Страница:
Еще одной чертой в поведении Гатта, поставившей меня в тупик и послужившей второстепенной причиной, вызвавшей мою нерешительность, являлось то, что я никак не мог понять, зачем он сюда прилетел. Сначала я подумал, что главный мотив "заскочить" был связан с желанием узнать, не нашли ли мы Уашуанок, но он даже ни разу об этом не упомянул. Ближе всего он подобрался к этой теме, когда спросил Фаллона:
– И что является предметом ваших последних исследований, профессор?
– Просто связывание вместе некоторых свободных концов, – ответил Фаллон отвлеченно. – В литературе существуют кое-какие расхождения в датировке древних строений, расположенных в этом районе.
– Ах, кропотливый труд ученого, – сказал Гатт елейным голосом. – Никогда не прекращающаяся работа. – Он сразу же сменил тему и начал рассказывать, какое впечатление на него произвел архитектурный ансамбль Чичен-Ица. – Меня интересуют проблемы городской планировки и развития городов, – сказал он. – Майя, несомненно, знали, что такое скопление пешеходов. Я никогда не видел лучшей планировки улиц.
Позже я узнал, что его интерес к развитию городов ограничен деятельностью владельца трущоб, продающего правительству участки земли при реконструкции жилых кварталов. Это была одна из самых выгодных областей его бизнеса.
Он не концентрировал свое внимание исключительно на Фаллоне; он обсудил с Халстедом в весьма научных терминах некоторые аспекты, касающиеся индейцев пуэбло в Новой Мексике, и поговорил со мной об Англии.
– Я побывал недавно в Англии, – заявил он. – Это великая страна. Откуда вы родом?
– Из Девона, – ответил я коротко.
– Очень красивое место, – сказал он одобрительно. – Помнится, когда я посещал Плимут, то побывал в том самом месте, откуда много лет назад первые английские колонисты подняли паруса, чтобы отплыть к Америке и основать наше государство. Это произвело на меня неизгладимое впечатление.
Я подумал, что несколько странно слушать такое от человека, который начинал свою жизнь как Джакомо Гаттини.
– Да, мне тоже нравится Плимут, – бросил я небрежно, а затем выпустил жало. – Вы когда-нибудь бывали в Тотнесе?
Его глаза блеснули, но он ответил достаточно спокойно.
– К сожалению, не имел удовольствия.
Я пристально посмотрел на него, и он, отвернувшись, снова включился в беседу с Фаллоном.
Он улетел сразу после ленча, и когда его самолет, поднявшись в воздух, направился на север, я бросил взгляд на Фаллона и сказал:
– Какого черта ему было здесь нужно?
– Я не знаю, что ему было здесь нужно, – ответил Фаллон. – Я ожидал, что он задаст больше вопросов.
– Так же как и я. Если мы не представляем себе, зачем он прилетал, то этот визит можно расценивать как случайный. Но все же мы знаем, что это не так – он должен был прилететь сюда за чем-то определенным. Но что это такое? И получил ли он это?
– Хотел бы я знать, – сказал Фаллон задумчиво.
2
3
– И что является предметом ваших последних исследований, профессор?
– Просто связывание вместе некоторых свободных концов, – ответил Фаллон отвлеченно. – В литературе существуют кое-какие расхождения в датировке древних строений, расположенных в этом районе.
– Ах, кропотливый труд ученого, – сказал Гатт елейным голосом. – Никогда не прекращающаяся работа. – Он сразу же сменил тему и начал рассказывать, какое впечатление на него произвел архитектурный ансамбль Чичен-Ица. – Меня интересуют проблемы городской планировки и развития городов, – сказал он. – Майя, несомненно, знали, что такое скопление пешеходов. Я никогда не видел лучшей планировки улиц.
Позже я узнал, что его интерес к развитию городов ограничен деятельностью владельца трущоб, продающего правительству участки земли при реконструкции жилых кварталов. Это была одна из самых выгодных областей его бизнеса.
Он не концентрировал свое внимание исключительно на Фаллоне; он обсудил с Халстедом в весьма научных терминах некоторые аспекты, касающиеся индейцев пуэбло в Новой Мексике, и поговорил со мной об Англии.
– Я побывал недавно в Англии, – заявил он. – Это великая страна. Откуда вы родом?
– Из Девона, – ответил я коротко.
– Очень красивое место, – сказал он одобрительно. – Помнится, когда я посещал Плимут, то побывал в том самом месте, откуда много лет назад первые английские колонисты подняли паруса, чтобы отплыть к Америке и основать наше государство. Это произвело на меня неизгладимое впечатление.
Я подумал, что несколько странно слушать такое от человека, который начинал свою жизнь как Джакомо Гаттини.
– Да, мне тоже нравится Плимут, – бросил я небрежно, а затем выпустил жало. – Вы когда-нибудь бывали в Тотнесе?
Его глаза блеснули, но он ответил достаточно спокойно.
– К сожалению, не имел удовольствия.
Я пристально посмотрел на него, и он, отвернувшись, снова включился в беседу с Фаллоном.
Он улетел сразу после ленча, и когда его самолет, поднявшись в воздух, направился на север, я бросил взгляд на Фаллона и сказал:
– Какого черта ему было здесь нужно?
– Я не знаю, что ему было здесь нужно, – ответил Фаллон. – Я ожидал, что он задаст больше вопросов.
– Так же как и я. Если мы не представляем себе, зачем он прилетал, то этот визит можно расценивать как случайный. Но все же мы знаем, что это не так – он должен был прилететь сюда за чем-то определенным. Но что это такое? И получил ли он это?
– Хотел бы я знать, – сказал Фаллон задумчиво.
2
Пат Харрис прибыл на реактивном самолете в тот же день, и его, казалось, не удивило то, что Гатт нанес нам визит. Он просто пожал плечами и удалился с Фаллоном, чтобы поговорить наедине, но вернувшись, выглядел сердитым и возмущенным.
– Что случилось со стариком? – спросил он.
– Я не заметил ничего особенного, – ответил я. – Он точно такой же, каким был всегда.
– Только не в том, что касается меня, – заметил Пат мрачно. – Я не мог его заставить выслушать себя. Его интересует только то, как побыстрее отправить Рудетски. Все мои слова он пропустил мимо ушей.
