— Дэвон, хорошая служанка никогда не делает столько шума. Поскольку эти обязанности для Вас несколько новы и непривычны, я пока буду смотреть сквозь пальцы на Ваши ошибки. Однако Вам нужно попрактиковаться, пока Вы не научитесь делать все как следует.
   Его краткая лекция была последней каплей, самообладание оставило ее. Этот человек спас ей жизнь, верно; она ему за это благодарна, но лизать ему сапоги она не будет Пусть отошлет ее обратно в Англию, и пусть ее там повесят. С громким воплем она вырвала руку, и не успел еще Хантер сообразить, что к чему, как она опрокинула ему полную тарелку прямо на ноги. Лапша повисла у него по всей штанине, фрикадельки образовали аппетитную горку в паху.
   — Мой господин, я предлагаю вам нанять другую служанку, если Вам не нравится, как я это делаю, — сладким голосом пропела она, повернулась и направилась к двери. Открыла ее, остановилась на пороге, обернулась к нему — он все еще сидел, с поднятыми руками, и удивленно смотрел на живописную картину, которую являли собой его штаны. — Завтрак утром мне вам тоже подать, повелитель?
   Хантер сверкнул горящим взором, но не успел он открыть рот, как она, скромно улыбнувшись, исчезла. Обратно — к себе. Надо надеяться, это будет хорошей урок для него.
   Чувство триумфа прошло, как только она закрыла за собой дверь своей каюты. Она прислонилась к обшивке; Господи, какой бес в нее вселился? Она только что нанесла оскорбление человеку, который будет ее господином до конца жизни. В его власти ее казнить или помиловать.
   Дэвон порывисто вздохнула. До этого у нее было две встречи с Хантером Баркли, но и этого было достаточно, чтобы понять — он не тот человек, который легко снесет обиду или неповиновение.
   — Что я наделала! — пробормотала она. А вот и возмездие: казалось, весь корпус корабля вздрогнул, когда Хантер хлопнул дверью своей каюты. Вот и его тяжелые шаги — ближе, ближе; Дэвон вся сжалась и отошла от двери. Хантер не постучал — он просто ногой распахнул дверь. Его фигура в проеме, освещаемая сзади фонарем, выглядела угрожающе.
   — Мне надоела эта ваша строптивость! — Хантер провел рукой по горлу. — Я пытался вести себя с вами как джентльмен. И в награду вы мне вывалили кучу фрикаделек на штаны. Хватит с меня. Вы здесь для того, чтобы меня обслуживать, и вам пора это себе усвоить. Вы — моя, со всеми потрохами, и я могу с вами сделать все, что захочу, мисс! — В три шага он пересек каюту. Никуда не денешься от этого громилы. Он схватил Дэвон за плечи и медленным, но неотвратимым движением привлек ее к себе.
   Увидев горячий, грозный свет в глазах Хантера, Дэвон яростно замотала головой. Она вся напряглась.
   — Нет, нет! Я ваша служанка, да; но я не шлюха, — ее голос дрогнул, и она вся задрожала. — Боже! Не делайте этого, пожалуйста! Я больше так не буду! Я буду вас слушаться!
   Эта мольба, явное признание ею своей слабости, привела Хантера в чувство. Его бешенство куда-то ушло. Он взглянул на нее другими глазами. Поднял руку, нежно провел по дрожащим губам.
   — Простите, Дэвон. Не надо было мне так распускаться. Понимаю: вы еще не в себе, и вас трудно за это винить. Вы, конечно же, не можете вести себя так, как будто ничего не случилось. Вам нужно время — погоревать и привыкнуть.
