Бенджамин Курт. Принц снов

   – Если вам так тяжело и больно, почему вы не вернетесь домой, к своим людям? Почему остановились здесь?
   – Потому что я люблю ее, – прошептал Шу страшное признание, имея в виду не столько госпожу Сьен Ма, сколько саму войну – борьбу с достойным противником, испытание силы оружия и стратегических расчетов.
   С улыбкой на кроваво-красных губах женщина подошла к мужчине. Он взял ее руки в свои, и она подняла их к губам и по очереди поцеловала каждый его палец, а потом прижалась к ним белой, словно цветок груши, щекой.
   – Весь этот кошмар повлек за собой один положительный результат. – Шу поцеловал склоненную голову своей любовницы, смертной богини войны. – Моя боль служит предупреждением ханам вдоль всей нашей границы, и они теперь боятся, что маг нападет и на них. Так что, подобно тебе, я тоже нахожу союзников там, где искал врагов.
   – А что случилось с правителем провинции Гуинмер?
   Шу ответил страшной улыбкой, исполненной печали, терпения и удовлетворения:
   – Он пополнил ряды моих настойчивых покойников.
   – О!
   Шу прижался щекой к волосам госпожи Сьен Ма. Женщина освободила свои руки из рук мужчины и погладила его по волосам. Льешо попятился к двери, не желая больше находиться в этой комнате.
   – Будем поддерживать связь, – запинаясь, пробормотал он, не зная, что сказать.
   Шу кивнул, уже почти не обращая на гостя внимания.
   – Я перевел свой двор в Дарнэг, чтобы быть поближе к местам сражений.
   Император обнял ее сиятельство, и Льешо понял, что созерцать дальнейшее он решительно не в состоянии. Вспомнив наставления Болгая, мысленно наметил на толстом пушистом ковре небольшого диаметра круг и побежал. К счастью, временные покои императора исчезли из поля его зрения, как только тот поднял богиню на руки.
 
   Принц крепко закрыл глаза, но от этого чувство падения с огромной высоты не исчезло.
   – Ох! – застонал он, когда у желудка вдруг отвалилось дно. Он прекрасно помнил это ощущение еще с тех пор, когда в шторм приходилось выходить в море на рыбацких лодках господина Чин-ши. Больше того, за годы, проведенные в Жемчужной бухте, Льешо даже успел к нему привыкнуть. Сейчас, однако, навык уже оказался утраченным, а потому оставалось только молиться, чтобы испытание закончилось прежде, чем желудок окончательно не вывернется наизнанку.
   Вдруг сквозь зажмуренные веки проник яркий свет дня. Льешо вновь был в реальном мире с его не всегда благоприятной окружающей средой – нога больно ударилась о какой-то острый камень.
   – Ух!
   Юноша повалился на спину, хватаясь за ногу и щурясь от света. Хорошо. Во всяком случае, он на том берегу реки, на котором и должен быть. Вот нора шамана, а вот и он сам, и даже в человеческом обличье. Значит, приземление произошло в реальном времени и в реальном мире.
   – Как прошло путешествие?
   Стоя над Льешо, Болгай смотрел на него и хитро улыбался.
   Юноша не знал, к чему относится вопрос – к ночному полету в Дарнэг или к вывихнутой ноге. Скорчив гримасу, он выразил недовольство вопросом и попробовал подогнуть ноги под себя.
   – Как Дарнэг?
   – Там темно.
   Болгай успокаивающим жестом похлопал по плечу.
   – Попозже мы займемся вопросом времени. На данном этапе обучения хорошо уже то, что ты попал туда, куда хотел, и тогда, когда захотел, и всего-то после полутора дней занятий.
   Значит, в масштабах реального мира он отсутствовал лишь несколько часов. Осознание этого факта принесло серьезное облегчение. Ведь в его распоряжении четыре дня, а надо побывать еще в нескольких местах и научиться покорять время. А пока Льешо решил сделать заявление на случай, если следующая попытка окажется не столь успешной:
   – Если что-нибудь произойдет и я не вернусь, скажи Каду, что император заключил перемирие с Тинглут-ханом на восточной границе. Теперь они вместе планируют отправиться на юг и выступить против мастера Марко.
   – А что же правитель провинции Гуинмер?
   – Мертв, – коротко ответил Льешо.
   – Этого следовало ожидать.
   Льешо кивнул, соглашаясь. Болгаю не надо было ничего объяснять; он уже и так понял, что правитель оказался замешанным в заговоре, в результате которого император и попал в плен к шпиону мага Цу-тану.