Я улыбнулся.
– Он только что сделал самое большое открытие за всю свою жизнь. Он просто сильно возбужден, ему хочется скорее приступить к работе до того, как начнутся дожди. Что беспокоит тебя, Пат?
– А как ты думаешь? – спросил он, посмотрев на меня пристально. – Гатт беспокоит меня – вот кто. Он окопался в Мериде и собрал там самую большую группу головорезов, которая только существовала в Мексике со времен Панчо Виллы. Он захватил с собой своих собственных мальчиков из Детройта и одолжил несколько человек у своих знакомых в Мехико и Тампико. И еще он связался с чиклерос. По моему мнению, это означает то, что он собирается в джунгли – ему нужны чиклерос, чтобы те помогали ему там. Теперь скажи мне: если он окажется в джунглях, куда он направится?
– В Лагерь-Три, – ответил я. – В Уашуанок. Но там для него ничего нет – просто древние руины.
– Может быть, – сказал Пат. – Но, очевидно, Джек думает по-другому. Меня больше всего беспокоит то, что я не могу заставить Фаллона предпринять что-либо по данному поводу – и это на него не похоже.
– Ты можешь сделать что-нибудь сам? Как насчет того, чтобы обратиться к властям – в полицию? Почему бы не рассказать им о большом скоплении известных преступников в Мериде?
Пат посмотрел на меня с жалостью.
– Дело в следующем, – сказал он терпеливо, так, словно объяснял что-то маленькому ребенку. – Местный закон подмазан.
– Взяточничество!
– Ради Бога, не будь таким наивным! – воскликнул он. – Ты сам понимаешь, что местные копы совсем не так неподкупны, как ваши лондонские бобби. Я сделал то, что мог, – и знаешь, что произошло? Меня бросили в тюрьму, обвинив в распространении ложных слухов, вот что! Я выбрался оттуда только вчера, дав на лапу молодому копу, до которого не доходит смазка сверху. Ты не сможешь переписать законы в этой части света.
Я сделал глубокий вдох.
– Если все обстоит подобным образом, тогда каких действий ты можешь ожидать от Фаллона?
– У него есть связи в правительстве, он пользуется уважением в определенных кругах и может сделать так, чтобы местные власти пришли в движение. Но это личные связи, и он должен сделать это персонально. Сам я не обладаю достаточным весом – я не могу забраться так высоко.
– Может быть, мне тоже стоит поговорить об этом с ним? – спросил я.
Пат пожал плечами.
– Может быть. – Он сокрушенно покачал головой. – Не могу понять, что с ним происходит. Раньше он никогда не терял способности рассуждать здраво.
Так что я переговорил с Фаллоном и получил быстрый отпор. Когда я к нему подошел, он разговаривал с Рудетски, обсуждая планы строительства Лагеря-Три, и все его внимание было поглощено этим вопросом.
– Если вы обнаружите что-нибудь при предварительной расчистке, не трогайте это, – предупредил он Рудетски. – Просто оставьте все как есть и произведите расчистку вокруг.
– Я не буду трогать никакие камни, – заверил его Рудетски.
Фаллон казался усталым и еще более высохшим, чем раньше, словно его плоть пожирал тлеющий внутри огонь. Все его мысли в то время были направлены к одной цели – к раскопкам города Уашуанока, а все остальное не имело никакого значения. Он нетерпеливо выслушал меня, а затем оборвал на полуслове, бросив небрежно:
– Все это работа Харриса. Оставьте ее ему.
– Но Харрис сказал, что здесь он ничего не может сделать.
– Значит, он не стоит тех денег, которые я ему плачу, – проворчал Фаллон и, отвернувшись от меня, снова погрузился в суматоху подготовки высадки десанта в Лагере-Три.
Я ничего не сказал об этом Халстедам, не было никакого смысла пугать кого-то до смерти. Но у меня состоялся еще один разговор с Патом Харрисом перед тем, как он улетел выяснять дальнейшие намерения Гатта. Я рассказал ему о неудаче, которая меня постигла при попытке воздействовать на Фаллона, и он мрачно улыбнулся, услышав, как Фаллон оценил его стоимость, но промолчал.
– Одна мысль не дает мне покоя, – сказал он. – Каким образом Гатт узнал, что ему пора здесь появиться. Любопытно, что он прибыл сразу после того, как вы нашли город.
– Совпадение, – предположил я.
Но Пат не был в этом уверен. Он попросил передать ему подробно весь состоявшийся разговор, и Пата, так же как и меня, озадачило видимое безразличие Гатта к тем вопросам, которые, как мы знали, представляли для него большой интерес.
– Была ли у Гатта возможность поговорить с кем-нибудь наедине? – спросил он.
Я призадумался, а затем отрицательно покачал головой.
– Он находился с нами все время. Мы не позволяли ему бродить в округе в одиночестве, если это то, что ты имеешь в виду.
– Он не оставался с кем-нибудь наедине – хотя бы на одну минуту? – настаивал Пат.
Немного поколебавшись, я ответил:
– Перед тем как сесть в свой самолет, он со всеми попрощался. – Я нахмурился. – Халстед стоял немного в стороне, и Гатт подошел к нему, чтобы пожать руку. Но это продолжалось недолго – не более пятнадцати секунд.
– Бог ты мой, Халстед! – воскликнул Пат. – Позволь мне сказать тебе кое-что. С помощью простого рукопожатия можно передать огромное количество информации. Имей это в виду, Джемми.
Сделав это загадочное замечание, он улетел, а я начал перебирать в уме все, что знал про Халстеда. Но было просто смехотворно предположить, что у него существуют какие-то общие дела с Гаттом. Смехотворно!
– Что случилось со стариком? – спросил он.
– Я не заметил ничего особенного, – ответил я. – Он точно такой же, каким был всегда.
– Только не в том, что касается меня, – заметил Пат мрачно. – Я не мог его заставить выслушать себя. Его интересует только то, как побыстрее отправить Рудетски. Все мои слова он пропустил мимо ушей.
Я улыбнулся.
– Он только что сделал самое большое открытие за всю свою жизнь. Он просто сильно возбужден, ему хочется скорее приступить к работе до того, как начнутся дожди. Что беспокоит тебя, Пат?
