Березин Михаил. Пляска дервиша (сборник)

   Малышка внимательно посмотрела на меня. Она уже перестала болтать ногами.
   – Устал? – поинтересовалась она.
   Я ослабил галстук.
   – Не то слово. Погоди, ты еще не знаешь самую последнюю новость. Сегодня по дороге домой я слушал Джо Коккера.
   – Бедняга. Значит, дело – вовсе швах. Тебя уволили?
   – Раньше я тоже думал, что это самое худшее из того, что может произойти…
   Она подошла и прижалась ко мне всем телом. Я с наслаждением втянул аромат темных курчавых волос.
   – Из меня хотят сотворить нечто среднее между частным детективом и писателем детективных романов. Представляешь?
   Из комнаты показалась заинтересованная физиономия Тролля. Моя реакция была однозначной:
   – Пшел вон отсюда.
   Он тут же злобно осклабился. Маленькое тельце изогнулось в немыслимом прыжке, после чего он оказался у меня на плечах.
   – Теперь не слезу. Я хотел с тобой подружиться, поскольку обожаю детективные истории, но теперь ни за что не слезу.
   – Слезешь, – устало произнес я. – Сейчас я пойду купаться, и ты слезешь.
   Тролль ужасно боялся воды.
   – Так нечестно, – капризно запротестовал он. – Ты еще не ужинал, не читал газет, не слушал музыку.
   – Я сегодня слушал Джо Коккера! – с вызовом сообщил я.
   – Подумаешь! Было бы из-за чего дергаться. Ведь ты же – Миша Крайский! Миша Крайский! – словно заклинание повторил он. – Я всегда знал, что тебе предстоит сделаться знаменитым автором детективных романов.
   – А еще точнее – знаменитым «голым пистолетом», – с иронией отозвался я.
   – Может быть, Тролль прав, – попыталась приободрить меня Малышка. – Ты же очень талантливый, Миша. Может, это – твой шанс?
   Я проворчал что-то невнятное, стряхнул с себя Тролля и отправился на кухню варить кофе.
   Две ложки кофе, ложку сахара, чуточку соли, немного масла, специй…
   – Ах, какой аромат! – восхитился Тролль.
   Малышка тоже показалась на кухне и уселась рядом. Оба они обожали запах кофе, хотя пить его в общепринятом смысле, разумеется, не могли.
   – Налить тебе чашечку? – поинтересовался я.
   – Налей.
   – И мне! И мне!
   Удивительно, как они здесь освоились. Раньше они появлялись лишь тогда, когда я находился в состоянии релаксации. («Я совершенно спокоен, ступни моих ног теплые, тепло разливается по всему телу, тело легкое, растворяется в воздухе, Я ПАРЮ… Я не одинок, у меня есть Малышка» и т. д.)
   Тролль залпом выпил горячий кофе и потребовал добавки.
   – Вот же у тебя полная чашка.
   – Эта не считается, – запротестовал он. – Эту я уже выпил.
   – А как же Саймон? Саймону ничего не оставим?
   В это время Саймон как раз укладывался на свое излюбленное место под кухонным столом.
   – Да ведь Саймон кофе не пьет. Он и так жрет, как ненормальный, так он еще будет кофе пить. Да он и не умеет.
   – А я его научу. Он слишком много спит, еще больше, чем ест. Может хоть кофе его взбодрит.
   – Я хочу еще! – заныл Тролль.
   Пришлось выплеснуть кофе из его чашки в рукомойник и налить в нее остатки, гущу. Потом я намазал маслом булочку, нарезал немного салями.
   – Произошло коварное убийство, – утробным голосом принялся вещать Тролль, прихлебывая кофейную гущу. – Преступник не оставил никаких следов. Все говорило о том, что злодеяние сойдет ему с рук, но тут дело поручили самому Мише Крайскому…
   – Заткнись.
   – Один миллион долларов! – взвыл он. – Целый миллион в качестве вознаграждения, если убийство будет раскрыто.