   – Об этом нужно сообщить Чимбаю, – заметил шаман. – Между нашим ханом и восточным любви нет.
   – Никто и не утверждает, что он должен жениться на дочери Тинглута, однако как только волшебник двинется в степи, Чимбаю наверняка понадобятся все возможные союзники. А Шу считает, что это непременно произойдет.
   – Проблема заключается именно в этом. Чимбай уже женился на дочери восточного хана. И она оказалась… хм… женой сомнительного качества.
   Льешо вспомнил агатовый взгляд госпожи Чауджин и, вздрогнув, кивнул в знак согласия. Объяснение шамана прояснило дипломатическую войну между мужем и женой, которую Льешо и сам заметил в шатре хана, но в данном случае ставка оказывалась куда выше, чем просто несчастный брак.
   – Марко набирает силу. Раньше он не умел убивать во сне. Я знаю. Он пытался.
   Это воспоминание вовсе не хотелось оживлять; он думал, что умирает, причем не раз, но прикончить его Марко так и не удалось.
   – Он же гарн – и по крови, хотя и не по воспитанию, южанин, – напомнил Болгай, словно подобное обстоятельство могло каким-то образом повлиять на силу волшебника. Заметив, что Льешо не понимает сути замечания, шаман объяснил: – Магия приходит из многих мест, но всегда набирает силу именно там, где наши корни глубже. Твои способности развиваются во время обучения и тренировки, однако по мере того как ты приближаешься к источнику силы, они начинают действовать мощнее и ярче. То же самое справедливо и в отношении мага. Я удивился бы, услышав, что он хотел убить прорицателей Акенбада – ведь он знаком с легендами и боится гнева дракона Дана. Но Марко стремится управлять слишком большим количеством отдаленных друг от друга территорий и еще не научился обуздывать силу родной земли.
   – От этого толкователи снов не стали менее мертвыми.
   Льешо вовсе не нуждался в напоминании. Но оно положило конец разговору о визите к императору. Скромность и скрытность требовали утаить детали, касающиеся госпожи Сьен Ма. Смертная богиня ожидала от своих поклонников более чем романтического отношения. А потому вопрос требовал анализа и разграничения частных аспектов и аспектов, относящихся к сфере разведданных.
   Все надежды, как всегда, возлагались на мастера Дена. Сам бог, он должен был понять, какое влияние на предстоящую схватку может оказать вспышка любви императора Шу к госпоже Сьен Ма. Он разберется в сложностях взаимоотношений богов с теми из смертных, кто удостоился их внимания и принял его. Возможно, удастся даже что-нибудь узнать о взаимоотношениях Шу с самим лукавым богом и на этом примере понять, какую цену придется заплатить за ту помощь, которую мастер Ден оказывает ему, принцу Льешо. Но что именно можно рассказать лукавому богу? Это он не собирался обсуждать с шаманом.
   Словно услышав, что юноша подумал именно о нем, Болгай встряхнул его за руку:
   – Готов снова отправиться в путь? – Уже?
   Впрочем, Льешо твердо знал, куда поведет его следующий маршрут.
   – Урок состоит из четырех попыток, – напомнил шаман. – Осталось две.
   И он побежал. Льешо со стоном поднялся с земли, боясь опереться на вывихнутую ногу. Да и мозоли отчаянно болели. Но постепенно конечности его начали удлиняться, лоб зачесался и взорвался ветвистыми оленьими рогами. Мощный прыжок, второй, третий – и он уже приземляется в лагере черных шатров. Возле плеча выросла самая большая из палаток, а по обе стороны от нее в несколько рядов выстроилось еще около сотни меньших по размеру. Центральная площадь лагеря оказалась до земли вытоптана лошадьми. Здесь и там группами, не покидая седел, болтали и хохотали гарнские всадники-каратели.
   – Ну, иди сюда, колдун!
   Цу-тан, охотник за колдунами из Жемчужной бухты и военачальник мастера Марко, стоял возле главного шатра. Спрятавшись в вечерней тени, плотно прижавшись к черному войлоку, он поднял лук и прицелился.
   Льешо в форме оленя внутренне содрогнулся, но даже не пошевелился. За спиной шпиона неслышно кралась Льинг. Глаза девушки горели ненавистью и отчаянием. Выглядела она истинной рабыней: грубые штаны, куртка, испачканный сажей нос. Но в руке – готовый к удару остро отточенный кинжал.
