Страница:
И вдруг, в последний момент, Кара вновь запела и взмахнула крыльями. При этом она завалилась набок, и Малазан пронеслась мимо. Кара выдохнула ей вслед сверкающее облако. Красная дракониха задергалась и завизжала, когда в нее с треском ударили молнии, таившиеся в этом облачке.
Удачный ход, хотя вряд ли решающий. Малазан замахала крыльями, стремясь вновь поравняться с ними, и плюнула огнем.
Кара ударила крыльями и убралась подальше от языка пламени. Очередное заклинание из ее тающих запасов, вплетенное в мелодию песни, окутало Малазан облаком отвратительного зеленоватого дыма, но без видимого результата.
Кара и Малазан кружились в небе, и Дорн, как бы внимательно он ни следил за красной, тем не менее, поглядывал краем глаза и за ходом всей воздушной битвы в целом. После нескольких использований дыхательного оружия драконам требовалось все больше времени для восстановления сил. Поэтому ли, или потому, что такая тактика казалась более безопасной против раненого, уставшего или меньшего по размерам противника, значительная часть драконов теперь пустила в ход зубы и когти. Красный устремился вниз на золотого и, пролетая мимо, вспорол шкуру металлического когтями. Латунный попытался проделать то же самое с черным, но тот ухватил, его зубами за заднюю ногу и притянул к себе. Царапаясь и кусаясь, два сцепившихся дракона не могли лететь и устремились к земле, прежде чем разжать страшные объятия, оттолкнуться друг от друга и снова расправить крылья.
Дорн все еще не мог определить, кто побеждает.
Он послал стрелу в морду Малазан, но не попал в ее немигающий круглый желтый глаз. Красная отрывисто произнесла слова силы, и лук вылетел из его пальцев, словно его выхватила невидимая рука. Заклинание застигло его врасплох, и Дорн, хоть и вцепился в оружие, не сумел удержать его. Кувыркаясь, лук полетел вниз.
Без него охотник был лишь бесполезным грузом на спине Кары.
Полуголем узнал последние заклинания, которые Кара пропела одно за другим. Первое должно было лишить Малазан голоса, но тщетно. Другое заставило ее дыхание сверкать так ярко, что могло бы ослепить красную, но та уклонилась от удара. После этого, хотя Кара и продолжала петь свою песнь праведного гнева, слова заклинаний больше не вплетались в нее.
Певчая дракониха меняла направление, взмывала ввысь, летела то быстрее, то медленнее, с невероятной ловкостью уклоняясь от языков пламени и заклинаний, которые посылала в нее Малазан. Так продолжалось до тех пор, пока красная не выкрикнула слова силы, от которых уши Дорна налились болью и начали кровоточить. Потом Малазан выдохнула огонь в воздух, даже не стараясь попасть в Кару. Пламя поплыло в небе, клубясь и принимая очертания дракона, почти такого же огромного, как сама Малазан. Он взмахнул пылающими крыльями и устремился к певчей.
Похолодев от ужаса, Дорн разгадал ее замысел. Кара могла до некоторой степени успешно уклоняться от одного врага, но двое легко смогут зажать ее между собой.
Малазан и ее порождение неслись навстречу Каре сразу с двух сторон. Хрустально-голубая дракониха заложила крутой вираж, перевернулась через плечо, спикировала и поймала восходящий воздушный поток, чтобы вновь набрать высоту.
Все напрасно. Ей удалось уйти от существа из ожившего огня, но Малазан повторила все ее маневры. Точнее, красная предугадала их, получила некоторое преимущество в высоте и, вновь оказавшись рядом, изрыгнула пламя.
Кара попыталась увернуться, но огонь все же опалил концы ее поднятых крыльев. От боли она умолкла и закувыркалась в воздухе, а Малазан спикировала на нее сверху. Дорн предостерегающе крикнул, хотя уже знал, что Кара сейчас не в состоянии его услышать.
Но какая-то невидимая сила перехватила Малазан прямо возле цели и отбросила обратно в небо. Краешком эта же самая сила задела Кару и вращала ее, словно колесо, пока она не сумела выправиться.
Дорн тем временем вспомнил это головокружительное ощущение, когда верх и низ меняются местами. Однажды Ажак уже использовал против него такую силу. Полуголем глянул вниз и увидел серебряного, летящего к Малазан, и Рэруна, восседающего у него на спине. Карлик выпустил стрелу в брюхо красной драконихи.
Хлопая крыльями, Малазан вильнула, чтобы уйти от заклинания, посланного Ажаком, вырваться из предательской, сбивающей с толку пелены, где вещи падают вверх. Она пронзительно крикнула, и ее огненный напарник кинулся на серебряного.
Серебряный даже не пытался уклониться от нападения. Он просто пробормотал заклинание, и пылающая масса живого огня исчезла, словно ее никогда и не было. Рэрун выпускал стрелу за стрелой в шею, грудь и брюхо красной драконихи.
Ажак был стар, не имел ран, и на спине у него сидел весьма искусный стрелок. Кара была относительно молода, изранена и несла на себе всадника, который не мог причинить противнику никакого вреда на расстоянии. Естественно, Малазан сосредоточилась на Когте Справедливости и Рэруне, и это, понял Дорн, давало ему шанс.
– Поднимайся выше! – велел он Каре. – Окажись сзади и над Малазан, подлети поближе.
– Мне не нужно так приближаться к ней, чтобы применить дыхательное оружие.
– Сделай, как я прошу!
– Я попробую, – пообещала она и взмахнула обожженными крыльями.
Ажак проревел заклинание, и с его вытянутых вперед когтей сорвалась вспышка холода. Но она растаяла, так и не долетев до Малазан. Красная расхохоталась и выкрикнула собственные магические слова. Серебристая чешуя Ажака покрылась ранами, словно от невидимых клинков. Пока он крутился, пытаясь избавиться от напасти, Малазан выпалила второе заклинание. Существо, отчасти похожее на человека, отчасти на грифа в сером оперении, возникло на полпути между нею и щитовым драконом. Оно издало душераздирающий вопль и бросилось на Ажака и Рэруна. Карлик всадил стрелу в его голую, длинную, изогнутую шею, но не смог остановить его.
Это все, что увидел Дорн, прежде чем Малазан всецело завладела его вниманием. Красная явно не забыла о других своих врагах и завертела головой, отыскивая жертву. Глаза ее вспыхнули, когда она увидела, как близко подобрались певчая с седоком.
