иллюстрацию к учебнику политэкономии и политическим лозунгам: "Красные
всходы" - это прежде всего роман о судьбах бразильского крестьянства. Как и
в других колониальных и зависимых странах, крестьянство Бразилии,
составляющее основную массу ее населения и терпящее феодальный гнет,
поддерживаемый империализмом, является важнейшей движущей силой
революционного, антиимпериалистического движения в стране. "Без крестьянской
армии не бывает и не может быть мощного национального движения", - писал
И.В. Сталин. В романе "Красные всходы", оставаясь беспощадным реалистом, с
большой художественной силой передавая весь ужас существования бразильских
крестьян, Жоржи Амаду показывает и единственно верный путь для крестьянства.
Это путь организованной борьбы под руководством пролетариата и его
коммунистической партии. На этот путь и становится главный герой романа"
(228, С. 27).
Собственно художественные достоинства произведения литературоведов
вообще не интересуют. По сути дела, этот аспект художественного творчества
находится вне сферы интересов советской критики, или рассматривается под
вполне определенным углом зрения. Например, известный латиноамериканист и
исследователь творчества Жоржи Амаду В. Кутейщикова считает, что большим
художественным достижением писателя является создание нового героя. Главный
герой "Земли золотых плодов", Жувенсио, по ее мнению, является одним из
лучших образов коммунистов во всей прогрессивной зарубежной литературе (228,
С.31).
Роман Жоржи Амаду соответствовал жестким идеологическим критериям и
поэтому заслужил самую высокую оценку. Та же Вера Кутейщикова пишет: "Роман
"Красные всходы" является выдающимся, глубоко народным по своему характеру
произведением бразильской литературы. Правдиво и художественно изображая
жизнь в свете передовых, коммунистических идей, Жоржи Амаду нарисовал
большое реалистическое полотно о жизни крестьянства Бразилии. Сознательно
стремясь к осуществлению в своем творчестве ленинского принципа партийности
литературы, писатель создал роман, содействующий великому делу борьбы за
национальное и социальное освобождение бразильского народа" (228, С.31).
Таким образом, с самого начала, с появлением первых переводов, Жоржи
Амаду весьма положительно, если не сказать восторженно, воспринимался как на
официальном, так и неофициальном уровне. Для советского руководства он
всегда оставался "persona gratа", а миллионы советских читателей полюбили
его как талантливого и искреннего писателя.
Его последующая деятельность не разочаровала советское руководство. Он
всегда был активным и страстным проводником политики СССР и коммунистической
идеологии. Подтверждение тому - его работа на всевозможных конгрессах
деятелей культуры, во Всемирном Совете мира и сотни публицистических статей.
В советской печати с 1948 по 1955 год были опубликованы 32 статьи Амаду,
названия которых говорят сами за себя: "Борьба за независимость"(121),
"Надежда человечества"(117), "Вместе с народом"(129), "Оплот мира и
прогресса"(133), "Слово художника служит миру"(136), "Народы завоюют себе
счастье"(141). Этот вид его деятельности также получил горячее одобрение
советской критики: "Творческая деятельность Жоржи Амаду многообразна. Но
есть еще одна область творчества Амаду, в которой с большой силой выразился
его художественный талант и пламенный темперамент. Это публицистика, тесно
связанная с общественно-политической деятельностью бразильского патриота"
(228, С.34).
Советские критики отмечают неразрывную связь публицистики Амаду с его
романным творчеством: "Публицистика Амаду замечательна своей политической
актуальностью, остротой, выразительностью и простотой языка. В основе
публицистики Жоржи Амаду, как и всего его творчества, лежит идея борьбы
народов Бразилии и всей Латинской Америки против империализма, за
национальное освобождение, за демократию и мир. Позиция активного
художника-борца заставляет стремительно и страстно откликаться на все
события этой борьбы, на все важнейшие события жизни , и публицистика, как
наиболее оперативный вид творчества, дает выход этой потребности" (там же).
В том же 1948 году Жоржи Амаду впервые приезжает в Советский Союз.
Впечатления от этой поездки, которые иначе, как восторженными, назвать
нельзя, отражены в поэме "Песнь о советской земле" и книге очерков "В мире
мира". Выход этих книг упрочил репутацию Амаду как верного друга СССР и
неутомимого борца за мир. В рецензии на последнюю книгу в частности
говорится: "Свой рассказ о стране социализма, о мирном созидательном труде
советского народа, строящего коммунизм под руководством коммунистической
партии, под мудрым водительством великого Сталина, Жоржи Амаду ведет в
приподнятом тоне. Кажется, что он не рассказывает, а воспевает то, что видел
и слышал в стране социализма. Таковы, например, главы "Первое видение
Москвы", "Посещение мавзолея Ленина", "900 дней Ленинграда"... и в
особенности патетическая глава "Сталин - учитель, вождь и отец". Эта глава
написана с большой страстью и неподдельным волнением" (212, С. 30).
Но советскую критику мало интересовали художественные достоинства
книги, прежде всего она рассматривалась как идеологическое оружие в борьбе с
американским империализмом и его приспешниками. Так, Олег Игнатьев о ее
значении писал, что эта книга переведена на многие языки и ее читатели
миллионы простых людей. "И крепла их вера в победу дела мира, крепла их
ненависть к американскому империализму... Эта книга ненавистна правящим
кругам Бразилии. Она бьет по их планам, по их продажной совести. Книга
привлекла новые тысячи людей в лагерь сторонников мира" (210).
Отрывки из "Песни о советской земле" в переводе Ф. Кельина впервые были
напечатаны в 7-м номере "Нового мира" за 1947 год и в течение 10 лет 7 раз
включались в различные сборники, такие как "В борьбе за мир" (М.-Л, 1949),
"За мир!" (М., 1949), "Поэты мира в борьбе за мир" (М., 1951) и др.
И в данном случае поэтическое произведение совершенно не
рассматривалось как явление искусства. Поэтика, стилистика, качество
перевода вовсе не интересовали советских критиков и литературоведов. Для них
поэма - явление идеологическое, и это, по их мнению, заслуживает наивысшей
оценки.
