– А где поводок к его теперешнему наряду? – спросила она. – Глупое создание хочет, чтобы ее растоптали.
   – Пусть бежит. Он будет рад избавиться от обузы.
   – Не может этого быть.
   – Нет? – Камердинер ухмыльнулся. – Он приобрел ее, чтобы произвести впечатление на одну версальскую красавицу. А когда добился своего, сучка стала ему не нужна.
   «Которая сучка?» – подумала Петра, ей было неприятно, но в то же время любопытно.
   – И все же глупое создание продолжает донимать его, – вздохнул камердинер. – Они так часто это делают, досаждая ему.
   – Это предупреждение для меня, Фонтейн? – Когда камердинер ухмыльнулся, Петра сказала: – Забудьте об этой одежде и помните о моей рясе. И даже будь я обычной леди, меня не заинтересовал бы такой мужчина, как он.
   – Вы были бы единственной из всех женщин.
   – Леди Содуэрт тоже не впала в экстаз. Так же, как женщины Гулар. Где поводок Кокетки?
   – Я полагаю, в кармане его сюртука. А его сюртук неизвестно где.
   Петра огляделась.
   – Если он был при дворе, где его придворные костюмы?
   – Он отсылает их в повозке, чтобы быстрее ехать. Я предупреждал его, что однажды они будут потеряны или украдены, но ему все равно. К тому же мы прибываем в Лондон раньше их, и если случается какой-нибудь большой прием, мне приходится на скорую руку придумывать что-то из его старой одежды.
   – Мистеру Бончерчу нравится мода и придворная элегантность? – спросила Петра, наблюдая, как покрытый пылью мужчина работает, отпуская шуточки помощникам.
   – Когда он в настроении.
   Камердинер сказал правду, подумала Петра. Робин – человек настроения. А оно у него постоянное меняется.
   Кокетка все еще вертелась, стараясь добраться до своего обожаемого хозяина, так что Петра пошла вдоль ухабистого края дороги. Пока они шли, Кокетка изливала ей свое недовольство.
   – Ошейник в драгоценностях и украшенные поводки под каждый костюм. Он использовал тебя, а теперь отдал бы любому, кто согласился бы тебя взять. А ты обожаешь его.
   Кокетка наклонила набок голову, словно обдумывая сказанное.
   – Но ты не можешь по-другому. Да? Влюбленная женщина забывает о гордости. Я слишком хорошо все это знаю. С Лудо у меня было то же самое, но я старалась этого не замечать.
   Петра вздохнула. Вдруг она увидела малину. Длинные стебли пробивались через изгородь. Петра сунула Кокетку под руку и стала есть ягоды, читая собачке лекцию о гордости, предусмотрительности и безнравственности привлекательных мужчин.

Глава 11

   – Мария!
   Петра вздрогнула и обернулась. Робин стоял подбоченившись и смотрел на нее.
   Петра поспешила к карете. Теперь их стояло уже шесть.
   – Зачем кричать? Я не глухая.
   Робин взял собачку.
   – Залезайте внутрь. Мы можем ехать.
   Попавшие в аварию кареты оттащили к обочине, а их карета стояла на ровной дороге. Оказавшись внутри, Петра сказала:
   – Простите. Я не привыкла к этому имени. – Она хотела забрать у него собачку, но Робин сел в карету и захлопнул дверцу.
   – Мне показалось неразумным кричать «Петра».
   Значит, он тоже думал о том, что ее преследуют.
   Когда карета медленно двинулась вперед, Петра покачала головой, видя, что Робин весь в пыли. На нем по-прежнему была только рубашка. Ни сюртука, ни жилета.
   Кокетка спрыгнула вниз и встряхнулась.
   – Слишком пыльный на ее вкус, – сказал он с улыбкой. – Слишком грязный для вас, чтобы целоваться?
   – Грязь не имеет к этому никакого отношения.
   – И все же я должен вымыться. Скоро мы будем в Монтрё и там остановимся.
