Бир Грег. Божий молот

   — Идите сюда, Ирвин, — позвал Крокермен. — У нас есть новые данные.
   Президент выглядел даже бодрым.
   Ирвин повернулся к Первой леди.
   — Вы останетесь здесь? — резко спросил он. Шварц уважал супругу президента, но недолюбливал её.
   — Президент лично попросил меня об этом, — сказала она. — Муж полагает, надо держаться вместе.
   — Вы, естественно, согласны с ним.
   — Согласна.
   Никогда за всю историю Соединённых Штатов Первая леди не покидала супруга в беде, и миссис Крокермен знала это. Ей потребовалось много мужества, чтобы вернуться в Белый Дом. Шварц и сам неоднократно подумывал об отставке, а потому не мог судить жену президента слишком строго.
   Он протянул миссис Крокермен руку. Они обменялись рукопожатием.
   — Добро пожаловать! — проговорил он.
   — У нас есть фотографии, сделанные около двадцати минут назад «Даймонд Эппл», — сообщил Лерман. — Они сейчас появятся на экране.
   «Даймонд Эппл», разведывательный спутник, был запущен в 1990 году. Национальное управление разведки ревностно относилось к данным, полученным с него; только президент да министр обороны имели доступ к этим снимкам. То, что сегодня Шварц получил возможность взглянуть на них, подтверждало: положение критическое.
   — Вот они, — объявил Лерман, когда на экране появилось другое изображение.
   По видимому, Крокермен уже получил какую-то предварительную информацию. Толстые ярко-белые полосы, обведённые красным и сине-зелёным цветом, пронизывали чёрный фон.
   — Знаете ли, — тихо начал Крокермен, отходя от экрана, — в конце концов, я оказался прав. Чёрт возьми, Ирвин, я был одновременно прав и неправ! Как вам нравятся эти картинки?
   Шварц уставился на белые линии, не в силах разобраться в них, пока не появились названия и сетка меридианов и параллелей. Фотография изображала Северную Атлантику; полосы обозначали желоба, подводные скалы и разломы.
   — Белым цветом, — пояснил Лерман, — отмечены места, где происходит процесс выделения тепла вследствие термоядерных взрывов. Сотни, возможно, тысячи, не исключено, десятки тысяч взрывов — и все вдоль океанических впадин и складок.
   Первая леди едва не зарыдала, но всё же сдержалась. Крокермен посмотрел на экран с печальной улыбкой.
   — А теперь — западная часть Тихого океана, — сказал Лерман. Ещё множество белых линий. — Между прочим, цунами неоднократно обрушивались на Гавайи. Самые большие волны могли бы достичь восточного побережья Северной Америки за двадцать-тридцать минут. Предполагаю, что эти районы тоже пострадали от цунами. — Он показал на скопление белых линий воле Аляски и Калифорнии. — Последствия могут оказаться катастрофическими. В результате взрывов выделилось огромное количество энергии, так что климат на Земле изменится. Тепловой баланс планеты… — Он покачал головой. — Но я сомневаюсь, что у нас будет время ощутить это на себе.
   — Артподготовка? — спросил Шварц.
   Лерман пожал плечами.
   — Кто может знать их замыслы? Мы ещё живы — значит, они предприняли только предварительную атаку. Вот что можно сказать с полной уверенностью. Сейсмические станции отовсюду сообщают о серьёзных аномалиях.
   — Не думаю, что пульки уже столкнулись, — проговорил Крокермен. — Ирвин попал пальцем в небо. Просто мы имели дело с артподготовкой.
   Лерман увелся за большой ромбовидный стол и протянул руку.
   — Ваша догадка так же хороша, как и моя.
   — Думаю, нам остаётся час, может, меньше, — предположил президент. — Мы ничего не можем сделать. Никогда ничего не могли.
   Шварц нахмурился и принялся изучать фотографии с «Даймонд Эппл». Снимки, казалось, не имели ничего общего с реальностью. Всего лишь красивая абстракция. Как теперь выглядят Гавайи? На что будет похож Сан-Франциско через несколько минут? Или Нью-Йорк?