   Дэвон сглотнула комок в горле — как неожиданно это сочувствие со стороны Хантера и как оно ей нужно! А еще секунду назад она боялась, что он ее изнасилует… Теперь вот его нежность все перевернула в ней. Она порывисто вздохнула, глаза увлажнились — но ни одной слезинки не выкатилось на пепельно-бледные щеки. За свои восемнадцать лет она ни разу не просила чьей-либо ласки, но сейчас она чувствовала, что ей нужно, чтобы он ее обнял, — больше, чем ей нужен воздух, чтобы дышать. Сама не сознавая, чего она хочет, Дэвон прошептала:
   — Обними меня, пожалуйста. Отчаяние в ее лице просто разрывало ему сердце. Хантер обнял ее и прижал к себе. Она напомнила ему сейчас Сесилию. Дэвон на несколько лет постарше, но зато какая у нее была жизнь, — совсем другая, чем у его сестры! Ему не слишком-то много удалось выудить у Уинклера насчет прошлого Дэвон, но достаточно, чтобы понять, что обвинения против нее в суде соответствовали истине. Она была далеко не ангел, но Хантер понимал и другое: она молода и одинока, и сейчас только он один может дать утешение, в котором она так нуждалась.
   Хантер нежно погладил ее по волосам. Тонкие, мягкие пряди — как сияющий шелк, заплетались вокруг его пальцев. Он провел губами по ее бровям и мягко сказал:
   — Все будет хорошо, Дэвон.
   Она прижалась лицом к его груди и закрыла глаза.
   — Ничего хорошего не будет. Все прошло. Хантер нежно приподнял ее подбородок и заглянул в открывшиеся затуманенные глаза. Хотелось бы найти такие слова, которые бы облегчили твою боль, но люди еще их не придумали.
   — Я тебя понимаю, сочувствую, но только время смягчит боль и залечит раны.
   — Спасибо, — только и смогла выдавить из себя Дэвон. Губы ее опять задрожали; она еще раз судорожно вздохнула, борясь с желанием разреветься.
   Ох, как манили к себе сладкие линии ее рта! Хантер не мог более бороться с собой. С бьющимся сердцем, с глазами, устремленными на Дэвон, он наклонился и погрузился в мягкую сладость ее покорных губ.
   Дэвон не сопротивлялась. Его прикосновение сладкой мукой разлилось по всему ее телу Она так искала каких-то ощущений, которые заставили бы ее забыть о жесткой реальности. Повинуясь инстинкту, она прижалась к нему всем телом — как мягкая лиана к твердому стволу. Ее руки обвили его шею; между ними как будто проскакивали молнии, поцелуй становился все более глубоким. Хантер был для нее воплощение жизни, силы, уверенности. Он был как бог-громовержец, благодаря ему вселенная наполнялась светом и всяческими чудесами. Какая-то радужная аура, казалось, окружала его. Каждый кусочек ее тела стремился к нему, охватившее ее пламя достигло самых ее глубин Все в ней задрожало, когда она с силой вдавила свое тело в его — напрягшееся от желания.
   Хантер оторвался от губ Дэвон и попытался привести себя в чувство. Он просто хотел утешить ее этим поцелуем — убеждал он самого себя, прекрасно понимая, что это далеко не так. Его желание как пушечное ядро прокладывало себе дорогу в его теле — это было похоже на пожар, охвативший сухой, перестоявший лес. Только ее нежное тело могло затушить этот пожар, пригасить ту боль, которую он испытывал. Как же он ее хотел!
   Глубоко, с усилием дыша, он снова заглянул в ее чудесные глаза. Светящиеся страстью, они напомнили ему зеленый бархат — он почти ощущал его мягкую ласку на своей коже. Рот его пересох, с трудом он смог произнести:
   — Дэвон, ты знаешь, я хочу тебя Я умираю без твоего тела.
   Дэвон глядела на него без слов — да и как выразить то чудо, которое он сотворил с ней своим поцелуем!
   — Ну скажи, скажи, — прошептал Хантер, — что ты сама не хочешь того же. Я не буду насильно…
   Дэвон мягко провела рукой по его щеке. Он тоже был нужен ей. В этом было ее утешение. Она была одна на целом свете, ей предстояли годы рабства, которые наверняка принесут ей мало радости. Ей нужно было обо всем забыть, потерять себя в тех ощущениях, которые Хантер дал ей впервые в жизни. Дэвон инстинктивно чувствовала, что Хантер может — пусть ненадолго — смягчить ее боль. Он может заставить ее забыть обо всем. Она сама медленно потянулась к его губам, отдавая всю себя его жгучей страсти.
