Конечно, теперь она была в зеленом платье с цветочками, которое Робин хорошо знал, и он также знал, что она носит нижнюю юбку сверху. Она вспомнила его нежную заботу в саду «Золотого петуха»…
   Как могла пара хаотичных дней так глубоко проникнуть в ее сердце? Она шла дальше, сознавая, что отсутствие Робина Бончерча пожирает ее, словно дикое животное. Он был красив, но она знала красивых мужчин. Он был шалопаем, воспринимал все слишком легко, жил только для удовольствия и соблазнения…
   Петра попыталась выбросить из головы все мысли о нем и сосредоточиться на бегстве.
   Она была молода и энергична, но не привыкла ходить пешком на такие расстояния. У нее стали болеть ноги, ее мучила жажда. Когда она увидела уединенный коттедж – возможно, это была маленькая ферма, – Петра решила рискнуть. В конце концов, это была одна ферма из сотен. Каковы шансы, что охотники найдут ее достаточно скоро?
   Коричневая собака выбежала с рычанием, и Петра испугалась. Но тут появилась молодая женщина и придержала собаку. Молодая, но мрачная и подозрительная. Петра предположила, что выглядит не совсем респектабельно. Женщина позволила Петре зачерпнуть воды из колодца, но держала собаку рядом с собой и наблюдала за каждым движением Петры.
   Петре хотелось отдохнуть, но об этом не могло быть и речи. Она шла на север, где рельеф повышался и могло быть меньше населения, но когда облака закрыли солнце, стало холодно и ей пришлось надеть плащ.
   Когда день стал клониться к вечеру, Петра не смогла определить, где находится и где будет спать нынешней ночью.
   Робин прибыл в Иторн-Касл с болью в ноге и повязкой, промокшей под простыней. Как только карета остановилась, он сказал:
   – Начинай охоту.
   – Сначала я уложу тебя в постель и пошлю за доктором. На этой стадии несколько минут ничего не решат.
   – Будь все это проклято.
   Робин рассказал ему историю Петры. Торн, так же как и Робин, не мог поверить в то, что Петра разыскивает отца, который понятия не имел о ее существовании, и был склонен считать все это ложью. Робин утверждал, что это правда. Летний двор был в Ричмонд-Лодж, скромном доме в Кью, король держал там всего нескольких своих придворных. Ребус, если он существовал, мог быть где угодно.
   Торн заставил его сесть в портшез, принесенный двумя лакеями, чтобы отнести его в спальню.
   – Чума тебя побери, с ней может случиться все, что угодно! Я не могу валяться в кровати, как пожилая вдова!
   – Мы приложим все усилия, чтобы найти ее, – сказал Торн, когда они добрались до спальни. – В твоем присутствии нет необходимости.
   – По крайней мере, накрой чем-нибудь это покрывало, а то его зальет кровью.
   Торн удивленно вскинул брови, но лакею было дано задание, а Робину представился шанс дохромать до окна и посмотреть в него. Невозможно, чтобы тут появилась Петра, идущая к нему через пышный парк, но он должен посмотреть.
   Вошла одетая в черное экономка в сопровождении горничной, несущей большую простыню. Они накрыли ею постель, и Робина заставили лечь, облокотившись на гору подушек. Повернув голову, он мог видеть парк.
   Когда слуги вышли, Робин сказал:
   – Она не знает страну. Она выглядит как бродяга. Она говорит по-английски с акцентом. Что, если люди подумают, будто она француженка? После войны прошло совсем немного времени.
   – Ты, кажется, думал, что она может позаботиться о себе.
   Робин ударил кулаками по кровати.
   – Это она думает, что может сама позаботиться о себе. Сумасшедшая идиотка!
   Торн прислонился к столбику кровати, скрестив руки на груди. В отличие от Робина, который часто выглядел беззаботным, когда таковым не был, герцог Иторн часто выглядел мрачным, когда не был таковым, но сейчас он был весьма серьезен.
