Страница:
Прием стал чуть более уверенным.
– Мы уже отправили всех в Мехико. Нас здесь осталось только трое, но мистер Харрис сказал, что что-то не в порядке с самолетом.
Я почувствовал легкое покалывание в затылке и, нагнувшись вперед через плечо Рудетски, сказал в микрофон:
– Что с ним случилось?
– ...не знаю... приземлился... неправильная регистрация... не может вылететь до тех пор, пока... – Прием снова стал слабым, и я с трудом улавливал смысл слов. Внезапно он прекратился совсем, и не стало слышно даже шипения несущей волны. Рудетски покрутил приемник, но больше не смог связаться с Лагерем-Один.
Он повернулся ко мне и сказал:
– Они полностью вышли из эфира.
– Попробуй связаться с Мехико, – сказал я.
Он состроил гримасу.
– Я попробую, но не думаю, что здесь есть какая-то надежда. У этого маленького ящика недостаточно мощности.
Он принялся крутить ручки, а я попробовал осмыслить то, что произошло. Большой транспортный вертолет уничтожен, самолет задержан в Мехико по каким-то загадочным причинам, и Лагерь-Один исчез из эфира. Все это означало только одно – изоляция, что совсем мне не нравилось. Я задумчиво бросил взгляд в сторону ангара на другом конце поляны, где Ридер, как обычно, наводил глянец на свою машину. По крайней мере, у нас остался еще один вертолет.
Рудетски наконец поднялся на ноги.
– Ничего не поделаешь, – сказал он и посмотрел на свои часы. – Это был последний сеанс связи с Лагерем-Один на сегодняшний день. Если они починят свой передатчик, то снова выйдут в эфир завтра в восемь часов утра, как обычно. До тех пор мы ничего не можем сделать.
Он не казался чрезмерно взволнованным, но он не знал того, что знал я. Он не знал про Джека Гатта. Я сказал:
– Хорошо, подождем до завтра. Я доложу Фаллону о том, что произошло.
Это оказалось сделать гораздо труднее, чем я предполагал. Он был полностью погружен в свою работу. Склонившись над золотой тарелкой, он пытался датировать ее, произнося себе под нос заклятия из чисел майя. Я попробовал рассказать ему про то, что случилось, но он прервал меня раздраженно.
– Меня это совершенно не беспокоит. Завтра они выйдут в эфир и все объяснят. Теперь уходите и больше не отвлекайте меня от работы.
Так что мне пришлось уйти и погрузиться в собственные размышления. Я подумал о том, чтобы рассказать все Халстеду, но вспомнив последние слова Пата Харриса, изменил решение; я ничего не сказал и Кэтрин, поскольку не хотел ее путать, и также не хотел, чтобы ока передала что-нибудь своему мужу. Наконец я пошел повидаться с Ридером.
– Твой вертолет готов к работе? – спросил я.
Ридер посмотрел на меня удивленно и немного обиженно.
– Он всегда готов, – ответил он коротко.
– Он может понадобиться нам завтра, – сказал я. – Будь готов к раннему старту.
7
Глава 9
1
– Мы уже отправили всех в Мехико. Нас здесь осталось только трое, но мистер Харрис сказал, что что-то не в порядке с самолетом.
Я почувствовал легкое покалывание в затылке и, нагнувшись вперед через плечо Рудетски, сказал в микрофон:
– Что с ним случилось?
– ...не знаю... приземлился... неправильная регистрация... не может вылететь до тех пор, пока... – Прием снова стал слабым, и я с трудом улавливал смысл слов. Внезапно он прекратился совсем, и не стало слышно даже шипения несущей волны. Рудетски покрутил приемник, но больше не смог связаться с Лагерем-Один.
Он повернулся ко мне и сказал:
– Они полностью вышли из эфира.
– Попробуй связаться с Мехико, – сказал я.
Он состроил гримасу.
– Я попробую, но не думаю, что здесь есть какая-то надежда. У этого маленького ящика недостаточно мощности.
Он принялся крутить ручки, а я попробовал осмыслить то, что произошло. Большой транспортный вертолет уничтожен, самолет задержан в Мехико по каким-то загадочным причинам, и Лагерь-Один исчез из эфира. Все это означало только одно – изоляция, что совсем мне не нравилось. Я задумчиво бросил взгляд в сторону ангара на другом конце поляны, где Ридер, как обычно, наводил глянец на свою машину. По крайней мере, у нас остался еще один вертолет.
Рудетски наконец поднялся на ноги.
– Ничего не поделаешь, – сказал он и посмотрел на свои часы. – Это был последний сеанс связи с Лагерем-Один на сегодняшний день. Если они починят свой передатчик, то снова выйдут в эфир завтра в восемь часов утра, как обычно. До тех пор мы ничего не можем сделать.
Он не казался чрезмерно взволнованным, но он не знал того, что знал я. Он не знал про Джека Гатта. Я сказал:
– Хорошо, подождем до завтра. Я доложу Фаллону о том, что произошло.
Это оказалось сделать гораздо труднее, чем я предполагал. Он был полностью погружен в свою работу. Склонившись над золотой тарелкой, он пытался датировать ее, произнося себе под нос заклятия из чисел майя. Я попробовал рассказать ему про то, что случилось, но он прервал меня раздраженно.
– Меня это совершенно не беспокоит. Завтра они выйдут в эфир и все объяснят. Теперь уходите и больше не отвлекайте меня от работы.
Так что мне пришлось уйти и погрузиться в собственные размышления. Я подумал о том, чтобы рассказать все Халстеду, но вспомнив последние слова Пата Харриса, изменил решение; я ничего не сказал и Кэтрин, поскольку не хотел ее путать, и также не хотел, чтобы ока передала что-нибудь своему мужу. Наконец я пошел повидаться с Ридером.
– Твой вертолет готов к работе? – спросил я.
Ридер посмотрел на меня удивленно и немного обиженно.
– Он всегда готов, – ответил он коротко.
– Он может понадобиться нам завтра, – сказал я. – Будь готов к раннему старту.
7
Этой ночью у нас произошел пожар в радиопалатке!
Я проснулся, услышав отдаленные крики, а затем топот ботинок по твердой земле, когда кто-то поблизости выскочил из домика. Я поднялся в кровати, чтобы посмотреть, что случилось, и, подойдя к палатке, застал там Рудетски, борющегося с остатками пламени. Я понюхал воздух.
– Ты хранишь здесь бензин?
– Нет! – прохрипел он. – У нас были гости. Пара этих проклятых чиклерос копались здесь, пока мы их не спугнули. – Он посмотрел на покореженные остатки передатчика. – Но за каким дьяволом им понадобилось это делать?
Я мог ему сказать, но не стал. К изоляции нужно было добавить кое-что еще.
