Страница:
– Сейчас посмотрим на Лагерь-Два.
Даже с высоты тысячи футов лес казался достаточно плотным для того, чтобы по нему можно было идти, не касаясь земли. Под этим морем зелени мог скрыться город размером с Лондон, и вы бы никогда его не заметили. Я сказал себе, что не буду в будущем столь самоуверенным в вопросах, о которых ничего не знаю. Может быть, Халстед и мошенник, если Пат Харрис говорил правду, но мошенник, обманувший большое количество людей, должен быть специалистом в своей области. Он был прав, когда сказал, что нам предстоит тяжелая работа.
Лагерь-Два появился и исчез до того, как я успел как следует его рассмотреть, но самолет тут же накренился и развернулся, зависнув на кончике крыла. Оказалось, что там особенно и не на что смотреть; просто еще одна прогалина с полдюжиной разборных домиков и несколькими микроскопическими фигурками, машущими руками. Реактивный самолет не мог здесь приземлиться, но это и не входило в наши планы. Мы поднялись выше и, вернувшись на курс, направились в сторону побережья и Лагеря-Один.
Примерно через двадцать минут и восемьдесят миль мы оказались над морем и, сделав разворот над белой линией прибоя и сияющим на солнце пляжем, совершили посадку на взлетной полосе в Лагере-Один. Сначала самолет немного подбросило прибрежным воздушным потоком, но затем он мягко коснулся земли и, совершив торможение, остановился в дальнем конце полосы, после чего вырулил на стоянку напротив ангара. Как только я вышел наружу, жара, после прохладного кондиционированного воздуха в салоне, обрушилась на меня как внезапный удар кувалды.
Фаллон, казалось, совсем не обращал внимания на жару. Годы, проведенные им в этой части света, уже высушили в нем все соки и адаптировали к местным условиям. Он направился быстрой походкой вдоль полосы, сопровождаемый Халстедом, который, по-видимому, тоже чувствовал себя нормально. Кэтрин и я последовали за ними значительно более медленно, и к тому времени, когда мы приблизились к домику, в котором скрылся Фаллон, на ее лице проступили отчетливые признаки увядания, да и я сам чувствовал себя слегка обуглившимся по краям.
– Боже мой! – воскликнул я. – Неужели здесь всегда так?
Халстед повернулся и подарил мне улыбку, в которой были все признаки насмешки.
– Вас испортило Мехико, – сказал он. – Здешнее местоположение смягчает климат. На побережье не так жарко. Подождите, пока мы окажемся в Лагере-Два. – Его тон подразумевал, что я горько пожалею о своей участи.
В домике было значительно прохладнее – чувствовалась работа кондиционера. Фаллон представил нас большому плотному мужчине.
– Это Джо Рудетски, он начальник Лагеря-Один.
Рудетски протянул свою мясистую руку.
– Рад встретиться с вами, мистер Уил, – прогудел он.
Позднее я узнал, как Фаллону удалось так быстро организовать всю операцию. Он просто одолжил бригаду материально-технического обеспечения у одной из своих нефтедобывающих компаний. Эти ребята привыкли действовать в тяжелых условиях тропического климата, и выполняемая ими здесь работа мало отличалась от того, что они делали раньше в Северной Африке, Саудовской Аравии и Венесуэле. Когда я обследовал лагерь, то оценил высокую эффективность его организации. Они определенно знали, как устроиться с комфортом – вплоть до ледяной кока-колы.
Мы провели в Лагере-Один весь день и остались в нем на ночь. Фаллон и Халстед проверяли горы оборудования, которое, как они считали, могло им понадобиться, поэтому Кэтрин и я занялись тем же самым со своим подводным снаряжением. Мы не собирались брать его с собой в Лагерь-Два, поскольку там оно оказалось бы бесполезным; Лагерь-Два был просто временным центром исследований, и если впоследствии мы обнаружим Уашуанок, то он будет оставлен и в пределах города появится Лагерь-Три.
Мы проработали до ленча, после чего прервались, чтобы перекусить. Я был не слишком голоден – жара умерила мой аппетит, но с удовольствием осушил бутылку холодного пива, которую Рудетски сунул мне в руку. Готов поклясться, оно шипело, стекая по пищеводу.
Кэтрин и я закончили нашу инспекцию и убедились что все на месте и находится в рабочем состоянии, но у Фаллона и Халстеда еще оставалось много работы Я предложил им свою помощь, но Фаллон покачал головой.
– Теперь мы проверяем самое важное оборудование, – сказал он. – Вы не знаете, как с ним обращаться. – Он бросил взгляд через мое плечо. – Если вы обернетесь, то увидите ваших первых майя.
Я повернулся на своем стуле и посмотрел в дальний конец взлетной полосы. Там, в пределах легкой досягаемости деревьев, стояли два человека, на них были поношенные брюки и белые рубашки. Они находились слишком далеко, чтобы я мог рассмотреть их лица.
Фаллон сказал:
– Они не знают, чего от нас ждать. Для них это беспрецедентное вторжение.
Он посмотрел на Рудетски:
– Они не доставили вам хлопот, Джо?
– Туземцы? Совсем никаких хлопот, мистер Фаллон. Эти парни с побережья, у них есть небольшая плантация кокосовых пальм.
– Кокосовые индейцы, – сказал Фаллон. – Эти люди живут полностью изолированно, они отрезаны от всего внешнего мира. Море с одной стороны, лес – с другой. Их, должно быть, всего одна семья – кокосы не могут обеспечить больше, и они полностью полагаются на свои собственные ресурсы.
Это выглядело достаточно мрачно.
– Чем же они живут? – спросил я.
Фаллон пожал плечами.
– Рыба, черепахи, черепашьи яйца. Иногда им удается подстрелить дикую свинью. Кроме того, дважды в году они продают свою копру, и это приносит им небольшое количество денег, достаточное, чтобы купить одежду, иглы и немного патронов.
– И это те самые воинственные индейцы, про которых вы рассказывали?
Фаллон засмеялся.
– Эти ребята не бунтовщики – они не знают, как подойти. Мы встретим воинственных индейцев во внутренних районах, так же как и чиклерос. – Он обратился к Рудетски: – Вам тут не встречались чиклерос?
Рудетски мрачно кивнул.
– Мы прогнали этих ублюдков. Они нагло обворовывали нас. – Он бросил взгляд на Кэтрин, которая беседовала с Халстедом, и понизил голос. – На прошлой неделе они убили туземца, мы нашли на берегу его тело.