   – Нет необходимости…
   – Я должен принять ванну. И вы тоже, простите за неделикатность.
   – Я вымоюсь, но мне не во что переодеться, разве что в монашеское одеяние.
   – Ах да, одежда. Это тоже можно купить в Монтрё. Петра, нам все равно придется остановиться там. Это последний шанс нормально поесть до Булони.
   – А мы не можем что-нибудь купить по дороге?
   – По-вашему, мои люди должны есть прямо в седле? Они заслуживают отдых.
   Против этого невозможно было возразить, но сколько времени займет ванна и хорошая еда? Как далеко находятся леди Содуэрт и Варци? Стоило ли спешить, если они на несколько часов остановятся в претенциозном отеле «Французский двор»?
   – Посмотрите на Монтрё, – сказал он.
   Через переднее окно над движущимися крупами лошадей Петра увидела холм, увенчанный серыми крепостными стенами.
   – Нам придется подняться туда? Это займет целую вечность!
   – Не до самого верха, карета поедет не спеша, а мы пойдем, это займет гораздо меньше времени, а заодно полюбуемся городом, он необычайно красив.
   – Мистер Бончерч, мы не на увеселительной прогулке.
   – Я там был до того, как встретил вас. – Он улыбнулся. – Дело в том, что корабли из Булони отплывают во время прилива, поздним вечером. Так что спешить нет смысла. Все равно придется торчать в весьма неинтересном городе.
   – Вы не воспринимаете это всерьез.
   Он пожал плечами:
   – Такова моя натура. Но вы могли убедиться в том, что в случае необходимости я могу быть серьезным.
   Петра не могла этого отрицать.
   Робин с сочувствием смотрел на свою мрачную загадку. Его тон обидел ее, но это действительно было в его натуре – воспринимать все как можно легче. Петра же видела все в мрачном свете. Действительно ли ее преследует миланский любовник или это плод ее воображения? Она не выдумала опасность прошлой ночи, но он сказал правду. Спешка означала лишь больше времени, проведенного в Булони, а ей будет безопаснее здесь, в роскошном отеле «Французский двор».
   Лошади с усилием поднимались по склону к городу, пока им не встретилась более крутая, но быстрая тропа.
   – Отсюда мы пойдем пешком, – сказал Робин. Он достал из кармана тонкий кожаный поводок и прикрепил к ошейнику Кокетки.
   Робин вышел из экипажа и повернулся, чтобы предложить ей руку. Петра воспользовалась его помощью, но, едва оказавшись на земле, отпустила его руку, когда их пальцы соприкоснулись и между ними пробежала искра.
   Петра шла впереди, темный плащ скрывал ее кричащий провокационный наряд. Но одежда не имела к этому никакого отношения. Петра посылала в него молнии даже в своем унылом монашеском одеянии.
   Наконец Петра остановилась и с мрачным видом повернулась к нему:
   – Вы собираетесь так идти весь день?
   – А мне нравится. Полюбуйтесь, какой вид.
   – Великолепный, – равнодушно произнесла она, – но у нас нет времени.
   Робин взял Кокетку и догнал Петру.
   – Тогда к делу. Какую одежду вы хотите?
   – У нас нет времени, – сказала она, не останавливаясь.
   – Мы покончили с этим. Неужели после ванны вы намерены снова надеть эти тряпки?
   – Я не буду принимать ванну.
   – А я буду и хочу надеть чистую одежду.
   – В сундуке у меня есть чистое платье.
   – В одеянии монашки вас сразу узнают ваши преследователи. Я куплю вам что-нибудь подходящее.
   – Я и без того у вас в долгу.
   – Это мелочи.
   – Я знаю, чего вы потребуете взамен.
   – То, о чем вы говорите, я никогда не требую.
   – Вы просто соблазняете, даря подарки вроде смешной собачки.
   Робин посмотрел на Кокетку:
   – Тебя только что оскорбили. Жаль, что ты не кусаешься. – Он посмотрел на Петру.
