Бестужева Светлана. Одинокая волчица

   - На картах Таро, - поправила я. - И не гадает, а занимается психоанализом. Почувствуй разницу.
   - Не могу, - искренне признался Андрей. - Не чувствую никакой разницы. Что в лоб, что по лбу. А ты без чего-то эдакого существовать не можешь? С нормальными людьми тебе общаться скучно. Тебе обязательно нужно что-то нетрадиционное. Не преступник, так хотя бы жертва преступления под мистическим соусом...
   Мы свалили покупки в холодильник и без сил распластались в креслах. В конце апреля природа очередной раз сошла с ума и выдала почти августовскую жару. По закону свинства, на майские праздники следовало ожидать морозов, причем синоптики этого оптимистического прогноза отнюдь не опровергали, а прямо-таки с садистским удовольствием подчеркивали. Несчастная Россия, даже погода в ней живет по своим собственным законам!
   - Во сколько съезд гостей? - вяло поинтересовался Андрей.
   - Званы к шести, - так же вяло отозвалась я. - К семи, надо полагать, соберутся. Слушай, будь другом, налей чего-нибудь попить.
   Андрей со стоном поднялся и спросил для порядка:
   - А что мне за это будет?
   - Благодарность в приказе, - для порядка же ответила я. - И почетное право мыть посуду после ужина.
   Вот уж последнее Андрею точно не грозило ни при какой погоде. Посуду мыть он не любит патологически и время от времени предлагает мне купить набор разовых тарелок и стаканов. На это, в свою очередь, не соглашаюсь я, потому что терпеть не могу все связанное с дешевыми забегаловками и очень люблю красиво сервированный стол.
   Так что посуду всегда мою я, хотя на моего друга периодически накатывает другой бзик и он начинает настойчиво агитировать за покупку посудомоечной машины. Мне же мысль всадить в это дело около пятисот долларов кажется смешной и абсурдной: за подобную сумму я все вручную помою. Что и делаю.
   Андрей принес с кухни два стакана холодного пива. Но не успели мы сделать по глотку, как зазвонил телефон. Разумеется, не к добру, потому что требовался Андрей, а ему, в основном, звонили по служебным делам. Мягко говоря, неприятным.
   - Завтра исключается, - твердо сказал он, внимательно выслушав собеседника на том конце провода. - Во-первых, я выходной. Во-вторых, завтра вся страна гуляет, так что работать будет просто невозможно. И в-третьих, у жены день рождения.
   Я только подняла брови. "Жена" - это было что-то новенькое, во всяком случае, в лексиконе моего друга.
   - Деньги лишними не бывают, но завтрашний день, повторяю, исключается. С послезавтрашнего утра - ради Бога, все, что угодно. Да. Нет, Павлу звонить бесполезно, он скажет все то же самое. Спасибо. И вам не болеть.
   Андрей положил трубку, взял свой стакан и с наслаждением сделал огромный глоток.
   - Начальство просило тебя поздравить с днем рождения, - объявил он, закуривая сигарету.
   - Так речь шла обо мне? - сделала я большие глаза. - А я-то ломаю голову, кого ты имеешь в виду.
   - Да не придуривайся ты, - беззлобно отмахнулся Андрей. - Хочешь, пойдем и поставим эти самые штампы в паспорте. Будем супругами в законе. А то все только собираемся.
   - Пойдем и поставим, - покладисто согласилась я. - Праздники кончатся и пойдем. Страна, между прочим, гуляет не только завтра, а дней десять подряд. Прикинь: с первого по четвертое, а потом с восьмого по десятое. В перерыве только-только опохмелиться успеет.
   - И то правда. Угораздило же тебя родиться первого мая! Одним праздником в жизни меньше.
   - И ещё всю жизнь маяться, если верить приметам. Слушай, давай пойдем жениться в следующем месяце. А то маяться придется уже на пару.
   - Логично. А теперь давай-ка на кухню. Ты будешь шеф-поваром, а я кухонным мужиком. Иначе завтра ничего не успеем.