   — Жаль, что здесь не все, кого я хотел бы видеть, — сказал Крокермен, — кого хотел бы поблагодарить.
   — Мы не эвакуируемся… снова? — машинально спросил Шварц.
   Лерман бросил на него пронизывающий ироничный взгляд.
   — У нас нет поселений на Луне, Ирвин. Президент, будучи ещё сенатором, настоял, чтобы финансирование этого проекта было прекращено в 1990 году.
   — Виноват, — бросил Крокермен почти враждебно.
   если бы у Шварца был с собой пистолет, то в этот момент он пристрелил бы президента; беспомощный неуправляемый гнев мог в равной степени довести его и до слёз, и до насилия. Снимки не отражали сути происходящего. Крокермен, однако, был реален.
   — Мы — словно дети, — сказал Шварц после того, как жар отхлынул от лица и руки перестали дрожать. — У нас никогда не было шанса.
   Пол завибрировал. Крокермен огляделся.
   — Я почти с нетерпением жду конца. Я чувствую такую боль в душе!
   Пол затрясся сильнее.
   Первая леди вцепилась в притолоку, потом облокотилась на стол. Шварц поднялся, чтобы помочь ей сесть. В комнате появились сотрудники секретной службы. Пытаясь удержаться на ногах, они хватались за стол. Шварц усадил миссис Крокермен и упал в кресло, ухватившись за его деревянные ручки. Тряска не усиливалась.
   — Сколько времени это будет продолжаться, как вы думаете? — спросил Крокермен, ни на кого не глядя.
   — Господин президент, мы переправим вас под землю, — предложил представитель охраны, которому удалось дальше всем пробраться в комнату. Его голос дрожал от страха. — И всех остальных.
   — Не будьте смешным. Если на меня упадёт крыша, я расценю это как милость Господню. Правильно, Ирвин?
   Крокермен широко улыбнулся, но в глазах его стояли слёзы.
   Экран потух, свет погас, потом лампы вновь загорелись.
   Шварц встал — пора подать всем пример.
   — Я думаю, мы позволим этим людям выполнить их задачу, господин президент.
   Неожиданно он испытал неприятное ощущение в желудке, словно поднимался в скоростном лифте. Крокермен покачнулся, охранник подхватил его. Ощущение взлёта не прекращалось, казалось, оно уже никогда не исчезнет. Внезапно всё замерло, только Белый Дом остался приподнятым над фунтаментом на один дюйм. Стальные балки, встроенные в остов здания в сороковых и в начале пятидесятых годов, скрипели и визжали, но выстояли. Штукатурка облаками пыли и целыми кусками падала с потолка; дорогостоящая деревянная обшивка стен громко трещала.
   Шварц услышал, как президент зовёт его. Из-под стола (ему каким-то образом удалось спрятаться там) Ирвин пытался ответить Крокермену, но не смог. Задыхаясь, моргая, протирая глаза от пыли, он лежал и вслушивался в душераздирающий треск и грохот, раздающиеся со всех сторон. Снаружи до него донёсся страшный шум — должно быть, рушилась каменная облицовка фасада или падали колонны. Он невольно вспомнил кадры из многочисленных фильмов о древних городах, уничтоженных землетрясением или извержением вулкана — об огромных мраморных глыбах, летящих в толпу смертников.
   Только не Белый Дом… Только не он…
   — Ирвин, Отто!
   Снова голос президента. Пара ног, неловкими шажками перебирающихся к столу.
   — Сюда, вниз, сэр, — выдавил Шварц.
   Перед глазами встало лицо жены, он с трудом различал её черты, словно смотрел на старую нечёткую фотографию. Она улыбалась. Потом он увидел дочь, которая жила со своей семьёй в Южной Каролине… если только океан пощадил её.
