Байерс Кордия. Девон: Сладострастные сновидения

   Острая боль пронизала сердце Дэвон: Хантер сразу же забыл о ее существовании под градом приветствий сестры и невесты. Все трое обнимались, говорили что-то, над чем-то смеялись — все сразу. Дэвон тихо стояла в сторонке; зрелище их радостной встречи было для нее невыносимым. Она оглядывалась вокруг, отчаянно пытаясь зацепиться за что-нибудь взглядом, чтобы отвлечься от созерцания Хантера и его семьи. А вот какая-то мощная фигура у самых сходней — это Мордекай Брэдли. Он, не замечая ее взгляда, наблюдал сцену внизу, и на его загорелом лице ярко отразились чувства, которые он обычно предпочитал скрывать.
   Дэвон прикинула, на кого же он так смотрит. Ах, так вот оно что: его предмет — это Элсбет Уитмен. Бедняга! Влюблен в женщину, на которой женится его лучший друг. Вот он ее может понять и посочувствовать — и она его понимает и сочувствует.
   — Элсбет, это Дэвон Макинси, моя новая невольница, — сказал Хантер, и Дэвон забыла о Мордекае.
   — Рада познакомиться, мисс Макинси, надеюсь, вы найдете свое счастье в Баркли-Гроув, — сказала .Элсбет, подавая Дэвон руку. О ней говорили, что она могла бы очаровать самого дьявола; вот и сейчас круглое лицо Элсбет осветилось улыбкой, перед которой мало кто мог бы устоять.
   На лице Дэвон отразилась сложная гамма чувств: смущение от теплоты жеста этой женщины, удивление от того, что этот жест вообще последовал. В Англии женщина в положении Элсбет вряд ли вообще бы заговорила с ней, простой служанкой, и уж тем более не протянула бы ей руку. Помимо воли, она пожала руку невесте Хантера и даже сумела придать этому пожатию какую-то искренность.
   — А вот эта неисправимая хулиганка — моя сестра Сесилия, — сказал Хантер, любовно обнимая за плечи девочку-подростка.
   Дэвон протянула ей руку — как Элсбет.
   — Рада познакомиться, Сесилия. Сесилия взглянула на нее сверху вниз и фыркнула:
   — Для вас я леди Сесилия. Прошу в будущем это не забывать.
   — Да, миледи, — Дэвон выразила покорное согласие и поспешно убрала руку.
   Не обращая на нее больше никакого внимания, Сесилия взглянула на брата.
   — Что ты мне привез, Хантер? Достал шелка, который я просила?
   Хантер бросил на Дэвон извиняющийся взгляд, сунул руку в карман и достал маленькую бархатную коробочку. Положил ее Сесилии на ладонь.
   — Может быть, сойдет для начала? Вопль восторга, исторгнутый Сесилией, чуть не оглушил всех вокруг Это была пара бриллиантовых сережек!
   — Ой, Хантер, какие красивые! У Мэри в следующем месяце первый бал, и я их как раз надену — пусть все обзавидуются! У них всех только жемчужные бусы — их мамаши говорят, им слишком рано носить бриллианты.
   — Тогда я, пожалуй, заберу их назад. Не хочу чтобы обо мне начали говорить, что я тебя порчу. — Хантер протянул руку за коробкой.
   Сесилия поспешно спрятала руки за спиной Ее кудри запрыгали — так энергично она замотала головой.
   — О нет, братец! Ты их мне подарил, и обратно я не отдам. И всем их покажу на следующей неделе. Мэри и Сара месяц со мной разговаривать не будут. — Сесилия засмеялась, предвкушая, как она привлечет к себе всеобщее внимание на балу у Мэри Макдугал.
   — Ну, ладно. Оставлю их тебе — если будешь себя вести прилично. Теперь, может быть, пойдем к экипажу? А то остальные подарки прибудут в Баркли-Гроув раньше нас.
   — А что, еще есть? — лицо Сесилии все осветилось — она схватила брата за руку.
   — Да, дорогая. Есть и еще. Ну пошли же, — сказал Хантер, притворяясь рассерженным.