Но Дорн, слабея от бессилия, понимал, что они еще недостаточно близко.
Он ожидал, что Кара свернет. Ведь Малазан заметила ее, и это было единственно разумным выходом. Но она, все еще стараясь выполнить то, о чем просил ее Дорн, распевая боевой гимн, подлетела еще ближе.
Малазан встретила ее залпом пламени. Тело певчей драконихи заслонило Дорна от огня, но жар был столь мучителен, что, вполне возможно, выжег из Кары жизнь.
Дорн не мог даже думать об этом. Пришло время действовать. Полуголем рывком развязал узел веревки, удерживавшей его на спине Кары, встал во весь рост на ее обожженном теле и прыгнул.
Он не был акробатом, как Уилл, и когда Малазан заметила его и начала разворачиваться, он был уверен, что промахнется, упадет и расшибется в лепешку о далекую землю. Но вместо этого ударился о красную спину.
Чешуя Малазан была скользкой от сочившейся из нее крови, и Дорн начал съезжать вниз. Он вонзил железные когти ей в бок и выхватил меч.
Малазан плюнула в него огнем. Он скорчился, заслонив человеческие части тела железными. Когда струя пламени схлынула, он хотя и задыхался от боли, но все еще был жив. Дорн вонзил меч в тело красной драконихи.
Клинок вошел недостаточно глубоко. Малазан запрокинула голову, чтобы достать наглеца зубами. Ей пришлось вывернуть шею, вытянув ее назад, вдоль хребта, но Дорн все равно не смог уклониться от клыков, поскольку вынужден был вцепиться в драконью спину, как клещ, чтобы скользкое шевелящееся тело не сбросило его. Ему оставалась лишь призрачная надежда, что она повредит зубы о его железную руку и откажется от своего намерения.
Но так ему казалось до тех пор, пока Кара не вцепилась Малазан в шею. Ее голубая шкура почернела и была опалена от головы до хвоста. Несмотря на раны, певчая рвала и грызла красную с яростью, без сомнения порожденной отчаянием, и Малазан ответила ей тем же. Сцепившись, они начали падать.
Дорн продолжал рубить мечом и сумел избежать случайного удара Кариного хвоста, который в противном случае сломал бы ему шею.
Малазан ненадолго прекратила рвать соперницу зубами, чтобы прореветь три резко прозвучавших слова, и после этого вся кровь, вытекавшая из ран, при контакте с воздухом воспламенилась, обжигая ее врагов.
Дорн не дал боли помешать себе. Он орудовал мечом, пока Малазан, получив особенно глубокую рану, не забилась в судорогах. Неожиданный толчок выбил из руки охотника рукоять меча, вырвал его когти из шкуры Малазан и швырнул непрошеного седока в пустоту.
Вот она, смерть, подумал Дорн. Естественно, она пришла лишь тогда, когда он решил, что действительно хочет жить.
К его изумлению, однако, падение замедлилось, потом и вовсе остановилось, потом он начал подниматься к голубому куполу небес. Ажак удовлетворенно заворчал, довольный, что сумел подхватить его. Серебряный все еще оставался в строю, несмотря на жуткие раны, и даже расправился с демоном-грифом. Рэрун кивнул Дорну, наложил на тетиву очередную стрелу и огляделся, ища мишень. Ослабевшая и неловкая от боли, но все-таки живая Кара с трудом поднималась вверх, чтобы подобрать своего прежнего седока, пока не утратила силу магия, удерживающая его.
Но на помощь Малазан не пришел никто. Мертвая или изувеченная, в любом случае не в состоянии лететь, огромная красная падала, словно звезда, окутанная огненным ореолом горящей крови, оставляя за собой дымный шлейф. Она врезалась в горный склон. От удара тело ее расплющилось, обломки костей проткнули шкуру и вышли наружу.
Цветные, столкнувшись с противниками вроде Тамаранда, Нексуса и Хаварлана, проигрывали бой еще до того, как погиб их вожак. Но в любом случае гибель Малазан вызвала у них панику. Тревожно перекликаясь, большинство из них попытались удрать и разлетелись во все стороны.
Интересно, подумал Дорн, многим ли удастся уйти. Он надеялся, что никому. Пусть разгневанные металлические перебьют их всех. Внезапно подхватившая его волна беспамятства унесла сознание охотника во тьму.
Но большинство гоблинов и великанов сражались стойко. Они тоже перебили немало дамаранских воинов при свете дня, а с наступлением ночи чаша весов могла склониться на их сторону. Они хорошо видели в темноте, люди же – нет. Маги Истребителя Драконов наколдовали целые поля жемчужного света, чтобы исправить положение, но достаточно часто заклинатели противника уничтожали их. К тому же, в любом случае, они не могли осветить все поле.
Прислушиваясь к лязганью металла о металл и исполненным муки крикам раненых и умирающих, отчасти даже наслаждаясь ими, Бримстоун размышлял о том, как легко было бы предать союзников и принести победу Ваасе. Легко и естественно, потому что гоблины и их сородичи хоть и были в сравнении с ним грязными глупыми насекомыми, тем не менее, являлись порождением той же тьмы. Почему бы не помочь им уничтожить этих жалких паладинов и жрецов света и не сделаться после этого их королем?
Потому только, что эта измена ничего ему не даст. А как же план мести Саммастеру? Однажды, возможно, он завоюет трон, будет командовать легионами и имя его станет олицетворением ужаса для всего Фаэруна, но в данный момент он жаждал мести больше, чем славы.
Бримстоун полетел туда, где сошлись две армии, и вскоре заметил Истребителя Драконов на передовой линии дамаранского войска. Король-паладин наверняка был измучен, но никто не сказал бы этого, глядя, с какой силой он машет широким мечом, вдохновляя окружающих его воинов на бой.
Отлично. Маленькая драма, задуманная Бримстоуном, показалась бы не слишком убедительной, если бы Истребитель Драконов выглядел полумертвым.
Вампир прошептал слова силы, скинул покров невидимости и заменил его ореолом яркого белого света. Сияние высветило куклу, восседающую у него на спине. Это был оживленный им скелет, лишенный разума инструмент. Но, увенчанный короной из золота и драгоценностей, разодетый в пурпур и меха горностая, он отчасти был похож на Зенгая, короля-колдуна. А по велению Бримстоуна и вести себя он будет примерно так же.