   – Вопрос в том, почему она убежала от тебя.
   – Секреты.
   – Какие секреты?
   Робин впал в бешенство.
   – Дьявол тебя побери! Да если бы я знал…
   Торн развел руками:
   – Прости, прости.
   Робин упал на подушки.
   – Она может быть шпионкой.
   – Из Италии.
   – Милан контролирует Австрия.
   – Это так, – произнес Торн, вдруг задумавшись.
   – Не обращай на меня внимания. Это все маскируется ее безумной идеей найти отца. Она не хочет, чтобы я знал, кто он, на случай, если она решит не объявлять о родстве. На самом деле она просто не доверяет мне.
   – Ты назвался ей фальшивым именем, – заметил Торн.
   – Тогда это не казалось важным. – Робин снова выругался. – Пауик и Фонтейн! Мне нужно послать инструкции. Дай мне письменные принадлежности и найди гонца.
   Кокетка тявкнула, требуя, чтобы ее подняли на высокую кровать. Торн довольно осторожно повиновался. Робин приласкал собаку, но сказал:
   – Чертовски неудобно иметь столько людей, о которых надо заботиться.
   – Ты граф, – сказал Торн, дергая за шнурок звонка у камина. – Ты отвечаешь за сотни людей.
   – Которые все, похоже, любой ценой стремятся позаботиться обо мне. И не смотри на меня так. Ты знаешь, что все они падают в обморок и умирают, если я требую что-то изменить.
   – Однажды это случится.
   – Они упадут в обморок и умрут? – Робин скорчил рожу. – Я знаю, но графство работает, как часы.
   – Тогда ты должен наслаждаться этим кусочком хаоса.
   – Это, – сказал Робин, – не хаос, это пытка. Будь добр, прикажи подать кофе.
   – Кофе, всегда кофе. Я думаю, ты любишь его больше, чем женщин. – Но Торн отдал приказ. Он пил только чай, однако держал кухарку, которая хорошо умеет варить кофе, только ради Робина. Со своей стороны Робин держал запасы любимых чаев Торна, хотя сам не любил этот напиток.
   Мысли Робина вернулись к Петре и ее почти экстатическому восторгу от кофе в Монтрё. Он бы предоставил ей лучший кофе, который она когда-либо пробовала. Они бы вместе исследовали все его разновидности. В Париже он узнал новый рецепт с шоколадом, коньячным ликером, мускатным орехом и взбитыми сливками, который мог бы довести ее почти до оргазма еще до того, как он поцеловал ее.
   – Конторка? – произнес Торн.
   Робин вздрогнул и обнаружил ее уже на своих коленях. Он достал бумагу и перо, которое Торн приготовил для него, и заставил свои мысли вернуться к делу.
   – Пауик и Фонтейн должны были ждать меня в лондонском доме, но они будут легкой мишенью для Варци.
   – Ты думаешь, он из чувства мести нападет на них?
   – Он способен на это – возможно, он думает, что они расскажут ему, где находится Петра.
   – Какое средневековье.
   – Похоже, Милан все еще в нем под своим внешним лоском и оперой. Где они будут в безопасности, но не связаны с тобой или со мной? Кристиан в Лондоне?
   – Выполняет свою норму придворной службы, поэтому он в Кью. – Кристиан, майор лорд Грандистон, был в королевской гвардии.
   – Проклятие, хотя это может оказаться полезным. Он узнает, не появятся ли там странные итальянцы. Мне нужно написать и ему тоже.
   – Полагаю, у меня достаточно бумаги.
   – Ратбон? – спросил Робин. – Полагаю, он в Дербишире. Эшарт?
   – Работает как пчелка над восстановлением разрушающегося Суррейского особняка. Женитьба, – сказал Торн, печально качая головой.
   – Идеально, – сказал Робин. – Он сможет использовать еще одну пару рук.
   – Уверен, он будет в восторге. Так же как и ты – вот твое отвратительное пойло.
