Белокопытов Александр. Рассказы о литературном институте

   И вот довелось мне увидеть такую картину... Было это ровно под Новый Год. Вот он его и надел. И праздник, и новая вещь на голове, красивая, хорошо. Мы аккуратно возвращались из таксопарка, ходили за добычей... Взяли хорошую добычу, а он шел из общежития туда же... Был он совершенно один, очень и очень пьян, мало что видел вокруг, никого не узнавал, и на голове у него красовался синий малaхай... Или оттого, что ночь была, или от снега и света фонарей, и - без сомнения! - самого малахая, но лицо его показалось мне мертвенно-синим и страшным, как у мальчишей-плохишей в фильмах ужасов.
   И так мне в тот момент его жалко стало, нет слов! Идет - один, ночью, зимой, пьяный неизвестно куда...
   Бесприютная монгольская душа напрочь заблудилась в Москве, в сугробах... Грустное и пугающее зрелище! Но оказалось, он знал, куда идет и несет скомканные деньги в кулаке. Мы попытались его развернуть и увести в общежитие, но он вырвался и, падая и поднимаясь, ринулся от нас через сугробы, что-то горько и обидно выкрикивая по-монгольски... Наверное, было ему в тот момент очень грустно и одиноко. Так и жил в Москве великий монгольский писатель Намсрай... Фамилии его я никогда не знал, да и если бы знал, все равно не выговорил.
   Но вот приехали на учебу в Литинститут молодые монголы, человек восемь.
   Молодые кадры: переводчики, критики, начинающие писатели... Крепко подружиться с pyccкой литературой, с культурой познакомиться и полезные навыки приобрести. Ну и пусть познакомятся... Плохого в этом ничего нет. А у нас многие отовсюду приезжали ума понабраться - и из Азии, и из Африки, и с Кубы, и Европа социалистическая жила припеваючи... Вот теперь и монголов подвалило. Значит - дело будет. Литература в мире не погибнет. Только вот хоть они молодые оказались, а по-русски говорят не ахти как, совсем мало-мало лопочут, хуже них лопочут только вьетнамцы. Ну, да ладно... Дело у них молодое - язык освоить, мозги - свежие, было бы, как говорится, желание.
   Но желания, как, оказалось, было у них немного. Сразу они стали держаться особняком, своей свадьбой, на контакт шли не охотно, видно невооруженным глазом... и хоть и очень молоды, но уже чем-то озлоблены на жизнь, не в пример добродушному Намсраю. Или это было проявление нелюбви к русским? Все может быть... Ладно, пусть хоть ненавидят, мы и это переживем, мы - привычные, лишь бы боялись... Но скоро выяснилось, что они еще и патологически жадны! Ни в какое время, ни при какой погоде у ниx невозможно занять денег. А общежития для того и существует, чтоб один у другого в трудный момент мог копейку перехватить... Даже у узбеков - можно, даже у башкир, даже у татар в конце концов! А у этих - нет. А скоро выяснилось и другое - что они еще и пьют! Чуть не каждый день наливаются водкой, хоть и молодые... Ну правильно, раньше начнешь, раньше - кончишь. Трое, правда, не выпивали. Все время чистые ходили... детки монгольской интеллигенции, а у них другие планы на жизнь. А эти стали пить. Даже - жрать водку. Появилась прямо патологическая страсть к выпивке. А выпив водки и потеряв ориентировку во времени в пространстве, начинают носиться по коридорам вереницей, яростно вскрикивая что-то по-монгольски, жестикулируя и сдабривая все это крепким русским матом... Вот тебе и приехали познакомиться с русской культурой и литературой! Через водку тоже, конечно, можно приобщиться, только, как бы пупок не развязался, тут надо самим Челубеем быть...
   Посмотрел на молодых монголов умный и многоопытный Намсрай, ужаснулся и сделал необходимые выводы... Может, он подумал, что они своим присутствием компроментируют его Монголию, а, может, и взревновал? То он учился - один, зрелый и мудрый человек, а тут приехали неизвестно кто, с куриными мозгами, только портят впечатление.