Дракон устремился к полю боя, ревя, чтобы привлечь внимание сражающихся. Кукла размахивала жезлом, и гоблины завопили, увидев, что их господин наконец-то вернулся к ним. Потом добрая дюжина их кинулась врассыпную, сообразив, что Бримстоун собирается приземлиться как раз на том окровавленном, вытоптанном клочке земли, где они находились.
Его впечатляющее появление заставило обе стороны прервать бой. Именно этого он и добивался. Едва коснувшись земли перед Истребителем Драконов, он прокричал проклятия и вызов на поединок магически усиленным голосом, чтобы каждый из ваасанского воинства смог расслышать и понять его. Конечно, при этом казалось, что слова исходят от мумии, торчащей на его спине.
Было бы очень неплохо, если бы король тоже ответил какой-нибудь речью, но он просто рассек мечом воздух в знак того, что принимает вызов. Вероятно, его идиотский кодекс чести паладина не позволял ему произносить никакой лжи. Однако он хотел сыграть свою роль в этой пантомиме и предоставить ваасанцам возможность самим делать неверные выводы.
Истребитель Драконов выставил перед собой меч и ринулся в атаку. Бримстоун произнес первое из заклинаний, которыми, как предполагалось, его кукла атаковала короля, и воздух наполнился слепящими вспышками, бурлящим туманом, громовыми ударами и ревом – магией, сотрясавшей землю, но не способной никому причинить настоящего вреда.
Король нанес Бримстоуну удар. Он был достаточно искусным мастером, чтобы все выглядело убедительно, хотя такие удары даже не могли пробить чешую дракона-вампира. Бримстоун попытался достать человека и его коня зубами и когтями и предупредил, что в следующий раз немного изменит положение головы и лап. Они с Истребителем Драконов отрепетировали этот танец, но мертвяк не хотел рисковать. Вдруг человек сделает ошибку. Его клыки и когти являлись слишком опасным оружием.
Труднее всего было подавлять желание драться по-честному. Вампир ощущал ту добродетель, священную силу, что пылала в душе паладина, и это переполняло его ненавистью. Хотел бы он знать, приходится ли Истребителю Драконов бороться с таким же соблазном!
По мере развития драмы король все чаще стал пытаться нанести удар по фигуре, сидящей на спине Бримстоуна, и всякий раз вампир то закрывал ее своим телом, то отскакивал, унося ее от опасности. Пока, наконец, не пришло время сотворить подобие огненной вспышки, иллюзии настолько убедительной, что те, кто был неподалеку, смогли ощутить жар пламени, хотя оно не обожгло ни человека, ни лошадь, пребывающих в самом центре взрыва.
Истребитель Драконов развернул коня и поскакал прочь. Бримстоун погнался за ним. Ваасанцы взвыли при виде того, как их враг спасается бегством.
На самом деле, однако, Истребитель Драконов просто хотел отъехать на расстояние, необходимое для использования другого оружия. Он снова развернул коня, выхватил из притороченных к седлу ножен светящийся дротик и метнул его.
Метательное копье пронзило тело куклы, и мумия мгновенно вспыхнула, задергалась, завопила и повалилась со спины Бримстоуна. По всему выходило, что Истребитель Драконов убил короля-колдуна при помощи священной реликвии или же оружия, заряженного его собственной, дарованной богом магией.
Восторженные вопли ваасанцев смолкли, и мгновением позже воздух наполнили триумфальные крики дамаранцев. Истребитель Драконов кинулся на Бримстоуна, а его воины – на гоблинов и гигантов.
Король ударил Бримстоуна мечом. Дракон сжался, распростер крылья и прыгнул в воздух. Взлетев так высоко, что никто уже не обращал на него никакого внимания, он описал над полем боя круг, чтобы полюбоваться на плоды своего обмана.
Когда он сбежал, ваасанцы, собравшиеся вокруг места поединка, сделали то же самое. Они кинулись назад, давя стоявших позади, порой расчищая себе дорогу саблями и копьями. Паника их передавалась даже тем гоблинам, которые не видели притворной дуэли во всех подробностях. В считанные минуты все войско обратилось в беспорядочное бегство, и пустившимся в погоню дамаранцам убивать их было не сложнее, чем зарезать овец.
Бримстоун полагал, что людей Истребителя Драконов еще ждут впереди месяцы походов и боев, прежде чем они полностью очистят королевство от захватчиков, отобьют Врата и закроют Перевал Гелиотропа. И все же на самом деле они уже отстояли Дамару, или, точнее, дракон-вампир сделал это для них. Бримстоун иронично усмехнулся.
Сюриэнь обмотала все тело мага бинтами и, конечно же, использовала всю имевшуюся в ее распоряжении целительную магию, чтобы остановить кровь, струящуюся из ран. И все же красные пятна снова и снова пачкали белую марлю, постельное белье и груду подушек, поддерживающих его голову.
В душе Тэган содрогнулся, увидев это, но решился ничем не выдавать своего горя. Он был уверен, что Рилитар не хочет видеть проявлений жалости.
– Привет, – сказал авариэль.
– Мы пришли, как только разрешили глупые жрицы, – добавил Дживекс.
Рилитар с трудом повернул голову к посетителям.
– Наше дело?.. – хрипло выдохнул он.
Тэган понял, что он имеет в виду.
– Никто из твоих друзей-магов не погиб. Огненные Пальцы спас большую часть книг и бумаг.
Рилитар слабо улыбнулся. Видно было, как его мертвенно-бледные губы скривились между двух полос бинта.
– Этот старик знает, как разговаривать с огнем.
– Конечно, начальник стражи – полагаю, выражая мнение старинных родов, – был не слишком рад, что мы сражались с солнечным драконом посреди улицы. Но я указал ему, что мы убили его прежде, чем он успел причинить вред кому-либо из горожан, и что теперь, когда предатель разоблачен и уничтожен, мы можем дать абсолютные гарантии того, что подобных инцидентов больше не случится. Огненные Пальцы напомнил ему, как вы, маги, не жалея своих жизней, защищаете безопасность Фентии, и в результате всего этого он нехотя согласился разрешить вам продолжать ваши изыскания.
– Значит, мы действительно победили Фоуркина.
– А тебе особая похвала. Благодарение госпоже Удаче, что ты заметил, как я произношу заклинание бешенства, и понял, что оно означает.
