела — как расплавленное серебро, его поток пульсирует в ритме любви. Шум прибоя слился со звуками того бурлящего водоворота страсти, который поглотил их целиком. С каким наслаждением он раз за разом вторгался в ее горячее жаждущее тело! Он купался в ее нектаре, его губы сливались с ее, ее руки нежно и властно охватили его широкие плечи. Нет, она не просто наслаждалась его ласками, она сама давала ему никогда не испытанное, бешеное наслаждение. Вот он оторвал от нее свои губы, выгнулся назад и излил в нее свое семя. Дэвон не отпускала его. Мгновение — и всесокрушающая волна оргазма потрясла и ее. Это началось где-то в самой глубине ее тела — откуда расширяющимися спиральными волнами прошло по всему ее существу. Она вся затрепетала — от головы до кончиков пальцев ног. Крик экстаза вырвался у нее из груди, и Хантер, наслаждаясь сам ее волнообразным оргазмом, закрыл ей рот нежным поцелуем.
Морской бриз медленно осушал их разгоряченные тела. Хантер не выпускал ее из рук. Они лежали молча, не зная что сказать друг другу. Луна, медленно совершавшая свое обращение, зашла наконец за тень пальм… стало темно…
Вместе с луной ушло и то, что они искали и находили друг в друге, — наслаждение, радость, сладкое, непередаваемое словами чувство соития. Они медленно поднялись, оделись. Было тихое, раннее утро, время спокойствия и мира в природе. Но между мужчиной и женщиной, которые сейчас тихо брели в направлении гостиницы, мира не было. И его никогда не будет. Страсть позаботится об этом.
В конце пляжа Хантер остановился и посмотрел на свою спутницу.
— Теперь ты понимаешь, что я тебя не отпущу, — тихо сказал он.
Дэвон кивнула.
— А ты понимаешь, что после сегодняшнего я сделаю все, что в моих силах, чтобы избавиться от тебя?
Теперь была очередь Хантера кивнуть.
— Я другого от тебя и не ожидал, Дэвон. Но тебе это не удастся. Мой союзник — сам король и его воля. Я удержу тебя, чего бы мне это ни стоило.
— Я все равно убегу, Хантер. Я найду способ Я не буду жить с тобой как твоя раба, — Дэвон повернулась и оставила Хантера размышлять над сказанным.
Он ощутил озноб в спине — и вовсе не от прохладного ветерка с моря.
Глава 9
Солдаты в красных мундирах тщательно проверяли каждый ящик и каждую бочку выгружаемую из трюма «Джейда» на пирс, пытаясь обнаружить там оружие и боеприпасы. Такая контрабанда ни в коем случае не должна была попасть к революционерам. Мускулистые, лоснящиеся потом докеры работали быстро и споро. Доставленные из Сент-Юстисия ящики с бутылками рома, бочки с сахаром, связки свежих фруктов — все это выстраивалось вдоль набережной, ожидая отправки в принадлежащие Баркли склады, откуда они будут проданы торговцам из Вильямсбурга.
Нервная тошнота подступила к горлу Дэвон, которая стояла у леера, наблюдая за этой картиной. Прошлой ночью Хантер сказал ей, что они прибудут в порт назначения после полудня. Солдаты и все, что было с ними связано, были лишь дополнительным поводом для беспокойства, если не отчаяния, которое она испытывала.
Дэвон не ожидала ничего хорошего от прибытия в Виргинию. Последние две недели, которые занял рейс на север от Сент-Юстисия, она провела в попытках найти способ как-то освободиться от своего чувства к Хантеру Варкли. Результатом, однако, было какое-то болото разрозненных мыслей и чувств, в которое она проваливалась все глубже по мере приближения судна к берегам Америки.
Ее мучила непрерывная тошнота. Морская болезнь, едва они покинули Сент-Юстисий, вернулась и взяла реванш. За весь день она могла проглотить по нескольку кусочков пищи, не больше. Она потеряла в весе, тени под глазами цветом напоминали тучи, собравшиеся в небе.
Дэвон с трудом подавила начинавшийся приступ рвоты. А тут еще эти солдаты. Если бы они только узнали, что «Джейд» уже разгрузила ту часть груза, которая их могла за-
интересовать! Хантера бы сразу арестовали и привлекли к суду как изменника.
Но он все продумал. Накануне в полночь «Джейд» с опущенными парусами зашла в устье одной из рек, впадавших в океан. Там ее ждали несколько человек на баркасах. Они бесшумно перегрузили в них драгоценные ящики с оружием и бесследно исчезли. Теперь по внутренним рекам, речкам и каналам оружие потечет к тем, кому оно нужно, чтобы бороться за дело свободы.
Дэвон бросила взгляд на мужчину, стоявшего на юте и наблюдавшего за разгрузкой. Какой он смелый! И как он красив! Руки за спину, ноги широко расставлены, он снова выглядел как тот гордый джентльмен-англичанин, которого она впервые встретила тогда в Лондоне. В темно-сером пальто и брюках, белой сорочке и элегантно завязанном галстуке — все это ярко контрастировало с его загорелым лицом — он уже ничем не напоминал того громилу, который завоевал ее сердце — и ее тело, когда «Джейд» была в пути из Англии к Наветренным островам. Никто, глядя сейчас на Хантера, не сказал бы, что он выступает на стороне тех, кого он называл патриотами.
