Белов Михаил. Иисус Христос или путешествие одного сознания (главы 1 и 2)

   И кем должен считать себя ты, когда тебе как марионетке раз за разом внушают, что ты должен делать, и от чего ты не способен отказаться. Если откажешься - баланс внутри тебя уже нарушен, мозг зациклен на вкусной пище - будешь испытывать муки голода, к тому же сопровождаемые взглядами, соответствующими твоей "неразумности".
   Я сидел в зале. Матушка готовила обед на кухне. Мы только что что-то обсудили. Наполняющая меня энергия стала наливать меня радостью, и я пришел к какому-то открытию, которым захотел поделиться с матушкой. Я бросился к ней на кухню. Она стояла у плиты. Едва я произнес то, что хотел, как она вдруг резко с негативом повернулась в мою сторону. Я чуть не схватился за сердце. Сказав ей то, что считал сказать нужным, я пошел в свою комнату, лег на кровать и, проклиная ее и жалея себя, таким образом стал проводить время. Я бы не стал делать последнее, если бы не чувствовал, что проваливаюсь в бездну или вишу над ней. Левая половина моего тела стала черной и как-то ра зомкнулась на составляющие ее части, похожие на психические каналы. Между этими каналами виднелась глубина. Параллельно с этим я начал чувствовать схождение с ума. Я был в предпсихозном состоянии.
   Пролежав до обеда, я вдруг стал обнаруживать, что с ума не только не схожу, но и то, что наполняющая меня энергия отодвигает все мои негативы и страхи и опять делает меня собой, а мое настроение радужным.
   Я встал и пошел заниматься своими делами. На матушку я смотреть не хотел. Пустоты зияющей бездны заполнила моя энергия и существование бездны подо мной стало мне безразличным. Я вспомнил, что подобный опыт я переживал после общения с Павитриным, который подвозил мне картошку этой весной. Приближался мой день рождения и он пригласил меня обсудить книгу "На пути к сверхчеловечеству" Сатпрема. Как я был уверен, пригласил для того, чтобы не идти ко мне на день рождения, а поздравить меня у себя дома. На день рождения он ко мне не пришел и не поздравил по телефону.
   "Не отвечать" стало моей догмой. Общаясь с людьми, я стал пытаться экономить даже на приветствиях, хотя здороваться со всеми не переставал. Люди не переставали меня поражать. Для меня было аксиомой - "хочешь взять - отдай", равно как и свобода действий и духовная чистота. Не захоти они здороваться и пройди мимо - я бы и просто это воспринял и не стал бы "загибать пальцы" - я умею уважать и плохое настроение. Да мало ли у человека причин не открывать свою душу. Только если он, не здороваясь, в чем-то заблуждается, он сам себя обделяет.
   Но мои знакомые не хотели проходить мимо без приветствия, и хотели вытянуть его из меня в первую очередь. Это, как и любое насилие, меня не могло не бесить. Открыто я это не выражал, но и не скрывал сильно. Из высокомерного отношения отношение большинства стало выравниваться. На рецидивы я стал проявлять свои.
   -Может, это я виноват? - думал я. Но нет. Простая логика го ворила мне, что скорее все сошли с ума, чем я.
   Один неблизкий сосед по даче поразил меня больше всех. Я стоял на крыльце, когда он вышел из-за поворота дороги. Я зашел в дом и, попив, вышел на крыльцо опять. Увидев меня, он стал сморкаться. "Вот это приветствие!" - подумал я. Я подозревал, что если бы я дождался его приближения не заходя в дом, сморкаться он, наверное бы, не стал. Но в чем же я изменился, лишь зайдя в дом и выйдя из него? Эта обусловленность души является камнем преткновения любого, ей обладающего. Тогда я был в силе и не стал давать ему вешать на себя сглаз, так как душа моя еще не была в окончательной форме, и сопроводил все его реакции своими подобными. После моей последней над дорогой остался висеть болящий кусочек его души, созерцание которого вызывало у меня сочувствие.