– Удача тут ни при чем. Я в последнее время постоянно следил за тобой, потому что ты странно себя вел, переходил все мыслимые границы, строя из себя легкомысленного шалопая, настойчиво требуя новых модных нарядов, но цепляясь при этом за поношенные, некрасивые, не подходящие по размеру башмаки. Сначала я ничего не понимал. Заклинания Фоуркина были столь искусными, что моя магия не могла обнаружить их. Но я был уверен, что надо искать дальше.
– Мне повезло, что его проклятие сделало меня таким эксцентричным.
– Подозреваю, это твой собственный разум, твоя воля сопротивлялись ему и подавали сигналы о помощи, хотя ты и не сознавал этого. Не так-то легко сделать эльфа рабом.
– А может, мастера боевых искусств?
Рилитар с трудом вздохнул:
– Сюриэнь сделала все, что могла, чтобы подлатать меня, но она говорит, все равно я вряд ли увижу восход. Составишь мне компанию до самого конца?
– Конечно, – ответил Тэган.
Он придвинул стоявшее у стены кресло. Дживекс сложил крылья и присел на уголок кровати.
– Спасибо, – сказал маг. – Может, ты знаешь подходящую молитву или гимн для такого момента.
Авариэль заколебался.
– Я помню одну песнь с тех пор, когда жил в своем племени. Но думаю, она слишком незамысловатая и грубая по сравнению с теми, какие настоящие эльфы поют в Корманторе.
– Это хорошо. Она поможет моей душе отыскать верный путь лучше любых человеческих слов.
Он шел по монастырской земле, где в свете Селуны сверкали белые статуи и склепы, и ему горестно было видеть царившую кругом разруху. И все же крепость была огромной, и большая ее часть осталась невредимой. Остальное можно восстановить.
Он понимал, что то же относится и к обитателям монастыря. Многие погибли, защищая святое место и бесценные архивы, столь многие, что скорбь его была едва выносимой. Но не все. Орден Желтой Розы жив, и в свое время другие люди услышат зов Ильматера и придут сюда, чтобы пополнить их ряды.
А между тем, возможно даже, что Кара и ее друзья предотвратят гибель, грозящую всему Фаэруну, именно потому, что братия выдержала все выпавшие на ее долю испытания.
Но подобные размышления казались чересчур сложными и загадочными усталому человеку. Довольно скоро мысли его обратились к более простым вещам. На самом деле к одной, совсем простенькой.
Он знал, что после всех тех страданий, которые пережил монастырь, среди бесчисленных стоящих перед ним проблем думать о себе было вовсе недостойно. И все же он верил в милость бога, проливающего слезы. Он простит его, потратившего минутку-другую на мысли о том, что в труднейшее из времен его правление оказалось достаточно эффективным. Наверное, он руководил своими монахами не так умело, как это сделал бы Кане, но у него тоже получилось неплохо. Он отыскал пустую часовню и преклонил колени перед алтарем, шепча благодарственную молитву.
Эпилог
Теплая ночь звенела от музыки. Таверны были переполнены, и на каждой площади и открытой площадке люди плясали, кружились и притопывали или же наблюдали за танцующими, зачерпывая пиво и вино из открытых бочонков. Парни и девушки переглядывались, поддразнивали друг друга, заигрывали и шептались, пока, в конце концов, парочки не отделялись потихоньку от своих спутников, чтобы поискать уединения. Некоторым даже не нужно было искать слишком долго. Темные подъезды их вполне устраивали.
На утонченный вкус Тэгана, веселье в Фентии было несколько грубоватым и пасторальным по сравнению с пышными изысканными празднествами дня Солнцестояния, которыми он наслаждался в Лирабаре. Но он скучал по любимому городу меньше, чем ожидал. Было приятно бродить по здешним шумным улицам с Дживексом, Дорном, Рэруном и Уиллом, разглядывая румяных ясноглазых девчонок, раскрашенных и разодетых в пух и прах, и услаждая слух охотников рассказами о своих недавних приключениях. Даже если рассказы эти снова воскрешали в душе печаль, навеянную смертью Рилитара, и, как он понимал, требовали некоторых пояснений в конце.
– Огненные Пальцы считает, – сказал мастер фехтования, – что сначала Фоуркин Одноглазый был настоящим. Но Саммастер убил его и подменил самозванцем. Тогда он не мог еще знать, что маги Фентии будут участвовать в попытках обуздать бешенство. Вы, ребята, еще даже не побывали в Северной Крепости, и тем более не приходили сюда за помощью. Но он знал об их ученой репутации и счел разумным иметь здесь могущественного и изобретательного агента, чтобы свести на нет подобные попытки, если они будут предприняты.
– Шпионы и убийцы Культа Дракона рыщут повсюду, – кивнул Уилл. – Это мы и так знали. Но стоит надеяться, что другие будут не так опасны, как этот. Дракон и могущественный маг… да еще и демон, живущий внутри него?
– Как говорит Жаннафа Золотой Щит, – ответил Тэган, – некоторые драконы увеличивают свою силу, поселяя внутри себя танар'ри, сращивая его с собственным сердцем. Обычно демоны всегда пребывают внутри хозяев и не подают признаков жизни, но Фоуркин – полагаю, мы можем называть солнечного дракона так, не зная его истинного имени, – обнаружил новые способы использования магии. Он мог ненадолго отделять хазми от себя и посылать его убивать.
– Неплохое оружие. – Рэрун посторонился, пропуская радостно визжащую убегающую девицу и догоняющего ее ухмыляющегося парня.
– Да уж, – согласился Тэган. – Хазми и Фоуркин стали двумя ипостасями одного существа. Сливаясь с хозяином, демон приобрел огненный ореол – отсвет страшной разрушительной силы, исходившей от дыхания и когтей огненного дракона, а заодно и способность творить заклинания, которыми владел Фоуркин. Более того, поскольку это был уже не просто дух, а некая гибридная сущность, заклинания, изгоняющие демонов, на него не действовали. А поскольку почти все время он прятался в теле Фоуркина, то Дживекс, Рилитар и я не могли его обнаружить, когда пытались выследить демона.
Удачный ход, хотя вряд ли решающий. Малазан замахала крыльями, стремясь вновь поравняться с ними, и плюнула огнем.
Кара ударила крыльями и убралась подальше от языка пламени. Очередное заклинание из ее тающих запасов, вплетенное в мелодию песни, окутало Малазан облаком отвратительного зеленоватого дыма, но без видимого результата.