Дэвон увидела, как он наклонился к этому гиганту, которого звали Мордекай, и что-то сказал ему. Мордекай засмеялся, кивнул, и они оба замахали руками кому-то на берегу. Дэвон взглянула туда, и сердце ее упало. Там стояли две женщины — они тоже приветственно махали руками. Одна была тоненькая и невысокая, копна ее волос темными завитушками спускалась почти до пояса. В чертах ее лица угадывалось сходство с Хантером Баркли. Вторая была того же роста, только более пухленькая, с простым, приятным лицом.
Как животное инстинктом чувствует соперника на своей территории, так и Дэвон сразу же поняла, что она видит перед собой женщину, на которой Хантер собирается жениться. Боже мой, но ведь она ничуть не хуже ее! Элсбет Уитмэн вовсе уж не такая красавица. Но тут на сердце свалился еще один камень. Элсбет улыбнулась Хантеру, и ее лицо осветилось какой-то внутренней красотой — да, несомненно, в ней много теплоты, доброты, и, конечно, она очень привлекательна для мужчины. Она выдержит сравнение с любой европейской красоткой.
Внезапный озноб пробрал Дэвон до костей, и она потуже закуталась в наброшенную на плечи шаль. Вообще-то день был хотя и облачный, но теплый; просто что-то холодное, ледяное проникло ей внутрь, в ее кровь. Она боялась этой минуты с того самого момента, когда впервые узнала о будущей женитьбе Хантера. Мягкие черты лица Элсбет Уитмэн скрывали в себе для нее жесткие мрачные тени ее будущего. Теперь ее разлучат с Хантером… она отныне будет не более как его прислужницей, где-то на отшибе.
Посреди всей окружавшей ее суматохи она вдруг опять почувствовала себя одинокой, как тогда, в десять лет, в доме своего отца.
Там, за мачтами корабля, лежала новая страна с новыми людьми. Но деревянные и кирпичные стены Вильямсбурга — Хантер сказал ей, что он расположен в восьми милях от побережья — станут для нее еще хуже, чем стены Макинси-Холла, когда там жил ее отец. Здесь никто о ней не позаботится. Нет здесь ни Хиггинса, ни Уинклера. Она одна, совсем одна.
Дэвон крепко схватилась за леер — на нее обрушился еще один приступ тошноты. Как ей сейчас их недоставало — этих двух верных друзей! Они были с нею в самые тяжелые времена ее жизни. Теперь у нее никого. И ничего — никаких перспектив на будущее. Вот она, будущее Хантера — стоит, машет ему рукой. Да, там, на Сент-Юстисии он с ранящей четкостью все объяснил. Она — его рабыня, и он ее никогда не отпустит.
Последние две недели на борту «Джейда» не были легкими для них. Он был так близок — рукой подать; и конечно, он был бы снова с ней, если бы она его позвала, но после той ночи любви на пляже между ними прошла какая-то трещина, нет скорее даже открылась пропасть. Она узнала, что у него есть другая женщина, и этого никакое физическое желание не могло преодолеть.
Хантер лишь однажды зашел к ней в каюту, но на этот раз она твердо держала себя в руках. Она не позволила ему преодолеть те барьеры, которые она против него воздвигла. Как ей хотелось вновь очутиться в его объятиях — но нет; она сумела скрыть свои чувства. Он был рассержен ее холодностью, но не пытался ничего добиться силой. Хлопнув дверью, он ушел и больше не приходил — только вот вчера вечером заглянул сказать, что они сегодня прибудут в порт назначения и что до этого, ранним утром, у них будет встреча с патриотами. Дэвон понимала, что он пооткровенничал с ней потому, что хотел дать ей почувствовать, как она ему близка; просто у него не было другого выбора. Он должен был ее предупредить: ведь достаточно было гром-
кого звука или полоски света из ее каюты — и их бы наверняка обнаружили британские суда, патрулировавшие в прибрежных водах, охотясь на контрабандистов, доставлявших в Америку оружие.
Взгляд Дэвон вновь остановился на красно-мундирниках. За свою информацию она могла бы купить себе свободу. Достаточно сообщить властям о миссии Хантера. Несколько раз на протяжении последних недель, когда Хантер и его поведение доводили ее до бешенства, она подумывала об этом. Но каждый раз отгоняла от себя эти мысли. Как бы он с ней ни поступил, как больно он бы ей ни сделал, она слишком любила его, чтобы желать его смерти. Пусть уж она будет где-то на обочине его жизни, без него она вообще не сможет жить. Кто-то дотронулся ей до локтя и вывел ее из ее сомнамбулических мыслей. Это был Хантер, он ей улыбался:
— Дэвон, время! Давай на высадку! С грузом уже все, нас ждут Сесилия и Элсбет.
Она молча кивнула: в горле стоял комок. Вот еще несколько секунд и несколько футов — и она полностью уйдет в тень. Тень за пределами того круга света, в центре которого был Хантер. Ну, ничего не поделаешь. Она покорно пошла за ним — по палубе, по сходням — туда, где стояли две женщины.