Байерс Кордия. Девон: Сладострастные сновидения

   Браггерт покачал головой и уверенно произнес:
   — Я не привечаю изменников. Прежде чем какой-то мужчина, женщина или ребенок переступят порог моего дома, я выясняю полностью, насколько этот человек надежен. Иначе здесь слишком опасно. Эти дикари, не задумываясь, перережут тебе горло только за то, что у тебя иные убеждения.
   — Не входил ли сюда кто-нибудь из вчерашних гостей? — наугад спросил Нейл, не сводя глаз с этого идиота. Наверняка вигский шпион затесался среди его слуг.
   На лице полковника Браггерта отразилась напряженная работа мысли. Он поерзал в своем кресле. Привел в порядок бумаги на столе, прокашлялся и снова взглянул на Нейла.
   — Ну, вообще-то, да…
   — Кто? — требовательно спросил Нейл. Полковник Браггерт снова поерзал и ответил:
   — Леди Баркли. Но я уверен, она-то уже не имеет никакого отношения к этой пропаже. Она жена одного из самых верных подданных короны.
   Нейл повернулся к собеседнику и прошипел сквозь стиснутые зубы:
   — Ну вы и дурак! Да эта баба — осужденная преступница, воровка-взломщица, а вы ее пускаете в комнату, где хранятся секреты, от которых зависит, выиграем мы или проиграем эту войну! Черт вас возьми совсем! У вас вообще есть мозги?
   Полковник Браггерт оскорбленно вскочил, лицо его покраснело:
   — Как вы смеете со мной так разговаривать? Да еще в моем собственном доме! Я не сделал ничего предосудительного. Леди Баркли — жена Хантера Баркли, а даже вам известно, какое положение он здесь занимает и какие у него связи в Англии. Он-то как раз тот человек, в лояльности которого у меня нет ни малейших сомнений.
   — Стало быть, вы еще глупее, чем я думал. Ваш Хантер Баркли по уши погряз в измене. Он женился на осужденной преступнице, которую я лично арестовал и о которой лично позаботился, чтобы ее повесили.
   — Вы наверняка просто обознались. Леди Варкли не может быть той женщиной, о которой вы говорите.
   Нейл поднял свою искалеченную руку, медленно размотал бинт. Сунул обезображенную култышку прямо под нос полковнику Браггерту и взревел:
   — Вы что думаете, я забуду лицо женщины, которая сделала со мной это?
   Глаза полковника Браггерта округлились, и он медленно опустил голову. Весь он как-то осел, признавая свое поражение.
   Нейл тщательно забинтовал свою руку.
   — А теперь дайте мне роту солдат, и я поеду в Баркли-Гроув. Думайте себе сколько угодно, что Хантер Баркли тут ни при чем, вы, идиот, но я думаю по-другому. Дэвон никогда не воровала военные документы. Она интересовалась золотом и камешками. Вчерашнюю кражу замыслил кто-то, кто знал, что эти документы у вас. А это уж, конечно, была не леди Баркли, а ее муж. Он — шпион.
   — Я не могу в это поверить. Хантер никогда ничем не обнаруживал каких-либо симпатий к мятежникам.
   — А я и не говорю, что он дурак, — отпарировал Нейл. — Но он здорово ошибся, женившись на Дэвон Макинси. Если бы он оставил ее болтаться на виселице — как она того заслуживала, он бы и дальше мог вас всех дурачить и продолжать шпионить.
   «Да, видать, я здорово промахнулся насчет Хантера Баркли», — устало подумал полковник Браггерт. Он вызвал капрала и распорядился выделить команду солдат, которые поступают в распоряжение полковника Самнерa. Они отправятся в Баркли-Гроув, чтобы арестовать Хантера Баркли и его супругу как изменников.