   Он еще раз улыбнулся Элсбет и предложил ей руку. Через плечо глянул на Дэвон. — Вы можете ехать с нами, мисс. Мордекай привезет вещи.
   Чувствовала она себя ужасно, эмоции ее выражались смесью гнева, обиды и боли. Посмотрела ему в спину. Случись сейчас рядом британский солдат, она бы с наслаждением рассказала ему все про то, как Хантер доставляет оружие патриотам. И с удовольствием поглядела бы, как его вместе с сестричкой вздернут на виселице!
   Дэвон оглянулась на человека, который так и остался стоять там, наверху, у сходней. Лучше бы поехать с Мордекаем, чем с этой компанией. У нее с Мордекаем теперь общее: их боль. Оба они глупо позволили себе влюбиться в тех, кто никогда не ответит им взаимностью.
   Хантер помог Элсбет и Сесилии занять место в экипаже, потом предложил руку Дэвон. Она подчеркнуто игнорировала этот жест и с трудом влезла туда сама. Плотно притиснутая в угол сиденья, она пыталась разглядывать ландшафт за окном, в то время как Хантер развлекал Элсбет и Сесилию последними лондонскими сплетнями. Показались ворота Баркли-Гроув, и в этот момент Дэвон почувствовала, что ее вот-вот вырвет. Видимо, это так на нее подействовали хантеровские истории и ухабы на дороге — эта комбинация вполне заменяла бурное волнение океана. Дэвон бросила на Хантера несчастный взгляд и промямлила:
   — Пожалуйста, остановитесь! Меня тошнит. Хантеру не надо было это повторять дважды: последствия промедления было легко себе представить. Он постучал по крыше, дав знак кучеру остановиться. Не дожидаясь, пока экипаж остановится, Дэвон зажала рот рукой и рванулась наружу. К счастью, успела.
   Сильная рука обхватила ее за талию, холодная ладонь придерживала ее за голову, пока ее желудок судорожно сокращался, извергая из себя содержимое. Когда, наконец, ничего не осталось, Хантер вытер пот у нее со лба и нежно взял ее на руки. Внес ее обратно в экипаж, присел рядом. Экипаж снова тронулся. Дэвон откинула голову и прикрыла глаза. Ей вовсе не хотелось видеть лица свидетелей ее унижения.
   Элсбет заговорила первой.
   — Могу ли я чем-нибудь помочь мисс Макинси? Дэвон покачала головой.
   — Сейчас все будет в порядке. Это морская болезнь дает себя знать.
   — Вы уже не на море, мисс, — раздраженно вмешалась Сесилия. — Вы уверены, что вы не прихватили какую-нибудь жуткую болезнь? Не хотелось бы иметь у нас, в Баркли-Гроув, всяких заразных.
   — Ну хватит, Сесилия, — мягко сказал Хантер. — Мисс Макинси все объяснила. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Привыкнет к земле, и все будет в порядке.
   — Я просто хотела убедиться, Хантер. Никогда не знаешь, какую болезнь принесет с собой служанка, если не знаешь, откуда она и где была. Она могла подхватить что-нибудь до того, как ты купил ее бумаги.
   — Я не покупал ее бумаг. Мне ее подарил король. И если хочешь знать, попридержи свой язычок и веди себя как леди, а не как взбалмошная девчонка.
   — Я думаю только о тебе и о Баркли-Гроув, — упрямо бормотала Сесилия. Она бросила на Дэвон презрительный взгляд, отвернулась в сторону и демонстративно стала глядеть в окно.
   Элсбет посмотрела на Дэвон; во взгляде была просьба извинить выходку Сесилии; потом опустила глаза. Она, не одобряя поведения Сесилии, могла его понять. Обе они одинаково почувствовали, что миссис Макинси и Хантера объединяет не только королевская грамота. С того самого момента, когда она увидела их вместе на борту «Джейда», увидела, как он жестом собственника взял ее за руку и повел к тралу, Элсбет почувствовала какой-то холодок предчувствия в спине, а потом — укол, сигнализирующий об опасности. Девушка была слишком уж красивой — ни один мужчина не мог бы остаться к ней равнодушным. А Хантер провел с ней в океане почти три месяца.