Кара и Малазан кружились в небе, и Дорн, как бы внимательно он ни следил за красной, тем не менее, поглядывал краем глаза и за ходом всей воздушной битвы в целом. После нескольких использований дыхательного оружия драконам требовалось все больше времени для восстановления сил. Поэтому ли, или потому, что такая тактика казалась более безопасной против раненого, уставшего или меньшего по размерам противника, значительная часть драконов теперь пустила в ход зубы и когти. Красный устремился вниз на золотого и, пролетая мимо, вспорол шкуру металлического когтями. Латунный попытался проделать то же самое с черным, но тот ухватил, его зубами за заднюю ногу и притянул к себе. Царапаясь и кусаясь, два сцепившихся дракона не могли лететь и устремились к земле, прежде чем разжать страшные объятия, оттолкнуться друг от друга и снова расправить крылья.
Дорн все еще не мог определить, кто побеждает.
Он послал стрелу в морду Малазан, но не попал в ее немигающий круглый желтый глаз. Красная отрывисто произнесла слова силы, и лук вылетел из его пальцев, словно его выхватила невидимая рука. Заклинание застигло его врасплох, и Дорн, хоть и вцепился в оружие, не сумел удержать его. Кувыркаясь, лук полетел вниз.
Без него охотник был лишь бесполезным грузом на спине Кары.
Полуголем узнал последние заклинания, которые Кара пропела одно за другим. Первое должно было лишить Малазан голоса, но тщетно. Другое заставило ее дыхание сверкать так ярко, что могло бы ослепить красную, но та уклонилась от удара. После этого, хотя Кара и продолжала петь свою песнь праведного гнева, слова заклинаний больше не вплетались в нее.
Певчая дракониха меняла направление, взмывала ввысь, летела то быстрее, то медленнее, с невероятной ловкостью уклоняясь от языков пламени и заклинаний, которые посылала в нее Малазан. Так продолжалось до тех пор, пока красная не выкрикнула слова силы, от которых уши Дорна налились болью и начали кровоточить. Потом Малазан выдохнула огонь в воздух, даже не стараясь попасть в Кару. Пламя поплыло в небе, клубясь и принимая очертания дракона, почти такого же огромного, как сама Малазан. Он взмахнул пылающими крыльями и устремился к певчей.
Похолодев от ужаса, Дорн разгадал ее замысел. Кара могла до некоторой степени успешно уклоняться от одного врага, но двое легко смогут зажать ее между собой.
Малазан и ее порождение неслись навстречу Каре сразу с двух сторон. Хрустально-голубая дракониха заложила крутой вираж, перевернулась через плечо, спикировала и поймала восходящий воздушный поток, чтобы вновь набрать высоту.
Все напрасно. Ей удалось уйти от существа из ожившего огня, но Малазан повторила все ее маневры. Точнее, красная предугадала их, получила некоторое преимущество в высоте и, вновь оказавшись рядом, изрыгнула пламя.
Кара попыталась увернуться, но огонь все же опалил концы ее поднятых крыльев. От боли она умолкла и закувыркалась в воздухе, а Малазан спикировала на нее сверху. Дорн предостерегающе крикнул, хотя уже знал, что Кара сейчас не в состоянии его услышать.
Но какая-то невидимая сила перехватила Малазан прямо возле цели и отбросила обратно в небо. Краешком эта же самая сила задела Кару и вращала ее, словно колесо, пока она не сумела выправиться.
Дорн тем временем вспомнил это головокружительное ощущение, когда верх и низ меняются местами. Однажды Ажак уже использовал против него такую силу. Полуголем глянул вниз и увидел серебряного, летящего к Малазан, и Рэруна, восседающего у него на спине. Карлик выпустил стрелу в брюхо красной драконихи.
Хлопая крыльями, Малазан вильнула, чтобы уйти от заклинания, посланного Ажаком, вырваться из предательской, сбивающей с толку пелены, где вещи падают вверх. Она пронзительно крикнула, и ее огненный напарник кинулся на серебряного.
Серебряный даже не пытался уклониться от нападения. Он просто пробормотал заклинание, и пылающая масса живого огня исчезла, словно ее никогда и не было. Рэрун выпускал стрелу за стрелой в шею, грудь и брюхо красной драконихи.
Ажак был стар, не имел ран, и на спине у него сидел весьма искусный стрелок. Кара была относительно молода, изранена и несла на себе всадника, который не мог причинить противнику никакого вреда на расстоянии. Естественно, Малазан сосредоточилась на Когте Справедливости и Рэруне, и это, понял Дорн, давало ему шанс.
– Поднимайся выше! – велел он Каре. – Окажись сзади и над Малазан, подлети поближе.
– Мне не нужно так приближаться к ней, чтобы применить дыхательное оружие.
– Сделай, как я прошу!
– Я попробую, – пообещала она и взмахнула обожженными крыльями.
Ажак проревел заклинание, и с его вытянутых вперед когтей сорвалась вспышка холода. Но она растаяла, так и не долетев до Малазан. Красная расхохоталась и выкрикнула собственные магические слова. Серебристая чешуя Ажака покрылась ранами, словно от невидимых клинков. Пока он крутился, пытаясь избавиться от напасти, Малазан выпалила второе заклинание. Существо, отчасти похожее на человека, отчасти на грифа в сером оперении, возникло на полпути между нею и щитовым драконом. Оно издало душераздирающий вопль и бросилось на Ажака и Рэруна. Карлик всадил стрелу в его голую, длинную, изогнутую шею, но не смог остановить его.
Это все, что увидел Дорн, прежде чем Малазан всецело завладела его вниманием. Красная явно не забыла о других своих врагах и завертела головой, отыскивая жертву. Глаза ее вспыхнули, когда она увидела, как близко подобрались певчая с седоком.
Но Дорн, слабея от бессилия, понимал, что они еще недостаточно близко.
Он ожидал, что Кара свернет. Ведь Малазан заметила ее, и это было единственно разумным выходом. Но она, все еще стараясь выполнить то, о чем просил ее Дорн, распевая боевой гимн, подлетела еще ближе.
Малазан встретила ее залпом пламени. Тело певчей драконихи заслонило Дорна от огня, но жар был столь мучителен, что, вполне возможно, выжег из Кары жизнь.
Дорн не мог даже думать об этом. Пришло время действовать. Полуголем рывком развязал узел веревки, удерживавшей его на спине Кары, встал во весь рост на ее обожженном теле и прыгнул.