   Он и стал их учить по-своему, как подсказала ему крепкая монгольская голова и крепкие руки. Как только начинают они носиться по коридорам, он выходит и караулит их... Вернее, вначале он тоже выпивает, но в другом месте... С их приездом в Литинститут что-то в нем решительно изменилось, он - озлобился. В короткое время стал буен и неуправляем. И вот, выпив водки с русскими братьями, он начинает изливать свое буйство на братьев-монголов. Лицо его, широкое, как добрый пласт глины, наливается кровью, он грозно выходит в коридор... Если они попрятались, он, расширяя ноздри и свирепея, обходит все монгольские комнаты... А найдя, шумно и мстительно выражает свою радость... С криком выволакивает их в коридор, ставит в ряд и прилюдно устраивает экзекуцию. А она у него - проста и убедительна.
   - Ах ты, грязный монгол, - зло шипит, ругается он и бьет их кулаком в ухо и лицо... Одной рукой - держит за ворот, другой - бьет. Каждого по нескольку раз. Они безропотно стоят, понурив головы, и только покачиваются от ударов и водки... Нет, они не так слабы, и их много, но они не оказывают никакого сопротивления. Нельзя.
   Намсрай - уже великий писатель, а они еще - не очень великие. Он авторитет. У себя в Монголии им приводили его в пример. Но Намсрай действительно писатель, хоть и пьет. А они еще - никто, но уже пьют. Синяков на их темных, тоже как добрый пласт глины, лицах не видно, скрадывает природная смуглость. Так что, считай, обходится без синяков. Вот хорошо-то как! Одна радость! В институт, несмотря на гульбище, они наведываются регулярно. Сидят за партой тихо и тупо. Но не дай Бог преподователю их о чем-то спросить. Они поднимутся и будут молча, понуро и безропотно стоять, так же терпеливо, как при экзекуции Намсрая... И ни слова нельзя от них добиться, хоть вырви язык... Они - немы, как рыбы. Зачем все-таки они в Москве?
   Но вот дохнуло в России ветром перемен, запахло перестройкой...
   И они тут же проявили смекалку - забросили учебу и давай делать бизнес - возить из Монголии неподъемные сумки и тюки: с кожей и джинсами.
   Общежитие превратилось в перевалочную базу... В институте они появляются теперь редко... У них другой интерес в Москве, даже водка отступает на задний план, в голове одно: деньги, много денег, валюта... Намсраю все реже удается проводить свои "мероприятия", они перед ним уже не забитые, безропотные монголы, они - новое племя, почуявшее запах денег. Теперь они не стоят покорно, они достаточно обнаглели и могут дать сдачи. В голове у них великая лихорадка: товар - деньги, деньги - товар. И Намсрай отступает.
   Как появились у нас "новые русские", так и у них скоро народятся "новые монголы"... Что это такое - "новые монголы"? Свирепые и кровожадные, перемазанные бараньей кровью и жиром, молодые люди на "мерседесах" с мобильными телефонами в руках посреди широкой монгольской степи? Дикое зрелище!
   Нет, не зря их бил Намсрай смертным боем, ох, не зря... Пытался он предупредить в них грядущее зло, которое выйдет наружу вместе с перестройкой и ничего доброго Монголии не принесет... Всей своей кровью древней и нутром чувствовал и пытался предупредить его, задавить в зародыше, только опоздал он, катастрофически опоздал...
   Как ни глупо и ни пакостно звучит "новые русские", а уж "новые монголы" звучит совсем нелепо, дико и страшно.
   Бедный Намсрай!
   НА ХАЛЯВУ
   Собрались как-то студенты - все сплошь молодые и мужественные ребята, в одной угловой комнатке на шестом этаже и заперлись там, как декабристы... Сидят, беседуют о том, о сем, рассуждают... И о поэзии, и о прозе, и об учебе, и о том, что жизнь - хороша, когда ни о чем не болит душа. А душа на то она и душа, всегда о чем-нибудь болит и переживает. Без этого нельзя.