   – Ты вынудишь меня немедленно отправиться в ванную.
   Он замолчал. Я затолкал в себя остатки ужина и пошел на свидание с ящиком. Предварительно переоделся: стянул костюм, рубашку, галстук и облачился в физкультурные штаны и футболку. Давали «Всю королевскую рать» – я любил этот фильм, да, впрочем, и книгу тоже. Какие потрясающие образы! Вилли Старк, Крошка Дафи, Джек Бэрден, Сюди Берк, Рафинад… Какие коллизии! Никогда бы не сподобился на что-то подобное.
   – Нет, я не Роберт Пенн Уоррен, – пробормотал я с горечью, когда фильм закончился.
   – Ты – Миша Крайский! – вставил Тролль, но я не обратил на него внимания.
   – Саймон, хочешь гулять?
   Тот оживился.
   – А, может, ну его?
   В ответ Саймон принялся встревожено бегать по комнате, временами подпрыгивая.
   Я потянулся за поводком.
   – А нас возьмешь с собой? – поинтересовался Тролль.
   – Что значит, нас!? – заорал я. – Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не отождествлял себя с Малышкой!?
   – Ах! Ах! Ах…
   – Останешься дома. А Малышка может пойти, если захочет.
   – Если позволишь, я тоже останусь. Нужно ведь еще прибраться на кухне.
   – Конечно.
   Мы с Саймоном выкатились из подъезда и направились в сторону сквера с зеркальной струей. Саймон – единственное близкое мне существо, если не считать фантомов. Повадки он имел весьма своеобразные. Скажем, он никогда не лаял на посторонних. Вместо этого он незаметно подкрадывался сзади и, не издавая ни звука, вонзался зубами ничего не подозревающей жертве в ягодицы. А затем со всех ног пускался наутек. На его счету было уже по меньшей мере полтора десятка укушенных задниц.
   Уберегая по мере возможности от зубов Саймона пожилых людей и мужчин (детей он щадил и сам), смазливеньких женщин я отдавал ему на растерзание. У меня к ним имелись свои счеты. Не мог я простить им того, что среди них нет Малышки. Хотя в большей степени, разумеется, это вина Тролля. Но Тролля за задницу не укусишь. Он – фантом.
   Мы добрались до сквера, где Саймон занялся важным делом: унавоживанием почвы под деревьями. Я же принялся кружить вокруг фонтана, погрузившись в невеселые думы. Что ждет меня завтра? Лили сказала, что основная моя задача – описывать ход детективных расследований, проводимых под эгидой «Гвидона» наряду с другими «голыми пистолетами». Но это означает, что, волей-неволей, я окажусь в самой гуще событий. Вокруг будут кипеть криминальные страсти, и мы, естественно, натолкнемся на яростное противодействие. На противодействие любой ценой…
   У меня хорошо развито чувство интуиции, и сейчас всей кожей я ощутил, что возврата к золотому бухгалтерскому веку Миши Крайского уже не будет. И все из-за необыкновенной аккуратности одного американского парня, у которого – вот незадача! – оказалось все на своих местах. И Лили Лидок, наконец, посчастливилось испытать удовольствие. Воистину секс – удивительная штука. Наверное, даже более удивительная, чем это представлялось Фрейду. Меня ожидал жестокий, беспощадный, чуждый мне мир. Он буквально дышал мне в затылок. Плачь, Миша Крайский, о загубленной жизни своей!
   И тут вместо плача во мне неожиданно зазвучал Джо Коккер.
 
   Стоило Саймону на сто один процент выполнить программу по орошению и унавоживанию почвы, как мы с чувством выполненного долга отправились домой. Тролля мы застали сидящим на высоком табурете у кухонного стола. Он водил ручкой по листу бумаги. Малышка же вновь бросилась мне навстречу, прижалась всем телом.
   – Ну что, как я прибралась?
   Я бросил унылый взгляд на мойку, заваленную грязной посудой, и чмокнул ее в щеку.
