Страница:
– Увидимся на ферме, есть вещи, которые нам надо обсудить.
Я подъезжал к ферме в подавленном настроении. Вот как это бывает. Боба похоронили, так же как, вероятно, и Нискеми, если только полиция все еще не содержит его тело где-нибудь в холодильной камере. Но для гипотетического сообщника Нискеми все закончилось удачно, и он, наверное, спокойно вернулся к своим обычным занятиям.
Я подумал о ферме, о том, что предстоит сделать, и о том, как мне договориться с Джеком, чей консерватизм сельского жителя мог воспротивиться моим новомодным идеям. Погруженный в такие размышления, я автоматически свернул во двор фермы и почти врезался в зад большого мерседеса, припаркованного возле дома.
Я вылез из машины, так же как и водитель мерседеса, развернувшийся во всю свою длину, как скрученная полоска коричневой сыромятной кожи. Это был Фаллон, американец, которого показал мне Нигел в пабе гостиницы Котт. Он спросил:
– Мистер Уил?
– Верно.
– Я знаю, что не должен был вторгаться к вам в такой момент, – сказал он. – Но меня поджимает время. Мое имя Фаллон.
Он протянул свою руку, и я обнаружил, что сжимаю его тонкие, как у скелета, пальцы.
– Чем я могу быть вам полезен, мистер Фаллон?
– Не могли бы вы уделить мне несколько минут – это нелегко объяснить быстро. – Его произношение не было типично американским.
Немного поколебавшись, я сказал:
– Вам лучше пройти внутрь.
Нырнув в свою машину, он достал из нее небольшой кейс. Я провел его в рабочий кабинет Боба, ныне ставший моим, и, указав ему на кресло, сел за стол, сохраняя молчание.
Он нервно закашлялся, по-видимому, не зная, с чего начать, но я не пришел ему на помощь. Покашляв снова, он наконец сказал:
– Я знаю, что это может быть для вас больным вопросом, мистер Уил, но я был бы рад, если бы вы предоставили мне возможность взглянуть на золотой поднос, являющийся вашей собственностью.
– Боюсь, что это невозможно, – сказал я спокойно.
В его глазах появилась тревога.
– Вы не продали его?
– Он все еще в руках полиции.
– Ох! – Он расслабился и щелкнул замками кейса. – Очень жаль. Но я надеюсь, вы не откажетесь посмотреть на эти фотографии.
Он передал мне пачку фотографий восемь на десять, которые я развернул веером. Они оказались глянцевыми и очень контрастными, очевидно, их сделал опытный фотограф-профессионал. Это были снимки подноса во всех возможных ракурсах, где он фигурировал как целиком, так и на серии отпечатков, позволяющих с близкого расстояния изучить окаймляющий его хитроумный орнамент из виноградных листьев.
– Может быть, эти снимки вам понравятся больше, – сказал Фаллон и передал мне еще одну пачку фотографий восемь на десять. Эти были сделаны в цвете, и хотя не казались такими контрастными, как черно-белые снимки, они, возможно, передавали изображение подноса более точно.
Я поднял глаза.
– Где вы их взяли?
– Это имеет какое-то значение?
– Для полиции, вероятно, имеет, – сказал я твердо. – Этот предмет связан с делом об убийстве, и скорее всего им захочется узнать, каким образом вам удалось получить эти прекрасные фотоснимки моего подноса.
– Не вашего подноса, – сказал он мягко. – Моего подноса.
– Что за чертовщина! – воскликнул я. – Этот поднос использовали в моей семье, насколько я знаю, на протяжении ста пятидесяти лет. Я не вижу, на каком, черт возьми, основании, вы можете объявлять его своей собственностью.
Он нетерпеливо взмахнул рукой.
– Мы говорим о разных вещах. На этих фотографиях вы видите поднос, который в настоящее время надежно заперт в моем сейфе. Я прибыл сюда, чтобы выяснить, насколько ваш поднос похож на мой. Я думаю, что вы ответили на мой незаданный вопрос достаточно ясно.
Я снова посмотрел на фотографии, чувствуя себя немного глупо. Несомненно, то, что я держал перед собой, казалось изображением столь хорошо мне знакомого подноса, но точная ли это копия, сказать было трудно. Я видел поднос мельком утром, в прошлое воскресенье, когда Дейв Гусан показал мне его, но когда был предыдущий раз? Когда я навещал Боба, он, должно быть, всегда находился где-то поблизости, но ни разу не попадался мне на глаза. Говоря по правде, последний раз я рассматривал его, когда был еще ребенком.
Фаллон спросил:
– Это и в самом деле похоже на ваш поднос?
Я объяснил ему свои затруднения. Он понимающе кивнул головой и сказал:
– Вы не согласитесь продать мне ваш поднос, мистер Уил? Я заплачу вам хорошие деньги.
– Я не могу продавать то, что мне не принадлежит.
– Как? Я был уверен, что вы унаследовали его.
– Так и есть. Но существуют различные официальные процедуры. Он не принадлежит мне до тех пор, пока не вступило в силу завещание моего брата. – Я не собирался говорить Фаллону, что Монт предложил мне продать этот проклятый кусок металла: мне хотелось попридержать его и разобраться, что же за ним на самом деле кроется. Я не забывал ни на минуту, что из-за этого подноса умер Боб.
– Понимаю. – Его пальцы выбивали дробь на подлокотнике кресла, – Полагаю, что полиция скоро вернет его вам.
– Не вижу причин, которые могли бы этому воспрепятствовать.
Он улыбнулся.
– Мистер Уил, вы позволите мне осмотреть поднос и сфотографировать его? При этом даже не понадобится выносить его из дома: в моем распоряжении имеется очень хорошая камера.
Я ответил с усмешкой:
– Не вижу причин, которые вынудили бы меня так поступить.
Улыбка исчезла с его лица, будто ее там никогда и не было. Через некоторое время она появилась снова, превратившись в сардонический изгиб уголков губ.
– Я вижу вы... подозреваете меня.
Я рассмеялся.
– Вы совершенно правы. А что бы подумали вы, оказавшись на моем месте?
– Вероятно, то же самое, – сказал он. – Я поступил глупо.
Однажды я видел, как опытный шахматист сделал заведомо ошибочный ход, которого не позволил бы себе даже новичок. Выражение его лица стало от удивления комичным, и лицо Фаллона в данный момент выглядело точно так же. Он производил впечатление человека, мысленно пинающего себя в зад.