   Хантер вновь вкусил сладость ее губ и сам полностью отдался своим желаниям. Он уже не думал, правильно это или нет, стоит или не стоит, виноват он или нет? Он — мужчина, она — женщина — и все. Со стоном неутоленной страсти он прижал ее к себе и медленно прошелся губами по щеке к уху. Коснулся кончиком языка мягкой кожи за ним — Дэвон вся вздрогнула от наслаждения, обвила его шею руками, крепче прижалась к нему. Откинула голову, подставив безупречную колонну шеи; он прошелся по ней языком — как раньше по щеке. Медленно, медленно, ниже, ниже… Он поцеловал выступающие ключицы. И опять она содрогнулась от наслаждения.
   Вот уже язык проник в глубокую долину между ее грудями, она вся выгнулась, чтобы быть плотнее к этому теплому ветерку, который обвевал ее через тонкий материал, отделявший ее плоть от плоти Хантера. Она не сопротивлялась, когда пальцы Хантера ласково пройдясь по застежкам ее платья, расстегнули его, и оно мягко упало к ее ногам. Его руки вернулись к ее плечам, и вот уже нижняя рубашка скользит вниз и падает поверх зеленого муслина.
   В этот момент на горизонте взошла луна, и ее холодный свет погрузил в серебро обнаженное тело Дэвон. У Хантера оборвалось дыхание. Серебро горело каким-то волшебным пламенем — никогда он не видел ничего более прекрасного. Он с трудом оторвал взгляд от ее коралловых сосков и снова всмотрелся в эти пленительные глаза. В их таинственной глубине не было ни сожаления, ни стыдливости, они отвечали — да, да, да! — на призыв его плоти. Он поднял руку, провел пальцем по ее губам. Она улыбнулась, перехватила его руку, прижала ее к щеке. Как кошка она потерлась о его ладонь, ее глаза и тело молча призывали его.
   Хантер провел руками по ее спине, погрузив их в густой шелк волос. Еще один поцелуй в полуоткрытые губы — поцелуй, который не оставлял ничего недоговоренного и ни одно ощущение незатронутым. Хантер наклонился и быстрым движением подхватил ее на руки, подошел к постели и уложил. Долгим-долгим взглядом окинул ее всю, резким рывком стянул через голову рубашку, небрежно отбросил ее в сторону. С легкой улыбкой стянул грязные нанковые брюки и бросил у кровати.
   Дэвон затаила дыхание — какой же он красивый, вот такой — обнаженный! Настоящий бог, спустившийся к смертным. Широкие плечи, выпуклая грудь, плоский живот, сильные бедра, длинные мускулистые ноги — он был воплощением мужественности. И это его мужское естество, гордо поднявшееся, такое уверенное в себе и так жаждущее ее…
   Дэвон сделала судорожный вздох и облизала пересохшие губы. Снова посмотрела ему в лицо. Он смотрел за ее реакцией. Его взгляд пронизал ее всю какой-то струей расплавленного тепла, нет, конечно же жара, ощущение которого достигло особой остроты где-то в самой сердцевине ее естества. Как она его желала! Она никогда не испытывала ничего подобного.
   Что с ней будет? — эта мысль на какое-то мгновение проникла в ее сознание. Она отогнала ее. Завтра, завтра, потом, а сейчас она хочет забыть обо всем — кроме этого мужчины и тех ощущений, которые он ей дает. Она медленно, призывно протянула к нему руки…
   Хантер вновь приник к ее губам, и все ушло в ночь — кроме того, что было вызвано его прикосновением. Вся она, всеми своими чувствами потянулась навстречу этому мужчине, который начал медленное, мучительно сладкое путешествие по ее телу — с головы до ног. Вот он коснулся бусинок ее сосков — она застонала от наслаждения, он обласкал их языком… Вся ее кожа, казалось, собралась там, у вершины груди — во всяком случае ей хотелось именно этого… Она прижалась к нему, инстинктивно выгибаясь, чтобы ощутить твердость его члена.
