направит. Только сначала назовите пароль.
- Пароль? - удивился Лидж, почесывая ухо.
- Ну да, - подтвердил востроносый и оскалился. - Подойдите к
английскому солдату и задайте вопрос: "Почем нынче вареные раки?" А потом
спрашивайте про Ревира.
- Но почему сначала про раков? - настаивал упрямый Лидж.
- Дело в том, что английские солдаты носят красные мундиры, - объяснил
востроносый. - Поэтому им нравится, когда с ними говорят про вареных раков.
Попробуйте - сами увидите.
И пошел прочь. А плечи у него так и тряслись.
Лиджу Баттервику это показалось странным, хотя и не страннее всего
остального, с чем он столкнулся в тот день. Но востроносый не внушал ему
доверия, поэтому, встретив английский патруль, он проявил осторожность и не
приблизился, а спросил про раков на расстоянии. И правильно сделал, потому
что когда он задал это вопрос, английские солдаты погнались за ним, и он
бежал до самой набережной, пока удалось от них отделаться, да и то пришлось
для этого спрятаться в пустую бочку из-под дегтя. И хорош же он был, когда
вылез!
- Должно быть, он дал мне неправильный пароль, - сказал себе Лидж,
хмуря брови и оттирая деготь. - Но все равно, по-моему, не след солдатам так
себя вести, когда их честь по чести спрашивают. Ну да ладно, солдаты ли,
горожане, все равно им меня с толку не сбить. Я приехал насчет зуба и своего
добьюсь, даже если придется переполошить всю Британскую империю.
И вдруг он заметил в конце пристани вывеску. А на той вывеске, как
рассказывала моя двоюродная бабка, было якобы написано следующее: "ПОЛЬ
РЕВИР, СЕРЕБРЯНЫХ ДЕЛ МАСТЕР", это сверху, саженными буквами. А ниже
помельче: "Колокола и колокольцы всех размеров на заказ отливаем,
гравировальные и печатные работы выполняем, изготовляем искусственные зубы и
медные котлы лудим и починяем, делаем все виды работ по золоту и серебру, а
также завариваем революции на вынос. Экстренное исполнение по вторникам и
пятницам, обслуживаются Лексингтон, Конкорд и далее на запад.
- Ого, вроде как мастер на все руки, - сказал себе Лидж Баттервик. -
Похоже, что я со своим зубом попал куда надо.
И он направился к двери.
Поль Ревир стоял за прилавком и держал в руках серебряную вазу. Был он,
как прикинул Лидж, мужчина немного за сорок, имел живое, смышленое лицо и
цепкий взгляд. Несмотря на бостонскую одежду, в его облике проглядывало
что-то французское, ведь его отец Аполлос Ривуар был выходцем с острова
Гернси и принадлежал к доброму гугенотскому роду. Но, перебравшись через
океан, они переделали свою фамилию на Ревир.
Лавка Поля Ревира не отличалась величиной, но в ней имелись серебряные
изделия, за которые в последующие годы люди платили тысячи. И не только
серебряные изделия - там были гравюры и картинки бостонского порта, и
карикатуры на англичан, и разнообразные работы по золоту, всего и не
перечислишь. Словом, там повернуться было негде, но порядок поддерживался
образцовый. И на этом тесном пространстве хозяйничал Поль Ревир, человек
стремительный и четкий, глаза живые, так и сверкают - человек, который точно
знает, чего хочет, и что задумал, тут же и выполняет.
Когда Лидж Баттервик вошел в лавку, там было несколько посетителей, так
что он вроде как забился в угол и стал ждать удобной минуты. Да и хотелось
ему приглядеться, что за человек такой этот Поль Ревир, у которого на
вывеске разные чудеса написаны, и цирюльник называл его волшебником, -
хотелось посмотреть, что за люди к нему ходят.
В лавку заглянула женщина, которой нужна была крестильная чаша для
ребенка, потом мужчина, который хотел приобрести гравюру Бостонского
кровопролития. Один человек нашептал Ревиру украдкой какое-то тайное
сообщение - Лидж уловил только слова "порох" и "Сыны Свободы", а остального
не расслышал. И наконец, явилась важная дама, вся в шелку, и принялась
донимать Поля Ревира. Лидж, выглянув из своего угла, нашел, что она сильно
смахивает на индюшку - так же пыжится, талдычит одно и то же и на месте
подскакивает.
Она выражала недовольство серебряными изделиями, которые Поль Ревир
смастерил ей на заказ. Речь шла о дорогом сервизе.
- Ах, мастер Ревир, - бубнила дама. - Я так огорчена! Я едва не
заплакала, когда вынула его из коробки.
Ревир было вскинул оскорбленно голову, но ответил ей со всей
любезностью:
- Это я огорчен, мадам. - И слегка поклонился. - Но в чем, собственно,
дело? Наверно, мои изделия были упакованы без должной тщательности? Большие
вмятины? Я отчитаю моего подручного.
- Да нет же, никаких вмятин, - гудит дама-индюшка. - Но мне нужен был
роскошный серебряный сервиз, чтобы выставлять на стол, когда пожалует к
обеду губернатор. Цену-то я отдала самую высокую. А вы что мне прислали?
Лидж затаил дух, ему было интересно, что скажет на это Поль Ревир. А
Поль Ревир сухо ответил:
- Я прислал вам лучшую свою работу, мадам. Я мастерил эти вещи добрых
полгода своими руками, а руки у меня, смею надеяться, умелые.
- А как же, мастер Ревир, - дама зашелестела юбками. - Разве я не знаю,
что вы искусный художник...
- Серебряных дел мастер, с вашего позволения, - поправил ее Поль Ревир,
и юбки снова зашуршали.
- Да наплевать мне, как ни назовитесь! - говорит тогда дама. И сразу
стало ясно, что светские манеры ей не более пристали, чем шелковые туалеты.
- Я знаю, что заказывала настоящий шикарный серебряный сервиз, чтобы всем
знакомым нос утереть. А вы мне что продали? Серебро-то оно серебро, не
спорю. Да только простое и прямое, будто дощатый забор!
Ревир глянул на нее молча, и Лидж подумал, что сейчас он не выдержит и
взорвется.
- Простое? - повторил Ревир. - И прямое? Это для меня большая похвала,
мадам.
- Похвала, как бы не так! - возмутилась дама. - Завтра же пришлю сервиз
обратно! На молочнике ни льва, ни единорога! А сахарницу я хотела с
виноградными гроздьями. А у вас она гладкая, как холмы Новой Англии. Я этого
не потерплю, так и знайте! Я пошлю заказ в Англию!
Ревир раздул щеки. Глаза у него грозно блеснули.
- Посылайте, мадам, - проговорил он. - Мы здесь делаем все новое -
новых людей, новое серебро, может быть, кто знает? новую нацию. Простые,
прямые и гладкие, как холмы и скалы Новой Англии, изящные, как гибкие ветви
ее вязов, - если бы мои изделия в самом деле были такими! Я к этому
стремлюсь. Что же до вас, мадам, - он плавно, как кошка, шагнул к ней, - до
ваших львов, единорогов, виноградных гроздьев и всех вздорных украшений,
созданных бездарными мастерами, до вашего привозного дурного вкуса и
привозных английских замашек, то - кыш отсюда! - И он замахал на даму
руками, точно она и впрямь была не дама, а индюшка. Она подобрала свои
шелковые юбки - и бежать. Ревир посмотрел с порога ей вслед и вернулся в
лавку, покачивая головой.