   Тупая боль вступила в сердце Элсбет: она вспомнила тон слов Хантера, сказанных несколько секунд назад. Он выступил в защиту девушки и против кого? Против самого дорогого ему существа: против своей младшей сестры, которой еще и не такое прощалось. Это одно уже говорило о его чувствах больше всяких слов.
   Из-под опущенных ресниц Элсбет изучающе рассматривала женщину, которая, она чувствовала, будет ее соперницей. Она сидела как королева — только какая-то вымотанная, измученная, кожа пепельно-серая, губы побелевшие. Элсбет глубоко вздохнула. Хоть бы это было действительно приступом морской болезни!
   Элсбет попыталась отогнать от себя тревожные мысли; он сидит перед ней, Хантер Баркли, который завоевал ее сердце, едва они вышли из пеленок, и которого она сразу полюбила, уже считая членом своей семьи. Она бы доверила все ему — даже собственную жизнь.
   Элсбет вновь обратила свой взгляд на женщину рядом с Хантером. Она не хотела верить и не верила, что между ней и Хантером что-то было. Он слишком благороден, чтобы воспользоваться ее положением. Она, конечно, не будет спускать глаз с мисс Макинси, но не из-за каких-то подозрений насчет ее отношений с Хантером. Девушка очутилась в чужой стране, без семьи, без друзей, она, возможно, будет нуждаться в ее понимании и помощи, особенно же если окажется, что ее болезненное состояние вызвано чем-то иным, кроме морской зыби.
   Ленивый дымок поднимался над прачечной. Дэвон вышла из нее на утреннее солнышко и бессильно опустилась на скамейку возле двери. Капли пота выступили у нее на лбу; она наклонилась вперед, спрятала голову в коленях, стремясь справиться с дурнотой, которая началась у нее, когда она выкручивала постельное белье. Жар от топки вместе с жаром виргинского лета превратили прачечную в настоящий ад. Одежда ее была в мокрых пятнах пота. Кожа горела.
   Дэвон несколько раз лихорадочно вдохнула и выдохнула. Она должна взять себя в руки. Лишь бы Сесилия не застала ее в таком состоянии. С самого первого дня эта девица стала делать все, чтобы сделать жизнь Дэвон невыносимой. Она не забыла того выговора, который ей сделал Хантер, и при нем ничем не обнаруживала, что теперь ее главная в жизни миссия — это мучать Дэвон. Но когда брат был в отъезде по делам, она всегда старалась сделать так, чтобы Дэвон направили на самую тяжелую и грязную работу.
   Дэвон откинула со лба мокрую прядь волос и прислонилась к кирпичной стене. Господи, какие у нее стали руки — красные, огрубевшие, ногти сломаны, все в заусеницах. Да, маятник опять качнулся в другую сторону; так и не освободиться от своего прошлого. История повторяется. Ее мать влюбилась в человека, который считал ее недостойной себя. Теперь она. Она зажмурилась и всхлипнула. И так же, как и ее мать, она теперь станет матерью его внебрачного ребенка.
   Дэвон положила руку на свой слегка округлившийся живот. С каждым днем ее беременность будет становиться все более очевидной. Хорошо еще, что до сих пор никто ничего не заметил. Последнее время она все пыталась придумать другие причины для своих приступов тошноты: новая среда, непривычная пища, стресс — все, что могло прийти в голову, годилось для объяснения. Но теперь, когда уже третий раз не было месячных, все было ясно: она носит в своем чреве ребенка. От Хантера Баркли.
   Дэвон, до боли закусив губу, устремила взгляд туда, где за широкими зелеными полями начинался ручей, который где-то там далеко, за болотами, впадал в Джеймс-ривер. Нужно будет заранее выяснить, как и куда отсюда бежать — а бежать придется, если она хочет сохранить тайну рождения своего ребенка. Боже, ведь у нее здесь нет ни друзей, ни денег, чтобы выбраться экипажем или на корабле.
