Робин снова усадил его и побежал наверх, проклиная себя. Ему нужно было поставить больше охранников. Или остаться самому. Или взять ее с собой. Или…
   Дверь стояла открытой, а Фонтейн лежал на кровати, прижимая к лицу окровавленную тряпку. Рядом стояла испуганная горничная.
   – Его ударили в нос, сэр, – сказала она Робину. – Возможно, сломали.
   Слава Богу, что не хуже.
   – Почему ты открыл дверь? – спросил Робин.
   Глаза камердинера открылись, и он попытался встать. Робин снова уложил его.
   – Я пытался этого не делать, – простонал он. – Она ударила меня!
   У Робина по спине побежали мурашки.
   – Это сделала она?
   Камердинер кивнул.
   – Приказала открыть дверь.
   Робин взял со стола свой пистолет, увидел, что курок взведен, и быстро опустил его. Из пистолета не стреляли. Вся ее история была ложью? Но зачем? И если Варци был придуман, кто напал на Пауика? Он обязательно найдет ее и узнает.
   – Пауик? – спросил Фонтейн. – Он… в порядке?
   – Они чем-то опоили его, но он уже приходит в себя.
   – Не ранен? – спросил Фонтейн.
   – Нет.
   Слуга откинулся на спину.
   – Они и меня опоили. Мне стало плохо.
   – Ты сможешь ехать? Если нет, оставайся здесь.
   Он снова вскочил:
   – Нет-нет, милорд! Я справлюсь с Божьей помощью.
   Робин огляделся:
   – Где Кокетка?
   – Не знаю, сэр. Должно быть, убежала.
   – Отдохни немного, – сказал Робин и пошел вниз, чувствуя себя отвратительно бессильным. Он хотел разорвать город на части голыми руками, чтобы найти Петру д'Аверио, если это ее настоящее имя, но это дело не для одного человека.
   В фойе он нашел хозяина гостиницы.
   – Леман, пошлите за доктором для моих людей.
   – Уже послал, монсеньор. Он должен быть здесь с минуты на минуту. Я перенес вашего человека на кушетку в дамской гостиной. У меня никогда не случалось такого скандала!
   Робин нашел Пауика также под присмотром горничной. Он снова повернулся к хозяину гостиницы.
   – Когда все это случилось?
   – Всего несколько минут назад, монсеньор. Ваш слуга, шатаясь, спустился вниз, крича о похищении. Что леди, вашу сестру, унесли.
   – Кто-нибудь видел, как ее забирали?
   – Нет, монсеньор, я только что узнал, что недавно двое мужчин выносили через боковую дверь сундук. Возможно, она была в нем. Но тогда никто об этом не подумал.
   – Да, понимаю, – сказал Робин. Значит, ее могли действительно похитить. Абсурд чувствовать удовлетворение от этого, особенно, когда нет объяснения, почему она открыла дверь.
   – Позаботьтесь о моих людях, – сказал он Леману. – Пусть кто-нибудь покажет мне эту боковую дверь.
   Дверь вела с лестниц во внутренний двор, и не было ничего необычного в том, что этим путем выносят багаж. Он расспросил нескольких людей, сплетничавших там, но не узнал ничего нового. Кто-то думал, что сундук грузили в повозку. Кто-то в карету. Другие говорили, что его просто унесли. Во время погрузки на корабли множество сундуков были в движении.
   Тут вбежали два морских офицера.
   – Что я слышу? – спросил капитан Галлиард, гневно сверкая глазами.
   – Они схватили ее, – ответил Робин, лихорадочно соображая. – До отплытия еще больше часа. Могу я попросить вас поставить в известность капитана порта, что похищена женщина и что ее могут тайком пронести на борт в сундуке? А также обратитесь к властям с просьбой перекрыть дороги, чтобы похитители не могли увезти ее.
   – Считайте, что это уже сделано, – заверил Галлиард.
   – Конечно, – сказал Ворсли, и оба поспешили прочь. Робин обратился к сплетничающей горничной:
   – Скажите всем, что я заплачу крупную сумму за новости о моей сестре.