   А на столе у ребят - праздник. Густо уставлен он пивом с водкой, а на закуску - колбаса с булками. Хоть сами и непьющие, а иногда можно себе позволить расслабиться, а то все время в напряжении, учеба - это вам не ваньку валять, как бы голова от напора знаний не треснула.
   Время - далеко за полночь. В общежитии уже и гомон, и щебет, и свист, и просто пение - все стихло. Все певцы разбрелись... А они все не расходятся - сна ни в одном глазу, бессоница. A откуда ж сну-то хоть в одном глазу взяться, когда сессия началась? Сама по себе сессия - это хорошо, даже счастье, сплошной отдых, считай, каникулы наступили.
   Все - так, да не так. Потому что утром у них экзамен - мать его за ногу! - да такой экзамен, что с похмелья в дурном сне не приснится. Caмый подлый, коварный экзамен - история КПСС! Все остальные экзамены по сравнению с ним - семечки, орехи. А он страшен и ужасен! Страшнее этой истории партии только и есть одна марксистско-ленинская философия. Там сам черт ногу сломит! Но этот экзамен еще впереди. Маячит, как путеводная звезда. А ты вначале, попробуй, историю партии сдай! Как же тут не переживать...
   Так что ни о каком сне речи быть не может! Сидят ребята и о несбыточном мечтают:
   - Эх, хорошо бы нам эту историю партии проклятую на дурака сдать, на халяву проскочить... - разводит философию один.
   - Еще бы нехорошо, - поддакивает другой. - Совсем даже неплохо.
   И третий мечтает:
   - Да-а-а... если бы сдать ее на халяву, это бы даже куда лучше было, чем халвы бесплатно наесться...
   Тут уже, конечно, и стихи, и проза, на задний план отошли, не до них, перед глазами только змеиные щупальцы истории КПСС шевелятся...
   А форточка у ребят настежь открыта, чтоб побыстрее клубы дыма и винные пары улетучивались...
   Вдруг влетает в форточку нечто такое, совсем непонятное: ребенок не ребенок, женщина не женщина, - но баба, бабеночка точно! Сама из себя небольшая, голенькая, титьки маленькие торчат, за спиной - крылышки, как у ангела, только лицо взрослое, один глаз серьезно смотрит, а другой хитро прищурен. Повисла в воздухе и покачивается с боку на бок...
   Удивились ребята: что это за поздний гость? Может, это белочка? Так откуда белочке взяться? Все белочки в тайге, по дуплам сидят.
   Тут один догадался, спросил:
   - А ты не халява ли будешь, девушка невиданной красы?
   - Она самая и есть, халява... - сладко причмокнула гостья. - Халява Халиловна, будем знакомы!
   Ух ты! Обрадовались студенты: лучший друг нашего брата прибыл! Усадили ее на почетное место, стали потчевать пивом с водкой, колбасой с булками угощать... А Халява Халиловна не отказывается, выпивает да закусывает, уплетает угощение за милую душу... Ела-ела, все у них подъела, все выпила... Как насытилась, сладко причмокнула и подмигнула ребятам: ну, мол, все, полный порядок... Будьте за экзамен совершенно спокойны, все теперь у вас в ажуре будет. И полетела восвояси, едва в форточку пролезла.
   А ребята себе от радости места не найдут! Еще б не радоваться: умаслили саму Халяву Халиловну! Ну, думают, преодолеем теперь ненавистную дисциплину, может, еще и отличные оценки отхватим! Чем черт не шутит? В отличники по истории партии и марксизму-ленинизму выбьемся. Бывают же такие чудеса!
   Вот ведь какое свойство человеческой натуры: eщe ничего толком неизвестно, сдадут они или нет, нет, чтоб хоть худые троечки себе заказать, а они уже губу раскатали, подавай им по высшему разряду, как в бане.
   Ладно, пришли утром на экзамен... Лица у всех от недосыпа помятые, опухшие, глаза - красные. А преподователь у них не человек - зверь лютый с партбилетом по фамилии Мальков. Его дед в свое время был начальником охраны Кремля. Да таких днем с огнем поискать! Его в Литинститут из ВПШ за жесткость с подчиненными перевели. Там, значит, в ВПШ, жесткость нельзя проявлять, а здесь - можно. Тут уж он и развернулся во всю удаль молодецкую, так гайки закрутил, что никому мало не показалось. И главное сами преподаватели его как огня боятся, как бы он их по партийной линии не вздрючил. Он еще и секретарем парторганизации был.