- Вильям! - крикнул он своему подручному. - Запри ставни, мы
закрываемся. И как там, Вильям, от доктора Уоррена еще не поступало вестей?
- Пока еще нет, сэр! - отозвался слуга и принялся устанавливать ставни.
Тут Лидж Баттервик подумал, что пора дать хозяину знать о своем
присутствии. Он кашлянул. Поль Ревир резко обернулся, и его пронзительные,
быстрые глаза впились в Лиджа. Лидж не то чтобы струхнул, ему упорства было
не занимать, но он почувствовал, что встретился с человеком необычным.
- Ну, приятель, - нетерпеливо произнес Ревир. - А вы кто еще такой?
- Да вот, мистер Ревир, - сказал Лидж Баттервик. - Я ведь говорю с
мистером Ревиром, не так ли? Тут, понимаете ли, долгая история, а вы
закрываетесь, но все-таки вам придется меня выслушать. Мне цирюльник
приcoветовал.
- Цирюльник? - недоуменно переспросил Поль Ревир.
- Ну да, - ответил Лидж и разинул рот. - Видите? Я насчет зуба.
- Насчет зуба?! - Ревир выпучил на него глаза, как сумасшедший на
сумасшедшего. - Расскажите все толком и по порядку. Но постойте-ка,
постойте. Вы, по разговору судя, не бостонец. Откуда вы приехали?
- Из-под Лексингтона. И вот, понимаете ли...
Но при упоминании Лексингтона Ревир сразу пришел в волнение. Он схватил
Лиджа за плечи и встряхнул.
- Из-под Лексингтона! Вы были в Лексингтоне сегодня утром?
- Ясное дело, - отвечает Лидж. - Это тамошний цирюльник, о котором я
вам говорил...
- Бог с ним, с цирюльником, - отмахнулся Ревир. - А мистер Хэнкок с
мистером Адамсом были утром еще у пастора Кларка?
- Может, и были. Откуда мне знать.
- Силы небесные! - удивился Ревир. - Неужели в Американских колониях
нашелся хоть один человек, который не знает мистера Адамса и мистера
Хэнкока?
- Похоже, что один нашелся, - подтвердил Лидж Баттервик. - Но к слову
сказать, когда я ехал мимо пасторского дома, там находились двое приезжих,
один такой вроде бы франт, а второй смахивает на бульдога...
- Хэнкок и Адамс! Так, значит, они все еще там. - Ревир прошелся
взад-вперед по комнате. - А между тем англичане уже готовы выступить, -
пробормотал он себе под нос. - Много ли солдат вы видели на пути сюда,
мистер Баттервик?
- Видел? Да они бежали за мной и загнали меня в бочку из-под дегтя! И
на площади их собралась уйма, с пушками и знаменами. Похоже, что у них
серьезное дело на уме.
Ревир схватил его за руку и стал трясти.
- Благодарю вас, мистер Баттервик! Вы внимательный наблюдатель. Вы
оказали мне - и Американским колониям - неоценимую услугу.
- Что ж, очень приятно, - говорит Лидж. - Но насчет моего зуба...
Ревир взглянул на него и рассмеялся, и от глаз его пошли морщинки.
- Вы упорный человек, мистер Баттервик. И это хорошо. Мне нравятся
упорные люди. Побольше бы их у нас было. Что ж, услуга за услугу. Вы оказали
услугу мне, и я тоже вам услужу. Мне действительно случалось мастерить
искусственные зубы, а вот зубодерство - не по моей части. Но все-таки я
постараюсь вам помочь. Лидж уселся в кресло и разинул рот.
- Ну и ну, - покачал головой Поль Ревир, хотя глаза у него смеялись. -
Мистер Баттервик, похоже, что у вас сложная агглютинированная инфракция
верхнего клыка. Боюсь, что сегодня вечером я уже ничего с ним сделать не
смогу.
- Но как же?.. - заспорил было Лидж.
- Вот вам питье, оно немного облегчит боль, - сказал Ревир и налил в
чашку какого-то лекарства. - Выпейте!
Лидж выпил. Это была пахучая, довольно едкая жидкость красного цвета со
странным сонным привкусом. Никогда ничего подобного Лидж не пил. Но боль
немного отпустила.
- Ну вот, - сказал Ревир. - Теперь ступайте в корчму и хорошенько
выспитесь. А утром приходите ко мне, я найду вам зубодера, если не уеду. Да,
и вот еще что, возьмите немного мази.
Он стал рыться в высоком шкафу в глубине лавки. Было уже довольно
темно, близился вечер, и ставни на окнах загораживали остаток дневного
света. То ли из-за зуба, то ли из-за усталости, то ли это питье Ревира так
подействовало, но только Лиджу Баттервику сделалось как-то не по себе. В
голове шумело, ноги стали невесомыми. Он поднялся, заглянул через плечо Полю
Ревиру, и ему померещилось, будто в этом шкафу под быстрыми пальцами
хозяина, перебиравшими разные коробочки, все шевелилось и перескакивало с
места на место. Комната наполнилась тенями и шепотами.
- Удивительная у вас лавка, мистер Ревир, - произнес он, радуясь
знакомому звуку собственного голоса.
- Да, кое-кто так считает, - согласился Ревир, и на этот раз Лидж точно
заметил в шкафу движение. Он кашлянул.
- Скажите, что... что вот в этой бутылочке? - спросил он, чтобы
сохранить ясность мыслей.
- В этой? - с улыбкой переспросил Поль Ревир и поднял бутылочку на
свет. - Это я ставлю небольшой химический опыт. Вот приготовил Бостонский
эликсир, так я его назвал. Но в нем много Восточного Ветра.
- Бостонский эликсир! - выпучив глаза, повторил Лидж. - Ну да, мне
говорили, что вы волшебник. Это, надо понимать, настоящее волшебство?
- Разумеется, настоящее, - усмехнулся Ревир. - А вот и коробочка с
мазью, которая вам нужна. И вот еще коробочка...
Он снял с полки две коробочки, одну серебряную и одну оловянную, и
поставил их на прилавок. Но взгляд Лиджа притягивала серебряная коробочка,
хотя почему, он и сам не знал.
- Возьмите ее в руки, - сказал Поль Ревир.
Лидж взял коробочку и осмотрел со всех сторон. Это была отличная
работа, на крышке - изображение дерева и орла в поединке со львом.
- Замечательно сделано, - похвалил он.
- Мой собственный рисунок, - сказал Поль Ревир. - Видите звезды по
ободку? Их тут тринадцать. Из звезд можно составить очень красивый узор -
герб новой страны, например, если будет нужда, - мне это не раз приходило в
голову.
- Но что там внутри? - поинтересовался Лидж.