   Дэвон не поняла, что ее разбудило. Она сонно потянулась, зевнула, отбросила простыню и спустила ноги на пол. Почувствовав какую-то тупую, сжимающую боль внизу живота, но, еще как следует не проснувшись, не обратила особого внимания на это неприятное, впрочем и не очень сильное, ощущение. Натянула на себя чудесный халат из голубого бархата — теперь он у нее свой собственный, Хантер купил его в Вильямсбурге с неделю назад. Подошла к туалетному столику. Еще раз сладко зевнула, прикрывая рот рукой. Села на пуфик, провела рукой по спутанным волосам, внимательно разглядывая себя в зеркале. Под глазами — темные круги, щеки потеряли обычный здоровый румянец.
   Дэвон взяла щетку и принялась расчесывать волосы. Да, удивляться не приходится. После встречи с Нейлом Самнером она еще и похуже могла выглядеть. Ну, ничего. Надо отдохнуть несколько дней, не волноваться, — и все пройдет. Хантер ей сказал, что все будет в порядке, и она не позволит себе усомниться в его словах.
   Все эти утешительные мысли развеялись в дым, когда в комнату, с расширенными от ужаса глазами, влетела как молния Сесилия.
   — Они пришли за Хантером, его сейчас заберут!
   Льдинки панического страха забарабанили по затылку Дэвон. Она глядела на свою золовку и не могла, не хотела верить в то, что услышала от нее. Неужели англичане пронюхали о связях Хантера с патриотами? Голос ее прервался, она лишь вымолвила:
   — Кто пришел?
   Словно не слыша вопроса Дэвон, Сесилия прищурившись, выпалила:
   — Это все ты! Ведь это ты украла вчера документы у полковника Браггерта, а Хантер взял все на себя, чтобы тебя выгородить!
   Хватит с нее этих глупых обвинений! Дэвон бросилась вниз по лестнице. Первого, кого она увидела, был Нейл Самнер; а вот солдаты держат уже связанного Хантера. Дэвон застыла на месте. Колени ее подогнулись, она схватилась за деревянные перила, чтобы не упасть. Она обратилась к Нейлу; она не могла — не хотела — смотреть на связанного мужа:
   — Что это все означает, полковник Самнер? Садистская усмешка искривила изящно очерченные губы Нейла!
   — Вы должны сами знать, мадам. Вы и ваш муж арестованы за шпионаж в пользу мятежников, — усмешка стала еще более отвратительной, — как представляется, я не могу вас арестовать снова за то, за что вы уже были осуждены в Англии, но вы позаботились дать новое, не менее веское основание для этого.
   Пальцы Дэвон вонзились ногтями в лакированную поверхность перил.
   — Мой муж невиновен.
   — Тихо, Дэвон. Я уже признался во всем, но ты ничего не знала о моем замысле и не была моей соучастницей.
   Дэвон в ужасе перевела взгляд на Хантера. Зачем он признался в измене? И как он мог принять на себя всю вину, когда это была ее идея — украсть документы у полковника Браггерта?
   — Не понимаю ничего, — произнесла она потерянно, глаза ее умоляли мужа подсказать ей, что нужно говорить.
   Поняв этот взгляд, Хантер сказал:
   — Я объяснил, что я никогда не позволил бы тебе ввязаться в это дело в твоем нынешнем положении. Мой наследник для меня превыше всего.
   Дэвон вновь бросила взгляд на Нейла Самнера. Тот тоже понял план Хантера и был в бешенстве. Он хотел вздернуть на виселицу обоих, но теперь, похоже, эта сучка опять могла ускользнуть. Он снова посмотрел на Дэвон. Беременность ее была очевидна — особенно теперь, когда она была в ночной рубашке и халате. На щеке у него задергался мускул. Не надо быть особым умником, чтобы понять: даже самые ярые роялисты не одобрят такой акции, как арест беременной женщины после того, как ее муж признался в своем преступлении и в том, что жена не имела к этому никакого отношения и ни о чем не догадывалась. Нейл мрачным взглядом уставился на Хантера Баркли.
   — Думаешь, ты очень умный? По-другому подумаешь, когда очутишься в одной из наших плавучих тюрем. Там такой ад, что Ньюгейт показался бы дворцом, — он кивнул солдатам. — Выведите его и женщин отсюда и подожгите дом. Он никогда больше не будет приютом для мятежников.