Услышав, что к дому подъехала машина, я встал и открыл окно. Джек и Медж вылезли из своей малолитражки. Я крикнул:
– Подожди немного, Джек, я сейчас занят.
Он махнул рукой и направился в сторону от дома, а Медж подошла к окну.
– Не желаете чашечку чая?
– Это неплохая идея. Как насчет вас, мистер Фаллон, – не хотите ли чаю?
– Было бы весьма кстати.
– Тогда, Медж, подай сюда чай на двоих, пожалуйста.
Она удалилась, и я снова повернулся к Фаллону.
– Я думаю, будет лучше, если вы расскажете мне, что вам на самом деле нужно.
Он сказал взволнованно:
– Уверяю вас, я ничего не знаю об обстоятельствах, послуживших причиной смерти вашего брата. Мое внимание к подносу привлекла заметка с фотографией в газете "Вестерн Монинг Ньюс", которая попала мне в руки с запозданием. Я немедленно отправился в Тотнес и прибыл сюда в пятницу поздно вечером...
– ...и вы остановились в гостинице Котт.
Он, казалось, был удивлен.
– Да, верно. Я собирался навестить вашего брата в субботу утром, но затем услышал о том... о том, что произошло...
– И решили отложить свой визит. Очень тактично с вашей стороны, мистер Фаллон. Я полагаю, вы сознаете, что эту историю нужно рассказать полиции.
– Не понимаю, почему.
– Неужели? Тоща я вам скажу. Вы разве не знаете, что моего брата убил американец по имени Виктор Нискеми?
Фаллона, очевидно, поразила немота, и он ограничился покачиванием головы.
– Так, значит, вам не попадался на глаза репортаж о дознании, опубликованный в большинстве утренних газет?
– Я не читал газет сегодня утром, – произнес он слабым голосом.
Я вздохнул.
– Послушайте, мистер Фаллон: некий американец убивает моего брата, и в этом замешан поднос. Четырьмя днями раньше двое американцев осаждали моего брата с предложениями насчет покупки подноса. А теперь появляетесь вы, тоже американец, и у вас также есть желание купить поднос. Вам не кажется, что вы должны кое-что объяснить?
Его лицо осунулось и казалось постаревшим лет на пять, но глаза смотрели настороженно.
– Американцы, – сказал он, – которые пытались купить поднос. Как их звали?
– Возможно вы мне это скажете.
– Один из них случайно был не Халстед?
– Теперь вы просто обязаны дать объяснения, – сказал я мрачно. – Думаю, будет лучше отвезти вас в полицейский участок прямо сейчас. Суперинтендант Смит заинтересуется вами.
Некоторое время он, задумавшись, смотрел в пол, а потом поднял голову.
– Теперь, как мне кажется, ведете себя глупо вы, мистер Уил. Неужели вы на самом деле думаете, что если бы я был замешан в этом преступлении, то появился бы здесь сегодня, ни от кого не таясь? Я не знал, что Халстед виделся с вашим братом, так же как и то, что грабитель был американец.
– Но вы знаете имя Халстеда.
Он устало отмахнулся.
– Наши с ним пути пересекаются по всей Центральной Америке и Европе на протяжении последних трех лет. Где-то первым успеваю я, а где-то он. Я знаю Халстеда, несколько лет назад он был моим студентом.
– Студентом чего?
– Я археолог, – сказал Фаллон. – Так же как и Халстед.
Вошла Медж с чаем, ячменными лепешками, земляничным джемом и топлеными сливками. Поставив поднос на стол, она слабо улыбнулась мне и вышла из комнаты. Предложив гостю лепешек и разлив чай, я подумал, что со стороны это выглядит как уютная бытовая сценка, что было бы несколько странно, если принять во внимание предмет нашей дискуссии. Поставив чашку на стол, я спросил:
– А как насчет Гатта? Вы знаете его?
– Никогда не слышал об этом человеке, – ответил Фаллон.
Я погрузился в размышления. Несомненно было одно – я не смог уличить Фаллона во лжи. Он сказал, что Халстед археолог, это подтверждали слова Дейва Гусана. Он сказал, что прибыл в Котт в пятницу, то же самое мне говорил и Нигел. Подумав об этом, я протянул руку и пододвинул телефон поближе. Ничего не говоря, я набрал номер гостиницы Котт, глядя на то, как Фаллон пьет свой чай.
– Привет, Нигел. Послушай, этот самый Фаллон – в какое время он прибыл в прошлую пятницу?
– Примерно в шесть тридцать вечера. Почему ты это спрашиваешь, Джемми?
– Просто стало интересно. Ты сможешь мне сказать, что он делал ночью? – Я не мигая уставился на Фаллона, которого, казалось, совсем не беспокоила направленность моих вопросов. Он просто положил топленые сливки на лепешку и откусил от нее небольшой кусочек.
– Я могу рассказать тебе все про то, что он сделал той ночью, – ответил Нигел. – У нас была небольшая импровизированная вечеринка, которая немного затянулась. Я разговаривал с Фаллоном достаточно долго. Это довольно любопытный старикан, он рассказывал мне о своих приключениях в Мексике.
– Ты можешь сказать, в какое время это происходило?
Нигел задумался.
– Да, он появился в баре в десять часов – и он все еще был там, когда вечеринка закончилась. Мы немного припозднились, скажем, в четверть второго. Ты собираешься сообщить это полиции? – спросил он после небольшой паузы.
Я улыбнулся.
– Ты ведь не нарушал закона о торговле спиртным не так ли?
– Вовсе нет. Все собравшиеся были постояльцами Кот-та. Гости имеют привилегии.
– И ты уверен, что он находился там постоянно?
– Абсолютно.
– Спасибо, Нигел, ты оказал мне большую услугу. Я повесил трубку и посмотрел на Фаллона. – Вы чисты.
Он улыбнулся и аккуратно вытер кончики пальцев о салфетку.
– Вы весьма последовательный человек, мистер Уил.
Я откинулся назад в своем кресле.
– Как вы думаете, сколько может стоить этот поднос?
– На этот вопрос трудно ответить, – сказал он. – По содержанию драгоценных металлов не очень много – золото смешано с серебром и медью. Но он обладает несомненными художественными достоинствами, и его антикварная стоимость тоже довольно высока. Осмелюсь предположить, что на аукционе при наличии хороших покупателей его можно будет продать за 7000 фунтов.
– А какова его археологическая ценность?