   – Замечательно.
   Лицо ее засветилось от радости. Она была помешана на чистоте.
   – А меня поцеловать? – ревниво произнес Тролль. – Ведь я занимался куда более ответственным делом. Ты только послушай: «Сэм треснул его кастетом по башке. Череп не выдержал. Мозги разлетелись по всей комнате, и было не понятно, в какой именно из извилин хранилась нужная ему информация. Сэм извлек из кармана электронную лупу и принялся тщательно обследовать одну извилину за другой…»
   – Сейчас пойду в ванную, – не очень-то вежливо перебил его я.
   Он тут же заткнулся.
   Я встал и отправился в ванную.
   – Но я же замолчал! – возмущенно воскликнул Тролль, устремляясь следом за мной.
   Я содрал с себя футболку и бросил критический взгляд на отражение в зеркале.
   – Полнеешь, – не удержался Тролль. – Теперь тебе ежедневно придется делать силовую гимнастику. Ведь отныне ты – самый что ни на есть профи.
   Это было весьма неосторожно с его стороны. В ответ я на полную мощность открутил воду, и он, сломя голову, бросился в комнату под тахту. Зато Малышка, ни слова не говоря, разделась и следом за мной забралась в ванную. Мы всегда мылись вместе, Это уже стало традицией. Она сидела напротив, и я обхватывал ногами ее худенькое тельце.
   – У меня ужасный мандраж, Малышка, – признался я. – Ведь я никогда еще ничего не писал, кроме садистских рассказиков и протоколов общих собраний фирмы «Гвидон».
   – У тебя получится, – успокоительно произнесла она. – Ты – мой желанный.
   Она забралась на меня сверху, и мы занялись любовью. Любовью всегда страстной, пылкой, изощренной, но никогда не приносящей удовлетворения.
 
   На следующее утро я набрал номер Лили Лидок.
   – На связи Миша Крайский, – сурово объявил я. – Соедините меня с Лили.
   – Да? – тут же послышался ее низкий, слегка хрипловатый голос.
   Сменив тон, я осведомился, должен ли сегодня прибыть на службу.
   – Разумеется.
   Тогда я воспрянул духом.
   – Куда? В финансовый отдел?
   – Давай, продолжай, – сказала Лили. – Сегодня я добрая.
   – Но тогда куда же? – в моем голосе появились петушиные нотки.
   – Сюда, – невозмутимо ответствовала Лили, – в этот самый кабинетик. Или ты уже забыл дорогу?
   Когда я явился, Пью Джефферсона в кабинете не оказалось. Зато в кресле напротив Лили развалился неизвестный мне тип в линялых джинсах и клетчатой, с закатанными рукавами рубашке. Он курил «Партагаз». Кондиционеры работали на полную мощность.
   – Знакомьтесь, – представила нас Лили. – Это референт «Гвидона» по сношениям с прессой Миша Крайский. А это – Коля Болин, по прозвищу Джаич, профессиональный детектив. Он представил очень хорошие рекомендации.
   При этом Лили не соизволила уточнить, от кого именно поступили упомянутые рекомендации. А для меня это имело значение.
   Мы пожали друг другу руки. Я присел в соседнее кресло и поставил кейс между ног.
   – В ближайшем будущем, думаю, вам предстоит работать вместе.
   То, что выяснилось из состоявшегося затем разговора, можно, пожалуй, свести к следующему.
   Раньше Джаич работал в КГБ и имел чин капитана. Там с самого начала подметили его страсть к спорту, в частности, к футболу – отсюда, собственно, и происходило прозвище Джаич ^[1]и определили сопровождать за рубеж спортивные делегации. Контролировать центробежные устремления наших футболистов. Никто не выполнил бы подобное задание более добросовестно. Ведь рвение его определялось не только служебной ответственностью, но и страхом проворонить хорошего футболиста, оставить Родину без нужного игрока.