- Что внутри? - повторил Поль Ревир, и голос его прозвучал звонко и
твердо, как сталь. - Да то же самое, что и в воздухе вокруг. Порох, и война,
и рождение новой нации. Но время еще не совсем приспело, еще не совсем.
- То есть эта самая революция, про которую все толкуют? - спросил Лидж,
уважительно разглядывая коробочку.
- Да, - ответил Поль Ревир и хотел было еще что-то добавить. Но тут
вбежал его подручный с письмом в руке.
- Хозяин! - крикнул он. - От доктора Уоррена!
Ревир сразу, минуты не промедлив, начал собираться, и все вокруг
закипело. Он одновременно распоряжался, чтобы ему подали сапоги для верховой
езды, и наставлял Лиджа, когда ему завтра с утра явиться, так что в спешке и
суматохе Лидж Баттервик чуть было не ушел без мази. Но когда Ревир уже почти
вытолкал его за дверь, он все же успел прихватить с прилавка коробочку.
Однако, добравшись до корчмы и улегшись в постель, обнаружил, что
коробочка-то не та.
А обнаружил он это потому, что никак не мог заснуть. Не от зуба - зуб
успокоился и только ныл потихоньку, такая боль сну не помеха. Но он все
время вспоминал события минувшего дня - как он заметил двоих в окне у
пастора Кларка, как за ним гнались английские солдаты и какими словами Ревир
отбрил даму-индюшку - и не мог сомкнуть глаз. Какая-то мысль зрела у него в
голове, но какая, он и сам пока не знал.
- Все-таки негоже, чтобы солдаты гонялись по улицам за людьми, -
говорил он сам себе. - И негоже, чтобы такие люди, как та индюшка,
заправляли в Новой Англии. Совсем негоже. Эх-хе-хе, придется, видно,
попробовать мазь, что мне дал мистер Ревир.
Встал с кровати, подошел к вешалке, нашарил свой сюртук, засунул руку в
карман и достал... серебряную коробочку.
Сначала его разобрала досада. Ну что тут будешь делать? Ведь в этой
коробочке, запомнилось ему, заключались порох, и война, и рождение новой
нации - сама революция хранилась у Ревира в серебряной коробочке. До приезда
в Бостон Лидж никогда бы не поверил, что такое бывает. Но теперь убедился.
От питья, которое ему дал Ревир, в голове у него все еще гудело, ноги
по-прежнему слушались плоховато. Но как всякого смертного, его разобрало
любопытство.
"Интересно бы все же заглянуть в эту коробочку", - сказал себе Лидж
Баттервик.
Он потряс ее, покрутил так и сяк, а она вроде бы потеплела у него в
руках, будто внутри было что-то живое, и Лидж поспешно поставил ее на стол.
Осторожно оглядел со всех сторон, нет ли где замочной скважинки, но
скважинки не нашел, да и нашел бы, ключа-то у него все равно не было.
Приложил ухо, прислушался - а там вроде бы слышна очень далекая пальба
тысячи крохотных мушкетов и воинственные крики крошечных солдат. "Не
стрелять! - словно бы услышал он. - Не стреляйте, покуда они первыми не
откроют огонь! Но если они хотят войны, пусть она начнется здесь!" Застучали
барабаны, взвизгнули волынки. Тихонечко так, будто издалека. Но Лидж весь
прямо задрожал, он понял, что слушает будущее и что слышать это ему не
положено. Он присел на край кровати, осторожно держа коробочку в ладонях.
- Что же мне теперь с этим делать? - спросил себя Лидж. - Такая задача
не по плечу одному.
Мелькнула у него было со страху мысль, не пойти ли на речку да бросить
коробочку в воду. Но, поразмыслив, он понял, что никогда такого не сделает.
Потом он вспомнил свою ферму близ Лексингтона и прежние мирные дни. Стоит
только выпустить революцию из коробочки, и всему этому конец. Но тут ему на
память пришли слова Ревира, что говорил он даме насчет серебра: о
строительстве новой страны и о том, чтобы строить просто и прямо. "Разве я
англичанин какой-нибудь? - подумал Лидж. - Моя родина - Новая Англия. А
может быть, дело даже не только в этом и есть еще кое-что, в чем разбираются
такие люди, как Хэнкок и Адаме. И если для того, чтобы наступили перемены,
нужна революция, значит, так тому и быть. Не вечно же оставаться нам в этой
стране англичанами".
Он снова послушал - в коробочке уже больше не слышно было стрельбы, а
только играли волынки, выводя какую-то странную мелодию. Что это за музыка,
Лидж не знал, но от ее звуков у него взыграло сердце.
Он поднялся словно бы нехотя с края кровати и сказал себе:
- Видно, придется найти Поля Ревира и вернуть ему эту коробочку.
Для начала он отправился к доктору Уоррену, потому что слышал это имя
от Ревира. Но у доктора Уоррена он ничего не добился. Сначала ему пришлось
долго убеждать тех, кто там был, что он не шпион, а потом, когда он их
убедил, они только и сообщили ему, что Поль Ревир переправился через реку в
Чарлстон. Он спустился на берег, чтобы нанять лодку. У реки он нашел
рассерженную женщину.
- Ну нет, - сказала она ему. - Никакой лодки вы от меня не получите.
Час назад здесь уже был один сумасшедший, и тоже подавай ему лодку. У моего
мужа хватило глупости согласиться его перевезти. А он знаете что учинил?
- Нет, мэм, - ответил Лидж Баттервик.
- Заставил мужа изорвать на полосы мою самую нарядную юбку и обмотать
весла, чтобы без всплеска пройти под бортом вон того корабля англичан. - Она
показала рукой на английский фрегат "Сомерсет", стоявший на якоре. - Самую
нарядную юбку! Слышите? Пусть только муж воротится, он у меня узнает!
- Его не Ревиром звали? - поинтересовался Лидж Баттервик. - Такой,
немного за сорок, смотрит зорко и смахивает малость на француза.
- Как его звали, не ведаю, - отвечала женщина. - А уж я бы нашла, как
его назвать. Самую мою нарядную юбку изорвать на тряпки и спустить в эту
грязную реку!
И больше от нее ничего нельзя было добиться. Но в конце концов Лидж все
же как-то достал лодку - как именно, не рассказывается - и переплыл на тот
берег. Начинался высокий прилив, лунный свет ярко блестел на воде, и Лидж
тоже, как и Ревир, проплыл в тени под самым бортом "Сомерсета". Выйдя из
лодки на Чарлстонском берегу, он увидел горящие фонари на колокольне
Северной церкви, но что они означают, ему не было известно. Он сказал в
Чарлстоне, что должен передать кое-что Полю Ревиру, ему дали лошадь, и он
поскакал. И все время серебряная коробочка в кармане пекла ему бок.
Несколько раз в темноте ночи он, конечно, сбивался с пути и только на
рассвете въехал в Лексингтон кружной дорогой. Заря в этих местах несказанно
хороша, разноцветные капли росы искрятся в траве. Но Лидж не любовался
зарей, он чувствовал, как печет ему бок серебряная коробочка, и напряженно
думал.