Все тот же Ф. Кельин писал: "эта поэма Амаду - лучшее из всего, что
создано прогрессивной поэзией Бразилии" (13, С.271). А лучшая она потому,
что является единым целым с романами Амаду, с его политической
деятельностью. Эта поэма проникнута светлым чувством оптимизма. В ней Ж.
Амаду прославляет величие Советского Союза, который возглавляет борьбу за
мир против "североамериканских гангстеров" (там же).
И все же надо признать, что даже сегодня, несмотря на явную
тенденциозность и невысокое качество перевода, стихи удивляют небанальной
трактовкой темы, искренностью и не вызывают внутреннего неприятия. Даже если
в 1949-м году подобное произведение раздражало немногочисленных убежденных
диссидентов, оно не могло не польстить чувству патриотизма миллионов простых
читателей:
Советская земля!.. О да, мы знаем:
Бессмертна ты в веках, непобедима!
Живешь ты в сердце каждого из нас!
Твои пределы шире рубежей
Земель твоих, обильных и счастливых.
Народы мира - вот твои пределы
Безбрежные. Им нет конца и края.
...
И если мы живем еще, то жизнью
Обязаны тебе. И даже хлеб,
Что мы едим, - он твой. Ты за него
Тяжелою ценою заплатила
Миллионов жизней. И вода, что пьем мы, -
Она твоя ... Ее живой родник
Своим штыком открыла ты для нас
Ты, сыновья твои, твои солдаты
Нам подарили жизнь и то "сегодня",
Которым мы живем, и утро новой,
Прекрасной жизни, о которой грезим.
Советская земля! Ты - наша мать,
Сестра, любовь, спасительница мира!
Советский Союз и - мать, сестра, любовь - какое поэтичное ви денье
мира, какой яркий живой образ, какое оригинальное раскрытие столь затертой
темы.
Даже такое одиозное с сегодняшней точки зрения произведение, как
"Письмо Луису Карлосу Престесу из Москвы"(78), где говорится буквально
следующее:
Я скоро уезжаю из Москвы.
Мне не придется больше
Ходить по Красной площади,
Смотреть на Мавзолей,
Что светит, как маяк,
Народам мира...
Средь кремлевских окон
Я не могу искать влюбленным взором
Окно той комнаты, где строит Сталин
Грядущее для сына моего,
Для всех детей земли, для всей планеты..." -
подкупает своей наивностью и поэтичностью. Предполагаю, что даже в 1952
году "влюбленным взором" искали все-таки окна женщин, а не товарища Сталина.
Есть в этом какая-то незатертость, свежесть восприятия, отход от
стереотипов. Но наших критиков проблемы стиля не занимали. Главное для них -
политическая позиция автора, связь его поэзии "с благородным движением
сторонников мира" (13, С.273).
Таким образом, можно сделать вывод, что уже первые переводы Амаду на
русский язык вошли в контекст советской литературы. Тематически и
идеологически его романы, публицистика, стихи той поры, играли одну и ту же
роль - проводника политики и идеологии Советского Союза. При таком положении
вещей не удивительно, что Жоржи Амаду всегда был "persona grata" для
советского руководства, но при этом его книги сразу же стали популярными у
народа, любимыми у простого читателя. Мощь литературного дара писателя, его
творческий темперамент прорвались к советскому читателю даже сквозь
посредственный перевод и редакторские купюры.
Спустя много лет в статье, посвященной 70-летию Амаду, Вера Кутейщикова
писала, что со второго романа дилогии, "Земля золотых плодов", началось
знакомство советского читателя с прозой Амаду. "...Подобно тропическому
шквалу, обрушилась на нас тогда неведомая жизнь далекой страны Нового Света,
от бурь и страстей которой буквально захватывало дух" (227).
Так официальные власти, исходя из посылок идеологических и
политических, открыли многомиллионной советской читающей аудитории
незаурядный и самобытный талант бразильского писателя.
В 1951 году интерес к Жоржи Амаду вспыхнул с новой силой. В этом году
Амаду была присуждена международная Сталинская премия "За укрепление мира
между народами".
В бразильском литературоведении бытует мнение, что премию Ж. Амаду
получил за книгу "Красные всходы" (461, Р.83), в действительности же
наградой была отмечена общественная деятельность Амаду, его "выдающиеся
заслуги в деле борьбы за укрепление и сохранение мира" (187).
Подобное событие не могло остаться незамеченным советской прессой.
Практически все центральные издания опубликовали статьи о жизни и творчестве
лауреата. Все они написаны в откровенно комплиментарном, восторженном тоне.
Подобный характер носили все высказывания советских литературоведов и
критиков о Жоржи Амаду на всех этапах и всех поворотах советской истории.
Отныне и навсегда он "принадлежит к числу самых знаменитых представителей
современной латиноамериканской литературы. В своем лице он сочетает крупный
талант художника с неутомимой энергией выдающегося политического деятеля,
посвятившего все свои силы великому делу мира, свободы и социальной
справедливости" (216); он - писатель и патриот, поборник свободы и
независимости, который "всегда отдавал свой голос в защиту международной
солидарности, против происков поджигателей войны" (226). Также Амаду - певец
бразильского народа, который своими произведениями борется за лучшее завтра
своей родины и всей Латинской Америки, за дружбу между народами всего мира
(199.
И даже в 80-е годы Жоржи Амаду воспринимается прежде всего как борец,
патриот, гражданин, коммунист, члена Всемирного Совета Мира и лауреат самой
почетной в мире премии - международной Ленинской премии "За укрепление мира
между народами" (251).
Присуждение премии вызвало новую волну интереса к творчеству Ж. Амаду.
Один за другим стали появляться переводы его произведений на русский язык.
Почти одновременно с присуждением премии в издательстве иностранной
литературы вышла книга Амаду "Луис Карлос Престес" (перевод Н. Тульчинской),
рассказывающая о жизни и борьбе "рыцаря надежды", руководителя компартии
Бразилии.
Сейчас трудно сказать, был ли выпуск книги приурочен к данному событию,
или это совпадение, но информация о награждении Амаду и отзывы на книгу
публикуют параллельно в одних и тех же изданиях в период с конца января 1951
по февраль 1952 года.
Книге было посвящено 7 статей, она получила высокую оценку, но истинное
ее значение не было понято ни тогда, ни теперь.