   Сейчас, в связи с массовым отъездом спортсменов за границу, он пребывал в состоянии некоторой депрессии. Это подействовало на него куда более сильно, нежели потеря работы в органах.
   По натуре же (подозреваю – благоприобретенной) Джаич являлся вечным плейбоем, как это ни покажется парадоксальным на первый взгляд. Ему уже стукнуло сорок пять, он был довольно высок, тощ, с длинными неухоженными патлами и колоритными усами. Черный цвет волос явственно прореживала седина. Он никогда не был женат и, по-видимому, уже никогда не будет. Обожал пиво и игру в биллиард. Все свободное время проводил, соответственно, в пивных, биллиардных и на стадионе. И еще он любил жевательную резинку.
   Вот и сейчас, покончив с сигаретой, он без промедления отправил в пасть очередную порцию «гуми».
   – Имеются вопросы? – поинтересовалась Лили.
   – Конечно, – тут же отозвался я. – Сколько мы будем получать?
   – Много.
   – М-м-м… А если конкретнее?
   – Расчеты производила лично Ада Борисовна, и соответствующие формуляры разосланы по всем нашим представительствам. В конечном итоге это будет зависеть от степени выгодности заказа, но минимальное вознаграждение – сто американских долларов в день чистыми. Это тебе, Джаичу – сто тридцать. Зато к твоим активам можно отнести и предполагаемые литературные гонорары.
   Неплохо! Совсем неплохо! На предыдущем месте я зарабатывал в несколько раз меньше.
   – Плюс командировочные? – уточнил я.
   – Разумеется.
   Ей-богу, неплохо! Тут Лили, очевидно из опасения, что у меня слишком уж улучшится настроение, пожелала сделать ряд уточнений по поводу моих будущих обязанностей. И выяснилось, что, оказывается, я буду принимать непосредственное участие в расследовании. В качестве помощника Джаича. Так сказать, вторым номером. Чтобы затем наилучшим и подробнейшим образом информировать остальных «голых пистолетов» о ходе дела. Я скорчил кислую физиономию, и Лили перевела взгляд на бывшего капитана КГБ.
   – У нас сейчас имеются какие-нибудь заказы? – поинтересовался тот, продолжая усиленно работать челюстями.
   – Пока нет, но отдел рекламы уже задействован вовсю, так что первые заказы ожидаются со дня на день.
   – О'кэй.
   – А сколько всего у нас будет детективов? – осторожно полюбопытствовал я.
   – Пока только Джаич. – Лили упорно предпочитала называть людей по прозвищам, а не по именам. – И ты. А там видно будет. Посмотрим по обстоятельствам.
   Джаич самодовольно улыбнулся.
   – Пойдем, Коля, – сказал я ему. – Поставлю тебе банку пива в честь нашего знакомства.
   – Заметано.
 
   На вид Джаич был парнем простым, как, очевидно, и многие другие работники КГБ. Родители его уже умерли, оставив ему в наследство двухкомнатную квартиру в «хрущевском» доме. Мне живо представилась холостяцкая берлога со старой, продавленной мебелью, прокуренные «Партагазом» шторы и классный импортный двухкассетник. Над образом плейбоя наверняка поработал квалифицированный гебистский психолог. Вероятнее всего Джаич готовился для заброски в какие-нибудь каэспэшные структуры, а то и в узкий круг диссидентов. И вовсе не потому, что плейбои особенно ценились в этих кругах, а просто никак не вязался их облик с образами Дзержинского или Штирлица. Разумеется, психолог опирался на природные задатки Джаича, которые могли бы способствовать успешному исполнению подобной роли. Наряду с «бравым парнем, стоящим на страже нашего родимого отечественного спорта», это являлось его еще одним, вспомогательным альтер эго.
   Я вкратце рассказал о себе. О том, что воспитывала меня мать-одиночка, что умерла она два года назад, а отец, может, где-то еще и коптит небо, но я понятия об этом не имею. О том, что мне как раз сейчас стукнуло тридцать три – возраст Христа. Но до сих пор я не был женат, и нас, очевидно, это обстоятельство должно роднить, как двух закоренелых холостяков.