   – Простите, – сказала она. – Но вы всегда хотите, чтобы все было по-вашему, совершенно не считаясь со мной.
   – Я хочу вас в моей постели, Петра, но не надеюсь, что все будет по-моему. И не стану этого добиваться. Но если бы мое желание исполнилось по обоюдному согласию, был бы счастлив.
   Он коснулся ее локтя и почувствовал, что она дрожит.
   – Вы не можете снова надеть ваш монашеский наряд, вам нужна приличная одежда до того, как мы приедем в Англию.
   – Вот вы опять.
   – Но я прав.
   Она остановилась на мгновение и пошла дальше.
   – Несомненно, – прошептал Робин собаке, – я дурак.
   Робин позволял женщинам использовать его или обманывать, но лишь до тех пор, пока это его забавляло. Где лежит награда в этой напряженной, скрытной женщине? Будь у него здравый смысл, он отвез бы ее в Дувр, позволил ей сбежать и забыл о ней. Но он не мог. Как и Кокетка, Петра теперь нуждалась в его заботе, пока он не убедится, что она в безопасности.
   Они вошли в городские ворота, и Робин указал направление. Петра пошла в указанную им сторону, но сказала:
   – Я могла бы одеться юношей. Волосы у меня короткие, в этом случае меня бы тоже никто не узнал.
   – Господи, да никто, кроме слабоумного, не поверит, что вы мужчина. А если поверит, вам будет грозить опасность.
   – Я умею пользоваться пистолетом и шпагой. Вы это видели.
   – Некоторые мужчины вожделеют красивых молодых людей больше, чем красивых молодых женщин.
   Петра взглянула на него:
   – Тогда ваша жизнь, должно быть, полна опасностей.
   Он удивленно посмотрел на нее, потом рассмеялся и покачал головой:
   – Идемте внутрь. А то перегреетесь на солнце.
   Петра вошла в пугающе величественный отель, жалея о последних словах. Робин прав. Она, должно быть, потеряла разум. И все из-за него. Он красив. Когда они соприкасаются, летят искры.
   В отеле было полно людей. Элегантно одетые мужчины и женщины. Слуги хорошо вышколены. Вскоре Петра и Робин оказались в роскошном номере из нескольких комнат. На столе фрукты, вино, пирожные, через несколько секунд принесли кувшины с теплой водой для мытья. Робин заказал еду и две ванны.
   Петра хотела возразить из принципа, но если он собирается купаться, почему она должна отказываться от этого удовольствия? Он разговаривал со служанкой.
   – Вы видите, что моя сестра пострадала в пути. Ее сундук потерялся, а одежда, в которой она была, испортилась. Будет ли возможно подыскать для нее что-нибудь подходящее?
   Горничная краснела и волновалась под шармом его красоты.
   – Не знаю, монсеньор. Я бы хотела помочь, но у меня есть обязанности…
   – Я за все заплачу, включая плату хозяину гостиницы за ваше потерянное время.
   Она присела в реверансе:
   – Сейчас узнаю, монсеньор. Я постараюсь.
   Петра съела пирожное, и настроение ее улучшилось.
   – Спасибо. Прошу прощения, что надоедаю вам.
   – О, дорогая, вы, должно быть, в ужасном состоянии, если опустились до смирения.
   – Я не…
   – Мир! – Он налил золотого вина в два бокала и протянул один ей. – Петра, прошло меньше суток с того момента, как мы встретились. Учитывая все, что случилось за это время, я восхищаюсь вашей стойкостью.
   Она глотнула сладкого вина и вдруг в полном изнеможении опустилась в кресло у окна.
   Двустворчатое окно было открытым. Дул легкий ветерок, вид из окна был прекрасным. Она видела дорогу, по которой они ехали, по дороге двигались в обоих направлениях экипажи. Она поискала глазами Варци и его людей, хотя знала, что на таком расстоянии ничего невозможно разглядеть.
   Робин подошел и сел рядом с ней, солнце играло в его пыльных волосах, глаза стали еще синее на грязном лице.