Он не был акробатом, как Уилл, и когда Малазан заметила его и начала разворачиваться, он был уверен, что промахнется, упадет и расшибется в лепешку о далекую землю. Но вместо этого ударился о красную спину.
Чешуя Малазан была скользкой от сочившейся из нее крови, и Дорн начал съезжать вниз. Он вонзил железные когти ей в бок и выхватил меч.
Малазан плюнула в него огнем. Он скорчился, заслонив человеческие части тела железными. Когда струя пламени схлынула, он хотя и задыхался от боли, но все еще был жив. Дорн вонзил меч в тело красной драконихи.
Клинок вошел недостаточно глубоко. Малазан запрокинула голову, чтобы достать наглеца зубами. Ей пришлось вывернуть шею, вытянув ее назад, вдоль хребта, но Дорн все равно не смог уклониться от клыков, поскольку вынужден был вцепиться в драконью спину, как клещ, чтобы скользкое шевелящееся тело не сбросило его. Ему оставалась лишь призрачная надежда, что она повредит зубы о его железную руку и откажется от своего намерения.
Но так ему казалось до тех пор, пока Кара не вцепилась Малазан в шею. Ее голубая шкура почернела и была опалена от головы до хвоста. Несмотря на раны, певчая рвала и грызла красную с яростью, без сомнения порожденной отчаянием, и Малазан ответила ей тем же. Сцепившись, они начали падать.
Дорн продолжал рубить мечом и сумел избежать случайного удара Кариного хвоста, который в противном случае сломал бы ему шею.
Малазан ненадолго прекратила рвать соперницу зубами, чтобы прореветь три резко прозвучавших слова, и после этого вся кровь, вытекавшая из ран, при контакте с воздухом воспламенилась, обжигая ее врагов.
Дорн не дал боли помешать себе. Он орудовал мечом, пока Малазан, получив особенно глубокую рану, не забилась в судорогах. Неожиданный толчок выбил из руки охотника рукоять меча, вырвал его когти из шкуры Малазан и швырнул непрошеного седока в пустоту.
Вот она, смерть, подумал Дорн. Естественно, она пришла лишь тогда, когда он решил, что действительно хочет жить.
К его изумлению, однако, падение замедлилось, потом и вовсе остановилось, потом он начал подниматься к голубому куполу небес. Ажак удовлетворенно заворчал, довольный, что сумел подхватить его. Серебряный все еще оставался в строю, несмотря на жуткие раны, и даже расправился с демоном-грифом. Рэрун кивнул Дорну, наложил на тетиву очередную стрелу и огляделся, ища мишень. Ослабевшая и неловкая от боли, но все-таки живая Кара с трудом поднималась вверх, чтобы подобрать своего прежнего седока, пока не утратила силу магия, удерживающая его.
Но на помощь Малазан не пришел никто. Мертвая или изувеченная, в любом случае не в состоянии лететь, огромная красная падала, словно звезда, окутанная огненным ореолом горящей крови, оставляя за собой дымный шлейф. Она врезалась в горный склон. От удара тело ее расплющилось, обломки костей проткнули шкуру и вышли наружу.
Цветные, столкнувшись с противниками вроде Тамаранда, Нексуса и Хаварлана, проигрывали бой еще до того, как погиб их вожак. Но в любом случае гибель Малазан вызвала у них панику. Тревожно перекликаясь, большинство из них попытались удрать и разлетелись во все стороны.
Интересно, подумал Дорн, многим ли удастся уйти. Он надеялся, что никому. Пусть разгневанные металлические перебьют их всех. Внезапно подхватившая его волна беспамятства унесла сознание охотника во тьму.
* * *
Закутавшись в невидимость, Бримстоун кружил над ночным полем битвы, оценивая ситуацию. Похоже, стратегия Истребителя Драконов сработала, оправдав все ожидания короля. Его войска действовали умело, а ваасанские орды несли тяжкие потери.Но большинство гоблинов и великанов сражались стойко. Они тоже перебили немало дамаранских воинов при свете дня, а с наступлением ночи чаша весов могла склониться на их сторону. Они хорошо видели в темноте, люди же – нет. Маги Истребителя Драконов наколдовали целые поля жемчужного света, чтобы исправить положение, но достаточно часто заклинатели противника уничтожали их. К тому же, в любом случае, они не могли осветить все поле.
Прислушиваясь к лязганью металла о металл и исполненным муки крикам раненых и умирающих, отчасти даже наслаждаясь ими, Бримстоун размышлял о том, как легко было бы предать союзников и принести победу Ваасе. Легко и естественно, потому что гоблины и их сородичи хоть и были в сравнении с ним грязными глупыми насекомыми, тем не менее, являлись порождением той же тьмы. Почему бы не помочь им уничтожить этих жалких паладинов и жрецов света и не сделаться после этого их королем?
Потому только, что эта измена ничего ему не даст. А как же план мести Саммастеру? Однажды, возможно, он завоюет трон, будет командовать легионами и имя его станет олицетворением ужаса для всего Фаэруна, но в данный момент он жаждал мести больше, чем славы.
Бримстоун полетел туда, где сошлись две армии, и вскоре заметил Истребителя Драконов на передовой линии дамаранского войска. Король-паладин наверняка был измучен, но никто не сказал бы этого, глядя, с какой силой он машет широким мечом, вдохновляя окружающих его воинов на бой.
Отлично. Маленькая драма, задуманная Бримстоуном, показалась бы не слишком убедительной, если бы Истребитель Драконов выглядел полумертвым.
Вампир прошептал слова силы, скинул покров невидимости и заменил его ореолом яркого белого света. Сияние высветило куклу, восседающую у него на спине. Это был оживленный им скелет, лишенный разума инструмент. Но, увенчанный короной из золота и драгоценностей, разодетый в пурпур и меха горностая, он отчасти был похож на Зенгая, короля-колдуна. А по велению Бримстоуна и вести себя он будет примерно так же.
Дракон устремился к полю боя, ревя, чтобы привлечь внимание сражающихся. Кукла размахивала жезлом, и гоблины завопили, увидев, что их господин наконец-то вернулся к ним. Потом добрая дюжина их кинулась врассыпную, сообразив, что Бримстоун собирается приземлиться как раз на том окровавленном, вытоптанном клочке земли, где они находились.