   Вот ходит он из угла в угол, скрипит начищенными ботинками, меряет пространство, - тесно ему! - смотрит на всех исподлобья, с ненавистью, заживо испепелить хочет... Попробуй, сдай такому! Зато примерь гестаповскую фуражку - в самый раз будет. Так что только на одну халяву - дорогую Халяву Халиловну - и надежда.
   Взяли ребята билеты, кому какой попался, уселись кое-как, лишний раз дыхнуть боятся... Уставились в билеты, а там такая голомуть - без бутылки, точно, не разобраться! Все какие-то съезды, съезды с программами и все даты, даты, даты, век бы их не знать!
   Ну, делать нечего, стали сдавать... Тут скоро и выяснилось, что, увы, никто эту каменную стену в лице марксистско-ленинского профессора прошибить не может. И никакая халява не помогает, даже сама Халява Халиловна не в силах.
   Пошел такой разнос-раздолбай, хоть святых выноси! Рвет он и мечет, этот профессор из ВПШ, живого места от ребят норовит не оставить, чистый Освенцим устроил! Куда ребятам-несмышленышам деваться?
   Кто-то eщe хочет спастись, кричит изо всех сил:
   - Пролетарии всех стран соединяйтесь!
   Ничего умнее в этот момент в голову не приходит. Другой подвывает:
   - Ленин и партия - близнецы-братья! - Да никакого толку.
   А профессор марксистских мокрых дел не унимается, уничижает всячески, ест по-живому, крови жаждет.
   - Не дышатъ перегаром, недоумки! Кто против советской власти? Есть такие? - И пальцем тычет, чтоб выяснить. А кто против советской власти? Никто не против. Дураков-то нет.
   Короче, получили все по заслугам, по "неуду", по позорному, и были выпровожденны, горемычные, вон... А не будь дураком, на халяву надейся, а сам не плошай! Что-что, а уж историю родной партии знать надо.
   Выбрались они на свежий воздух, хлебнули живого кислорода, и на радостях, что хоть сами-то живые остались, двинули в Столешников переулок, в недалекий кабачок по прозванию "Яма", по кружке пивка садануть, а то и по две... Пока молодые да неженатые. Жизнь продолжается! Кто им может запретить? Да никто! Даже все марксистско-ленинские профессора вместе взятые.
   Вот как раньше в Литинституте жили... Смешно вспоминать. А что касается халявы, то она, конечно, случалась иногда, но, по большому счету, была она мизерной, глупой, незначительной... А вот если бы можно было жизнь на халяву прожить, проскакать, и чтоб молодость и здоровье не потратить, да на второй круг развернуться. Вот это бы, наверное, была действительно халява. Только так не бывает.
   И не надо.
   ЦАРЬ
   Был у меня хороший приятель Андрей. Из тех краев и земель приехал, где все само родится, и садить не надо. И таланты - тоже. На поэзии учился. Любил страшно выпить, везде со мной ходил... Все ждал, когда я выпивку куплю. А как выпьет, так зарумянится весь... и все спрашивал, выпимши:
   - Ш-шурик, а правда, что я на царя похож, на Николая Второго? - он заикался немного и очки носил.
   - Ну, - говорю, - только ты в очках.
   - А-ага, - спохватится он и быстро очечки снимет, чтоб сходство нагляднее было, поглядит на себя в зеркало - и ко мне, чтоб я оценил: Как, похож?
   - Ну, - говорю, - может, и похож... Вон и борода у тебя есть, и усы ты подкрутил, вроде, похоже...
   А борода у него правда была. Не буду утверждать, что как у Николая II, но - была. Он в ней пять лет ходил и ни разу не сбрил. Это ж сколько терпения надо! Ну, борода, она у многих есть, у меня тоже была, но это не значит, что я на кого-то похож, тем более на царя.