   – Иди сюда, парень! Ты же помнишь, что значит быть человеком. Я не сделаю тебе больно.
   – Ты не сможешь причинить мне боль, – мысленно ответил Льешо, – потому что на самом деле меня здесь нет.
   – Еще как есть. – Цу-тан выпустил стрелу, и та со свистом пролетела в волосе от Льешо. – Вопрос лишь в том, когда ты здесь есть?
   Словно в ответ на это мистическое замечание принц с болью вернулся в человеческое обличье. Пораженная Льинг остановилась, брови ее сами собой поднялись так высоко, что исчезли под спадавшими на лоб спутанными волосами. Постепенно она начала узнавать того, кто так неожиданно оказался перед ней. Склонила голову, словно в таком положении лучше видела, но не сделала ни шагу вперед.
   – Все в порядке, девочка, продолжай свое дело. Он тебя не тронет.
   Цу-тан даже не обернулся, хотя, похоже, и без того видел каждое происходившее за его спиной движение. Льинг молча опустила кинжал и попятилась.
   – С тех самых пор как мой хозяин завладел ее умом, она превратилась в прекрасную прачку. Мне он велел оставить ей кинжал, чтобы она могла защищать собственную добродетель – насколько я понимаю, для него, – сама она в этом грузе не слишком нуждается. Я имею в виду нож, хотя и добродетель для прачки – лишняя обуза. Но никто не тронет ее, даже если она отправится гулять по лагерю голой и с денежным вознаграждением на шее. Она же ненормальная, видишь? А безумием заразиться никто не хочет. Это одна из самых неприятных напастей.
   Цу-тан вошел в палатку, не заметив промелькнувшей по лицу девушки тени ненависти и низкого коварства. Бросив еще один хитрый взгляд, она вложила кинжал в ножны и неторопливо удалилась. Льешо смотрел девушке вслед, пытаясь определить, какая часть ее безумия принадлежит мастеру Марко, а какая – результат собственной шпионской хитрости. Едва Льинг скрылась из виду, Льешо собрал все силы, готовясь вынести предстоящее зрелище, и вошел в шатер вслед за Цу-таном.
   Слуга волшебника отошел к небольшому столу, который стоял в центре возле очага, и оттуда с насмешливым вниманием взглянул на вошедшего.
   – Я привел к тебе посетителя, – обратился он к склонившемуся над постелью больного человеку.
   Кто был этот человек, разглядеть не удавалось, так как подстилка лежала в самом темном углу, возле входа, где обычно принимали посетителей низкого ранга.
   – Ты тут совершенно ни при чем, – возразил Льешо. – Я пришел сам, чтобы выдвинуть обвинения и подготовиться к решающей схватке.
   Сновидения, которые посещали принца в Акенбаде, были до краев наполнены болью, а потому ничего хорошего от этого визита ожидать не приходилось. Однако, едва узнав в ухаживающем за раненым человеке родного брата, Льешо забыл все рассуждения и уступил нахлынувшей радости. Адар выглядел целым и невредимым.
   – О Богиня! Зачем ты сюда явился? – с ужасом воскликнул старший из принцев.
   Поднявшись с пола, он больше не загораживал больного, за которым ухаживал. На грубой подстилке, избитый, в горячке, лежал Хмиши.
   Льешо не позволил себе сделать ни шагу в сторону брата и друга. Он безумно волновался, но не хотел показывать нервозности. Вместо этого он направился к очагу, требуя соответствующего собственному рангу почетного места.
   – Я не здесь. И ты видишь не настоящего, что бы ни говорил этот человек.
   Принц не стал ничего объяснять, чтобы не открывать врагу никаких подробностей. Однако осторожность оказалась совершенно напрасной.
   – Твой брат путешествует во сне, целитель. Так что тебе он ничем помочь не сможет.
   – Значит, ты в безопасности. – Адар постарался не выражать собственных чувств, но они сами собой прорвались и в голосе, и в движении плеч.
   Напряжение, которое он испытывал с того самого момента, как увидел перед собой младшего брата, внезапно схлынуло, едва не опустошив душу.
   – Со мной все в порядке, – заверил Льешо. – И Балар с Льюкой в безопасности, хотя Льюка и проявляет дурной нрав.
   Несмотря на опасность и мрачную, давящую обстановку, юноша не смог отказать себе в радости и умолчать о том, что, как и предсказывал призрак Льека, нашлись еще два их с Адаром брата.