Вдруг он натянул поводья своей усталой лошади: впереди из переулка
вышли два человека, они несли сундук, и один из них был Поль Ревир.
Лидж Баттервик и Поль Ревир посмотрели друг на друга, и оба засмеялись.
Потому что Ревир не хуже Лиджа был весь испачкан и заляпан грязью.
Предупредить-то Хэнкока и Адамса он предупредил, но потом, на пути в
Конкорд, был схвачен англичанами, а позже отпущен. И решил заехать обратно в
Лексингтон, посмотреть, что там происходит. Теперь он вдвоем с еще одним
человеком взялся спрятать сундук с бумагами Хэнкока и Адамса, чтобы не попал
в руки англичан.
Лидж подъехал вплотную к Полю Ревиру и сказал:
- Видите, мистер Ревир, вы велели мне явиться насчет зуба утром, вот я
и явился. А заодно и захватил тут кое-что для вас. - Он вынул из кармана
серебряную коробочку. И при этом бросил взгляд вдоль переулка на городскую
площадь Лексингтона. У него даже дух перехватило. На площади выстроился
шеренгой небольшой отряд местной милиции - его знакомые и соседи, - а против
них стояли солдаты регулярного английского полка. И в то время как он
смотрел, раздался залп, ряды англичан окутал дым, и солдаты с возгласами
бросились в атаку. Тут Лидж Баттервик выхватил из кармана серебряную
коробочку, швырнул наземь и. наступил каблуком. Коробочка разломалась.
Что-то взблеснуло у него перед глазами, прокатился дружный возглас - и все
пропало.
- Знаете, что вы сделали? - сказал ему Поль Ревир. - Вы выпустили на
волю Американскую революцию!
- Что ж, - отозвался Лидж Баттервик, - выходит, что приспело время. Я,
пожалуй, поеду домой. У меня дома висит ружье на стене. Оно мне понадобится.
- А как же зуб? - спросил Поль Ревир.
- Зуб - это всего-навсего зуб. А страна - это страна. Да он вроде бы и
перестал.
Но все равно рассказывают, что после войны Поль Ревир сделал ему
серебряный зуб. Правда, моя двоюродная бабка этого доподлинно не знала, так
что поручиться не могу.
Джонни Пай и Смерть Дуракам
Перевод М. Лорие
Сейчас про Смерть Дуракам слышишь мало, но когда Джонни Пай был
мальчишкой, о нем ходило много разговоров. Одни говорили, что он вот такой
из себя, другие - что вот этакий, но почти все были согласны в том, что
является он то и дело. Или это Джонни Паю так казалось. Но Джонни Пай был
приемыш, может быть, он потому и принимал все это всерьез.
Когда родители его умерли, мельник и его жена вызвались растить его,
это они сделали доброе дело. Но только что он сменил зубы и стал вести себя
как почти все мальчишки, они стали обрушиваться на него как гром, удар за
ударом, а это было дело уже далеко не такое доброе. Они были хорошие люди,
всегда поступали по правилам, но правила у них были ужасно строгие, и они
считали, чем строже обращаться с мальчишкой, тем он вырастет умнее и лучше.
Может, с некоторыми детьми это получается, но с Джонни не получилось.
Он рос смышленым и покладистым, не хуже большинства мальчишек в
Мартинсвилле. Но почему-то ему никогда не удавалось сделать то, что его
просили, или сказать то, чего от него ждали, - во всяком случае, у себя
дома. Обращайся с мальчиком как с дураком, он и вести себя будет по-дурацки,
я всегда это говорю, но некоторых людей приходится в этом убеждать. Мельник
и его жена считали, что для Джонни самое милое дело - обращаться с ним как с
дурачком, и добились того, что он и сам в это поверил.
И это причинило ему много горя, потому что воображение у него было
мальчишеское, и было его, пожалуй, побольше, чем у других. Порку он мог
перенести и переносил. Но не мог перенести того, как все шло на мельнице.
Едва ли мельник задумал это загодя. Но Джонни, как себя помнил, знал, что
стоит мельнику услышать о смерти кого-нибудь, кого он не любил, он скажет:
"Ну вот, Смерть Дуракам пришел за таким-то" - и вроде как причмокнет губами.
Это была, так сказать, семейная шутка, но мельник был крупный человек с
крупным красным лицом, и слова его пугали Джонни. В конце концов он
представил себе, как выглядит Смерть Дуракам. Тоже крупный мужчина, в
клетчатой рубахе и плисовых штанах, и ходит по белу свету, помахивая
ореховой дубинкой со свинцовым наконечником. Образ этот сложился у него
совершенно отчетливо, как это вышло - не знаю, но мысленно он видел его так
же ясно, как любого жителя Мартинсвилла, и время от времени он спрашивал для
проверки какого-нибудь взрослого, робко спрашивал, так ли выглядит Смерть
Дуракам. Они, конечно, смеялись и отвечали, что именно так. И тогда Джонни
просыпался среди ночи в своей каморке над мельницей и ждал, когда на дороге
послышатся шаги Смерти Дуракам и когда он наконец явится. Но никому об этом
не говорить - на это у него смелости хватало.
Однако со временем терпеть дольше стало невмоготу. Он попался на
какой-то ребяческой шалости - поставил жернова, чтобы мололи мелко, когда
мельнику было желательно получить грубый помол, - ну, перепутал, знаете как
бывает. Но заработал за это две порки - одну от мельника и одну от
мельничихи, и после этого мельник сказал: "Ну вот, Джонни Пай, теперь жди:
Смерть Дуракам за тобой непременно явится. В жизни не видел такого дурака".
Джонни глянул на мельничиху узнать ее мнение, но она только покачала
головой, и лицо у нее было серьезное. И в тот вечер он лег в постель, но не
мог уснуть, потому что стоило прошелестеть ветке или скрипнуть мельничному
колесу, как ему уже мерещился Смерть Дуракам. И наутро, когда никто еще не
вставал, он связал свои пожитки в пестрый узелок и удрал из дома.
Спастись от Смерти Дуракам надолго он не надеялся - насколько он знал,
Смерть Дуракам настигает человека, куда бы тот ни подался. Но он решил -
пусть хотя бы побегает для начала. И когда он вышел на дорогу, было ясное
весеннее утро, и за все последнее время он не мог бы вспомнить такого покоя
и мира. Поэтому теперь ему стало полегче, и он, не останавливаясь, запустил
камнем в большущую "лягушку, просто чтобы знали, что он - Джонни Пай и пока
унывать не собирается.
Он отошел от Мартинсвилла всего на три-четыре мили, когда услышал, что
следом за ним по дороге приближается шарабан. Он знал, что Смерти Дуракам,
чтобы изловить человека, шарабан не нужен, и потому не испугался, а отошел
на обочину, чтобы пропустить его. А шарабан остановился, и из него выглянул
чернобородый мужчина в цилиндре.
- Привет, малыш, - сказал он. - Правильно я еду на Ист-Либерти?
- Меня зовут Джон Пай, и мне одиннадцать лет, - ответил Джонни вежливо,
но твердо, - а на Ист-Либерти следующий поворот налево. Говорят, очень
- Пароль? - удивился Лидж, почесывая ухо.