– Больше ничего не повреждено? – спросил я.
– Ничего, о чем бы я знал, – ответил он.
До восхода оставался еще целый час.
– Я собираюсь слетать в Лагерь-Один, – сказал я. – Я хочу выяснить точно, что там произошло.
Рудетски внимательно посмотрел на меня.
– Думаете, там появились проблемы? – Он взмахнул рукой. – Как здесь?
– Может быть, – согласился я. – Здесь могут возникнуть новые проблемы. Держи весь лагерь под контролем, пока меня не будет. И не особенно доверяй Халстеду; если он начнет доставлять беспокойство, ты знаешь, что делать.
– Это будет для меня большим удовольствием, – произнес Рудетски с чувством. – Мне кажется, вы не хотите рассказать мне, что на самом деле происходит?
– Спроси Фаллона, – сказал я. – Это долгая история, а у меня сейчас нет времени. Пойду разбужу Ридера.
Я слегка перекусил, а потом начал убеждать Ридера в том, что он должен доставить меня в Лагерь-Один. Поначалу он проявлял нерешительность, но поскольку Фаллон, по-видимому, сложил с себя все полномочия и благодаря поддержке Рудетски Ридер все-таки дал свое согласие, и мы приготовились вылететь с восходом солнца. Кэтрин подошла ко мне попрощаться, и, нагнувшись вниз, я сказал:
– Держись поближе к лагерю и никуда не отходи. Я скоро вернусь.
– Хорошо, – пообещала она.
Халстед возник откуда-то из-за вертолета и присоединился к ней.
– Разыгрываете из себя героя? – спросил он в своей обычной хамской манере.
Он занимался обследованием Храма Юм Чака над сенотом и жаждал раскопать его по-настоящему, вместо того, чтобы просто расчистить поверхность, но Фаллон ему этого не позволил. Находки, которые Кэтрин и я сделали в сеноте, утерли ему нос. Ему не давала покоя мысль, что непрофессионалы сорвали банк, и из-за этого он был сильно раздражен и постоянно ссорился со своей женой.
Он силой увел ее от вертолета, и Ридер, посмотрев на меня, пожал плечами.
– Мы уже можем взлетать, – сказал он.
Я кивнул головой, он взялся за рычаги управления, и мы поднялись в воздух.
Я попытался заговорить с Ридером, на что в ответ он слабо усмехнулся и показал на наушники внутренней связи. Надев их, я сказал в микрофон:
– Покружи немного над участком, хорошо? Я хочу посмотреть, как это выгладит с воздуха.
– О'кей, – ответил он, и мы начали огибать Уашуанок по пологой дуге. Сверху он и в самом деле выглядел как город, по крайней мере та часть, которую уже расчистили. Я мог различить достаточно четко огромную платформу, на которой был построен Храм Кукулькана, и здание, в шутку названное Фаллоном "муниципалитетом".
К востоку от гряды холмов можно было различить контуры того, что выглядело как еще одна гигантская платформа, но она пока оставалась раскрытой только частично. На холме, поднявшемся над сенотом, Халстед и в самом деле хорошо потрудился, и Храм Юм Чака выглядел таким, каким он был в действительности – не просто земляной холм, а огромная пирамида, выложенная из камней с окружающей ее галереей колонн.
Мы сделали три круга над городом, после чего я сказал:
– Спасибо, Гарри; нам пора отправляться в путь. Ты не мог бы держаться пониже – я хотел бы поближе взглянуть на лес.
– Я могу лететь как угодно, если только ты не захочешь опуститься слишком низко. Я буду поддерживать невысокую скорость, так что ты сможешь рассмотреть все как следует.
Мы направились на восток, придерживаясь высоты примерно триста футов и со скоростью не выше шестидесяти миль в час. Под нами расстилался бескрайний лес, зеленые дебри с кронами деревьев, одержавших победу в сражении за свет и поднявшихся от земли на высоту в сто шестьдесят футов. Эти кроны формировали отдельные островки, поднявшиеся над основной массой плотной зелени, и нигде не было видно земли.
– Здесь лучше летать, чем ходить, – сказал я.
Гарри рассмеялся.
– Я бы испугался до смерти, оказавшись внизу. Ты не слышал, как по ночам вопят эти проклятые обезьяны-ревуны? Словно какому-то бедняге перерезают горло – медленно.
– Ревуны меня не испугают, – сказал я. – Они просто производят шум, слегка скребущий по нервам. Змеи и пумы обеспокоили бы меня значительно сильнее.
– И чиклерос, – добавил Гарри. – Я слышал кое-какие любопытные подробности про этих парней. Говорят, убить человека для них раз плюнуть. – Он посмотрел вниз на джунгли. – Боже, что за место для работы! Неудивительно, что чиклерос так жестоки. Если бы я работал там, внизу, мне было бы абсолютно наплевать, жив я или мертв – так же как и кто-то другой.
Мы пересекали часть леса, слегка выделявшуюся на общем фоне. Я спросил:
– Что здесь произошло?
– Не знаю, – ответил Гарри, с виду озадаченный так же, как и я. – Эти деревья кажутся мертвыми. Давай взглянем поближе.
Он произвел какие-то манипуляции с управлением, после чего вертолет снизился и закружил над верхушками деревьев. Одно из них, опередив остальных, широко раскинуло свою крону навстречу солнечному свету, но оно было без листьев, так же как и все остальные деревья вокруг.
– Мне кажется, я понял, – сказал Гарри. – Здесь что-то случилось, возможно, прошел торнадо. Деревья были вырваны с корнем, но они набиты здесь настолько плотно, что не смогли упасть, поэтому просто умерли, оставаясь в вертикальном положении. Что за чертово место – даже умирать здесь приходится стоя!
Мы поднялись и вернулись на курс. Гарри сказал:
– Это несомненно был торнадо: мертвые деревья вытянулись в одну линию. Торнадо способен выкашивать прямые просеки. На ураган это не похоже – он повалил бы деревья на большой площади.
– А здесь бывают ураганы?
– Боже мой, конечно! Один из них прямо сейчас бушует в Карибском море. Я слушаю сводки погоды на тот случай, если он вдруг решит завернуть сюда. Хотя это маловероятно.
Вертолет внезапно накренился в воздухе, и он выругался.
– Что случилось? – спросил я.
– Я не знаю. – Он быстро проверил свои приборы и через некоторое время сказал:
– Все работает нормально.
Но не успел он закончить эту фразу, как со стороны хвоста донесся оглушительный удар, и весь фюзеляж завращался с бешеной скоростью. Центробежная сила бросила меня на стену кабины, и я прилип к ней, в то время как Гарри делал отчаянные попытки дотянуться до управления.