Фаллон не выглядел особенно обеспокоенным. Он просто взял свою трубку и сказал:
– Вам нужно приглядывать хорошенько и не пускать их в лагерь ни под каким предлогом. И твоим людям лучше оставаться в лагере и не шляться по окрестностям.
Рудетски усмехнулся.
– Куда здесь можно пойти? – спросил он.
Мне стало интересно, что же это за страна, в которой убийство воспринимается так спокойно. Я спросил неуверенно:
– Кто такие эти чиклерос?
Фаллон сделал кислое лицо.
– Результат странной системы уголовных наказаний, которая здесь принята. В местных лесах встречается одно дерево – запоте; оно растет только здесь, в Гватемале и Британском Гондурасе. Это дерево ценится за свой сок, который называют "чикле" – это основной материал для производства жевательной резинки. Но ни один человек в здравом уме не пойдет в лес собирать чикле; по крайней мере не майя, поскольку они не настолько глупы, чтобы рисковать своей шкурой. Поэтому правительство посылает сюда осужденных, чтобы те выполняли эту работу. Сезон продолжается шесть месяцев, но многие чиклерос остаются здесь целый год. Это бич здешних мест. В основном они убивают друг друга, но могут пристукнуть и постороннего человека либо индейца. – Он затянулся своей трубкой. – В Кинтана Роо человеческая жизнь стоит немного.
Я обдумал услышанное. Если Фаллон говорит правду, тогда этот лес крайне опасен. Если даже майя, которые здесь родились, не желают работать в лесу, значит он смертельно опасен. Я спросил:
– Почему они не выращивают деревья на плантациях?
Его лицо исказила кривая усмешка.
– По той же причине, которая оправдывает существование рабства с той поры, как один человек надел ярмо на другого. Дешевле продолжать использовать заключенных, чем начинать выращивать деревья на плантациях. Если бы люди, жующие жвачку, знали, как она производится, то каждая пластинка вызывала бы у них приступ тошноты. – Он направил на меня мундштук своей трубки. – Если вы когда-нибудь повстречаете чиклерос, постарайтесь не делать глупостей. Держите руки по швам и не совершайте резких движений, пока они не пройдут мимо вас. Но не особенно на это надейтесь.
Я начал сомневаться, по-прежнему ли нахожусь в двадцатом веке.
– А каким образом сюда вписываются воинственно настроенные индейцы?
– Это целая история, – сказал Фаллон. – Испанцам понадобилось две сотни лет, чтобы одержать верх над майя, а племя лакондон никогда не было разбито. Майя не поднимали головы вплоть до 1847 года, когда они начали восстание в провинции Кинтана Роо. В те дни населения здесь было гораздо больше, и майя задали мексиканцам жару в сражениях, известных под общим названием Война Каст. После этого мексиканцы не пытались вернуться сюда снова. В 1915 году майя объявили независимое государство, они поддерживали отношения с Британским Гондурасом и вели торговлю с британскими фирмами. Главным среди майя тогда был генерал Майо; он был стреляный воробей, но мексиканцы воздействовали на его тщеславие. В 1935 году они подписали с ним договор, сделали его генералом мексиканской армии и пригласили в Мехико, где свою роль сыграли соблазны цивилизации. Он умер в 1952 году. После 1935 года майя, казалось, потеряли свое сердце. У них наступили самые тяжелые времена с той поры, как закончилась Война Каст и земли начали пустеть. В самый разгар голода, ударившего по ним крайне тяжело, мексиканское правительство начало переселять колонистов в провинцию Чан Санта Круз. Теперь здесь осталось не более нескольких тысяч воинственно настроенных индейцев, хотя они продолжают оставаться полными хозяевами на своей территории, – он улыбнулся. – Мексиканских сборщиков налогов там не бывает.
Халстед прервал беседу со своей женой.
– И археологов они тоже не особенно жалуют, – заметил он.
– Дела обстоят не так плохо, как это было в прежние дни, – сказал Фаллон терпеливо. – Во времена генерала Майо любой иностранец, прибывший в Кинтана Роо, автоматически становился покойником. Помните историю, которую я рассказывал, про археолога, чьи кости вмуровали в стену? С тех пор они порастеряли свою воинственность. Все будет в порядке, если их не трогать. Они лучше, чем чиклерос.
Халстед посмотрел на меня и поинтересовался:
– Все еще рады, что поехали с нами, Уил? – На его лице играла тонкая улыбка.
Я проигнорировал его.
– Почему об этом ничего не знает широкая общественность? – спросил я Фаллона. – То, что правительство практикует рабский труд и целый народ почти полностью исчез с лица земли, несомненно должно обратить на себя внимание.
Фаллон постучал своей трубкой по ножке стола.
– Африку часто называют Черным Континентом, – сказал он. – Но в Центральной и Южной Америке некоторые области и уголки тоже являются достаточно темными. Ваш популярный журналист, сидящий в своем офисе в Лондоне или Нью-Йорке, имеет очень ограниченный кругозор; он не способен видеть так далеко и не может покинуть свой офис.
Он убрал свою трубку в карман.
– Но я скажу вам еще кое-что. Главной проблемой в Кинтана Роо являются не индейцы или чиклерос, это всего лишь люди, а вы всегда можете найти способ поладить с людьми. – Он протянул руку в указующем жесте. – Вот в чем проблема.
Я посмотрел туда, куда он показывал, и не увидел ничего необычного – просто стена деревьев с другой стороны взлетной полосы.
– Все еще не понимаете? – спросил он и повернулся к Рудетски, – Насколько тяжелую работу вам пришлось проделать, при расчистке полосы?
– Это был адский труд, – сказал Рудетски. – Я работал в дождевом лесу и раньше – во время войны я служил в инженерных войсках, но здесь просто что-то невообразимое.
– Точно, – спокойно согласился Фаллон. – Вы знаете, как туземцы классифицируют здешний лес? Они говорят: это двадцатифутовый лес, или десятифутовый лес, или четырехфутовый лес. В четырехфутовом лесу начинаешь себя чувствовать достаточно скверно – видимость там ограничена четырьмя футами в любом направлении, но это еще не самое худшее. Добавьте сюда еще болезни, змей, недостаток воды, и вы поймете, почему чиклерос – одни из самых опасных людей в мире – те, которые выживают.
Лес будет нашим главным врагом в Кинтана Роо, и мы должны его победить, чтобы найти Уашуанок.