   Снова стремительный рывок вверх. Шварца прижало к полу. Ощущение полёта продолжалось секунду или две, но Шварц знал, что этого достаточно. Когда подъем прекратился, он, крепко зажмурив глаза, замер в ожидании обвала верхних этажей. Боже, неужели они взорвали все восточное побережье? Ожидание и тишина, казалось тянулись бесконечно. Шварц не мог решить, открыть ему глаза снова… или ограничиться только ощущением тряски.
   Он повернул голову и открыл глаза.
   Возле стола призрачно-белый от пыли лежал президент. Он упал лицом вверх: глаза его были открыты, но безжизненны. Белый Дом вновь обрёл голос и, как живое существо, завопил от боли.
   Тяжёлые ножки стола подогнулись и разлетелись в щепки. Они не могли выдержать многотонный груз цемента, стали и камня.
 
   Удивительное зрелище, подумал Эдвард, удивительное и трогательное; ему хотелось пересилить себя и присоединиться к тем, кто собрался в круг и распевал гимны и народные песни. Он и Бетси сидели на асфальтированной дорожке, прижавшись друг к другу. Колебания почвы прекратились, но даже ветер — и тот, казалось, стонал и жаловался.
   По иронии судьбы, поднявшись по крутой тропе, чтобы лучше видеть окрестности, они оказались отрезанными от края скалы футовой трещиной, появившейся в каменном покрытии террасы, и теперь перед ними открывалась лишь часть панорами гор.
   — Ты — геолог, — сказала Бетси, массируя его шею. Эдвард не просил её об этом, но массаж придавал ему сил. — Понимаешь, что происходит?
   — Нет.
   — Это не простое землетрясение?
   — Не похоже.
   — Значит, началось. Нам не выбраться отсюда.
   Он кивнул и попытался побороть подступивший страх. Теперь, когда он понял, что гибель близка, его охватила настоящая паника. Эдвард чувствовал себя в ловушке, его мучили приступы клаустрофобии, словно он находился в замкнутом пространстве, огороженном землёй и небом. Нет, только землёй — ведь у него нет крыльев. Он ощущал себя скованным по рукам и ногам гравитационным полем и собственной беспомощнотью. Его тело постоянно напоминало, что чувство страха сложно контролировать, лишь в редких случаях удаётся сохранить присутствие духа перед лицом смерти.
   — Господи, — простонала Бетси, прижимаясь щекой к щеке Эдварда. Она смотрела на Пойнт и тоже вся дрожала. — Я думала, что, по крайней мере, у нас будет время поговорить об этом, сидя у костра…
   Эдвард крепче прижал её к себе. Он вообразил Бетси в роли своей жены, потом вспомнил о Стелле и сам удивился переменчивости своих фантазий; он пытался ухватиться за различные варианты судьбы, но его время истекало. Несмотря на страх, он мечтал об обеих женщинах.
   Тряска почти прекратилась.
   Люди, распевающие гимны, тщетно пытались найти общую тональность. Из-за деревьев появились Минелли и Инес. Они забрались на гору по извилистой дороге. Минелли громко гикал и не переставал теребить свои волосы.
   — Он сумасшедший, — заявила Инес, тяжело дыша. Её лицо побледнело. — Может, не самый безумный из тех, кого я встречала, но близко к этому.
   — Вам не кажется, что стало теплее? — спросила Бетси.
   Эдвард задумался. Возможно ли выделение тепла перед ударной волной? Нет. Если пульки скоро столкнутся или уже столкнулись в глубине Земли, сокрушительный поток плазмы расколет планету ещё до того, как тепло достигнет поверхности.
   — Не думаю, что это… признак конца, — заметил Эдвард. Он не помнил, чтобы когда-либо ему приходилось одновременно искать ответы на такое множество вопросов. Очень хотелось посмотреть, что происходит в долине.
   — Рискнём? — предложил он, показывая на террасу и по-прежнему не тронутый подземными толчками край скалы.