Его впечатляющее появление заставило обе стороны прервать бой. Именно этого он и добивался. Едва коснувшись земли перед Истребителем Драконов, он прокричал проклятия и вызов на поединок магически усиленным голосом, чтобы каждый из ваасанского воинства смог расслышать и понять его. Конечно, при этом казалось, что слова исходят от мумии, торчащей на его спине.
Было бы очень неплохо, если бы король тоже ответил какой-нибудь речью, но он просто рассек мечом воздух в знак того, что принимает вызов. Вероятно, его идиотский кодекс чести паладина не позволял ему произносить никакой лжи. Однако он хотел сыграть свою роль в этой пантомиме и предоставить ваасанцам возможность самим делать неверные выводы.
Истребитель Драконов выставил перед собой меч и ринулся в атаку. Бримстоун произнес первое из заклинаний, которыми, как предполагалось, его кукла атаковала короля, и воздух наполнился слепящими вспышками, бурлящим туманом, громовыми ударами и ревом – магией, сотрясавшей землю, но не способной никому причинить настоящего вреда.
Король нанес Бримстоуну удар. Он был достаточно искусным мастером, чтобы все выглядело убедительно, хотя такие удары даже не могли пробить чешую дракона-вампира. Бримстоун попытался достать человека и его коня зубами и когтями и предупредил, что в следующий раз немного изменит положение головы и лап. Они с Истребителем Драконов отрепетировали этот танец, но мертвяк не хотел рисковать. Вдруг человек сделает ошибку. Его клыки и когти являлись слишком опасным оружием.
Труднее всего было подавлять желание драться по-честному. Вампир ощущал ту добродетель, священную силу, что пылала в душе паладина, и это переполняло его ненавистью. Хотел бы он знать, приходится ли Истребителю Драконов бороться с таким же соблазном!
По мере развития драмы король все чаще стал пытаться нанести удар по фигуре, сидящей на спине Бримстоуна, и всякий раз вампир то закрывал ее своим телом, то отскакивал, унося ее от опасности. Пока, наконец, не пришло время сотворить подобие огненной вспышки, иллюзии настолько убедительной, что те, кто был неподалеку, смогли ощутить жар пламени, хотя оно не обожгло ни человека, ни лошадь, пребывающих в самом центре взрыва.
Истребитель Драконов развернул коня и поскакал прочь. Бримстоун погнался за ним. Ваасанцы взвыли при виде того, как их враг спасается бегством.
На самом деле, однако, Истребитель Драконов просто хотел отъехать на расстояние, необходимое для использования другого оружия. Он снова развернул коня, выхватил из притороченных к седлу ножен светящийся дротик и метнул его.
Метательное копье пронзило тело куклы, и мумия мгновенно вспыхнула, задергалась, завопила и повалилась со спины Бримстоуна. По всему выходило, что Истребитель Драконов убил короля-колдуна при помощи священной реликвии или же оружия, заряженного его собственной, дарованной богом магией.
Восторженные вопли ваасанцев смолкли, и мгновением позже воздух наполнили триумфальные крики дамаранцев. Истребитель Драконов кинулся на Бримстоуна, а его воины – на гоблинов и гигантов.
Король ударил Бримстоуна мечом. Дракон сжался, распростер крылья и прыгнул в воздух. Взлетев так высоко, что никто уже не обращал на него никакого внимания, он описал над полем боя круг, чтобы полюбоваться на плоды своего обмана.
Когда он сбежал, ваасанцы, собравшиеся вокруг места поединка, сделали то же самое. Они кинулись назад, давя стоявших позади, порой расчищая себе дорогу саблями и копьями. Паника их передавалась даже тем гоблинам, которые не видели притворной дуэли во всех подробностях. В считанные минуты все войско обратилось в беспорядочное бегство, и пустившимся в погоню дамаранцам убивать их было не сложнее, чем зарезать овец.
Бримстоун полагал, что людей Истребителя Драконов еще ждут впереди месяцы походов и боев, прежде чем они полностью очистят королевство от захватчиков, отобьют Врата и закроют Перевал Гелиотропа. И все же на самом деле они уже отстояли Дамару, или, точнее, дракон-вампир сделал это для них. Бримстоун иронично усмехнулся.
* * *
В комнате, отведенной для раненого, пахло лекарствами и миррой. Серебристый свет волшебной лампы в виде полумесяца был слишком тусклым, чтобы прогнать из углов тени. Наверное, предполагалось, что в темноте Рилитару будет легче.Сюриэнь обмотала все тело мага бинтами и, конечно же, использовала всю имевшуюся в ее распоряжении целительную магию, чтобы остановить кровь, струящуюся из ран. И все же красные пятна снова и снова пачкали белую марлю, постельное белье и груду подушек, поддерживающих его голову.
В душе Тэган содрогнулся, увидев это, но решился ничем не выдавать своего горя. Он был уверен, что Рилитар не хочет видеть проявлений жалости.
– Привет, – сказал авариэль.
– Мы пришли, как только разрешили глупые жрицы, – добавил Дживекс.
Рилитар с трудом повернул голову к посетителям.
– Наше дело?.. – хрипло выдохнул он.
Тэган понял, что он имеет в виду.
– Никто из твоих друзей-магов не погиб. Огненные Пальцы спас большую часть книг и бумаг.
Рилитар слабо улыбнулся. Видно было, как его мертвенно-бледные губы скривились между двух полос бинта.
– Этот старик знает, как разговаривать с огнем.
– Конечно, начальник стражи – полагаю, выражая мнение старинных родов, – был не слишком рад, что мы сражались с солнечным драконом посреди улицы. Но я указал ему, что мы убили его прежде, чем он успел причинить вред кому-либо из горожан, и что теперь, когда предатель разоблачен и уничтожен, мы можем дать абсолютные гарантии того, что подобных инцидентов больше не случится. Огненные Пальцы напомнил ему, как вы, маги, не жалея своих жизней, защищаете безопасность Фентии, и в результате всего этого он нехотя согласился разрешить вам продолжать ваши изыскания.
– Значит, мы действительно победили Фоуркина.
– А тебе особая похвала. Благодарение госпоже Удаче, что ты заметил, как я произношу заклинание бешенства, и понял, что оно означает.
– Удача тут ни при чем. Я в последнее время постоянно следил за тобой, потому что ты странно себя вел, переходил все мыслимые границы, строя из себя легкомысленного шалопая, настойчиво требуя новых модных нарядов, но цепляясь при этом за поношенные, некрасивые, не подходящие по размеру башмаки. Сначала я ничего не понимал. Заклинания Фоуркина были столь искусными, что моя магия не могла обнаружить их. Но я был уверен, что надо искать дальше.