Весь мир вращался вокруг нас с головокружительной скоростью; горизонт то поднимался, то резко падал, и внезапно лес оказался совсем близко – слишком близко.
– Держись! – крикнул Гарри и ударил по переключателям на приборной панели.
Шум двигателя внезапно затих, но мы продолжали вращаться. Я увидел верхушку дерева, вытянувшегося поперек нашего сумасшедшего курса, и понял, что сейчас мы разобьемся. В следующий момент я услышал громкий треск, закончившийся сильным ударом. Меня бросило вперед, и моя голова пришла в соприкосновение с металлической перекладиной.
И это было все, что я помнил.
Я проснулся, услышав отдаленные крики, а затем топот ботинок по твердой земле, когда кто-то поблизости выскочил из домика. Я поднялся в кровати, чтобы посмотреть, что случилось, и, подойдя к палатке, застал там Рудетски, борющегося с остатками пламени. Я понюхал воздух.
– Ты хранишь здесь бензин?
– Нет! – прохрипел он. – У нас были гости. Пара этих проклятых чиклерос копались здесь, пока мы их не спугнули. – Он посмотрел на покореженные остатки передатчика. – Но за каким дьяволом им понадобилось это делать?
Я мог ему сказать, но не стал. К изоляции нужно было добавить кое-что еще.
– Больше ничего не повреждено? – спросил я.
– Ничего, о чем бы я знал, – ответил он.
До восхода оставался еще целый час.
– Я собираюсь слетать в Лагерь-Один, – сказал я. – Я хочу выяснить точно, что там произошло.
Рудетски внимательно посмотрел на меня.
– Думаете, там появились проблемы? – Он взмахнул рукой. – Как здесь?
– Может быть, – согласился я. – Здесь могут возникнуть новые проблемы. Держи весь лагерь под контролем, пока меня не будет. И не особенно доверяй Халстеду; если он начнет доставлять беспокойство, ты знаешь, что делать.
– Это будет для меня большим удовольствием, – произнес Рудетски с чувством. – Мне кажется, вы не хотите рассказать мне, что на самом деле происходит?
– Спроси Фаллона, – сказал я. – Это долгая история, а у меня сейчас нет времени. Пойду разбужу Ридера.
Я слегка перекусил, а потом начал убеждать Ридера в том, что он должен доставить меня в Лагерь-Один. Поначалу он проявлял нерешительность, но поскольку Фаллон, по-видимому, сложил с себя все полномочия и благодаря поддержке Рудетски Ридер все-таки дал свое согласие, и мы приготовились вылететь с восходом солнца. Кэтрин подошла ко мне попрощаться, и, нагнувшись вниз, я сказал:
– Держись поближе к лагерю и никуда не отходи. Я скоро вернусь.
– Хорошо, – пообещала она.
Халстед возник откуда-то из-за вертолета и присоединился к ней.
– Разыгрываете из себя героя? – спросил он в своей обычной хамской манере.
Он занимался обследованием Храма Юм Чака над сенотом и жаждал раскопать его по-настоящему, вместо того, чтобы просто расчистить поверхность, но Фаллон ему этого не позволил. Находки, которые Кэтрин и я сделали в сеноте, утерли ему нос. Ему не давала покоя мысль, что непрофессионалы сорвали банк, и из-за этого он был сильно раздражен и постоянно ссорился со своей женой.
Он силой увел ее от вертолета, и Ридер, посмотрев на меня, пожал плечами.
– Мы уже можем взлетать, – сказал он.
Я кивнул головой, он взялся за рычаги управления, и мы поднялись в воздух.
Я попытался заговорить с Ридером, на что в ответ он слабо усмехнулся и показал на наушники внутренней связи. Надев их, я сказал в микрофон:
– Покружи немного над участком, хорошо? Я хочу посмотреть, как это выгладит с воздуха.
– О'кей, – ответил он, и мы начали огибать Уашуанок по пологой дуге. Сверху он и в самом деле выглядел как город, по крайней мере та часть, которую уже расчистили. Я мог различить достаточно четко огромную платформу, на которой был построен Храм Кукулькана, и здание, в шутку названное Фаллоном "муниципалитетом".
К востоку от гряды холмов можно было различить контуры того, что выглядело как еще одна гигантская платформа, но она пока оставалась раскрытой только частично. На холме, поднявшемся над сенотом, Халстед и в самом деле хорошо потрудился, и Храм Юм Чака выглядел таким, каким он был в действительности – не просто земляной холм, а огромная пирамида, выложенная из камней с окружающей ее галереей колонн.
Мы сделали три круга над городом, после чего я сказал:
– Спасибо, Гарри; нам пора отправляться в путь. Ты не мог бы держаться пониже – я хотел бы поближе взглянуть на лес.
– Я могу лететь как угодно, если только ты не захочешь опуститься слишком низко. Я буду поддерживать невысокую скорость, так что ты сможешь рассмотреть все как следует.
Мы направились на восток, придерживаясь высоты примерно триста футов и со скоростью не выше шестидесяти миль в час. Под нами расстилался бескрайний лес, зеленые дебри с кронами деревьев, одержавших победу в сражении за свет и поднявшихся от земли на высоту в сто шестьдесят футов. Эти кроны формировали отдельные островки, поднявшиеся над основной массой плотной зелени, и нигде не было видно земли.
– Здесь лучше летать, чем ходить, – сказал я.
Гарри рассмеялся.
– Я бы испугался до смерти, оказавшись внизу. Ты не слышал, как по ночам вопят эти проклятые обезьяны-ревуны? Словно какому-то бедняге перерезают горло – медленно.
– Ревуны меня не испугают, – сказал я. – Они просто производят шум, слегка скребущий по нервам. Змеи и пумы обеспокоили бы меня значительно сильнее.
– И чиклерос, – добавил Гарри. – Я слышал кое-какие любопытные подробности про этих парней. Говорят, убить человека для них раз плюнуть. – Он посмотрел вниз на джунгли. – Боже, что за место для работы! Неудивительно, что чиклерос так жестоки. Если бы я работал там, внизу, мне было бы абсолютно наплевать, жив я или мертв – так же как и кто-то другой.
Мы пересекали часть леса, слегка выделявшуюся на общем фоне. Я спросил:
– Что здесь произошло?
– Не знаю, – ответил Гарри, с виду озадаченный так же, как и я. – Эти деревья кажутся мертвыми. Давай взглянем поближе.
Он произвел какие-то манипуляции с управлением, после чего вертолет снизился и закружил над верхушками деревьев. Одно из них, опередив остальных, широко раскинуло свою крону навстречу солнечному свету, но оно было без листьев, так же как и все остальные деревья вокруг.