   Женщина тоже поспешила прочь, и Робин вернулся в гостиницу.
   – Леман, вы можете найти людей, которые обыщут город и найдут негодяев?
   – Я могу дать вам несколько своих людей, а они знают других.
   Робин кивнул:
   – Пусть сообщают обо всем сюда.
   Робин пошел к Пауику.
   – Они ударили меня, сэр, – сказал он, прилагая огромные усилия, чтобы говорить отчетливо. – Но потом, когда я начал приходить в себя, они заставили меня что-то выпить.
   Появился проворный молодой доктор, отпуская довольно возбужденные восклицания о произошедших событиях. Он осмотрел Пауика, бормоча различные умные слова, и заявил, что его заставили выпить какой-то ядовитый состав, но он останется жив. Робин округлил глаза и послал его к Фонтейну, но знал, что тот вернется сообщить сложными терминами о разбитом носе, чтобы увеличить счет.
   Робин отослал горничную и спросил:
   – Это был Варци?
   – Вполне вероятно. Очень похож. Он и еще один, высокий, жилистый. Я бы сказал, фехтовальщик.
   – А что Петра?
   – Она была там. Когда они заставили меня выпить…
   – Она помогала им?
   – Нет-нет, сэр! Она пыталась помочь мне, но потом они утащили ее.
   Слава Богу. По какой бы причине она ни открыла дверь, это был не ее план.
   – Будь осторожен, – сказал он Пауику. – Если сможешь, садись на пакетбот и найми пару слуг изображать меня и Петру. Позже они смогут тайно скрыться. Я поеду другим путем.
   – Будь осторожен, сынок. Это непростые люди. Тот высокий проткнул бы меня так же легко, как цыпленка.
   – Я тоже так думаю, – сказал Робин и вышел в холл. – Пока никаких новостей? – спросил он у хозяина гостиницы.
   – Пока нет, монсеньор, но они не могли уйти далеко.
   – Это очень хитрые люди.
   – Кто они, монсеньор? И зачем похитили вашу сестру?
   Робин повторил историю о сбежавшей монашке. Леман, будучи католиком, не был так уж возмущен, но согласился, что ничто не оправдывает злобных нападений.
   Тут в гостиницу вбежал какой-то парнишка и остановился как вкопанный.
   – В «Серую овцу», месье! – выдохнул он. – Человек умирает, и говорят, что это сделала женщина!

Глава 15

   Робину пришлось силой проталкиваться сквозь толпу у «Серой овцы», но когда он оказался внутри, его властная манера привлекла внимание хозяина.
   – Монсеньор, такой ужас! Тут у нас гость тяжело ранен ножом. Горничная в обмороке. Слугу тошнит. Полная гостиница…
   Робин перебил его:
   – Кто кого ранил? Бедняга развел руками:
   – Монсеньор, понятия не имею! Тот человек, он ничего не говорит, только ругается на иностранном языке. Думаю, он итальянец. Второй исчез. Некоторые говорят, что это была женщина. Но что-то не верится.
   Робин схватил за руку одного из слуг.
   – Где жертва?
   Тот показал пальцем:
   – Там.
   Робин протолкнулся в комнату на первом этаже, где люди глазели на лежавшего на полу мужчину. Запах крови, поноса и рвоты заставил Робина попятиться. Когда он увидел, к чему раненый прижимал руку и откуда текла кровь, он понял, почему слугу вырвало. Ему придется быть осторожнее и не злить Петру д'Аверио.
   Нет, она пошла с ними неохотно. Очень даже неохотно.
   Жаль, что жертвой был не Варци. Истекающий кровью мужчина был высокий, мускулистый и не намного старше двадцати. Как же ей удалось ударить такого здоровяка?
   Горничная средних лет с землистым лицом стояла рядом, но не пыталась никак помочь.
   Робин опустился на колено возле раненого и попытался собрать все свои слабые познания в итальянском.
   – Мой бедный друг, чем я могу вам помочь?