– А как ты думаешь? – спросил он, посмотрев на меня пристально. – Гатт беспокоит меня – вот кто. Он окопался в Мериде и собрал там самую большую группу головорезов, которая только существовала в Мексике со времен Панчо Виллы. Он захватил с собой своих собственных мальчиков из Детройта и одолжил несколько человек у своих знакомых в Мехико и Тампико. И еще он связался с чиклерос. По моему мнению, это означает то, что он собирается в джунгли – ему нужны чиклерос, чтобы те помогали ему там. Теперь скажи мне: если он окажется в джунглях, куда он направится?
– В Лагерь-Три, – ответил я. – В Уашуанок. Но там для него ничего нет – просто древние руины.
– Может быть, – сказал Пат. – Но, очевидно, Джек думает по-другому. Меня больше всего беспокоит то, что я не могу заставить Фаллона предпринять что-либо по данному поводу – и это на него не похоже.
– Ты можешь сделать что-нибудь сам? Как насчет того, чтобы обратиться к властям – в полицию? Почему бы не рассказать им о большом скоплении известных преступников в Мериде?
Пат посмотрел на меня с жалостью.
– Дело в следующем, – сказал он терпеливо, так, словно объяснял что-то маленькому ребенку. – Местный закон подмазан.
– Взяточничество!
– Ради Бога, не будь таким наивным! – воскликнул он. – Ты сам понимаешь, что местные копы совсем не так неподкупны, как ваши лондонские бобби. Я сделал то, что мог, – и знаешь, что произошло? Меня бросили в тюрьму, обвинив в распространении ложных слухов, вот что! Я выбрался оттуда только вчера, дав на лапу молодому копу, до которого не доходит смазка сверху. Ты не сможешь переписать законы в этой части света.
Я сделал глубокий вдох.
– Если все обстоит подобным образом, тогда каких действий ты можешь ожидать от Фаллона?
– У него есть связи в правительстве, он пользуется уважением в определенных кругах и может сделать так, чтобы местные власти пришли в движение. Но это личные связи, и он должен сделать это персонально. Сам я не обладаю достаточным весом – я не могу забраться так высоко.
– Может быть, мне тоже стоит поговорить об этом с ним? – спросил я.
Пат пожал плечами.
– Может быть. – Он сокрушенно покачал головой. – Не могу понять, что с ним происходит. Раньше он никогда не терял способности рассуждать здраво.
Так что я переговорил с Фаллоном и получил быстрый отпор. Когда я к нему подошел, он разговаривал с Рудетски, обсуждая планы строительства Лагеря-Три, и все его внимание было поглощено этим вопросом.
– Если вы обнаружите что-нибудь при предварительной расчистке, не трогайте это, – предупредил он Рудетски. – Просто оставьте все как есть и произведите расчистку вокруг.
– Я не буду трогать никакие камни, – заверил его Рудетски.
Фаллон казался усталым и еще более высохшим, чем раньше, словно его плоть пожирал тлеющий внутри огонь. Все его мысли в то время были направлены к одной цели – к раскопкам города Уашуанока, а все остальное не имело никакого значения. Он нетерпеливо выслушал меня, а затем оборвал на полуслове, бросив небрежно:
– Все это работа Харриса. Оставьте ее ему.
– Но Харрис сказал, что здесь он ничего не может сделать.
– Значит, он не стоит тех денег, которые я ему плачу, – проворчал Фаллон и, отвернувшись от меня, снова погрузился в суматоху подготовки высадки десанта в Лагере-Три.
Я ничего не сказал об этом Халстедам, не было никакого смысла пугать кого-то до смерти. Но у меня состоялся еще один разговор с Патом Харрисом перед тем, как он улетел выяснять дальнейшие намерения Гатта. Я рассказал ему о неудаче, которая меня постигла при попытке воздействовать на Фаллона, и он мрачно улыбнулся, услышав, как Фаллон оценил его стоимость, но промолчал.
– Одна мысль не дает мне покоя, – сказал он. – Каким образом Гатт узнал, что ему пора здесь появиться. Любопытно, что он прибыл сразу после того, как вы нашли город.
– Совпадение, – предположил я.
Но Пат не был в этом уверен. Он попросил передать ему подробно весь состоявшийся разговор, и Пата, так же как и меня, озадачило видимое безразличие Гатта к тем вопросам, которые, как мы знали, представляли для него большой интерес.
– Была ли у Гатта возможность поговорить с кем-нибудь наедине? – спросил он.
Я призадумался, а затем отрицательно покачал головой.
– Он находился с нами все время. Мы не позволяли ему бродить в округе в одиночестве, если это то, что ты имеешь в виду.
– Он не оставался с кем-нибудь наедине – хотя бы на одну минуту? – настаивал Пат.
Немного поколебавшись, я ответил:
– Перед тем как сесть в свой самолет, он со всеми попрощался. – Я нахмурился. – Халстед стоял немного в стороне, и Гатт подошел к нему, чтобы пожать руку. Но это продолжалось недолго – не более пятнадцати секунд.
– Бог ты мой, Халстед! – воскликнул Пат. – Позволь мне сказать тебе кое-что. С помощью простого рукопожатия можно передать огромное количество информации. Имей это в виду, Джемми.
Сделав это загадочное замечание, он улетел, а я начал перебирать в уме все, что знал про Халстеда. Но было просто смехотворно предположить, что у него существуют какие-то общие дела с Гаттом. Смехотворно!
3
В течение следующих нескольких дней Гарри Ридер был очень занятым человеком. Он доставил Рудетски и двоих его людей в Лагерь-Три, высадил их там и вернулся назад за снаряжением. Рудетски и его команда вырубили в лесу большую посадочную площадку, после чего в дело включился уже грузовой вертолет, и события начали развиваться полным ходом. Это походило на хорошо спланированную военную операцию по подготовке плацдарма.
Было бы очень жаль, если бы вдруг оказалось, что это не Уашуанок и что все усилия пропали впустую, но Фаллон не проявлял беспокойства. Он побуждал Рудетски прикладывать максимум усилий и самодовольно наблюдал за тем, как вертолет непрерывно снует взад-вперед. Стоимость часа летного времени большого вертолета представляла из себя что-то фантастическое, и хотя я знал, что Фаллон может себе это позволить, все равно не смог удержаться от того, чтобы не изложить ему свои сомнения.