– Мне кажется, я понял, – сказал Гарри. – Здесь что-то случилось, возможно, прошел торнадо. Деревья были вырваны с корнем, но они набиты здесь настолько плотно, что не смогли упасть, поэтому просто умерли, оставаясь в вертикальном положении. Что за чертово место – даже умирать здесь приходится стоя!
Мы поднялись и вернулись на курс. Гарри сказал:
– Это несомненно был торнадо: мертвые деревья вытянулись в одну линию. Торнадо способен выкашивать прямые просеки. На ураган это не похоже – он повалил бы деревья на большой площади.
– А здесь бывают ураганы?
– Боже мой, конечно! Один из них прямо сейчас бушует в Карибском море. Я слушаю сводки погоды на тот случай, если он вдруг решит завернуть сюда. Хотя это маловероятно.
Вертолет внезапно накренился в воздухе, и он выругался.
– Что случилось? – спросил я.
– Я не знаю. – Он быстро проверил свои приборы и через некоторое время сказал:
– Все работает нормально.
Но не успел он закончить эту фразу, как со стороны хвоста донесся оглушительный удар, и весь фюзеляж завращался с бешеной скоростью. Центробежная сила бросила меня на стену кабины, и я прилип к ней, в то время как Гарри делал отчаянные попытки дотянуться до управления.
Весь мир вращался вокруг нас с головокружительной скоростью; горизонт то поднимался, то резко падал, и внезапно лес оказался совсем близко – слишком близко.
– Держись! – крикнул Гарри и ударил по переключателям на приборной панели.
Шум двигателя внезапно затих, но мы продолжали вращаться. Я увидел верхушку дерева, вытянувшегося поперек нашего сумасшедшего курса, и понял, что сейчас мы разобьемся. В следующий момент я услышал громкий треск, закончившийся сильным ударом. Меня бросило вперед, и моя голова пришла в соприкосновение с металлической перекладиной.
И это было все, что я помнил.
Глава 9
1
Моя голова раскалывалась на части. Поначалу это была просто отдаленная пульсирующая боль, какая бывает с тяжелого похмелья, но она быстро нарастала, пока не стала вызывать у меня такое ощущение, что кто-то использует мой череп в качестве мишени для артиллерийской стрельбы. Когда я пошевелился, внутри что-то взорвалось, и вокруг все потемнело.
В следующий раз, когда я пришел в себя, мне было уже лучше – но не намного. На этот раз я оказался способен поднять голову, но ничего не увидел. Просто множество красных бликов, танцующих у меня перед глазами. Откинувшись назад, я потер их и услышал, как кто-то стонет. Примерно в тот же момент ко мне вернулось зрение, и вместо красного все стало зеленым – слепящие движения какой-то зелени за прозрачной стеной кабины.
Я снова услышал стон и, повернувшись, увидел Гарри Ридера, согнувшегося на своем сиденье; из уголка его рта стекала струйка крови. Я был очень слаб и не мог пошевелиться, кроме того, мой мыслительный процесс, по-видимому, испытывал сильные затруднения, и мне не удавалось сложить вместе две последовательные мысли. Все, что я мог сделать, это повернуть голову и уставиться в окно.
Я увидел лягушку! Она сидела на широком листе и смотрела на меня немигающими глазами, оставаясь совершенно неподвижной, за исключением быстрой пульсации горла. Мы изучали друг друга долгое время, достаточное для того, чтобы я успел дважды повторить про себя стихотворение про лягушку, ставшую невестой, – "О-хо-хо, сказал Роули". В конце концов она мигнула, развеяв чары, и я снова повернул голову, чтобы посмотреть на Гарри.
Он слабо заерзал и качнул головой. Его лицо было очень бледным, и струйка крови изо рта вызывала у меня сильное беспокойство, поскольку говорила о внутреннем повреждении. Я снова попробовал пошевелиться, но почувствовал себя чертовски слабым. "Давай, – сказал я себе, – не будь таким серым и тусклым. Подстегни себя, Уил; действуй как человек, который знает, что делать! "
Я попробовал еще раз и мне удалось сесть. Как только я это сделал, вся кабина тревожно затряслась и закачалась, как маленькая шлюпка на волнах.
– Боже, – воскликнул я громко. – Что мне делать? – Я посмотрел на лягушку. Она оставалась неподвижной, хотя лист, на котором она сидела, слабо покачивался. По-видимому, это ее не особенно беспокоило, и она ничего не сказала.
Я заговорил снова, поскольку меня успокаивал звук собственного голоса.
– Ты, должно быть, сошел с ума, – сказал я. – Ты ждешь, что лягушка с тобой заговорит! Ты бредишь, Уил, у тебя контузия.
– Во... во... – произнес Гарри.
– Очнись, Гарри! – крикнул я. – Очнись, ради Бога! Мне так одиноко.
Гарри снова застонал, и его глаза слегка приоткрылись.
– Во... во...
Я нагнулся поближе и приблизил ухо к его губам.
– Что такое, Гарри?
– Во... да, – прошептал он. – Вода за сиденьем.
Я нагнулся за водой, и снова вертолет затрясся и задрожал. Я нашел флягу и поднес ее к губам Гарри, неуверенный в правильности своего поступка. Если у него поврежден желудок, вода не принесет ему никакого облегчения.
Но оказалось, что все в порядке. Он делал слабые глотки, немного проливая мимо, и по его подбородку стекала розовая пена. Затем он быстро пришел в себя, значительно быстрее, чем это сделал я. Я тоже выпил воды, что сильно мне помогло. Я вернул флягу Гарри, и он прополоскал свой рот, а затем сплюнул. Два сломанных зуба со стуком упали на приборную панель.
– А-ах! – произнес он. – Мой рот разрезало на части.
– Слава Богу, – сказал я. – Я думал, что осколки ребер попали тебе в легкие.
Он начал выпрямляться, но сделал паузу, когда вертолет закачался.
– Что за черт!
Внезапно я понял, где мы находимся.
– Осторожней, – сказал я хрипло. – Мне кажется, что мы не на земле. Это тот самый случай, о котором поется в песенке "Укачало детку на верхушке ели". – Я остановился, не сказав ничего больше. Мне не нравился конец этого куплета.
Гарри застыл на своем сиденье, а затем принюхался.
– Сильный запах горючего. Мне это совсем не нравится.
Я спросил:
– Что случилось – там, в небе?
– Я думаю, мы потеряли задний винт, – ответил он. – Когда такое происходит, фюзеляж начинает вращаться в направлении, противоположном вращению главного винта. Слава Богу, что мне удалось дотянуться до панели и выключить двигатель.
– Должно быть, деревья смягчили наше падение, – сказал я. – Если бы мы ударились о твердую землю, то вертолет раскололся бы, как яичная скорлупа. А так мы, кажется, целы.