Он засмеялся.
– Это Испания шестнадцатого века, какая тут может быть археологическая ценность?
– Кому это знать, как не вам. Я знаю только то, что те люди, которые желают его купить, являются археологами. – Я посмотрел на него задумчиво. – Сделайте мне предложение.
– Я дам вам 7 000 фунтов, – сказал он быстро.
– Я могу получить их через Сотбис. Кроме того, Халстед или Гатт, возможно, предложат мне больше.
– Я сомневаюсь, что Халстед сможет предложить вам больше, – сказал Фаллон спокойно. – Но я могу и прибавить, мистер Уил, и дам вам 10000 фунтов.
Я сказал иронично:
– Так значит вы предлагаете мне 3 000 фунтов за археологическую ценность, которой он не имеет. Вы очень щедрый человек. Можете ли вы назвать себя богатым?
Легкая улыбка коснулась его губ.
– Полагаю, что могу.
Я встал и сказал резко:
– По-моему, во всем этом слишком много таинственности. Вы знаете про поднос нечто такое, чего не хотите рассказывать. Я думаю, что перед тем как прийти к какому-либо твердому решению, мне будет лучше осмотреть его самому.
Если он и был разочарован, то хорошо скрывал это.
– Возможно, вы считаете, что такое решение наиболее разумно, но вряд ли вам удастся что-либо обнаружить с помощью простой визуальной проверки. – Он посмотрел вниз на свои руки. – Мистер Уил, я уже сделал вам весьма заманчивое предложение, и все же мне хотелось бы пойти и дальше. Могу я получить на этот поднос исключительное право? Я дам вам сейчас тысячу фунтов при том условии, что вы не позволите никому, особенно доктору Халстеду, осматривать его. В том случае, если вы решите продать мне поднос, тысяча фунтов добавится к моему первоначальному предложению. Если вы решите не продавать поднос, тысяча фунтов останется у вас до тех пор, пока наша договоренность останется в силе.
Я глубоко вздохнул.
– Вы как та собака на сене. Если чего-то нет у вас, то не должно быть ни у кого. Ничего не выйдет, мистер Фаллон. Я отказываюсь связывать себе руки.
Я сел.
– Мне интересно, какую бы цену вы предложили, если бы я по-настоящему надавил на вас.
В его голосе появилась напряженность.
– Мистер Уил, эта вещь для меня крайне важна. Почему бы вам не установить цену самому?
– Важность понятие относительное, – сказал я. – За археологическую важность я не дам и гроша. Я знаю одну четырнадцатилетнюю девочку, которая считает, что самыми важными в мире людьми являются Битлы. Но для меня все совсем по-другому.
– Сравнение Битлов с археологией плохо демонстрирует понятие системы ценностей.
Я пожал плечами.
– А почему бы и нет? И то и другое имеет отношение к людям. Я просто хотел вам показать, что ваша система ценностей отличается от ее. Но, возможно, я все же назову свою цену, мистер Фаллон, и, вероятно, она будет выражаться не в деньгах. Я подумаю об этом и дам вам знать. Вы сможете вернуться сюда завтра?
– Да, я смогу вернуться завтра. – Он посмотрел мне в глаза. – А как насчет доктора Халстеда? Что вы будете делать, если он здесь появится?
– Я выслушаю его, – сказал я решительно. – Точно так же, как я выслушал вас. Я готов выслушать любого, кто может рассказать мне то, чего я не знаю. Тем более, что этого до сих пор не произошло.
Он не обратил внимания на мою колкость. Ненадолго задумавшись, он наконец произнес:
– Я должен поставить вас в известность, что репутация доктора Халстеда в определенных кругах не является безупречной. И это все, что я намерен про него сказать. В котором часу мне завтра приехать?
– После ленча, скажем, два тридцать, вас устроит? – Он кивнул, и я продолжил: – Я обязан сообщить о вас полиции, надеюсь, вы понимаете это сами. Произошло убийство, и здесь слишком много странных совпадений, к которым вы тоже имеете отношение.
– Я понимаю вашу позицию, – сказал он устало. – Возможно, будет лучше, если я сам увижусь с ними – это развеет все недоразумения. Я сделаю это прямо сейчас, где я могу их найти?
Я объяснил ему, где находится полицейский участок, а затем сказал:
– Спросите детектива-инспектора Гусана или суперинтенданта Смита.
Неожиданно он рассмеялся.
– Гусан! – выдавил из себя он, хватая ртом воздух. – Боже мой, как это забавно!
Я смотрел на него с недоумением, поскольку не мог понять, что здесь забавного.
– Это обычная фамилия для Девона.
– Разумеется, – сказал он, подавив смешок. – Так значит, увидимся завтра, мистер Уил.
Я вывел его из помещения и затем, вернувшись обратно в кабинет, позвонил Дейву Гусану.
– Кое-кто еще желает купить этот поднос, – сказал я. – Очередной американец. Ты заинтересован?
Его голос стал резким.
– Думаю, нам это будет очень интересно.
– Его зовут Фаллон, и он остановился в Когте. Сейчас он едет к тебе – он должен постучаться в твою дверь в течение десяти минут. Если он этого не сделает, может быть, тебе стоит попытаться встретиться с ним самому.
– Принято, – сказал Дейв.
Я спросил:
– Как долго ты намерен удерживать у себя поднос?
– Если хочешь, можешь забрать его хоть сегодня. А вот дробовик Боба я должен пока оставить у себя, дело еще не закрыто.
– Это не беда. Я подъеду к тебе забрать поднос. Ты можешь оказать мне услугу, Дейв? Фаллон будет вынужден объяснить тебе, кто он такой и чем занимается, не позволишь ли ты мне ознакомиться с этими сведениями? Мне хотелось бы знать, с кем я имею дело.
– Мы полиция, а не частное сыскное агентство. Хорошо, я сообщу тебе то, что смогу, если это не будет противоречить правилам.
– Спасибо, – сказал я и повесил трубку.
Несколько минут я неподвижно просидел за столом в глубокой задумчивости, а затем достал бумаги, относящиеся к реорганизации фермы, чтобы подготовиться к битве с Джеком Эджекомбом. Но мой мозг на самом деле был занят совсем не этим.
2
3
Я подъезжал к ферме в подавленном настроении. Вот как это бывает. Боба похоронили, так же как, вероятно, и Нискеми, если только полиция все еще не содержит его тело где-нибудь в холодильной камере. Но для гипотетического сообщника Нискеми все закончилось удачно, и он, наверное, спокойно вернулся к своим обычным занятиям.