Статьи 50-х годов написаны в духе эпохи с полным набором идеологических
и политических штампов того времени. Книга воспринимается как одна из
художественно-документальных биографий коммунистических лидеров и ставится в
один ряд с такими книгами, как "Сталин" Барбюса, биографией Тельмана Вилли
Бределя, автобиографией Мориса Тореза. (195, С.175)
По мнению критиков, "обращение писателей разных стран к созданию книг о
народных героях нашего времени вполне закономерно. Жизнь таких выдающихся
деятелей имеет поучительное и вдохновляющее значение" (174, С.256)
Однако воссоздать жизнь партийного лидера невозможно "вне истории
партии, с которой слита его жизнь, истории народа, выдвинувшего его, вне
истории его страны с ее социальной и политической борьбой. Поэтому такие
биографии обогащают материал передовой литературы, раздвигая его до
масштабов целой страны, до истории коммунистической партии, до истории
народа на целых больших этапах их развития" (195, С. 176).
Именно поэтому "книга Амаду отличается широким изображением событий
политической и общественной жизни Бразилии в период ее новейшей истории от
Октябрьской революции до начала Второй мировой войны" (240, С.183), а этапы
и факты личной биографии Л.К. Престеса "тесно и нерасторжимо связаны с
национально-освободительной борьбой бразильского народа, а сам он показан
как вождь народа, вдохновитель и организатор этой борьбы" (263, С. 24).
В целом, ни одна из статей (что, несомненно, является приметой эпохи)
не выражает личного отношения их авторов к рецензируемой книге, - это некий
утвержденный свыше образец, по которому должны воспринимать Амаду все
читатели.
Для советских идеологов Ж. Амаду прежде всего является горячим
патриотом своей родины, неутомимым борцом за мир, за освобождение Латинской
Америки от ига американского капитала. А книги его ценны тем, что в них
широко отражены социальные противоречия Бразилии - страны, "которую душат
хищники американского империализма", страдания бразильского крестьянства,
постепенное пробуждение народа и его борьба за национальное и социальное
освобождение. (195, С.173)
Особенно умиляет следующий пассаж: "Живя в стране, где волей партии и
народа пустыни превращаются в цветущие сады, мы с особой остротой
воспринимаем трагедию страны огромных природных богатств, которая властью
американских хищников превращается в ад нищеты" (там же, С.174).
Критика 50-х, высоко оценив книгу Амаду как "бесспорно выдающееся
произведение зарубежной прогрессивной литературы" (174, С.257),
рассматривает ее как одно из целого ряда явлений, как один из путей развития
социалистического реализма в литературе зарубежных стран (там же, С.257), а
также как переходный этап на творческом пути самого Амаду, так как "после
книги о Престесе он написал два своих лучших романа - "Землю золотых плодов"
и "Красные всходы" (195, С.176).
Постсталинское литературоведение об этой книге не упоминает, поскольку
вообще не воспринимает ее как произведение художественное. А вместе с тем
книга "Рыцарь надежды" - явление уникальное; это художественное событие
чрезвычайной важности для русской культуры. Именно эта книга впервые
познакомила русского советского читателя с "мифологическим сознанием", о
котором так много будут говорить в 70-х после перевода на русский язык "Ста
лет одиночества" Гарсиа Маркеса. А говорить об этом надо было на 20 лет
раньше. Всякого непредвзятого читателя не может не поразить контраст между
формой и содержанием, темой и ее реализацией в данном литературном
произведении. Биографическая книга о реальном человеке, коммунистическом
лидере и современнике Амаду читается как лирическое стихотворение и народный
эпос одновременно.
Хотя прежние, "дооттепельные" критики отмечают, что Амаду создает
подлинный эпос революционной борьбы бразильского народа, (174, С. 255),
вместе с этим его книга написана в форме лирического рассказа и одновременно
это документальное повествование - здесь нет писательского вымысла (там же,
С. 257). Понимая также, что описывая этот "сказочный и в то же время
совершенно реальный" поход колонны Престеса с выдающимся поэтическим
мастерством, Амаду сумел избежать лакировки, приукрашивания и улучшения
истории. (228, С. 19) Но ни один из критиков не задался вопросом, каким
образом одно произведение органически соединяет в себе такие
взаимоисключающие жанры, как эпос и лирику, документ и сказку. (Слово "миф"
не употребляется в силу негативного отношения к мифу как явлению
вредоносному и реакционному).
Вполне естественно, что критики и литературоведы затрудняются
определить жанр "Рыцаря надежды".
"Трудно определить жанр книги о Престесе. Это не беллетризированная
биографии, а скорее поэма в прозе, романтически приподнятое героическое
повествование, то и дело прерывающееся лирическими обращениями к
собеседнику". (228, С. 17)
Вероятно, все дело в том, что сама бразильская реальность не
вписывается в жесткие рамки жанра. Как сказал спустя три десятилетия
участник дискуссии "Опыт латиноамериканского романа и мировая литература" Л.
Арутюнов, европейский жанр не выдерживает напора неординарного материала,
поэтому возникает новое качество повествования. (30, С. 77)
По словам Гарсиа Маркеса, в Латинской Америке все возможно. В ней все
реально. Здесь изо дня в день случаются самые невероятные вещи, поэтому
латиноамериканская реальность может дать мировой литературе нечто новое (26,
С. 129).
Таков материал "Рыцаря надежды". Амаду с хронологической точностью
прослеживает путь колонны Престеса - даты сражений, пройденные километры. Но
величие этого похода и личность его руководителя не вмещаются в рамки
документа. То, что совершил Луис Карлос Престес, кажется невероятным:
"Никто, ни самый завзятый игрок, ни самый сведущий из генералов, не поставил
бы ломаного гроша за то, что колонне удастся пройти хотя бы сто километров.