   — Зачем же мы пришли сюда? — спросил Минелли, смеясь и тряся головой, как мокрый пёс. Из-под его чёлки стекал пот. Он снова гикнул, схватил Инес за пухлую руку и потащил подружку к террасе.
   — Минеллиииии! — запротестовала девушка, оглядываясь назад, словно просила о помощи.
   Эдвард посмотрел на Бетси, и та кивнула. Её лицо вспыхнуло.
   — Мне ужасно страшно, — прошептала она. — Будто я высоко в воздухе. — Они перепрыгнули через трещину. — Мне жаль тех, кто сидит дома. Правда, жаль.
   Две пары стояли на террасе, глядя на долину. Там изменилось не многое, по крайней мере, на первый взгляд. Потом Минелли показал на столб густого дыма.
   — Видите?
   Горел Ауони. Почти все здание отеля было охвачено огнём.
   — Я так люблю это чудное место, — сказала Бетси.
   Инес застонала и всплеснула руками.
   — Как по-вашему, ещё долго? — спросила она с таким выражением лица, словно собиралась чихнуть или заплакать, однако не сделала ни того, ни другого.
   — Кажется, скоро, — ответил Эдвард.
   Бетси со стоном подняла руки, и он прижал её к себе так крепко, что девушка чуть не вскрикнула.
   — Обними меня, чёрт возьми! — потребовала Инес. Минелли взглянул на неё, потом последовал примеру Эдварда.
 
   Через десять минут после знакомства с членами своей группы Артур и Клара развели пассажиров ковчега по каютам, расположенным вдоль извилистого коридора. Два малыша безутешно плакали, взрослые выглядели измученными. Артур остановился на пороге каюты, предназначенной для его семьи, и отметил, что справа от закрытой двери, за которой он встретился с роботом, находятся туалетные кабинки. Несколько человек уже воспользовались ими; многие поспешили туда, измученные тошнотой. К последним относилась и Клара. Она вошла в каюту Гордонов и прислонилась спиной к двери, вытирая рукой глаза.
   — Все устроились, по-моему, — сказала она. — Что теперь?
   С тех пор, как они оказались на борту корабля, Франсин почти всё время молчала. Она села на кровать и прижала к себе коробку с записями и дискетами. Марти крепко держал её за руку. Миссис Гордон посмотрела на Клару отсутствующим взглядом, испугавшим Артура.
   Выберите четырёх свидетелей! Приказ звучал внутри них вежливо, но недвусмысленно. Таков Закон!
   Клара вздрогнула и попятилась.
   — Слыхал? — спросила она.
   Артур кивнул, Франсин вопросительно посмотрела на мужа.
   — Они хотят, чтобы мы выбрали четырёх свидетелей, — объяснил он.
   — Свидетелей чего?
   — Конца.
   — Детям нельзя, — твёрдо заявила Франсин.
   Артур ждал, когда голос заговорит вновь. Двое должны быть детьми, чтобы они могли передать память о трагедии другому поколению.
   — Нужно два ребёнка, — сказал он. Франсин сжала кулаки.
   — Для чего им нужны дети? — спросил Марти, широко раскрытыми глазами глядя на родителей.
   — Таков Закон. Их Закон, — объяснил отец. — Им необходимо, чтобы кто-то из нас увидел гибель Земли. И двое должны быть детьми.
   Марти на мгновение задумался.
   — Все остальные ребята младше меня, — сказал он, — кроме той девочки. Не знаю, как её зовут.
   Франсин обернулась к сыну, чтобы посмотреть ему в глаза.
   — Ты знаешь, что должно произойти?
   — Земля взорвётся. Они хотят, чтобы мы видели. Чтобы поняли, что это такое.
   — Ты знаешь, кто такие эти самые «они»? — спросила Франсин.
   — Те, что разговаривали с папой.
   — Он отлично во всём разобрался, — заметил Артур.
   — Точно, — согласилась Клара.
   Франсин сердито посмотрела на Фогарти, потом вновь перевела взгляд на сына.
