ни снабжение как следует наладить... Во многие села продукты и промто-
вары завозим летом, водным путем - создаем годовой запас. А река стала
- мы сели. Как из этих, пока еще предполагаемых, комплексов вывозить в
город молоко и мясо? Как доставлять материалы для строительства на се-
ло? И не самолетами же перебрасывать скот на убойные пункты... Потому
что дорог хороших нет, деревни у нас разрознены. В какой-нибудь дере-
вушке заболеет колхозник или колхозница, а медпункт в центре сельсове-
та, километров за десять или больше. Дорога, особенно весной и осенью,
скверная, колеса вязнут, - на лошаденке хрюпать приходится. Ты это
знаешь не хуже меня... И потому-то не держатся люди в деревне, и преж-
де всего молодежь. Получат среднее образование - и до свиданья, дом
родной... - Шатилов погасил окурок и лег. - Я все больше задумываюсь
над судьбой нашей северной деревни. Она сейчас находится на своего ро-
да водоразделе, когда со старым мы уже расстались, а нового еще не
достигли...
- Что ты имеешь в виду?
- А то, что деревня долгое время вынуждена была жить в рамках,
запрограммированных еще единоличным хозяйством. Теперь небольшие дере-
веньки исчезают. А разобщенность сел вступает в противоречие с требо-
ваниями времени. Время диктует новые способы и приемы ведения хозяйс-
тва, новый бытовой уклад. Вот я говорил о комплексах. Вокруг такого
сельского объекта и должны жить и работать современные землеробы. Но
объектов таких пока еще очень мало. До обидного мало, и они не столь
совершенны, как бы хотелось...
- Так в чем же дело?
- Силенок маловато, чтобы сразу поднять такую махину... Мы многое
сделали и делаем, но надо делать куда как больше!..
Оба умолкли. Думали о деревне, но каждый по-своему. У Шатилова в
голове засела деревня с животноводческими комплексами и всем с ними
связанным, У Поморцева все мысли были связаны с рыбацкими селами.
Проблемы возникали разные, но одинаково трудноразрешимые.
- Нелегко, - сказал наконец Поморцев. - Сочувствую тебе, Иван Де-
мидович, а помочь, сам понимаешь, не могу... Своих проблем - хоть пруд
пруди...
- Вот как! - полушутливо отозвался Шатилов. - А я думал в твоем
рыбацком деле проблем не бывает: закинул невод - и тащи, что попадет.
- Вот именно: закинул... а вытащил вместо рыбы опять те же проб-
лемы... Мы, поморские колхозы, у Севрыбы да у Министерства рыбного хо-
зяйства вроде как сбоку припека...
- Это как понимать?
- Да так. Есть "большой флот" и есть "малый флот". "Большой флот"
- это Севрыба с тралфлотами Мурманским и Архангельским, а "малый" -
мы, колхозники.
- Ну и что? Делаете одно дело - ловите рыбу.
- Ловить-то ловим, да не в равных условиях. Вот недавно колхоз
"Звезда Севера" купил два старых тральщика. А где новые? Их дали
тралфлоту на пополнение... И вообще, сколько за последние десять лет
Севрыба получила новых кораблей, а колхозы - ни одного. И если бы не
купили старых, неизвестно, чем бы жили.
- Так проси, добивайся новых кораблей!
- А я не прошу? Все время тем и занимаемся, что просим. Теперь,
правда, обещали выделить новый тральщик, на него-то и рассчитывает
Климцов.
- Все же, значит, дают.
- Мало. И вообще нам привыкли давать в основном то, что в "боль-
шом" флоте не очень гоже, не шибко рентабельно. Но колхозники и при
таких неравных условиях тралфлот обходят.
- Ну вот! Зачем вам новые корабли, раз вы и на старых траловому
флоту даете десять очков вперед.
- Обижаешь, Иван Демидович. Надо нас в правах уравнять с госло-
вом. Рыбу-то ведь ловим тоже для государства!