   Забегая вперед, скажу, что до загса мы и в этот раз не дошли. Текучка заела. А главное, мое вечное везение - попадать в ситуации, от которых получается только головная боль и нервотрепка. Даже без какой-то моральной компенсации за все заморочки.
   Глава вторая
   - Дикая чушь! - воскликнул он и с раздражением отбросил от себя книгу, за чтением которой он пытался уйти от одолевавших его назойливых, невеселых мыслей. И тут же задохнулся от приступа невероятной слабости: теперь любые эмоции были для него слишком большой роскошью.
   На балконе роскошного загородного дома в кресле сидел старый человек. Все окружающие уважительно величали его Боссом, а за глаза окрестили Попугаем: за маленький рост, щуплое телосложение, крючковатый нос, больше похожий на клюв, и манеру держать голову немного набок. Только взгляд у этого Попугая был скорее орлиным - пронзительный и жесткий.
   Глядя на этого респектабельного старика, трудно было представить, что большую часть своей бурной жизни этот человек возглавлял одну из крупных преступных группировок, был признанным авторитетом в бандитском мире и неоднократно отбывал срок, пока не понял, что в нынешних условиях совсем не обязательно грабить и убивать так, как он это делал раньше. Проще заняться легальным бизнесом и, используя свои старые связи, добывать деньги под вывеской крупной и уважаемой фирмы.
   Пусть некоторые помнили, откуда он пришел в бизнес, а кое-кто из особо отчаянных даже пытался рассказать об этом общественности. Босс с самого начала избрал тактику презрительного молчания: никому не мстил, не угрожал - просто не замечал и лишь ронял иногда излюбленную фразу:
   - Собаки лают - караван идет.
   И его "караван" действительно шел, фирма процветала. Возможно, секрет успеха Босса заключался ещё и в том, что он не лез в политику, не стремился к открытой власти и если соглашался давать деньги на избрание кого-то на высокий пост, то непременно отпускал столько же на поддержку соперника кандидата: кто-то обязательно выигрывал, а Босс получал обратно свои деньги с процентами, да ещё и сохранял со всеми наилучшие отношения.
   Через десять лет после создания фирмы Босс все ещё был силен и уважаем, но один он знал, что это все - только роскошная декорация, за которой - пустота. Умри он завтра, его империя мгновенно развалится, её растащат на куски, потому что преемника у него не было. А Босс сознавал, что жить ему осталось недолго: страшный диагноз, поставленный врачами полгода назад, не оставлял никаких надежд.
   Босс прекрасно помнил тот разговор. После обследования в частной клинике, где клиентам обеспечивали абсолютную анонимность, он потребовал, чтобы лечащий врач сказал ему правду. Всю правду и только ему. Ни подчиненные, ни охрана, ни даже жена ничего не должны были знать.
   - Сколько мне осталось? - спросил он в лоб после того, как оправился от неизбежного шока, вызванного жутким приговором.
   Врач пожал плечами.
   - Трудно сказать. Возможно, три года. А возможно и три месяца. Все зависит от того, как будет развиваться болезнь. Известны случаи и внезапной остановки роста опухоли, тогда больные жили лет пять-десять и умирали совсем от другого. Простите, я врач, а не провидец. Могу только сказать, что операция, к сожалению, уже бесполезна, время непоправимо упущено. Да и сердце у вас...
   - Другими словами, я могу умереть...
   - В любую минуту от любого напряжения. Чем больше будете беречься, тем дольше проживете. Я не буду нудить об алкоголе, сигаретах, женщинах - вам это не нужно говорить, вы сами все понимаете.
   Да, он все понимал сам. И горько усмехался про себя при мысли о том, что впервые в жизни его миллионы оказались бессильны. Дураки говорят: "Были бы деньги, остальное купим". Жизнь купить можно только у других людей: заплатить выкуп и сохранить жизнь. Заключить такую сделку со смертью невозможно.