   С лестницы вниз бросилась Сесилия, лицо ее было искажено гримасой боли и отчаяния.
   — Нейл, ты не сожжешь Баркли-Гроув! Это же мой дом!
   Нейл холодно произнес в ответ:
   — Сожалею, дорогая. У меня нет иного выбора. Если бы твой брат не оказался предателем, тогда, быть может, у нас все кончилось бы на более приятной ноте. Я обязан по долгу службы уничтожать изменников и их имущество — во имя Его величества, короля Георга.
   — Долг службы! А я-то думала, я что-то значу для тебя! — вымолвила Сесилия, пораженная холодной жестокостью Нейла.
   — Не будь дурой! Мы вполне могли бы пожениться и жить как муж и жена, но чтобы ты особо много для меня значила? Да это просто глупо! Через тебя я хотел кое-чего добиться, но теперь всему этому конец. Ты мне больше не нужна. Не сомневаюсь, кстати, что ваш дядюшка отречется от своих американских родственничков, когда обо всем этом узнает.
   — Подонок! — вскрикнула Сесилия и набросилась на Нейла, как разъяренная фурия. Она успела неплохо расцарапать ему физиономию, прежде чем два дюжих солдата оттащили ее от своего командира, заломив ей руки за спину. Потом они выволокли ее, отчаянно брыкающуюся, из дома.
   — Я тобой еще займусь, сучонка! — возопил Нейл, ощупывая свое горящее от царапин лицо. Бог шельму метит? Ну, ничего, он позаботится, чтобы тем, кто его пометил, тоже досталось. И первой заплатит по счету Дэвон Баркли.
   Пытаясь справиться с веревками, врезавшимися ему в кисти, к обидчику рванулся Хантер, но солдаты остановили его. Ему оставалась только свобода самовыражения; ее он и использовал до конца, помянув всех собак и насекомых, составлявших генеалогическое дерево Самнеров. Сильный удар по голове — и он рухнул на колени. Он еще успел произнести — уже заплетающимся языком — несколько особенно страшных проклятий, но тут — кивок Самнера, еще один удар по голове, на этот раз в затылок — и Хантер потерял сознание. Его вытащили во двор и перекинули через круп лошади. Привязали, за руки и за ноги, к седлу.
   Дэвон все еще стояла, как вкопанная, не в силах сдвинуться с места, чтобы помочь мужу и золовке. Как будто какай-то огромный кулак толкал все ее внутренности вниз, пытаясь выдавить их наружу. Она, как бы защищаясь, обняла руками свой округлившийся живот и зажмурила глаза, вознося молчаливую молитву Господу. Он добр и великодушен, он не лишит ее в один и тот же день и мужа, и ребенка…
   Но Бог не услышал ее. Страшная горечь хлынула ей в рот, невыносимая боль охватила все ее существо. Она вскрикнула, открыла глаза и встретила холодный, угрожающий взгляд своего врага. Нейл Самнер стоял, улыбаясь: он явно наслаждался ее муками.
   — Помоги мне, — взмолилась Дэвон, и рука ее заскользила по гладкой поверхности стены в поисках опоры.
   Нейл тихо засмеялся Он отослал из дома еще оставшихся в нем солдат и приблизился к ней. От его дыхания веяло каким-то адским жаром. Он отчетливо проговорил:
   — Помочь тебе, сука? Да уж нет. От меня ты помощи не дождешься. Ты меня чуть на тот свет не отправила, теперь моя очередь.
   Тяжело дыша, Дэвон облизнула свои сухие губы.
   — Делай со мной что хочешь, но при чем тут Хантер и Сесилия? Почему они должны отвечать за мои поступки? Они ни в чем не виноваты. Хантер просто пытается защитить ребенка.
   — Может быть, но это ничего не меняет. Он признался в измене и будет за это болтаться на виселице — это так же точно, как то, что ты подохнешь сейчас, здесь, в Баркли-Гроув.