- Да... И я тебе сочувствую. Давай-ка попробуем все же теперь ус-
нуть. Проблем всех нам все равно не решить, - сказал Шатилов, посмеи-
ваясь. Но смех его был не очень веселым.
Дмитрий Викентьевич в тот вечер понял, что не случайно он остался
со своим мнением в одиночестве. Жизнь идет вперед и диктует новые ме-
тоды работы, требующие смелых решений. А он к этому не привык, и у но-
вой жизни оказался как бы в хвосте.
"Видимо, плохо я, старый работник, представляющий вчерашний день
колхоза, вписываюсь в современные масштабы. Как у финансиста, положе-
ние у меня подчиненное. Средствами распоряжаются правление с председа-
телем. Мне остается только выполнять указания... А вот как парторг я,
кажется, и вправду устарел. Пусть поработает на этом месте другой. С
меня хватит".
Утром он пришел на работу, как всегда, спокойный, уравновешенный,
чисто выбритый и первым делом заглянул в кабинет председателя.
До вылета оставалось еще часа два. С утра Шатилов и Поморцев ос-
мотрели помещение, предназначенное для временного цеха, и теперь сиде-
ли у Климцова, обмениваясь мнениями. Поморцев советовал председателю:
- Надо до осени сделать для консервации шкурок небольшие бетонные
резервуары в земле на возвышенном месте, где нет грунтовых вод. Черте-
жи мы пришлем. Цемент, как приеду, сразу отгрузим.
Климцов слушал и записывал в блокнот. Шатилов молча сидел у окна.
- А, Дмитрий Викентьевич! - приветствовал он главбуха.
Митенев вежливо поздоровался и стал слушать, что говорит началь-
ство. Когда Поморцев закончил деловой инструктаж, Шатилов сказал, об-
ращаясь ко всем:
- Вот, товарищи, вчера Дмитрий Викентьевич просил заменить его на
посту секретаря партийной организации. Что скажете по этому поводу?
- Разве есть к тому достаточные причины? - спросил Климцов.
- Видимо, есть, - сдержанно заметил Шатилов.
- Мне трудно работать по двум направлениям. Теперь в бухгалтерии
дел будет еще больше, - стал объяснять Митенев. - Да и со здоровьем
неважно...
- Если Дмитрий Викентьевич настаивает, просьбу придется уважить,
- высказал свое мнение Климцов. - Но я прошу вас, Дмитрий Викентьевич,
- обратился он к Митеневу, - в бухгалтерии еще поработать. Никто, как
вы, не умеет экономить колхозный рубль. Другого главбуха нам не надо.
- Буду работать, пока смогу, - обещал Дмитрий Викентьевич, трону-
тый просьбой председателя.
- И до отчетно-выборного собрания придется вам вести и партийную
работу. Преждевременно вас освобождать никто не собирается, - сказал
Шатилов.
В отношениях мужчины и женщины наступает такой момент, когда при-
ходится так или иначе решать свою судьбу. И Суховерхов понимал, что
такой момент в его отношениях с Феклой наступил. Чувство, возникшее у
него к этой женщине, было глубоко и серьезно. Кроме того, он, как ди-
ректор школы, руководитель коллектива педагогов, воспитатель детей, не
мог пренебрегать общественным мнением. А что, если его ночной визит к
Фекле не остался незамеченным? Это может вызвать ненужные кривотол-
ки...
Школа была пуста. Недавно в ней закончили ремонт, предшествующий
началу учебного года. Леонид Иванович пришел проверить, хорошо ли вы-
сохла краска на партах, и задержался в одном из классов. Не без труда
втиснувшись за парту, предназначенную дляпятиклассников-шестиклассни-
ков, он облокотился на блестящую крышку и задумался. Фекла не выходила
у него из головы. Одиночество ему наскучило, а она определенно отно-
сится к нему с большой симпатией. Конечно, любовь украдкой дальше не-
возможна. Надо или порывать связь, или соединять свою судьбу с этой
женщиной. А почему бы не соединить? У Феклы масса достоинств. Она ум-
на, практична, находчива, жизнелюбива, заботлива, умелая хозяйка. В
селе ее уважают и ценят. Недостаток образования с лихвой восполняется
в ней живостью ума, общительностью и массой других достоинств.