   В любую минуту, от любого напряжения...
   Если бы он был один, он бы не беспокоился. Черт с ней, с империей, на тот свет её не захватишь. Ну, умрет он, так что с того? Пожил, можно сказать, всласть: все попробовал, почти от всего уже оскомина. Эликсира бессмертия пока не изобрели, так что все мы там будем. Но несколько лет назад он женился.
   Хуже всего было то, что женился по любви на женщине много моложе него. Это был тот самый "бес в ребро", который сопровождает "седину в бороду". Иногда Босс проклинал тот час, когда познакомился с Ириной - зеленоглазой шатенкой, совершенство фигуры которой полностью компенсировалось невыносимо стервозным характером и истеричностью. Проклинал, но разлюбить не мог и покорно сносил все капризы и выходки жены, вплоть до того, что один раз спас её от неминуемой тюрьмы. Ирина оказалась причастной к гибели молодой женщины, своей подруги и... любовницы, Босс в последнюю минуту отправил жену в швейцарскую клинику и выложил кругленькую сумму за то, чтобы официально Ирина появилась там на неделю раньше фактического прибытия.
   И вот теперь эта сумасбродка, которую с трудом вылечили в Швейцарии от наркомании, останется одна. Молодая, красивая, наследница огромного состояния - да она неминуемо погибнет без него! Людей сейчас убивают за суммы в тысячи раз меньше той, которая будет в распоряжении Ирины. В самом лучшем случае, её разорят дотла. Тогда уж лучше, чтобы убили: малышка привыкла к роскоши и уже не сможет жить на зарплату. Да и кто будет ей эту зарплату платить? За что? Она ничего не умеет делать, после школы какое-то время была "девочкой из эскорта", потом стала его женой. Но ей уже тридцать, её даже в секретарши не возьмут... если бы даже она и захотела работать.
   После лечения Ирина поутихла, во всяком случае, уже не так донимала его своими эксцентричными выходками и скандалами. Кажется, даже хранила ему верность, но это хрупкое равновесие могло в любой момент рухнуть. А у него уже нет прежних сил, чтобы держать хоть в какой-то узде эту норовистую лошадку. Внешне, правда, все осталось по-прежнему: на подчиненных Босс нагонял холодный ужас, подчинялись ему беспрекословно. Но жена его никогда по-настоящему не боялась, вытворяла, что в голову взбредет. Купить-то он её в свое время купил, но быстро убедился, что поселил в своем доме не прелестную кошечку, а самую настоящую пантеру. Тоже из семейства кошачьих, но приручению не поддается и спиной к ней лучше не поворачиваться.
   Пока Ирина не заметила, что муж все больше времени проводит дома. От неё ускользнули болезненные перемены во внешности: неестественная худоба, землистый цвет лица, лихорадочный блеск глаз. Мощные лекарства кое-как помогали ему справляться не только с болями, но и с мужским бессилием. Эти лекарства, правда, "били" по сердцу и к каждой встрече с женой в её спальне он готовился, как к последней. А отказаться от этих встреч не мог, как наркоман со стажем не может расстаться с наркотиком.
   "В любую минуту от любого напряжения..."
   Сидя вот так, в кресле, укутанный пледом, он все думал и думал: о пройденном пути, о своем деле, о партнерах по бизнесу... и неизбежно возвращался мыслями к своей девочке, своей единственной и страстной любви, и все пытался придумать что-нибудь, надежно обеспечивающее её комфорт и безопасность после его смерти. О том, что она снова может выйти замуж, он даже помыслить не мог: безумная, неуправляемая ревность начинала его душить в полном смысле слова и снова он вспоминал ту, роковую фразу:
   "В любую минуту от любого напряжения".
   Такой роскоши он себе позволить не мог, пока не нашел решения основной задачи.
   "Ничего уже нельзя, - не без горечи думал Босс. - Ни любить, ни ревновать, ни волноваться. Скоро уже и дышать нужно будет по расписанию. И зачем нужна такая жизнь? Это самое белковое существование тел? Устроить Ирину - и все. И - застрелиться."