   – Ни один человек с душой не может не любить кофе, – сказал Робин, когда лакей налил ему чашку, добавив сахар и сливки. Они все знали, как он любит кофе. Робин вдохнул аромат и сделал глоток.
   – Я понятия не имею, почему потворствую тебе в этом пороке.
   Робин захлопал ресницами.
   – Из любви. – Он вдруг посерьезнел. – Есть уже какие-нибудь новости?
   – Вряд ли. Мы узнаем, как только кто-нибудь вернется.
   Хотя и кипя внутри, Робин стал пить кофе и писать письма. Это было единственное полезное занятие, которое он мог делать. Он попросил Кристиана обращать внимание на всех итальянцев, особенно на мужчину, подходящего под описание Варци, и женщину с внешностью Петры. Он написал маркизу Эшарту в Чейнингс, Суррей, предупреждая его о приезде Пауика и Фонтейна. Написал пространные инструкции для своего секретаря, Тревельяна, относительно безопасности его людей в Лондоне и приложил инструкции для Пауика по переезду в Суррей.
   В общем и целом это было изнурительно.
   Прибытие доктора Брауна, авторитетного, средних лет и очень шотландского, дало некоторую надежду, что он скоро сможет начать действовать. Но пока Робин наблюдал, как доктор разбинтовывает рану, ему было страшновато. Он ведь почувствовал бы что-то, если бы рана загноилась?
   – Удовлетворительно, – объявил наконец доктор Браун.
   – Великолепно. Зашейте ее, сэр, потому что мне нужно заняться делами.
   – Ни в коем случае, милорд! Нет ничего более опасного, чем загнать яд внутрь.
   – Мне нужно встать, я должен иметь возможность ездить верхом.
   – Тогда убейте себя.
   Они напряженно смотрели друг на друга, но доктор был специалистом в своем деле, а у Робина были веские причины знать, что он прав. Будь все это проклято.
   – Завтра, милорд, если рана все еще будет выглядеть хорошо и появятся признаки заживления, я подумаю о швах. А пока вашей ноге необходим покой. Не двигайте ею. Иначе я не несу никакой ответственности за последствия.
   После ухода Брауна Торн сказал:
   – Можно подумать, что тебя впервые ранили.
   – По крайней мере с детства у меня не было ран.
   – Ты просто счастливчик. Оставайся таким и впредь.
   – Это Петра в опасности, а не я!
   – Она сама так захотела.
   – Нет, – сказал Робин. – В том, что она ушла, виноват я.
   Торн промолчал, только скептически приподнял бровь и пошел собирать карты местности, чтобы угадать маршрут, который могла выбрать Петра. В результате они пришли к выводу, что она могла выбрать бесконечное количество маршрутов.
   День тянулся медленно, и бездеятельность стала пыткой.
   Пришли сообщения, что видели женщину в красном плаще, которая просила воды на одной маленькой ферме. Были посланы люди прочесать тот район, но это было уже через несколько часов после того, как ее там видели. Робин снова взялся за карту, хотя знал, что это бессмысленно.
   Куда же она идет? Наблюдение на главных дорогах не дало ничего, так же как и расспросы на постоялых дворах. Неужели она шла всю дорогу пешком?
   Вечерело, близилась ночь со всеми ее опасностями. А что, если Петра исчезла в Англии и он никогда больше ее не увидит? Робин взял четки, лежавшие на столике возле его кровати. Помогают ли они неверующим? Этого Робин не знал, но стал перебирать четки и молиться.
   У Петры стало сводить желудок. В деревне она рискнула купить немного хлеба, сыра и легкого пива, которое пьют англичане. Она сказала, что идет в Лондон искать работу, и ей поверили.
   Ободренная, Петра пошла дальше, но все чаще делала остановки. Когда, прислонившись к дереву, Петра стояла на развилке дорог, раздумывая, по какой идти дальше, мимо пробежал парень.