Для объяснения с Феклой Суховерхов выбрал воскресный вечер, надел
выходной костюм, белую рубашку и тщательно повязал галстук. В портфель
положил бутылку марочного вина и коробку конфет.
Ермолай был посвящен в его сердечные дела и отнесся к решению
постояльца одобрительно. Выйдя проводить Леонида Ивановича на крыльцо,
он весь так и сиял.
Напутствовал Суховерхова Ермолай по-своему, по-унденски:
- Будь с ней посмелее. Она баба - огонь! За словом в карман не
полезет. Долго не обхаживай, не рассыпайся перед ней. Бери быка за ро-
га: раз-два - ив дамки!
Фекла, придя с фермы и поужинав, сидела у стола и вышивала на
пяльцах. В избе было тепло, аппетитно пахло чем-то печеным или жаре-
ным. Леонид Иванович тихо прикрыл за собой дверь.
- Добрый вечер, Фекла Осиповна!
Фекла положила пяльцы на подоконник, подошла к нему и подала ру-
ку.
- Здравствуйте, Леонид Иванович! Рада вас видеть.
Он пожал ее руку деликатно и многозначительно. Но обращение Феклы
к нему на "вы" привело его в некоторое смущение.
- Что же вы, будто аршин проглотили? - усмехнулась Фекла. - Про-
ходите, садитесь. Я самовар поставлю. Долго не появлялись... Я уж ду-
мала - забыли про меня...
Взявшись за самовар, который стоял на табурете возле плиты, она
метнула на Леонида Ивановича радостный взгляд, и он, поймав его, сразу
приободрился.
- Дорогая Фекла Осиповна... - торжественно произнес Суховерхов,
не сходя с места и по-прежнему держа портфель в руке.
Фекла поставила самовар на пол, сняла крышку и недоуменно посмот-
рела на него.
- Да садитесь же. Почему это вы сегодня такой торжественный?
- Я пришел сказать вам, Фекла Осиповна... Словом, прошу вас,
будьте моей женой!
Фекла чуть отступила, выставив вперед руку, словно останавливая
его этим жестом: "Погодите, не говорите ничего больше". Потом, маши-
нально поправив прическу и наконец овладев собой, подошла к Суховерхо-
ву и сняла с него мягкую шляпу, отобрала портфель. Шляпу повесила на
гвоздик, портфель поставила на лавку, а Леонида Ивановича усадила на
стул.
- Вот так. Теперь можно и потолковать. Что это вы такое там ска-
зали у порога? Я не расслышала...
- Я прошу вас стать моей женой, - повторил он и добавил мягко и
доверительно: - Я вас полюбил...
Фекла молча стояла перед ним. Правду сказать, она немного расте-
рялась, хоть и была женщиной находчивой. Да и предложение это в об-
щем-то не явилось для нее неожиданностью. Она частенько подумывала о
том, что Суховерхов рано или поздно беспременно потянется к домашнему
теплу. Так оно и вышло. Но когда он произнес ожидаемые слова, Фекла не
нашлась, что ему ответить.
- Ой, самовар-то! Простите... Я сейчас... - спохватилась она.
И пока наливала самовар, клала в него уголья, опускала зажженные
лучинки, а потом ставила жестяную трубу, в голове у нее вился рой мыс-
лей: "Что же ему ответить? Ах, боже мой! Человек пришел с открытой ду-
шой, а у меня и слов нет..."
Наконец она решилась:
- А вы, Леонид Иванович, хорошо все обдумали?- спросила напрямик.
Теперь, когда главное уже было сказано, Суховерхову стало легче.
- Да, Фекла Осиповна, я все обдумал.