   В следующую минуту он понимал, что и застрелиться не может, и вообще лишен возможности добровольно расстаться с жизнью. Девочку затаскают по следователям, замучат журналисты, она сорвется и один Бог знает, что произойдет в конечном итоге. Даже смерть ему надо было выбирать такую, чтобы у его дорогой малышки было как можно меньше хлопот и нервотрепки. Хотя... можно ли выбирать свою смерть?
   Какая все-таки злая это штука - жизнь. Правильно говорят мудрые люди: не в деньгах счастье. Даже не в их количестве. Хотя... Не будь у него денег - не было бы и Ирины, тут все с самого начала было предельно ясно: деньги товар. Его жена даже не считала нужным хоть как-то замаскировать истинную причину их совместного существования. Впрочем, возможно, этим и держала: лжи и фальши он бы не потерпел. Не только этим, конечно, держала.
   И в один прекрасный день он решил сделать то, что не делал никогда в жизни: обратиться за помощью. Но к кому? Есть ли в его окружении хоть один человек которому он мог доверять? Есть ли у него хоть один надежный друг, а не просто партнер, готовый утопить и предать в любую минуту? Таких не было.
   А если кто-то из его партнеров и мог оказаться относительно честным человеком, то наверняка пожелал бы помочь вдове не только сохранить состояние, но и скрасить одиночество. Нет! Она останется только его вдовой, уж об этом он позаботится. Найдет выход.
   И вот как-то вечером он вспомнил своего напарника Левку, а ныне Льва Валерьяновича, с которым когда-то вместе отбывал очередной срок и который теперь тоже раскрутил собственное дело, ворочал крупными деньгами и даже пытался куда-то там баллотироваться, правда вовремя опомнился и дал задний ход. Настоящим деловым людям такая самореклама ни к чему, разумнее - да и выгоднее! - купить несколько депутатов и управлять ими из-за кулис.
   Бывшие напарники давно не виделись, только перезванивались время от времени не столько по делу, сколько поздравить друг друга с праздниками. Босс помнил, что в Левке была какая-то странная романтика, он мнил себя эдаким Робин Гудом, брезгливо сторонился "мокрых дел" и никогда не подводил товарищей. Это не мешало ему участвовать в достаточно дерзких ограблениях и даже составлять их планы, но человеческого в Левке всегда было больше, чем бандитского. Они ровесники, значит, Левке тоже около шестидесяти, и надо полагать, что женщины его уже не слишком волнуют. А если учесть, что он так и не женился, то, наверное, никогда особо и не волновали.
   "Рискнуть? - подумал Босс. - Довериться Левке? Попросить о помощи? Страшно, но придется. Выбор у меня невелик, а времени остается все меньше..."
   Босс не питал особых надежд на успех: с возрастом людям свойственно меняться, причем далеко не всегда в лучшую сторону. Но на просьбу приехать Лев Валерианович откликнулся сразу, и вот сегодня назначенный для встречи час наступил.
   Внизу послышался звук подъехавшей машины, хлопанье дверок и вскоре на балкон в сопровождение охранников вошел Лев Валерьянович. В противоположность Боссу, он был высокого роста, тучен, с роскошной гривой седых волос. Степенный и вальяжный, он не шел, а нес себя - истинный Старый Лев. У него и кличка-то была "Лев", причем многие даже не знали, что это ещё и имя.
   "А меня окрестили "Попугаем", - без злобы и досады, как-то отстранено, словно и не о себе, подумал Босс. - Дураки. Попугаи - мудрые птицы и живут по триста лет. А львы - от силы тридцать. Любой служащий зоопарка это знает. Жаль, что мы не в зоопарке."
   Войдя, Лев распахнул руки, как будто хотел обнять старого знакомого, и радостно пророкотал:
   - Старый друг, сто лет не виделись! Рад, рад ... Ты чего это в кресле устроился? Да ещё закутался?