   С началом понимания, на что надо не отвечать, что пришло только осенью, я научился поглощать психические негативы незаметным мысленным посылом в последние, лишь отражая их от себя, в результате чего сразу восстановил открытые доверительные отношения со всеми близкими и знакомыми, ставшими близкими. В случае же их привычки к этому, просто рассказывал им об этом, как о не только их личном здоровье, и посоветовал также в общении поглощать психические негативы лишь мысленным напряжением. Я мыслью ставил щит или просто отражал то, что считал незаслуженным для меня негативом.
   Вскоре после приезда матушки я почувствовал, что всем телом сосу энергию из окружающего меня пространства. Прослойка воздуха вокруг меня как будто стала кристальней, холодней и разряженней остального воздуха. Если это и был вампиризм - это был вампиризм санитарный. Я чувствовал, что очищается вся атмосфера вокруг меня, что скоро люди смогут лечиться лишь находясь от меня в непосредственной близости.
   Однажды утром тренировки принесли мне особое удовлетво рение, и я уехал на огород на велосипеде. Матушка следом за мной приехала на автобусе. При ее приближении я почувствовал нечто новое. "Проголодалась я вдруг с чего-то", - воскликнула она помолодевшим голосом. Я напрямую почувствовал, с чего. Так же как и то, что мне надо усилить тренировки.
   Главная проблема в общении с людьми заключалась в обусловленности душ большинства и в том, что свое отношение они строят после общения, и не показывают или боятся показать положительное в ходе общения.
   В это время я начал видеть Его. Он не был личностью. Это было что-то безликое, вызывавшее трепетные чувства. Если представить Его в виде образа, это был огромный диск где-то внутри меня. Мой внутренний объем стал принимать все возрас тающие размеры. Мой постоянный взор в себя, скользя мимо прозрачных стенок боков, иногда далеко в себе упирался во чтото непрозрачное, откуда шел голос. Я не знал что это, а постоян ное принятие внутренней реальности такой, какая она есть сделало его совершенным. Даже холод, шедший часто от безликости голоса, не мешал мне чувствовать в нем того, кто не предает.
   Однажды, повздорив с матушкой, я услышал от Него, чтобы я сдерживал радикальность в отношениях с ней, после чего я стал относиться к нему с особенной внимательностью.
   Но душевная боль и чувство опустошенности не проходили. Не проходили они и потому, что я часто не знал что мне делать. Жить мне не хотелось. То, что я хотел сделать с Павитриным и Сатпремовым, казалось мне чрезмерно большим для моего удовлетворения, а меньшего делать не хотелось. Поэтому я не мог принять даже решения, которые людям кажутся обычными. Я думал, есть ли во всем в этом смысл?
   Тем не менее делал ремонт в доме и работал на огороде я в удовольствие и в полноту возможностей, ежечасно прерываясь на 10-15-минутные тренировки. Утром и вечером тренировки были по полтора -два часа.
   Успокаивающей мантрой для меня была еда. Заметив ее умиротворяющее меня действие, я стал сознательно садиться за стол произвести очередное успокоение. Тем более оправдывая этот свой прием пищи, если нервы мне взвинчивала матушка.
   Когда я ел, я наполнял не только желудок. Я ощущал, что при этом наполняются все участки моего существа вплоть до головы. Голова при этом была важнее всего. Мне не нужно было ждать, пока пища усвоится. Полное наполнение желудка влекло полное наполнение и отделов головы и тела.
   Тем не менее боль продолжала оставаться душераздирающей. Она стала частью моего существа. В любом плохом обязательно должно присутствовать и хорошее. Но она была такой, что заслоня ла мне собой все мои чувства, и мне стало казаться, что мой случай - исключение из этого правила. Но тем не менее я стал думать, а может быть, мне стоит поискать хорошее от этого внимательней.
   Задумавшись над этим и одновременно с ней где-то в глубине моего тела на уровне пояса я начал чувствовать нечто вроде полосы, показавшейся мне одной из параллелей моей ауры. Чувство, которое несла эта полоса можно назвать глубоким удовлетворением от переживаемого, что дает мне духовный опыт. На этой полосе боль уравновешивалась, я переставал ее ощущать как боль, и в этом я, понятно, начал находить хорошее. Здесь я просто получал награду за терпеливость.