Я подумал о ферме, о том, что предстоит сделать, и о том, как мне договориться с Джеком, чей консерватизм сельского жителя мог воспротивиться моим новомодным идеям. Погруженный в такие размышления, я автоматически свернул во двор фермы и почти врезался в зад большого мерседеса, припаркованного возле дома.
Я вылез из машины, так же как и водитель мерседеса, развернувшийся во всю свою длину, как скрученная полоска коричневой сыромятной кожи. Это был Фаллон, американец, которого показал мне Нигел в пабе гостиницы Котт. Он спросил:
– Мистер Уил?
– Верно.
– Я знаю, что не должен был вторгаться к вам в такой момент, – сказал он. – Но меня поджимает время. Мое имя Фаллон.
Он протянул свою руку, и я обнаружил, что сжимаю его тонкие, как у скелета, пальцы.
– Чем я могу быть вам полезен, мистер Фаллон?
– Не могли бы вы уделить мне несколько минут – это нелегко объяснить быстро. – Его произношение не было типично американским.
Немного поколебавшись, я сказал:
– Вам лучше пройти внутрь.
Нырнув в свою машину, он достал из нее небольшой кейс. Я провел его в рабочий кабинет Боба, ныне ставший моим, и, указав ему на кресло, сел за стол, сохраняя молчание.
Он нервно закашлялся, по-видимому, не зная, с чего начать, но я не пришел ему на помощь. Покашляв снова, он наконец сказал:
– Я знаю, что это может быть для вас больным вопросом, мистер Уил, но я был бы рад, если бы вы предоставили мне возможность взглянуть на золотой поднос, являющийся вашей собственностью.
– Боюсь, что это невозможно, – сказал я спокойно.
В его глазах появилась тревога.
– Вы не продали его?
– Он все еще в руках полиции.
– Ох! – Он расслабился и щелкнул замками кейса. – Очень жаль. Но я надеюсь, вы не откажетесь посмотреть на эти фотографии.
Он передал мне пачку фотографий восемь на десять, которые я развернул веером. Они оказались глянцевыми и очень контрастными, очевидно, их сделал опытный фотограф-профессионал. Это были снимки подноса во всех возможных ракурсах, где он фигурировал как целиком, так и на серии отпечатков, позволяющих с близкого расстояния изучить окаймляющий его хитроумный орнамент из виноградных листьев.
– Может быть, эти снимки вам понравятся больше, – сказал Фаллон и передал мне еще одну пачку фотографий восемь на десять. Эти были сделаны в цвете, и хотя не казались такими контрастными, как черно-белые снимки, они, возможно, передавали изображение подноса более точно.
Я поднял глаза.
– Где вы их взяли?
– Это имеет какое-то значение?
– Для полиции, вероятно, имеет, – сказал я твердо. – Этот предмет связан с делом об убийстве, и скорее всего им захочется узнать, каким образом вам удалось получить эти прекрасные фотоснимки моего подноса.
– Не вашего подноса, – сказал он мягко. – Моего подноса.
– Что за чертовщина! – воскликнул я. – Этот поднос использовали в моей семье, насколько я знаю, на протяжении ста пятидесяти лет. Я не вижу, на каком, черт возьми, основании, вы можете объявлять его своей собственностью.
Он нетерпеливо взмахнул рукой.
– Мы говорим о разных вещах. На этих фотографиях вы видите поднос, который в настоящее время надежно заперт в моем сейфе. Я прибыл сюда, чтобы выяснить, насколько ваш поднос похож на мой. Я думаю, что вы ответили на мой незаданный вопрос достаточно ясно.
Я снова посмотрел на фотографии, чувствуя себя немного глупо. Несомненно, то, что я держал перед собой, казалось изображением столь хорошо мне знакомого подноса, но точная ли это копия, сказать было трудно. Я видел поднос мельком утром, в прошлое воскресенье, когда Дейв Гусан показал мне его, но когда был предыдущий раз? Когда я навещал Боба, он, должно быть, всегда находился где-то поблизости, но ни разу не попадался мне на глаза. Говоря по правде, последний раз я рассматривал его, когда был еще ребенком.
Фаллон спросил:
– Это и в самом деле похоже на ваш поднос?
Я объяснил ему свои затруднения. Он понимающе кивнул головой и сказал:
– Вы не согласитесь продать мне ваш поднос, мистер Уил? Я заплачу вам хорошие деньги.
– Я не могу продавать то, что мне не принадлежит.
– Как? Я был уверен, что вы унаследовали его.
– Так и есть. Но существуют различные официальные процедуры. Он не принадлежит мне до тех пор, пока не вступило в силу завещание моего брата. – Я не собирался говорить Фаллону, что Монт предложил мне продать этот проклятый кусок металла: мне хотелось попридержать его и разобраться, что же за ним на самом деле кроется. Я не забывал ни на минуту, что из-за этого подноса умер Боб.
– Понимаю. – Его пальцы выбивали дробь на подлокотнике кресла, – Полагаю, что полиция скоро вернет его вам.
– Не вижу причин, которые могли бы этому воспрепятствовать.
Он улыбнулся.
– Мистер Уил, вы позволите мне осмотреть поднос и сфотографировать его? При этом даже не понадобится выносить его из дома: в моем распоряжении имеется очень хорошая камера.
Я ответил с усмешкой:
– Не вижу причин, которые вынудили бы меня так поступить.
Улыбка исчезла с его лица, будто ее там никогда и не было. Через некоторое время она появилась снова, превратившись в сардонический изгиб уголков губ.
– Я вижу вы... подозреваете меня.
Я рассмеялся.
– Вы совершенно правы. А что бы подумали вы, оказавшись на моем месте?
– Вероятно, то же самое, – сказал он. – Я поступил глупо.
Однажды я видел, как опытный шахматист сделал заведомо ошибочный ход, которого не позволил бы себе даже новичок. Выражение его лица стало от удивления комичным, и лицо Фаллона в данный момент выглядело точно так же. Он производил впечатление человека, мысленно пинающего себя в зад.
Услышав, что к дому подъехала машина, я встал и открыл окно. Джек и Медж вылезли из своей малолитражки. Я крикнул:
– Подожди немного, Джек, я сейчас занят.
Он махнул рукой и направился в сторону от дома, а Медж подошла к окну.
– Не желаете чашечку чая?