– Я не могу понять, – пожаловался он. – Почему задний винт вышел из строя?
– Может быть, где-то появилась трещина из-за усталости металла, – предположил я.
– Это новая машина. У нее не было времени устать.
Я деликатно заметил:
– Я предпочел бы обсудить этот вопрос в другое время. Сейчас я намерен поскорее отсюда убраться. Интересно, как далеко от нас находится земля? – Я осторожно пошевелился. – Приготовься к быстрым действиям.
Я осторожно нажал на ручку боковой двери и услышал щелчок, когда замок открылся. Еще одно плавное усилие, и дверь приоткрылась примерно на десять дюймов, а затем что-то остановило ее, но она открылась уже достаточно для того, чтобы я мог посмотреть вниз. Прямо под нами находилась толстая ветвь, а за ней просто сплошная масса листьев, и никаких признаков земли. Я посмотрел вверх и увидел кусочек голубого неба в оправе из все тех же зеленых листьев.
Фаллон бродил по джунглям в течение многих лет, и хотя не был ботаником, проявлял к ним интерес, и при нескольких удобных случаях он поделился со мной своими знаниями. Из того, что он мне рассказывал, и из того, что находилось перед моими глазами, я мог сделать вывод, что мы находимся на высоте примерно восемьдесят футов. Основная жизнь дождевого леса происходит на трех уровнях, специалисты называют их галереи; мы пробили верхний уровень и зацепились на втором, более плотном.
– Есть какая-нибудь веревка? – спросил я Гарри.
– В нашем распоряжении целая лебедка.
– Ты можешь размотать ее без лишних движений?
– Я попробую, – сказал он.
На барабане лебедки имелся рычаг тормоза, которым он мог управлять вручную, и я помог ему размотать трос, укладывая его бухтами перед выходом у переднего сиденья. Затем я спросил:
– Ты знаешь, где мы находимся?
– Конечно! – Он взял в руки планшет с картой. – Мы где-то здесь. Мы находились в воздухе около десяти минут и летели достаточно медленно. Мы удалились от лагеря примерно на десять миль. Это будет нелегкая прогулка.
– У тебя есть здесь какой-нибудь аварийный комплект?
Он начал загибать пальцы.
– Пара мачете, аптечка первой помощи, две фляги с водой – и еще кое-какие мелочи.
Я взял в руки флягу, лежащую между сиденьями, и потряс ее возле уха.
– Одна из них наполовину пустая – или наполовину полная – зависит от того, как ты смотришь на подобные вещи. Нам лучше поскорее добраться до воды.
– Я сложу все остальное, – сказал Гарри и повернулся на своем сиденье.
Вертолет покачнулся, и раздался скрежет рвущегося металла. Гарри немедленно остановился и посмотрел на меня тревожным взглядом. На его верхней губе выступили капельки пота. Убедившись, что больше ничего не происходит, он плавно нагнулся и протянул руку за мачете.
Мы сложили все необходимое перед собой, и тут я воскликнул:
– Радио! Оно работает?
Гарри положил руку на тумблер, а затем отдернул ее назад.
– Не знаю, стоит ли это делать, – сказал он нервно. – Ты чувствуешь запах горючего? Если в передатчике произойдет замыкание, одной искры будет достаточно, чтобы поднять нас на воздух. – Некоторое время мы смотрели друг на друга в полной тишине, затем он слабо усмехнулся. – Хорошо, я попробую.
Он щелкнул тумблером и прижал к уху наушник.
– Оно сломано! Сигнал не передается и не принимается.
– Тогда не будем больше про это думать.
Я открыл дверь так широко, как только возможно, и посмотрел вниз на ветвь. Она имела в ширину около девяти дюймов и казалась очень прочной.
– Теперь я попробую вылезти. Я хочу, чтобы ты сбросил мне трос, когда я крикну.
Выскользнуть наружу не составило для меня большого труда, я довольно худой, и, держась руками за порожек кабины, я начал опускаться на ветвь. Даже когда я выпрямился до конца, мои подошвы висели в воздухе в шести дюймах от ветви, и мне пришлось пролететь остаток пути. Я разжал пальцы и ударился о ветвь ногами под прямым углом, слабо покачнулся, а затем упал вперед и обхватил ее руками, представляя из себя хорошую имитацию человека на ярмарочном шесте. Когда я принял вертикальное положение, сидя верхом на ветке, то обнаружил, что с трудом перевожу дыхание.
– О'кей – бросай трос.
Он опустился вниз, и я схватил его руками. Гарри привязал фляги с водой и мачете к ремням на конце троса. В целях безопасности я оставил их там, где они были, и пристегнул ремни к ветке.
– Теперь можешь выбираться, – крикнул я.
Гарри стравил еще немного троса, а затем появился сам. Он обвязал себя тросом вокруг талии и вместо того, чтобы спуститься вниз на ветку, начал карабкаться на крышу кабины вертолета.
– Какого черта ты делаешь? – прокричал я.
– Я хочу взглянуть на хвостовой отсек, – сказал он, тяжело дыша.
– Ради Бога, остановись! Ты обрушишь вниз всю эту чертову махину.
Он проигнорировал мои слова и пополз на четвереньках по направлению к хвосту. Насколько я мог видеть, единственное, что удерживало вертолет в его нынешнем положении, было колесо, которое застряло в развилке между веткой и стволом дерева, и даже пока я смотрел, мне удалось заметить, что колесо скользит вперед с неразличимо маленькой скоростью.
Когда я поднял голову, Гарри уже исчез за завесой листьев.
– Он двигается! – крикнул я. – Слезай обратно!
Ответом мне была тишина. Вертолет накренился, сломав с хрустом опутавшие его тонкие ветки, и несколько листьев полетели вниз. Я бросил взгляд на колесо и увидел, что оно продвинулось вперед. Еще два дюйма, и весь вертолет лишится опоры.
Гарри снова появился в поле зрения, плавно продвигаясь головой вперед по направлению к кабине. Он ловко спустился вниз и спрыгнул на ветку. Она прогнулась от удара, он закачался, а я поймал его за талию. Мы вдвоем могли бы составить хороший цирковой номер.
Он совершил ряд маневров, в результате которых оказался верхом на ветке лицом ко мне. Я показал на колесо, которому оставалось продвинуться на один дюйм. Его лицо напряглось.
– Давай отсюда убираться.
Мы отвязали мачете и фляги с водой и перекинули их лямки через плечи, затем вытянули из вертолета остатки троса лебедки.
– Какова его длина?
– Сто футов.
– Этого должно хватить до земли.