   Однажды, зайдя в тупик в своих настроениях, я сел в ме дитацию и взмолился как бы сам себе - что мне сейчас делать, не ожидая ничего. Внезапно из груди донесся голос: "Поезжай на огород". Он был таким нежным, что, имея внутри такого друга, было абсурдным разрываться от сомнений. И одиночество уже казалось не одиночеством.
   Жизнь требовала смысла, а знания - реализации. Я начал писать всем близким знакомым письма с техникой интегральной йоги, вплоть до опускания силы Шри Ауробиндо. Закончив писать одно письмо, я смотрел в себя и читал со своего поля имя очередного адресата. Когда я прочитал имена всех, к кому у меня лежала душа, около левого полушария я обнаружил близких родственников, живших далеко от нас, воспоминание о которых несло память о детстве. Мое поле очищалось. Тут я понял, что стою на пороге прежних жизней, а это письмо будет последним, за чем последует книга, иначе в прежние жизни мне доступ будет закрыт.
   Саша, здравствуй!
   Хочу тебе дать путь к новому сознанию, помня и зная твое увлечение. Техника медитации (интегральной йоги Шри Ауробиндо) состоит в следующем. Каждую свободную минуту, успокаивая себя и мышление, направлять внимание внутрь себя до выработки этого как привычки. Для остановки мышления нужно отвести на голове точку приема мыслей отгонять их оттуда, прежде их касания интеллекта. Одновременно с этим у себя необходимо выработать способность не отвечать, для чего достаточно оставлять без ответа все пустые, бестактные и любопытствующие вопросы. Чистота сознания скоро войдет в привычку, и оно само начнет стремиться в образующуюся и углубляющуюся в голове полость после каждого необходимого выхода для общения или разрешения какой-либо проблемы. Там оно будет находить покой, подобный нахождению души вне тела или нирване. Это путь туда и есть. В это время психика становится открытой, и общаться с людьми следует осторожно.
   С успокоением интеллекта начнет просыпаться внутренний Гид. Его ответы, ты начнешь замечать, будут намного точнее вы водимых интеллектом и рождаться где-то внутри. С его просыпа нием ты начнешь для внешнего мира действовать во многом авто матически, а жизнь, как внутренняя, так и внешняя, начнет похо дить на путешествие в сказку и в сказке - так изменяется ее восприятие.
   От ног к голове начнет чувствоваться постоянный ток праны, наполняющий дух и делающий кожу гладкой и пористой. На затылке начнет временами проявляться усиливающаяся во времени боль. Тренировки, наверное, лучше на это время оставить.
   Готовься к перемене всего мировоззрения и мироощущения. В какой-то момент вдруг сможешь увидеть кого-нибудь из знакомых, например меня, и увидеть мои мысли по поводу "Проводника-88", когда ты меня, Наташу и Таню Королеву после обещания и будучи командиром отряда, оставил с помощью Васи Курумова вне его. В этот момент напряги нервы и терпение. Шучу. У меня это уже пережито.
   Завершается медитация как путь для познания Пути спуском силы Шри Ауробиндо. Полевой субстрат, накапливающийся на за тылке, мягко вскрывая чакры, спускается вниз по энергетической системе организма. Вершина полости, обращенная собой к затылку, вдруг распахивается, и твоя душа оказывается среди безграничных внутренних просторов, постигая истину, что просветление - это начало без конца.
   Особенно обращаю твое внимание на правильное отношение к страху. Как мысль - его легче отогнать прежде его касания ин теллекта; если это видение - набравшись бесстрашия, смотри, пока оно не исчезнет. Иначе от него довольно долго освобождаться.
   До свидания!
   Матушке, отцу, братьям, Ире и Сереже передавай приветы.
   Миша.
   PS. Деньги Белобородову я не отдал, т. к. не заставал его. PPS. На последних стадиях медитации люди и весь внешний мир сливаются, а ты действуешь по отношению к ним как автомат, полностью доверяясь Гиду (и отвечая им когда надо тоже) и от гоняя мысли как прежде.