   — Ты хочешь видеть?
   Марти покачал головой.
   — Потом по ночам меня будут мучить кошмары.
   — Тогда решено, — сказала Франсин. — Он…
   — Но, мама, если я не увижу, я не узнаю…
   — Чего не узнаешь?
   — Как сильно я должен ненавидеть.
   Франсин всмотрелась в лицо сына и обхватила себя руками.
   — Только четверо? — спросила она.
   — По меньшей мере, четверо, — ответил Артур. — Все, кто хочет.
   — Марти, — позвала Франсин. — Я разделю с тобой кошмары, ладно?
   — Ладно.
   — Ты очень сильный мальчик, — сказала Клара.
   — Ты тоже пойдёшь? — спросил Артур жену.
   Она, помедлив, кивнула.
   — Если ты и Марти будете смотреть, то я не могу сидеть, спрятав голову под крыло.
   — Сколько осталось времени? — спросил он мысленно.
   — Через час и десять минут надо собраться в наблюдательной кабине.
   Он опустился на узкую нижнюю койку рядом с Франсин и Марти.
   — Мы покидаем Землю, — предупредил он. — Возможно, через несколько минут.
   — Мы почувствуем, когда корабль взлетит, папа? — поинтересовался мальчик.
   — Нет, — ответил Артур. — Мы ничего не почувствуем.
 
   Грант ехал за машиной Артура до залива и ждал, заглушив мотор в нескольких ярдах, пока они не зашагали по пирсу. Потом он поставил свой «БМВ» возле автомобиля Артура, повесил на шею бинокль и пошёл за Гордонами, сохраняя дистанцию. Он чувствовал себя дураком и постоянно спрашивал себя — так же, как Даниэл перед его отъездом, — почему он не решился откровенно поговорить с Артуром и потребовать от него объяснений.
   Грант знал, что не пошёл бы на это. Прежде всего, он не верил, что Гордон занимается эвакуацией в космос правительства. Грант сомневался, что подобный путь спасения запланирован или вообще возможен. Никто не способен настолько удалиться от Земли, чтобы избежать смерти, если только гибель планеты не напоминала то, что он не раз видел в кино. И даже если бы это оказалось возможным — например, полёт на Луну, — то вряд ли люди могли бы выжить в космосе.
   Но Грантом завладело любопытство. Он, как и Данижл, подозревал, что Гордоны в чём-то замешаны. Состояние поиска, слежка за родственниками в какой-то мере отвлекали его от мрачных мыслей.
   Грант отчаялся. Он не мог спасти свою семью. Он чувствовал то, что чувствовали вокруг него биллионы других людей — глубокий ужас, усиленный сознанием собственной беспомощности и переходящий в безразличие. Наверно, так же чувствовали себя его дед и бабушка, когда их вели в газовые камеры Освенцима.
   Конечно, то, что происходит сейчас — более масштабная и непоправимая трагедия, чем геноцид. На этот раз перед смертью все равны. Размышляя таким образом, Грант вновь упёрся в стену незнания: он никогда не отличался особенно богатой фантазией и, как ни старался, не мог даже вообразить силы и мотивы, движущие убийцами.
   Грант стоял на железобетонной дамбе и наблюдал, как Гордоны садятся на рыбацкое судно и смешиваются с толпой других пассажиров. Лодка отчалила и поплыла к северу.
   Потом он сел прямо на дамбу, застегнул пальто и натянул шапку. Холодало.
   Грант плохо понимал, что делает. Он не строил никаких планов. Если он подождёт, возможно, ответ придёт сам собой. Прошло несколько часов. Он сидел и притоптывал ногами, прижимал колени к груди, зарывался подбородком в хлопчатобумажную ткань новых брюк. Полдень тянулся очень медленно, но Грант не терял бдительности.
   Земля слегка задрожала, и уровень воды в заливе поднялся, судя по дамбе, на фут; потом вновь упал, обнажив камни у основания стены. Грант ждал — очти надеясь, что вода вновь поднимется и накроет его.