Я стравил трос до конца, а затем первым полез вниз, поочередно перехватывая руки. Это оказалось не слишком сложно, поскольку вокруг имелось множество ветвей, облегчающих спуск. По пути мне пришлось сделать пару остановок, чтобы распутать трос, и на одной из них я подождал Гарри.
Он спустился вниз и, тяжело дыша, сел на ветку.
– Представь себе, что я прыгаю, как Тарзан! – Он открыл рот. Его лицо исказила гримаса боли.
– Что случилось?
Он потер грудь.
– Кажется, я сломал пару ребер. Сейчас все будет в порядке.
Я достал наполовину пустую флягу.
– Хлебни как следует. Половина тебе, половина мне. Он взял ее с видимым колебанием.
– Ты, помнится, говорил, что нам следует поскорее добраться до воды.
– Здесь есть еще. – Я ткнул пальцем в сторону покрытого пеной водосбора, образовавшегося в дупле гнилого дерева. – Я не знаю, насколько хорошая здесь вода, поэтому не хочу смешивать ее с той, что во фляге. Кроме того, вода приносит гораздо больше пользы, когда находится у тебя в желудке, а не во фляге – это последняя научная теория.
Он кивнул и начал пить воду, делая судорожные глотки, его адамово яблоко заходило вверх-вниз. Он передал флягу мне, и я допил остальное. Затем я опустил ее в черную лужу, чтобы наполнить заново. Головастики под водой бросились в разные стороны; древесные лягушки размножались здесь, в высоко расположенных галереях дождевого леса, где и жили от рождения до смерти, никогда не видя земли. Я вернул пробку на место и сказал:
– Я должен начать испытывать сильную жажду, чтобы захотеть выпить из этой фляги. Ты готов?
Он кивнул, так что, схватившись за трос, я продолжил свой путь и вскоре чуть не умер от разрыва сердца, когда спугнул паукообразную обезьяну, которая, издав пронзительный вопль, совершила двадцатифутовый прыжок на другое дерево, а затем, повернувшись ко мне, рассерженно затараторила. В джунглях она себя чувствовала гораздо более уютно, чем я, но у нее имелись для того все физические данные.
Наконец мы достигли дна и замерли, окруженные влажными зелеными зарослями, чувствуя наконец под ногами твердую землю. Я посмотрел вверх на свисающий трос. Возможно когда-нибудь он вызовет недоумение у какого-нибудь проходящего мимо майя или чиклерос, которые затем найдут ему применение. Возможно и то, что человеческий глаз никогда не увидит его больше. Я сказал:
– Тот дурацкий трюк, который ты затеял наверху, был крайне неуместен. Какого черта ты хотел там найти?
Он поднял голову.
– Давай выберемся из-под вертолета. Здесь не слишком безопасно.
– В какую сторону?
– В любую, черт возьми! – сказал он взволнованно. – Лишь бы подальше отсюда.
Он вынул из ножен свое мачете и яростно врубился в подлесок, прокладывая через него путь. Он был не слишком густой – то, что Фаллон, возможно, назвал бы двадцатифутовым лесом, и нам не пришлось чрезмерно напрягаться.
Пройдя примерно двести ярдов, Гарри остановился и повернулся ко мне.
– Вертолет был испорчен, – сказал он без выражения.
– Что?!
– Ты меня слышал. Катастрофа была подстроена. Хотел бы я добраться до того ублюдка, который это сделал.
Я воткнул свое мачете в землю так, что оно осталось торчать.
– Как ты об этом узнал?
– Я лично проводил ежедневное техническое обслуживание и знаю каждый дюйм этой машины. Ты знаешь, как работает вертолет?
– Довольно смутно, – признался я.
Он присел на корточки и, взяв в руки прутик, начертил на земле схематический рисунок.
– Вот это большой винт наверху, который дает подъемную силу. Закон Ньютона гласит, что каждое действие равно противодействию, следовательно, если этому не воспрепятствовать, весь фюзеляж начнет вращаться в направлении, противоположном вращению главного винта. Остановить вращение можно, разместив в задней части маленький пропеллер, который будет толкать фюзеляж в другую сторону. Понятно?
– Да, – ответил я.
– Этот вертолет имеет один двигатель, который вращает оба винта. Вращение на задний винт передается через длинный вал, идущий вдоль всего фюзеляжа – а здесь расположен карданный привод. Ты помнишь тот грохот, который мы услышали перед самым падением? Тогда я подумал, что это отлетел задний винт. Но я ошибался. Это карданный привод сорвался с крепления, и вал, работая вхолостую, пробил обшивку фюзеляжа. Разумеется, задний винт остановился, и мы начали вращаться.
В следующий раз, когда я пришел в себя, мне было уже лучше – но не намного. На этот раз я оказался способен поднять голову, но ничего не увидел. Просто множество красных бликов, танцующих у меня перед глазами. Откинувшись назад, я потер их и услышал, как кто-то стонет. Примерно в тот же момент ко мне вернулось зрение, и вместо красного все стало зеленым – слепящие движения какой-то зелени за прозрачной стеной кабины.
Я снова услышал стон и, повернувшись, увидел Гарри Ридера, согнувшегося на своем сиденье; из уголка его рта стекала струйка крови. Я был очень слаб и не мог пошевелиться, кроме того, мой мыслительный процесс, по-видимому, испытывал сильные затруднения, и мне не удавалось сложить вместе две последовательные мысли. Все, что я мог сделать, это повернуть голову и уставиться в окно.
Я увидел лягушку! Она сидела на широком листе и смотрела на меня немигающими глазами, оставаясь совершенно неподвижной, за исключением быстрой пульсации горла. Мы изучали друг друга долгое время, достаточное для того, чтобы я успел дважды повторить про себя стихотворение про лягушку, ставшую невестой, – "О-хо-хо, сказал Роули". В конце концов она мигнула, развеяв чары, и я снова повернул голову, чтобы посмотреть на Гарри.
Он слабо заерзал и качнул головой. Его лицо было очень бледным, и струйка крови изо рта вызывала у меня сильное беспокойство, поскольку говорила о внутреннем повреждении. Я снова попробовал пошевелиться, но почувствовал себя чертовски слабым. "Давай, – сказал я себе, – не будь таким серым и тусклым. Подстегни себя, Уил; действуй как человек, который знает, что делать! "
Я попробовал еще раз и мне удалось сесть. Как только я это сделал, вся кабина тревожно затряслась и закачалась, как маленькая шлюпка на волнах.
– Боже, – воскликнул я громко. – Что мне делать? – Я посмотрел на лягушку. Она оставалась неподвижной, хотя лист, на котором она сидела, слабо покачивался. По-видимому, это ее не особенно беспокоило, и она ничего не сказала.
Я заговорил снова, поскольку меня успокаивал звук собственного голоса.