   Дэвон присела от нового приступа боли. Она разрывала ей всю нижнюю часть живота, и она почувствовала, как по ногам потекло что-то горячее и жидкое. Да, она теряет своего ребенка. Это ясно. Слезы скорби по неродившейся крошке затрепетали на ее ресницах и затем кристалликами горя усеяли ее пепельно-бледные щеки. Она медленно рухнула на пол к ногам Нейла. Ее слова были едва слышным шепотом.
   — Он умирает, он сейчас замрет!
   Нейл стоял, широко расставив ноги. Он ненавидел эту женщину всеми фибрами своей души и не чувствовал ни малейшего сожаления к угасшей по его вине новой жизни.
   — Вот и хорошо. Успокойся: тебе не придется долго горевать о своем ублюдке!
   Он опустился на одно колено и взял Дэвон за подбородок. Поднял ей голову, чтобы она не могла укрыться от его пронизывающего взгляда. Злобно ухмыльнулся:
   — Тебе удалось избежать виселицы в Тай — берне, но во второй раз ты смерть не обманешь! — Он больно укусил ей губу на прощание. — И когда тебя со всех сторон охватит пламя, знай — это только предвкушение того, что ждет тебя в аду, сука!
   Он отшвырнул Дэвон от себя как старую тряпичную куклу — с такой силой, что она не могла удержать равновесия. Она ударилась виском о выступ ступени, в глазах у нее вспыхнул звездопад, и она погрузилась в благодатную, спасительную темноту.
   Нейл стоял, как триумфатор над телом поверженного врага. Она лежала у его ног, на ее халате и ночной рубашке все явственнее проступали пятна ярко-алой крови. Он повернулся и вышел. Вскочил на коня, приказал выполнять его приказ, сжечь дотла прибежище изменников. Солдаты с зажженными факелами вбежали в дом.
   Сесилия, крича и извиваясь, пыталась высвободиться из рук солдат.
   — Не делайте этого! Там же еще Дэвон!
   Тот человек, которому она так глупо готова была подарить свою любовь, молчал. Тогда она начала звать свою невестку. Ответа не было. Сесилия перестала кричать, бессильно уронила голову и тихо-тихо заплакала.
   А вот и дым повалил из окон и дверей Баркли-Гроув. Нейл удовлетворенно улыбнулся сам себе. Все сделано, как нельзя лучше. Он поймал изменника и покарал женщину, которая сделала его калекой, физически и духовно.
   Да, еще эта девчонка. Зачем она ему? Нет никаких доказательств, что эта глупая птичка была как-то замешана в братнином деле. Ее, конечно, надо допросить как следует, но потом скорее всего ее отпустят — пусть идет, куда хочет.
   Вот ее брат — это другое дело. Его из Норфолка отправят на север, в плавучую тюрьму, там он будет ждать конца войны, а после этого его будут судить — если, конечно, он к этому времени будет еще жив.
   Нейл отдал команду, и колонна отправилась по дороге на восток, в сторону Норфолка. Он не оглянулся на зажженный им погребальный костер. Дэвон Макинки Баркли стала теперь частью его прошлого. Он отомстил, теперь надо подумать о будущем.
   Запах дыма Мордекай почувствовал еще до того, как увидел темный столб дыма, поднимавшийся над вершинами деревьев. Мороз прошел у него по коже: он понял, что это горит Баркли-Гроув.
   Пришпорив коня, он во весь опор устремился к месту пожара. И черт угораздил его задержаться! Доставив пакет с документами Сету, он решил остановиться в Уитмэн-Плейс и позавтракать с Элсбет Наслаждаясь обществом любимой женщины, он и подумать не мог о несчастье свалившемся на Баркли-Гроув.
   Мордекай резко осадил коня и спрыгнул на землю, не дожидаясь, пока тот остановится. Подбежал к группе слуг, которые ахали и охали, наблюдая, как жадные языки пламени вовсю уже пожирали второй этаж здания.
   Никого там не осталось? Где Хантер? Где Дэвон? Сесилия? Как это все случилось? — Мордекай обрушил этот град вопросов на одну из служанок, посмышленее, тряся ее для убедительности за плечи.