   Босс попытался встать навстречу гостю, один из телохранителей подбежал помочь, но махнул рукой и снова опустился в кресло.
   - Здравствуй, Лева, спасибо, что приехал, дело к тебе есть, поговорить надо. Приболел вот малость, а то бы по-другому встретил. Да ты садись, не нависай надо мной, эк же тебя много!
   - Много не мало. Хорошего человека чем больше, тем лучше. Ха-ха. Шучу я так!
   Похохатывая он тоже устроился в кресле, которое под ним жалобно заскрипело.
   - Что-то мебель у тебя больно субтильная - он с любопытством огляделся вокруг, - а так хорошо устроился, красиво. Постарел ты как-то, совсем усох. Не заболел ли часом? Зачем позвал?
   Босс усмехнулся про себя: прямо в корень смотрит и сразу быка за рога, всегда был такой. Похоже, выбор правильный: этот все поймет сразу, ему не нужно будет кашу по тарелке размазывать.
   - Ты что пить будешь? - спросил, не отвечая на вопрос - водку, коньяк? Раньше ты зубровочку предпочитал, но может вкусы изменились?
   - Помнишь? Приятно, приятно. Нет, вкусы не изменились. И сейчас её, шельму, предпочитаю. Так и не привык к заморским всяким там выкрутасам: капустка, грибочки, что может быть лучше? Только картошечка в мундире, да селедочка. Молодежь этого не понимает, ей бы только пофасонить. Тут меня на днях один недоразвитый текилой угощал, сейчас это, оказывается, модно. Кактусовую самогонку хлестать - ну, уморил! Для него же, дурака, главное большие деньги за пузырь заплатить, он под это дело хоть керосин лакать станет... Мы-то другими были, пыль в глаза не пускали.
   Старый Лев понял, что хозяин тянет время, не хочет сразу выкладывать, к столу зовет, значит дело серьезное. Значит, не надо нажимать, можно побалагурить, развлечься приятным разговором - сам скажет, когда готов будет. Сам пригласил, сам и к делу перейдет.
   - А ты, Генаша, тоже русскую кухню по-прежнему уважаешь? Или забурел? Текилу пьешь, лобстерами закусываешь?
   Босс вздрогнул от неожиданности. Давным-давно никто не обращался к нему не только по имени, а даже по имени-отчеству, называли только Боссом. Жена в добрые минуты звала "папиком", а когда устраивала скандал... Господи, как она его только не называла! Он уже забыл, что когда-то был Геной, а потом - Геннадием Васильевичм. Вот так умрешь, а на плите напишут: "Босс". С них станется. Если вообще не забудут плиту-то поставить.
   - Мы с тобой, Лева, последние из могикан. Сейчас квашеную капусту не в каждом ресторане допросишься, а если подадут - не отплюешься. Мне один раз принесли: во Флориде, говорят, солили. Совсем ума не стало у народа, прав ты. Ну, да ладно, это я уже с возрастом ворчлив стал. Сейчас пойдем в дом, к столу, посидим, как белые люди. Вечером на балконе-то прохладно становится.
   - Хозяин - барин, - картинно развел руками Лев Валерьянович. Раньше-то, если вспомнишь, на газетке кушали, из майонезных баночек пили. И все - в кайф. Я сейчас с сервизной посуды и крахмальных скатертей такого удовольствия не получаю.
   Босс усмехнулся:
   - Для дорогого гостя все сделаем. И газетку сыщем, и баночки. Можем колбасу стеклом порезать для общей картины.
   Лев Валерианович расхохотался. Глядя на него, рассмеялся и Босс: уж очень аппетитно все делал его старый приятель - и говорил, и смеялся, и двигался. Жизнь в этом мощном теле прямо-таки била ключом.
   "И с бабами, небось, никаких проблем, - не без зависти подумал Босс. Безо всяких лекарств. Дал же Бог такую натуру..."
   - Женщины тебя, небось, по-прежнему одолевают, - сказал он вслух. Так и не женился? Свобода дороже?