Фаллон вынул изо рта свою трубку и рассмеялся.
– Черт возьми, ведь вы же счетовод, – сказал он. – Используйте свои мозги. Мне придется потратить гораздо большую сумму, если я откажусь от вертолетов. Я вынужден платить огромные деньги высокоискусным специалистам за расчистку участка для предварительного обследования, и будь я проклят, если собираюсь платить им еще за то, что они прорубали себе путь через джунгли, чтобы добраться до места. Использование вертолетов обходится мне дешевле.
Так значит, с точки зрения экономии средств, здесь все было в порядке, в чем я убедился, проведя короткий анализ. Фаллон не тратил понапрасну свои деньги на этом этапе, хотя некоторые люди могут подумать, что раскопки мертвого города являются пустой тратой денег изначально.
Прибыли еще четверо археологов – молодых людей, преисполненных энтузиазма. Для троих из них это был первый опыт больших раскопок, и они почти припадали к стопам Фаллона, хотя, как я заметил, вокруг Халстеда все они ходили на прямых ногах. Если его дурная слава распространилась до самых нижних слоев, то значит и на самом деле он находится на плохом пути. Меня удивляло то, что Кэтрин этого не замечает, хотя, возможно, она относила все на счет общего воздействия его колючего характера на других людей. Но каково жить с таким человеком!
Через десять дней, после того как Фаллон принял ответственное решение, мы вылетели в Лагерь-Три, и наш вертолет сделал круг над сенотом. Я смотрел вниз на район предстоящих раскопок, претерпевший значительные изменения с той поры, когда я висел над ним на конце троса. Теперь здесь появилась небольшая деревня – разборные домики выстроились аккуратными рядами, а с одного конца расположилась посадочная площадка с ангарами для вертолетов. Все это было построено на месте густого леса немногим более, чем за неделю; очевидно, Ру-детски пришлось выполнять роль надсмотрщика за рабами.
Мы приземлились, и когда шум винта стих, я услышал вой бензопил, продолжающих вести где-то поблизости атаку на джунгли. И здесь было жарко – даже еще более жарко, чем в Лагере-Два: солнце, от которого больше не защищали кроны деревьев, безжалостно поливало поляну жгучими лучами. Все мое тело сразу покрылось испариной, и когда я достиг укрытия под крышей домика, то был уже весь мокрый.
Фаллон не терял времени.
– Это не самое комфортабельное место, – сказал он. – Поэтому мы должны выполнить свою работу как можно быстрее. Наша первоначальная цель заключается в том, чтобы выяснить в общих деталях, с чем мы имеем дело. Более точные работы подождут еще несколько лет. Я не намерен раскапывать какое-нибудь отдельное здание в этом сезоне. Наша задача будет заключаться в том, чтобы ограничить район поисков, идентифицировать структуры и подготовить почву для наших последователей.
Халстед заерзал на своем месте, и хотя я видел, что он не в восторге от услышанного, у него нашлись силы промолчать.
– Джо Рудетски находился здесь почти две недели, – сказал Фаллон. – Что ты нашел, Джо?
– Я обнаружил еще восемь колонн с резьбой, – ответил Рудетски. – Я сделал, как вы сказали – просто расчистил территорию вокруг и не дотрагивался до них руками. – Он встал и подошел к карте на стене. Большая часть карты оставалась чистой, но район вокруг сенота был помечен чернилами. – Вот они где, – сказал он. – Я отметил их все.
– Я должен посмотреть на них, – сказал Фаллон. – Джентльмены, мистер Рудетски не археолог, но у него имеется большой опыт проведения топографических наблюдений, и он будет нашим картографом. – Он взмахнул рукой. – По мере продвижения наших работ эта карта, я надеюсь, начнет заполняться, и с нее исчезнут белые пятна. Теперь приступим к делу.
Он назначил пять исследовательских бригад, каждую из которых возглавил археолог, который должен был руководить работой, и каждой бригаде выделил свой участок. У него имелась карта Виверо, перерисованная с зеркала, которую он использовал как грубую схему. Затем он повернулся ко мне.
– Вы будете исключением, Джемми, – сказал он. – Хотя мы и не намерены проводить сейчас детальные исследования, но я думаю, что сенот может обеспечить нас некоторыми интересными находками. Сенот полностью в вашем распоряжении. – Он усмехнулся. – Мне кажется, вам сильно повезло. У вас будет возможность целый день плескаться в холодной воде, в то время как остальные потеют на солнце.
Я тоже подумал, что это хорошая идея, и подмигнул Кэтрин. Халстед это заметил и удостоил меня каменным взглядом. Затем он повернулся к Фаллону и сказал:
– Землечерпалка может выполнить работу быстрее – как это делал Томпсон в Чичен-Ица.
– Это было давным-давно, – произнес Фаллон мягко. – Землечерпалка разрушает керамические изделия. Было бы глупо не воспользоваться преимуществами водолазной техники, получившей развитие со времен Томпсона.
Это было настолько археологически очевидно, что Халстед не мог возражать дальше, не выглядя при этом полным идиотом, и он больше ничего не сказал, но низким шепотом заговорил с Кэтрин и несколько раз яростно потряс головой. Я хорошо себе представлял, что он ей говорит, но не вмешивался – я узнаю все достаточно скоро.
Дискуссия продолжалась еще полчаса, после чего совещание закончилось. Я вышел вместе с Рудетски, который хотел показать мне, где находится мое снаряжение, и он привел меня к домику, поставленному у самого края сенота.
– Я подумал, что вам захочется быть поближе к месту работы, – сказал он.
Половина домика была отведена под мое жилище и содержала кровать с москитной сеткой, стол, стул и маленький столик. Вторую половину домика заполнило оборудование. Я посмотрел на него и почесал в затылке.
– Мне хотелось бы, чтобы этот воздушный компрессор находился в другом месте, – сказал я. – И все большие баллоны. Вы можете построить сарай поблизости от домика?
– Конечно, это совсем не сложно. Я устрою это завтра.
Мы вышли наружу, и я посмотрел на сенот. Он имел форму неправильного круга более ста футов в диаметре. Позади него резко поднимался вверх склон холма, образуя почти отвесный утес, который становился более пологим у вершины, там, где Виверо расположил Храм Чака. Я подумал о том, какая здесь может быть глубина.