   Та печально закивала головой. Ее большие черные глаза не выразили ничего, кроме чувства глубокой скорби:
   — Пришли солдаты и подожгли дом Забрали мистера Баркли с сестрой, а леди Баркли мы что-то не видели.
   — Ты что, хочешь сказать, что вы тут стоите, наблюдаете, а Дэвон, может быть, там внутри? Господи, выпороть бы вас всех, трусы несчастные! — ругаясь, Мордекай сорвал с себя сюртук, бросился к канаве с водой. Обмакнул его в ней и обернул, как мокрую тряпку вокруг головы. Быстрее в дом! Бросился было по лестнице на верхний этаж — но нет: жар там нестерпимый…
   Где-то над ним раздался звон бьющегося стекла: это от огня лопнули окна. Да, если кто-то остался там, в этом аду, его уже давно нет в живых. Мордекай начал пробираться обратно к выходу и вдруг заметил у подножия лестницы голубой халат Дэвон.
   — Дэвон! — громко позвал он; тщетно, ответа не было. Жива она или нет, он не может допустить, чтобы ее тело пожирал огонь. Мордекай потуже намотал на голову сюртук и пополз к ней по уже раскалившемуся сосновому полу. На ладонях вздулись пузыри ожогов. Повсюду уже пробивались языки пламени. Скрипя зубами от боли, он добрался до лежащей Дэвон, подхватил ее и, шатаясь, поднялся на ноги со своей ношей Он выскочил из дома за секунду до того, как за ним рухнули перекрытия потолка. Задрожала крыша веранды, в небо посыпалась куча искр; мгновение — и она тоже рухнула.
   И Мордекай тоже бессильно рухнул на колени, не выпуская из рук Дэвон. Она была жива, но без сознания. Мордекай и сам был на грани обморока; его лицо стало пурпурно-красным, он никак не мог отдышаться: обожженные раскаленным воздухом легкие отказывались служить. Вот и он потерял сознание и не слышал цокота лошадиных копыт и стука колес приближавшегося со стороны Уитмэн-Плейс экипажа. Он наполовину очнулся, когда его втаскивали в этот экипаж, закутывали в одеяла, подстилали солому.. Он вроде бы расслышал нежный голос Элсбет — да, это была, конечно, она.. Когда экипаж тронулся, он снова впал в какое-то забытье. Элсбет положила его голову к себе на колени и молила, молила порхавшую поблизости старуху с косой: уходи, уходи, уходи .
   С мостика своего «Черного ангела» Рурке заметил какую-то странную фигуру: растрепанная, простоволосая девушка бесцельно бродит туда-сюда вдоль берега. Даже на расстоянии ему она показалась знакомой Вот она подошла поближе к причалу, и он вспомнил, кого она ему напомнила — его кузину Сесилию Баркли До чего же похожа — он почти готов поклясться, что это она и есть Рурке постепенно отогнал от себя эту мысль. Каким образом Сесилия Баркли могла оказаться здесь, в Норфолке, в портовом районе, в облике ночной бабочки, в этом грязном, помятом платье, по которому, впрочем, можно было сказать, что его владелица знавала и лучшие времена?
   Не обращая внимания на удивленные взгляды немногих попадавшихся навстречу матросов, Сесилия — а это была все-таки именно она — расхаживала вдоль акватории порта, не в силах сообразить, что делать и куда идти. Она смутно чувствовала, что ей нужно как можно быстрее очутиться как можно дальше отсюда — но почему, что ее сюда привело — этого она никак не могла вспомнить, хотя и очень старалась. Сработал, видимо, защитный механизм психики: последние несколько часов из этих недель заключения и допросов оказались надежно вычеркнутыми из памяти.
   Сесилия подняла запачканную чем-то руку, чтобы убрать с лица прядь спутанных ветром волос. Нахмурилась: под ногтями запеклось что-то ржаво-красное; где же она умудрилась собрать столько грязи? И такого же цвета пятна на платье… Сесилия рассеянно покачала головой; вот тюрьму на территории английского гарнизона в Норфолке она помнит, и как полковник Браггерт, убедившись в ее невиновности, сказал, что передает ее в распоряжение полковника Сами ера… А дальше — ничего, полный провал.