- Ну да, - подтвердил востроносый и оскалился. - Подойдите к
английскому солдату и задайте вопрос: "Почем нынче вареные раки?" А потом
спрашивайте про Ревира.
- Но почему сначала про раков? - настаивал упрямый Лидж.
- Дело в том, что английские солдаты носят красные мундиры, - объяснил
востроносый. - Поэтому им нравится, когда с ними говорят про вареных раков.
Попробуйте - сами увидите.
И пошел прочь. А плечи у него так и тряслись.
Лиджу Баттервику это показалось странным, хотя и не страннее всего
остального, с чем он столкнулся в тот день. Но востроносый не внушал ему
доверия, поэтому, встретив английский патруль, он проявил осторожность и не
приблизился, а спросил про раков на расстоянии. И правильно сделал, потому
что когда он задал это вопрос, английские солдаты погнались за ним, и он
бежал до самой набережной, пока удалось от них отделаться, да и то пришлось
для этого спрятаться в пустую бочку из-под дегтя. И хорош же он был, когда
вылез!
- Должно быть, он дал мне неправильный пароль, - сказал себе Лидж,
хмуря брови и оттирая деготь. - Но все равно, по-моему, не след солдатам так
себя вести, когда их честь по чести спрашивают. Ну да ладно, солдаты ли,
горожане, все равно им меня с толку не сбить. Я приехал насчет зуба и своего
добьюсь, даже если придется переполошить всю Британскую империю.
И вдруг он заметил в конце пристани вывеску. А на той вывеске, как
рассказывала моя двоюродная бабка, было якобы написано следующее: "ПОЛЬ
РЕВИР, СЕРЕБРЯНЫХ ДЕЛ МАСТЕР", это сверху, саженными буквами. А ниже
помельче: "Колокола и колокольцы всех размеров на заказ отливаем,
гравировальные и печатные работы выполняем, изготовляем искусственные зубы и
медные котлы лудим и починяем, делаем все виды работ по золоту и серебру, а
также завариваем революции на вынос. Экстренное исполнение по вторникам и
пятницам, обслуживаются Лексингтон, Конкорд и далее на запад.
- Ого, вроде как мастер на все руки, - сказал себе Лидж Баттервик. -
Похоже, что я со своим зубом попал куда надо.
И он направился к двери.
Поль Ревир стоял за прилавком и держал в руках серебряную вазу. Был он,
как прикинул Лидж, мужчина немного за сорок, имел живое, смышленое лицо и
цепкий взгляд. Несмотря на бостонскую одежду, в его облике проглядывало
что-то французское, ведь его отец Аполлос Ривуар был выходцем с острова
Гернси и принадлежал к доброму гугенотскому роду. Но, перебравшись через
океан, они переделали свою фамилию на Ревир.
Лавка Поля Ревира не отличалась величиной, но в ней имелись серебряные
изделия, за которые в последующие годы люди платили тысячи. И не только
серебряные изделия - там были гравюры и картинки бостонского порта, и
карикатуры на англичан, и разнообразные работы по золоту, всего и не
перечислишь. Словом, там повернуться было негде, но порядок поддерживался
образцовый. И на этом тесном пространстве хозяйничал Поль Ревир, человек
стремительный и четкий, глаза живые, так и сверкают - человек, который точно
знает, чего хочет, и что задумал, тут же и выполняет.
Когда Лидж Баттервик вошел в лавку, там было несколько посетителей, так
что он вроде как забился в угол и стал ждать удобной минуты. Да и хотелось
ему приглядеться, что за человек такой этот Поль Ревир, у которого на
вывеске разные чудеса написаны, и цирюльник называл его волшебником, -
хотелось посмотреть, что за люди к нему ходят.
В лавку заглянула женщина, которой нужна была крестильная чаша для
ребенка, потом мужчина, который хотел приобрести гравюру Бостонского
кровопролития. Один человек нашептал Ревиру украдкой какое-то тайное
сообщение - Лидж уловил только слова "порох" и "Сыны Свободы", а остального
не расслышал. И наконец, явилась важная дама, вся в шелку, и принялась
донимать Поля Ревира. Лидж, выглянув из своего угла, нашел, что она сильно
смахивает на индюшку - так же пыжится, талдычит одно и то же и на месте
подскакивает.
Она выражала недовольство серебряными изделиями, которые Поль Ревир
смастерил ей на заказ. Речь шла о дорогом сервизе.
- Ах, мастер Ревир, - бубнила дама. - Я так огорчена! Я едва не
заплакала, когда вынула его из коробки.
Ревир было вскинул оскорбленно голову, но ответил ей со всей
любезностью:
- Это я огорчен, мадам. - И слегка поклонился. - Но в чем, собственно,
дело? Наверно, мои изделия были упакованы без должной тщательности? Большие
вмятины? Я отчитаю моего подручного.
- Да нет же, никаких вмятин, - гудит дама-индюшка. - Но мне нужен был
роскошный серебряный сервиз, чтобы выставлять на стол, когда пожалует к
обеду губернатор. Цену-то я отдала самую высокую. А вы что мне прислали?
Лидж затаил дух, ему было интересно, что скажет на это Поль Ревир. А
Поль Ревир сухо ответил:
- Я прислал вам лучшую свою работу, мадам. Я мастерил эти вещи добрых
полгода своими руками, а руки у меня, смею надеяться, умелые.
- А как же, мастер Ревир, - дама зашелестела юбками. - Разве я не знаю,
что вы искусный художник...
- Серебряных дел мастер, с вашего позволения, - поправил ее Поль Ревир,
и юбки снова зашуршали.
- Да наплевать мне, как ни назовитесь! - говорит тогда дама. И сразу
стало ясно, что светские манеры ей не более пристали, чем шелковые туалеты.
- Я знаю, что заказывала настоящий шикарный серебряный сервиз, чтобы всем
знакомым нос утереть. А вы мне что продали? Серебро-то оно серебро, не
спорю. Да только простое и прямое, будто дощатый забор!
Ревир глянул на нее молча, и Лидж подумал, что сейчас он не выдержит и
взорвется.
- Простое? - повторил Ревир. - И прямое? Это для меня большая похвала,
мадам.
- Похвала, как бы не так! - возмутилась дама. - Завтра же пришлю сервиз
обратно! На молочнике ни льва, ни единорога! А сахарницу я хотела с
виноградными гроздьями. А у вас она гладкая, как холмы Новой Англии. Я этого
не потерплю, так и знайте! Я пошлю заказ в Англию!
Ревир раздул щеки. Глаза у него грозно блеснули.
- Посылайте, мадам, - проговорил он. - Мы здесь делаем все новое -
новых людей, новое серебро, может быть, кто знает? новую нацию. Простые,
прямые и гладкие, как холмы и скалы Новой Англии, изящные, как гибкие ветви
ее вязов, - если бы мои изделия в самом деле были такими! Я к этому
стремлюсь. Что же до вас, мадам, - он плавно, как кошка, шагнул к ней, - до
ваших львов, единорогов, виноградных гроздьев и всех вздорных украшений,
созданных бездарными мастерами, до вашего привозного дурного вкуса и
привозных английских замашек, то - кыш отсюда! - И он замахал на даму
руками, точно она и впрямь была не дама, а индюшка. Она подобрала свои
шелковые юбки - и бежать. Ревир посмотрел с порога ей вслед и вернулся в
лавку, покачивая головой.