   - Эх, Генаша, не в свободе дело. Раньше действительно не до того было: то операцию проворачиваешь, то в зоне кантуешься. А теперь... Она мне глазки строит, а я все думаю, что в этой прелестной головке арифмометр вовсю работает, мои денежки считает. Бескорыстных-то нет, сам, небось, знаешь. Молчи, по лицу вижу - знаешь. Так ведь мы с тобой тоже не благотворительностью занимались в молодости-то. Верно?
   На балконе появился охранник и застыл у двери.
   - Готов стол, - сказал Босс и стал медленно подниматься из кресла. Пошли, Лева, вспомним молодость, отметим встречу, чем Бог послал. Как говорится, о делах наших скорбных покалякаем...
   - Ты, Лева, умный, - сказал Босс, когда уже было выпито прилично и закусок на столе заметно поубавилось. - Понял поди, что не просто так позвал.
   Лев Валерьянович помотал вилкой над блюдом с рыбой, выбирая самый аппетитный кусок осетрины, и неопределенно крякнул, то ли в знак одобрения, то ли просто для поддержания разговора.
   - Так позвал действительно по делу. По важному. Больше скажу, важнее дела в моей жизни ещё не было.
   Лев Валерьянович с интересом глянул на Босса, наполнил свою рюмку и коснулся ею рюмки собеседника, в которой ещё оставалось водки на две трети.
   - За тебя, Генаша. И за твое дело. Пусть оно будет удачным. А что от меня нужно? Совет? Деньги?
   - Денег у меня своих полно, - отмахнулся Босс. - Советчиков тоже. Мне помощь нужна. То есть не мне...
   Он замолчал, подбирая нужные слова. Лев Валерианович не торопил, прицеливался к очередному блюду. Да и знал старый Лев, что в иных случаях человека торопить нельзя, дозреть должен.
   - Ты ведь знаешь, я женат, - продолжил наконец Босс. - Жена на тридцать лет моложе. Балованная, конечно. Ну, да не в этом дело.
   Над столом снова повисла пауза.
   - Я скоро умру, Лева, - негромко и очень просто сказал Босс. - Очень скоро. И хочу попросить тебя приглядеть за девочкой. Она без меня пропадет. Сожрут. Наши нравы ты не хуже меня знаешь.
   Лев Валерианович застыл с рюмкой в руках. К такому повороту разговора он явно не был готов и не знал, как реагировать. Наконец, спросил:
   - Откуда у тебя этот дикий прогноз? Все мы смертны, но, надеюсь, не скоро. Тебе угрожают?
   - Ты стал плохо слышать? - раздраженно заскрипел Босс. - Я же не сказал "меня убьют". Я сказал - "умру". Собственной смертью. Хотя, если честно, предпочел бы в такой ситуации пулю. Или яд.
   - А если - операцию? - предположил неуверенно Лев Валерьянович. - Лечь в клинику за границей, там, я слышал, чудеса творят...
   Босс коротко глянул на него и он осекся. Какое-то время в столовой стояла тишина, лишь потрескивал огонь в камине. Наконец Босс продолжил уже совершенно спокойно:
   - Лев, мне не нужны чудеса, я уже вышел из того возраста, когда в них верят. Мне нужно твое согласие опекать девочку. Одна она погибнет. Тебя я выбрал ещё и потому, что ты... Что к женщинам ты...
   - Отношусь прохладно, хочешь сказать? - хохотнул Лев Валерианович. Не стану соблазнять вдовицу у гроба? Пожалуй, верно. Не у гроба тоже не стану, это ты правильно рассчитал. Хорошо, можешь быть спокоен, пригляжу за твоей девочкой.
   Босс с видимым облегчением откинулся на спинку кресла.
   - Она привыкла к роскоши, - сказал он. - К тому, что каждый её каприз выполняется со скоростью звука. И совершенно не имеет тормозов...