   Воспоминания о полковнике Самнере ознобом прошлись у нее по спине. Это он разрушил спокойный, надежный мир, который Хантер создал для нее. Все вокруг нее, казалось, разметал какой-то ураган; она оказалась участницей войны — а ведь она наивно думала, что война ее не касается… Да, все сметено и унесено куда-то; всё и все, кого она любила.
   Губы Сесилии задрожали, она прерывисто вздохнула — всхлипнула и тревожно огляделась вокруг Вот и Дэвон, женщина, которую она, как ей казалось, смертельно ненавидела, тоже ушла из ее жизни — и какая-то пустота… И Хантер. Две недели назад вместе с несколькими другими лицами, которых полковник Браггерт называл изменниками за то, что они хотели быть свободными, его отправили куда-то на корабле. Да… Сесилия продолжала свое бесцельное путешествие по пирсу — и вдруг внезапно перед ней вырос высокий, несколько ухарски-вызывающе молодцеватый парень с золотой серьгой в левом ухе. Она уставилась на него: лицо странно знакомое; где же она его раньше видела?
   — Уж не кузина ли Сесилия случайно? — спросил Рурке О'Коннор. Он сразу обратил внимание на подозрительные пятна на ее платье и руках — похоже на засохшую кровь…
   Сесилия сосредоточенно сдвинула брови, вспоминая, — нет, не может:
   — Я Сесилия Баркли, но, боюсь, я вас не знаю, сэр.
   Рурке помедлил, ища нужные слова. Странно все это. Вид у девицы устрашающий, и она вроде этого и не замечает. Он прокашлялся и сказал самое, по его мнению, подходящее:
   — Сомневаюсь, чтобы вы запомнили — это была одна-единственная встреча. Вы были еще совсем ребенком, когда я зашел навестить вашего брата в Баркли-Гроув. Но вы тогда уже обещали стать красавицей — и вот стали Хантер, должно быть, гордится такой сестрой Кстати, как он, мой дорогой кузен? Они с Элсбет уже поженились?
   Глаза Сесилии наполнились слезами, губы задрожали, заикаясь, она успела только промолвить:
   — Я… они.. Хантера арестовали и сожгли Баркли-Гроув. Дэвон погибла.
   Губы Сесилии побелели, кожа приобрела пепельно-серый оттенок — тяжесть случившегося за последние недели наконец сказалась на ней. Колени ее подогнулись, глаза закатились, и в глубоком обмороке она упала на деревянный настил.
   Застигнутый врасплох, Рурке не знал, что предпринять. Первым его побуждением было просто повернуться и уйти. Плевать ему на эту семейку! Но все-таки нагнулся, поднял ставшее почти невесомым тело. С потемневшим лицом беспомощно оглянулся по сторонам, словно пытаясь найти, куда бы пристроить эту явно ненужную ему ношу, но, не найдя ничего подходящего, пожал плечами и отправился к трапу своего «Черного ангела» Он не может оставить Сесилию вот так валяться на набережной, как бы он ни относился к ее братцу. Она все же его кровная родственница, хотя этот их клан этого и не признает. Кроме того, с ней, видимо, что-то случилось.
   Рурке вошел в капитанскую каюту, опустил все еще не пришедшую в себя девушку на койку, не похожую на обычные корабельные койки Она была необычно широкая, на мощных пружинах, служила хозяину не только для сна, но и для физических упражнений — как нечто вроде батута.
   Рурке накрыл Сесилию одеялом и потянулся к шкафу со спиртным. Украшенный перламутром, это был личный подарок от китайского императора — за услуги, о которых Рурке предпочитал не распространяться. Вынув бутылку с бренди, он налил янтарной жидкости в хрустальный бокал. Что означали слова произнесенные ею перед тем, как она упала в обморок? Если хоть наполовину они отражают истину, это означает, что его братишка попал в хорошую переделку Виновен, невиновен — неважно. Они его быстренько научат, что это такое: оказаться без всякой надежды на помощь, лишиться той поддержки, которую обеспечивали знатность рода и богатства семьи Баркли. Рурке ему не позавидует; такой урок лучше уж получить в более раннем возрасте — как получил его он сам, Рурке, когда все его называли ублюдком, а его мать — шлюхой.