– Мне нужен плот, – сказал я. – С него мы сможем бросить трос и закрепить его на дне – если нам удастся его достать. Но это может подождать до тех пор, пока я не сделаю предварительное погружение.
– Вы только скажите мне, что вам нужно, и я все устрою, – заверил меня Рудетски. – Я здесь для того и нахожусь – я мистер Все-Устрою собственной персоной.
Он ушел, а я бросил камень в темный водоем. Он упал в самом центре неподвижной водной поверхности, подняв волны, которые кругами разбежались в стороны и вскоре заплескались у края сенота тридцатью футами ниже. Если то, что мне рассказывали, было на самом деле – многих людей принесли в жертву, сбросив в этот сенот, оставалось только догадываться, что я найду на дне.
Я вернулся к домику и обнаружил там поджидающую меня Кэтрин. Она с сомнением рассматривала груду оборудования, по-видимому, в ужасе от ее размеров.
– Все не так плохо, – сказал я утешительно. – Скоро мы ее рассортируем. Ты готова приступить к работе?
Она кивнула.
– Я готова.
– Все баллоны заполнены воздухом, – сказал я. – Я проверил их в Лагере-Один. Не вижу причин, почему бы нам не нырнуть прямо сейчас, отложив сортировку на потом. Я не прочь окунуться – здесь чертовски жарко.
Она начала расстегивать свою рубашку.
– Хорошо. Как ты думаешь, насколько здесь глубоко?
– Я не знаю – это мы и собираемся выяснить. Как глубоко ты погружалась раньше?
– Примерно до шестидесяти пяти футов.
– Здесь может быть глубже, – сказал я. – Когда мы выясним, какая здесь глубина, я составлю декомпрессионную таблицу. Придерживайся ее, и все будет в порядке. – Я ткнул пальцем в сторону декомпрессионной камеры. – Мне не хочется использовать ее без крайней необходимости.
Я проверил камеру. Электрики Рудетски подключили ее к электросети лагеря, и она работала нормально. Я повысил давление в камере до десяти атмосфер и убедился, что клапаны его держат уверенно. Хотя было мало вероятно, что нам придется поднимать давление выше пяти атмосфер.
Когда собираешься совершить погружение в неизвестное отверстие в земной поверхности, внезапно осознаешь, какое огромное количество вспомогательного снаряжения здесь требуется. Это, во-первых, сам акваланг с маской и ластами, водонепроницаемые часы и компас на левом запястье – я подумал, что внизу будет темно и компас поможет ориентироваться – и глубинометр с декомпрессиометром на правом запястье. Нож висел на поясе, а фонарь крепился на голове – снарядившись полностью, мы стали выглядеть как пара астронавтов.
Я проверил снаряжение Кэтрин, а она проверила мое, затем мы неуклюже спустились вниз к воде по ступенькам, вырубленным Рудетски в отвесной стене сенота. Споласкивая свою маску водой, я сказал:
– Просто следуй за мной и держи свой фонарь все время включенным. Если у тебя появятся проблемы и ты не сможешь привлечь мое внимание, поднимайся на поверхность, но если сможешь, постарайся задержаться на несколько минут на глубине десять футов. Но не беспокойся – я не буду спускать с тебя глаз.
– Я не беспокоюсь, – сказала она. – Я делала это и раньше.
– Но не в таких условиях, – заметил я, – Здесь тебе не Багамы. Постарайся понапрасну не рисковать, хорошо?
– Я буду держаться к тебе поближе, – пообещала она. Я в последний раз брызнул водой на маску.
– Кажется, Поль не в восторге от этой затеи. Почему он хотел использовать землечерпалку?
Она тяжело вздохнула.
– Ему по-прежнему не дает покоя эта глупая мысль насчет нас с тобой. Смешно, конечно же.
– Конечно, – сказал я безразлично.
Неожиданно она рассмеялась и показала на громоздкое снаряжение, одетое на нас.
– Не слишком много шансов, не правда ли?
Я усмехнулся, представив себе подводный адюльтер, и одел маску.
– Давай навестим Чака, – сказал я и закусил загубник.
Мы скользнули в воду и медленно поплыли к середине сенота. Вода была чистой, но глубина делала ее черной. Я опустил голову под воду, посмотрел вниз и не смог ничего увидеть, так что снова вынырнул на поверхность и знаком спросил Кэтрин, готова ли она. Она просигналила, что готова, и я показал ей, чтобы она погружалась. Нырнув, она исчезла с поверхности, и я последовал за ней. В последний момент перед тем как скрыться под водой, я увидел Халстеда, стоящего на краю сенота и смотрящего на меня. Впрочем, я мог и ошибиться, поскольку моя маска была забрызгана водой, однако мне кажется, я не ошибся.
Поначалу казалось, что все не так плохо. Вода была чистой, и свет фильтровался с поверхности, но как только мы опустились глубже, свет быстро исчез. Я часто нырял у побережья Англии, где недостаток света ощущается уже на глубине в пятьдесят футов, но опускаться в сравнительно узкое отверстие совсем другое дело; отвесные стены сенота гасили свет, который мог бы проникать на глубину под углом, и общая освещенность падала здесь очень резко.
Я остановился на пятидесяти футах и проплыл по кругу, проверяя, работает ли компас. Кэтрин следовала за мной, лениво шевеля ластами, и поток пузырьков из-под ее маски искрился в свете фонарей как фонтанирующая вспышка фейерверка. С ней было все в порядке, поэтому, взмахнув ластами, я снова начал медленно опускаться вниз, время от времени оглядываясь, следует ли она за мной.
Мы достигли дна на глубине шестидесяти пяти футов, но оказалось, что это верхняя часть склона, опускающегося в темноту под углом примерно в двадцать градусов. Дно покрывал слой скользкого ила, который сразу поднялся вверх, образовав своего рода дымовую завесу, как только я осторожно коснулся его рукой. Увидев, как луч фонаря Кэтрин с трудом пробивается сквозь появившийся туман, я подумал, что это обстоятельство вызовет определенные трудности при раскопках.
Здесь было еще и холодно. Жаркое солнце едва нагревало поверхность сенота, и, поскольку теплая вода имела меньшую плотность, она оставалась в верхней части водоема. Вода около дна просачивалась из пор в известняке и никогда не прогревалась солнцем. У меня появилось такое чувство, что вода вытягивает тепло из моего тела.