Она имела против себя значительные превосходящие ее численностью силы врага,
дикую природу, полное бездорожье, непроходимые реки, горы, на которые не
ступала человеческая нога, каатингу, диких зверей и ко всему этому - голод и
болезни". (76,С.108-109) Но несмотря на это, 26-летний капитан инженерных
войск, максимальная численность отряда которого 1500 человек, прошел с боями
26 тысяч километров за два с половиной года и выиграл 53 сражения с
правительственными войсками, когда силы регулярной армии достигали до 150
тысяч, победил 18 генералов. Но даже не в этом величие похода Престеса: куда
бы ни приходил "Рыцарь надежды", он "начинал творить правосудие для народа"
(76, С. 137): уничтожал долговые реестры, отменял налоги, пересматривал
судебные дела, освобождал невинно осужденных. И все это в стране, где
фактически сохранилось рабство. Не удивительно, что в сознании бразильского
народа Престес становится личностью легендарной: "он носится по сертану, как
ураган, меняющий направление рек и очищающий глубины моря от гнилья"
(76,С.106).
"Рыцарем надежды" назвал Престеса народ. Простые бразильцы "стали
слагать легенды о колонне, распевать и рассказывать их под аккомпанемент
гитар и аккордеонов... Это были задушевные песни о героизме колонны, о ее
чудесных делах, о ее командире, Он изображается в них не просто человеком,
его превращали в бога селв, неуязвимого для пуль, способного ходить по водам
и угадывать мысли людей...Однажды в далеком селении северо-востока на
ярмарке один слепой пел о Луисе Карлосе Престесе:
Он усталых бойцов ободряет,
По реке спокойно шагает,
И вода под его ногою
Вмиг становится твердой землею.
А когда у костра он с бойцами,
Ему служит защитою пламя,
Жаркий уголь зола покрывает,
Когда он по нему ступает.
Для сертанцев все это было действительностью. В их представлении Луис
Карлос Престес был способен творить любые чудеса" (76, с.154-155).
Даже спустя много лет после завершения великого похода, когда Луис
Карлос Престес был в тюрьме, люди верили, что "колонна движется в сертане,
под небом Бразилии...Топот коней колонны еще звучит в шепоте рек, в шуме
водопадов. Однажды колонна прошла всю Бразилию, она принесла с собой надежду
обездоленным людям. Настанет день, и колонна вернется. Тогда она пронесет
свободу людям, борющимся за нее" (там же, с.109).
Как мы видим, Жоржи Амаду не придумывает миф о народном герое, он
использует готовый фольклорный образ и творчески развивает его: борьба в
подполье, девятилетнее тюремное заключение в одиночной камере, пытки, суд,
на котором Престес превращается из подсудимого в обвинителя - все это
элементы мифа и одновременно история страны.
Таким образом, в книге Амаду воссоздается "чудесная реальность"
Бразилии, главная составляющая которой "живая мифологическая стихия"
народного сознания, которое при переходе художника на народные позиции,
становится субъектом художественного видения. Отсюда, "мифологизм в
латиноамериканском романе, который является объективно обусловленным
"выплеском" мифосознания народных масс, пробудившихся к исторической
деятельности и исторической "рефлексии" о себе, своей судьбе и истории" (6,
С. 43).
Под пером Жоржи Амаду конкретные факты истории страны и биографии
Престеса приобретают эпический размах, но вместе с тем произведение
воспринимается как глубоко лирическое. И причина этого - не в многочисленных
лирических отступлениях автора, а в том, что все факты истории он пропускает
через свое сердце, потому что он частица этой страны и ее народа, творящего
историю.
Латиноамериканский миф, в отличие от европейского, направлен не в
прошлое, а в будущее, он является элементом сознания: "Бразильский народ,
как и этот человек - в тюрьме; его преследуют, над ним издеваются, он весь
изранен. Но, как и этот человек, народ поднимется - один, два, тысячи раз, и
придет день, когда народ сбросит сковывающие его цепи, и тогда ярко засияет
солнце свободы. "После ночи наступает рассвет", - говорит народный поэт,
друг мой. И чем темнее ночь, тем ярче сияет звезда, предвестница рассвета и
наступающего нового дня. Царящую над Бразилией ночь прорезывает лучезарный
свет звезды. Эта путеводная звезда, озаряющая души людей надеждой, -
народный герой Луис Карлос Престес" (76, С. 41).
Таким образом, публикация "Луиса Карлоса Престеса" в 1951 году дала
советскому читателю возможность познакомиться с явлением, которое
впоследствии будет названо "новым латиноамериканским романом" (233). Через
20 лет Чингиз Айтматов напишет, что латиноамериканская проза являет собой
пример сочетания самых разнообразных элементов, художественных традиций и
методов. В ней миф и реальность, достоверность фактографии и фантазия,
социальный и философский аспекты, политическое и лирическое начала,
"частное" и "общее" - все это слилось в одно органическое целое (233, С.33).
Хотя значение "Луиса Карлоса Престеса" не было понято критиками,
публикация этого произведения Жоржи Амаду сыграла важную роль в рецепции
советскими читателями новой латиноамериканской литературы, она подготовила
почву для восприятия такого сложного явления, как "магический реализм"
нового латиноамериканского романа.
В следующем, 1952 году, в 18 номере журнала "В защиту мира" печатается
отрывок из книги Амаду "Капитаны песка" под заголовком "Песчаные капитаны"
(66). Это был тот редкий случай, когда публикация столь "нужного" писателя
не вызвала никакого отклика ни у критиков, ни у рецензентов. Причина этого,
вероятно, - чрезвычайно низкое качество перевода. Фамилия переводчика не
указана, но по некоторым деталям можно судить, что перевод осуществлялся не
с оригинала, а с испанского перевода. Анонимный переводчик лишил
произведение Амаду всех его стилистических особенностей, его поэзии и силы.
Такой безликий текст не мог привлечь внимание даже самых пылких почитателей
творчества Жоржи Амаду.
В следующем, 1953 году, в журнале "Советская женщина" (No 6) печатается
отрывок из публицистической книги "В мире мира", озаглавленный
"Раскрепощенная женщина" (79) . Как следует из краткого редакционного
предисловия, выбор отрывка определен идеологически и тематически и полностью
соответствует названию журнала. "Книга "Мир мира" разоблачает тех, кто
клевещет на Советский Союз. Публикуемая нами глава из книги служит достойной
отповедью людям, распространяющим небылицы о положении советских женщин".
(79, С. 43)
Кроме этого в 1952 - 1953 годах в различных советских газетах и
журналах было опубликовано 11 статей Амаду в основном о борьбе за мир,
национальную независимость Бразилии и борьбе против империализма.