   Ой, как жалко, он оставил ее груди! Вот он медленно, дюйм за дюймом продвигается вниз, к темному треугольнику внизу живота. Все ее тело затрепетало, когда он коснулся языком там, между ногами. Она раскрылась вся, она совершенно не ощущала никакого смущения от его интимнейшей ласки. По мере того, как он все глубже и глубже проникал в бархатные глубины ее естества, волны возбуждения становились все выше и выше, срывающимся голосом она называла и называла, повторяла и повторяла его имя — ритуал древний как само время, но такой новый для нее… Пальцами она вцепилась в матрац, перекатывала голову из стороны в сторону, стараясь поднять бедра как можно выше, чтобы он ощутил ее всю. Жаркий ток желания сжигал ее, стон какого-то отчаяния и ненасытного желания сорвался с ее уст. Как потушить этот пожирающий ее огонь? Она яростно взмолилась:
   — Хантер, люби меня, возьми меня! Ему и не требовалось приглашения. Он раскинул ей ноги, приподнял бедра и с силой врезался в мягкую, влажную плоть. Дэвон дернулась и вся сжалась. В глазах плеснулась боль: вот и конец ее невинности… В обращенном на нее взгляде Хантера было удивление, почти шок. Он не верил сам себе. Эта женщина, такая разнузданно чувственная, так откликающаяся на его ласку, так яростно требовавшая его любви — она была девственницей!
   Хантер потряс головой, будто стараясь очнуться от сна. Нет, это невозможно! Женщина с ее прошлым не могла сохранить невинности… Она крала. Значит, она готова была сделать все что угодно за деньги.
   «Я, может быть, воровка, но я не шлюха», — эти слова Дэвон молнией пронеслись у него в мозгу. Он тогда ей не поверил. Он думал, что она просто разыгрывает оскорбленную невинность.
   — Черт… — приглушенно выругался Хантер, а его тело призывало его завершить то, что он начал. Его плотно охватывала ее тугая,
   горячая плоть. С каждым вздохом напрягшиеся мышцы ее влагалища ласкали его член. Это было для него слишком. Хватит думать о своей вине. Слишком поздно, чтобы что-либо исправить… Он мягко, ласково провел ей рукой по щеке.
   — Я сделал тебе больно, теперь дай мне тебя удовлетворить…
   Он вновь коснулся ее губ, вкусил их сладость. Начал медленные движения бедрами — давая ей возможность приспособиться к своему ритму. Кровь стучала у него в ушах — все его ощущения достигли небывалой остроты. Это было похоже на полет орла — выше к облакам, вниз к земле — потом опять, и опять… Они неслись куда-то вперед по горячему потоку страсти, и каждое их движение поднимало их выше и выше… куда-то, где не только их тела, но и души соединялись, вкушая благословенный дар, ниспосланный Господом любящим парам. Звездная пыль кружилась вокруг них… каким-то магическим образом тела их как росой покрывались бриллиантовой россыпью… Древний неистребимый танец любви… Их тела пульсировали в унисон, приближаясь к вершине наслаждения.
   Хантер вонзился в самую глубину ее жаждущего тела и, впрыскивая в нее свое семя, успел услышать ее вскрик — вскрик экстаза и удовлетворения. Тяжело, порывисто дыша, он рухнул на нее, успев подставить локти и зарывшись головой в ее влажные груди.