   Его глаза чуть приоткрылись.
   – Убей эту стерву, – прошипел он.
   – Это с тобой сделала женщина? – удивился Робин. Раненый продолжал осыпать оскорблениями женщин.
   – Тише, друг мой, тише. За доктором уже послали. Все будет хорошо. Но есть ли у вас здесь друзья? Могу я их найти?
   Человек, похоже, немного расслабился.
   – Синьор Варци, – пробормотал он. – Мой хозяин. Синьор Варци.
   – Он остановился здесь?
   – Да.
   – Номер комнаты?
   Но тут примчался доктор – на этот раз седовласый, восклицая от ужаса. Робину пришлось удалиться вместе с остальными зеваками. Он увидел хозяина гостиницы, опрокинувшего себе в рот стакан бренди, и подошел.
   – Скверное дело.
   Тот передернулся. Он щелкнул пальцами, и ему подали второй стакан.
   Робин сделал глоток.
   – Где синьор Варци?
   – Наверное, уже уехал на корабль, монсеньор.
   – Он путешествовал только с этим человеком?
   – Есть еще второй, монсеньор.
   – И женщина, как я понял.
   – Нет, монсеньор. Кто она была, я не могу сказать. Горничная видела женщину в зеленом, выбежавшую сразу после того, как этот человек начал кричать. Она сказала, что женщина несла белую кошку. – Он пожал плечами и снова развел руками.
   Кокетка. Зачем, ради всего святого, Петра взяла с собой собаку? Но похоже, обе они были в порядке, когда убегали отсюда. Но очень скоро ее начнут разыскивать.
   Робин попытался подать другую версию.
   – Возможно, синьор Варци напал на своего слугу, а женщина увидела это и в ужасе убежала. Иностранцы, – добавил он в своей самой галльской манере, – итальянцы известны своей жестокостью.
   Хозяин гостиницы кивнул:
   – Это точно, это точно.
   Куда она могла побежать? В «Лисицу»? Но не тогда, когда ее утащили оттуда. Она больше ничего не знала в Булони.
   – Позвали стражу, – сказал хозяин гостиницы, и как будто в ответ на его слова с улицы послышался маршевый шаг и приказ остановиться. Робин проскользнул во внутренний двор, чтобы смешаться с толпой. Ему не пришлось спрашивать о леди в зеленом, потому что все говорили о ней. К счастью, версий было много.
   В синем. Нет в зеленом. В шляпке. Нет в чепце. С кошкой. Нет, с крысой. Красивая. Ведьма. Испуганная. Сумасшедшая. Злобно хихикающая.
   Никто, похоже, точно не знал, куда она делась. Одна женщина была убеждена, что она превратилась в ворону и улетела.
   Робин пошел прочь. «Петра, ты всегда удивляешь меня. Но черт возьми, где ты?»
   Он вышел на улицу, готовый услышать новые сплетни, но замер на месте. У дверей «Серой овцы» хозяин гостиницы, бурно жестикулируя, разговаривал со смуглым мужчиной средних лет. Неброско одетый мужчина выглядел озабоченным и встревоженным – именно так и должен выглядеть человек, узнавший, что на его слугу жестоко напали.
   Как говорила Петра, у синьора Варци была весьма заурядная внешность. Он был смуглым, а смуглые, особенно в Англии, ассоциируются со злодеями. Его полнота и второй подбородок наводили на мысль о преуспевающем торговце. У него даже были печальные глаза бладхаунда.
   Однако он был гончей с острыми, как бритва, зубами, и часть его зубов стояла за ним – худой, скромно одетый фехтовальщик. Робин коснулся своей шпаги. Этот человек угрожал Пауику. На это нет времени – пока, по крайней мере. Он должен найти Петру раньше их.
   Робин отправился в «Лисицу» в надежде узнать новости, осматривая по дороге каждый уголок. Он увидел магазин одежды. На пороге сидела пожилая женщина и вязала, она улыбнулась ему беззубой улыбкой:
   – Заходите, заходите, милорд! У меня есть отличные вещи, некоторые можно надеть хоть ко двору!