2
3
Даже с высоты тысячи футов лес казался достаточно плотным для того, чтобы по нему можно было идти, не касаясь земли. Под этим морем зелени мог скрыться город размером с Лондон, и вы бы никогда его не заметили. Я сказал себе, что не буду в будущем столь самоуверенным в вопросах, о которых ничего не знаю. Может быть, Халстед и мошенник, если Пат Харрис говорил правду, но мошенник, обманувший большое количество людей, должен быть специалистом в своей области. Он был прав, когда сказал, что нам предстоит тяжелая работа.
Лагерь-Два появился и исчез до того, как я успел как следует его рассмотреть, но самолет тут же накренился и развернулся, зависнув на кончике крыла. Оказалось, что там особенно и не на что смотреть; просто еще одна прогалина с полдюжиной разборных домиков и несколькими микроскопическими фигурками, машущими руками. Реактивный самолет не мог здесь приземлиться, но это и не входило в наши планы. Мы поднялись выше и, вернувшись на курс, направились в сторону побережья и Лагеря-Один.
Примерно через двадцать минут и восемьдесят миль мы оказались над морем и, сделав разворот над белой линией прибоя и сияющим на солнце пляжем, совершили посадку на взлетной полосе в Лагере-Один. Сначала самолет немного подбросило прибрежным воздушным потоком, но затем он мягко коснулся земли и, совершив торможение, остановился в дальнем конце полосы, после чего вырулил на стоянку напротив ангара. Как только я вышел наружу, жара, после прохладного кондиционированного воздуха в салоне, обрушилась на меня как внезапный удар кувалды.
Фаллон, казалось, совсем не обращал внимания на жару. Годы, проведенные им в этой части света, уже высушили в нем все соки и адаптировали к местным условиям. Он направился быстрой походкой вдоль полосы, сопровождаемый Халстедом, который, по-видимому, тоже чувствовал себя нормально. Кэтрин и я последовали за ними значительно более медленно, и к тому времени, когда мы приблизились к домику, в котором скрылся Фаллон, на ее лице проступили отчетливые признаки увядания, да и я сам чувствовал себя слегка обуглившимся по краям.
– Боже мой! – воскликнул я. – Неужели здесь всегда так?
Халстед повернулся и подарил мне улыбку, в которой были все признаки насмешки.
– Вас испортило Мехико, – сказал он. – Здешнее местоположение смягчает климат. На побережье не так жарко. Подождите, пока мы окажемся в Лагере-Два. – Его тон подразумевал, что я горько пожалею о своей участи.
В домике было значительно прохладнее – чувствовалась работа кондиционера. Фаллон представил нас большому плотному мужчине.
– Это Джо Рудетски, он начальник Лагеря-Один.
Рудетски протянул свою мясистую руку.
– Рад встретиться с вами, мистер Уил, – прогудел он.
Позднее я узнал, как Фаллону удалось так быстро организовать всю операцию. Он просто одолжил бригаду материально-технического обеспечения у одной из своих нефтедобывающих компаний. Эти ребята привыкли действовать в тяжелых условиях тропического климата, и выполняемая ими здесь работа мало отличалась от того, что они делали раньше в Северной Африке, Саудовской Аравии и Венесуэле. Когда я обследовал лагерь, то оценил высокую эффективность его организации. Они определенно знали, как устроиться с комфортом – вплоть до ледяной кока-колы.
Мы провели в Лагере-Один весь день и остались в нем на ночь. Фаллон и Халстед проверяли горы оборудования, которое, как они считали, могло им понадобиться, поэтому Кэтрин и я занялись тем же самым со своим подводным снаряжением. Мы не собирались брать его с собой в Лагерь-Два, поскольку там оно оказалось бы бесполезным; Лагерь-Два был просто временным центром исследований, и если впоследствии мы обнаружим Уашуанок, то он будет оставлен и в пределах города появится Лагерь-Три.
Мы проработали до ленча, после чего прервались, чтобы перекусить. Я был не слишком голоден – жара умерила мой аппетит, но с удовольствием осушил бутылку холодного пива, которую Рудетски сунул мне в руку. Готов поклясться, оно шипело, стекая по пищеводу.
Кэтрин и я закончили нашу инспекцию и убедились что все на месте и находится в рабочем состоянии, но у Фаллона и Халстеда еще оставалось много работы Я предложил им свою помощь, но Фаллон покачал головой.
– Теперь мы проверяем самое важное оборудование, – сказал он. – Вы не знаете, как с ним обращаться. – Он бросил взгляд через мое плечо. – Если вы обернетесь, то увидите ваших первых майя.
Я повернулся на своем стуле и посмотрел в дальний конец взлетной полосы. Там, в пределах легкой досягаемости деревьев, стояли два человека, на них были поношенные брюки и белые рубашки. Они находились слишком далеко, чтобы я мог рассмотреть их лица.
Фаллон сказал:
– Они не знают, чего от нас ждать. Для них это беспрецедентное вторжение.
Он посмотрел на Рудетски:
– Они не доставили вам хлопот, Джо?
– Туземцы? Совсем никаких хлопот, мистер Фаллон. Эти парни с побережья, у них есть небольшая плантация кокосовых пальм.
– Кокосовые индейцы, – сказал Фаллон. – Эти люди живут полностью изолированно, они отрезаны от всего внешнего мира. Море с одной стороны, лес – с другой. Их, должно быть, всего одна семья – кокосы не могут обеспечить больше, и они полностью полагаются на свои собственные ресурсы.
Это выглядело достаточно мрачно.
– Чем же они живут? – спросил я.
Фаллон пожал плечами.
– Рыба, черепахи, черепашьи яйца. Иногда им удается подстрелить дикую свинью. Кроме того, дважды в году они продают свою копру, и это приносит им небольшое количество денег, достаточное, чтобы купить одежду, иглы и немного патронов.
– И это те самые воинственные индейцы, про которых вы рассказывали?
Фаллон засмеялся.
– Эти ребята не бунтовщики – они не знают, как подойти. Мы встретим воинственных индейцев во внутренних районах, так же как и чиклерос. – Он обратился к Рудетски: – Вам тут не встречались чиклерос?
Рудетски мрачно кивнул.
– Мы прогнали этих ублюдков. Они нагло обворовывали нас. – Он бросил взгляд на Кэтрин, которая беседовала с Халстедом, и понизил голос. – На прошлой неделе они убили туземца, мы нашли на берегу его тело.
Фаллон не выглядел особенно обеспокоенным. Он просто взял свою трубку и сказал:
– Вам нужно приглядывать хорошенько и не пускать их в лагерь ни под каким предлогом. И твоим людям лучше оставаться в лагере и не шляться по окрестностям.
Рудетски усмехнулся.