– Это неплохая идея. Как насчет вас, мистер Фаллон, – не хотите ли чаю?
– Было бы весьма кстати.
– Тогда, Медж, подай сюда чай на двоих, пожалуйста.
Она удалилась, и я снова повернулся к Фаллону.
– Я думаю, будет лучше, если вы расскажете мне, что вам на самом деле нужно.
Он сказал взволнованно:
– Уверяю вас, я ничего не знаю об обстоятельствах, послуживших причиной смерти вашего брата. Мое внимание к подносу привлекла заметка с фотографией в газете "Вестерн Монинг Ньюс", которая попала мне в руки с запозданием. Я немедленно отправился в Тотнес и прибыл сюда в пятницу поздно вечером...
– ...и вы остановились в гостинице Котт.
Он, казалось, был удивлен.
– Да, верно. Я собирался навестить вашего брата в субботу утром, но затем услышал о том... о том, что произошло...
– И решили отложить свой визит. Очень тактично с вашей стороны, мистер Фаллон. Я полагаю, вы сознаете, что эту историю нужно рассказать полиции.
– Не понимаю, почему.
– Неужели? Тоща я вам скажу. Вы разве не знаете, что моего брата убил американец по имени Виктор Нискеми?
Фаллона, очевидно, поразила немота, и он ограничился покачиванием головы.
– Так, значит, вам не попадался на глаза репортаж о дознании, опубликованный в большинстве утренних газет?
– Я не читал газет сегодня утром, – произнес он слабым голосом.
Я вздохнул.
– Послушайте, мистер Фаллон: некий американец убивает моего брата, и в этом замешан поднос. Четырьмя днями раньше двое американцев осаждали моего брата с предложениями насчет покупки подноса. А теперь появляетесь вы, тоже американец, и у вас также есть желание купить поднос. Вам не кажется, что вы должны кое-что объяснить?
Его лицо осунулось и казалось постаревшим лет на пять, но глаза смотрели настороженно.
– Американцы, – сказал он, – которые пытались купить поднос. Как их звали?
– Возможно вы мне это скажете.
– Один из них случайно был не Халстед?
– Теперь вы просто обязаны дать объяснения, – сказал я мрачно. – Думаю, будет лучше отвезти вас в полицейский участок прямо сейчас. Суперинтендант Смит заинтересуется вами.
Некоторое время он, задумавшись, смотрел в пол, а потом поднял голову.
– Теперь, как мне кажется, ведете себя глупо вы, мистер Уил. Неужели вы на самом деле думаете, что если бы я был замешан в этом преступлении, то появился бы здесь сегодня, ни от кого не таясь? Я не знал, что Халстед виделся с вашим братом, так же как и то, что грабитель был американец.
– Но вы знаете имя Халстеда.
Он устало отмахнулся.
– Наши с ним пути пересекаются по всей Центральной Америке и Европе на протяжении последних трех лет. Где-то первым успеваю я, а где-то он. Я знаю Халстеда, несколько лет назад он был моим студентом.
– Студентом чего?
– Я археолог, – сказал Фаллон. – Так же как и Халстед.
Вошла Медж с чаем, ячменными лепешками, земляничным джемом и топлеными сливками. Поставив поднос на стол, она слабо улыбнулась мне и вышла из комнаты. Предложив гостю лепешек и разлив чай, я подумал, что со стороны это выглядит как уютная бытовая сценка, что было бы несколько странно, если принять во внимание предмет нашей дискуссии. Поставив чашку на стол, я спросил:
– А как насчет Гатта? Вы знаете его?
– Никогда не слышал об этом человеке, – ответил Фаллон.
Я погрузился в размышления. Несомненно было одно – я не смог уличить Фаллона во лжи. Он сказал, что Халстед археолог, это подтверждали слова Дейва Гусана. Он сказал, что прибыл в Котт в пятницу, то же самое мне говорил и Нигел. Подумав об этом, я протянул руку и пододвинул телефон поближе. Ничего не говоря, я набрал номер гостиницы Котт, глядя на то, как Фаллон пьет свой чай.
– Привет, Нигел. Послушай, этот самый Фаллон – в какое время он прибыл в прошлую пятницу?
– Примерно в шесть тридцать вечера. Почему ты это спрашиваешь, Джемми?
– Просто стало интересно. Ты сможешь мне сказать, что он делал ночью? – Я не мигая уставился на Фаллона, которого, казалось, совсем не беспокоила направленность моих вопросов. Он просто положил топленые сливки на лепешку и откусил от нее небольшой кусочек.
– Я могу рассказать тебе все про то, что он сделал той ночью, – ответил Нигел. – У нас была небольшая импровизированная вечеринка, которая немного затянулась. Я разговаривал с Фаллоном достаточно долго. Это довольно любопытный старикан, он рассказывал мне о своих приключениях в Мексике.
– Ты можешь сказать, в какое время это происходило?
Нигел задумался.
– Да, он появился в баре в десять часов – и он все еще был там, когда вечеринка закончилась. Мы немного припозднились, скажем, в четверть второго. Ты собираешься сообщить это полиции? – спросил он после небольшой паузы.
Я улыбнулся.
– Ты ведь не нарушал закона о торговле спиртным не так ли?
– Вовсе нет. Все собравшиеся были постояльцами Кот-та. Гости имеют привилегии.
– И ты уверен, что он находился там постоянно?
– Абсолютно.
– Спасибо, Нигел, ты оказал мне большую услугу. Я повесил трубку и посмотрел на Фаллона. – Вы чисты.
Он улыбнулся и аккуратно вытер кончики пальцев о салфетку.
– Вы весьма последовательный человек, мистер Уил.
Я откинулся назад в своем кресле.
– Как вы думаете, сколько может стоить этот поднос?
– На этот вопрос трудно ответить, – сказал он. – По содержанию драгоценных металлов не очень много – золото смешано с серебром и медью. Но он обладает несомненными художественными достоинствами, и его антикварная стоимость тоже довольно высока. Осмелюсь предположить, что на аукционе при наличии хороших покупателей его можно будет продать за 7000 фунтов.
– А какова его археологическая ценность?
Он засмеялся.
– Это Испания шестнадцатого века, какая тут может быть археологическая ценность?
– Кому это знать, как не вам. Я знаю только то, что те люди, которые желают его купить, являются археологами. – Я посмотрел на него задумчиво. – Сделайте мне предложение.
– Я дам вам 7 000 фунтов, – сказал он быстро.