   Она покачивала его голову там, как в колыбели, нежно перебирая темные влажные от пота волосинки его бровей. Ритм ее сердца восстановился, в каюту стала возвращаться действительность. Она же властно вторглась и в сознание Дэвон. Нет, она не хочет правды Слишком рано. Она хочет хотя бы чуть подольше продлить это очарование — держать Хантера в своих объятьях. Она хотела представить себе другой мир — такой, в котором Хантер полюбил бы ее так же, как она любит его. Она хотела, чтобы он был рядом всегда — на всю жизнь… Однако по мере того, как ночной воздух охлаждал и высушивал ее омытое жарким потоком любви тело, она все больше проникалась мыслью, что это, увы, невозможно. Тяжелые сапоги реальности беспощадно растаптывали пустые мечты. Для мужчины, который сейчас в ее объятьях, она не станет никогда чем-то большим чем куском его собственности.
   Дэвон еще крепче прижала к себе Хантера. Он владел сейчас не только ее телом. За этот последний час он далеко продвинулся в том, чтобы завладеть ее душой. Мысль была неутешительная. Ведь ей суждено всегда жить где-то на обочине его жизни. Она будет его служанкой — и только; она не будет ни его любимой, ни его женой, ни матерью его детей. У нее останется только память о времени, которое они провели вместе — здесь, в этой каюте. Когда они прибудут в Виргинию, она снова окажется в положении рабыни.
   — Тогда надо использовать время, пока оно еще есть, — шепнула она в ночь и вновь нежно погладила Хантера по щеке. Она будет наслаждаться каждой секундой, когда они будут вместе за эти несколько недель, которые отделяют ее от Америки … и пусть у нее накопится столько воспоминаний, чтобы ей их хватило на всю оставшуюся жизнь…

Глава 8

 
   Хантер взглянул на Дэвон, стоявшую у леера. Легкий бриз разметал ей волосы, четко обрисовав контуры гибкого тела. В лучах предвечернего солнца она выглядела как сама богиня Афродита — рожденная морем, взглядом властительницы обозревавшая свои владения.
   — Что ты думаешь насчет нее, когда мы прибудем в Виргинию, — спросил стоявший у штурвала Мордекай.
   Хантер отвел глаза от Дэвон и перевел взгляд на друга. По выражению его лица он понял, что скрывается за этим не очень ловким вопросом.
   — Я еще особенно не задумывался об этом.
   — Так я и подозревал, — отозвался Мордекай, не отрываясь от штурвала. Поморщившись, он отвел глаза от бликов солнечного света, отражавшегося зеленой поверхностью океана. Не глядя на Хантера, он спросил:
   — Как ты думаешь, что будет чувствовать Элсбет, когда увидит тебя с Дэвон?
   — Она все поймет, когда узнает, что она моя рабыня, помилованная преступница.
   Мордекай усмехнулся и с сомнением бросил:
   — После того, как Элсбет увидит Дэвон — ты всерьез думаешь, что она поверит, что у тебя с ней ничего нет?
   — А почему ей не поверить? Это будет правда, — и Хантер опять бросил взгляд на предмет их разговор — У нас с Дэвон полное взаимопонимание. Она знает свое место в моей жизни.
   — Ты уверен? — Мордекай поднял лохматую бровь. — Дэвон Макинси действительно редкая женщина, если она смирится с тем, что делит с тобой ложе только до прибытия в Виргинию, только до того момента, когда ты женишься на другой.
   — Да, вот она такая! Она с самого начала знала, что у наших отношений нет будущего. И кстати, я ей не навязывался.
   Мордекай нахмурился:
   — Если бы я знал, что ты так все это замыслил, я был бы против, хоть ты мне и друг. Не хотелось бы, чтобы она страдала, что бы она там ни натворила в прошлом. Конечно, она наделала много ошибок и не может претендовать, чтобы с ней обращались как с леди, но в ней что-то есть такое… Знаешь, она чем — то похожа на Элсбет.
   Хантер удивленно взглянул на друга.
   — Как можно сравнивать? Элсбет такая спокойная, сдержанная, а у Дэвон темперамент бешеный, она строптивая до невозможности. Дэвон — это огонь, а Элсбет — мягкое тепло.