   Робин вошел в грязную, вонючую лавку. Петре понадобится плащ для маскировки. Женщины в Булони носили шали и плащи, так что Петра не выделялась бы на их фоне.
   Он нашел темно-красный. Плащ был с пятном с одной стороны, но хорошего качества и с капюшоном.
   – Сколько? – спросил он женщину. – Только не надо завышать цену, у меня нет времени торговаться.
   Женщина оскорбилась, однако назвала вполне разумную цену. Робин заплатил, свернул плащ и вышел.
   Он решил рискнуть задать кое-какие вопросы и спросил двух судачивших женщин, не видели ли они собачку его сестры.
   – Глупое маленькое создание. Белая и пушистая, в красивом ошейнике.
   Нет, они не видели.
   Потом торговка фруктами вспомнила собачку с огромными пушистыми ушами.
   – У нее был красивый ошейник, сэр, она украла его. И побежала вон туда.
   Робин дал ей монету и поспешил в указанном направлении. «Вон туда» оказалось не в сторону «Лисицы».
   Потом ребятишки рассказали ему о красивой собачке, которая не стала играть с ними и которую забрала злая женщина. Она спрашивала, как пройти к «Золотому петуху».
   Ну конечно. Единственное место, кроме «Лисицы», которое Петра знала. Значит, Петра жива и здорова, и Кокетка тоже. Но обе наверняка напуганы до смерти.
   В гостинице было полно народу. Робин вошел не через парадный вход, а через черный. Там суетились только что прибывшие, тревожась, удастся ли попасть на сегодняшний рейс, поэтому никто не обратил на него внимания. Однако ни Петры, ни Кокетки Робин здесь не увидел.
   Робин обошел двор, заглянул в конюшню и каретные сараи, комнаты конюхов и зернохранилище. Может, расспросить людей? Скоро здесь будут солдаты, так что это опасно.
   Могла ли Петра попросить убежища у той французской пары, с которой они ехали? Он уже хотел войти в гостиницу, когда заметил в арке деревянную калитку. Открыл ее и обнаружил маленький, обнесенный стеной садик, видимо, предназначенный для гостей. В данный момент он был пуст, но хорошо просматривался из гостиницы.
   Робин решил, что ему надо найти укрытие. Во дворе была небольшая лужайка с широкой белой дорожкой вокруг. Между дорожкой и стеной росли кустарники и небольшие деревья.
   Вдруг Робин услышал повизгивание.
   Он пошел по дорожке, прислушиваясь, стараясь не скрипеть сапогами по гравию. Затем что-то зашелестело. Из того угла, где лавровый куст приютился под невысоким деревом. Дрогнула ветка. Он пошел туда, тихо повторяя «Кокетка». Собачка выскочила из кустов и прыгнула ему на руки. Робин ощутил что-то липкое. Кровь. Бормоча слова утешения, Робин решил, что рана у Кокетки не тяжелая, раз она побежала к нему, но Варци придется оплатить еще один счет.
   – Но где же Петра? Моя милая Петра, – тихонько позвал он. Могла ли собачка быть здесь одна? А может быть, Петра ранена?
   Кокетка стала вырываться, и Робин опустит ее на землю. Она побежала назад к неподвижному кусту. Робин пошел за ней и, проскользнув за него, увидел Петру, съежившуюся у самой стены. На щеке – кровь. На мгновение она сжалась и отпрянула, как если бы не узнала его, но потом вскочила и бросилась ему в объятия.
   Робин крепко обнял ее.
   – Какое изобилие развлечений вы дарите мне, моя дорогая. Не пора ли остановиться?
   Она рассмеялась сквозь слезы.
   Когда Петра немного успокоилась, он коснулся ее лица.
   – Варци ранил вас?
   Она покачала головой. Робин нежно поцеловал ее в лоб, его захлестнула волна нежности. Это было опаснее, чем возбуждение или вожделение.