– Куда здесь можно пойти? – спросил он.
Мне стало интересно, что же это за страна, в которой убийство воспринимается так спокойно. Я спросил неуверенно:
– Кто такие эти чиклерос?
Фаллон сделал кислое лицо.
– Результат странной системы уголовных наказаний, которая здесь принята. В местных лесах встречается одно дерево – запоте; оно растет только здесь, в Гватемале и Британском Гондурасе. Это дерево ценится за свой сок, который называют "чикле" – это основной материал для производства жевательной резинки. Но ни один человек в здравом уме не пойдет в лес собирать чикле; по крайней мере не майя, поскольку они не настолько глупы, чтобы рисковать своей шкурой. Поэтому правительство посылает сюда осужденных, чтобы те выполняли эту работу. Сезон продолжается шесть месяцев, но многие чиклерос остаются здесь целый год. Это бич здешних мест. В основном они убивают друг друга, но могут пристукнуть и постороннего человека либо индейца. – Он затянулся своей трубкой. – В Кинтана Роо человеческая жизнь стоит немного.
Я обдумал услышанное. Если Фаллон говорит правду, тогда этот лес крайне опасен. Если даже майя, которые здесь родились, не желают работать в лесу, значит он смертельно опасен. Я спросил:
– Почему они не выращивают деревья на плантациях?
Его лицо исказила кривая усмешка.
– По той же причине, которая оправдывает существование рабства с той поры, как один человек надел ярмо на другого. Дешевле продолжать использовать заключенных, чем начинать выращивать деревья на плантациях. Если бы люди, жующие жвачку, знали, как она производится, то каждая пластинка вызывала бы у них приступ тошноты. – Он направил на меня мундштук своей трубки. – Если вы когда-нибудь повстречаете чиклерос, постарайтесь не делать глупостей. Держите руки по швам и не совершайте резких движений, пока они не пройдут мимо вас. Но не особенно на это надейтесь.
Я начал сомневаться, по-прежнему ли нахожусь в двадцатом веке.
– А каким образом сюда вписываются воинственно настроенные индейцы?
– Это целая история, – сказал Фаллон. – Испанцам понадобилось две сотни лет, чтобы одержать верх над майя, а племя лакондон никогда не было разбито. Майя не поднимали головы вплоть до 1847 года, когда они начали восстание в провинции Кинтана Роо. В те дни населения здесь было гораздо больше, и майя задали мексиканцам жару в сражениях, известных под общим названием Война Каст. После этого мексиканцы не пытались вернуться сюда снова. В 1915 году майя объявили независимое государство, они поддерживали отношения с Британским Гондурасом и вели торговлю с британскими фирмами. Главным среди майя тогда был генерал Майо; он был стреляный воробей, но мексиканцы воздействовали на его тщеславие. В 1935 году они подписали с ним договор, сделали его генералом мексиканской армии и пригласили в Мехико, где свою роль сыграли соблазны цивилизации. Он умер в 1952 году. После 1935 года майя, казалось, потеряли свое сердце. У них наступили самые тяжелые времена с той поры, как закончилась Война Каст и земли начали пустеть. В самый разгар голода, ударившего по ним крайне тяжело, мексиканское правительство начало переселять колонистов в провинцию Чан Санта Круз. Теперь здесь осталось не более нескольких тысяч воинственно настроенных индейцев, хотя они продолжают оставаться полными хозяевами на своей территории, – он улыбнулся. – Мексиканских сборщиков налогов там не бывает.
Халстед прервал беседу со своей женой.
– И археологов они тоже не особенно жалуют, – заметил он.
– Дела обстоят не так плохо, как это было в прежние дни, – сказал Фаллон терпеливо. – Во времена генерала Майо любой иностранец, прибывший в Кинтана Роо, автоматически становился покойником. Помните историю, которую я рассказывал, про археолога, чьи кости вмуровали в стену? С тех пор они порастеряли свою воинственность. Все будет в порядке, если их не трогать. Они лучше, чем чиклерос.
Халстед посмотрел на меня и поинтересовался:
– Все еще рады, что поехали с нами, Уил? – На его лице играла тонкая улыбка.
Я проигнорировал его.
– Почему об этом ничего не знает широкая общественность? – спросил я Фаллона. – То, что правительство практикует рабский труд и целый народ почти полностью исчез с лица земли, несомненно должно обратить на себя внимание.
Фаллон постучал своей трубкой по ножке стола.
– Африку часто называют Черным Континентом, – сказал он. – Но в Центральной и Южной Америке некоторые области и уголки тоже являются достаточно темными. Ваш популярный журналист, сидящий в своем офисе в Лондоне или Нью-Йорке, имеет очень ограниченный кругозор; он не способен видеть так далеко и не может покинуть свой офис.
Он убрал свою трубку в карман.
– Но я скажу вам еще кое-что. Главной проблемой в Кинтана Роо являются не индейцы или чиклерос, это всего лишь люди, а вы всегда можете найти способ поладить с людьми. – Он протянул руку в указующем жесте. – Вот в чем проблема.
Я посмотрел туда, куда он показывал, и не увидел ничего необычного – просто стена деревьев с другой стороны взлетной полосы.
– Все еще не понимаете? – спросил он и повернулся к Рудетски, – Насколько тяжелую работу вам пришлось проделать, при расчистке полосы?
– Это был адский труд, – сказал Рудетски. – Я работал в дождевом лесу и раньше – во время войны я служил в инженерных войсках, но здесь просто что-то невообразимое.
– Точно, – спокойно согласился Фаллон. – Вы знаете, как туземцы классифицируют здешний лес? Они говорят: это двадцатифутовый лес, или десятифутовый лес, или четырехфутовый лес. В четырехфутовом лесу начинаешь себя чувствовать достаточно скверно – видимость там ограничена четырьмя футами в любом направлении, но это еще не самое худшее. Добавьте сюда еще болезни, змей, недостаток воды, и вы поймете, почему чиклерос – одни из самых опасных людей в мире – те, которые выживают.
Лес будет нашим главным врагом в Кинтана Роо, и мы должны его победить, чтобы найти Уашуанок.
2
Мы прибыли в Лагерь-Два на следующий день, совершив путешествие на вертолете, который летел сравнительно медленно и не слишком высоко. Я смотрел вниз на зеленое море, разлившееся у меня под ногами, вернувшись мысленно к разговору, который у меня состоялся с Патом Харрисом насчет Джека Гатта и нашей возможной встречи в Кинтана Роо.
До сих пор я представлял себе, что меня ждет какое-то подобие Эппингского леса, только больших размеров, и определенно не думал, что все будет так плохо.