   — Да, Элсбет — это тепло, — повторил Мордекай. В лице его появилось что-то мечтательное. Он сжал челюсти, глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Он давно любил эту девушку, но их разделяло гораздо большее, чем бескрайний простор океана. Когда Элсбет Уитмен полюбила его лучшего друга, Хантера Баркли, Мордекай принял это как должное. Он никогда и не надеялся на взаимность. Элсбет и Хантер были самой судьбой предназначены друг для друга с самого раннего детства. Он знал, что ее чувства к Хантеру не изменятся — по крайней мере, пока и поскольку он не сделает ей ничего дурного. Она его просто боготворила.
   Мордекай снова бросил взгляд на девушку у леера и спросил Хантера: Ты ей сказал об Элсбет?
   Хантер глянул куда-то вбок и отрицательно покачал головой. Он имел в виду сообщить Дэвон относительно своего намерении жениться на Элсбет лишь тогда, когда они прибудут в Виргинию. Пока он не хотел вообще ни говорить, ни думать о будущем — ему было слишком хорошо в настоящем. Впервые в жизни он чувствовал себя молодо и беззаботно. Когда он был с Дэвон, все мысли о войне и своей роли в ней отступали куда-то на задний план. Ее откровенная, почти что разнузданная чувственность поглощала его целиком и полностью; он не мог думать ни о чем больше, а корабль между тем продолжал идти своим курсом к Наветренным островам.
   Хантер вновь бросил взгляд на женщину которая была властительницей его дум. Она была первой, кто не предъявлял ему никаких претензий. Она приняла его безусловно и безоговорочно, словно почувствовав его потребность в ней, в той свободе, которую она ему — не взяла, а именно дала! Он не понимал ее. Она так отличалась от других женщин, которых он встречал. Как жаль, что ему отпущено так мало времени быть с ней! Когда они прибудут в Виргинию, она не сможет быть никем иным, кроме как его рабыней. И чтобы сделать это решение необратимым и окончательным, он принял еще одно: он женится на Элсбет как можно быстрей. Как бы глубоко Дэвон ни всколыхнула все его чувства, для них будущего нет Она его служанка, а кроме того — осужденная преступница. С ее прошлым она никогда не смогла бы стать достой ной хозяйкой Баркли Гроув или достойной матерью его детей. Он честен сам перед собой ее чувственная натура слишком сильно действует на него, и именно поэтому он должен поспешить с женитьбой на Элсбет. Будучи не в браке, он не сможет найти в себе силы не замечать Дэвон — а ведь она останется в Баркли Гроув, будет все время перед глазами Боже, как тяжело думать о том, что он никогда больше не прикоснется к Дэвон, никогда не почувствует под рукой мягкую бархатистость ее кожи, никогда не вкусит сладость ее ароматных губ, никогда не испытает того умопомрачительного ощущения, когда его семя вливалось в ее горячее тело. Даже сейчас, когда она была не с ним, все его мужское естество тянулось к ней, испытывало на себе ее обаяние.
   — Не думаешь ли ты, что все-таки тебе пора рассказать ей о своих планах — о том, что женишься? Завтра мы бросим якорь на Сент-Юстисии. Загрузимся, а там уже несколько дней — и мы дома, — сказал Морд екай, вторгаясь в самые сокровенные мысли Хантера.
   Его щеки нервно дернулись, и он метнул на друга раздраженный взгляд.
   — Скажу, когда сочту нужным.
   — Слушай, а может, ты ее просто оставишь на Сент-Юстисии? Это решит сразу все твои проблемы. Пусть она себе там живет как хочет — и Элсбет ничего не узнает,
   — Нет, нет, ни в коем случае! Я за Дэвон отвечаю, больше некому. Да и как она там одна выживет?
   Мордекай помолчал, вытащил трубку Набил ее табаком с виргинской плантации Хантера, выбил огонь кресалом, сделал несколько затяжек. Потом внимательно оглядел Хантера.