   Книга вылетела из меня в конце июня, когда я ехал на велосипеде на огород, переваливая на нем по дороге через довольно высокую сопку. Из меня вылетело название "Мое посвя щение" с обзором всего, что необходимо написать. С этого вре мени, кроме тренировок и огорода у меня появилось еще одно занятие. Я не принадлежал себе, пока всю накопленную информацию не изложил на бумагу, и много походов в гости ради желания пообщаться и выходов из дома в вечернее время с неизвестным для меня исходом было мной отменено: 90% встреч продолжали мне нести боль и душевные срывы с подрывом накопленного мной некоторого душевного покоя и всего психофизического статуса. Дня через 3 тренировки возобновлялись в прежнем ритме, а дней через 5 очередной срыв после очередной встречи показывал мне, что я немного отошел от предыдущего.
   Главная проблема состояла в том, что, переживая следствия общения с людьми, я не видел ни причин этих следствий, ни сами следствия. Эти следствия были сплошной болью практически после каждого общения. Будучи открытым нараспашку, и выкладываясь перед каждым человеком, я понимал, что люди воспринимают меня по внешности, которая часто выглядела умной, не веря ни моим простым вопросам об их делах, ни не предполагая, что я просто физически не смогу их "вычислить" так, как это делают они по отношению к другим людям. Более того, живя миром своей души, я видел насколько абсурдно такое вычисление. Я сам не знал, что я буду делать в следующий момент жизни, и мысль о том, что это может знать кто-то другой, кто бьется в своих собственных проблемах, казалась мне смешной.
   Это было тем более ужасным, что сами причины боли я предпо лагал и держал их в уме. Но эти усилия были равны их отсутс твию. Каждый случай был глубоко индивидуальным, как и боль, нас тупающая после него.
   Все усугублялось тем, что я абсолютно не умел "закрывать" свою душу. Глядя, как это делают люди, увидев, приближающегося знакомого, я держал в уме какую-нибудь мысль или фразу, сказав которую, или прикрыв которой душу, можно было бы отпарировать удар, чтобы избежать той боли, которая неизменно следовала за безобидными на вид словами, которые говорил мой собеседник. Но я не мог почувствовать, когда мне наносится удар, так как боль от него проявлялась позднее, а когда удар был явным, мои попытки ответить чаще всего вызывали усмешку. Тем не менее шарахаться от людей, я считал ниже своего достоинства. Но было 2 или 3 человека, встречи с которыми несли мне внутреннее содрогание.
   Один парень жестоко избил свою подругу, к которой у меня было чувство, большее, чем к остальным женщинам. Я не мог ему этого простить из-за отношения к ней, хотя к нему я чувствовал дружеское отношение. Более того, все встречи с ним несли какую-то особенную боль, от которой я не знал как защититься.
   Другая девушка обладала сильной энергетикой и говорила при встрече: "Приветик", нанося мне этим удар не только самим приветствием, посколько я не знал как на него отвечать. Я здоровался всей душой. Если я говорил: "Здравствуй", чувствовал себя обделенным и разделенным этим ее "приветиком" надвое. Если я думал не ответить - была боль от собственной грубости и мыслей, что причиню ей обиду. Я разрывался в поисках выхода из этой ситуации. Она не восполняла энергию, тратимую мной на приветствие.
   Однажды я ей сказал: "У тебя приветик или привет?" После кратковременного выяснения отношений какой-то компромисс в душах был найден.
   "Гурджиев работал со своей группой с помощью глубоких иррациональных методов. Однажды он использовал один метод, который он называл "методом остановки". Например, вы находитесь рядом с ним, и вдруг он говорит: "Стоп!" Тогда каждый должен остановиться каким есть. Замереть в том положении, в каком их застала команда. И никакого движения! Этот метод на чинается с тела. Если нет движения в теле, вдруг пропадает движение в уме. Ум и тело связаны: нельзя сделать движение те лом без какого-либо внутреннего движения ума и нельзя полностью остановить тело, не остановив внутреннего движения ума. Тело и ум - не две разные вещи, они одна и та же энергия. Энергия в теле плотнее, чем в уме - различна плотность, различна частота волн, на эта одна и та же волна, один и тот же поток энергии.