   - Алкоголь? - деловито спросил Лев Валерианович. - Наркотики? Мужики?
   - Ну, мужики, пожалуй, в последнюю очередь, в этом плане она со мной ещё как-то считается, да и следят за ней. В крайнем случае, с молодыми девками оттягивается, я на это спокойно смотрю, чем бы дитя ни тешилось... А вот остальное... В прошлом году она подобрала какую-то шлюшку, сделала её своей любовницей, посадила на иглу, сама подсела... Потом спуталась с хахалем этой шлюшки, провела охрану, удрала за город и там попала в аварию. Девка погибла, несчастный случай, конечно, но скандал мог быть громким. Ирину я отправил за границу, хахаля пугнул как следует, хотел вообще убрать, да он попал в тюрьму и там повесился. Или его повесили, меня это не волновало.
   Босс запнулся, увидев насмешку в глазах приятеля.
   - Ну, я пожелал, чтобы он исчез, понимаешь! Просто пожелал...
   - Понимаю. Потер волшебную лампу... Ладно, это действительно неважно. А как Ирина теперь?
   Босс невесело усмехнулся:
   - Почти прилично, от наркотиков в клинике отучили. Пьет, но дома и, в общем-то умеренно. Пока... Не станет меня - сорвется, как теперь говорят, однозначно. Не от безутешного горя, конечно, а от радости, что освободилась, и от вседозволенности. Сама себе хозяйкой будет. Меня она не любит, естественно, только терпит. Но деньги отрабатывает честно и разговорами о неземных чувствах голову не морочит.
   - А ты? - осторожно спросил Лев Валерианович.
   - А я... Для меня она все, понимаешь, все. Пью какую-то дрянь, чтобы в койке соответствовать. Впрочем, если она заводится, то мертвого раскачает. Мастерица! А потом из меня веревки вьет. Сколько баб знал, ни к одной даже нежности не испытывал. А эта... Убить бы её, да самому застрелиться - рука не поднимается. В общем, пытаюсь надышаться перед смертью. А, ладно!
   - На каждого волка в лесу по ловушке, - глубокомысленно заметил Лев Валерианович. - Н-да, проблемная девочка. Чем её сдерживать-то? Кобеля купить дрессированного?
   Лицо Босса так исказилось, что стало напоминать маску из какого-нибудь фильма ужасов. Он схватился за горло и с трудом поборол приступ удушья.
   - Перестань! - прохрипел он. - Я даже от одной мысли об этом с ума схожу. Не знаю, чем её сдерживать, может, ты что-нибудь придумаешь. Главное, чтобы с ней все было в порядке.
   - Хорошо, - решительно сказал Лев Валерианович, - что-нибудь придумаем. Надеюсь, ты ещё не скоро нас покинешь, а утро, как говорится, вечера мудренее. Познакомь меня с твоей красавицей. Иначе она не поверит, что я - твой старый друг. Тогда уже все будет потеряно.
   - Пожалуй, ты прав, - с некоторым усилием сказал Босс. - Откладывать нельзя, другого случая может не представиться. Сейчас я её позову.
   Он нажал кнопку под столом и в дверях тут же возник молчаливый охранник.
   - Пойди к Ирине Феликсовне, - приказал Босс, - и попроси её сюда. Не говори, что я не один. Просто попроси. Понял?
   Охранник утвердительно кивнул и исчез.
   - Обслуга у тебя выдрессирована по высшему классу, - заметил Лев Валерианович, закуривая сигарету. - Что ж жену-то упустил?
   - А ты попробуй выдрессировать пантеру, - огрызнулся Босс. - Потом расскажешь, что получилось. Если выживешь, конечно.
   - Проконсультируйся у Запашного, - невозмутимо ответил Лев Валерианович. - У него в цирке львы на тумбочках сидят, как детсадовцы за столиком.
   - "Львы и тигры приручаются, это редко, но случается", - отозвался Босс.
   - Господи, а эта бредятина откуда?
   - Не помню. С детства в голове застряло.