Я снова просигналил Кэтрин, и, осторожно проплыв вниз над склоном, мы обнаружили, что он заканчивается глухой стеной. Это было абсолютное дно сенота, и оно находилось на глубине девяноста пяти футов. Мы провели там некоторое время, изучая склон. Он был гладким и ровным, и ничто не нарушало его поверхность. Покрывающий его ил состоял из остатков листьев, опускавшихся с поверхности в течение столетий, и всего того, что можно найти, копаясь в земле.
Наконец я показал жестом, что мы всплываем, и начал подниматься от нижней точки склона вдоль вертикальной стены известняка. Примерно в тридцати футах от дна я обнаружил что-то вроде пещеры, открывшейся в отвесной стене. Она заслуживала того, чтобы ее изучить, но я решил, что это может и подождать. Я замерз и хотел поскорее подставить свои кости лучам жаркого солнца.
Мы находились под водой в течение получаса и погружались до глубины примерно ста футов, и поэтому нам было необходимо провести декомпрессию. Это означало пятиминутную задержку на глубине двадцать футов и еще одну пятиминутную остановку на десяти футах. Когда мы начнем нырять интенсивно, нам понадобится трос, за который можно будет держаться во время декомпрессионных остановок, а пока мы просто кружили в воде, и я периодически бросал взгляд на декомпрессиометр у себя на запястье.
Мы выбрались на поверхность навстречу долгожданному солнцу и поплыли к краю сенота. Я выбрался из воды и протянул руку Кэтрин, после чего выплюнул загубник и снял маску. Закрыв клапан на баллоне, я спросил:
– Ну и что ты об этом думаешь?
Кэтрин вздрогнула.
– Ты был прав, это не похоже на Багамы. Я не знала, что смогу так замерзнуть в Кинтана Роо.
Я снял акваланг и подставил спину горячему солнцу.
– Это кажется чертовски глупым, но нам придется одевать теплозащитные костюмы, иначе мы там околеем. Что еще приходит тебе на ум?
Она призадумалась.
– Этот ил внизу доставит нам неприятности. Там и так достаточно темно, а тут еще придется работать в грязи, которая поднимется со дна.
Я кивнул.
– Здесь можно использовать всасывающий насос. Сам насос мы разместим на поверхности и будем с его помощью выкачивать грязь на берег – через фильтр на конце шланга, чтобы задерживать мелкие предметы. Это поможет справиться с туманом внизу. – Теперь, когда вся ситуация находилась у меня перед глазами, идеи стали приходить в голову пачками. – Мы сможем сбросить трос с плота и закрепить его на дне, привязав к большому камню. Нам понадобится даже два троса, поскольку один из них придется поднимать каждый день.
Она нахмурилась.
– Почему?
– Пойдем к домику, и я покажу тебе.
Было бы очень жаль, если бы вдруг оказалось, что это не Уашуанок и что все усилия пропали впустую, но Фаллон не проявлял беспокойства. Он побуждал Рудетски прикладывать максимум усилий и самодовольно наблюдал за тем, как вертолет непрерывно снует взад-вперед. Стоимость часа летного времени большого вертолета представляла из себя что-то фантастическое, и хотя я знал, что Фаллон может себе это позволить, все равно не смог удержаться от того, чтобы не изложить ему свои сомнения.
Фаллон вынул изо рта свою трубку и рассмеялся.
– Черт возьми, ведь вы же счетовод, – сказал он. – Используйте свои мозги. Мне придется потратить гораздо большую сумму, если я откажусь от вертолетов. Я вынужден платить огромные деньги высокоискусным специалистам за расчистку участка для предварительного обследования, и будь я проклят, если собираюсь платить им еще за то, что они прорубали себе путь через джунгли, чтобы добраться до места. Использование вертолетов обходится мне дешевле.
Так значит, с точки зрения экономии средств, здесь все было в порядке, в чем я убедился, проведя короткий анализ. Фаллон не тратил понапрасну свои деньги на этом этапе, хотя некоторые люди могут подумать, что раскопки мертвого города являются пустой тратой денег изначально.
Прибыли еще четверо археологов – молодых людей, преисполненных энтузиазма. Для троих из них это был первый опыт больших раскопок, и они почти припадали к стопам Фаллона, хотя, как я заметил, вокруг Халстеда все они ходили на прямых ногах. Если его дурная слава распространилась до самых нижних слоев, то значит и на самом деле он находится на плохом пути. Меня удивляло то, что Кэтрин этого не замечает, хотя, возможно, она относила все на счет общего воздействия его колючего характера на других людей. Но каково жить с таким человеком!
Через десять дней, после того как Фаллон принял ответственное решение, мы вылетели в Лагерь-Три, и наш вертолет сделал круг над сенотом. Я смотрел вниз на район предстоящих раскопок, претерпевший значительные изменения с той поры, когда я висел над ним на конце троса. Теперь здесь появилась небольшая деревня – разборные домики выстроились аккуратными рядами, а с одного конца расположилась посадочная площадка с ангарами для вертолетов. Все это было построено на месте густого леса немногим более, чем за неделю; очевидно, Ру-детски пришлось выполнять роль надсмотрщика за рабами.
Мы приземлились, и когда шум винта стих, я услышал вой бензопил, продолжающих вести где-то поблизости атаку на джунгли. И здесь было жарко – даже еще более жарко, чем в Лагере-Два: солнце, от которого больше не защищали кроны деревьев, безжалостно поливало поляну жгучими лучами. Все мое тело сразу покрылось испариной, и когда я достиг укрытия под крышей домика, то был уже весь мокрый.
Фаллон не терял времени.
– Это не самое комфортабельное место, – сказал он. – Поэтому мы должны выполнить свою работу как можно быстрее. Наша первоначальная цель заключается в том, чтобы выяснить в общих деталях, с чем мы имеем дело. Более точные работы подождут еще несколько лет. Я не намерен раскапывать какое-нибудь отдельное здание в этом сезоне. Наша задача будет заключаться в том, чтобы ограничить район поисков, идентифицировать структуры и подготовить почву для наших последователей.
Халстед заерзал на своем месте, и хотя я видел, что он не в восторге от услышанного, у него нашлись силы промолчать.