   – Иначе и быть не может, – криво усмехнувшись, заметил целитель, – ведь Льюка всю жизнь считает себя умнее всех на свете.
   Признавая справедливость этих слов, Льешо кивнул, однако не стал распространяться о той опасности, которую несли несдержанность и заносчивость старшего. Этой беде Адар все равно помочь не мог, а потому юноша поспешил выяснить то, зачем явится.
   – Ты неплохо выглядишь, – осторожно произнес он.
   – Хозяин вот этого парня ценит принцев, а потому будет держать меня живым и здоровым до тех пор, пока не поймет, что мы не дадим ему того, чего он хочет.
   – До твоей гладкой физиономии, колдун, я, пожалуй, не дотянусь, но вот этот парень лежит поближе, – огрызнулся Цу-тан.
   Он схватил с заваленного остатками ужина стола железный прут и, размахнувшись, изо всех сил стукнул им Хмиши по покрытому синяками лицу.
   Хмиши закричал, но оказалось, что боль помогла ему выйти из ступора. Затуманенные лихорадкой и страхом глаза взглянули и на мучителя, и на Адара, и на принца.
   – Льешо? – едва слышно пробормотал он. – Мы что, все уже умерли? Я не знал, что это настолько больно.
   – Нет, ты еще пока жив. – Цу-тан стукнул Хмиши по перевязанной голове. – Хотя скоро сдохнешь.
   Хмиши застонал, его лицо покрылось болезненным потом. Льешо шагнул вперед, и шпион предостерегающе поднял прут.
   – Ты просто бредишь, солдатик, – насмешливо процедил он, – ваш глупый король давным-давно обо всех вас позабыл.
   – Неправда. – Льешо стоял, изо всех сил сжав кулаки, но не осмеливаясь подойти ближе. Борясь в одиночку, он лишь причинит и брату, и другу лишние страдания. – Я скоро за вами вернусь.
   – Мы обязательно тебя дождемся, – пообещал Адар. – Волшебник не даст мне покинуть Хмиши и не позволит ему умереть, пока не получит того, чего ждет от меня.
   Брат ничего не сказал о Льинг, и Льешо тоже не стал привлекать внимания к ее имени.
   Запретных тем оказалось множество, так же, как и страхов, которые они не могли высказать вслух: ведь мастер Марко мог понять, что Адар ни за что на свете не уступит ему, и убить обоих принцев и заложников. Или шпион мог не выдержать дисциплины и избить раненого до смерти, тем самым выплеснув страшную ненависть, которую он испытывал к магии и волшебству всех видов. Он и так уже зашел слишком далеко: лицо Хмиши выглядело смертельно бледным, несмотря на жар и выступивший на лбу пот. Больше того, одеяло скрывало раны, о которых принц боялся и думать, а Цу-тан тем временем уже наметил в лице Льинг удачную замену на случай, если первая из жертв не выдержит его издевательств. Нельзя надеяться на здравый смысл сумасшедшего, а потому надо было спешить – времени оставалось катастрофически мало.
   И все же Льешо так и не смог понять, где находится. Он оглянулся по сторонам, потом посмотрел вверх, словно черный войлок мог что-то подсказать, однако не нашел ничего полезного. Лишь развешенные на стропилах инструменты для пыток, тусклая лампа над постелью больного, остатки пищи вместе с пятнами крови на столе. Не приходилось сомневаться, что ужин предназначался не Хмиши.
   Адар, нахмурившись, внимательно взглянул на брата, стараясь понять, что именно тот хочет увидеть в палатке. И вдруг в глазах его мелькнул свет догадки.
   – На запад, – тихо посоветовал он. – Прямо к Великому солнцу.
   – Неразумно, – заметил Цу-тан.
   Замахиваясь, он поднял прут над головой, и в этот момент Льешо почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.

Глава двадцать девятая

   Льешо намеревался приземлиться недалеко от норы Болгая и взял курс на северные степи. Но не тут-то было: в этот самый момент юношу подхватил мощный смерч и потащил прочь в неизвестном направлении.
   – Стой! – завопил он, как будто мог заставить ветер подчиняться, словно пони.
   Ничто не изменилось. Иная, более сильная воля понесла его мимо лагеря, где Адар ухаживал за Хмиши, в сторону от шатрового города Чимбай-хана, недалеко от которого Болтай ждал возращения ученика из ночного полета.
   – Кто это? Кто ты?