   Дэвон выставила руку перед животом, как бы защищая своего будущего ребенка. Она не поступит так, как ее мать. Она никогда не отдаст его чужим людям. Она намерена сама воспитывать свое дитя, и никто, даже его отец, не сможет в это вмешиваться. Она сама никогда не знала материнской любви, и никогда не допустит, чтобы ее ребенок испытал ту боль от пустоты, брошенности, которую Дэвон чувствовала еще до сих пор. Она будет сражаться не на жизнь, а на смерть, чтобы сохранить, выносить своего ребенка. «Ты мой, малышонок. И никто тебя не обидит и не разлучит меня с тобой».
   — Ну, вот все так, как я и боялась, — словно стараясь примириться с неприятной реальностью, сказала Элсбет, выходя из тени, где она уже некоторое время стояла, наблюдая за Дэвон. Она прискакала в Баркли-Гроув пообедать вместе с Хантером и Сесилией. Избрала кратчайший путь — через лес, и, выбираясь на опушку, заметила, как Дэвон с трудом выбралась из прачечной и опустилась на скамейку. Она выглядела совсем больной и Элсбет хотела было подойти помочь. Но тут Дэвон положила руки на живот, и по его форме Элсбет сразу поняла, что те приступы тошноты были вызваны отнюдь не морской болезнью. Дэвон прибыла в Баркли-Гроув беременной. Хантер? Элсбет поспешно отогнала от себя эту мысль. Нет, нет, это невозможно! Ведь они собираются пожениться.
   Дэвон оглянулась, услышав эти слова, бледное лицо стало вообще белым как мел. Она с трудом поднялась.
   — Я не понимаю, о чем это вы.
   — Мисс, я не дурочка. Я знаю, что вы ждете ребенка. Вы что, думаете, что вам надолго удастся сохранить эту тайну?
   Дэвон молчала. Что тут ответить? Не могла же она ей сказать, что обдумывает, как отсюда убежать.
   — Знаете вы, кто отец? — мягко спросила Элсбет. В голосе не было ни обвинения, ни осуждения, только озабоченность.
   Дэвон отвернулась от этих вопрошающих карих глаз. Ответ вертелся у нее на языке, но она ничего не скажет. Не может она сказать Элсбет, что отец ребенка — это тот человек, за которого она собралась замуж.
   — Вы должны мне сказать, Дэвон. Мне нужно знать, тогда я смогу что-нибудь сделать, пока еще не поздно. Здесь не очень-то доброжелательно относятся к женщинам в вашем положении Вас могут выставить перед церковью и выпороть как грешницу.
   Весь мир перед ней помутился, в глазах замелькали какие-то полосы, голубые, зеленые… Она снова опустилась на скамейку и спрятала голову в коленях. Сердце отчаянно билось, она глотала воздух, пытаясь как-то собраться с мыслями. Вот-вот начнется истерика. Нет, нет, она не может этого себе позволить!
   — Дышите глубоко, медленно, — посоветовала ей Элсбет; она окунула платок в бочку с дождевой водой, стоявшую у здания прачечной. Положила его на лоб, когда Дэвон вновь откинулась назад, отерла ей пот. — Дэвон, я хочу быть вашим другом. Если вы скажете мне, кто отец ребенка, я, быть, может, смогу поговорить с ним и убедить его, чтобы он УСЫНОВИЛ ребенка.
   Дэвон отвела руку Элсбет и покачала головой.
   — Спасибо за заботу, но это моя проблема. Тот, кто зачал его, никогда об этом не узнает.
   — Если бы он узнал, он бы, конечно, женился на вас.
   Она опять покачала головой.
   — Нет, боюсь, что нет. И пожалуйста, я вас очень прошу. Не говорите об этом никому…
   — Но ведь вам все равно этого не скрыть? Скоро все здесь поймут, что вы не просто так толстеете. Осталось уже меньше девяти месяцев, и у вас родится ребенок. Этого вы уж никак не скроете. И Хантеру нужно сказать: ведь вам нельзя делать тяжелую работу. Это вам не полезно в вашем нынешнем состоянии.
   — Да я не собираюсь ничего скрывать, но я должна сама сказать об этом лорду Баркли. Пожалуйста, позвольте мне это сделать самой, — соврала Дэвон. Любыми средствами надо убедить ее, чтобы она молчала.