   – Расскажите мне о ваших преследователях.
   Петра сделала глоток вина. Ей следовало рассказать, но это была такая безумная история, и это значило, что ей придется рассказать ему о ее глупости и грехе с Лудо.
   – Кое-кто не хотел, чтобы я покидала Милан.
   – Мужчина, вы сказали. У вас был любовник?
   Ей хотелось отрицать это, но правда должна разрушить любые романтические идеи, которые он мог иметь. Она посмотрела ему в глаза и ответила:
   – Да.
   Никакой видимой реакции.
   – И что он теперь? В отчаянии? Хочет отомстить? Злится?
   – Считает себя собственником.
   – А-а.
   – Я рада, что вы понимаете это, потому что я не понимаю, особенно теперь, когда он женат.
   – Это не имеет значения. Хотя его жена не может быть счастлива, поскольку он гоняется за вами по всей Европе. Он не боится ее гнева?
   – Он никого не боится.
   – Его имя?
   – Лудовико.
   – Лудовико, а дальше?
   В дверь постучали.
   – Войдите, – крикнул Робин.
   Слуга объявил, что ванны готовы. Робин встал и отблагодарил его мелкой монетой. Затем повернулся к ней, чтобы предложить руку, как джентльмен, ведущий даму танцевать. Петра вложила свою руку в его. Неразумно. Он шагнул ближе и поднес ее руку к своим губам.
   Она выдернула руку.
   – То, что у меня был любовник, – резко сказала она, – не делает меня легкой добычей.
   Его глаза сверкнули весельем.
   – Моя дражайшая Петра, только болван вообразил бы вас легкой добычей. Вам очень подходит ваше имя – «камень».
   – Петронилла. Камушек.
   – Маленький камушек в туфле может быть пыткой.
   – Я не хочу причинять вам боль.
   Он рассмеялся:
   – Петра, Петра, я пошутил. Вы не сделаете мне больно.
   – Вы доводите меня до бешенства. Самодовольный, беззаботный англичанин со своей глупой собачкой и нелепыми поводками, который ничего не знает о мире. Вы представить себе не можете, что опасность когда-нибудь коснется и вас!
   – Прошлой ночью опасность коснулась нас обоих.
   – Крестьянки, – презрительно бросила она. – И мы были хорошо вооружены, в то время как у них был только кухонный нож.
   – И яд, – добавил Робин. – Никогда, никогда не забывайте о яде. Короли и могучие воины были повержены при помощи яда. И красивых женщин, которым они слишком доверяли.
   Петра пристально смотрела на него, уязвленная этой правдой. Он открыл дверь в ее спальню, где поднимался пар над застеленной простынями ванной и ждала горничная в чепце.
   – В данный момент наша единственная опасность – это упустить наслаждение. Идем, дорогая сестра, и погрузимся в него.
   Петра вошла в комнату, закрыла дверь перед его носом и прислонилась к ней спиной. Ей не следовало поддаваться слабости и признаваться в преследовании и опасности. Но она должна была предотвратить задержку и попытаться предостеречь его. Она подвергала невинного, очаровательного Робина Бончерча опасности…
   – Мадам? – напомнила озадаченная горничная. Петра выпрямилась, ванна влекла ее, как сирена. Она пошла вперед, снимая чепец и развязывая корсаж.
   – Луиза пошла искать вам одежду получше, мадам, – сказала горничная, с любопытством глядя на волосы Петры. – С разрешения месье Белмартена, конечно.
   – Это очень мило с ее стороны. – Петра сбросила корсаж и развязала юбку. – А вы?
   Девушка еще раз поклонилась.
   – Нанетт, мадам.
   Ванны в монастыре были редким удовольствием, и их принимали в рубашке. Петра д'Аверио наслаждалась роскошными ваннами, и всегда нагишом. Но к бедру у нее был привязан нож.
   – Пожалуйста, – сказала она, – уберите эту одежду.
   Горничная собрала юбку, корсаж и чепец.