   Искатели занимались этим упражнением остановки все время в течение одного месяца. Однажды Гурджиев был в своей палатке, а три искателя брели по сухому каналу, в котором не было воды. Вдруг Гурджиев из палатки крикнул: "Стоп!" Остановились все на берегу канала. Эти трое, бывшие на дне канала, тоже остановились. И вдруг на них хлынула вода, так как кто-то открыл заслонки. Когда она достигла шей тех, кто стоял на дне канала, один из них выпрыгнул из канала с мыслью: "Гурджиев не знает, что случилось. Он в своей палатке и не знает, что в канал потекла вода. Оставаться дальше в канале неразумно". Ос тальные двое остались в канале, пока вода поднималась все выше и выше. Наконец, она достигла их носов, и второй из них подумал: "Это - предел! Я пришел сюда не для того, чтобы уме реть. Я пришел,чтобы узнать вечную жизнь, а не потерять эту" и выпрыгнул из канала. Третий остался. Та же проблема встала и перед ним, но он решил остаться, потому что Гурджиев сказал, что это иррациональное упражнение, и если его выполнять ра зумно, весь эффект будет разрушен.
   Вода поднялась выше его головы. Но тут Гурджиев выскочил из своей палатки, прыгнул в канал и вытащил его на берег. Он был на самой грани смерти. Но когда он пришел в себя, это был преображенный человек. Он был уже не тем, кто стоял и выполнял упражнение. Он был полностью преображен. Он что-то узнал. Он совершил прыжок".
   Такие прыжки в течение лета и осени я совершал практически каждый день, иногда и по 2-3 раза в день: надо, например, было сходить в магазин, когда своя оболочка чувствовалась действительно полевой, а душа разрывалась от однообразия и желания развеяться.
   Часто и на иную тренировку я шел, совершая подобный прыжок - как на смерть, не зная останусь ли я живым после этой пробежки или нет. Смена вида физической нагрузки была желанной, рождала лишнюю веру в себя, но не давала гарантий, что в ходе ее принятия со мной ничего не случится. Информацию книги в этом случае я надеялся продиктовать матушке, придя к ней с того света, подобно тому как общается с умершими Ванга или получает информацию от умерших врачей Зе Ариго. Единство того и этого мира для меня было аксиомой. Тем более знание того, что если это дело от Бога - оно не пропадет в любом случае.
   По мере написания своего черновика, я стал упрощаться. Иногда мое внутреннее состояние едва ли поддавалось рациональному объяснению, хотя, мне кажется, что я нахожу его и здесь. Мои ноги и руки изнутри однажды увиделись мне огромными тоннелями. Особенно ноги. Сидя в кресле и забрасывая ногу на ногу, я видел, как забрасываю и те тоннели, которые находятся у них внутри. Опять мне помог доктор Моуди. Побывавшие в клинической смерти часто видели в процессе покидания душой тела себя летящими по какому-то коридору или тоннелю". Может быть, мои тренировки, закачивая все содержимое моей психики в руки и ноги, закачали в нее и этот тоннель?" - думал я, несмотря на то, что никогда у себя ничего подобного я не видел. Такое объяснение меня вполне устраивало.
   Долгое время я не мог понять, на что мне реагировать в людях. Я ехал в автобусе. Напротив стоял мужчина с колючими глазами. Когда он впился в меня взглядом, у меня начал зарождаться протест, так как я чувствовал, что не заслуживаю такого взгляда. Но я терпел и чего-то ждал. Но вот он хлопнул глазами. Идущая с его затылка, меня обдала теплая волна белого света, напомнившая мне о молитве, в которой упоминается белый свет Иисуса и разом успокоив меня. Я не думаю, что тот мужчина был верующим, скорее наоборот. Но сейчас я понял, что мысли человека формируются на затылке, а колючий взгляд - лишь орудие для проникания в твою сущность. И следует потерпеть, пока тебя первично не познали.
   Однажды я шел по территории областной больницы. Навстречу шли прогуливающиеся больные - двое мужчин, флиртующих с двумя женщинами. Один из мужчин, вдруг задержав на несколько мгнове ний на мне взгляд, вдруг утопил его в себе, значительно об легчив мое биополе. Я и так был не в полной форме. И немного перепугался, что сразу вызвало "выкарабкивание" из ситуации. Тут же я вспомнил закон постоянства энергии Эйнштейна. "Ведь куда-то же моя энергия должна была деться? Ведь, обдумав меня, он должен был мне отдать сколько-то и какой-то своей. Может быть, я просто ее не чувствую?" Я прислушался к себе, переместив свое сознание за правое полушарие, и обнаружил за ним ту энергию. Она и в самом деле была другой по качеству. Но вполне приемлемой. Просто как и всегда произошла перекачка энергии во всем организме из-за резкой смены обстановки в одном эгрегоре.