Фаллон объяснил необычную густоту джунглей в Кинтана Роо достаточно просто. Он сказал:
– Я говорю вам, что причиной, по которой на Юкатане нет месторождений золота, является геология этого района – весь полуостров покрыт мощным слоем известняков. Она же объясняет и то, почему лес здесь гуще, чем где бы то ни было.
– Мне это не объясняет ничего, – признался я. – Может быть, в силу моей необыкновенной тупости.
– Нет, вы просто не обладаете необходимыми знаниями, – сказал он. – Дожди здесь бывают достаточно сильные, но атмосферные осадки быстро уходят в землю сквозь многочисленные трещины в известняке. Таким образом, под Юкатаном существует огромный резервуар пресной воды, но в то же время ощущается ее недостаток из-за отсутствия рек. Вода находится близко к поверхности; на побережье вы можете вырыть ямку на пляже в трех футах от моря, и у вас будет пресная вода. Во внутренних областях своды карстовых резервуаров иногда обрушиваются, открывая доступ к подземной воде, – это и есть сеноты. Но главное здесь то, что деревья всегда имеют доступ к воде через корневую систему. В любом другом дождевом лесу, например в Конго, большая часть воды дренируется реками. В Кинтана Роо она постоянно доступна для деревьев, и у них здесь все условия для роста.
Я смотрел вниз на джунгли, размышляя над тем, какой это лес, двадцатифутовый или четырехфутовый. В любом случае я не мог разглядеть землю, хотя мы находились на высоте менее пятисот футов. Если у Джека Гатта есть хоть капля здравого смысла, он никогда не появится поблизости от Кинтана Роо.
Лагерь-Два был устроен значительно проще, чем Лагерь-Один. Здесь имелся грубо сколоченный ангар для вертолета – строение без стен, напоминающее голландский амбар, столовая – кают-компания, складское помещение для снаряжения и четыре домика для жилья. Все домики были собраны из готовых частей, которые доставили сюда на вертолете. Несмотря на грубую простоту лагеря, недостатка комфорта тем не менее не ощущалось; каждый домик был снабжен кондиционером и набитым пивом холодильником. Фаллон не считал, что трудности необходимы, если их можно избежать.
Кроме нас четверых, здесь также находился повар, его помощник, который занимался ведением хозяйства, и пилот вертолета. Что он мог тут делать, кроме как перевозить нас из лагеря в лагерь, я не знал; при поисках Уашуанока вертолет, на мой взгляд, был совершенно бесполезен.
Со всех сторон лагерь окружал лес, зеленый и с виду совершенно непроницаемый. Я подошел к краю прогалины и постарался оценить его по рейтингу, предложенному Фаллоном. На мой взгляд, это был пятнадцатифутовый лес – достаточно редкие заросли по местным стандартам. Высокие деревья, расталкивая друг друга, вели отчаянную борьбу за свет, и их стволы оплетало и душило бесчисленное множество различных растений-паразитов. И кроме чисто человеческих звуков, доносившихся из лагеря, кругом царила мертвая тишина.
Я повернулся и обнаружил, что рядом со мной стоит Кэтрин.
– Просто изучаю врага, – сказал я. – Ты была когда-нибудь здесь раньше – в Кинтана Роо, я имею ввиду?
– Нет, – ответила она. – Только не здесь. Я была на раскопках с Полем в Кампече и Гватемале. Ничего подобного я раньше не видела.
– Так же как и я. Я жил спокойной жизнью. Если бы Фаллон потрудился объяснить истинное положение дел, как он это сделал в Лагере-Один, еще в Англии, то сомневаюсь, что я вообще оказался бы здесь. Если тут что-то и есть, это все равно будет охота за дикими гусями.
– Я думаю, ты недооцениваешь Фаллона... и Поля, – сказала она. – Думаешь, мы не сможем найти Уашуанок?
Я показал пальцем на зеленую стену.
– В этом? Сомневаюсь, что я смог бы найти здесь Эйфелеву башню, если бы кто-то ее сюда спрятал.
– Это просто потому, что ты не знаешь, как смотреть и где смотреть, – объяснила она. – Но Поль и Фаллон профессионалы, они делали такую работу и раньше.
– Да, в каждой профессии есть свои хитрости, – согласился я. – И в моей собственной их существует множество, но, правда, я не вижу, что здесь делать счетоводу. Я чувствую себя как готтентот на великосветском приеме. – Я посмотрел на зеленые заросли. – Как говорится, за деревьями не видно леса, – мне интересно, как наши эксперты намерены тут действовать.
Вскоре я все узнал, поскольку Фаллон созвал конференцию в столовой. К пробковой доске на стене была приколота огромная фотомозаика, а стол покрывали карты. Поначалу мне стало интересно, почему в совещании принимает участие пилот вертолета, техасец по имени Гарри Ридер, но очень скоро я понял и это.
Фаллон открыл холодильник, расставил перед всеми пиво, а затем без лишних слов приступил к делу.
– Ключ к проблеме заключен в сенотах. Мы знаем, что в центре Уашуанока находился сенот, поскольку так написал Виверо, а у него не было никаких оснований лгать в этом. Кроме того, это наиболее вероятное местоположение – городу нужна вода, а получить ее можно только из сенота.
Он взял указку и подошел к фотомозаике. Направив ее кончик на центр, он сказал:
– Мы находимся здесь возле маленького сенота на краю прогалины. – Он повернулся ко мне. – Если хотите посмотреть, как выглядят строения майя, то вы можете найти одно из них рядом с сенотом.
Я был удивлен.
– Вы не собираетесь его обследовать?
– Оно того не стоит; я не найду там ничего такого, чего уже не знаю. – Он описал указкой большую окружность. – В пределах десяти миль от этой точки находятся пятнадцать сенотов, больших и маленьких, и возле одного из них может быть расположен город Уашуанок.
Я все еще пытался представить себе масштабы стоящей перед нами проблемы.
– Насколько большой, по-вашему мнению, он должен быть? – спросил я.
Халстед ответил:
– Больше, чем Чичен-Ица, – если верить карте Виверо.
– Это мне ни о чем не говорит.
– Центр Копана занимает площадь более семидесяти акров, – сказал Фаллон. – Но вы не должны путать город майя с любым другим городом, виденным вами ранее. Центральная часть города – каменные сооружения, которые мы ищем, была административным и культурным центром и, вероятно, центром торговли. Вокруг него на территории в несколько квадратных миль располагались городские постройки, но это были не дома, расположенные рядами вдоль улиц, как это принято у нас; у древних майя получила развитие огромная сеть приусадебных хозяйств. Каждая семья жила на своей собственной небольшой ферме, и домашние постройки очень мало отличались от тех жилищ, которые строят современные майя, хотя, возможно, имели большие размеры. В домах майя нет никаких недостатков – они идеально подходят к здешнему климату.