   Так и разглядываю его, что поделаешь, раз товарищ просит... А глаза у него были чуть близко посажены к переносице, без очков-то сильно заметно... А еще вроде как косинка легкая есть... "Да, - думаю, - однако, не очень-то ты на него похож". Потом на уши его погляжу... А на ушах-то у него - еще волосы, шерсть пучками растет! Вот тебе и Николай II! Не дай Бог нам такого царя!
   Не то чтобы он мне совсем близкий человек был, - жил по большому счету своей скрытной жизнью, был сильно себе на уме, - но заходил часто, раз по десять на дню. А как выпьет, опять очки снимет:
   - Ну что, Ш-шурик, похож я на царя?
   - Похож, похож, - говорю, чтоб не обидеть. - Ты уж лучше Новиковым будь, который в девятнадцатом веке жил, масоном.
   Он хмыкнет:
   - Ладно... - говорит, - буду тогда Новиковым, масоном. Масоном - тоже хорошо.
   А лучше всего, конечно, быть самим собой. Он знаменитое стихотворение написал: "Купание полиэтилена". О том, как полиэтилен - язык вывихнешь пока выговорить - после мытья сохнет на веревке, сверкает и шелестит на ветру... Авангардное.
   Вообще-то у меня приятелей и дружков в Литинституте много было, если про всех написать, никакой бумаги не хватит.
   ВОЛОДЯ - СЫН ПИСАТЕЛЯ
   В Планерном мы с ним первый раз пересеклись и сразу стали отношения выяснять: он за мной бежал и палкой мне в спину тыкал, а я от него убежать пытался... Так и не смог убежать...
   А в Планерном хорошая спортивная база была, наше начальство ее на зиму арендовало, и нас, студентов, возили туда на выходные физкультурой позаниматься - на лыжах побегать, короче, подышать свежим воздухом и здоровья поднабраться. И еще - обеды там были бесплатные, бери талон и иди питайся, вкусно и сытно. Даже иногда можно было исхитриться и на два талона пообедать, смотря, сколько в тебя влезет.
   Вообще-то все наши ребята к физкультуре не очень были расположены, с прохладцей к ней относились, но на спортивную базу всегда ездили с большим удовольствием. И - правильно. Считай, что как на дачу за город выбрался и активно там отдохнул. Румяный оттуда возвращаешься, здоровьем так и пышешь... Конечно, сразу и стихи хорошие в голову лезут, и проза, смотря чем занимаешься, потому что очистил мозги кислородом, продул и - поперло! А то, бывает, некоторые ходят по общежитию, маются. "Ой, - говорят, - что-то сегодня совсем не пишется". А другие им поддакивают: "Так ведь и вчера тоже не писалось, ни строчки не вылезло!" А как вы хотели? Надо физкультурой заниматься. В здоровом теле - здоровый дух. А раз так, значит, и мозги нормально работают: и сегодня строчку дадут, и завтра, так, глядишь, к концу года этих строчек порядочно соберется.
   А встречал нас на базе Иван Кириллович Чирков - любимый наш физкультурник, преподователь, человек в Литинституте знаменитый, о нем я обязательно расскажу отдельно. Я его ласково называл "Иван Кирялович". Почему? Тоже потом объясню...
   Вот в один из выходных дней все поехали на базу и я решил с ними выбраться... А то еще ни разу не ездил, все мне почему-то некогда было. А умные-то наши студенты постоянно туда ездили, потому что выгода сплошная со всех сторон: и здоровье получил, и покушал бесплатно. Так и я себе сказал: "Давай-ка поезжай, не дурней других, не упускай возможности, дядя Саша, береги здоровье смолоду... Ты же еще молодой, а то если ничем не будешь заниматься, особенно - спортом, то что из тебя к сорока годам будет? Развалина - вот что". Так и поехал в Планерное, пристроился к группе своих спортсменов, я - тоже хитрый и к спорту неравнодушный.
   А на базе - здорово! Снегу - полно, горки, склоны, сосны, природа, кислород голимый - дышать не надышаться! Получай спортинвентарь и работай в свое удовольствие. Иван Кириллович командует парадом - всем лыжи раздает, на груди свисток, чтоб свистнуть, если что не так.