   Пока мы поглощали пиво в «Блудном сыне» и заедали солеными крекерами, я полностью проникся ощущением, что Джаич не имеет никакого опыта сыскной работы. Конечно, чему-то когда-то его учили. Скажем, как вести слежку или, напротив, как от той же слежки избавляться. Но, в целом, в деле сыска он, вероятнее всего, являлся таким же дилетантом, как и я в деле написания детективных романов. Разница заключалась лишь в том, что он спал и видел себя новым Мегрэ, а я детективные романы на нюх не переносил. Естественно, я и понятия не имел, как за подобные штуки берутся. Но хрипы Джо Коккера уже рвались из меня, и я твердо вознамерился не позволить Лили свернуть мне шею.
   Для начала мне показалась весьма благоразумной идея пригласить своего приятеля Эда Петраноффа провести со мной вечер в том же «Блудном сыне». Вот кто от детективов сходил с ума! Собственно, звали-то его Эдиком Петрановым, но с некоторых пор он совсем уж тронулся на почве детективной литературы и теперь называл себя не иначе как Эд Петранофф – на американский манер.
   И все же он был единственным из моих знакомых, кто хоть что-то в этом смыслил.
   А теперь несколько слов о кафе «Блудный сын».
   Наиболее примечательным для него было то, что его клиентами являлись исключительно работники «Гвидона». При этом, как ни странно, самому «Гвидону» кафе не принадлежало. Просто всем остальным обитателям округи питаться здесь было явно не по карману.
   «Блудный сын» славился отличной кухней. Причем прилагательное «отличная» вполне можно было сочетать с прилагательным «экзотическая». В глянцевых меню, разложенных на столах, на обложках которых красовалась репродукция известной картины «Возвращение блудного сына», невозможно было найти шницелей, бифштексов или котлет по-киевски. Зато в изобилии – блюда французской, голландской и еврейской кухни.
   Лично я вообще не жалую горячие блюда и предпочитаю обходиться холодными закусками. Побольше холодных закусок, вина – и все. Лишь иногда забота о желудке вынуждала съесть куриного бульона с кнедликами. Я – человек полноватый и поесть люблю. Потеря работы в «Гвидоне» сулила вынужденный отказ от «Блудного сына», с чем мой желудок примириться бы никак не смог. И если условием питания в «Блудном сыне» являлось написание детективных романов, то я их напишу! Чего бы это мне ни стоило.
   Залов в кафе было два – лиловый и кремовый. Оба – небольшие и уютные. Изюминкой интерьера являлись приятные настольные лампы с лиловыми или, соответственно, кремовыми абажурами. Из другого освещения имелось лишь несколько бра на трех стенах из четырех. А на четвертой – большое панно из осколков разноцветных зеркал, загадочно мерцавшее в полумраке. Поскольку наши заведения, если можно так выразиться, дружили коллективами, все мы знали друг друга по имени. За каждым клиентом был закреплен собственный официант и, естественно, столик.
   Мой столик находился в Лиловом зале в углу, а обслуживала меня официантка, которую все любовно именовали Барсик. В ней действительно угадывалось нечто мягкое, кошачье. Она была полновата, невысокого роста, с весьма приятными чертами лица. Однажды я даже позволил себе переспать с ней, после чего Малышка очень долго на меня дулась. Но эта контактная, выражаясь языком каратэ, связь не помешали нам в дальнейшем сохранить нормальные человеческие отношения. Я усадил Эда Петраноффа за свой столик, сделал заказ, и мы, как и положено старым приятелям, которые не виделись целую вечность, принялись пялиться друг на друга. Я бросил ему через стол сигареты и зажигалку, а он, закурив, бросил их мне назад.
   – Мальборо! – с благоговением выдохнул он.