Она вздохнула и продолжила с некоторым сожалением:
- Я уж не молода. Вам бы нужна подруга жизни помоложе...
- Никто другой мне не нужен.
- Ну что ж... спасибо... Но, как бы вам сказать, чтобы вас не
обидеть... Я ведь уж старею. Вы моложе меня...
- Давайте, не будем говорить об этом, - попросил он.
Она взглянула на него благодарно и отозвалась очень тихо, так,
что он едва расслышал:
- Как хотите. Не будем, так не будем. Только... только я не знаю,
смогу ли стать матерью... - она вся напряглась, словно пытаясь преодо-
леть сильную внутреннюю боль, но сказать о таком щекотливом деле сочла
просто необходимым.
- И об этом не будем говорить. Я просто хочу, чтобы вы были со
мной рядом до конца... С вами будет тепло, радостно. Я знаю.
- Вы так думаете?
- Я уверен в этом.
- Милый ты мой! Учитель! - точно вырвалось у нее из души, но Фек-
ла сдержала себя и спрятала вспыхнувшее румянцем лицо, снова склонив-
шись над самоваром.
Затем они пили чай, угощались массандровским вином. Фекла усилен-
но потчевала Леонида Ивановича, а он благодарил и все ждал от нее от-
вета. Но Фекла все время словно бы уклонялась от окончательного реше-
ния, и Суховерхов начал тревожиться. От волнения он даже выпил лишнюю
рюмку, и голова у него закружилась. Пришлось приналечь на закуску и
выпить крепкого чаю.
Когда Леонид Иванович собрался уходить, Фекла подала ему шляпу,
смахнув с нее воображаемую пыль платочком.
- Вы так и не дали мне ответа, Феня... - робко напомнил Суховер-
хов.
Она провела рукой по его волнистым русым волосам.
- Раз вы хотите жениться на мне и думаете, что вам со мной будет
хорошо, то я согласна. Лишь бы вам со мной было хорошо...
Потом посмотрела ему прямо в глаза и степенно, по-старинному, по-
целовала в губы.
- Ну вот. Теперь идите...
И когда Леонид Иванович ушел, накинула полушалок и тоже вышла на
улицу. Постояла на крыльце, счастливо улыбаясь, и побрела по тропинке
к реке.
Берег был неподалеку. На обрыве лежал большой, вросший в землю
камень. Фекла вспомнила, как здесь, напротив камня, мужики, среди ко-
торых был и ее отец, грузили перед самым приливом карбас. А когда на-
чался прилив, карбас отчалил и пошел к шхуне, стоявшей в устье. Отец,
сидя в корме, у правила, обернувшись, помахал им с матерью рукой. А
потом, сутулясь, отвернулся и стал смотреть вперед. Мать взяла ее за
руку и повела домой старательно пряча слезы, вызванные расставанием.
События давних лет со всей отчетливостью воскресли в памяти Феклы.
Взгляд ее устремился в сторону устья, которое расширялось и вли-
валось вдали в губу. В левой стороне залива невидимо отсюда над морем
высокий обрыв Чебурай. Берег Розовой Чайки... Фекла вспомнила войну,
то, как она ловила семгу с Семеном Дерябиным, и в сердце шевельнулась
грусть...
А Суховерхов в это время вернулся домой совершенно счастливый.
Едва переступив порог, он уткнулся лицом в жидкую стариковскую бороду
Ермолая, и тот сразу понял, с какими вестями вернулся его постоялец.
- Когда свадьба-то?
- Скоро. Очень скоро будет свадьба.
Женитьба эта порядком взбудоражила село. Кто бы мог подумать, что
Зюзина на склоне лет выйдет замуж, да еще и жениха отхватит такого,
что многим на зависть: человека образованного, директора школы. Имена
жениха и невесты вертелись у баб на языке целую неделю. Известное де-
ло, людская молва, что морская волна: начнет бить в берег - только
держись, а как ветер утихнет - и нет ее, улеглась.