   Увидел я лыжи, лыжников, заволновался... "Эх, - думаю, - дядя Саша, а ну-ка и ты возьми лыжи и прокатись, погляди, что ты на сегодня стоишь!" В общем, взыграл во мне спортивный азарт, захотелось тряхнуть стариной. Я на лыжи уже лет семь не вставал, а когда-то в лыжную секцию ходил, бегал по десять километров за раз и больше... Пока мне один умник не сказал: "Ты что? Это же лошадиный спорт! И с куревом - несовместимо". Лыжи я тогда бросил, а курево - нет.
   Подобрал я себе ботинки по размеру, лыжи выбрал... Лыжи - так себе, дрова, ну да ладно, какие есть, я же не собираюсь бить мировой рекорд. Встал на лыжи, поехал на лыжню, на круг... А Иван Кириллович ставит всех вначале на старт, потом отправляет и время засекает... На самом-то деле все это, конечно, понарошку происходит, неважно, как уж пробежишь, главное поучаствовал.
   Побежал и я потихоньку... Лыжи не шибко катятся, но ничего, зато с горы не убьешься.Так потихоньку-потихоньку разошелся я, поехал быстрее, шпарю уже... Одного обогнал, другого, третьего... а круг километров пять или десять, не помню уже... Появится впереди меня лыжник, я его достану и обгоню... Приятно. Тешу самолюбие: я - быстрее. Иногда оглянусь для порядка, никто меня не догоняет?
   Раз оглянулся, гляжу, - появился за мной человечек, спортсмен, достает меня... Я слегка прибавил, думаю, хрен достанешь... Немного погодя оглянусь, - нет, достает... Я уже прусь во весь дух - а он за мной! Скоро кричит за спиной: "Лыжню!" Ну, я уступил, ничего не поделаешь, такой закон: слабый должен уступать, сильному. Обогнал он меня и дальше понесся... высокой парень, чернявый такой, ноги-то длинные, ерзает ими туда-сюда и несется... Ну, молодой еще, видимо, здоровья-то много. Присосался я за ним, так за ним и приехал, до финиша уже недалеко было.
   Потом подошел, похвалил его:
   - Молодец, - говорю, - достал меня на лыжне, спортсмен, наверное, и не куришь...
   А он смеется:
   - Нет, не спортсмен, просто так ехал... А не курю, точно!
   После пробежки пошли мы в столовую, бесплатно вкусно и сытно поесть... Поели. Я два обеда съел, сильно проголодался. Сам думаю: "И что же я в такое хорошее место раньше, дурак, не ездил? Надо для таких мероприятий время обязательно находить". В общем, осознал эту необходимость. Но, увы, больше у меня за все время учебы съездить не получилось, всегда находились какие-то другие неотложные дела и делишки.
   Так с парнем этим, звали его Володя, я и познакомился, а потом и подружился. Оказался он сыном знаменитого писателя, сам тоже что-то писал, если он также пишет, как на лыжах бегает, то, думаю, толк обязательно будет. Дай только срок! Потому что сам он был очень умным, большим книгочеем, много знал и из истории, и из философии, в общем, со всех сторон - интеллектуальный человек, только слегка забавный.
   Мысли его лихорадили разные... Особенно о евреях. Кто они такие? Зачем к нам пришли и что хотят? Как-то прибежал в институт с тоненькой брошюркой "Катехизис еврея, живущего в СССР"... И стал мне тайком показывать, боялся, как бы кто чужой не подглядел да не настучал на него куда надо... Показывает, а сам волнуется страшно, горячится...
   - Ты вот это-то видел? Ты погляди, что творится-то, а? Что они с нами делают!
   А я только смеюсь... А он горячится, дышит гневно.
   - Чего ты смеешься? Ты сам-то ее хоть читал!
   - Смеюсь, потому что смешно, - отвечаю. - А читал, когда еще в Томске был, лет пять назад... Вещица занятная, - я действительно его читал, ходил он по рукам в фотокопиях.
   - Ну, это же все правда! - тычет он пальцем в страницы.