всходы" - это прежде всего роман о судьбах бразильского крестьянства. Как и
в других колониальных и зависимых странах, крестьянство Бразилии,
составляющее основную массу ее населения и терпящее феодальный гнет,
поддерживаемый империализмом, является важнейшей движущей силой
революционного, антиимпериалистического движения в стране. "Без крестьянской
армии не бывает и не может быть мощного национального движения", - писал
И.В. Сталин. В романе "Красные всходы", оставаясь беспощадным реалистом, с
большой художественной силой передавая весь ужас существования бразильских
крестьян, Жоржи Амаду показывает и единственно верный путь для крестьянства.
Это путь организованной борьбы под руководством пролетариата и его
коммунистической партии. На этот путь и становится главный герой романа"
(228, С. 27).
Собственно художественные достоинства произведения литературоведов
вообще не интересуют. По сути дела, этот аспект художественного творчества
находится вне сферы интересов советской критики, или рассматривается под
вполне определенным углом зрения. Например, известный латиноамериканист и
исследователь творчества Жоржи Амаду В. Кутейщикова считает, что большим
художественным достижением писателя является создание нового героя. Главный
герой "Земли золотых плодов", Жувенсио, по ее мнению, является одним из
лучших образов коммунистов во всей прогрессивной зарубежной литературе (228,
С.31).
Роман Жоржи Амаду соответствовал жестким идеологическим критериям и
поэтому заслужил самую высокую оценку. Та же Вера Кутейщикова пишет: "Роман
"Красные всходы" является выдающимся, глубоко народным по своему характеру
произведением бразильской литературы. Правдиво и художественно изображая
жизнь в свете передовых, коммунистических идей, Жоржи Амаду нарисовал
большое реалистическое полотно о жизни крестьянства Бразилии. Сознательно
стремясь к осуществлению в своем творчестве ленинского принципа партийности
литературы, писатель создал роман, содействующий великому делу борьбы за
национальное и социальное освобождение бразильского народа" (228, С.31).
Таким образом, с самого начала, с появлением первых переводов, Жоржи
Амаду весьма положительно, если не сказать восторженно, воспринимался как на
официальном, так и неофициальном уровне. Для советского руководства он
всегда оставался "persona gratа", а миллионы советских читателей полюбили
его как талантливого и искреннего писателя.
Его последующая деятельность не разочаровала советское руководство. Он
всегда был активным и страстным проводником политики СССР и коммунистической
идеологии. Подтверждение тому - его работа на всевозможных конгрессах
деятелей культуры, во Всемирном Совете мира и сотни публицистических статей.
В советской печати с 1948 по 1955 год были опубликованы 32 статьи Амаду,
названия которых говорят сами за себя: "Борьба за независимость"(121),
"Надежда человечества"(117), "Вместе с народом"(129), "Оплот мира и
прогресса"(133), "Слово художника служит миру"(136), "Народы завоюют себе
счастье"(141). Этот вид его деятельности также получил горячее одобрение
советской критики: "Творческая деятельность Жоржи Амаду многообразна. Но
есть еще одна область творчества Амаду, в которой с большой силой выразился
его художественный талант и пламенный темперамент. Это публицистика, тесно
связанная с общественно-политической деятельностью бразильского патриота"
(228, С.34).
Советские критики отмечают неразрывную связь публицистики Амаду с его
романным творчеством: "Публицистика Амаду замечательна своей политической
актуальностью, остротой, выразительностью и простотой языка. В основе
публицистики Жоржи Амаду, как и всего его творчества, лежит идея борьбы
народов Бразилии и всей Латинской Америки против империализма, за
национальное освобождение, за демократию и мир. Позиция активного
художника-борца заставляет стремительно и страстно откликаться на все
события этой борьбы, на все важнейшие события жизни , и публицистика, как
наиболее оперативный вид творчества, дает выход этой потребности" (там же).
В том же 1948 году Жоржи Амаду впервые приезжает в Советский Союз.
Впечатления от этой поездки, которые иначе, как восторженными, назвать
нельзя, отражены в поэме "Песнь о советской земле" и книге очерков "В мире
мира". Выход этих книг упрочил репутацию Амаду как верного друга СССР и
неутомимого борца за мир. В рецензии на последнюю книгу в частности
говорится: "Свой рассказ о стране социализма, о мирном созидательном труде
советского народа, строящего коммунизм под руководством коммунистической
партии, под мудрым водительством великого Сталина, Жоржи Амаду ведет в
приподнятом тоне. Кажется, что он не рассказывает, а воспевает то, что видел
и слышал в стране социализма. Таковы, например, главы "Первое видение
Москвы", "Посещение мавзолея Ленина", "900 дней Ленинграда"... и в
особенности патетическая глава "Сталин - учитель, вождь и отец". Эта глава
написана с большой страстью и неподдельным волнением" (212, С. 30).
Но советскую критику мало интересовали художественные достоинства
книги, прежде всего она рассматривалась как идеологическое оружие в борьбе с
американским империализмом и его приспешниками. Так, Олег Игнатьев о ее
значении писал, что эта книга переведена на многие языки и ее читатели
миллионы простых людей. "И крепла их вера в победу дела мира, крепла их
ненависть к американскому империализму... Эта книга ненавистна правящим
кругам Бразилии. Она бьет по их планам, по их продажной совести. Книга
привлекла новые тысячи людей в лагерь сторонников мира" (210).
Отрывки из "Песни о советской земле" в переводе Ф. Кельина впервые были
напечатаны в 7-м номере "Нового мира" за 1947 год и в течение 10 лет 7 раз
включались в различные сборники, такие как "В борьбе за мир" (М.-Л, 1949),
"За мир!" (М., 1949), "Поэты мира в борьбе за мир" (М., 1951) и др.
И в данном случае поэтическое произведение совершенно не
рассматривалось как явление искусства. Поэтика, стилистика, качество
перевода вовсе не интересовали советских критиков и литературоведов. Для них
поэма - явление идеологическое, и это, по их мнению, заслуживает наивысшей
оценки.