   Услышав, что он кого-то зовет, Петра огляделась. По тропинке шел мужчина со связкой хвороста на спине, и парнишка спросил его о женщине в красном плаще. Мужчина покачал головой, и юноша побежал дальше. Петра судорожно сглотнула. Значит, Робин все-таки начал поиски, и если его люди ищут ее здесь, значит, район поисков обширен. Как могли они догадаться, где она находится? Петра не знала. Но потом вспомнила место, где просила воды. Возможно, они также нашли гостиницу, где она покупала еду. Петра засунула красный плащ глубоко под живую изгородь.
   Вернулась немного назад и пошла по тропинке, ведущей через выгон и в никуда. День клонился к вечеру. Сегодня ночью ей придется спать под открытым небом. Искать комнату в гостинице она не рискнет. Да и вряд ли ее туда пустят, поскольку она выглядит как бродяга. Нарушит ли она закон, если будет спать в сарае или проберется в какую-нибудь надворную постройку на ферме?
   Охваченная отчаянием, Петра, едва волоча ноги, шла по тропинке, когда живая изгородь справа от нее стала ниже. Церковный шпиль недалеко впереди свидетельствовал о том, что она приближается к деревне. Петра постояла немного и в полном изнеможении пошла дальше, в глубине души надеясь, что ее поймают и вернут обратно под защиту Робина Бончерча.
   – Добрый вечер.
   Петра вздрогнула, сердце бешено забилось. Живая изгородь здесь была ей по грудь, и из-за нее на Петру смотрела пожилая женщина в соломенной шляпе с огромными полями и с торчащими во все стороны седыми волосами.
   – Добрый вечер, мэм, – сказала Петра и поспешила дальше.
   – Куда вы идете? – вслед ей спросила женщина.
   – В Лондон, – ответила Петра.
   – Отсюда до Лондона далеко.
   – К сожалению, да.
   – И не в эту сторону. Лондон отсюда на север.
   – Тогда я поверну на север, когда смогу. – Петра старалась говорить без акцента, но знала, что это у нее не получается. Она улыбнулась и пошла дальше.
   – А зачем вы туда идете? – снова спросила женщина.
   – Ищу работу.
   Женщина вытерла пот со лба грязной узловатой рукой.
   – Вы можете пополоть здесь за ужин, если хотите.
   Петра посмотрела на аккуратные грядки позади женщины и призналась:
   – Я не знаю, как выглядят сорняки.
   Женщина кивнула:
   – Я сразу догадалась, что вы леди.
   – Иногда и леди приходится искать работу.
   – И откуда же вы с такими темными глазами? Из-за границы?
   – Из Италии, – ответила она.
   – Вот это да! Я накормлю вас ужином за несколько историй. Очень хочется узнать, что за страна Италия.
   Возможно, разумнее было бы идти дальше, но Петра очень хотела есть и нуждалась в простом человеческом участии.
   – Тогда спасибо вам.
   – Входите через калитку, – сказала женщина и поковыляла к дому.
   Петра пошла за ней и оказалась в крошечной комнатке с небольшим очагом, встроенным в стену. Через открытую дверь виднелась небольшая гостиная, обставленная простой мебелью.
   – Я миссис Уоддл, – сказала женщина, подвесив горшок над огнем.
   Если кто-то из преследователей Петры выследит ее здесь, мелкая ложь не поможет.
   – Мисс д'Аверио, – сказала она. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
   – Нет, садитесь. Вы выглядите так, будто целый день шли пешком. У меня есть суп и хлеб. Простая еда.
   – Что может быть лучше? И пахнет чудесно. – В отличие от отвратительного варева той старой карги.
   – В нем есть немного ветчины, – с гордостью сказала миссис Уоддл. – Пить хотите? Там в кувшине есть вода.
   Петра встала, наполнила обколотую по краям кружку и напилась.
   – Италия, – мечтательно произнесла миссис Уоддл, приглядывая за котелком. – Вы, видимо, папистка.