– Я могу получить их через Сотбис. Кроме того, Халстед или Гатт, возможно, предложат мне больше.
– Я сомневаюсь, что Халстед сможет предложить вам больше, – сказал Фаллон спокойно. – Но я могу и прибавить, мистер Уил, и дам вам 10000 фунтов.
Я сказал иронично:
– Так значит вы предлагаете мне 3 000 фунтов за археологическую ценность, которой он не имеет. Вы очень щедрый человек. Можете ли вы назвать себя богатым?
Легкая улыбка коснулась его губ.
– Полагаю, что могу.
Я встал и сказал резко:
– По-моему, во всем этом слишком много таинственности. Вы знаете про поднос нечто такое, чего не хотите рассказывать. Я думаю, что перед тем как прийти к какому-либо твердому решению, мне будет лучше осмотреть его самому.
Если он и был разочарован, то хорошо скрывал это.
– Возможно, вы считаете, что такое решение наиболее разумно, но вряд ли вам удастся что-либо обнаружить с помощью простой визуальной проверки. – Он посмотрел вниз на свои руки. – Мистер Уил, я уже сделал вам весьма заманчивое предложение, и все же мне хотелось бы пойти и дальше. Могу я получить на этот поднос исключительное право? Я дам вам сейчас тысячу фунтов при том условии, что вы не позволите никому, особенно доктору Халстеду, осматривать его. В том случае, если вы решите продать мне поднос, тысяча фунтов добавится к моему первоначальному предложению. Если вы решите не продавать поднос, тысяча фунтов останется у вас до тех пор, пока наша договоренность останется в силе.
Я глубоко вздохнул.
– Вы как та собака на сене. Если чего-то нет у вас, то не должно быть ни у кого. Ничего не выйдет, мистер Фаллон. Я отказываюсь связывать себе руки.
Я сел.
– Мне интересно, какую бы цену вы предложили, если бы я по-настоящему надавил на вас.
В его голосе появилась напряженность.
– Мистер Уил, эта вещь для меня крайне важна. Почему бы вам не установить цену самому?
– Важность понятие относительное, – сказал я. – За археологическую важность я не дам и гроша. Я знаю одну четырнадцатилетнюю девочку, которая считает, что самыми важными в мире людьми являются Битлы. Но для меня все совсем по-другому.
– Сравнение Битлов с археологией плохо демонстрирует понятие системы ценностей.
Я пожал плечами.
– А почему бы и нет? И то и другое имеет отношение к людям. Я просто хотел вам показать, что ваша система ценностей отличается от ее. Но, возможно, я все же назову свою цену, мистер Фаллон, и, вероятно, она будет выражаться не в деньгах. Я подумаю об этом и дам вам знать. Вы сможете вернуться сюда завтра?
– Да, я смогу вернуться завтра. – Он посмотрел мне в глаза. – А как насчет доктора Халстеда? Что вы будете делать, если он здесь появится?
– Я выслушаю его, – сказал я решительно. – Точно так же, как я выслушал вас. Я готов выслушать любого, кто может рассказать мне то, чего я не знаю. Тем более, что этого до сих пор не произошло.
Он не обратил внимания на мою колкость. Ненадолго задумавшись, он наконец произнес:
– Я должен поставить вас в известность, что репутация доктора Халстеда в определенных кругах не является безупречной. И это все, что я намерен про него сказать. В котором часу мне завтра приехать?
– После ленча, скажем, два тридцать, вас устроит? – Он кивнул, и я продолжил: – Я обязан сообщить о вас полиции, надеюсь, вы понимаете это сами. Произошло убийство, и здесь слишком много странных совпадений, к которым вы тоже имеете отношение.
– Я понимаю вашу позицию, – сказал он устало. – Возможно, будет лучше, если я сам увижусь с ними – это развеет все недоразумения. Я сделаю это прямо сейчас, где я могу их найти?
Я объяснил ему, где находится полицейский участок, а затем сказал:
– Спросите детектива-инспектора Гусана или суперинтенданта Смита.
Неожиданно он рассмеялся.
– Гусан! – выдавил из себя он, хватая ртом воздух. – Боже мой, как это забавно!
Я смотрел на него с недоумением, поскольку не мог понять, что здесь забавного.
– Это обычная фамилия для Девона.
– Разумеется, – сказал он, подавив смешок. – Так значит, увидимся завтра, мистер Уил.
Я вывел его из помещения и затем, вернувшись обратно в кабинет, позвонил Дейву Гусану.
– Кое-кто еще желает купить этот поднос, – сказал я. – Очередной американец. Ты заинтересован?
Его голос стал резким.
– Думаю, нам это будет очень интересно.
– Его зовут Фаллон, и он остановился в Когте. Сейчас он едет к тебе – он должен постучаться в твою дверь в течение десяти минут. Если он этого не сделает, может быть, тебе стоит попытаться встретиться с ним самому.
– Принято, – сказал Дейв.
Я спросил:
– Как долго ты намерен удерживать у себя поднос?
– Если хочешь, можешь забрать его хоть сегодня. А вот дробовик Боба я должен пока оставить у себя, дело еще не закрыто.
– Это не беда. Я подъеду к тебе забрать поднос. Ты можешь оказать мне услугу, Дейв? Фаллон будет вынужден объяснить тебе, кто он такой и чем занимается, не позволишь ли ты мне ознакомиться с этими сведениями? Мне хотелось бы знать, с кем я имею дело.
– Мы полиция, а не частное сыскное агентство. Хорошо, я сообщу тебе то, что смогу, если это не будет противоречить правилам.
– Спасибо, – сказал я и повесил трубку.
Несколько минут я неподвижно просидел за столом в глубокой задумчивости, а затем достал бумаги, относящиеся к реорганизации фермы, чтобы подготовиться к битве с Джеком Эджекомбом. Но мой мозг на самом деле был занят совсем не этим.
2
Позднее этим днем я заглянул в полицейский участок, чтобы забрать поднос, и Дейв Гусан, увидев меня, сразу же проворчал:
– Хорошенького же подозреваемого ты нам подкинул.
– С ним все в порядке?
– Он чист, как стеклышко. Он не мог находиться возле твоей фермы в пятницу вечером. Четыре человека подтвердили это – троих из них я знаю, а четвертый мой личный друг. Все же я не виню тебя за то, что ты послал его к нам – нельзя пройти мимо подобного совпадения. – Он покачал головой. – Но тут ты попал пальцем в небо.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он взял со стола пачку телеграмм и помахал ими перед моим носом.