   Элсбет нерешительно ответила:
   — Если меня спросят, я врать не буду, но сама ничего не скажу — если только не буду считать, что должна буду сделать это ради вашего же блага.
   Дэвон облегченно вздохнула. Слава богу! Надо надеяться, что к тому времени, когда Элсбет решит обо всем рассказать, Дэвон будет уже далеко отсюда.
   — Благодарю Вас, миледи. Вы так добры ко мне.
   — Помните, миссис Макинси, Вы должны думать прежде всего о благе ребенка. Без мужа вам будет тяжело. Женщина с внебрачным ребенком — вас будут все сторониться. Если вы передумаете, насчет того, чтобы известить отца ребенка, скажите мне, я помогу.
   — Я все понимаю, но, боюсь, теперь уже ничего не исправишь. И слишком поздно решать все по-новому. Я сделала ошибку и должна за нее расплачиваться. И сделаю все, чтобы ребенку не пришлось страдать из-за моей ошибки.
   Элсбет улыбнулась и похлопала Дэвон по плечу.
   — Вы смелая женщина, Дэвон Макинси. В чем-то я Вам завидую. В подобной ситуации я не была бы такой храброй.
   Дэвон поглядела Элсбет вслед; та направлялась к двухэтажному особняку из красного кирпича — скоро она станет там хозяйкой Интересно, была бы Элсбет так же добра, если бы она знала, что этот ребенок — от Хантера Баркли? Сомнительно..
   Дэвон вновь посмотрела на свой округлившийся живот; время уходит — тоскливо подумала она. Теперь вот Элсбет все знает скоро и остальные узнают Надо спешить…
   Тихое посвистывание у конюшни привлекло ее внимание. Это Мордекай Брэдли обрабатывает щеткой черного жеребца Хантера. Он — ее единственная надежда, если она хочет избавиться от общества Хантера. Он один способен понять ее чувства. Они почти что в одинаковом положении, только что у нее под сердцем есть доказательство ее любви.
   Дэвон вновь с усилием поднялась, поправила фартук, так чтобы не было видно небольшой еще округлости на животе. Пришло время обратиться к Мордекаю за помощью.
   Она постояла, наблюдая гиганта за работой Щетку было почти не видно в его руке — такая большая у него ладонь. Однако движения не только быстрые, умелые, но и почти нежные — странно для мужчины такого вида.
   Нежный гигант, подумала Дэвон, когда Мордекай поднял голову и увидел ее. Он остановился. Морщины, окружавшие его блекло — серые глаза, стали глубже: он улыбнулся.
   — Что это вас занесло на конюшню, мисс? Дэвон медленно обошла вокруг жеребца,
   похлопав его по крупу. Погладила его крутую шею и взглянула Мордекаю прямо в глаза.
   — В Вас столько талантов, Мордекай. Вы как дома и на море, и на суше. Большинство предпочитают или одно, или другое, но вам, по-моему, и там, и там нравится.
   Мордекай хмыкнул, повел мозолистой рукой по крупу коня, стер пот с лица.
   — С детства я жил в деревне и вполне смог бы прожить остаток моей жизни не на нашей ферме — если бы меня не забрали в английский флот.
   — Значит, на море вы попали не по своей воле? Мордекай покачал головой, сухо улыбнулся.
   — Да нет, конечно. В душе я фермер, но, чтобы выжить, всему обучишься.
   Дэвон посерьезнела.
   — Нам всем приходится многое делать, чтобы выжить.
   Понимая, что Дэвон подошла к нему не ради интереса к его прошлому, Мордекай кивнул Положил щетку на место, взял жеребца за узду. Вы что-то хотите мне сказать, мисс?
   Дэвон отошла в сторону, пропуская жеребца, и затем прошла вслед за Мордекаем.
   — Хочу попросить вас об одолжении? Мордекай поставил жеребца в стойло и повернулся к Дэвон:
   — Каком?
   Дэвон нервно сцепила пальцы и с трудом проглотила комок в горле.
   — Я… я… пришла попросить… не поможете ли вы мне исчезнуть отсюда?
   Мордекай выгнул кустистую бровь.