   – Скорее всего, да.
   – Господу нужны всякие, вот что я всегда говорю. Зачем же вы скитаетесь по Англии, дорогуша? Уверена, вы не привыкли к ней.
   Петра не нашлась, что ответить и согласилась.
   – Я была горничной у одной английской леди в Милане. Но ей мои услуги нужны были лишь до тех пор, пока она не доберется до дома, поэтому, когда мы прибыли в Дувр, она вышвырнула меня на улицу.
   – Как это жестоко. Но почему именно Лондон? Этот огромный город, полный греха.
   – У меня там родственники, – стала фантазировать Петра. – Честно говоря, мэм, муж моей хозяйки увлекся мною. Конечно, я не хотела иметь с ним никакого дела, но она не смогла этого вынести. Поэтому я даже не знаю, где нахожусь. Я боялась ехать прямой дорогой в Лондон из страха, что он станет меня преследовать. Пожалуйста, если какой-нибудь джентльмен заинтересуется мною, не выдавайте меня.
   – Будь уверена, не выдам, дорогуша, но у такой красавицы, как ты, эта проблема будет возникать снова и снова.
   – Знаю, – сказала Петра. – Моя внешность – моя погибель.
   – Тебе нужен хороший мужчина, вот что.
   – Как и любой женщине.
   – Только не мне, – сказала хозяйка, усмехнувшись беззубым ртом. – Я похоронила двоих, и с меня хватит. У меня три замужних дочери и два сына, они не забывают свою мать, поэтому мне не нужен мужчина такой же старый, чтобы заботиться о нем, как о младенце.
   Петра заставила себя рассмеяться, хотя с трудом сдерживала слезы. Она нашла здесь тихую гавань, но скоро ей придется уйти.
   – Тебе есть, где остановиться на ночь, дорогуша?
   Петра внимательно посмотрела в доброе лицо миссис Уоддл и ответила:
   – Нет.
   – Тогда оставайся здесь. Я не могу позволить тебе в темноте бродить по дорогам. Могу подобрать тебе кое-какую одежду. У меня, конечно, нет ничего подходящего для такой, как ты, но есть старые вещи моих дочерей. А свои хорошие вещи ты сможешь сберечь. Ты же не хочешь появиться перед лондонскими родственниками вся в грязи после многодневной дороги?
   Петра посмотрела на щедрую женщину:
   – Я была бы вам очень благодарна, миссис Уоддл. Я могу заплатить…
   – Нет-нет, ни в коем случае! Ты расскажешь мне об Италии, о нарядах и драгоценностях, которые носят богатые дамы, для меня это лучше всяких денег.
   Петра едва сдерживала слезы. Миссис Уоддл поняла и, чтобы не смущать ее, отвернулась.
   Петра провела чудесный вечер. Она с искренней благодарностью приняла поношенную одежду. Залатанная во многих местах, она была чистой и хранилась в сундуке с лавандой. Переодевшись, Петра вычистила свое платье и нижнюю юбку и повесила их во дворе на веревку проветриться. Она немного задержалась, глядя на закат, позволив себе приятные мысли и воспоминания, прежде чем похоронить их глубоко в своей душе.
   Петра повернулась, чтобы полюбоваться крошечным садиком, где были грядки с овощами и бобами, вьющимися по высоким кольям. Рядом стоял курятник, по саду разгуливали три курицы. У порога росли травы – лаванда, мята, чабрец, укроп и другие, а сладко пахнувший душистый горошек вился по засохшим веткам у заднего окна.
   С одной стороны, очаровательно, но она видела покосившиеся стены дома и плохо подогнанные двери и окна. Зимой здесь наверняка холодно.
   В сад прокралась кошка, остановилась и прошмыгнула в дом. Когда Петра вошла, она обнаружила кошку у кухонного очага, свернувшуюся клубочком у ног миссис Уоддл.