   – Что я должна сделать с ними, мадам?
   – Все, что хотите.
   Горничная вышла. Петра быстро отвязала нож, потом сняла рубашку и завернула в нее нож. Она надеялась, что горничная принесет чистое нижнее белье, потому что она вряд ли сможет снова надеть эту рубашку.
   Петра вошла в ванну. Не очень горячая вода слабо пахла успокаивающим розмарином. Петра со вздохом откинулась на спину. Какое это было наслаждение!
   Так же как и он, предположила Петра, лежит обнаженный в ванне в соседней комнате. Как он без одежды? Петра думала о нем как об Аполлоне, стоявшем в лоджии их дома. Лудовико был красивым, но холеным. У него уже появился животик. У Робина его наверняка нет. Петра видела его в действии прошлой ночью, часть его груди сегодня утром. Особенно после того, как он сражался с тем колесом, закатав рукава.
   Он напоминал статую святого Михаила. Широкие плечи, узкие бедра, выпуклые мускулы на животе. Святой был одет в римские военные доспехи, облегающие каждый контур, но скрывающие неуказанные места. Но все равно шли религиозные дебаты о том, имеют ли ангелы эти места или эти потребности.
   Что только доказывало, что Робин Бончерч совсем не ангел.
   – Мыло, сестра?
   Петра вздрогнула и села. Она даже не слышала, как горничная вернулась.
   – Я что, заснула? Вы правы, на это нет времени.
   Она взяла мочалку и мыло и принялась скрести каждый дюйм, избавляясь от грязи Гуларов. Вода скоро стала грязной и покрылась пеной, но она сможет ополоснуться. Во всяком случае, грязи на ней больше нет. Она попросила служанку потереть ей спину, а потом вымыть ей голову в тазу с чистой водой. Когда Петра легла на спину, она вспомнила, как ее горничная, Мария-Роза, это делала. Тогда это занимало много времени, когда ее густые длинные волосы доставали до бедер.
   Милая Мария-Роза. Она была не только служанкой, но и подругой. Как они болтали и смеялись. Она действовала как подруга или думала, что действует, когда устраивала ее встречи с Лудовико.
   Восхитительное тайное ухаживание, как тогда на это смотрела Петра. Умное тайное соблазнение с его точки зрения. Предупреждения ее матери оказались правдой – мужчины все обманщики и как только добьются своего, бросают женщину. Она должна помнить об этом. Даже ее английский отец, который, как считала ее матушка, поможет своей незаконнорожденной дочери, был соблазнителем и дезертиром.
   Горничная замотала голову Петры полотенцем.
   – Вот, мадам. Если вы встанете, я ополосну вас.
   Петра поднялась, служанка взяла большой кувшин и встала на табурет, чтобы вылить тепловатую воду и смыть оставшуюся пену. После чего Петра вышла из ванны и завернулась в большое полотенце. Она вытиралась, когда кто-то постучал в дверь. Она не могла не вздрогнуть от тревоги и не бросить взгляд на свою рубашку и завернутый в нее нож.
   Перед входной дверью была поставлена ширма, и Нанетт исчезла за ней. Она быстро и тихо переговорила с кем-то, потом вернулась, улыбаясь, со свертком в руках.
   – Одежда, мадам. Я волновалась, что вам придется есть, завернувшись в простыню!
   Она разложила чистую рубашку, бледную нижнюю юбку и платье из зеленой ткани, украшенной цветочками. Петра сразу же подумала, что все слишком красиво. Было ли это чувство вины, что она бросила монашеское одеяние, или тревога о реакции Робина? Как бы то ни было, у нее нет выбора.
   Она надела рубашку и нижнюю юбку.
   – О, мадам, мы забыли про корсет!
   – Не важно, – сказала Петра, беря платье. В нем были два кармана, в которые можно было проникать сквозь прорези. Это хорошо, очень хорошо. Она сможет носить в них ее драгоценный молитвенник. Петра сожалела, что оставила его в карете.