   Сразу вспомнил я "Философский камень" Михаила Перепели цина: "Чтобы взять энергию из минерала нужно, расфокусировав взгляд, представить или увидеть его энергетическую структуру и втянуть увиденное в себя". Взгляд того мужчины был точно таким и чувствовался каменным.
   Матушка собралась ехать на Сахалин. Я, все лето готовив шийся ее сопровождать (книгу можно было писать и в дороге) в последний момент отказался. Во-первых, когда сказал ей о своем решении, она это восприняла как-то высокомерно, как будто делала одолжение, что я воспринял как ее снисхождение моему эгоизму: поездка на Сахалин для моей души была лафой. Едва я словами выразил ей согласие в поездке, как мне стало становиться плохо: на мой стерильный внутренний мир как будто обрушились потоки каких то серых эманаций, от чего стало трудно дышать. Восприняв это, как знак Бога, я отказался от поездки.
   Ложась в медитацию, я стал обнаруживать, что моя психика состоит из двух частей - двух окон. Я лежал, обдумывая, ехать мне на Сахалин или не ехать, как вдруг перед глазами прошла вертикальная полоса, словно окно экрана, и теперь я чувствовал другое окно, ставшее перед моим взором. Здесь были другие чувства, мысли и желания. Создавалось ощущение, будто я, обдумав содержимое одной полости своего сознания, перешел во вторую для этих же целей. Что вместе составляло всю мою психику, так как по мере продолжения думать третье окно на глаза никогда не надвигалось. Понять, что это за полости, я смог спустя год.
   Время отъезда матушки откладывалось. И, практически в последний момент, когда у нее нашлась попутчица, у меня, постоянно думающего о смерти, вдруг возникло чувство, что это, возможно, мой последний шанс съездить на Сахалин, повидать сестру, Борю и Катю с Кирой и отдохнуть душой, после чего я уйду в дело и в освобождение. После чего буду готов на все.
   Провожать нас с матушкой пришло много ее знакомых. У нас было много вещей, и женщины помогали их упаковывать. Я выполнял роль мужчины и имел полный голос при общих обсуждениях. Ехать и нести вещи в конечном счете предстояло мне.
   -Миша, штаны взял? - со смехом воскликнула одна из наиболее близких матушкиных знакомых, видевшая меня и неделю спустя после больницы.
   -А вы больше ничего не хотели спросить?
   Она знала, что у меня есть и характер, и моя резкость заставила ее переменить свой тон.
   -Я просто так сказала. Ты прости, если я тебя задела.
   -Хорошо, прощу. Последний раз, - сказал я сквозь зубы.
   Простить ее за это и еще один случай ее выражения я не мог несколько лет. Хотя относился к ней спокойно. Я не знал больше, что от нее можно еще ожидать, хотя эта женщина делала добра нам, как никто другой.
   В поезде я познакомился с двумя девушками. Одна из них стала со мной флиртовать. Когда она узнала мое имя, то сказала, что у нее есть знакомый Миша. Я не выдержал ноту разговора и ее флирт с разочарованием оборвался. Я же почувствовал, что у меня оборвано все духовное тело. Я опять чувствовал его из обрывков. Мне подумалось, что чтобы выдержать ноту ее флирта и одновременно закрыть перед ней свою душу, мне нужно было сказать, что у меня есть знакомая девушка Инна, так как эту мою собеседницу звали Инной. После ночи мук я решил сделать это завтра утром.
   Утром я подсел к ним в купе и за картами к слову сказал, что у меня тоже есть знакомая Инна. Девушки заинтересовались, но определив, что ее не знают, потеряли к ней свой интерес. Я же был удивлен, так как она и не пыталась брать разговор в свои руки, чтобы вытягивать из меня душу дальше. Этот случай был один из многих, показавший мне, что я, если не совершенно, то существенно не понимаю людей.