– Мы проверили его – это телексы, полученные из Ярда. Выслушай это и постарайся сдержать слезы. Джон Нисмит Фаллон родился в 1908 году в Массачусетсе, получил хорошее образование – закончил Гарвард и Геттинген, продолжил обучение в Мехико.
Он археолог со всеми буквами алфавита после своего имени. В 1936 году его отец умер, оставив ему более 30 миллионов долларов, состояние, которое ему с тех пор удалось удвоить, таким образом, он не утратил семейного таланта делать деньги.
Я отрывисто рассмеялся.
– И я спрашивал его, считает ли он себя богатым человеком! Его увлечение археологией на самом деле так серьезно?
– Он не дилетант, – ответил Дейв. – Ярд справлялся о нем в Британском Музее. Он один из ведущих специалистов в своей области, которой являются археологические исследования в Центральной Америке. – Он порылся в бумагах. – Его работы публиковались во многих научных журналах – последняя называлась "Некоторые аспекты исследований календарной глиптики Дзи... Дзиби..." Я могу произнести это только медленно... "Дзибильчальтан". Бог ты мой! Он занимается вещами, названия которых я не могу даже выговорить! В 1949 году он основал Археологический фонд Фаллона в десять миллионов долларов. Он мог себе это позволить, поскольку, по-видимому, владеет всеми нефтяными скважинами, которые упустил из своих рук Поль Гетти. – Он бросил бумаги на стол. – Вот какой твой подозреваемый в убийстве.
Я спросил:
– А как насчет Халстеда и Гатта?
Дейв пожал плечами.
– Что насчет них? Халстед, разумеется, тоже археолог. Мы не копались в его прошлом слишком глубоко. – Он улыбнулся. – Нечаянный каламбур. Гатта еще не проверяли.
– Халстед был одним из студентов Фаллона. Фаллон его не любит.
Дейв приподнял брови.
– Играешь в детектива? Послушай, Джемми, что касается меня, то я нахожусь в стороне от расследования настолько, насколько это возможно для офицера полиции. Это значит, что я не занимаюсь им специально. Все, что я знал, передано мною в Лондон вышестоящим полицейским чинам, теперь это их дело, а я просто мальчик на побегушках. Позволь мне дать тебе один совет. Ты можешь делать какие угодно предположения, от них никому не будет вреда, только не пытайся переходить к действиям, как какой-нибудь испеченный на скорую руку герой детективного романа. В Скотланд-Ярде работают совсем не дураки, они способны сложить вместе два и два гораздо быстрее, чем ты, у них есть доступ к большому количеству источников информации, и они имеют мускулы, которые способны напрячь, если решат перейти к действиям. Оставь это профессионалам, Роджера Шеррингхема или Питера Уимсиса не существует в реальной жизни.
– Не будь таким назидательным, – сказал я мягко.
– Я просто не хочу, чтобы ты делал из себя идиота. – Он поднялся. – Поднос у меня. Он в сейфе.
Он вышел из офиса, а я взял в руки отчеты из Скотланд-Ярда и занялся их изучением. В них было достаточно много разного рода деталей, но все более или менее сводилось к тому, что рассказал Дейв. Казалось совершенно невозможным, чтобы такой человек, как Фаллон, имел что-то общее с мелким преступником, подобным Нискеми. И все же существовал поднос – они оба интересовались им, так же как Халстед и Гатт. Четыре американца и один поднос.
Вернулся Дейв, неся его в своих руках. Он положил поднос на стол.
– Тяжелый, – сказал он. – Должен стоить большие деньги, если это на самом деле золото.
– Так и есть, – сказал я, – Но не совсем чистое.
Он постучал по дну подноса ногтем указательного пальца.
– Это не золото – скорее похоже на медь.
Я взял поднос и внимательно осмотрел его, возможно, первый раз за последние двадцать лет. Он имел форму круга диаметром примерно пятнадцать дюймов; по всему краю его окружал орнамент шириною в три дюйма, составленный из сложного переплетения виноградных листьев, сделанных из золота, а центральная часть, диаметром девять дюймов, была покрыта слоем полированной меди. Перевернув поднос, я обнаружил, что обратная сторона выполнена из массивного золота.
– Тебе лучше это завернуть, – сказал Дейв. – Я поищу какую-нибудь бумагу.
– Вы фотографировали его? – спросил я.
– Еще бы. Во всех возможных ракурсах.
– Как насчет того, чтобы позволить сделать несколько отпечатков?
Он, казалось, обиделся.
– Ты, наверное, думаешь, что полицейские это особый вид сторожевых собак для Джемми Уила. Это не так. – Он покачал головой. – Мне очень жаль, Джемми, но негативы отослали в Лондон.
Порывшись в шкафу, он отыскал старые газеты и начал заворачивать поднос.
– Боб всегда пользовался своей собственной лабораторией. Ты найдешь дома все необходимое для того, чтобы сделать свои собственные снимки.
Это была правда. Мы с Бобом в юношеские годы увлекались фотографией, он в большей степени, чем я. Он сохранил свою привязанность, а я забросил это занятие после того, как уехал из дома, чтобы поступить в университет, но мне казалось, помнил еще достаточно для того, чтобы самостоятельно сделать снимок, проявить пленку и напечатать фотографии. Мне не хотелось поручать это кому-либо еще. Принимая во внимание большое значение, которое Фаллон придавал исследованию подноса, я решил не выпускать его из рук.
Когда я уходил, Дейв сказал:
– Помни то, что я тебе говорил, Джемми. Как только у тебя появится желание совершить какой-нибудь необдуманный поступок, зайди сначала ко мне. Моим боссам не понравится, если ты вдруг начнешь совать им палки в колеса.
– Хорошенького же подозреваемого ты нам подкинул.
– С ним все в порядке?
– Он чист, как стеклышко. Он не мог находиться возле твоей фермы в пятницу вечером. Четыре человека подтвердили это – троих из них я знаю, а четвертый мой личный друг. Все же я не виню тебя за то, что ты послал его к нам – нельзя пройти мимо подобного совпадения. – Он покачал головой. – Но тут ты попал пальцем в небо.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он взял со стола пачку телеграмм и помахал ими перед моим носом.
– Мы проверили его – это телексы, полученные из Ярда. Выслушай это и постарайся сдержать слезы. Джон Нисмит Фаллон родился в 1908 году в Массачусетсе, получил хорошее образование – закончил Гарвард и Геттинген, продолжил обучение в Мехико.