   — Не думаю, чтобы она там долго оставалась одна. Не успеет еще «Джейд» поднять якорь, а у нее уже будет новый покровитель. Но даже если нет — вспомни, она вполне обходилась своими силами до того, как ты вошел в ее жизнь.
   — Да уж, обходилась! И чуть на виселицу не угодила! — пробормотал Хантер и покачал головой. — Нет. Она будет со мной в Баркли Гроув и останется там до тех пор, пока я не буду убежден, что она сможет жить самостоятельно как все.
   Мордекай не отступал.
   — Черт тебя возьми, подумай, Хантер! Ты уж слишком занят Дэвон. Если ты не избавишься от нее, это будет плохо для Элсбет. Она тебя любит, а тут ты появляешься со своей любовницей! Ну сам подумай! Она этого не заслужила.
   — К тому времени, когда мы будем в Баркли Гроув, Дэвон уже не будет моей любовницей…
   — Да уж вижу, как это у вас. Ты не сможешь удержаться. Вы как два магнита. Нет, у тебя нет выбора. Она у тебя уже в крови, единственный вариант — оставить ее на острове.
   — Я уже все сказал и хватит об этом, — Хантер повернулся и отправился прочь, оставив Морд екая с его трубкой.
   Мелкий бриз слегка шевелил ветви пальм. Лунная дорожка протянулась по волнам, тихо накатывавшимся на песчаный белый пляж. Дэвон стояла на балконе гостиницы и созерцала красоты ночи. Даже в мечтах она не могла себе представить, что существует такой волшебный остров. Когда рулевой сегодня после полудня крикнул «Земля!» — Сент-Юстисий казался маленьким пятнышком на горизонте. Но когда корабль вошел в порт, оказалось, что это настоящий цветущий рай. Белые и голубые цапли, розовые фламинго, разные другие птицы теснились на берегу, шелестели крыльями в воздухе. Конусы двух спящих вулканов говорили о происхождении острова. В воздухе разносился аромат олеандров.
   Цвет морской воды менялся — от светло-голубого у берега — до изумрудно-зеленого на глубине. Серо-синие дельфины кувыркались в воде, сопровождая суда, входившие в бухту и направлявшиеся к порту Форт Оранж. Рядом местные рыбаки со своих маленьких лодок ставили сети, ловили лангустов, морского окуня и всякую прочую живность.
   Дэвон глубоко вдохнула пряный запах ночи. Как жаль, что скоро придется расстаться с этим раем! Завтра или послезавтра они снова поднимут якорь, и все это тропическое великолепие останется лишь в памяти. Так хотелось остановить время! Все сейчас было само совершенство: она в раю с любимым человеком. Больше от жизни ей ничего не надо.
   — Хантер, — прошептала она мечтательно. Он наполнял собой все ее чувства и мысли — по крайней мере, когда она не спала. Она любила его так, как еще недавно не могла бы себе и представить. Хантер никогда не говорил о своих чувствах к ней, но она знала, что она тоже где-то глубоко, глубоко в его сердце. Это ощущение давало ей возможность безоглядно отдаваться ему. Оно давало ей возможность забыть, что все это ненадолго.
   Дэвон беспокойно шевельнулась, отчаянно пытаясь удержать свои мысли на красоте ночи, а не на мужчине, который скоро должен вернуться из порта. Она не хотела думать ни о чем другом, и меньше всего — о том времени, когда они окажутся в Виргинии и все уйдет в тень: Хантер будет ее хозяином, она его служанкой. Сейчас он принадлежал ей, и она втайне, вопреки всякой логике, предавалась мечтам: вот поймет Хантер, что без нее жить не может и попросит ее быть его женой.
   Не слыша его приближения, Дэвон уже почувствовала его присутствие — еще до того, как его руки обняли ее за талию и нежно привлекли к себе.
   Он мягко провел подбородком по ее макушке и тоже устремил взгляд в лунную ночь.
   — О чем ты думаешь? — спросил он голосом, напоминавшим морской бриз, — теплым и освежающим.