   В мозгу прозвучал зловещий смех, и раздался леденящий душу голос:
   – Просто давний друг. – Эти слова ядовито-насмешливо произнес мастер Марко. – Теперь, когда ты самостоятельно путешествуешь по городам и весям, мы не можем позволить тебе вернуться в столь дурную компанию, так ведь?
   Ничего не могло быть хуже компании нынешней. Воспоминание об этом голосе, во сне призывавшем к болезни и смерти, отозвалось даже в животе, где до сих пор не окончательно зажили старые раны.
   – В Акенбаде у тебя теперь мощные враги.
   Льешо попытался произнести это угрожающим тоном, но Марко лишь рассмеялся:
   – Да уж, враги, ничего не скажешь. Трупы и дети.
   – И дракон Дан.
   – Я же сказал: трупы. Много-много веков назад, больше, нем у тебя волос на голове, страшная сила, с которой не сравниться даже мне, стерла в порошок зубы этого старого червяка. Впрочем, ценю твою попытку обороны.
   Вдруг произошло нечто странное. Прежде чем Льешо успел что-нибудь подумать, еще одна неизведанная, непреодолимая сила вырвала его из смерча, скрутив так, что кости, казалось, начали тереться одна о другую. А уже через секунду она бросила его, словно мешок с мукой, на покрытый коврами пол незнакомой палатки, построенной в характерной для Шана квадратной форме. И стены, и шторы в этом жилище были желтыми. Принц очутился в дальней части шатра. За занавеской двигались тени слуг, а где-то на улице раздавались крики часовых.
   В украшенном искусной резьбой просторном кресле, с удовлетворенной ухмылкой глядя на пленника, сидел сам мастер Марко. Возле него стоял небольшой низкий стол, сплошь уставленный дымящимися горшками и чашами, среди которых выделялись две особенно большие. Ноги мага покоились на расшитой сложными узорами подушке. Чуть поодаль виднелась смятая кровать – волшебник совсем недавно проснулся. Больше того, он был одет в перехваченный поясом ночной халат, словно подняться пришлось неожиданно, по какому-то срочному делу.
   Покачиваясь, Льешо встал на ноги. Не было смысла вспоминать, что это сон. Не так давно мастер Марко проник в сновидения Акенбада и именно во сне убил прорицателей. Так что, если ему потребовалось бы убить и принца, он не усомнился бы ни на минуту. А кроме того, юноша и сам не был окончательно уверен, что спит. Да и если магия Марко способна преодолеть мощные силы Акенбада, неужели ей не удастся при необходи мости вытащить Льешо из царства снов? Правда состояла в том, что принц не знал, ни где находится, ни как именно мастер Марко его сюда доставил. А потому приходилось молчать.
   – Присаживайся, пожалуйста. Не желаешь ли чаю?
   Мастер снял ноги с подушки, тем самым показывая, что место Льешо – у его ног, и взял со стола глиняную чашу. От поднимающегося из нее пара глаза невольного гостя заслезились и покраснели. Принц еще слишком хорошо помнил другие чаши, содержимое которых насильно вливали ему в горло, после чего ночь проходила в страшных, напоминающих агонию мучениях. Он покачал головой, отказываясь одновременно и садиться, и пить чай.
   – Я ненадолго.
   – Что произошло с твоими манерами? – с убийственной улыбкой поинтересовался волшебник. – Разве тебе неизвестно, что отказ от гостеприимства здесь, в степных землях, рассматривается как самое страшное оскорбление? Вспомни более счастливые наши дни, когда ты не отказывался принимать из моих рук угощение, а когда по ночам плакал и стонал, я держал твою голову на коленях.
   – Где мы?
   Вместо ответа мастер Марко сделал глоток из той самой чаши, которую только что предлагал юноше, и снова поставил ее на стол, после чего аккуратно вытер губы.
   – О да, конечно, она содержит самый изысканный набор ядов. – Волшебник лениво помахал рукой, словно возражения – всего лишь жирные зеленые мухи, которых можно запросто прогнать. – Ты никогда не хотел понять, принц Льешо, что я желаю тебе исключительно добра. Что и говорить, ты оказался весьма полезен, пробуя различные ядовитые снадобья, приготовленные на самые разные случаи жизни. Однако нужен ты мне был вовсе не для этого. Я искал способного ученика, который в один прекрасный день станет таким же сильным, как я сам, и поддержит меня в завоеваниях. И если неуязвимость в будущем требует мучений в настоящем, то кто я такой, чтобы отрицать пути судьбы ради нескольких ночей спокойного и безболезненного отдыха?