   Они поели наваристого супа, а остаток вечера провели в маленькой гостиной. Петра помогала чинить белье, развлекая хозяйку рассказами. В свою очередь, она узнала, что миссис Уоддл не совсем одинока. Большинство ее родственников жили в деревне Спинхерст и частенько навещали ее.
   Наконец миссис Уоддл зажгла сальную свечу, но она давала слишком мало света для шитья, а Петра слишком устала. Она подозревала, что женщина обычно ложится спать вместе с солнцем, поэтому попросила позволения пойти отдыхать. Петра поднялась в мансарду, где хозяйка заранее застелила одну из четырех узких кроватей. Она разделась и устроилась под цветастым одеялом.
   Этого она просила у Робина, о, как давно это было, и вот сейчас это практически осуществилось. Она помолилась о том, чтобы его рана поскорее зажила, чтобы он почувствовал свой долг выполненным, продолжал вести прежний образ жизни.

Глава 22

   Петра проснулась от крика петуха, вырвавшего ее из сна, в котором они с Робином искали друг друга на маскараде, где им постоянно мешали враги в масках. Петра знала, где он находится – в Стаутинге, под опекой своего друга «капитана Роуза». Но он будет беспокоиться.
   Она вспомнила, как он был добр к Кокетке, хотя на самом деле не хотел собаку, и как искренне заботился о своих слугах у мамаши Гулар. Мужчин учат защищать женщин, и некоторые воспринимают это серьезно. Именно таким был Робин.
   Петра села. Ничего не поделаешь. Она должна найти способ передать ему послание, чтобы заверить его, что с ней все в порядке. Она поднялась с постели, морщась от боли в мышцах, и оделась в новую одежду. Поверх рубашки Петра завязала льняную юбку, которая, вероятно, когда-то была коричневой, но со временем полиняла. Она добавила корсаж цвета ржавчины со шнуровкой спереди, радуясь, что этот скорее немного великоват и из него ничего не будет выпирать. Простые, до локтей рукава рубашки закрывали ее руки. Еще был чепец с оборкой, скрывающий ее лицо, и коричневая вязаная шаль.
   Она спустилась вниз, и старуха радостно улыбнулась, увидев ее:
   – Хорошо выспалась, дорогуша?
   – Очень хорошо, спасибо. Вы так добры.
   – Ничего подобного. Для меня это удовольствие. Садись и скушай яйцо.
   На столе был только хлеб грубого помола и вода, но женщина сварила каждой по яйцу и поставила миску слив, которые росли у нее в саду.
   – Ты уверена, что хочешь идти дальше, дорогуша? – спросила миссис Уоддл.
   Петра улыбнулась ей:
   – Я не могу остаться здесь. Ведь на самом деле я иду не в Лондон.
   – А куда?
   Из осторожности Петра назвала один из городов по пути. Кто-то из людей Робина может найти это место.
   – В Гилдфорд. Это к юго-западу от Лондона.
   – Никогда не слышала о нем, – сказала старая женщина, – но Тэд Хайт из «Трех петухов» наверняка слышал.
   Петухи. Робин. Предзнаменование? Кокетка. Кок-Робин. «Золотой петух». «Три петуха».
   – Я бы хотела послать письмо, но понятия не имею, как это делается в Англии. – Сможет ли она скрыть место, откуда оно отправлено?
   – Письмо, – повторила миссис Уоддл так, будто Петра сказала: «Я бы хотела поймать единорога». – У Парсона должны быть перо и бумага, и у сквайра, и, вероятно, у миссис Кершо, которая живет около церкви, но…
   – Пожалуйста, не беспокойтесь, – быстро проговорила Петра. – Мне бы не хотелось посылать его отсюда.
   – У Тэда должны быть бумага и чернила. Приходится много писать и считать, когда держишь таверну. Мы сходим туда после того, как поедим.