- Вильям! - крикнул он своему подручному. - Запри ставни, мы
закрываемся. И как там, Вильям, от доктора Уоррена еще не поступало вестей?
- Пока еще нет, сэр! - отозвался слуга и принялся устанавливать ставни.
Тут Лидж Баттервик подумал, что пора дать хозяину знать о своем
присутствии. Он кашлянул. Поль Ревир резко обернулся, и его пронзительные,
быстрые глаза впились в Лиджа. Лидж не то чтобы струхнул, ему упорства было
не занимать, но он почувствовал, что встретился с человеком необычным.
- Ну, приятель, - нетерпеливо произнес Ревир. - А вы кто еще такой?
- Да вот, мистер Ревир, - сказал Лидж Баттервик. - Я ведь говорю с
мистером Ревиром, не так ли? Тут, понимаете ли, долгая история, а вы
закрываетесь, но все-таки вам придется меня выслушать. Мне цирюльник
приcoветовал.
- Цирюльник? - недоуменно переспросил Поль Ревир.
- Ну да, - ответил Лидж и разинул рот. - Видите? Я насчет зуба.
- Насчет зуба?! - Ревир выпучил на него глаза, как сумасшедший на
сумасшедшего. - Расскажите все толком и по порядку. Но постойте-ка,
постойте. Вы, по разговору судя, не бостонец. Откуда вы приехали?
- Из-под Лексингтона. И вот, понимаете ли...
Но при упоминании Лексингтона Ревир сразу пришел в волнение. Он схватил
Лиджа за плечи и встряхнул.
- Из-под Лексингтона! Вы были в Лексингтоне сегодня утром?
- Ясное дело, - отвечает Лидж. - Это тамошний цирюльник, о котором я
вам говорил...
- Бог с ним, с цирюльником, - отмахнулся Ревир. - А мистер Хэнкок с
мистером Адамсом были утром еще у пастора Кларка?
- Может, и были. Откуда мне знать.
- Силы небесные! - удивился Ревир. - Неужели в Американских колониях
нашелся хоть один человек, который не знает мистера Адамса и мистера
Хэнкока?
- Похоже, что один нашелся, - подтвердил Лидж Баттервик. - Но к слову
сказать, когда я ехал мимо пасторского дома, там находились двое приезжих,
один такой вроде бы франт, а второй смахивает на бульдога...
- Хэнкок и Адамс! Так, значит, они все еще там. - Ревир прошелся
взад-вперед по комнате. - А между тем англичане уже готовы выступить, -
пробормотал он себе под нос. - Много ли солдат вы видели на пути сюда,
мистер Баттервик?
- Видел? Да они бежали за мной и загнали меня в бочку из-под дегтя! И
на площади их собралась уйма, с пушками и знаменами. Похоже, что у них
серьезное дело на уме.
Ревир схватил его за руку и стал трясти.
- Благодарю вас, мистер Баттервик! Вы внимательный наблюдатель. Вы
оказали мне - и Американским колониям - неоценимую услугу.
- Что ж, очень приятно, - говорит Лидж. - Но насчет моего зуба...
Ревир взглянул на него и рассмеялся, и от глаз его пошли морщинки.
- Вы упорный человек, мистер Баттервик. И это хорошо. Мне нравятся
упорные люди. Побольше бы их у нас было. Что ж, услуга за услугу. Вы оказали
услугу мне, и я тоже вам услужу. Мне действительно случалось мастерить
искусственные зубы, а вот зубодерство - не по моей части. Но все-таки я
постараюсь вам помочь. Лидж уселся в кресло и разинул рот.
- Ну и ну, - покачал головой Поль Ревир, хотя глаза у него смеялись. -
Мистер Баттервик, похоже, что у вас сложная агглютинированная инфракция
верхнего клыка. Боюсь, что сегодня вечером я уже ничего с ним сделать не
смогу.
- Но как же?.. - заспорил было Лидж.
- Вот вам питье, оно немного облегчит боль, - сказал Ревир и налил в
чашку какого-то лекарства. - Выпейте!
Лидж выпил. Это была пахучая, довольно едкая жидкость красного цвета со
странным сонным привкусом. Никогда ничего подобного Лидж не пил. Но боль
немного отпустила.
- Ну вот, - сказал Ревир. - Теперь ступайте в корчму и хорошенько
выспитесь. А утром приходите ко мне, я найду вам зубодера, если не уеду. Да,
и вот еще что, возьмите немного мази.
Он стал рыться в высоком шкафу в глубине лавки. Было уже довольно
темно, близился вечер, и ставни на окнах загораживали остаток дневного
света. То ли из-за зуба, то ли из-за усталости, то ли это питье Ревира так
подействовало, но только Лиджу Баттервику сделалось как-то не по себе. В
голове шумело, ноги стали невесомыми. Он поднялся, заглянул через плечо Полю
Ревиру, и ему померещилось, будто в этом шкафу под быстрыми пальцами
хозяина, перебиравшими разные коробочки, все шевелилось и перескакивало с
места на место. Комната наполнилась тенями и шепотами.
- Удивительная у вас лавка, мистер Ревир, - произнес он, радуясь
знакомому звуку собственного голоса.
- Да, кое-кто так считает, - согласился Ревир, и на этот раз Лидж точно
заметил в шкафу движение. Он кашлянул.
- Скажите, что... что вот в этой бутылочке? - спросил он, чтобы
сохранить ясность мыслей.
- В этой? - с улыбкой переспросил Поль Ревир и поднял бутылочку на
свет. - Это я ставлю небольшой химический опыт. Вот приготовил Бостонский
эликсир, так я его назвал. Но в нем много Восточного Ветра.
- Бостонский эликсир! - выпучив глаза, повторил Лидж. - Ну да, мне
говорили, что вы волшебник. Это, надо понимать, настоящее волшебство?
- Разумеется, настоящее, - усмехнулся Ревир. - А вот и коробочка с
мазью, которая вам нужна. И вот еще коробочка...
Он снял с полки две коробочки, одну серебряную и одну оловянную, и
поставил их на прилавок. Но взгляд Лиджа притягивала серебряная коробочка,
хотя почему, он и сам не знал.
- Возьмите ее в руки, - сказал Поль Ревир.
Лидж взял коробочку и осмотрел со всех сторон. Это была отличная
работа, на крышке - изображение дерева и орла в поединке со львом.
- Замечательно сделано, - похвалил он.
- Мой собственный рисунок, - сказал Поль Ревир. - Видите звезды по
ободку? Их тут тринадцать. Из звезд можно составить очень красивый узор -
герб новой страны, например, если будет нужда, - мне это не раз приходило в
голову.
- Но что там внутри? - поинтересовался Лидж.