– А какова была населенность их городов?
– В Чичен-Ице, согласно Морли, жило около 200000 человек, – сказал Халстед. – В Уашуаноке количество жителей могло превышать четверть миллиона.
– Это огромное количество народа, – произнес я с изумлением.
– Строительство гигантских сооружений требовало много рабочих рук, – сказал Фаллон. – Помните о том, что это были люди неолита, которые обрабатывали камень при помощи каменных инструментов. Я думаю, что центр Уашуанска должен занимать площадь около ста акров, если положиться на карту Виверо, таким образом, город населяло больше людей, чем сейчас живет во всей провинции Кинтана Роо. Но от бытовых построек не осталось никаких следов; деревянные дома недолговечны в условиях местного климата.
Он постучал указкой по фотосхеме.
– Давайте продолжим. Итак, у нас есть пятнадцать сенотов, которые нужно осмотреть, и если мы не найдем там то, что ищем, тогда нам придется расширить район поисков. Это усложнит нашу задачу, поскольку в радиусе двадцати миль здесь расположено еще сорок девять сенотов, и потребуется слишком много времени, чтобы обследовать их все.
Он взмахнул указкой в сторону пилота.
– К счастью, с нами находится Гарри Ридер вместе со своим вертолетом, поэтому мы сможем делать свою работу с максимальным комфортом. Я уже слишком стар для того, чтобы продираться через джунгли.
Ридер сказал:
– Я уже видел некоторые из этих водных дыр, мистер Фаллон; у большинства из них нет места для посадки даже моего вертолета. Это настоящая чаща.
Фаллон кивнул.
– Я знаю; я был здесь и раньше и представляю, на что это похоже. Мы проведем предварительную фоторазведку. Цветная пленка может показать нам изменения в оттенках растительности в тех местах, где под ней скрываются сооружения майя, а инфракрасная съемка даст еще больше информации. И мне хотелось бы совершить несколько вылетов ранним утром и поздним вечером – возможно, нам удастся что-то разобрать по теням.
Он повернулся и посмотрел на фотомозаику.
– Как видите, я пронумеровал сеноты по степени их значимости. Некоторые из них представляют для нас больший интерес, чем другие. Виверо утверждал, что Уашуанок пересекает цепь холмов, на вершине одного из которых расположен храм, а у подножия сенот. К счастью, в этом районе сеноты, по-видимому, неразрывно связаны с холмами, но все же это условие снижает их количество до одиннадцати. Я думаю, мы пока можем забыть про номер четыре, семь, восемь и тринадцать. – Он повернулся к Ридеру. – Когда мы сможем начать?
– В любое время, когда пожелаете, – я заправлен, – ответил Ридер.
Фаллон сверился со своими часами.
– Мы зарядим камеры и вылетим сразу после ленча.
Я помог отнести камеры к вертолету. В этих устройствах не было ничего любительского, они представляли из себя профессиональные камеры для аэрофотосъемки, и я заметил, что вертолет имеет необходимые кронштейны для их крепления. Мое уважение к организаторским способностям Фаллона выросло еще больше. Несмотря на тот факт, что его состояние позволяло ему швыряться деньгами с неприличной щедростью, по крайней мере он знал, как потратить их с наибольшей пользой. Он не был плейбоем из высшего общества, который перекачивает свое богатство в карманы владельцев казино.
После быстрого ленча Фаллон и Халстед направились к вертолету. Я спросил:
– Чем мне заняться?
Фаллон потер подбородок.
– Кажется, здесь нет ничего, что вы могли бы сделать, – сказал Фаллон, и через его плечо я увидел, как Халстед широко улыбается. – Сегодня вам лучше отдохнуть. Оставайтесь на солнце пока не привыкните к этой жаре. Мы вернемся через пару часов.
Вертолет поднялся и скрылся за верхушками деревьев. Я чувствовал себя немного глупо, как никому не нужная запасная деталь. Кэтрин нигде не было видно – наверное, пошла в свой домик, который она делила с Халстедом, распаковывать личные вещи. Не зная, чем заняться, я бессознательно побрел к дальнему концу прогалины взглянуть на строение майя, о котором говорил Фаллон.
Сенот был около тридцати футов в диаметре, и вода в нем стояла на глубине пятнадцати футов от края. Впадина имела почти отвесные стены, но кто-то вырезал в них грубые ступеньки так, чтобы можно было подобраться к воде. Меня испугал внезапный пульсирующий шум заработавшего поблизости двигателя, и я обнаружил, что это включился небольшой насос, по-видимому, приводимый в действие автоматически. Он качал воду из сенота в лагерь – еще один пример эффективности по Фаллону.
Я не смог найти строения, хотя искал достаточно тщательно, и после получаса бесплодных поисков был вынужден сдаться. Я уже собирался вернуться в лагерь, когда на другой стороне сенота увидел двух людей, смотрящих прямо на меня. На них были рваные белые брюки, и они стояли неподвижно, как статуи. Они казались маленькими, жилистыми и коричневыми. Яркие солнечные лучи, падающие сквозь листву, отражались медным блеском от голой груди ближайшего ко мне мужчины. Они изучали меня на протяжении тридцати секунд, а затем повернулись и исчезли в лесу.
До сих пор я представлял себе, что меня ждет какое-то подобие Эппингского леса, только больших размеров, и определенно не думал, что все будет так плохо.
Фаллон объяснил необычную густоту джунглей в Кинтана Роо достаточно просто. Он сказал:
– Я говорю вам, что причиной, по которой на Юкатане нет месторождений золота, является геология этого района – весь полуостров покрыт мощным слоем известняков. Она же объясняет и то, почему лес здесь гуще, чем где бы то ни было.
– Мне это не объясняет ничего, – признался я. – Может быть, в силу моей необыкновенной тупости.
– Нет, вы просто не обладаете необходимыми знаниями, – сказал он. – Дожди здесь бывают достаточно сильные, но атмосферные осадки быстро уходят в землю сквозь многочисленные трещины в известняке. Таким образом, под Юкатаном существует огромный резервуар пресной воды, но в то же время ощущается ее недостаток из-за отсутствия рек. Вода находится близко к поверхности; на побережье вы можете вырыть ямку на пляже в трех футах от моря, и у вас будет пресная вода. Во внутренних областях своды карстовых резервуаров иногда обрушиваются, открывая доступ к подземной воде, – это и есть сеноты. Но главное здесь то, что деревья всегда имеют доступ к воде через корневую систему. В любом другом дождевом лесу, например в Конго, большая часть воды дренируется реками. В Кинтана Роо она постоянно доступна для деревьев, и у них здесь все условия для роста.