   - Да, правда, - говорю, - наверное... Слишком уж на правду похоже.
   - А "Протоколы сионских мудрецов" тоже правда?
   - А как ты сам думаешь? Ты поставь на одну чашу весов Нилуса, а на другую тех, кто его опровергает. Кто кого перевесит? Вот и делай выводы...
   - Так что же нам тогда делать?
   - А ничего не делать... Жить да радоваться, - усмехаюсь я грустно. В общем-то он хороший парень, только слишком молодой, а поэтому - глупый, хоть и умный с другой стороны - читает много полезных и нужных книг. Что я мог ему предложить? Я сам ненамного постарше его, всего года на три. Ни я, ни он, ни толпа нас таких все равно никого не победит, а победит одна только вера православная.
   Короче, еврейский вопрос для него одно время почти вопросом жизни и смерти был. Очень он к нему болезненно относился. Еще о казаках любил говорить, - он сам из казаков - о раскулачивании, о несправедливом отношении к казакам всех властей. А казак - птица вольная и держатель рубежей. Я ему поддакивал. Я сам к казакам всегда неравнодушен был, а уж за то, что они в Белом Движении сделали - просто голову склоняю.
   Еще книжками мы с ним обменивались, я ему - какие-нибудь сильно умные, - сам еще их сроду не читал, некогда, - а он мне что-нибудь попроще, Дюма какого-нибудь... А я потом еду в Тулу на базар с приятелем-туляком и там реализую этого Дюма, продаю. Выручаю небольшие деньги, возвращаюсь в Москву, хочу какую-нибудь вещь полезную приобрести, ан нет! Деньги все обычно на чай уходили. Потому что ребята все сидят в общежитии, как галчата, рты раскрывают: "Пить-пить-пить", - говорят и на клюв показывают. Приходится бежать за чаем, а потом и с ними садиться, деваться некуда друзья... А другу - и принеси, и еще посиди с ним, успокой, а то у него душа болит.
   С год, наверное, мы с этим Володей общались, можно сказать, корешами стали, пока вдруг однажды не осенило его, что я - еврей! Расколол он меня... Подходит ко мне один студент и говорит:
   - Слушай, Вовка мне по секрету сказал, что ты - еврей! Вычислил он тебя...
   А мне смешно: вот это довычислялся! И правда, стал он от меня бежать, шарахаться, руками отмахиваться. .. Я - к нему:
   - Стой, Володя, куда?
   Он, знай, только улепетывает и отмахивается...
   Ну, раз такое дело и "вычислил" он меня, не стал я его разубеждать, мне реабилитироваться не надо. Я то, может, самый главный нееврей и был среди его знакомых, а он взял меня и "разоблачил"!
   И знаться со мной перестал. Как увидит, так бежит в сторону... Вот как бывает... Вдруг открылось человеку, что он все тайны душевные не тому поверял и разговоры душеспасительные не с тем вел... Вот какой недосмотр! Он ко мне - со всей душой, а я - не тот оказался. Грустно и смешно мне стало... Ну, каждый сам выбирает себе друзей и так же прекращает дружбу, если ложь обнаруживает и подвох.
   А я подозреваю, что он сам - еврей. Не целиком, конечно, - а частью, со стороны матери. Вот почему этот вопрос сильно занимал и мучил его, очень он к нему щепетильно и болезненно относился, наверное, никак не мог для себя решить: кто он сам все-таки - еврей или нет и как ему дальше поступать? И запутался вконец...
   Как с Юрием Нагибиным произошло. Тот тоже всю жизнь мучился и выяснял: еврей он или нет? Только к концу жизни выяснил: оказалось - нет. Жалко. Надо было раньше узнать. А то эта сумятица и постоянный страх в сердце и голове задавили его творчество, не дали ему по-настоящему раскрыться, в другое русло завели, а ведь он действительно мог стать настоящим большим русским писателем. А то в итоге с последними своими романами, где он то на тещу, то на тестя залезет - совсем обмишурился. А мог бы действительно что-то хорошее и значительное создать, дневник-то у него - очень сильная вещь.