   Но когда они пришли в деревню, Петра поняла, что это было неразумно. Любой преследователь, пришедший сюда, узнает все об иностранке – гостье миссис Уоддл. Все радостно приветствовали их. Часто это было «Элли», дважды «ма» и один раз «бабуля». И все спрашивали: «Кто это с вами?»
   И каждому миссис Уоддл отвечала:
   – Очень милая молодая леди из-за границы. Я помогаю ей в пути.
   «Три петуха» были всего лишь коттеджем, в котором все дела велись в передней комнате, со знаком гостиницы, грубо нарисованном на фасаде. Они вошли через черный ход, и миссис Уоддл крикнула: «Доброе утро!» – входя через открытую дверь.
   После удивленных, но радушных приветствий была рассказана история Петры.
   – Бог мой! – воскликнула коренастая и розовощекая миссис Хайт. – Я принесу бумагу и письменные принадлежности, хотя одному Богу известно, когда ими в последний раз пользовались.
   – Значит, Гилдфорд? – сказал Тэд Хайт. – Посидите немного, тетушка. И вы, мэм.
   Петра села.
   – У вас вся деревня – родственники?
   Женщина усмехнулась:
   – Не совсем, дорогуша. Тэд – сын моей кузины Мегси, но в общем-то тоже родственник.
   Миссис Хайт вернулась с двумя листами бумаги, несколькими перьями и маленьким горшочком.
   – Чернила высохли, – сказала она, – но можно добавить немного воды.
   Петра все осмотрела, попросила острый нож и очинила перо. Когда чернила были готовы, она обмакнула в них перо и задумалась, прежде чем спросить:
   – Какой сегодня день и какое число?
   Как странно этого не знать.
   – Сегодня пятница, мэм. Двадцатое июля.
   «Моему замечательному защитнику.
   Знаю, что вы, должно быть, волнуетесь, и это плохое вознаграждение за вашу доброту. Но пожалуйста, знайте, что у меня все хорошо, я у друзей. Надеюсь, что и у вас все в порядке».
   Она знала, о чем нужно написать обязательно.
   «Я сдержу свое слово. Если попаду в затруднительное положение, непременно обращусь к вам за помощью. Если же не получите от меня весточки, знайте, что ничего плохого со мной не случилось. Прощайте, друг мой. Вам будет легче танцевать по жизни без камушка в туфле».
   – Вот, смотрите, – с гордостью воскликнула миссис Уоддл, – ну разве это не красиво?
   Складывая письмо, Петра решила, что однажды пришлет этой доброй женщине образец прекрасной каллиграфии, написанный на плотной гладкой бумаге.
   Мистер Хайт принес немного сургуча и свечу. Осторожно накапал сургуч на письмо, и Петра запечатала его. Для прочности Петра прижала его еще раз пальцем, вспомнив о печатке Робина. Однако это было доказательством лжи – что он каким-то образом солгал ей о своей личности.
   Она перевернула письмо, еще раз обмакнула перо в чернила и написала:
   «Робину Бончерчу, эсквайру, через капитана Роуза. Гостиница «Черный лебедь»; Стаутинг, Кент».
   Она встала и поблагодарила их.
   – Я найду способ отправить его где-нибудь дальше по дороге.
   Мистер Хайт о чем-то думал.
   – Вам нужно в Мейдстоун, он на Гилдфордской дороге. Это хорошая дорога, и совсем недалеко, к северу отсюда.
   – Там ездят дилижансы? Сколько может стоить место в дилижансе? – Петра была уверена, что не сможет идти пешком еще целый день.
   – Это будет дорого, мисс, но вы можете доехать дешевле в фургоне.
   – В фургоне?
   – На Гилдфордской дороге полно фургонов, которые перевозят товары, понимаете? Едут они медленно, но стоит это дешево. Сбережет ваши подошвы, – добавил он со смешком, что ничего не значило для Петры.
   – Подошвы на твоих туфлях, дорогуша, – пояснила миссис Уоддл. – И твою бессмертную душу.