Я смотрел вниз на джунгли, размышляя над тем, какой это лес, двадцатифутовый или четырехфутовый. В любом случае я не мог разглядеть землю, хотя мы находились на высоте менее пятисот футов. Если у Джека Гатта есть хоть капля здравого смысла, он никогда не появится поблизости от Кинтана Роо.
Лагерь-Два был устроен значительно проще, чем Лагерь-Один. Здесь имелся грубо сколоченный ангар для вертолета – строение без стен, напоминающее голландский амбар, столовая – кают-компания, складское помещение для снаряжения и четыре домика для жилья. Все домики были собраны из готовых частей, которые доставили сюда на вертолете. Несмотря на грубую простоту лагеря, недостатка комфорта тем не менее не ощущалось; каждый домик был снабжен кондиционером и набитым пивом холодильником. Фаллон не считал, что трудности необходимы, если их можно избежать.
Кроме нас четверых, здесь также находился повар, его помощник, который занимался ведением хозяйства, и пилот вертолета. Что он мог тут делать, кроме как перевозить нас из лагеря в лагерь, я не знал; при поисках Уашуанока вертолет, на мой взгляд, был совершенно бесполезен.
Со всех сторон лагерь окружал лес, зеленый и с виду совершенно непроницаемый. Я подошел к краю прогалины и постарался оценить его по рейтингу, предложенному Фаллоном. На мой взгляд, это был пятнадцатифутовый лес – достаточно редкие заросли по местным стандартам. Высокие деревья, расталкивая друг друга, вели отчаянную борьбу за свет, и их стволы оплетало и душило бесчисленное множество различных растений-паразитов. И кроме чисто человеческих звуков, доносившихся из лагеря, кругом царила мертвая тишина.
Я повернулся и обнаружил, что рядом со мной стоит Кэтрин.
– Просто изучаю врага, – сказал я. – Ты была когда-нибудь здесь раньше – в Кинтана Роо, я имею ввиду?
– Нет, – ответила она. – Только не здесь. Я была на раскопках с Полем в Кампече и Гватемале. Ничего подобного я раньше не видела.
– Так же как и я. Я жил спокойной жизнью. Если бы Фаллон потрудился объяснить истинное положение дел, как он это сделал в Лагере-Один, еще в Англии, то сомневаюсь, что я вообще оказался бы здесь. Если тут что-то и есть, это все равно будет охота за дикими гусями.
– Я думаю, ты недооцениваешь Фаллона... и Поля, – сказала она. – Думаешь, мы не сможем найти Уашуанок?
Я показал пальцем на зеленую стену.
– В этом? Сомневаюсь, что я смог бы найти здесь Эйфелеву башню, если бы кто-то ее сюда спрятал.
– Это просто потому, что ты не знаешь, как смотреть и где смотреть, – объяснила она. – Но Поль и Фаллон профессионалы, они делали такую работу и раньше.
– Да, в каждой профессии есть свои хитрости, – согласился я. – И в моей собственной их существует множество, но, правда, я не вижу, что здесь делать счетоводу. Я чувствую себя как готтентот на великосветском приеме. – Я посмотрел на зеленые заросли. – Как говорится, за деревьями не видно леса, – мне интересно, как наши эксперты намерены тут действовать.
Вскоре я все узнал, поскольку Фаллон созвал конференцию в столовой. К пробковой доске на стене была приколота огромная фотомозаика, а стол покрывали карты. Поначалу мне стало интересно, почему в совещании принимает участие пилот вертолета, техасец по имени Гарри Ридер, но очень скоро я понял и это.
Фаллон открыл холодильник, расставил перед всеми пиво, а затем без лишних слов приступил к делу.
– Ключ к проблеме заключен в сенотах. Мы знаем, что в центре Уашуанока находился сенот, поскольку так написал Виверо, а у него не было никаких оснований лгать в этом. Кроме того, это наиболее вероятное местоположение – городу нужна вода, а получить ее можно только из сенота.
Он взял указку и подошел к фотомозаике. Направив ее кончик на центр, он сказал:
– Мы находимся здесь возле маленького сенота на краю прогалины. – Он повернулся ко мне. – Если хотите посмотреть, как выглядят строения майя, то вы можете найти одно из них рядом с сенотом.
Я был удивлен.
– Вы не собираетесь его обследовать?
– Оно того не стоит; я не найду там ничего такого, чего уже не знаю. – Он описал указкой большую окружность. – В пределах десяти миль от этой точки находятся пятнадцать сенотов, больших и маленьких, и возле одного из них может быть расположен город Уашуанок.
Я все еще пытался представить себе масштабы стоящей перед нами проблемы.
– Насколько большой, по-вашему мнению, он должен быть? – спросил я.
Халстед ответил:
– Больше, чем Чичен-Ица, – если верить карте Виверо.
– Это мне ни о чем не говорит.
– Центр Копана занимает площадь более семидесяти акров, – сказал Фаллон. – Но вы не должны путать город майя с любым другим городом, виденным вами ранее. Центральная часть города – каменные сооружения, которые мы ищем, была административным и культурным центром и, вероятно, центром торговли. Вокруг него на территории в несколько квадратных миль располагались городские постройки, но это были не дома, расположенные рядами вдоль улиц, как это принято у нас; у древних майя получила развитие огромная сеть приусадебных хозяйств. Каждая семья жила на своей собственной небольшой ферме, и домашние постройки очень мало отличались от тех жилищ, которые строят современные майя, хотя, возможно, имели большие размеры. В домах майя нет никаких недостатков – они идеально подходят к здешнему климату.
– А какова была населенность их городов?
– В Чичен-Ице, согласно Морли, жило около 200000 человек, – сказал Халстед. – В Уашуаноке количество жителей могло превышать четверть миллиона.
– Это огромное количество народа, – произнес я с изумлением.
– Строительство гигантских сооружений требовало много рабочих рук, – сказал Фаллон. – Помните о том, что это были люди неолита, которые обрабатывали камень при помощи каменных инструментов. Я думаю, что центр Уашуанска должен занимать площадь около ста акров, если положиться на карту Виверо, таким образом, город населяло больше людей, чем сейчас живет во всей провинции Кинтана Роо. Но от бытовых построек не осталось никаких следов; деревянные дома недолговечны в условиях местного климата.