   Мысль о том, что маг считал себя благодетелем, бесконечно разгневала Льешо, легче казалось принять даже идею о существовании в качестве объекта испытания ядов.
   – Вы же могли меня убить!
   – Нет-нет, что ты! – Волшебник налил в чистую чашку другой, менее ядовитый на вид чай и, не отрываясь, выпил. – Если бы ты умер, это попросту оказался бы не ты. А поскольку это был именно ты, убить тебя я не мог. По крайней мере ты не мог умереть, как другие, при испытаниях. Как доказали события в Акенбаде, я до сих пор еще сильнее тебя.
   Так, еще одна проверка. Льешо сам не понимал, чему удивляется. В следующий раз, однако, он просто откажется подчиняться и посмотрит, что получится. Конечно, тогда, раньше, мастер Марко ни о чем и не спрашивал – просто силой вливал в горло Льешо свое варево и смотрел, что будет дальше: то ли подопытный сумеет перебороть отраву, то ли умрет. Почти все случившееся после Жемчужного острова происходило именно так. Всегда представлялся только один выбор: играть и выигрывать или умереть – сопротивляясь или с полной покорностью. Принц не собирался испытывать вторую возможность.
   – Так с Хмиши вы сейчас делаете то же самое – проводите тест?
   – Не глупи. Так ты уверен, что не хочешь чаю? Мальчишка – просто средство заставить Цу-тана вести себя тихо до тех пор, пока я не приду в его лагерь с улусом улгарских кланов за спиной.
   – Южный хан согласился следовать за вами?
   – Ну, как сказать. – С выражением ложной скромности Марко опустил ресницы. – Понимаешь ли, он слишком неожиданно скончался. Мало того, очень быстро сдохла и большая стая плотоядных ворон, которая клевала его труп. А это уже плохой знак. Кто-то, очевидно, вмешался в процесс. А поскольку мы с ханом ели одни и те же блюда, то, очевидно, духи подземного мира благоволят именно мне.
   Однако, как я говорил, прежде чем ты так нелюбезно меня прервал, для того, чтобы привести на место дислокации огромные силы южан, требуется некоторое время, причем даже мне, при всем моем мастерстве. В качестве помощника и военачальника Цу-тан тебе и в подметки не годится – ты и сам сознаешь собственную одаренность. Но он доказал, что при соответствующей оплате может служить верой и правдой. Я понимал, что вред, причиненный твоему брату, сделает разногласия между нами слишком серьезными и личными, а благородство диктовало требование приличного отношения кдевушке. Заметь, что я строго соблюдал и соблюдаю наложенные на действия моего помощника ограничения.
   Парнишка же – воин, солдат; всего лишь пешка на той доске, где происходит сложная игра. И если ты сможешь оказаться именно тем партнером, которого я в тебе вижу, то, надеюсь, сумеешь понять необходимость пожертвовать несколькими пешками ради завоевания огромных территорий и безграничной власти.
   – Жизнь человека нельзя рассматривать как пешку в игре. И никому не позволено, подчиняясь собственному произволу, швырять людей подоске.
   – Разумеется, позволено. Во всяком случае, мне.
   С этими словами мастер Марко пошевелил пальцем, и Льешо согнулся пополам от боли. Он даже не дотронулся до чаши с отравленным чаем, но волшебнику каким-то образом удалось вызвать к жизни давние, дремавшие в желудке юноши яды. Принц упал, то горя в огне, то замерзая на морозе, охваченный действием снадобий, много лет назад насильно влитых в его горло волшебником. Внутренности его завязывались узлом и расплавлялись, а сам он метался в страшной агонии.
   Шелест шелка подсказал, что Марко встал с кресла. Льешо попытался сжаться в комочек, чтобы защититься от ощущения пронзающих насквозь острых кинжалов. Однако действие ядов так свело судорогой позвоночник, что голова юноши откинулась назад и почти касалась пяток. Как в страшном сне, волшебник положил голову принца себе на колени и погладил его по волосам.
   – Таким ты мне всегда нравился больше, – прошептал он в самое ухо Льешо. Нежным движением вытер катившуюся по щеке пленника слезу, а потом с видимым удовольствием слизал ее с пальца. – Ты мне почти как родной сын.
   – Я знал своего отца, – корчась от боли, ответил принц. – Вы совсем на него не похожи.
   – Разумеется, ты прав. Твой отец мертв. А я, – волшебник убрал с лица волосы, – я готов сразиться с драконами, и все ради того, чтобы ты подольше оставался вот в таком состоянии.