– Ты, должно быть, сошел с ума, – сказал я. – Ты ждешь, что лягушка с тобой заговорит! Ты бредишь, Уил, у тебя контузия.
– Во... во... – произнес Гарри.
– Очнись, Гарри! – крикнул я. – Очнись, ради Бога! Мне так одиноко.
Гарри снова застонал, и его глаза слегка приоткрылись.
– Во... во...
Я нагнулся поближе и приблизил ухо к его губам.
– Что такое, Гарри?
– Во... да, – прошептал он. – Вода за сиденьем.
Я нагнулся за водой, и снова вертолет затрясся и задрожал. Я нашел флягу и поднес ее к губам Гарри, неуверенный в правильности своего поступка. Если у него поврежден желудок, вода не принесет ему никакого облегчения.
Но оказалось, что все в порядке. Он делал слабые глотки, немного проливая мимо, и по его подбородку стекала розовая пена. Затем он быстро пришел в себя, значительно быстрее, чем это сделал я. Я тоже выпил воды, что сильно мне помогло. Я вернул флягу Гарри, и он прополоскал свой рот, а затем сплюнул. Два сломанных зуба со стуком упали на приборную панель.
– А-ах! – произнес он. – Мой рот разрезало на части.
– Слава Богу, – сказал я. – Я думал, что осколки ребер попали тебе в легкие.
Он начал выпрямляться, но сделал паузу, когда вертолет закачался.
– Что за черт!
Внезапно я понял, где мы находимся.
– Осторожней, – сказал я хрипло. – Мне кажется, что мы не на земле. Это тот самый случай, о котором поется в песенке "Укачало детку на верхушке ели". – Я остановился, не сказав ничего больше. Мне не нравился конец этого куплета.
Гарри застыл на своем сиденье, а затем принюхался.
– Сильный запах горючего. Мне это совсем не нравится.
Я спросил:
– Что случилось – там, в небе?
– Я думаю, мы потеряли задний винт, – ответил он. – Когда такое происходит, фюзеляж начинает вращаться в направлении, противоположном вращению главного винта. Слава Богу, что мне удалось дотянуться до панели и выключить двигатель.
– Должно быть, деревья смягчили наше падение, – сказал я. – Если бы мы ударились о твердую землю, то вертолет раскололся бы, как яичная скорлупа. А так мы, кажется, целы.
– Я не могу понять, – пожаловался он. – Почему задний винт вышел из строя?
– Может быть, где-то появилась трещина из-за усталости металла, – предположил я.
– Это новая машина. У нее не было времени устать.
Я деликатно заметил:
– Я предпочел бы обсудить этот вопрос в другое время. Сейчас я намерен поскорее отсюда убраться. Интересно, как далеко от нас находится земля? – Я осторожно пошевелился. – Приготовься к быстрым действиям.
Я осторожно нажал на ручку боковой двери и услышал щелчок, когда замок открылся. Еще одно плавное усилие, и дверь приоткрылась примерно на десять дюймов, а затем что-то остановило ее, но она открылась уже достаточно для того, чтобы я мог посмотреть вниз. Прямо под нами находилась толстая ветвь, а за ней просто сплошная масса листьев, и никаких признаков земли. Я посмотрел вверх и увидел кусочек голубого неба в оправе из все тех же зеленых листьев.
Фаллон бродил по джунглям в течение многих лет, и хотя не был ботаником, проявлял к ним интерес, и при нескольких удобных случаях он поделился со мной своими знаниями. Из того, что он мне рассказывал, и из того, что находилось перед моими глазами, я мог сделать вывод, что мы находимся на высоте примерно восемьдесят футов. Основная жизнь дождевого леса происходит на трех уровнях, специалисты называют их галереи; мы пробили верхний уровень и зацепились на втором, более плотном.
– Есть какая-нибудь веревка? – спросил я Гарри.
– В нашем распоряжении целая лебедка.
– Ты можешь размотать ее без лишних движений?
– Я попробую, – сказал он.
На барабане лебедки имелся рычаг тормоза, которым он мог управлять вручную, и я помог ему размотать трос, укладывая его бухтами перед выходом у переднего сиденья. Затем я спросил:
– Ты знаешь, где мы находимся?
– Конечно! – Он взял в руки планшет с картой. – Мы где-то здесь. Мы находились в воздухе около десяти минут и летели достаточно медленно. Мы удалились от лагеря примерно на десять миль. Это будет нелегкая прогулка.
– У тебя есть здесь какой-нибудь аварийный комплект?
Он начал загибать пальцы.
– Пара мачете, аптечка первой помощи, две фляги с водой – и еще кое-какие мелочи.
Я взял в руки флягу, лежащую между сиденьями, и потряс ее возле уха.
– Одна из них наполовину пустая – или наполовину полная – зависит от того, как ты смотришь на подобные вещи. Нам лучше поскорее добраться до воды.
– Я сложу все остальное, – сказал Гарри и повернулся на своем сиденье.
Вертолет покачнулся, и раздался скрежет рвущегося металла. Гарри немедленно остановился и посмотрел на меня тревожным взглядом. На его верхней губе выступили капельки пота. Убедившись, что больше ничего не происходит, он плавно нагнулся и протянул руку за мачете.
Мы сложили все необходимое перед собой, и тут я воскликнул:
– Радио! Оно работает?
Гарри положил руку на тумблер, а затем отдернул ее назад.
– Не знаю, стоит ли это делать, – сказал он нервно. – Ты чувствуешь запах горючего? Если в передатчике произойдет замыкание, одной искры будет достаточно, чтобы поднять нас на воздух. – Некоторое время мы смотрели друг на друга в полной тишине, затем он слабо усмехнулся. – Хорошо, я попробую.
Он щелкнул тумблером и прижал к уху наушник.
– Оно сломано! Сигнал не передается и не принимается.
– Тогда не будем больше про это думать.
Я открыл дверь так широко, как только возможно, и посмотрел вниз на ветвь. Она имела в ширину около девяти дюймов и казалась очень прочной.
– Теперь я попробую вылезти. Я хочу, чтобы ты сбросил мне трос, когда я крикну.
Выскользнуть наружу не составило для меня большого труда, я довольно худой, и, держась руками за порожек кабины, я начал опускаться на ветвь. Даже когда я выпрямился до конца, мои подошвы висели в воздухе в шести дюймах от ветви, и мне пришлось пролететь остаток пути. Я разжал пальцы и ударился о ветвь ногами под прямым углом, слабо покачнулся, а затем упал вперед и обхватил ее руками, представляя из себя хорошую имитацию человека на ярмарочном шесте. Когда я принял вертикальное положение, сидя верхом на ветке, то обнаружил, что с трудом перевожу дыхание.
– О'кей – бросай трос.