– Джо Рудетски находился здесь почти две недели, – сказал Фаллон. – Что ты нашел, Джо?
– Я обнаружил еще восемь колонн с резьбой, – ответил Рудетски. – Я сделал, как вы сказали – просто расчистил территорию вокруг и не дотрагивался до них руками. – Он встал и подошел к карте на стене. Большая часть карты оставалась чистой, но район вокруг сенота был помечен чернилами. – Вот они где, – сказал он. – Я отметил их все.
– Я должен посмотреть на них, – сказал Фаллон. – Джентльмены, мистер Рудетски не археолог, но у него имеется большой опыт проведения топографических наблюдений, и он будет нашим картографом. – Он взмахнул рукой. – По мере продвижения наших работ эта карта, я надеюсь, начнет заполняться, и с нее исчезнут белые пятна. Теперь приступим к делу.
Он назначил пять исследовательских бригад, каждую из которых возглавил археолог, который должен был руководить работой, и каждой бригаде выделил свой участок. У него имелась карта Виверо, перерисованная с зеркала, которую он использовал как грубую схему. Затем он повернулся ко мне.
– Вы будете исключением, Джемми, – сказал он. – Хотя мы и не намерены проводить сейчас детальные исследования, но я думаю, что сенот может обеспечить нас некоторыми интересными находками. Сенот полностью в вашем распоряжении. – Он усмехнулся. – Мне кажется, вам сильно повезло. У вас будет возможность целый день плескаться в холодной воде, в то время как остальные потеют на солнце.
Я тоже подумал, что это хорошая идея, и подмигнул Кэтрин. Халстед это заметил и удостоил меня каменным взглядом. Затем он повернулся к Фаллону и сказал:
– Землечерпалка может выполнить работу быстрее – как это делал Томпсон в Чичен-Ица.
– Это было давным-давно, – произнес Фаллон мягко. – Землечерпалка разрушает керамические изделия. Было бы глупо не воспользоваться преимуществами водолазной техники, получившей развитие со времен Томпсона.
Это было настолько археологически очевидно, что Халстед не мог возражать дальше, не выглядя при этом полным идиотом, и он больше ничего не сказал, но низким шепотом заговорил с Кэтрин и несколько раз яростно потряс головой. Я хорошо себе представлял, что он ей говорит, но не вмешивался – я узнаю все достаточно скоро.
Дискуссия продолжалась еще полчаса, после чего совещание закончилось. Я вышел вместе с Рудетски, который хотел показать мне, где находится мое снаряжение, и он привел меня к домику, поставленному у самого края сенота.
– Я подумал, что вам захочется быть поближе к месту работы, – сказал он.
Половина домика была отведена под мое жилище и содержала кровать с москитной сеткой, стол, стул и маленький столик. Вторую половину домика заполнило оборудование. Я посмотрел на него и почесал в затылке.
– Мне хотелось бы, чтобы этот воздушный компрессор находился в другом месте, – сказал я. – И все большие баллоны. Вы можете построить сарай поблизости от домика?
– Конечно, это совсем не сложно. Я устрою это завтра.
Мы вышли наружу, и я посмотрел на сенот. Он имел форму неправильного круга более ста футов в диаметре. Позади него резко поднимался вверх склон холма, образуя почти отвесный утес, который становился более пологим у вершины, там, где Виверо расположил Храм Чака. Я подумал о том, какая здесь может быть глубина.
– Мне нужен плот, – сказал я. – С него мы сможем бросить трос и закрепить его на дне – если нам удастся его достать. Но это может подождать до тех пор, пока я не сделаю предварительное погружение.
– Вы только скажите мне, что вам нужно, и я все устрою, – заверил меня Рудетски. – Я здесь для того и нахожусь – я мистер Все-Устрою собственной персоной.
Он ушел, а я бросил камень в темный водоем. Он упал в самом центре неподвижной водной поверхности, подняв волны, которые кругами разбежались в стороны и вскоре заплескались у края сенота тридцатью футами ниже. Если то, что мне рассказывали, было на самом деле – многих людей принесли в жертву, сбросив в этот сенот, оставалось только догадываться, что я найду на дне.
Я вернулся к домику и обнаружил там поджидающую меня Кэтрин. Она с сомнением рассматривала груду оборудования, по-видимому, в ужасе от ее размеров.
– Все не так плохо, – сказал я утешительно. – Скоро мы ее рассортируем. Ты готова приступить к работе?
Она кивнула.
– Я готова.
– Все баллоны заполнены воздухом, – сказал я. – Я проверил их в Лагере-Один. Не вижу причин, почему бы нам не нырнуть прямо сейчас, отложив сортировку на потом. Я не прочь окунуться – здесь чертовски жарко.
Она начала расстегивать свою рубашку.
– Хорошо. Как ты думаешь, насколько здесь глубоко?
– Я не знаю – это мы и собираемся выяснить. Как глубоко ты погружалась раньше?
– Примерно до шестидесяти пяти футов.
– Здесь может быть глубже, – сказал я. – Когда мы выясним, какая здесь глубина, я составлю декомпрессионную таблицу. Придерживайся ее, и все будет в порядке. – Я ткнул пальцем в сторону декомпрессионной камеры. – Мне не хочется использовать ее без крайней необходимости.
Я проверил камеру. Электрики Рудетски подключили ее к электросети лагеря, и она работала нормально. Я повысил давление в камере до десяти атмосфер и убедился, что клапаны его держат уверенно. Хотя было мало вероятно, что нам придется поднимать давление выше пяти атмосфер.
Когда собираешься совершить погружение в неизвестное отверстие в земной поверхности, внезапно осознаешь, какое огромное количество вспомогательного снаряжения здесь требуется. Это, во-первых, сам акваланг с маской и ластами, водонепроницаемые часы и компас на левом запястье – я подумал, что внизу будет темно и компас поможет ориентироваться – и глубинометр с декомпрессиометром на правом запястье. Нож висел на поясе, а фонарь крепился на голове – снарядившись полностью, мы стали выглядеть как пара астронавтов.