Все тот же Ф. Кельин писал: "эта поэма Амаду - лучшее из всего, что
создано прогрессивной поэзией Бразилии" (13, С.271). А лучшая она потому,
что является единым целым с романами Амаду, с его политической
деятельностью. Эта поэма проникнута светлым чувством оптимизма. В ней Ж.
Амаду прославляет величие Советского Союза, который возглавляет борьбу за
мир против "североамериканских гангстеров" (там же).
И все же надо признать, что даже сегодня, несмотря на явную
тенденциозность и невысокое качество перевода, стихи удивляют небанальной
трактовкой темы, искренностью и не вызывают внутреннего неприятия. Даже если
в 1949-м году подобное произведение раздражало немногочисленных убежденных
диссидентов, оно не могло не польстить чувству патриотизма миллионов простых
читателей:
Советская земля!.. О да, мы знаем:
Бессмертна ты в веках, непобедима!
Живешь ты в сердце каждого из нас!
Твои пределы шире рубежей
Земель твоих, обильных и счастливых.
Народы мира - вот твои пределы
Безбрежные. Им нет конца и края.
...
И если мы живем еще, то жизнью
Обязаны тебе. И даже хлеб,
Что мы едим, - он твой. Ты за него
Тяжелою ценою заплатила
Миллионов жизней. И вода, что пьем мы, -
Она твоя ... Ее живой родник
Своим штыком открыла ты для нас
Ты, сыновья твои, твои солдаты
Нам подарили жизнь и то "сегодня",
Которым мы живем, и утро новой,
Прекрасной жизни, о которой грезим.
Советская земля! Ты - наша мать,
Сестра, любовь, спасительница мира!
Советский Союз и - мать, сестра, любовь - какое поэтичное ви денье
мира, какой яркий живой образ, какое оригинальное раскрытие столь затертой
темы.
Даже такое одиозное с сегодняшней точки зрения произведение, как
"Письмо Луису Карлосу Престесу из Москвы"(78), где говорится буквально
следующее:
Я скоро уезжаю из Москвы.
Мне не придется больше
Ходить по Красной площади,
Смотреть на Мавзолей,
Что светит, как маяк,
Народам мира...
Средь кремлевских окон
Я не могу искать влюбленным взором
Окно той комнаты, где строит Сталин
Грядущее для сына моего,
Для всех детей земли, для всей планеты..." -
подкупает своей наивностью и поэтичностью. Предполагаю, что даже в 1952
году "влюбленным взором" искали все-таки окна женщин, а не товарища Сталина.
Есть в этом какая-то незатертость, свежесть восприятия, отход от
стереотипов. Но наших критиков проблемы стиля не занимали. Главное для них -
политическая позиция автора, связь его поэзии "с благородным движением
сторонников мира" (13, С.273).
Таким образом, можно сделать вывод, что уже первые переводы Амаду на
русский язык вошли в контекст советской литературы. Тематически и
идеологически его романы, публицистика, стихи той поры, играли одну и ту же
роль - проводника политики и идеологии Советского Союза. При таком положении
вещей не удивительно, что Жоржи Амаду всегда был "persona grata" для
советского руководства, но при этом его книги сразу же стали популярными у
народа, любимыми у простого читателя. Мощь литературного дара писателя, его
творческий темперамент прорвались к советскому читателю даже сквозь
посредственный перевод и редакторские купюры.
Спустя много лет в статье, посвященной 70-летию Амаду, Вера Кутейщикова
писала, что со второго романа дилогии, "Земля золотых плодов", началось
знакомство советского читателя с прозой Амаду. "...Подобно тропическому
шквалу, обрушилась на нас тогда неведомая жизнь далекой страны Нового Света,
от бурь и страстей которой буквально захватывало дух" (227).
Так официальные власти, исходя из посылок идеологических и
политических, открыли многомиллионной советской читающей аудитории
незаурядный и самобытный талант бразильского писателя.
В 1951 году интерес к Жоржи Амаду вспыхнул с новой силой. В этом году
Амаду была присуждена международная Сталинская премия "За укрепление мира
между народами".
В бразильском литературоведении бытует мнение, что премию Ж. Амаду
получил за книгу "Красные всходы" (461, Р.83), в действительности же
наградой была отмечена общественная деятельность Амаду, его "выдающиеся
заслуги в деле борьбы за укрепление и сохранение мира" (187).
Подобное событие не могло остаться незамеченным советской прессой.
Практически все центральные издания опубликовали статьи о жизни и творчестве
лауреата. Все они написаны в откровенно комплиментарном, восторженном тоне.
Подобный характер носили все высказывания советских литературоведов и
критиков о Жоржи Амаду на всех этапах и всех поворотах советской истории.
Отныне и навсегда он "принадлежит к числу самых знаменитых представителей
современной латиноамериканской литературы. В своем лице он сочетает крупный
талант художника с неутомимой энергией выдающегося политического деятеля,
посвятившего все свои силы великому делу мира, свободы и социальной
справедливости" (216); он - писатель и патриот, поборник свободы и
независимости, который "всегда отдавал свой голос в защиту международной
солидарности, против происков поджигателей войны" (226). Также Амаду - певец
бразильского народа, который своими произведениями борется за лучшее завтра
своей родины и всей Латинской Америки, за дружбу между народами всего мира
(199.
И даже в 80-е годы Жоржи Амаду воспринимается прежде всего как борец,
патриот, гражданин, коммунист, члена Всемирного Совета Мира и лауреат самой
почетной в мире премии - международной Ленинской премии "За укрепление мира
между народами" (251).
Присуждение премии вызвало новую волну интереса к творчеству Ж. Амаду.
Один за другим стали появляться переводы его произведений на русский язык.
Почти одновременно с присуждением премии в издательстве иностранной
литературы вышла книга Амаду "Луис Карлос Престес" (перевод Н. Тульчинской),
рассказывающая о жизни и борьбе "рыцаря надежды", руководителя компартии
Бразилии.
Сейчас трудно сказать, был ли выпуск книги приурочен к данному событию,
или это совпадение, но информация о награждении Амаду и отзывы на книгу
публикуют параллельно в одних и тех же изданиях в период с конца января 1951
по февраль 1952 года.
Книге было посвящено 7 статей, она получила высокую оценку, но истинное
ее значение не было понято ни тогда, ни теперь.