   – Это единственные сигареты, которые признает моя собака.
   Он расхохотался:
   – Я думал, ты скажешь – жена.
   – У меня нет жены.
   – У меня тоже.
   Вообще-то я курю крайне редко – в среднем пару сигарет в день, – но сейчас тоже закурил, сквозь струйки дыма продолжая его рассматривать. В юности Эдик был круглолицым, теперь же, когда он почти полностью полысел, форма головы стала и вовсе дынеподобной, как у Чиполлино… Впрочем, Чиполлино ведь луковица, а не дыня… Но все же они были удивительно похожи: те же улыбчивость, юный задор и оптимизм.
   Когда он услышал, за что теперь я буду получать деньги, лысина его сделалась малиновой.
   – Да ведь это же фантастика! Получать деньги за сочинение детективов! Причем вне зависимости от результата.
   – Ну это – положим… Лили не тот человек, который будет долго мириться с отсутствием результата. Похоже, все закончится тем, что я потеряю одно тепленькое местечко и не сумею закрепиться на другом.
   – Однако писать детективы – что может быть проще!
   – А ты пробовал? – Я хищно уставился на него.
   – Нет. Но ведь ты – литератор. У тебя были такие милые…
   – Только не напоминай о моих садистских рассказиках! – Я горестно пожал плечами. – Даже не знаю, с какой стороны за это взяться. Никогда не увлекался подобной литературой.
   – Не может быть! – Петранофф уставился на меня, словно на редчайшее ископаемое. – Допускаю, что в прежние времена, когда хорошего автора было не достать… Но теперь, в эпоху всеобщего детективного бума…
   Нам принесли салат де шу-флэр – только такие названия в меню и значились, – салат д'иль Барбе с крабами и грибами, яйца по-средиземноморски, бутылку вина «Кармел» и две бутылки минеральной воды.
   – Что, «Нарзана» нет? – придирчиво осведомился я.
   Барсик виновато развела руками. Пришлось сделать королевский жест, удостоверяющий, что я милостиво ее отпускаю. Подобный образ общения тоже как бы составной частью входил в меню.
   – Ну, знаешь, старик, огорошил ты меня. – Эд растерянно уставился на еду. – Хотя, впрочем… – Он погрузил вилку в д'иль Барбе. – Может, оно и к лучшему.
   – Это ты о чем? О еде или о детективах?
   – Конечно, о детективах. Если ты не читал ничего, то и подражать никому не сможешь. Иначе соблазн был бы велик. Слыхал про Чейза?
   – Кто же о нем не слыхал.
   – А читал?
   – Нет.
   – Вот и хорошо. Наверное, хорошо, – неуверенно добавил он.
   Я разлил вино по бокалам.
   – За встречу?
   – За встречу и за будущего Ватсона.
   – Эдак ты все тосты в один соберешь.
   – Хорошо, за будущего Ватсона выпьем отдельно.
   Мы чокнулись и выпили.
   Я принялся за де шу-флэр.
   – Попробуй яйца, – подсказал я Петраноффу.
   – Угу, – кивнул тот с набитым ртом.
   – Так ты считаешь, что читать их мне сейчас ни к чему?
   – Что?
   – Детективные романы.
   – Конечно.
   – Уф! – Я облегченно вздохнул.
   Какое-то время раздавался лишь хруст перемалываемой зубами пищи.
   – Все, что нужно, я тебе сейчас расскажу… – Эд вытер салфеткой губы и потянулся за второй сигаретой. – Так вот, важно – решить, полицейский будет роман или нет. Полицейские – это те, главными персонажами которых являются полицейские.
   – Ну, значит, нет, – отозвался я. – Откуда в «Гвидоне» возьмутся полицейские?
   – Ага, ты ведь говорил, частный сыск. Ну это еще проще. Дюшил-Хюммет-Рюкс-Стаут-Рюймонд-Чандлер-Картер-Браун– Микки-Спилейн…
   – Что? – не понял я. Мне показалось, будто он неожиданно перешел на английский.