- Что внутри? - повторил Поль Ревир, и голос его прозвучал звонко и
твердо, как сталь. - Да то же самое, что и в воздухе вокруг. Порох, и война,
и рождение новой нации. Но время еще не совсем приспело, еще не совсем.
- То есть эта самая революция, про которую все толкуют? - спросил Лидж,
уважительно разглядывая коробочку.
- Да, - ответил Поль Ревир и хотел было еще что-то добавить. Но тут
вбежал его подручный с письмом в руке.
- Хозяин! - крикнул он. - От доктора Уоррена!
Ревир сразу, минуты не промедлив, начал собираться, и все вокруг
закипело. Он одновременно распоряжался, чтобы ему подали сапоги для верховой
езды, и наставлял Лиджа, когда ему завтра с утра явиться, так что в спешке и
суматохе Лидж Баттервик чуть было не ушел без мази. Но когда Ревир уже почти
вытолкал его за дверь, он все же успел прихватить с прилавка коробочку.
Однако, добравшись до корчмы и улегшись в постель, обнаружил, что
коробочка-то не та.
А обнаружил он это потому, что никак не мог заснуть. Не от зуба - зуб
успокоился и только ныл потихоньку, такая боль сну не помеха. Но он все
время вспоминал события минувшего дня - как он заметил двоих в окне у
пастора Кларка, как за ним гнались английские солдаты и какими словами Ревир
отбрил даму-индюшку - и не мог сомкнуть глаз. Какая-то мысль зрела у него в
голове, но какая, он и сам пока не знал.
- Все-таки негоже, чтобы солдаты гонялись по улицам за людьми, -
говорил он сам себе. - И негоже, чтобы такие люди, как та индюшка,
заправляли в Новой Англии. Совсем негоже. Эх-хе-хе, придется, видно,
попробовать мазь, что мне дал мистер Ревир.
Встал с кровати, подошел к вешалке, нашарил свой сюртук, засунул руку в
карман и достал... серебряную коробочку.
Сначала его разобрала досада. Ну что тут будешь делать? Ведь в этой
коробочке, запомнилось ему, заключались порох, и война, и рождение новой
нации - сама революция хранилась у Ревира в серебряной коробочке. До приезда
в Бостон Лидж никогда бы не поверил, что такое бывает. Но теперь убедился.
От питья, которое ему дал Ревир, в голове у него все еще гудело, ноги
по-прежнему слушались плоховато. Но как всякого смертного, его разобрало
любопытство.
"Интересно бы все же заглянуть в эту коробочку", - сказал себе Лидж
Баттервик.
Он потряс ее, покрутил так и сяк, а она вроде бы потеплела у него в
руках, будто внутри было что-то живое, и Лидж поспешно поставил ее на стол.
Осторожно оглядел со всех сторон, нет ли где замочной скважинки, но
скважинки не нашел, да и нашел бы, ключа-то у него все равно не было.
Приложил ухо, прислушался - а там вроде бы слышна очень далекая пальба
тысячи крохотных мушкетов и воинственные крики крошечных солдат. "Не
стрелять! - словно бы услышал он. - Не стреляйте, покуда они первыми не
откроют огонь! Но если они хотят войны, пусть она начнется здесь!" Застучали
барабаны, взвизгнули волынки. Тихонечко так, будто издалека. Но Лидж весь
прямо задрожал, он понял, что слушает будущее и что слышать это ему не
положено. Он присел на край кровати, осторожно держа коробочку в ладонях.
- Что же мне теперь с этим делать? - спросил себя Лидж. - Такая задача
не по плечу одному.
Мелькнула у него было со страху мысль, не пойти ли на речку да бросить
коробочку в воду. Но, поразмыслив, он понял, что никогда такого не сделает.
Потом он вспомнил свою ферму близ Лексингтона и прежние мирные дни. Стоит
только выпустить революцию из коробочки, и всему этому конец. Но тут ему на
память пришли слова Ревира, что говорил он даме насчет серебра: о
строительстве новой страны и о том, чтобы строить просто и прямо. "Разве я
англичанин какой-нибудь? - подумал Лидж. - Моя родина - Новая Англия. А
может быть, дело даже не только в этом и есть еще кое-что, в чем разбираются
такие люди, как Хэнкок и Адаме. И если для того, чтобы наступили перемены,
нужна революция, значит, так тому и быть. Не вечно же оставаться нам в этой
стране англичанами".
Он снова послушал - в коробочке уже больше не слышно было стрельбы, а
только играли волынки, выводя какую-то странную мелодию. Что это за музыка,
Лидж не знал, но от ее звуков у него взыграло сердце.
Он поднялся словно бы нехотя с края кровати и сказал себе:
- Видно, придется найти Поля Ревира и вернуть ему эту коробочку.
Для начала он отправился к доктору Уоррену, потому что слышал это имя
от Ревира. Но у доктора Уоррена он ничего не добился. Сначала ему пришлось
долго убеждать тех, кто там был, что он не шпион, а потом, когда он их
убедил, они только и сообщили ему, что Поль Ревир переправился через реку в
Чарлстон. Он спустился на берег, чтобы нанять лодку. У реки он нашел
рассерженную женщину.
- Ну нет, - сказала она ему. - Никакой лодки вы от меня не получите.
Час назад здесь уже был один сумасшедший, и тоже подавай ему лодку. У моего
мужа хватило глупости согласиться его перевезти. А он знаете что учинил?
- Нет, мэм, - ответил Лидж Баттервик.
- Заставил мужа изорвать на полосы мою самую нарядную юбку и обмотать
весла, чтобы без всплеска пройти под бортом вон того корабля англичан. - Она
показала рукой на английский фрегат "Сомерсет", стоявший на якоре. - Самую
нарядную юбку! Слышите? Пусть только муж воротится, он у меня узнает!
- Его не Ревиром звали? - поинтересовался Лидж Баттервик. - Такой,
немного за сорок, смотрит зорко и смахивает малость на француза.
- Как его звали, не ведаю, - отвечала женщина. - А уж я бы нашла, как
его назвать. Самую мою нарядную юбку изорвать на тряпки и спустить в эту
грязную реку!
И больше от нее ничего нельзя было добиться. Но в конце концов Лидж все
же как-то достал лодку - как именно, не рассказывается - и переплыл на тот
берег. Начинался высокий прилив, лунный свет ярко блестел на воде, и Лидж
тоже, как и Ревир, проплыл в тени под самым бортом "Сомерсета". Выйдя из
лодки на Чарлстонском берегу, он увидел горящие фонари на колокольне
Северной церкви, но что они означают, ему не было известно. Он сказал в
Чарлстоне, что должен передать кое-что Полю Ревиру, ему дали лошадь, и он
поскакал. И все время серебряная коробочка в кармане пекла ему бок.
Несколько раз в темноте ночи он, конечно, сбивался с пути и только на
рассвете въехал в Лексингтон кружной дорогой. Заря в этих местах несказанно
хороша, разноцветные капли росы искрятся в траве. Но Лидж не любовался
зарей, он чувствовал, как печет ему бок серебряная коробочка, и напряженно
думал.