Я проверил снаряжение Кэтрин, а она проверила мое, затем мы неуклюже спустились вниз к воде по ступенькам, вырубленным Рудетски в отвесной стене сенота. Споласкивая свою маску водой, я сказал:
– Просто следуй за мной и держи свой фонарь все время включенным. Если у тебя появятся проблемы и ты не сможешь привлечь мое внимание, поднимайся на поверхность, но если сможешь, постарайся задержаться на несколько минут на глубине десять футов. Но не беспокойся – я не буду спускать с тебя глаз.
– Я не беспокоюсь, – сказала она. – Я делала это и раньше.
– Но не в таких условиях, – заметил я, – Здесь тебе не Багамы. Постарайся понапрасну не рисковать, хорошо?
– Я буду держаться к тебе поближе, – пообещала она. Я в последний раз брызнул водой на маску.
– Кажется, Поль не в восторге от этой затеи. Почему он хотел использовать землечерпалку?
Она тяжело вздохнула.
– Ему по-прежнему не дает покоя эта глупая мысль насчет нас с тобой. Смешно, конечно же.
– Конечно, – сказал я безразлично.
Неожиданно она рассмеялась и показала на громоздкое снаряжение, одетое на нас.
– Не слишком много шансов, не правда ли?
Я усмехнулся, представив себе подводный адюльтер, и одел маску.
– Давай навестим Чака, – сказал я и закусил загубник.
Мы скользнули в воду и медленно поплыли к середине сенота. Вода была чистой, но глубина делала ее черной. Я опустил голову под воду, посмотрел вниз и не смог ничего увидеть, так что снова вынырнул на поверхность и знаком спросил Кэтрин, готова ли она. Она просигналила, что готова, и я показал ей, чтобы она погружалась. Нырнув, она исчезла с поверхности, и я последовал за ней. В последний момент перед тем как скрыться под водой, я увидел Халстеда, стоящего на краю сенота и смотрящего на меня. Впрочем, я мог и ошибиться, поскольку моя маска была забрызгана водой, однако мне кажется, я не ошибся.
Поначалу казалось, что все не так плохо. Вода была чистой, и свет фильтровался с поверхности, но как только мы опустились глубже, свет быстро исчез. Я часто нырял у побережья Англии, где недостаток света ощущается уже на глубине в пятьдесят футов, но опускаться в сравнительно узкое отверстие совсем другое дело; отвесные стены сенота гасили свет, который мог бы проникать на глубину под углом, и общая освещенность падала здесь очень резко.
Я остановился на пятидесяти футах и проплыл по кругу, проверяя, работает ли компас. Кэтрин следовала за мной, лениво шевеля ластами, и поток пузырьков из-под ее маски искрился в свете фонарей как фонтанирующая вспышка фейерверка. С ней было все в порядке, поэтому, взмахнув ластами, я снова начал медленно опускаться вниз, время от времени оглядываясь, следует ли она за мной.
Мы достигли дна на глубине шестидесяти пяти футов, но оказалось, что это верхняя часть склона, опускающегося в темноту под углом примерно в двадцать градусов. Дно покрывал слой скользкого ила, который сразу поднялся вверх, образовав своего рода дымовую завесу, как только я осторожно коснулся его рукой. Увидев, как луч фонаря Кэтрин с трудом пробивается сквозь появившийся туман, я подумал, что это обстоятельство вызовет определенные трудности при раскопках.
Здесь было еще и холодно. Жаркое солнце едва нагревало поверхность сенота, и, поскольку теплая вода имела меньшую плотность, она оставалась в верхней части водоема. Вода около дна просачивалась из пор в известняке и никогда не прогревалась солнцем. У меня появилось такое чувство, что вода вытягивает тепло из моего тела.
Я снова просигналил Кэтрин, и, осторожно проплыв вниз над склоном, мы обнаружили, что он заканчивается глухой стеной. Это было абсолютное дно сенота, и оно находилось на глубине девяноста пяти футов. Мы провели там некоторое время, изучая склон. Он был гладким и ровным, и ничто не нарушало его поверхность. Покрывающий его ил состоял из остатков листьев, опускавшихся с поверхности в течение столетий, и всего того, что можно найти, копаясь в земле.
Наконец я показал жестом, что мы всплываем, и начал подниматься от нижней точки склона вдоль вертикальной стены известняка. Примерно в тридцати футах от дна я обнаружил что-то вроде пещеры, открывшейся в отвесной стене. Она заслуживала того, чтобы ее изучить, но я решил, что это может и подождать. Я замерз и хотел поскорее подставить свои кости лучам жаркого солнца.
Мы находились под водой в течение получаса и погружались до глубины примерно ста футов, и поэтому нам было необходимо провести декомпрессию. Это означало пятиминутную задержку на глубине двадцать футов и еще одну пятиминутную остановку на десяти футах. Когда мы начнем нырять интенсивно, нам понадобится трос, за который можно будет держаться во время декомпрессионных остановок, а пока мы просто кружили в воде, и я периодически бросал взгляд на декомпрессиометр у себя на запястье.
Мы выбрались на поверхность навстречу долгожданному солнцу и поплыли к краю сенота. Я выбрался из воды и протянул руку Кэтрин, после чего выплюнул загубник и снял маску. Закрыв клапан на баллоне, я спросил:
– Ну и что ты об этом думаешь?
Кэтрин вздрогнула.
– Ты был прав, это не похоже на Багамы. Я не знала, что смогу так замерзнуть в Кинтана Роо.
Я снял акваланг и подставил спину горячему солнцу.
– Это кажется чертовски глупым, но нам придется одевать теплозащитные костюмы, иначе мы там околеем. Что еще приходит тебе на ум?
Она призадумалась.
– Этот ил внизу доставит нам неприятности. Там и так достаточно темно, а тут еще придется работать в грязи, которая поднимется со дна.
Я кивнул.
– Здесь можно использовать всасывающий насос. Сам насос мы разместим на поверхности и будем с его помощью выкачивать грязь на берег – через фильтр на конце шланга, чтобы задерживать мелкие предметы. Это поможет справиться с туманом внизу. – Теперь, когда вся ситуация находилась у меня перед глазами, идеи стали приходить в голову пачками. – Мы сможем сбросить трос с плота и закрепить его на дне, привязав к большому камню. Нам понадобится даже два троса, поскольку один из них придется поднимать каждый день.
Она нахмурилась.
– Почему?
– Пойдем к домику, и я покажу тебе.