   — Да уж, одолженьице!
   Теперь ей уже нечего терять, и Дэвон взмолилась:
   — Ну, пожалуйста! Вы единственный, кто мне может помочь. Мне нужно уехать.
   Мордекай сделал глубокий вздох:
   — Мисс, Хантер Баркли — мой лучший друг, а вы хотите, чтобы я помог бежать его невольнице.
   Господи, глаза прямо лопаются от боли! Дэвон сплюнула.
   — Я думала, вы поймете, о чем речь. Вы здесь единственный, кто понимает, что я чувствую.
   Мордекай снова покачал головой — на этот раз печально.
   — Понимаю, после той жизни, которую вы вели в Лондоне, быть здесь в положении простой работницы — это тяжело. Но и не так уж плохо. Хантер — не жестокий хозяин.
   Дэвон сжала кулачки, лицо покраснело от ярости.
   — Не притворяйтесь, что не понимаете, о чем я говорю. Я видела, как вы смотрели на Эслбет Уитмен, и понимаю ваши чувства — вот и у меня такие же чувства к Хантеру. Как раз ради вашей любви — помогите мне! Вы понимаете, что это такое — неразделенная любовь…
   Мордекай похолодел, потом покраснел от гнева.
   — Мисс, вы говорите о том, чего не знаете. По-моему, самое время вам вернуться к своим делам, а мне — к своим.
   — Мордекай, я не хотела вас обидеть. Все, что я хочу, — это уехать отсюда. Я не могу здесь больше жить. Скоро Элсбет станет его женой, и она не должна никогда узнать, что было между мной и Хантером. Да, я люблю человека, который мне не отвечает взаимностью, но она-то почему должна от этого пострадать?
   — Она никогда не узнает, если только вы сами ей не скажете, — разумно заметил Мордекай.
   Дэвон сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Она не хотела видеть, какое у Мордекая будет лицо, когда он узнает настоящую правду, почему она должна исчезнуть из Варкли-
   Гроув.
   — Она уже знает кое-что — например, что у меня будет ребенок.
   — От Хантера? — тихо спросил Мордекай. Она открыла глаза, их зеленые глубины полыхнули огнем.
   — Как ты смеешь спрашивать такое? Мордекай пожал плечами.
   — Женщина с твоим прошлым — знаешь, тут ни в чем нельзя быть уверенным. Ты не первая, кто пытается улучшить себе жизнь таким образом — найти самого подходящего мужика и объявить его папашей.
   — Я не хочу даже спорить с тобой по этому поводу. Единственное, что прошу, — это помочь мне уйти отсюда. Ни о чем больше.
   — Так значит, ребенок — Хантера, — сказал он уже несомневающимся тоном. Дэвон его убедила. Дэвон пыталась сдержать себя.
   — Ребенок мой, и только мой.
   — Если он узнает, он вас все равно разыщет.
   Дэвон отрицательно замотала головой.
   — Нет. Он этого не будет делать. Мой ребенок — это мой ребенок, он для него ничего не значит. Хантер женится на Элсбет, и она принесет ему наследников — подходящих, чтобы стать потом владельцами Баркли-Гроув.
   — Ты не права, Дэвон. Я знаю Хантера Баркли. Если он узнает, что у тебя будет ребенок, он горы перевернет, но добьется, чтобы он был с ним. Неважно, как он к тебе относится, но он — никогда не позволит тебе забрать его плоть и кровь.
   — Тогда тем более ты должен мне помочь, чтобы он никогда не узнал правды.
   — Господи, ну морока с этими бабами! — выругался Мордекай и задумчиво почесал затылок. — Будь я проклят, и так плохо, и так. В любом случае будет больно кому-то, кого я люблю. Если я помогу тебе, больно будет Хантеру, а если ты останешься и Элсбет узнает, кто отец твоего ребенка, она будет страдать.
   — Думай об Элсбет, Мордекай. Ты ее любишь. Пусть ей не будет больно.
   Мордекай покачал головой.
   — Я прямо не знаю. Мне нужно подумать.
   — Только не очень долго. У меня немного времени. Элсбет уже знает о ребенке, но обещала не говорить Хантеру — пока я сама ему не скажу.