   Но вода не прибывала.
   Закоченев, он встал и прошёл через незапертые ворота до конца пирса. У деревянных перил он остановился и посмотрел на север. За мостом едва виднелся Алькатрас. Море южнее острова казалось белым от волн.
   В центре этой белой поверхности появилось что-то тёмно-серое. Сначала Грант решил, что судно перевернулось и плавает килем кверху. Но серая глыба не тонула, она все поднималась. Грант схватил бинокль и навёл его на непонятный предмет.
   Вздрогнув от удивления, он увидел, что глыба зависла над водой и что у неё плоское основание. У него сложилось впечатление, что гигантский блок длиной четыреста или пятьсот футов напоминает по форме утюг. Глыба взлетела над пролётом моста, словно опираясь на сверкающий ярко-зелёный конус. Над заливом пронёсся тонкий ревущий и визжащий звук, от которого у Гранта свело челюсти. Предмет быстро набирал скорость и вскоре поднялся в утреннее небо. Через несколько секунд он исчез. Интересно, видел ли его ещё кто-нибудь кроме меня, подумал он.
   Неужели в распоряжении правительства действительно имеются такие потрясающие — одним словом, сказочные машины?
   Грант покачал головой, покусывая губы. Он чувствовал некоторое облегчение. По крайней мере, несколько человек спасутся. Это, в каком-то смысле, победа — такая же, какую одержали его родители, пережив лагеря смерти.
   А что касается других, обречённых…
   Грант вытер слёзы и быстро зашагал по пирсу обратно, ударившись о столб у ворот. Он побежал к машине, надеясь, что успеет домой. Он хотел быть со своей семьёй.
   Мост пустовал, когда он пересекал его. Грант не мог разглядеть то место в заливе, где вода белела.
   Он понятия не имел, как объяснить все Даниэл. Её реакция будет непосредственной и конкретной: она спросит, почему муж не попытался спасти их всех.
   Скорее всего, он ничего не станет рассказывать; просто опишет Даниэл, как ехал за Гордонами до Редвуд-Сити… потом остановился, подождал несколько часов и вернулся.
   Она не поверит.
 
   На борту корабля, как выяснил Артур, находилось четыреста двенадцать пассажиров, все они оказались здесь не раньше утра или предыдущей ночи. Их разделили на группы, по двадцать человек в каждой.
   В течение нескольких дней, необходимых, чтобы люди привыкли к новой обстановке, группы не имели возможности контактировать друг с другом. Единственное исключение было сделано для свидетелей.
   Из группы Артура вызвалось девять добровольцев — двое детей, три женщины и четверо мужчин, считая Франсин, Артура и Марти. Они последовали за приземистым медным роботом в дальний конец извилистого коридора.
   Они шли по узкой чёрной дорожке, и Артур пытался представить себе планировку корабля, но безуспешно. Он понял только, что тот состоит из отсеков, подвижных по отношению друг к другу.
   Робот резко изменил направление движения, и они обнаружили, что пол перед ними поднимается вертикально вверх. Робот зашагал вперёд, и люди тут же поняли, что делают то же самое. Кое-кто издал возглас удивления и жалобно застонал. Таким образом они оказались перед дверью, за которой была кабина длиной в сто футов и шириной в сорок или пятьдесят. Через прозрачную панель стены виднелись яркие звезды. Марти прижался к Артуру, одной рукой держась за отца, другую — сжав в кулачок. Мальчик втянул губы внутрь и сосал их, чуть слышно причмокивая. Франсин вошла вслед за ними напряжённая и словно против воли.
   Артур посмотрел на сына и улыбнулся.
   — Ты сам решил, старина, — сказал он.
   Марти кивнул. Это был уже не тот ребёнок, который неумело заигрывал с симпатичной светловолосой кузиной. Мальчик шёл своей дорогой, становясь мужчиной.