Он археолог со всеми буквами алфавита после своего имени. В 1936 году его отец умер, оставив ему более 30 миллионов долларов, состояние, которое ему с тех пор удалось удвоить, таким образом, он не утратил семейного таланта делать деньги.
Я отрывисто рассмеялся.
– И я спрашивал его, считает ли он себя богатым человеком! Его увлечение археологией на самом деле так серьезно?
– Он не дилетант, – ответил Дейв. – Ярд справлялся о нем в Британском Музее. Он один из ведущих специалистов в своей области, которой являются археологические исследования в Центральной Америке. – Он порылся в бумагах. – Его работы публиковались во многих научных журналах – последняя называлась "Некоторые аспекты исследований календарной глиптики Дзи... Дзиби..." Я могу произнести это только медленно... "Дзибильчальтан". Бог ты мой! Он занимается вещами, названия которых я не могу даже выговорить! В 1949 году он основал Археологический фонд Фаллона в десять миллионов долларов. Он мог себе это позволить, поскольку, по-видимому, владеет всеми нефтяными скважинами, которые упустил из своих рук Поль Гетти. – Он бросил бумаги на стол. – Вот какой твой подозреваемый в убийстве.
Я спросил:
– А как насчет Халстеда и Гатта?
Дейв пожал плечами.
– Что насчет них? Халстед, разумеется, тоже археолог. Мы не копались в его прошлом слишком глубоко. – Он улыбнулся. – Нечаянный каламбур. Гатта еще не проверяли.
– Халстед был одним из студентов Фаллона. Фаллон его не любит.
Дейв приподнял брови.
– Играешь в детектива? Послушай, Джемми, что касается меня, то я нахожусь в стороне от расследования настолько, насколько это возможно для офицера полиции. Это значит, что я не занимаюсь им специально. Все, что я знал, передано мною в Лондон вышестоящим полицейским чинам, теперь это их дело, а я просто мальчик на побегушках. Позволь мне дать тебе один совет. Ты можешь делать какие угодно предположения, от них никому не будет вреда, только не пытайся переходить к действиям, как какой-нибудь испеченный на скорую руку герой детективного романа. В Скотланд-Ярде работают совсем не дураки, они способны сложить вместе два и два гораздо быстрее, чем ты, у них есть доступ к большому количеству источников информации, и они имеют мускулы, которые способны напрячь, если решат перейти к действиям. Оставь это профессионалам, Роджера Шеррингхема или Питера Уимсиса не существует в реальной жизни.
– Не будь таким назидательным, – сказал я мягко.
– Я просто не хочу, чтобы ты делал из себя идиота. – Он поднялся. – Поднос у меня. Он в сейфе.
Он вышел из офиса, а я взял в руки отчеты из Скотланд-Ярда и занялся их изучением. В них было достаточно много разного рода деталей, но все более или менее сводилось к тому, что рассказал Дейв. Казалось совершенно невозможным, чтобы такой человек, как Фаллон, имел что-то общее с мелким преступником, подобным Нискеми. И все же существовал поднос – они оба интересовались им, так же как Халстед и Гатт. Четыре американца и один поднос.
Вернулся Дейв, неся его в своих руках. Он положил поднос на стол.
– Тяжелый, – сказал он. – Должен стоить большие деньги, если это на самом деле золото.
– Так и есть, – сказал я, – Но не совсем чистое.
Он постучал по дну подноса ногтем указательного пальца.
– Это не золото – скорее похоже на медь.
Я взял поднос и внимательно осмотрел его, возможно, первый раз за последние двадцать лет. Он имел форму круга диаметром примерно пятнадцать дюймов; по всему краю его окружал орнамент шириною в три дюйма, составленный из сложного переплетения виноградных листьев, сделанных из золота, а центральная часть, диаметром девять дюймов, была покрыта слоем полированной меди. Перевернув поднос, я обнаружил, что обратная сторона выполнена из массивного золота.
– Тебе лучше это завернуть, – сказал Дейв. – Я поищу какую-нибудь бумагу.
– Вы фотографировали его? – спросил я.
– Еще бы. Во всех возможных ракурсах.
– Как насчет того, чтобы позволить сделать несколько отпечатков?
Он, казалось, обиделся.
– Ты, наверное, думаешь, что полицейские это особый вид сторожевых собак для Джемми Уила. Это не так. – Он покачал головой. – Мне очень жаль, Джемми, но негативы отослали в Лондон.
Порывшись в шкафу, он отыскал старые газеты и начал заворачивать поднос.
– Боб всегда пользовался своей собственной лабораторией. Ты найдешь дома все необходимое для того, чтобы сделать свои собственные снимки.
Это была правда. Мы с Бобом в юношеские годы увлекались фотографией, он в большей степени, чем я. Он сохранил свою привязанность, а я забросил это занятие после того, как уехал из дома, чтобы поступить в университет, но мне казалось, помнил еще достаточно для того, чтобы самостоятельно сделать снимок, проявить пленку и напечатать фотографии. Мне не хотелось поручать это кому-либо еще. Принимая во внимание большое значение, которое Фаллон придавал исследованию подноса, я решил не выпускать его из рук.
Когда я уходил, Дейв сказал:
– Помни то, что я тебе говорил, Джемми. Как только у тебя появится желание совершить какой-нибудь необдуманный поступок, зайди сначала ко мне. Моим боссам не понравится, если ты вдруг начнешь совать им палки в колеса.
* * *
Я вернулся домой и нашел камеру Боба. Я бы сказал, что Боба можно было назвать продвинутым любителем, если судить по имевшемуся у него оборудованию – камера Пентакс с хорошим набором объективов и увеличитель Дарст со всеми приспособлениями в должным образом организованной лаборатории. Я нашел катушку неиспользованной черно-белой пленки, зарядил камеру и приступил к работе. Его необычная электронная вспышка вызвала у меня некоторые затруднения, прежде чем я с ней освоился, и дважды срабатывала неожиданно, но в конце концов я отщелкал целую катушку и более-менее успешно проявил пленку. Я не мог сделать отпечатки до тех пор, пока пленка не высохла, поэтому лег спать рано. Но не раньше того, как запер поднос в сейф.
3
На следующее утро я продолжил битву с Джеком Эджекомбом, который оказывал упрямое сопротивление новым идеям. Он сказал грустно: