поговорка. Но поспать-полежать рыбакам удавалось не всегда. Канинский
промысел - едва ли не самый тяжелый вид поморского труда. Наважники
сидели на станах отшельниками, кругом глухомань, неприветливые пустын-
ные места, жгучие морозы, знобкие, мокрые оттепели.
Только в морозы, когда небо ясно и когда в полыньи опущены рюжи,
можно было поспать-полежать, выжидая, пока в них наберется рыба.
Раз-два в сутки, а если навага шла косяками, и чаще, рыбаки вынимали
из проруби снасть и трясли ее, вываливая рыбу на лед. Остатки наваги
из сетей выбирали голыми руками, снасти распутывали - тоже: в рукави-
цах не возьмешься. Потом рюжу опускали снова в прорубь, а улов раскла-
дывали на льду тонким слоем - крупную рыбу отдельно от мелкой - и за-
мораживали. Затем складывали окаменевшие тушки в деревянные лари на
улице.
В морозы легче. Труднее в оттепели, когда лед покрывается снего-
вой кашей. Рыбаки - кто в бахилах, кто в валенках, обшитых кожей, поч-
ти по колено бродят в воде и долго разбирают улов, перемешанный с мок-
рым снегом. Промокали до нитки, простуживались, кляня непогодь и не-
легкую рыбацкую долю.
Если оттепель случалась в начале зимы, подтаявший лед с рюжами
могло унести вниз по течению.
"Пола мокра, так брюхо сыто" - эта поговорка была вернее.
Три дня небо сеяло сухой, колкий снег на избы, на косогоры, на
молодой, тонкий унденский лед. На четвертые сутки снегопад прекратил-
ся, и колхозники, выходя из изб, щурились на белое пушистое покрывало,
которому не было ни конца, ни края. Пейзаж сразу стал другим: серое
небо, белая земля да темные прямоугольники избяных фасадов.
Деревня среди снегов блистала с наступлением темноты радужным си-
янием: белый, яркий свет лился из окон, сверкающими косоугольниками
ложился на сугробы. В разных концах села свежеошкуренные столбы с гор-
достью держали электрические фонари. Электростанцию пустили, и побе-
режье, веками не видевшее ничего подобного, будто переродилось заново.
Когда изба осветилась электричеством, Парасковья сразу увидела
изъяны в домашнем устройстве: свет проник в никогда раньше не освещае-
мый угол за печью, и хозяйка заметила там черные от пыли и грязи па-
учьи тенета. А из-под лавки стали четко видны топор, старая корзина,
какие-то лохмотья да фанерный ящик.
Свекровь и сноха, подтрунивая друг над другом, принялись наводить
в избе порядок. Выбросили ненужный хлам, выбелили мелом потолок, до
блеска вымыли с дресвой полы.
Стационарной киноустановки в клубе пока не было - работала перед-
вижка. Густе очень хотелось порадовать односельчан спектаклем, но до-
морощенные актеры все уехали на Каннн промышлять навагу, и затея не
удалась.
Густя скучала в одиночестве, непрестанно думала о муже: "Как-то
он там? Не случилось бы чего! Не дай бог, выйдут рыбаки на неокрепший
лед..." Отгоняя прочь тревожные мысли, она еще ревностнее принималась
за домашние дела.
Поздними- вечерами Густя с Парасковьей садились за прялку. Пряли
из конопли суровье на сети. Свекровь заводила песню:
Зима студеная, снега глубокие,
Снеги глубокие, насты высокие...
Густя прислушивалась и тихонько начинала подпевать. Парасковья
пела громче, уверенней, молодуха - тоже. И оба голоса, глуховатый и
молодой, серебристый, звучали в тихой избе ладно и дружно.
Уж леса да леса темные,
Леса темные, леса дремучие.
Во лесу девушка брала ягодки,
Брала ягодки да заблудилася...
Пели допоздна, пока руки не уставали прясть, и "Сяду под окошко",
и "Утушную песню", и рыбацкую "Песню про Грумант". Много их знала ста-
рая Парасковья. От бабушки к матери, от матери к ней они переходили
словно по наследству вместе с сундуком, где хранились старинные сара-
фаны да унизанные бисером кокошники и перевязки. И грустные, и весе-
лые, и свадебные, и гадальные, и колыбельные песни выплывали из памяти
поморки, словно лодьи под парусами.
Принаряженная, в новеньких черных валенках и белоснежном пуховом
платке, в синей юбке и плюшевой жакетке, Фекла выступала по улице не-
торопливо и величественно, направляясь к бывшему ряхинскому дому.
Удивленные бабы прильнули к окнам, строя догадки, куда и зачем идет
Зюзина: то ли в правление, то ли в сельсовет...
Тихон Панькин, с утра обегав все свои объекты, сидел в кабинете.
На столе перед ним лежал толстый бухгалтерский отчет в разграфленной
книге и стояла бронзовая ряхинская чернильница с литыми фигурами на
мраморной доске.
К председателю зашел Дорофей обговорить промысловые дела: в фев-
рале он собирался на зверобойку. В самый разгар беседы в дверь тихонь-
ко постучали, и в кабинет вошла Фекла.
- Проходи, Фекла Осиповна, - пригласил Панькин. - Что за дело те-
бя привело сюда? Садись, - он кивнул на стул.
Фекла села.
- Тихон Сафоныч, - начала она с видом серьезным и рассудительным.
- Я к вам по делу. Не найдется ли какой работенки для меня? Наскучило
сидеть мне затворницей без полезного занятия. Гляжу на людей - все ра-
ботают дружно, артельно и весело. А я одна в стороне... И еще, - Фекла
смущенно потупилась, - надумала я вступить в колхоз. Хочу жить как
все...
Панькин переглянулся с Дорофеем, посветлел.
- Правильно надумала, Фекла Осиповна! - сказал он. - Работы у нас
край непочатый. Была бы у вас охота. Это хорошо, что вы наконец-то ре-
шили заняться полезным для общества делом. Да, электричество вам про-
вели?
- Провели. Спасибо. Уж так хорошо с электричеством-то.
- Ну вот и ладно. В колхоз вас примем на очередном собрании. А
насчет работы... Хотите в сетевязальную мастерскую? У нас там мастериц
не хватает.
Фекла покачала головой.
- Сидячая работа мне не по характеру. Мне бы что поживее, побой-
чее.
Председатель задумался.
- И верно. С вашими руками пудовые бы мешки ворочать - не иглу
держать!
- Ах, полно вам, Тихон Сафоныч! Мужик я, что ли, мешки-то воро-
чать? Скажете тоже...
- А в продавцы не хотите ли? Рыбкооп скоро открывает промтоварный
магазин. Мануфактурой будет торговать, обувкой, одежкой и прочим.
Фекла опять отрицательно покачала головой.
- Боюсь растраты. Неопытная я в таких делах. И грамоты у меня ма-
ловато. Там надо уметь считать, а я не обучена.
- В Мезень на курсы пошлем.
- Нет, не нравится мне торговая работа.
Панькин пожал плечами и опять переглянулся с Дорофеем. У того
глаза откровенно смеялись, хотя лицо казалось невозмутимым.
- Тогда что же вам нравится, позвольте спросить? - уже недовольно
обронил Панькин.
- Уж и не знаю что, - Фекла виновато опустила глаза. - Смолоду
была в кухарках, а иного дела и не делывала.
- Стоп! - воскликнул Панькин и прихлопнул крепкой ладонью по сто-
лу. - Пекарихой быть не желаете? Опару ворочать в квашне - силенка и
сноровка требуется большая. Это, пожалуй, вам подойдет. В рыбкоопе как
раз пекариха об увольнении просит по состоянию здоровья и по причине
возраста. Ежели туда не пожелаете, так уж и не знаю, что вам еще пред-
ложить.
- Что ж, пекарихой я смогу, - согласилась Фекла.
- Вот и договорились. Сейчас я напишу записку председателю рыбко-
опа.
Панькин написал и подал ей записку. Зюзина поблагодарила, попро-
щалась и вышла.
- Да-а-а! - многозначительно произнес Дорофей. - Потянуло девку к
людям. Надоело сидеть затворницей. Вот уж характер! Не дай бог, кому
достанется... А хлебы-то она, бывало, пекла Ряхину добрые!
- А знаешь, Дорофей, я так думаю, что человек она вовсе неплохой,
только с чудинкой. От одиночества. И о себе чересчур высокого мнения.
Делом займется - правильней будет смотреть на жизнь. К людям станет
поближе. И чего это унденские бобыли не берут ее замуж? Боятся, что
ли?
- Боятся не совладать, - отозвался Дорофей и загрохотал раскатис-
тым смехом.
На далеком Канине Родион часто видел во сне Густю... Однажды ему
пригрезилось: Густя стояла на берегу, покрытом осенней жухлой травой,
в белой кофте и старинном алом сарафане, с распущенными светлыми длин-
ными волосами и махала ему рукой. А он сидел в карбасе и, усиленно ра-
ботая тяжелыми веслами, старался отплыть от берега. Но это ему не уда-
валось: как только он посылал карбас чуть-чуть вперед, прибой снова
толкал его обратно, кормой к берегу. А Густя все махала ему, и лицо у
нее было грустное, и волосы, словно дым, развевались по ветру. Брызги
с клочьями пены летели ей на кофточку. Но лицо было неподвижно, и Гус-
тины глаза, не мигая, глядели на Родиона. Иногда прибойная волна скры-
вала ее. Но когда она откатывалась, Густя стояла все так же, словно и
не было этих неистово ревущих валов. Родион все никак не мог оторвать-
ся от берега, и руки у него уже устали и спина затекла от чрезмерных
усилий.
В карбасе были сложены рюжи. И Родион подумал, что надо хоть
часть их выкинуть, чтобы карбас стал легче - тогда он уйдет в море.
Оставив весла, он хотел было выбросить рюжи в воду, но карбас мигом
повернуло бортом к волне, захлестнуло и опрокинуло. Родион оказался в
ледяной воде и поплыл к берегу. В глазах Густи появился ужас, она пош-
ла ему навстречу, протягивая руки. Но Родион тщетно силился прибли-
зиться к ней. Сзади навалилась тяжелая волна, и он почувствовал, что
тонет. Тонет... Дыхания не хватало, одежда намокла, вода хлынула в рот
и нос...
- О-о-о! - простонал он во сне и очнулся с великим облегчением.
Тихо, чтобы не разбудить товарищей, Родион оделся и пошел к реке.
Погода не радовала: оттепель, мокреть1 с неба. На берегу снег почти
весь согнало. Ноги оскользались на жидкой сырой почве. Когда Родион
глянул на реку, то совсем упал духом: у берегов лед, затянутый снего-
вой кашицей, сильно подтаял, подернулся верховой водой.
1 Мокреть - сырой снег с дождем (мест.).
"Беда! - встревожился он. - Надо будить ребят, спасать рюжи!" Он
пошел в избушку, поднял бригаду.
1
Морозные зимние дни тянулись однообразно, а вечера - и того одно-
образнее. Единственным развлечением было кино. Хоть и с перебоями, но
несколько раз в месяц фильмы привозили.
От ребятишек-старшеклассников киномеханику не было отбоя. Влюб-
ленные в Игоря Ильинского и знаменитых кинозвезд, они как великого
блага в очередь добивались возможности повертеть ручку электромотора2
кинопередвижки и посмотреть не раз интересный фильм.
2 В передвижных установках немого кино использовались электродви-
гатели с ручным приводом.
Народу к началу киносеансов собиралось много: зрительный зал бы-
вал битком набит. Густя смотрела за порядком: чтобы ребятишки не шуме-
ли, не озорничали, а мужики чтоб снимали шапки и в зале не жгли махор-
ку.
Заядлыми посетителями кино оказались и оба деда - Пастухов и Рын-
дин. Придя в клуб, они садились непременно на пятый ряд, в середку, а
по бокам восседали их жены в овчинных шубах-пятишовках и темных шерс-
тяных полушалках, довольные тем, что мужья, заболев киноманией, совсем
забыли про рыбкооповскую приманку в стеклянных сосудах.
Колхозники уже привыкли видеть друзей на пятом ряду и, как по
уговору, те места не занимали. А если кто невзначай и усядется тут, на
того шикали, и он уходил с "персональных" мест.
Возвращаясь домой, Иероним и Никифор пропускали вперед нетерпели-
вых и, несмотря на возраст, еще шустроногих женок и делились впечатле-
ниями.
- Больно занятная фильма, - говорил Пастухов. - Все бегают, суе-
тятся, смешат людей. Хорошо придумано душу человеку веселить этаким
манером. Вечерами-то скукота. Одна отрада фильму поглядеть.
- Это еще что! - поддерживал его Рындин. - Нынь, брат, есть ново-
манерные фильмы - громкоговорящие! Люди на простыне не только двигают-
ся да руками машут, а и говорят, и поют, будто в радиопродукторе.
Филька Гнедашев рассказывал, что в Архангельском видел такое кино.
- Прелюбопытно. А у нас будет ли такое? Не слыхал?
- Бу-у-дет. Не сразу, конечно, а будет! Мы ведь живем-то у черта
на куличках. На краешке земли! Дале нас и земли-то матерой3 нету -
только океан-море да острова!.. Чтобы добраться до Унды, время требу-
ется.
3 Матерая земля- материк.
- А пожалуй, верно ты говоришь, Никеша. Мы испокон веков все жда-
ли. Самовары, бывало, и те ждали из Тулы: в иных губерниях уж давной
чай из них по-швыркивают, а мы еще и не видали, какие такие самовары.
Первый пароход, бывало, ждали. Помнишь? Ероплан-гидросамолет, что при-
летал в двадцатом году с кожаным летчиком - тоже ждали. И революция до
нас докатилась не сразу, и Совет тоже не сразу образовался. Так и
громкоговорящая фильма - не вдруг, а докатится до нашего края земли. Я
думаю, мы с тобой доживем. До электричества-то дожили!
- Доживе-е-ем! Надо дожить. На погосте нам места еще не отведены!
Председатель правления унденского сельрыбкоопа, когда к нему яви-
лась Фекла с рекомендательной запиской Панькина, помолчал, подумал и,
глянув на Феклу поверх очков, сказал:
- Н-ну ладно. Раз Панькин просит - приму. Только к делу чтоб от-
носиться как следует быть. Последнее время много жалоб идет от пайщи-
ков на качество хлеба...
- Уж я постараюсь, - заверила Фекла.
И вот она стала полновластной хозяйкой на пекарне, приняв от
прежней пекарихи немудреное хозяйство, - огромную деревянную
кадь-квашню, формы из кровельного железа, чулан с ларями для муки да
дрова на улице.
Прежде всего Фекла принялась наводить порядок: вымыла и выскобли-
ла ножом столы, полки, добела продрала с дресвой полы, выбелила печь,
убрала из-под ларей мусор и старые голики, в углах смела паутину. В
правлении выпросила новый халат, фартук, мадаполама на колпак и приня-
лась за дело. Вскоре в магазин стали привозить из пекарни мягкие пыш-
ные буханки, и потребители немало дивовались способностям и радению
новой пекарихи. Они уже были готовы простить Фекле прежнюю нелюди-
мость.
Почти три месяца молодые промысловики колхоза "Путь к социализму"
проводили целые дни на льду на перейме1, выбирая снасти, высвобождая
из них навагу и замораживая ее для последующей перевозки. Уловы были и
богатыми, а иной раз и скудными. В дни оттепелей стоило немалых трудов
сохранить рыбу.
1 Перейма - расположение рюж поперек реки рядами. В довоенные го-
ды на Чиже рыбацкими бригадами ставилось до полутора-двух сотен рюж.
От резких ветров лица парней стали темными, продубленными, губы
потрескались, одежда износилась, да и продукты подходили к концу.
В декабре пришел еще раз санный обоз принять улов. Берег ожил,
повеселел. Обозники в тулупах и оленьих совиках укладывали добычу на
возы. В сумерках приполярного дня над снегами слышалось ржанье лоша-
дей, разговоры и шутки.
...И вот уже Родион шагает рядом с розвальнями в обратный путь.
Истосковался в разлуке с молодой женой: кажется, взял бы да побежал
вперед, в серую муть метельной канинской зимы.
Но путь предстоял неблизкий, пришлось запастись терпением. Шли
пешком - на санях и сидеть холодно, и лошадям тяжело.
Расстояния на Поморье измеряются сотнями верст. От мест канинских
промыслов до дому пешим порядком около двухсот пятидесяти километров,
и все через тундру. От поселка до поселка без ночевки не доберешься.
Ночевали в редких на пути избушках, согреваясь мечтой о домашнем теп-
ле.
Вот и крыльцо родного дома, по которому входили деды и прадеды,
возвращаясь с беломорской страды. Не пришел сюда отец Родиона...
Да, не дождались дети своего отца, а Парасковья мужа Елисея. Те-
перь к крыльцу шел его сын с котомкой канинских даров за спиной. Шел
валкой усталой походкой, а глаза светились нетерпением и радостью. Да-
ры не роскошны - мороженая отборная наважка. Но всего драгоценнее она,
добытая в немалых трудах!
Выбежала навстречу юная жена - желанная и любимая. Кинулась к му-
жу в одном платье, простоволосая, торопливо стала помогать снимать ме-
шок, заглядывая сияющими глазами ему в лицо. А когда освободила мужа
от ноши, сказала степенно по-поморски:
- С прибытием, Родя!
Наверху на крыльце, вся подавшись вперед, ждала мать, когда нас-
тупит ее черед обнять сына.
Панькин готовился к годовому отчету на колхозном собрании. Бух-
галтерия снабдила его разными справками, выкладками, и с помощью их за
неделю он соорудил достаточно внушительный доклад. Когда окончательный
итог был сбалансирован, оказалось, что колхоз получил около пятисот
тысяч рублей чистой прибыли. Сумма значительная, если учесть, что рыб-
ный и зверобойный промыслы в полной мере все же не удалось развернуть
из-за недостатка плавбазы.
Суда, суда! Строить их своими силами в Унде теперь не имело прак-
тического смысла: парусный флот ушел в прошлое, уступив место моторно-
му, районы промыслов все расширялись. Надо было иметь корабли с гораз-
до большим водоизмещением, переходить к более совершенным способам ло-
ва рыбы.
Моторно-рыболовная станция хорошо помогала рыболовецким артелям,
предоставляя им в аренду суда, обучая промысловиков новым способам до-
бычи. Но Панькин мечтал о своих колхозных кораблях, которыми правление
могло бы распорядиться свободнее, как того требовали интересы хозяйс-
тва.
Побывав в Архангельске на судостроительной верфи, председатель
нацелился на покупку четырех моторных ботов с двигателями по пятьдесят
лошадиных сил каждый. Правда, эти суда не назовешь мощными, крупнотон-
нажными, но в сравнении со старым ряхинским ботом с мотором в двенад-
цать сил это уже было шагом вперед.
Еще раз просматривая доклад, Панькин размышлял обо всем этом.
Дорофею, который заглянул в кабинет председателя подписать нак-
ладную на провиант для артели колхозных промысловиков, Панькин сказал:
- Доклад у меня готов. Вечером соберем правление, Скажи, что нуж-
но для того, чтобы увеличить добычу зверя, получить больший доход?
Дорофей, подумав, ответил:
- Зверя бить надо с судов, выходить подальше в море. Сейчас мы
привязаны к лодкам. Дедовским способом добываем тюленя. Надо приобре-
тать паровую шхуну, либо судно с металлическим корпусом, пригодное для
плавания во льдах.
- Где возьмешь такие суда? Остается только арендовать ледокольный
пароход...
- Аренда нам обойдется дорого.
- А как иначе? Ладно, обсудим это дело с правленцами. И еще вот
что Будучи в Архангельске, я присмотрел на верфи новые боты. Они бы
нам, пожалуй, подошли для лова рыбы. Четыре бота можем купить!
Дорофей, вынув баночку с табаком, стал вертеть самокрутку.
- А не лучше ли вместо четырех деревянных ботов купить сейнер?
Прямо на заводе.
- Лучше. Но ты знаешь, сколько он стоит? Такое приобретение нам
пока не по силам. Придется повременить, пока колхоз окрепнет да разбо-
гатеет. Ну, а для начала и боты неплохо. Надо расширять промыслы, па-
хать наше морское поле глубже и дальше от берегов. Вот такое предложе-
ние хочу высказать колхозникам. Как думаешь, поддержат?
- Поддержат, - уверенно сказал Дорофей. - Четыре бота - это уже
небольшой флот.
- Как живет твой зять Родион? - поинтересовался Панькин. - Я его
уж давненько не видел.
- Был я сегодня у него. Нож точил Родька, на зверобойку собирает-
ся. От Канина отдохнул маленько - и снова в поход.
- Мать теперь не удерживает его?
- Какое! Сам большой. Мужик! - Дорофей отряхнул пепел с самокрут-
ки и вскользь заметил: - Кажется, быть мне дедом...
- Дедом - это неплохо, - поднял Панькин голову от бумаг. - Даже
очень хорошо. Пусть множится поморское племя. Кстати, о Родионе. Объ-
явлен набор на курсы мотористов да рулевых. Послать разве парня? Пус-
кай учится.
- Пожалуй, надо послать. Молодым продолжать наше дело, - согла-
сился Дорофей.
А в душе и сам был бы не прочь поехать на такие курсы. На парус-
никах отплавал, а с моторной тягой мало знаком. Дорофей хотел было
сказать об этом Панькину, да постеснялся: по возрасту любому курсанту
подошел бы в отцы.
- О чем задумался? - спросил Панькин, видя, что Дорофей уставился
в одну точку.
- Да так... Есть у меня мечта, - вздохнул Дорофей, - сходить в
открытый океан, к далеким островам, в места малоизведанные.
- А почему бы нет? Колхоз - корабль большой. А большому кораблю,
говорят, большое и плавание. Начнем с ботов, а потом пересядем на
тральщики. И тогда - хоть в Атлантику, - размечтался и Панькин.
И оба унеслись в своих мечтах в далекие морские пути-дороги.
"Море - наше поле" - исстари говорится на поморской стороне.
Поле - обширное и горькое. Морская соль в нем перемешана со сле-
зами вдов и сирот.
Поле - суровое, озвученное иной раз крепким мужицким словцом или
былинной песней на паруснике.
Поле - тихое и умиротворенное в час отлива и шумное и неукротимое
во время наката воды с моря.
Нет для поморской души ничего прекраснее этого поля.
промысел - едва ли не самый тяжелый вид поморского труда. Наважники
сидели на станах отшельниками, кругом глухомань, неприветливые пустын-
ные места, жгучие морозы, знобкие, мокрые оттепели.
Только в морозы, когда небо ясно и когда в полыньи опущены рюжи,
можно было поспать-полежать, выжидая, пока в них наберется рыба.
Раз-два в сутки, а если навага шла косяками, и чаще, рыбаки вынимали
из проруби снасть и трясли ее, вываливая рыбу на лед. Остатки наваги
из сетей выбирали голыми руками, снасти распутывали - тоже: в рукави-
цах не возьмешься. Потом рюжу опускали снова в прорубь, а улов раскла-
дывали на льду тонким слоем - крупную рыбу отдельно от мелкой - и за-
мораживали. Затем складывали окаменевшие тушки в деревянные лари на
улице.
В морозы легче. Труднее в оттепели, когда лед покрывается снего-
вой кашей. Рыбаки - кто в бахилах, кто в валенках, обшитых кожей, поч-
ти по колено бродят в воде и долго разбирают улов, перемешанный с мок-
рым снегом. Промокали до нитки, простуживались, кляня непогодь и не-
легкую рыбацкую долю.
Если оттепель случалась в начале зимы, подтаявший лед с рюжами
могло унести вниз по течению.
"Пола мокра, так брюхо сыто" - эта поговорка была вернее.
Три дня небо сеяло сухой, колкий снег на избы, на косогоры, на
молодой, тонкий унденский лед. На четвертые сутки снегопад прекратил-
ся, и колхозники, выходя из изб, щурились на белое пушистое покрывало,
которому не было ни конца, ни края. Пейзаж сразу стал другим: серое
небо, белая земля да темные прямоугольники избяных фасадов.
Деревня среди снегов блистала с наступлением темноты радужным си-
янием: белый, яркий свет лился из окон, сверкающими косоугольниками
ложился на сугробы. В разных концах села свежеошкуренные столбы с гор-
достью держали электрические фонари. Электростанцию пустили, и побе-
режье, веками не видевшее ничего подобного, будто переродилось заново.
Когда изба осветилась электричеством, Парасковья сразу увидела
изъяны в домашнем устройстве: свет проник в никогда раньше не освещае-
мый угол за печью, и хозяйка заметила там черные от пыли и грязи па-
учьи тенета. А из-под лавки стали четко видны топор, старая корзина,
какие-то лохмотья да фанерный ящик.
Свекровь и сноха, подтрунивая друг над другом, принялись наводить
в избе порядок. Выбросили ненужный хлам, выбелили мелом потолок, до
блеска вымыли с дресвой полы.
Стационарной киноустановки в клубе пока не было - работала перед-
вижка. Густе очень хотелось порадовать односельчан спектаклем, но до-
морощенные актеры все уехали на Каннн промышлять навагу, и затея не
удалась.
Густя скучала в одиночестве, непрестанно думала о муже: "Как-то
он там? Не случилось бы чего! Не дай бог, выйдут рыбаки на неокрепший
лед..." Отгоняя прочь тревожные мысли, она еще ревностнее принималась
за домашние дела.
Поздними- вечерами Густя с Парасковьей садились за прялку. Пряли
из конопли суровье на сети. Свекровь заводила песню:
Зима студеная, снега глубокие,
Снеги глубокие, насты высокие...
Густя прислушивалась и тихонько начинала подпевать. Парасковья
пела громче, уверенней, молодуха - тоже. И оба голоса, глуховатый и
молодой, серебристый, звучали в тихой избе ладно и дружно.
Уж леса да леса темные,
Леса темные, леса дремучие.
Во лесу девушка брала ягодки,
Брала ягодки да заблудилася...
Пели допоздна, пока руки не уставали прясть, и "Сяду под окошко",
и "Утушную песню", и рыбацкую "Песню про Грумант". Много их знала ста-
рая Парасковья. От бабушки к матери, от матери к ней они переходили
словно по наследству вместе с сундуком, где хранились старинные сара-
фаны да унизанные бисером кокошники и перевязки. И грустные, и весе-
лые, и свадебные, и гадальные, и колыбельные песни выплывали из памяти
поморки, словно лодьи под парусами.
Принаряженная, в новеньких черных валенках и белоснежном пуховом
платке, в синей юбке и плюшевой жакетке, Фекла выступала по улице не-
торопливо и величественно, направляясь к бывшему ряхинскому дому.
Удивленные бабы прильнули к окнам, строя догадки, куда и зачем идет
Зюзина: то ли в правление, то ли в сельсовет...
Тихон Панькин, с утра обегав все свои объекты, сидел в кабинете.
На столе перед ним лежал толстый бухгалтерский отчет в разграфленной
книге и стояла бронзовая ряхинская чернильница с литыми фигурами на
мраморной доске.
К председателю зашел Дорофей обговорить промысловые дела: в фев-
рале он собирался на зверобойку. В самый разгар беседы в дверь тихонь-
ко постучали, и в кабинет вошла Фекла.
- Проходи, Фекла Осиповна, - пригласил Панькин. - Что за дело те-
бя привело сюда? Садись, - он кивнул на стул.
Фекла села.
- Тихон Сафоныч, - начала она с видом серьезным и рассудительным.
- Я к вам по делу. Не найдется ли какой работенки для меня? Наскучило
сидеть мне затворницей без полезного занятия. Гляжу на людей - все ра-
ботают дружно, артельно и весело. А я одна в стороне... И еще, - Фекла
смущенно потупилась, - надумала я вступить в колхоз. Хочу жить как
все...
Панькин переглянулся с Дорофеем, посветлел.
- Правильно надумала, Фекла Осиповна! - сказал он. - Работы у нас
край непочатый. Была бы у вас охота. Это хорошо, что вы наконец-то ре-
шили заняться полезным для общества делом. Да, электричество вам про-
вели?
- Провели. Спасибо. Уж так хорошо с электричеством-то.
- Ну вот и ладно. В колхоз вас примем на очередном собрании. А
насчет работы... Хотите в сетевязальную мастерскую? У нас там мастериц
не хватает.
Фекла покачала головой.
- Сидячая работа мне не по характеру. Мне бы что поживее, побой-
чее.
Председатель задумался.
- И верно. С вашими руками пудовые бы мешки ворочать - не иглу
держать!
- Ах, полно вам, Тихон Сафоныч! Мужик я, что ли, мешки-то воро-
чать? Скажете тоже...
- А в продавцы не хотите ли? Рыбкооп скоро открывает промтоварный
магазин. Мануфактурой будет торговать, обувкой, одежкой и прочим.
Фекла опять отрицательно покачала головой.
- Боюсь растраты. Неопытная я в таких делах. И грамоты у меня ма-
ловато. Там надо уметь считать, а я не обучена.
- В Мезень на курсы пошлем.
- Нет, не нравится мне торговая работа.
Панькин пожал плечами и опять переглянулся с Дорофеем. У того
глаза откровенно смеялись, хотя лицо казалось невозмутимым.
- Тогда что же вам нравится, позвольте спросить? - уже недовольно
обронил Панькин.
- Уж и не знаю что, - Фекла виновато опустила глаза. - Смолоду
была в кухарках, а иного дела и не делывала.
- Стоп! - воскликнул Панькин и прихлопнул крепкой ладонью по сто-
лу. - Пекарихой быть не желаете? Опару ворочать в квашне - силенка и
сноровка требуется большая. Это, пожалуй, вам подойдет. В рыбкоопе как
раз пекариха об увольнении просит по состоянию здоровья и по причине
возраста. Ежели туда не пожелаете, так уж и не знаю, что вам еще пред-
ложить.
- Что ж, пекарихой я смогу, - согласилась Фекла.
- Вот и договорились. Сейчас я напишу записку председателю рыбко-
опа.
Панькин написал и подал ей записку. Зюзина поблагодарила, попро-
щалась и вышла.
- Да-а-а! - многозначительно произнес Дорофей. - Потянуло девку к
людям. Надоело сидеть затворницей. Вот уж характер! Не дай бог, кому
достанется... А хлебы-то она, бывало, пекла Ряхину добрые!
- А знаешь, Дорофей, я так думаю, что человек она вовсе неплохой,
только с чудинкой. От одиночества. И о себе чересчур высокого мнения.
Делом займется - правильней будет смотреть на жизнь. К людям станет
поближе. И чего это унденские бобыли не берут ее замуж? Боятся, что
ли?
- Боятся не совладать, - отозвался Дорофей и загрохотал раскатис-
тым смехом.
На далеком Канине Родион часто видел во сне Густю... Однажды ему
пригрезилось: Густя стояла на берегу, покрытом осенней жухлой травой,
в белой кофте и старинном алом сарафане, с распущенными светлыми длин-
ными волосами и махала ему рукой. А он сидел в карбасе и, усиленно ра-
ботая тяжелыми веслами, старался отплыть от берега. Но это ему не уда-
валось: как только он посылал карбас чуть-чуть вперед, прибой снова
толкал его обратно, кормой к берегу. А Густя все махала ему, и лицо у
нее было грустное, и волосы, словно дым, развевались по ветру. Брызги
с клочьями пены летели ей на кофточку. Но лицо было неподвижно, и Гус-
тины глаза, не мигая, глядели на Родиона. Иногда прибойная волна скры-
вала ее. Но когда она откатывалась, Густя стояла все так же, словно и
не было этих неистово ревущих валов. Родион все никак не мог оторвать-
ся от берега, и руки у него уже устали и спина затекла от чрезмерных
усилий.
В карбасе были сложены рюжи. И Родион подумал, что надо хоть
часть их выкинуть, чтобы карбас стал легче - тогда он уйдет в море.
Оставив весла, он хотел было выбросить рюжи в воду, но карбас мигом
повернуло бортом к волне, захлестнуло и опрокинуло. Родион оказался в
ледяной воде и поплыл к берегу. В глазах Густи появился ужас, она пош-
ла ему навстречу, протягивая руки. Но Родион тщетно силился прибли-
зиться к ней. Сзади навалилась тяжелая волна, и он почувствовал, что
тонет. Тонет... Дыхания не хватало, одежда намокла, вода хлынула в рот
и нос...
- О-о-о! - простонал он во сне и очнулся с великим облегчением.
Тихо, чтобы не разбудить товарищей, Родион оделся и пошел к реке.
Погода не радовала: оттепель, мокреть1 с неба. На берегу снег почти
весь согнало. Ноги оскользались на жидкой сырой почве. Когда Родион
глянул на реку, то совсем упал духом: у берегов лед, затянутый снего-
вой кашицей, сильно подтаял, подернулся верховой водой.
1 Мокреть - сырой снег с дождем (мест.).
"Беда! - встревожился он. - Надо будить ребят, спасать рюжи!" Он
пошел в избушку, поднял бригаду.
1
Морозные зимние дни тянулись однообразно, а вечера - и того одно-
образнее. Единственным развлечением было кино. Хоть и с перебоями, но
несколько раз в месяц фильмы привозили.
От ребятишек-старшеклассников киномеханику не было отбоя. Влюб-
ленные в Игоря Ильинского и знаменитых кинозвезд, они как великого
блага в очередь добивались возможности повертеть ручку электромотора2
кинопередвижки и посмотреть не раз интересный фильм.
2 В передвижных установках немого кино использовались электродви-
гатели с ручным приводом.
Народу к началу киносеансов собиралось много: зрительный зал бы-
вал битком набит. Густя смотрела за порядком: чтобы ребятишки не шуме-
ли, не озорничали, а мужики чтоб снимали шапки и в зале не жгли махор-
ку.
Заядлыми посетителями кино оказались и оба деда - Пастухов и Рын-
дин. Придя в клуб, они садились непременно на пятый ряд, в середку, а
по бокам восседали их жены в овчинных шубах-пятишовках и темных шерс-
тяных полушалках, довольные тем, что мужья, заболев киноманией, совсем
забыли про рыбкооповскую приманку в стеклянных сосудах.
Колхозники уже привыкли видеть друзей на пятом ряду и, как по
уговору, те места не занимали. А если кто невзначай и усядется тут, на
того шикали, и он уходил с "персональных" мест.
Возвращаясь домой, Иероним и Никифор пропускали вперед нетерпели-
вых и, несмотря на возраст, еще шустроногих женок и делились впечатле-
ниями.
- Больно занятная фильма, - говорил Пастухов. - Все бегают, суе-
тятся, смешат людей. Хорошо придумано душу человеку веселить этаким
манером. Вечерами-то скукота. Одна отрада фильму поглядеть.
- Это еще что! - поддерживал его Рындин. - Нынь, брат, есть ново-
манерные фильмы - громкоговорящие! Люди на простыне не только двигают-
ся да руками машут, а и говорят, и поют, будто в радиопродукторе.
Филька Гнедашев рассказывал, что в Архангельском видел такое кино.
- Прелюбопытно. А у нас будет ли такое? Не слыхал?
- Бу-у-дет. Не сразу, конечно, а будет! Мы ведь живем-то у черта
на куличках. На краешке земли! Дале нас и земли-то матерой3 нету -
только океан-море да острова!.. Чтобы добраться до Унды, время требу-
ется.
3 Матерая земля- материк.
- А пожалуй, верно ты говоришь, Никеша. Мы испокон веков все жда-
ли. Самовары, бывало, и те ждали из Тулы: в иных губерниях уж давной
чай из них по-швыркивают, а мы еще и не видали, какие такие самовары.
Первый пароход, бывало, ждали. Помнишь? Ероплан-гидросамолет, что при-
летал в двадцатом году с кожаным летчиком - тоже ждали. И революция до
нас докатилась не сразу, и Совет тоже не сразу образовался. Так и
громкоговорящая фильма - не вдруг, а докатится до нашего края земли. Я
думаю, мы с тобой доживем. До электричества-то дожили!
- Доживе-е-ем! Надо дожить. На погосте нам места еще не отведены!
Председатель правления унденского сельрыбкоопа, когда к нему яви-
лась Фекла с рекомендательной запиской Панькина, помолчал, подумал и,
глянув на Феклу поверх очков, сказал:
- Н-ну ладно. Раз Панькин просит - приму. Только к делу чтоб от-
носиться как следует быть. Последнее время много жалоб идет от пайщи-
ков на качество хлеба...
- Уж я постараюсь, - заверила Фекла.
И вот она стала полновластной хозяйкой на пекарне, приняв от
прежней пекарихи немудреное хозяйство, - огромную деревянную
кадь-квашню, формы из кровельного железа, чулан с ларями для муки да
дрова на улице.
Прежде всего Фекла принялась наводить порядок: вымыла и выскобли-
ла ножом столы, полки, добела продрала с дресвой полы, выбелила печь,
убрала из-под ларей мусор и старые голики, в углах смела паутину. В
правлении выпросила новый халат, фартук, мадаполама на колпак и приня-
лась за дело. Вскоре в магазин стали привозить из пекарни мягкие пыш-
ные буханки, и потребители немало дивовались способностям и радению
новой пекарихи. Они уже были готовы простить Фекле прежнюю нелюди-
мость.
Почти три месяца молодые промысловики колхоза "Путь к социализму"
проводили целые дни на льду на перейме1, выбирая снасти, высвобождая
из них навагу и замораживая ее для последующей перевозки. Уловы были и
богатыми, а иной раз и скудными. В дни оттепелей стоило немалых трудов
сохранить рыбу.
1 Перейма - расположение рюж поперек реки рядами. В довоенные го-
ды на Чиже рыбацкими бригадами ставилось до полутора-двух сотен рюж.
От резких ветров лица парней стали темными, продубленными, губы
потрескались, одежда износилась, да и продукты подходили к концу.
В декабре пришел еще раз санный обоз принять улов. Берег ожил,
повеселел. Обозники в тулупах и оленьих совиках укладывали добычу на
возы. В сумерках приполярного дня над снегами слышалось ржанье лоша-
дей, разговоры и шутки.
...И вот уже Родион шагает рядом с розвальнями в обратный путь.
Истосковался в разлуке с молодой женой: кажется, взял бы да побежал
вперед, в серую муть метельной канинской зимы.
Но путь предстоял неблизкий, пришлось запастись терпением. Шли
пешком - на санях и сидеть холодно, и лошадям тяжело.
Расстояния на Поморье измеряются сотнями верст. От мест канинских
промыслов до дому пешим порядком около двухсот пятидесяти километров,
и все через тундру. От поселка до поселка без ночевки не доберешься.
Ночевали в редких на пути избушках, согреваясь мечтой о домашнем теп-
ле.
Вот и крыльцо родного дома, по которому входили деды и прадеды,
возвращаясь с беломорской страды. Не пришел сюда отец Родиона...
Да, не дождались дети своего отца, а Парасковья мужа Елисея. Те-
перь к крыльцу шел его сын с котомкой канинских даров за спиной. Шел
валкой усталой походкой, а глаза светились нетерпением и радостью. Да-
ры не роскошны - мороженая отборная наважка. Но всего драгоценнее она,
добытая в немалых трудах!
Выбежала навстречу юная жена - желанная и любимая. Кинулась к му-
жу в одном платье, простоволосая, торопливо стала помогать снимать ме-
шок, заглядывая сияющими глазами ему в лицо. А когда освободила мужа
от ноши, сказала степенно по-поморски:
- С прибытием, Родя!
Наверху на крыльце, вся подавшись вперед, ждала мать, когда нас-
тупит ее черед обнять сына.
Панькин готовился к годовому отчету на колхозном собрании. Бух-
галтерия снабдила его разными справками, выкладками, и с помощью их за
неделю он соорудил достаточно внушительный доклад. Когда окончательный
итог был сбалансирован, оказалось, что колхоз получил около пятисот
тысяч рублей чистой прибыли. Сумма значительная, если учесть, что рыб-
ный и зверобойный промыслы в полной мере все же не удалось развернуть
из-за недостатка плавбазы.
Суда, суда! Строить их своими силами в Унде теперь не имело прак-
тического смысла: парусный флот ушел в прошлое, уступив место моторно-
му, районы промыслов все расширялись. Надо было иметь корабли с гораз-
до большим водоизмещением, переходить к более совершенным способам ло-
ва рыбы.
Моторно-рыболовная станция хорошо помогала рыболовецким артелям,
предоставляя им в аренду суда, обучая промысловиков новым способам до-
бычи. Но Панькин мечтал о своих колхозных кораблях, которыми правление
могло бы распорядиться свободнее, как того требовали интересы хозяйс-
тва.
Побывав в Архангельске на судостроительной верфи, председатель
нацелился на покупку четырех моторных ботов с двигателями по пятьдесят
лошадиных сил каждый. Правда, эти суда не назовешь мощными, крупнотон-
нажными, но в сравнении со старым ряхинским ботом с мотором в двенад-
цать сил это уже было шагом вперед.
Еще раз просматривая доклад, Панькин размышлял обо всем этом.
Дорофею, который заглянул в кабинет председателя подписать нак-
ладную на провиант для артели колхозных промысловиков, Панькин сказал:
- Доклад у меня готов. Вечером соберем правление, Скажи, что нуж-
но для того, чтобы увеличить добычу зверя, получить больший доход?
Дорофей, подумав, ответил:
- Зверя бить надо с судов, выходить подальше в море. Сейчас мы
привязаны к лодкам. Дедовским способом добываем тюленя. Надо приобре-
тать паровую шхуну, либо судно с металлическим корпусом, пригодное для
плавания во льдах.
- Где возьмешь такие суда? Остается только арендовать ледокольный
пароход...
- Аренда нам обойдется дорого.
- А как иначе? Ладно, обсудим это дело с правленцами. И еще вот
что Будучи в Архангельске, я присмотрел на верфи новые боты. Они бы
нам, пожалуй, подошли для лова рыбы. Четыре бота можем купить!
Дорофей, вынув баночку с табаком, стал вертеть самокрутку.
- А не лучше ли вместо четырех деревянных ботов купить сейнер?
Прямо на заводе.
- Лучше. Но ты знаешь, сколько он стоит? Такое приобретение нам
пока не по силам. Придется повременить, пока колхоз окрепнет да разбо-
гатеет. Ну, а для начала и боты неплохо. Надо расширять промыслы, па-
хать наше морское поле глубже и дальше от берегов. Вот такое предложе-
ние хочу высказать колхозникам. Как думаешь, поддержат?
- Поддержат, - уверенно сказал Дорофей. - Четыре бота - это уже
небольшой флот.
- Как живет твой зять Родион? - поинтересовался Панькин. - Я его
уж давненько не видел.
- Был я сегодня у него. Нож точил Родька, на зверобойку собирает-
ся. От Канина отдохнул маленько - и снова в поход.
- Мать теперь не удерживает его?
- Какое! Сам большой. Мужик! - Дорофей отряхнул пепел с самокрут-
ки и вскользь заметил: - Кажется, быть мне дедом...
- Дедом - это неплохо, - поднял Панькин голову от бумаг. - Даже
очень хорошо. Пусть множится поморское племя. Кстати, о Родионе. Объ-
явлен набор на курсы мотористов да рулевых. Послать разве парня? Пус-
кай учится.
- Пожалуй, надо послать. Молодым продолжать наше дело, - согла-
сился Дорофей.
А в душе и сам был бы не прочь поехать на такие курсы. На парус-
никах отплавал, а с моторной тягой мало знаком. Дорофей хотел было
сказать об этом Панькину, да постеснялся: по возрасту любому курсанту
подошел бы в отцы.
- О чем задумался? - спросил Панькин, видя, что Дорофей уставился
в одну точку.
- Да так... Есть у меня мечта, - вздохнул Дорофей, - сходить в
открытый океан, к далеким островам, в места малоизведанные.
- А почему бы нет? Колхоз - корабль большой. А большому кораблю,
говорят, большое и плавание. Начнем с ботов, а потом пересядем на
тральщики. И тогда - хоть в Атлантику, - размечтался и Панькин.
И оба унеслись в своих мечтах в далекие морские пути-дороги.
"Море - наше поле" - исстари говорится на поморской стороне.
Поле - обширное и горькое. Морская соль в нем перемешана со сле-
зами вдов и сирот.
Поле - суровое, озвученное иной раз крепким мужицким словцом или
былинной песней на паруснике.
Поле - тихое и умиротворенное в час отлива и шумное и неукротимое
во время наката воды с моря.
Нет для поморской души ничего прекраснее этого поля.