   Открылась дверь в противоположной стене, и ещё довольно много людей вошли в кабину группами по четыре, пять, шесть человек. Среди них были дети. Вскоре перед экраном собралась большая толпа. Артур насчитал семьдесят или восемьдесят человек. Ему казалось, что он узнает некоторых Подневольных, однако сомневался: ведь он слышал только внутренние голоса, которые редко совпадают с внешностью хозяина. Он вспомнил внутренний голос Хикса, звучный, молодой и решительный, и его облик седого доброго деда. Мне будет не хватать его. Он был бы здесь кстати.
   Артур внезапно вспомнил о Харри — разбухшем, разлагающемся, покоящемся в гробу глубоко в земле — или Итака кремировала тело? Это больше устроило бы обоих.
   Рядом с Артуром и Франсин стоял высокий молодой негр. Артур кивнул ему, и юноша кивнул в ответ приветливо и испуганно. Артур заметил, что от напряжения на шее негра выступили вены. Он оглядел лица остальных, пытаясь прочитать на них какую-нибудь информацию. Интересно, подумал он, почему выбрали именно этих людей? Возраст? Немногим было больше пятидесяти, но ведь в комнате собрались только свидетели. Национальность? Здесь были представители всех народов Северной Америки. Интеллект? Но как определить по внешности?..
   — Мы уже в космосе, не так ли? — спросил молодой негр. — Они так и говорили, а я не верил. Мы в космосе и скоро присоединимся к другим ковчегам. Меня зовут Рубен. — Он протянул Артуру руку. Артур пожал её. Ладони обоих были влажными. — Это ваш сын?
   — Мартин, — представил Артур. Рубен нагнулся и пожал руку Марти. Мальчик важно посмотрел на Бордза, продолжая сосать губы. — Моя жена Франсин.
   — Не знаю, что и подумать, — сказал юноша. — Не понимаю, что происходит на самом деле, а что мне только кажется.
   Артур согласился. Ему не хотелось разговаривать.
   Что-то сверкнуло среди звёзд, описало круг, а потом стало приближаться к ним. Франсин в испуге протянула к окну руку. Приближающийся предмет имел форму огромного закруглённого наконечника стрелы, плоского с одного бока и слегка выпуклого в середине противоположной стороны.
   — Из Сингапура, — сообщила женщина, стоявшая сзади.
   Очевидно, Сеть выдавала информацию поочерёдно разным людям. Вполне логично, подумал Артур, иначе мы бы не выдержали.
   — Сингапур, — протянул Рубен задумчиво. — Никогда не бывал там.
   — Здесь — Стамбул и Кливленд, — сказал молодой человек, почти мальчик, устроившийся возле самой стены.
   Серый корабль пролетел над ними и исчез. Пассажиры по-прежнему не ощущали, что ковчег движется; не слышалось ни звука, кроме людского бормотания и шарканья. Казалось, люди стоят перед эстрадой в ожидании необычного зрелища или начала увлекательного действа.
   Звезды начали кружиться в одну сторону — ковчег разворачивался. Артур поискал глазами знакомые созвездия, и разглядел одно; потом увидел Южный Крест и, так как кружение продолжалось, Орион. Бело-голубой шар Земли постепенно открывался взору, и люди затаили дыхание.
   Все ещё жива. Все ещё выглядит, как прежде.
   — Господи! — воскликнул Рубен. — Папа, мама… Господи!
   Даниэл, Грант, Бекки. Ангкор, Тадж-Махал, Библиотека Конгресса. Большой Каньон. Дом и река. Степи Центральной Азии. Тараканы, слоны. Нью-Йорк, Дублин, Пекин. Первая женщина, которой я назначил свидание — Кейт или Кэтрин. Собака, которая помогла мне приноровиться к жизни и стать Человеком.
   — Вон там, это Земля? Правда, папа? — тихо спросил Марти.
   — Она.
   — Никуда не делась. А вдруг ничего не случится и мы сможем вернуться?
   Артур кивнул. Может, и так.