   Петра прижалась к Робину, чудесному Робину, ее душили слезы. Она была счастлива видеть его. Все случилось по ее вине, и она опасалась последствий.
   – Я убила того человека?
   – Не думаю.
   – Слава Богу, слава Богу. – Она подняла на него глаза. – Мне пришлось сделать это. Я вынуждена была бежать!
   – Разумеется. Спокойнее, спокойнее… Это кровь? – спросил он, снова коснувшись ее лица.
   – О! – Она посмотрела на свою правую руку. – Я вытерла ее, как могла…
   – Тени Макбета, – сказал он и, смочив слюной платок, вытер ей лицо. – Вот и все. – Он поцеловал Петру. Она прижалась к нему и обвила рукой его шею.
   Робин крепко обнял ее и ответил на поцелуй, но как-то сдержанно. Ну конечно, подумала Петра. Теперь он понял, какую опасность она представляет. Его люди и его собака пострадали из-за нее.
   Петра отстранилась.
   – Простите…
   – Больше никаких извинений. Но Кокетка определенно мешает.
   Собачка крутилась у их ног, требуя его внимания. Робин взял ее на руки, чтобы осмотреть рану.
   – Это не ее кровь. Моя рука. Простите. Фонтейн и Пауик в порядке?
   – Думаю, они выживут, но вы, возможно, сломали Фонтейну нос.
   – Я сожалею. Но он не выпускал меня!
   Робин усадил собачку в карман.
   – Вопрос в том, почему вы этого хотели?
   – Чтобы они не кастрировали Пауика.
   Не веря своим ушам, Робин уставился на нее:
   – Варци действительно сделал бы это?
   – Конечно. А потом перешел бы к другим частям.
   – Верно.
   – Теперь вы видите, какому риску я вас подвергаю. Мне ни в коем случае не следовало…
   Он взял ее руки в свои.
   – Теперь все будет хорошо.
   – О, вы!
   – Да, я. – Он сжал ее руки, улыбаясь, но потом отступил, оглядывая землю вокруг. – А-а, вот он. – Робин поднял с земли сверток и встряхнул темно-красный плащ. – Заметьте, я в кои-то веки оказался предусмотрительным. – Он завернул ее в плащ и завязал шнурок на шее. – Он распахивается. Вы можете надеть нижнюю юбку сверху платья?
   Его легкомысленная манера, так раньше раздражавшая ее, теперь успокаивала, как бальзам.
   – Да-да, конечно. – Она отвернулась, развязала кремовую юбку, потом завязала ее поверх платья.
   Когда она снова повернулась к нему, он сказал:
   – Так лучше.
   Он снял ее забытую шляпку, вынул камею и отдал ей.
   – Спрячьте это куда-нибудь и накиньте капюшон. – Он отступил на шаг, чтобы осмотреть ее. – Думаю, сойдет. Давайте выбираться отсюда.
   Петра заколебалась, но, набравшись смелости, вышла из кустов на дорожку. Робин пошел следом за ней.
   – Кокетка наверняка выдаст нас. – Он сунул собачку под сюртук и сказал: – Цыц. Будучи дрессированной, она иногда слушается.
   – Меня она послушалась. Возможно, это спасло ей жизнь.
   – Варци действительно придется оплатить много долгов, – сказал Робин. Он предложил ей руку, и они направились к калитке.
   Петра молилась, чтобы Робин никогда не встретился с Варци. Она нервно оглянулась на окна гостиницы:
   – Если кто-нибудь увидит нас из окна, подумают, будто у нас тайное свидание.
   – Конечно. Каким образом ранили Кокетку?
   – Это из-за меня.
   – Из-за вас?
   – Все из-за меня, – пылко ответила Петра. – Пауик, Фонтейн… Кокетка залаяла на Варци, и он ударил ее тростью.
   – Неужели у тебя не хватило ума понять, что ты всего лишь украшение?
   – Что? – задохнулась Петра.
   – Кокетка, не вы.
   – Она маленький боец. Она пыталась укусить другого. Того, кто меня охранял. Он так испугался, что мне удалось его ударить.
   – Бриллианты на твой следующий ошейник, моя отважная бабочка, но, пожалуйста, не рискуй больше.
   Петре показалось, что эти слова относятся и к ней. Еще одна обуза, которую нужно защищать, ласкать и терпеть, потому что Робин Бончерч – человек ответственный.
   Он отпустил ее руку и открыл калитку. Они вошли во двор гостиницы, но тут Петра остановилась.
   – Там солдаты, задают вопросы.
   – Мы просто уважаемая пара, совершаем вечернюю прогулку.
   Когда они проходили мимо, Петра слышала, как один из солдат спрашивал о женщине в зеленом с белой кошкой. Другой искал ее глазами. Робин пожелал им доброго вечера, добавив что-то о спокойной переправе. Солдат согласился и переключился на что-то другое.
   Сердце Петры громко стучало, ноги были ватными, но она изо всех сил старалась играть свою роль. Когда Робин начал лениво болтать о путешествии и о том, как все будут рады видеть ее дома, Петра отвечала невпопад.
   Она ожидала, что они вернутся в «Лисицу», но шум, суета и запах водорослей свидетельствовали о том, что они где-то около кораблей.
   – Постарайтесь выглядеть совершенно непринужденно, – обратился к ней Робин с улыбкой. – Благодаря моим стараниям на любую женщину, которую силой ведут на корабль, будут обращать внимание.
   Петра рассмеялась, как будто Робин сострил. Он привел ее на одномачтовый корабль, где мужчина с обветренным лицом и большим носом сказал:
   – Вот и вы, монсеньор. Значит, не передумали?
   – Я оказался замешан в одном происшествии, – ответил Робин.
   – Тот человек, которому порезали яйца? Он ваш друг?
   – Я вообще его не знаю. – Робин помог Петре подняться на корабль и в нечто вроде домика посередине и вошел следом за ней, закрыв дверь. – Вы должны оставаться внутри, не привлекая внимания.
   – Разумеется.
   Пространство было примерно восемь футов в длину и шесть в ширину, с широкими деревянными скамейками, накрытыми тонкой подстилкой. Петра подумала, что при необходимости на них можно спать. Робин и она будут спать здесь ночью? Маленькие окошки все еще не были закрыты и пропускали немного света, но не давали уединения. Это хорошо.
   Робин стал раздеваться. Снял сюртук, жилет, галстук и перевязь.
   – Что вы делаете? – возмутилась Петра.
   – Пойду на палубу поговорить с Мерьеном, меня не должны узнать. Сойду я за простого матроса?
   Петра улыбнулась:
   – Нет, но Варци ведь не знает, как вы выглядите.
   – Будем молиться, чтобы это было так. Главное, чтобы вас никто не увидел, и крепко держите Кокетку. Я попрошу Мерьена отплыть, как только начнется прилив.
   Петра крепко держала собачку, свою спасительницу, пока не закрылась дверь.
   Воспоминания о недавних событиях нахлынули на Петру. Варци оказался таким же беспощадным, как всегда. Ему не удалось захватить ее. Но он не оставит своих попыток.
   Когда дверь открылась, Петра вздрогнула, но это вернулся Робин. Длинная вязаная шапка скрывала его волосы, вокруг шеи повязан сине-желтый шарф.
   – Морская вода, – сказал он, протягивая ей оловянную миску. – Лучшее, что я могу сделать в данный момент.
   Петра взяла ее, готовая разрыдаться.
   – Вы самый чудесный человек.
   Он покачал головой.
   – Вам удивительно легко доставить удовольствие. В отличие от неё. – Он взял на руки тявкающую собачку. – Тихо. – Кокетка замолчала, но смотрела на него укоризненно. – Прости, малышка, – сказал он, отдал собачку Петре и вышел.
   Петра терла руки в холодной соленой воде, пока не осталось и следа крови. Но она не могла стереть воспоминания о ее кинжале, врезающемся в плоть, и о хлынувшей горячей крови. И о сдавленном крике раненого.
   Она не хотела этого делать. Он был крупным мужчиной, и, когда Кокетка отвлекла его, просто ткнула кинжалом вперед и попала именно туда. Она забыла о ноже и жертве, схватила Кокетку и убежала.
   Она вспомнила о пустых ножнах для кинжала и сняла их. Теперь они бесполезны и могут стать уликой. Петра засунула их под одно из сидений и осмотрела свое платье под кремовой нижней юбкой. Кровь на нем не была видна на фоне цветочного рисунка.
   Но в ее памяти эти пятна останутся навсегда. Шекспир знал, о чем писал.

Глава 16

   Робин помогал готовить корабль, не переставая высматривать Варци и его людей. Ему очень не хотелось оставлять Петру одну в ее нынешнем состоянии, но он не мог рассчитывать на наблюдательность матросов. В любом случае чем меньше они проводят времени наедине, тем лучше. Напряжение, опасность и необходимость действовать создавали странные импульсы и разрушали самоконтроль.
   Солнце почти село, и вода начала подниматься. Пассажиры спокойно садились на пакетбот, но ящики, сундуки и другой багаж все еще загружали в трюм. Поблизости люди садились на небольшие, лично нанятые суда. Робин увидел одно, в котором уже сидели люди, и другое, на которое под тщательным присмотром грузили ящики. Бургундское? Портвейн? Коньяк?
   – Вы убегаете от злодеев, монсеньор?
   Робин обернулся и увидел парнишку. Длинное лицо и нос говорили о том, что он сын капитана.
   – Можно и так сказать, – ответил Робин. – Ты свободен? Если да, то помоги мне посторожить.
   – Хорошо, монсеньор!
   – Тогда заберись повыше и высматривай любого, кто ведет себя странно. Не садится на корабль, например.
   Мальчишка проворно забрался на паруса, охотно выполняя поручение. Парнишка был Робину по душе, но, увы, это не игра. Так же как его чувства к Петре д'Аверио. Они могли изменить, а возможно, и разрушить его жизнь.
   Робин прислонился к канату, наслаждаясь свежим ветром и золотистым вечерним светом, наблюдая за пустеющим причалом. Он думал о семье, долге и о матери, все еще горевавшей по своему мужу и ожидавшей, что Робин будет его копией, став графом Хантерсдаун.
   Его родители, добрые и заботливые, все внимание сосредоточивали на том, чтобы подготовить его к его будущему. Его учителя и наставники тщательно отбирались, а его успехи отслеживались. Его так же тщательно тренировали в элегантности, остроумии и шарме, как в латыни, греческом и науках. Он знал музыку и все искусства, и с юности его поощряли быть покровителем согласно его вкусам. Он не обладал особыми талантами, но никто не может быть совершенством.
   Его родители выполняли роль моделей, и он видел их именно такими – люди интеллекта, изящества и любезности. Ничто не было менее элегантным, чем излишнее проявление эмоций, особенно тех, что связаны с романтической любовью, а романтической любви не было места в вопросе брака, особенно для будущего графа. Нужно было выбрать невесту, близкую по характеру, образцового поведения, из подходящей семьи и с хорошим приданым. Родители Робина собирались подобрать ему идеальную невесту, и Робин не возражал, полностью доверяя их выбору. Он просил только подождать, пока ему не исполнится тридцать. Поскольку у него было два младших брата, родители согласились, взяв с него обещание не жениться без их согласия.
   Он считал это обещание все еще имеющим силу, а его мать никогда не одобрит Петру д'Аверио. Робин знал ее всего несколько дней. Нищая незаконнорожденная дочь английского лорда, который, вполне возможно, откажется от нее.
   Робин не думал, что Петра лжет, но ее мать могла быть не до конца искренна. Если у нее была связь с актером, наемным солдатом или даже с лакеем дворянина, она могла сказать, что это был дворянин.
   Послала бы она после этого свою дочь искать его?
   Увы, бывает, что ложь превращается в правду в головах некоторых людей, особенно через двадцать трудных лет.