Он опустился вниз, и я схватил его руками. Гарри привязал фляги с водой и мачете к ремням на конце троса. В целях безопасности я оставил их там, где они были, и пристегнул ремни к ветке.
– Теперь можешь выбираться, – крикнул я.
Гарри стравил еще немного троса, а затем появился сам. Он обвязал себя тросом вокруг талии и вместо того, чтобы спуститься вниз на ветку, начал карабкаться на крышу кабины вертолета.
– Какого черта ты делаешь? – прокричал я.
– Я хочу взглянуть на хвостовой отсек, – сказал он, тяжело дыша.
– Ради Бога, остановись! Ты обрушишь вниз всю эту чертову махину.
Он проигнорировал мои слова и пополз на четвереньках по направлению к хвосту. Насколько я мог видеть, единственное, что удерживало вертолет в его нынешнем положении, было колесо, которое застряло в развилке между веткой и стволом дерева, и даже пока я смотрел, мне удалось заметить, что колесо скользит вперед с неразличимо маленькой скоростью.
Когда я поднял голову, Гарри уже исчез за завесой листьев.
– Он двигается! – крикнул я. – Слезай обратно!
Ответом мне была тишина. Вертолет накренился, сломав с хрустом опутавшие его тонкие ветки, и несколько листьев полетели вниз. Я бросил взгляд на колесо и увидел, что оно продвинулось вперед. Еще два дюйма, и весь вертолет лишится опоры.
Гарри снова появился в поле зрения, плавно продвигаясь головой вперед по направлению к кабине. Он ловко спустился вниз и спрыгнул на ветку. Она прогнулась от удара, он закачался, а я поймал его за талию. Мы вдвоем могли бы составить хороший цирковой номер.
Он совершил ряд маневров, в результате которых оказался верхом на ветке лицом ко мне. Я показал на колесо, которому оставалось продвинуться на один дюйм. Его лицо напряглось.
– Давай отсюда убираться.
Мы отвязали мачете и фляги с водой и перекинули их лямки через плечи, затем вытянули из вертолета остатки троса лебедки.
– Какова его длина?
– Сто футов.
– Этого должно хватить до земли.
Я стравил трос до конца, а затем первым полез вниз, поочередно перехватывая руки. Это оказалось не слишком сложно, поскольку вокруг имелось множество ветвей, облегчающих спуск. По пути мне пришлось сделать пару остановок, чтобы распутать трос, и на одной из них я подождал Гарри.
Он спустился вниз и, тяжело дыша, сел на ветку.
– Представь себе, что я прыгаю, как Тарзан! – Он открыл рот. Его лицо исказила гримаса боли.
– Что случилось?
Он потер грудь.
– Кажется, я сломал пару ребер. Сейчас все будет в порядке.
Я достал наполовину пустую флягу.
– Хлебни как следует. Половина тебе, половина мне. Он взял ее с видимым колебанием.
– Ты, помнится, говорил, что нам следует поскорее добраться до воды.
– Здесь есть еще. – Я ткнул пальцем в сторону покрытого пеной водосбора, образовавшегося в дупле гнилого дерева. – Я не знаю, насколько хорошая здесь вода, поэтому не хочу смешивать ее с той, что во фляге. Кроме того, вода приносит гораздо больше пользы, когда находится у тебя в желудке, а не во фляге – это последняя научная теория.
Он кивнул и начал пить воду, делая судорожные глотки, его адамово яблоко заходило вверх-вниз. Он передал флягу мне, и я допил остальное. Затем я опустил ее в черную лужу, чтобы наполнить заново. Головастики под водой бросились в разные стороны; древесные лягушки размножались здесь, в высоко расположенных галереях дождевого леса, где и жили от рождения до смерти, никогда не видя земли. Я вернул пробку на место и сказал:
– Я должен начать испытывать сильную жажду, чтобы захотеть выпить из этой фляги. Ты готов?
Он кивнул, так что, схватившись за трос, я продолжил свой путь и вскоре чуть не умер от разрыва сердца, когда спугнул паукообразную обезьяну, которая, издав пронзительный вопль, совершила двадцатифутовый прыжок на другое дерево, а затем, повернувшись ко мне, рассерженно затараторила. В джунглях она себя чувствовала гораздо более уютно, чем я, но у нее имелись для того все физические данные.
Наконец мы достигли дна и замерли, окруженные влажными зелеными зарослями, чувствуя наконец под ногами твердую землю. Я посмотрел вверх на свисающий трос. Возможно когда-нибудь он вызовет недоумение у какого-нибудь проходящего мимо майя или чиклерос, которые затем найдут ему применение. Возможно и то, что человеческий глаз никогда не увидит его больше. Я сказал:
– Тот дурацкий трюк, который ты затеял наверху, был крайне неуместен. Какого черта ты хотел там найти?
Он поднял голову.
– Давай выберемся из-под вертолета. Здесь не слишком безопасно.
– В какую сторону?
– В любую, черт возьми! – сказал он взволнованно. – Лишь бы подальше отсюда.
Он вынул из ножен свое мачете и яростно врубился в подлесок, прокладывая через него путь. Он был не слишком густой – то, что Фаллон, возможно, назвал бы двадцатифутовым лесом, и нам не пришлось чрезмерно напрягаться.
Пройдя примерно двести ярдов, Гарри остановился и повернулся ко мне.
– Вертолет был испорчен, – сказал он без выражения.
– Что?!
– Ты меня слышал. Катастрофа была подстроена. Хотел бы я добраться до того ублюдка, который это сделал.
Я воткнул свое мачете в землю так, что оно осталось торчать.
– Как ты об этом узнал?
– Я лично проводил ежедневное техническое обслуживание и знаю каждый дюйм этой машины. Ты знаешь, как работает вертолет?
– Довольно смутно, – признался я.
Он присел на корточки и, взяв в руки прутик, начертил на земле схематический рисунок.
– Вот это большой винт наверху, который дает подъемную силу. Закон Ньютона гласит, что каждое действие равно противодействию, следовательно, если этому не воспрепятствовать, весь фюзеляж начнет вращаться в направлении, противоположном вращению главного винта. Остановить вращение можно, разместив в задней части маленький пропеллер, который будет толкать фюзеляж в другую сторону. Понятно?
– Да, – ответил я.
– Этот вертолет имеет один двигатель, который вращает оба винта. Вращение на задний винт передается через длинный вал, идущий вдоль всего фюзеляжа – а здесь расположен карданный привод. Ты помнишь тот грохот, который мы услышали перед самым падением? Тогда я подумал, что это отлетел задний винт. Но я ошибался. Это карданный привод сорвался с крепления, и вал, работая вхолостую, пробил обшивку фюзеляжа. Разумеется, задний винт остановился, и мы начали вращаться.