Он постучал указкой по фотосхеме.
– Давайте продолжим. Итак, у нас есть пятнадцать сенотов, которые нужно осмотреть, и если мы не найдем там то, что ищем, тогда нам придется расширить район поисков. Это усложнит нашу задачу, поскольку в радиусе двадцати миль здесь расположено еще сорок девять сенотов, и потребуется слишком много времени, чтобы обследовать их все.
Он взмахнул указкой в сторону пилота.
– К счастью, с нами находится Гарри Ридер вместе со своим вертолетом, поэтому мы сможем делать свою работу с максимальным комфортом. Я уже слишком стар для того, чтобы продираться через джунгли.
Ридер сказал:
– Я уже видел некоторые из этих водных дыр, мистер Фаллон; у большинства из них нет места для посадки даже моего вертолета. Это настоящая чаща.
Фаллон кивнул.
– Я знаю; я был здесь и раньше и представляю, на что это похоже. Мы проведем предварительную фоторазведку. Цветная пленка может показать нам изменения в оттенках растительности в тех местах, где под ней скрываются сооружения майя, а инфракрасная съемка даст еще больше информации. И мне хотелось бы совершить несколько вылетов ранним утром и поздним вечером – возможно, нам удастся что-то разобрать по теням.
Он повернулся и посмотрел на фотомозаику.
– Как видите, я пронумеровал сеноты по степени их значимости. Некоторые из них представляют для нас больший интерес, чем другие. Виверо утверждал, что Уашуанок пересекает цепь холмов, на вершине одного из которых расположен храм, а у подножия сенот. К счастью, в этом районе сеноты, по-видимому, неразрывно связаны с холмами, но все же это условие снижает их количество до одиннадцати. Я думаю, мы пока можем забыть про номер четыре, семь, восемь и тринадцать. – Он повернулся к Ридеру. – Когда мы сможем начать?
– В любое время, когда пожелаете, – я заправлен, – ответил Ридер.
Фаллон сверился со своими часами.
– Мы зарядим камеры и вылетим сразу после ленча.
Я помог отнести камеры к вертолету. В этих устройствах не было ничего любительского, они представляли из себя профессиональные камеры для аэрофотосъемки, и я заметил, что вертолет имеет необходимые кронштейны для их крепления. Мое уважение к организаторским способностям Фаллона выросло еще больше. Несмотря на тот факт, что его состояние позволяло ему швыряться деньгами с неприличной щедростью, по крайней мере он знал, как потратить их с наибольшей пользой. Он не был плейбоем из высшего общества, который перекачивает свое богатство в карманы владельцев казино.
После быстрого ленча Фаллон и Халстед направились к вертолету. Я спросил:
– Чем мне заняться?
Фаллон потер подбородок.
– Кажется, здесь нет ничего, что вы могли бы сделать, – сказал Фаллон, и через его плечо я увидел, как Халстед широко улыбается. – Сегодня вам лучше отдохнуть. Оставайтесь на солнце пока не привыкните к этой жаре. Мы вернемся через пару часов.
Вертолет поднялся и скрылся за верхушками деревьев. Я чувствовал себя немного глупо, как никому не нужная запасная деталь. Кэтрин нигде не было видно – наверное, пошла в свой домик, который она делила с Халстедом, распаковывать личные вещи. Не зная, чем заняться, я бессознательно побрел к дальнему концу прогалины взглянуть на строение майя, о котором говорил Фаллон.
Сенот был около тридцати футов в диаметре, и вода в нем стояла на глубине пятнадцати футов от края. Впадина имела почти отвесные стены, но кто-то вырезал в них грубые ступеньки так, чтобы можно было подобраться к воде. Меня испугал внезапный пульсирующий шум заработавшего поблизости двигателя, и я обнаружил, что это включился небольшой насос, по-видимому, приводимый в действие автоматически. Он качал воду из сенота в лагерь – еще один пример эффективности по Фаллону.
Я не смог найти строения, хотя искал достаточно тщательно, и после получаса бесплодных поисков был вынужден сдаться. Я уже собирался вернуться в лагерь, когда на другой стороне сенота увидел двух людей, смотрящих прямо на меня. На них были рваные белые брюки, и они стояли неподвижно, как статуи. Они казались маленькими, жилистыми и коричневыми. Яркие солнечные лучи, падающие сквозь листву, отражались медным блеском от голой груди ближайшего ко мне мужчины. Они изучали меня на протяжении тридцати секунд, а затем повернулись и исчезли в лесу.
3
Вертолет вернулся назад, и Фаллон вывалил груду катушек с пленкой на стол в большом домике.
– Знаете что-нибудь про то, как проявлять пленку? – спросил он.
– Немного, как всякий любитель.
– Да! Этого может оказаться недостаточно. Но мы делаем все, что в наших силах. Идите за мной. – Он провел меня в другой домик и показал свою фотолабораторию. – Вы должны справиться, – сказал он. – Это не слишком сложно.
У Фаллона не возникало необходимости плескаться в ванночках с химикатами, он располагал самым аккуратным оборудованием для фотолаборатории из всего, что я видел, – здесь даже не было нужды в затемнении. Он продемонстрировал мне, как работает автомат для проявления пленки, представляющий из себя большую коробку с направляющей дорожкой внутри, светонепроницаемой дверцей с одной стороны и щелью с другой. Он открыл дверцу, положил катушку с непроявленной пленкой в приемник и протянул ее кончик через зубчатые колесики. Затем он закрыл дверцу и нажал на кнопку.
– Знаете что-нибудь про то, как проявлять пленку? – спросил он.
– Немного, как всякий любитель.
– Да! Этого может оказаться недостаточно. Но мы делаем все, что в наших силах. Идите за мной. – Он провел меня в другой домик и показал свою фотолабораторию. – Вы должны справиться, – сказал он. – Это не слишком сложно.
У Фаллона не возникало необходимости плескаться в ванночках с химикатами, он располагал самым аккуратным оборудованием для фотолаборатории из всего, что я видел, – здесь даже не было нужды в затемнении. Он продемонстрировал мне, как работает автомат для проявления пленки, представляющий из себя большую коробку с направляющей дорожкой внутри, светонепроницаемой дверцей с одной стороны и щелью с другой. Он открыл дверцу, положил катушку с непроявленной пленкой в приемник и протянул ее кончик через зубчатые колесики. Затем он закрыл дверцу и нажал на кнопку.