Статьи 50-х годов написаны в духе эпохи с полным набором идеологических
и политических штампов того времени. Книга воспринимается как одна из
художественно-документальных биографий коммунистических лидеров и ставится в
один ряд с такими книгами, как "Сталин" Барбюса, биографией Тельмана Вилли
Бределя, автобиографией Мориса Тореза. (195, С.175)
По мнению критиков, "обращение писателей разных стран к созданию книг о
народных героях нашего времени вполне закономерно. Жизнь таких выдающихся
деятелей имеет поучительное и вдохновляющее значение" (174, С.256)
Однако воссоздать жизнь партийного лидера невозможно "вне истории
партии, с которой слита его жизнь, истории народа, выдвинувшего его, вне
истории его страны с ее социальной и политической борьбой. Поэтому такие
биографии обогащают материал передовой литературы, раздвигая его до
масштабов целой страны, до истории коммунистической партии, до истории
народа на целых больших этапах их развития" (195, С. 176).
Именно поэтому "книга Амаду отличается широким изображением событий
политической и общественной жизни Бразилии в период ее новейшей истории от
Октябрьской революции до начала Второй мировой войны" (240, С.183), а этапы
и факты личной биографии Л.К. Престеса "тесно и нерасторжимо связаны с
национально-освободительной борьбой бразильского народа, а сам он показан
как вождь народа, вдохновитель и организатор этой борьбы" (263, С. 24).
В целом, ни одна из статей (что, несомненно, является приметой эпохи)
не выражает личного отношения их авторов к рецензируемой книге, - это некий
утвержденный свыше образец, по которому должны воспринимать Амаду все
читатели.
Для советских идеологов Ж. Амаду прежде всего является горячим
патриотом своей родины, неутомимым борцом за мир, за освобождение Латинской
Америки от ига американского капитала. А книги его ценны тем, что в них
широко отражены социальные противоречия Бразилии - страны, "которую душат
хищники американского империализма", страдания бразильского крестьянства,
постепенное пробуждение народа и его борьба за национальное и социальное
освобождение. (195, С.173)
Особенно умиляет следующий пассаж: "Живя в стране, где волей партии и
народа пустыни превращаются в цветущие сады, мы с особой остротой
воспринимаем трагедию страны огромных природных богатств, которая властью
американских хищников превращается в ад нищеты" (там же, С.174).
Критика 50-х, высоко оценив книгу Амаду как "бесспорно выдающееся
произведение зарубежной прогрессивной литературы" (174, С.257),
рассматривает ее как одно из целого ряда явлений, как один из путей развития
социалистического реализма в литературе зарубежных стран (там же, С.257), а
также как переходный этап на творческом пути самого Амаду, так как "после
книги о Престесе он написал два своих лучших романа - "Землю золотых плодов"
и "Красные всходы" (195, С.176).
Постсталинское литературоведение об этой книге не упоминает, поскольку
вообще не воспринимает ее как произведение художественное. А вместе с тем
книга "Рыцарь надежды" - явление уникальное; это художественное событие
чрезвычайной важности для русской культуры. Именно эта книга впервые
познакомила русского советского читателя с "мифологическим сознанием", о
котором так много будут говорить в 70-х после перевода на русский язык "Ста
лет одиночества" Гарсиа Маркеса. А говорить об этом надо было на 20 лет
раньше. Всякого непредвзятого читателя не может не поразить контраст между
формой и содержанием, темой и ее реализацией в данном литературном
произведении. Биографическая книга о реальном человеке, коммунистическом
лидере и современнике Амаду читается как лирическое стихотворение и народный
эпос одновременно.
Хотя прежние, "дооттепельные" критики отмечают, что Амаду создает
подлинный эпос революционной борьбы бразильского народа, (174, С. 255),
вместе с этим его книга написана в форме лирического рассказа и одновременно
это документальное повествование - здесь нет писательского вымысла (там же,
С. 257). Понимая также, что описывая этот "сказочный и в то же время
совершенно реальный" поход колонны Престеса с выдающимся поэтическим
мастерством, Амаду сумел избежать лакировки, приукрашивания и улучшения
истории. (228, С. 19) Но ни один из критиков не задался вопросом, каким
образом одно произведение органически соединяет в себе такие
взаимоисключающие жанры, как эпос и лирику, документ и сказку. (Слово "миф"
не употребляется в силу негативного отношения к мифу как явлению
вредоносному и реакционному).
Вполне естественно, что критики и литературоведы затрудняются
определить жанр "Рыцаря надежды".
"Трудно определить жанр книги о Престесе. Это не беллетризированная
биографии, а скорее поэма в прозе, романтически приподнятое героическое
повествование, то и дело прерывающееся лирическими обращениями к
собеседнику". (228, С. 17)
Вероятно, все дело в том, что сама бразильская реальность не
вписывается в жесткие рамки жанра. Как сказал спустя три десятилетия
участник дискуссии "Опыт латиноамериканского романа и мировая литература" Л.
Арутюнов, европейский жанр не выдерживает напора неординарного материала,
поэтому возникает новое качество повествования. (30, С. 77)
По словам Гарсиа Маркеса, в Латинской Америке все возможно. В ней все
реально. Здесь изо дня в день случаются самые невероятные вещи, поэтому
латиноамериканская реальность может дать мировой литературе нечто новое (26,
С. 129).
Таков материал "Рыцаря надежды". Амаду с хронологической точностью
прослеживает путь колонны Престеса - даты сражений, пройденные километры. Но
величие этого похода и личность его руководителя не вмещаются в рамки
документа. То, что совершил Луис Карлос Престес, кажется невероятным:
"Никто, ни самый завзятый игрок, ни самый сведущий из генералов, не поставил
бы ломаного гроша за то, что колонне удастся пройти хотя бы сто километров.