   Рурке мрачно допил бренди — хорошо, душа загорелась! Направился к двери — нет, мрачные мысли не проходят, может быть, на солнце будет лучше. Обернулся, посмотрел на девушку. Зачем все-таки его симпатичная кузина шаталась по набережной? Что ее сюда занесло? Вот очнется, все расскажет, и он ее отпустит; пусть идет куда хочет — лишь бы подальше. Эти Баркли — и мужская, и женская половина их рода — заставляли его вспоминать о том, что он хотел бы забыть, о том, что вызывало у него приливы желчи.
   К неудовольствию Рурке Сесилия проспала до следующего утра. Ему пришлось сооружать себе гамак в углу каюты. Поступаться своими удобствами ради женщины — к этому Рурке не привык и поэтому был зол. Сесилия же была в панике, когда, открыв глаза, увидела незнакомую обстановку и какого-то постороннего мужчину.
   — Кто вы и как я сюда попала? — были ее первые слова.
   Рурке не очень выбирал слова для ответа:
   — Проклятье! Я не собираюсь тут с тобой нянчиться, кузина! Я — Рурке О'Коннор, черная овца в вашей белоснежно-чистой семейке. А сюда я тебя принес, потому как ты упала вчера в обморок там, на набережной. А теперь вот, расскажи по поподробнее, что случилось, освободи мне мою постель и собирайся домой.
   Сесилия нахмурилась, вспомнив их вчерашнюю встречу: но как она оказалась в норфолкском порту, вспомнить она так и не смогла. Но она хорошо помнила языки пламени, охватившие их дом, когда английские солдаты увозили ее с Хантером. Ее голос дрогнул:
   — У меня нет дома. На прошлой неделе английские солдаты сожгли Баркли-Гроув.
   — Так значит это правда — то, что ты сказала перед обмороком? Хантер, правда, арестован?
   Сесилия кивнула, вдруг поняв, что ей действительно некуда идти. Рурке почесал в свалявшихся от сна волосах — и угораздило же его влипнуть с этой девицей! Пожал плечами:
   — Ну, не знаю, не знаю. Во всяком случае, здесь тебе оставаться нельзя. В конце недели мы поднимаем якоря. Может быть, Элсбет приютит тебя на время в Уитмэн-Плейс?
   — Да, — сказала Сесилия, с посветлевшим лицом: мысль об Элсбет — это первый лучик, пробившийся сквозь мрак, окружавший ее с момента ареста Хантера. — Туда я и поеду Элсбет и Мордекай, наверное, знают, что сделать, чтобы помочь Хантеру.
   — Не люблю мрачных предсказаний, но если то, что ты говоришь, на самом деле так, то вряд ли кто сумеет помочь твоему брату. Мало кто выживает на этих плавучих тюрьмах. Голод, часовые, болезни — все одно к одному.
   Сесилия закрыла уши руками и яростно замотала головой.
   — Не хочу ничего этого слышать. Хантер не умрет, что бы ты ни говорил. Этого не может быть. Он должен жить — чтобы отомстить Нейлу Самнеру за жену и ребенка.
   Рурке пожал плечами. Спорить бессмыслен но. Она почти в истерике, так что лучше не говорить ей, что Хантер, пожалуй, предпочел бы смерть тем мукам, которые были уделом заключенных в этих плавучих филиалах ада — а их было всего пять, таких судов, на якорной стоянке у Лонг-Айленда.
   Он слышал, что там люди дрались как собаки за несколько кусков пищи, которые им бросали тюремщики. Суда кишели вшами и всяческими паразитами. Свирепствовала дизентерия; люди лежали в собственных кровавых испражнениях, поскольку исправных туалетов вообще не было. Он сам был свидетелем, как на одном из таких суден избавлялись от мертвецов: трупы просто-напросто выкидывали за борт. Когда наступал отлив, жуткие, уже объеденные крабами останки усеивали весь берег.