   – Это известные авторы, главные персонажи у которых – частные детективы. Нет ничего проще: ты выдумываешь главного героя – проницательного, решительного, принципиального, желательно со стальными бицепсами и молниеносной реакцией, – который неизменно выходит сухим из воды. Впрочем, качества можно разделить. У Рэкса Стаута, к примеру, умный и проницательный – это импотент Ниро Вульф, а молниеносной реакцией и стальными бицепсами обладает его помощник Арчи Гудвин.
   – А импотентом одному из них тоже быть обязательно?
   – Конечно, нет. Там, собственно, нигде и не говорится, что он импотент, но в противном случае он – гомосексуалист.
   – Значит, требуется одно из двух, – уточнил я, – либо главный герой должен быть импотентом, либо гомосексуалистом?
   Петранофф заржал.
   – Ну ты даешь! Просто Ниро Вульф терпеть не может женщин, во всяком случае, никогда с ними не спит. А это означает, что если он с кем-то и спит, то это либо его помощник Арчи Гудвин, либо повар Фриц.
   – Что еще за повар?
   – Его личный повар.
   Барсик как раз принесла две порции Карбонада по-фламандски с пюре из каштанов и к нему салат из апельсинов и сельдерея. Услышав, что речь зашла о чьем-то личном поваре, она навострила уши, но мы замолчали. Я вновь разлил вино и открыл было рот.
   – За будущего Ватсона! – опередил меня Эд.
   – О'кэй, – согласился я.
   Мы выпили.
   – Теперь интрига, – продолжил Эд, старательно пережевывая пищу. – Подозреваемых должно быть несколько, причем либо у каждого имеется алиби, либо его нет ни у кого. Часть подозреваемых ведет себя чрезвычайно дерзко и нахально, другие же, напротив, производят впечатление ангельских ягнят. От истинного убийцы желательно подозрение отвести, но предупреждаю: если в отличие от остальных лишь у одного действующего лица будет алиби, то сразу понятно, что именно он убийца и есть. Далее. Хорошо, если действие вписано в приятный интерьер… – Эд поводил по сторонам вилкой. – Вроде этого. Но можно и описать какое-нибудь зловещее местечко. Ночь… Ливень… Воет ветер… М-да… Может, возьмешь в соавторы? – Он захихикал. – Шучу.
   – Принцип ясен, – неуверенно произнес я. – Непонятно одно: почему ты сам-то не пишешь?
   – Я ведь бездарь… Хорошая еда… Честно говоря, я уже когда-то пробовал, но ничего из этого не вышло.
   – Ага! – Во мне все возмущенно всколыхнулось.
   – Но у тебя получится.
   – Только не приводи в подтверждение мои садистские рассказики.
   Появилась Барсик.
   – С десертом подождать?
   – Тащи, – распорядился я и разлил остатки вина по бокалам. С Петраноффым все было ясно.
   Петранофф тут же схватился за свой бокал.
   – За будущего Ватсона!
   – Иди в задницу!
   Когда мы уходили, я окинул Лиловый зал прощальным взглядом.
 
   На следующее утро я вновь позвонил Лили и полюбопытствовал, имеются ли указания на ближайшее время. Оказалось, что требуется учить иностранные языки. Ведь работать-то нам, в основном, придется за границей. Можно начать с английского, поскольку немецкий, если она не ошибается, мы изучали в школе, и хоть что-то да должно было задержаться в моей голове. Лили уже сделала соответствующие распоряжения, и в библиотеке «Гвидона» для меня подыскивают нужную литературу. А один из наших переводчиков получил задание угробить на меня уйму своего рабочего времени. Лили проявляла невиданную расточительность. Видимо, у Пью Джефферсона все по-прежнему оставалось на своем месте.
   Однако обучение языку так и не состоялось. Из Берлина пришел факс с сообщением, что реклама принесла свои плоды, и первый заказ уже получен.