Вдруг он натянул поводья своей усталой лошади: впереди из переулка
вышли два человека, они несли сундук, и один из них был Поль Ревир.
Лидж Баттервик и Поль Ревир посмотрели друг на друга, и оба засмеялись.
Потому что Ревир не хуже Лиджа был весь испачкан и заляпан грязью.
Предупредить-то Хэнкока и Адамса он предупредил, но потом, на пути в
Конкорд, был схвачен англичанами, а позже отпущен. И решил заехать обратно в
Лексингтон, посмотреть, что там происходит. Теперь он вдвоем с еще одним
человеком взялся спрятать сундук с бумагами Хэнкока и Адамса, чтобы не попал
в руки англичан.
Лидж подъехал вплотную к Полю Ревиру и сказал:
- Видите, мистер Ревир, вы велели мне явиться насчет зуба утром, вот я
и явился. А заодно и захватил тут кое-что для вас. - Он вынул из кармана
серебряную коробочку. И при этом бросил взгляд вдоль переулка на городскую
площадь Лексингтона. У него даже дух перехватило. На площади выстроился
шеренгой небольшой отряд местной милиции - его знакомые и соседи, - а против
них стояли солдаты регулярного английского полка. И в то время как он
смотрел, раздался залп, ряды англичан окутал дым, и солдаты с возгласами
бросились в атаку. Тут Лидж Баттервик выхватил из кармана серебряную
коробочку, швырнул наземь и. наступил каблуком. Коробочка разломалась.
Что-то взблеснуло у него перед глазами, прокатился дружный возглас - и все
пропало.
- Знаете, что вы сделали? - сказал ему Поль Ревир. - Вы выпустили на
волю Американскую революцию!
- Что ж, - отозвался Лидж Баттервик, - выходит, что приспело время. Я,
пожалуй, поеду домой. У меня дома висит ружье на стене. Оно мне понадобится.
- А как же зуб? - спросил Поль Ревир.
- Зуб - это всего-навсего зуб. А страна - это страна. Да он вроде бы и
перестал.
Но все равно рассказывают, что после войны Поль Ревир сделал ему
серебряный зуб. Правда, моя двоюродная бабка этого доподлинно не знала, так
что поручиться не могу.
Джонни Пай и Смерть Дуракам
Перевод М. Лорие
Сейчас про Смерть Дуракам слышишь мало, но когда Джонни Пай был
мальчишкой, о нем ходило много разговоров. Одни говорили, что он вот такой
из себя, другие - что вот этакий, но почти все были согласны в том, что
является он то и дело. Или это Джонни Паю так казалось. Но Джонни Пай был
приемыш, может быть, он потому и принимал все это всерьез.
Когда родители его умерли, мельник и его жена вызвались растить его,
это они сделали доброе дело. Но только что он сменил зубы и стал вести себя
как почти все мальчишки, они стали обрушиваться на него как гром, удар за
ударом, а это было дело уже далеко не такое доброе. Они были хорошие люди,
всегда поступали по правилам, но правила у них были ужасно строгие, и они
считали, чем строже обращаться с мальчишкой, тем он вырастет умнее и лучше.
Может, с некоторыми детьми это получается, но с Джонни не получилось.
Он рос смышленым и покладистым, не хуже большинства мальчишек в
Мартинсвилле. Но почему-то ему никогда не удавалось сделать то, что его
просили, или сказать то, чего от него ждали, - во всяком случае, у себя
дома. Обращайся с мальчиком как с дураком, он и вести себя будет по-дурацки,
я всегда это говорю, но некоторых людей приходится в этом убеждать. Мельник
и его жена считали, что для Джонни самое милое дело - обращаться с ним как с
дурачком, и добились того, что он и сам в это поверил.
И это причинило ему много горя, потому что воображение у него было
мальчишеское, и было его, пожалуй, побольше, чем у других. Порку он мог
перенести и переносил. Но не мог перенести того, как все шло на мельнице.
Едва ли мельник задумал это загодя. Но Джонни, как себя помнил, знал, что
стоит мельнику услышать о смерти кого-нибудь, кого он не любил, он скажет:
"Ну вот, Смерть Дуракам пришел за таким-то" - и вроде как причмокнет губами.
Это была, так сказать, семейная шутка, но мельник был крупный человек с
крупным красным лицом, и слова его пугали Джонни. В конце концов он
представил себе, как выглядит Смерть Дуракам. Тоже крупный мужчина, в
клетчатой рубахе и плисовых штанах, и ходит по белу свету, помахивая
ореховой дубинкой со свинцовым наконечником. Образ этот сложился у него
совершенно отчетливо, как это вышло - не знаю, но мысленно он видел его так
же ясно, как любого жителя Мартинсвилла, и время от времени он спрашивал для
проверки какого-нибудь взрослого, робко спрашивал, так ли выглядит Смерть
Дуракам. Они, конечно, смеялись и отвечали, что именно так. И тогда Джонни
просыпался среди ночи в своей каморке над мельницей и ждал, когда на дороге
послышатся шаги Смерти Дуракам и когда он наконец явится. Но никому об этом
не говорить - на это у него смелости хватало.
Однако со временем терпеть дольше стало невмоготу. Он попался на
какой-то ребяческой шалости - поставил жернова, чтобы мололи мелко, когда
мельнику было желательно получить грубый помол, - ну, перепутал, знаете как
бывает. Но заработал за это две порки - одну от мельника и одну от
мельничихи, и после этого мельник сказал: "Ну вот, Джонни Пай, теперь жди:
Смерть Дуракам за тобой непременно явится. В жизни не видел такого дурака".
Джонни глянул на мельничиху узнать ее мнение, но она только покачала
головой, и лицо у нее было серьезное. И в тот вечер он лег в постель, но не
мог уснуть, потому что стоило прошелестеть ветке или скрипнуть мельничному
колесу, как ему уже мерещился Смерть Дуракам. И наутро, когда никто еще не
вставал, он связал свои пожитки в пестрый узелок и удрал из дома.
Спастись от Смерти Дуракам надолго он не надеялся - насколько он знал,
Смерть Дуракам настигает человека, куда бы тот ни подался. Но он решил -
пусть хотя бы побегает для начала. И когда он вышел на дорогу, было ясное
весеннее утро, и за все последнее время он не мог бы вспомнить такого покоя
и мира. Поэтому теперь ему стало полегче, и он, не останавливаясь, запустил
камнем в большущую "лягушку, просто чтобы знали, что он - Джонни Пай и пока
унывать не собирается.
Он отошел от Мартинсвилла всего на три-четыре мили, когда услышал, что
следом за ним по дороге приближается шарабан. Он знал, что Смерти Дуракам,
чтобы изловить человека, шарабан не нужен, и потому не испугался, а отошел
на обочину, чтобы пропустить его. А шарабан остановился, и из него выглянул
чернобородый мужчина в цилиндре.
- Привет, малыш, - сказал он. - Правильно я еду на Ист-Либерти?
- Меня зовут Джон Пай, и мне одиннадцать лет, - ответил Джонни вежливо,
но твердо, - а на Ист-Либерти следующий поворот налево. Говорят, очень