   — Ладно, сегодня к вечеру скажу. Приходи сюда после того, как я вернусь из Вильямсбурга. Но учти: я ничего не обещаю.
   — Понимаю, Мордекай. Понимаю, что поставила тебя в трудное положение. Извини. Но у меня не было другого выбора.
   Хантер выронил вилку, и она звонко ударилась о тарелку. Он, не жуя, проглотил здоровенный кусок ветчины, опрокинул в себя бокал бургундского и только потом сумел выговорить:
   — Что ты сказала?
   Элсбет, всецело поглощенная разрезанием куска ветчины на своем блюде, не заметила смущения.
   — Я обещала не разглашать ее тайну, но теперь передумала. Нельзя, чтобы она оставалась одна с ребенком. Нужно оповестить отца. Надеюсь, мы сможем убедить ее сказать нам, кто он, и его — жениться на мисс Макинси, так, чтобы все было по закону.
   — Я не уверен, что расслышал тебя правильно. Ты правда сказала, что мисс Макинси ожидает ребенка? — спросил Хантер, не веря своим ушам.
   Элсбет аккуратно положила в рот кусок ветчины и принялась жевать, кивнув Хантеру в знак согласия.
   — Ты все правильно расслышал. И наш долг — по возможности помочь ей. Если мы не сможем убедить ее сказать, кто отец, и поженить их, боюсь, преподобный отец Морган заставит ее каяться в своих грехах. Выставит у позорного столба и устроит публичную порку.
   Хантер бросил на стол салфетку и откинулся на спинку стула. Он чувствовал, что у него кружится голова. Он будет отцом. Дэвон носит его ребенка; у него-то сомнений нет, это — его ребенок. Ему хотелось и смеяться, и плакать. Как это его угораздило! Боже! А что он скажет этой чудесной женщине, которая сидит с ним за столом? Она заслуживает лучшей доли. Хантер потер виски и вздохнул. Посмотрел на Элсбет. Не стоит откладывать, надо сказать всю правду сейчас же.
   — Элсбет, ты твердо уверена, что у Дэвон будет ребенок?
   — Да, Хантер. Уверена. Я встретила ее у прачечной меньше часа назад, и она сама призналась. Она просила меня подождать — хотела сама тебе об этом сказать, но я думаю, ты должен быть в курсе. Чтобы что-то предпринять.
   Хантер снова глубоко вздохнул.
   — Элсбет, мне нужно тебе что-то сказать. Элсбет замерла; тон Хантера говорил сам за себя. Ее снова охватил такой же ужас, как в первый день — когда они прибыли в Баркли-Гроув. Какие-то холодные щупальца коснулись ее спины. Вновь проснулись подозрения. Она замотала головой, как бы отгоняя преследующие ее мысли, слабая улыбка тронула губы. Глаза наполнились слезами.
   — Не хочу, не хочу. Не говори, не надо. Хантер протянул руку через стол, покрытый кружевной скатертью, и взял Элсбет за руку Печально улыбнулся.
   — Ты знала с самого начала, да?
   Элсбет быстро-быстро заморгала — только бы не заплакать!
   — Она красивая женщина. Гораздо красивее меня.
   Хантер сжал ее руку.
   — Ты такая же красивая. И я люблю тебя Ты знаешь. Люблю с самого детства.
   Элсбет слабо кивнула головой.
   — Но у нее же от тебя ребенок? Теперь и Хантер кивнул:
   — Да.
   — Собираешься жениться на ней?
   — Ребенок мой. У меня нет другого выбора.
   — Тогда желаю счастья, Хантер.
   — Ты почему такая добрая, Элсбет? Я ведь все разрушил — наше обручение и все, я же тебя предал.
   — Ты сам сказал, мы любили друг друга с детства. Я не хочу тебе ничего плохого. Ты слишком хороший, Хантер Баркли. Хотя сейчас мне бы больше всего хотелось свернуть тебе шею. Хантер еще раз пожал руку Элсбет, на этот раз на прощание.
   — Пусть ничто не нарушит нашу дружбу, Элсбет. Не знаю, что я буду без тебя делать.