Она имела против себя значительные превосходящие ее численностью силы врага,
дикую природу, полное бездорожье, непроходимые реки, горы, на которые не
ступала человеческая нога, каатингу, диких зверей и ко всему этому - голод и
болезни". (76,С.108-109) Но несмотря на это, 26-летний капитан инженерных
войск, максимальная численность отряда которого 1500 человек, прошел с боями
26 тысяч километров за два с половиной года и выиграл 53 сражения с
правительственными войсками, когда силы регулярной армии достигали до 150
тысяч, победил 18 генералов. Но даже не в этом величие похода Престеса: куда
бы ни приходил "Рыцарь надежды", он "начинал творить правосудие для народа"
(76, С. 137): уничтожал долговые реестры, отменял налоги, пересматривал
судебные дела, освобождал невинно осужденных. И все это в стране, где
фактически сохранилось рабство. Не удивительно, что в сознании бразильского
народа Престес становится личностью легендарной: "он носится по сертану, как
ураган, меняющий направление рек и очищающий глубины моря от гнилья"
(76,С.106).
"Рыцарем надежды" назвал Престеса народ. Простые бразильцы "стали
слагать легенды о колонне, распевать и рассказывать их под аккомпанемент
гитар и аккордеонов... Это были задушевные песни о героизме колонны, о ее
чудесных делах, о ее командире, Он изображается в них не просто человеком,
его превращали в бога селв, неуязвимого для пуль, способного ходить по водам
и угадывать мысли людей...Однажды в далеком селении северо-востока на
ярмарке один слепой пел о Луисе Карлосе Престесе:
Он усталых бойцов ободряет,
По реке спокойно шагает,
И вода под его ногою
Вмиг становится твердой землею.
А когда у костра он с бойцами,
Ему служит защитою пламя,
Жаркий уголь зола покрывает,
Когда он по нему ступает.
Для сертанцев все это было действительностью. В их представлении Луис
Карлос Престес был способен творить любые чудеса" (76, с.154-155).
Даже спустя много лет после завершения великого похода, когда Луис
Карлос Престес был в тюрьме, люди верили, что "колонна движется в сертане,
под небом Бразилии...Топот коней колонны еще звучит в шепоте рек, в шуме
водопадов. Однажды колонна прошла всю Бразилию, она принесла с собой надежду
обездоленным людям. Настанет день, и колонна вернется. Тогда она пронесет
свободу людям, борющимся за нее" (там же, с.109).
Как мы видим, Жоржи Амаду не придумывает миф о народном герое, он
использует готовый фольклорный образ и творчески развивает его: борьба в
подполье, девятилетнее тюремное заключение в одиночной камере, пытки, суд,
на котором Престес превращается из подсудимого в обвинителя - все это
элементы мифа и одновременно история страны.
Таким образом, в книге Амаду воссоздается "чудесная реальность"
Бразилии, главная составляющая которой "живая мифологическая стихия"
народного сознания, которое при переходе художника на народные позиции,
становится субъектом художественного видения. Отсюда, "мифологизм в
латиноамериканском романе, который является объективно обусловленным
"выплеском" мифосознания народных масс, пробудившихся к исторической
деятельности и исторической "рефлексии" о себе, своей судьбе и истории" (6,
С. 43).
Под пером Жоржи Амаду конкретные факты истории страны и биографии
Престеса приобретают эпический размах, но вместе с тем произведение
воспринимается как глубоко лирическое. И причина этого - не в многочисленных
лирических отступлениях автора, а в том, что все факты истории он пропускает
через свое сердце, потому что он частица этой страны и ее народа, творящего
историю.
Латиноамериканский миф, в отличие от европейского, направлен не в
прошлое, а в будущее, он является элементом сознания: "Бразильский народ,
как и этот человек - в тюрьме; его преследуют, над ним издеваются, он весь
изранен. Но, как и этот человек, народ поднимется - один, два, тысячи раз, и
придет день, когда народ сбросит сковывающие его цепи, и тогда ярко засияет
солнце свободы. "После ночи наступает рассвет", - говорит народный поэт,
друг мой. И чем темнее ночь, тем ярче сияет звезда, предвестница рассвета и
наступающего нового дня. Царящую над Бразилией ночь прорезывает лучезарный
свет звезды. Эта путеводная звезда, озаряющая души людей надеждой, -
народный герой Луис Карлос Престес" (76, С. 41).
Таким образом, публикация "Луиса Карлоса Престеса" в 1951 году дала
советскому читателю возможность познакомиться с явлением, которое
впоследствии будет названо "новым латиноамериканским романом" (233). Через
20 лет Чингиз Айтматов напишет, что латиноамериканская проза являет собой
пример сочетания самых разнообразных элементов, художественных традиций и
методов. В ней миф и реальность, достоверность фактографии и фантазия,
социальный и философский аспекты, политическое и лирическое начала,
"частное" и "общее" - все это слилось в одно органическое целое (233, С.33).
Хотя значение "Луиса Карлоса Престеса" не было понято критиками,
публикация этого произведения Жоржи Амаду сыграла важную роль в рецепции
советскими читателями новой латиноамериканской литературы, она подготовила
почву для восприятия такого сложного явления, как "магический реализм"
нового латиноамериканского романа.
В следующем, 1952 году, в 18 номере журнала "В защиту мира" печатается
отрывок из книги Амаду "Капитаны песка" под заголовком "Песчаные капитаны"
(66). Это был тот редкий случай, когда публикация столь "нужного" писателя
не вызвала никакого отклика ни у критиков, ни у рецензентов. Причина этого,
вероятно, - чрезвычайно низкое качество перевода. Фамилия переводчика не
указана, но по некоторым деталям можно судить, что перевод осуществлялся не
с оригинала, а с испанского перевода. Анонимный переводчик лишил
произведение Амаду всех его стилистических особенностей, его поэзии и силы.
Такой безликий текст не мог привлечь внимание даже самых пылких почитателей
творчества Жоржи Амаду.
В следующем, 1953 году, в журнале "Советская женщина" (No 6) печатается
отрывок из публицистической книги "В мире мира", озаглавленный
"Раскрепощенная женщина" (79) . Как следует из краткого редакционного
предисловия, выбор отрывка определен идеологически и тематически и полностью
соответствует названию журнала. "Книга "Мир мира" разоблачает тех, кто
клевещет на Советский Союз. Публикуемая нами глава из книги служит достойной
отповедью людям, распространяющим небылицы о положении советских женщин".
(79, С. 43)
Кроме этого в 1952 - 1953 годах в различных советских газетах и
журналах было опубликовано 11 статей Амаду в основном о борьбе за мир,
национальную независимость Бразилии и борьбе против империализма.