– Мне повезло, что его проклятие сделало меня таким эксцентричным.
– Подозреваю, это твой собственный разум, твоя воля сопротивлялись ему и подавали сигналы о помощи, хотя ты и не сознавал этого. Не так-то легко сделать эльфа рабом.
– А может, мастера боевых искусств?
Рилитар с трудом вздохнул:
– Сюриэнь сделала все, что могла, чтобы подлатать меня, но она говорит, все равно я вряд ли увижу восход. Составишь мне компанию до самого конца?
– Конечно, – ответил Тэган.
Он придвинул стоявшее у стены кресло. Дживекс сложил крылья и присел на уголок кровати.
– Спасибо, – сказал маг. – Может, ты знаешь подходящую молитву или гимн для такого момента.
Авариэль заколебался.
– Я помню одну песнь с тех пор, когда жил в своем племени. Но думаю, она слишком незамысловатая и грубая по сравнению с теми, какие настоящие эльфы поют в Корманторе.
– Это хорошо. Она поможет моей душе отыскать верный путь лучше любых человеческих слов.
* * *
Как и все прочие, последняя битва оставила после себя бесчисленные заботы и вызвала к жизни новые обязанности. Было уже очень поздно, когда Кантаули смог остаться в одиночестве, чтобы собраться с мыслями.Он шел по монастырской земле, где в свете Селуны сверкали белые статуи и склепы, и ему горестно было видеть царившую кругом разруху. И все же крепость была огромной, и большая ее часть осталась невредимой. Остальное можно восстановить.
Он понимал, что то же относится и к обитателям монастыря. Многие погибли, защищая святое место и бесценные архивы, столь многие, что скорбь его была едва выносимой. Но не все. Орден Желтой Розы жив, и в свое время другие люди услышат зов Ильматера и придут сюда, чтобы пополнить их ряды.
А между тем, возможно даже, что Кара и ее друзья предотвратят гибель, грозящую всему Фаэруну, именно потому, что братия выдержала все выпавшие на ее долю испытания.
Но подобные размышления казались чересчур сложными и загадочными усталому человеку. Довольно скоро мысли его обратились к более простым вещам. На самом деле к одной, совсем простенькой.
Он знал, что после всех тех страданий, которые пережил монастырь, среди бесчисленных стоящих перед ним проблем думать о себе было вовсе недостойно. И все же он верил в милость бога, проливающего слезы. Он простит его, потратившего минутку-другую на мысли о том, что в труднейшее из времен его правление оказалось достаточно эффективным. Наверное, он руководил своими монахами не так умело, как это сделал бы Кане, но у него тоже получилось неплохо. Он отыскал пустую часовню и преклонил колени перед алтарем, шепча благодарственную молитву.
Эпилог
Летнее Солнцестояние. 20 Элеазиса, год Бешеных Драконов
Несмотря на ужас, в который погрузился мир, бюргеры Фентии праздновали день Летнего Солнцестояния с удовольствием. А может, рассуждал Тэган, они просто знали, что на их город в любой момент могут обрушиться впавшие в неистовство драконы, и именно поэтому с таким энтузиазмом наслаждались всеми радостями праздника.Теплая ночь звенела от музыки. Таверны были переполнены, и на каждой площади и открытой площадке люди плясали, кружились и притопывали или же наблюдали за танцующими, зачерпывая пиво и вино из открытых бочонков. Парни и девушки переглядывались, поддразнивали друг друга, заигрывали и шептались, пока, в конце концов, парочки не отделялись потихоньку от своих спутников, чтобы поискать уединения. Некоторым даже не нужно было искать слишком долго. Темные подъезды их вполне устраивали.
На утонченный вкус Тэгана, веселье в Фентии было несколько грубоватым и пасторальным по сравнению с пышными изысканными празднествами дня Солнцестояния, которыми он наслаждался в Лирабаре. Но он скучал по любимому городу меньше, чем ожидал. Было приятно бродить по здешним шумным улицам с Дживексом, Дорном, Рэруном и Уиллом, разглядывая румяных ясноглазых девчонок, раскрашенных и разодетых в пух и прах, и услаждая слух охотников рассказами о своих недавних приключениях. Даже если рассказы эти снова воскрешали в душе печаль, навеянную смертью Рилитара, и, как он понимал, требовали некоторых пояснений в конце.
– Огненные Пальцы считает, – сказал мастер фехтования, – что сначала Фоуркин Одноглазый был настоящим. Но Саммастер убил его и подменил самозванцем. Тогда он не мог еще знать, что маги Фентии будут участвовать в попытках обуздать бешенство. Вы, ребята, еще даже не побывали в Северной Крепости, и тем более не приходили сюда за помощью. Но он знал об их ученой репутации и счел разумным иметь здесь могущественного и изобретательного агента, чтобы свести на нет подобные попытки, если они будут предприняты.
– Шпионы и убийцы Культа Дракона рыщут повсюду, – кивнул Уилл. – Это мы и так знали. Но стоит надеяться, что другие будут не так опасны, как этот. Дракон и могущественный маг… да еще и демон, живущий внутри него?
– Как говорит Жаннафа Золотой Щит, – ответил Тэган, – некоторые драконы увеличивают свою силу, поселяя внутри себя танар'ри, сращивая его с собственным сердцем. Обычно демоны всегда пребывают внутри хозяев и не подают признаков жизни, но Фоуркин – полагаю, мы можем называть солнечного дракона так, не зная его истинного имени, – обнаружил новые способы использования магии. Он мог ненадолго отделять хазми от себя и посылать его убивать.
– Неплохое оружие. – Рэрун посторонился, пропуская радостно визжащую убегающую девицу и догоняющего ее ухмыляющегося парня.
– Да уж, – согласился Тэган. – Хазми и Фоуркин стали двумя ипостасями одного существа. Сливаясь с хозяином, демон приобрел огненный ореол – отсвет страшной разрушительной силы, исходившей от дыхания и когтей огненного дракона, а заодно и способность творить заклинания, которыми владел Фоуркин. Более того, поскольку это был уже не просто дух, а некая гибридная сущность, заклинания, изгоняющие демонов, на него не действовали. А поскольку почти все время он прятался в теле Фоуркина, то Дживекс, Рилитар и я не могли его обнаружить, когда пытались выследить демона.