   Петра быстро оделась. Платье плотно облегало грудь, но это компенсировалось отсутствием корсета. Оно сидело достаточно хорошо и было почти нужной длины.
   Но когда Петра повернулась к зеркалу, то поняла, что не зря беспокоилась. Платье было слишком красиво, с довольно низким корсажем. Цвет ей очень шел. Прошло много лет с тех пор, когда она носила что-то, кроме монашеского платья, – если не считать одежду Гулар. К своему удивлению, она почувствовала себя уязвимой.
   – Что-то не так, мадам? – спросила горничная.
   – Мои волосы. – Петра использовала это как отговорку, касаясь их.
   Они действительно выглядели своеобразно. Короткие, они после мытья превратились в буйство кудряшек. На херувиме это было бы очаровательно; на взрослой женщине выглядело нелепо.
   – Это необычно, мадам, но красиво. Так модно там, откуда вы приехали?
   Петра ответила, что модно. Другого объяснения она не могла придумать.
   – Вместе с платьем принесли чепчик, мэм.
   Петра схватила его, удивленная, какой действующей на нервы оказалась эта смена одежды. Чепец был похож на тот, что она носила с монашеским платьем, но свободнее и более легкомысленный. Оборка впереди была широкой, кружевной, без вдовьего выступа. Он завязывался под подбородком, но широкой шелковой лентой. Петра увидела и шляпку, если диск из соломы заслуживал такого названия. Ленты в тон платью образовывали узел на верху шляпки, а в добавление к ним сзади свисал еще целый ярд ткани.
   – Это, наверное, был чей-то любимый наряд, – сказала Петра, гадая, не стоит ли за этим трагедия.
   – Луизиной сестры, мадам. Она очень гордилась им, но сейчас она носит второго ребенка, так что вряд ли он ей понадобится после родов, не беспокойтесь, мадам. Ваш брат хорошо заплатил.
   – И тем не менее я благодарна. – Петра нервно разгладила платье на бедрах. Никаких обручей или крахмальных нижних юбок. – Я пока не надену шляпку, но есть ли у меня туфли?
   – О! Простите. Луиза взяла те странные сандалии, чтобы знать размер. Пойду посмотрю, что она нашла. И чулки тоже. Как она могла забыть о них?
   «Обычная женщина носила бы свои собственные», – подумала Петра.
   Раздался стук в дверь гостиной, и из-за нее донесся голос Робина:
   – Ты готова, Мария? Еду уже подали.
   – Иду! – крикнула Петра, жестом отпустив служанку. Она вытащила нож из рубашки, снова привязала его к бедру и пошла к двери. Однако открыв, осознала, что она босиком.
   Он смотрел, но не на ее ноги.
   – Мои извинения. Я не видел вас одетой во что-то подобное… Так давно, – добавил он, вспомнив об их отношениях брата и сестры. Потом он увидел ее ноги и улыбнулся так, что ее пальцы на ногах, наверное, покраснели. Она поспешила в гостиную, где был накрыт стол.
   – Ах, – сказал он, – наконец-то я могу удовлетворить некоторые из ваших желаний.
   Запах теплого хрустящего хлеба дразнил ее ноздри. От вида масла, вина и корзины фруктов ее рот наполнился слюной. Слуга стоял, готовый разливать суп в тарелки, запах от супа шел превосходный. Петра села и принялась за еду.
   – О, это очень хорошо. – Она вздохнула и улыбнулась Робину прежде, чем вспомнила, что сказала.
   У него на щеках появились ямочки.
   – Вы во всей красе, – сказала она, чтобы сгладить неловкость. – Полагаю, карета уже прибыла.
   Он налил белого вина в ее бокал.
   – Всего через четверть часа после нас.
   Дорогие кружева ниспадали на его руки с длинными пальцами. Пена таких же кружев украшала шею. В первый раз с момента ее знакомства с ним он был в галстуке, к тому же очень красивом.
   Его камзол не подходил для двора, но был весьма изыскан, из темно-синей ткани, с позолоченными пуговицами, надетый поверх жилета из бежевой парчи. Однако никаких драгоценностей, но тут она заметила жемчужную булавку, приколотую к галстуку. Белое на белом. Это выглядело идеально.
   – Я рад, что мое облачение вам понравилось, – сказал он с улыбкой.
   Застигнутая врасплох, Петра покраснела и снова занялась супом.
   Когда она доела суп, ей пришлось снова посмотреть на него. Его волосы были завязаны на затылке узлом. Они были все еще влажные. Он встретился с ней взглядом и вопросительно поднял брови.
   – Волосы, – сказала она. – Они у вас еще мокрые.
   – А у вас нет?
   – Короткие волосы высыхают быстро.
   – Даже если так, разве следовало накрывать их влажными? Это вредно для здоровья.
   Он опять поддразнивал ее, и тогда Петра сказала:
   – Они достаточно сухие, – и добавила «брат», чтобы напомнить ему об их обмане. Гостиничные слуги здесь, так близко к побережью, могли немного понимать по-английски, но в любом случае язык флирта универсален.
   Петра сосредоточилась на блюдах, поставленных между ними. Все они пахли восхитительно. Робин сказал слуге, что они справятся сами и позовут его позже.
   Вдруг они оказались наедине, а его волосы высыхали, вырываясь на свободу и ловя солнечные лучи. Чистый белый галстук почему-то усиливал его сияющую красоту.
   Он положил еду на ее тарелку.
   – Морской язык, я думаю, с грибами. Не вижу никаких причин, чтобы в этом отеле хотели нас отравить.
   – О том вы тоже так думали, – возразила она, пробуя кусочек. Приготовлено было отменно. – Как по-вашему, что сделала мамаша Гулар?
   – Сбежала, если у нее есть хоть капля ума.
   – Ее мать умерла. Она могла обвинить нас. – В ответ на его скептический слишком самоуверенный взгляд Петра сказала: – Это еще одна причина спешить к побережью. Нам не стоит задерживаться здесь.
   – Нам нужно поесть, людям нужно поесть и отдохнуть, а у вас, хочу заметить, нет даже туфель. Но как я сказал, спешно уехав отсюда, мы только будем пинать пятки [8]в Булони.
   – Пинать пятки? – переспросила она. – Танцевать?
   Он рассмеялся:
   – Маяться от безделья. Я буду с удовольствием учить вас идиомам. Ешьте.
   Петра ела с большим удовольствием. Все было необычайно вкусно.
   – Теперь, пока мы едим, расскажите, кто возражал, чтобы вы покидали Милан, и почему.
   Аппетит у Петры мигом исчез, но она понимала, что надо что-то ему рассказать.

Глава 12

   – Его имя граф ди Пуриери, и он желает меня.
   – Мужчина с хорошим вкусом. Граф. Богатый и могущественный человек?
   – Очень.
   – И ваш любовник? – Он как ни в чем не бывало отправил в рот кусок рыбы.
   Петра возмущенно на него посмотрела:
   – Да.
   – Это случилось после того, как вы стали монахиней? – спросил он.
   – Разумеется, нет.
   – Это вполне возможно. Но в таком случае вы должны были быть очень молоды для такой связи.
   – Вы можете забыть о своих инквизиторских инструментах, сэр. Я готова рассказать все. По крайней мере столько, сколько вам нужно знать. Чему вы улыбаетесь?
   – Ваши руки, – ответил он. – Вы много жестикулируете. Раньше вы не делали это так часто.
   – В монастыре это не одобрялось.
   – Но теперь появляется настоящая Петра д'Аверио. Как бабочка. – Он щелкнул пальцами, и его маленькая собачка подбежала, чтобы получить свой кусочек. – Эту породу называют бабочкой из-за больших ушей и отметины на мордочке.
   – Я не бабочка, – возразила Петра.
   – Но вы и не камень. Ешьте. Если вы в опасности, вам понадобятся силы.