Как водится, позлословили:
- Вспомнила Фекла свой девишник...
- Опоила приворотным зельем Суховерхова, вот и присох к ней.
- Леонид-то Иванович женился, как на льду обломился: Фекла-то уж
не первой молодости невеста, и чего он сунул шею в хомут?
Высказывались и другие мнения:
- Фекла - баба золотая. Директору повезло.
- Не она, так до смерти и ходил бы бобылем. Правильно сделал: без
жены, как без шапки. "Клад да жена на счастливого".
Все эти суды-пересуды происходили, как водится, по-за глаза. В
открытую даже недоброжелатели не решались осуждать Зюзину и Суховерхо-
ва: "Что ж, оба они - люди свободные, а годы уходят. Нашли друг друга
- и ладно, пусть живут с богом".
А старые друзья Зюзиной - те просто были довольны, что Фекла Оси-
повна наконец-то устроила свою судьбу, выходя замуж за Суховерхова.
Родион Мальгин, регистрируя в сельсовете их брак, сказал Фекле:
- А помнишь, Феня, как ты везла меня в санях после госпиталя?
Помнишь, как сожалела, что не нашла своего суженого? Вот теперь и наш-
ла. Живите в любви да в согласии!
И Панькин, когда Фекла пришла звать его на свадьбу, расчувство-
вался и признался:
- Женитьба ваша, Фекла Осиповна, не случайна. Ведь я еще тогда, в
твои именины, решил: быть вам вместе. Вот и вышло по-моему. Так или не
так?
- Так, так Тихон Сафонович, - прослезилась на радостях Фекла. -
Вы, правду сказать, во многом определяли мою судьбу. Спасибо вам! -
Она помолчала, успокоилась и уже по-деловому добавила: - Мы не будем
делать большую свадьбу. Я приглашаю только самых близких.
- Хорошо. Мы с женкой придем непременно.
Фекла ушла от Панькина грустная, потому что выглядел он неважно:
лицо бледное, с нездоровой рыхловатостью, ходил по избе осторожно,
словно боялся поскользнуться. И хоть бодрился и шутил Тихон Сафоныч,
Фекла отметила про себя, что бывший председатель сильно сдал: укатали
сивку крутые горки.
А вот Киндяков и с возрастом не накопил жирка, был жилист, цепок
к жизни. Борода у него задорно торчала вперед, и ходил он довольно
резво. "Сухое дерево дольше скрипит. Дай бог ему здоровья", - не раз
желала мысленно Фекла.
К известию о ее замужестве Дорофей отнесся с одобрением.
- Давно, Феня, надо было найти тебе свой причал. Вот и нашла. Жи-
ви счастливо и благополучно!
- Спасибо, Дорофеюшко, - поблагодарила его Фекла.
Однако от своих обычных подковырок Дорофей все же не удержался:
- Давно ли крутите любовь-то? - будто между прочим поинтересовал-
ся он.
Фекла ответила уклончиво.
- Значит, по пословице: "Была бы постелюшка, а милой найдется?"
Девице положено согрешить, иначе ей не в чем было бы каяться...
Фекла довольно чувствительно ударила его кулаком по спине.
- Ох и шуточки у тя! Язык бы отсох! Правду говорят - горбатого
могила исправит.
- Неужто обиделась? - с невинным видом спросил Дорофей., - А еже-
ли эдак мужа будешь лупить - так он долго не протянет. Вдовой оста-
нешься.
- Мужа я буду колотить полегче. А обижаться на тебя грех. Ты у
нас святой, Дорофеюшко! Весь век прожил с Ефросиньей и ни разу ей не
изменил. Бабы, что иной раз дерутся с мужьями-гуленами, тебя всегда в
пример ставят.
- Ишь ты, как сказанула! Не знаю уж, то ли благодарить тя на доб-
ром слове, то ли обозлиться?
- Благодари, Дорофеюшко, потому как я сказала тебе сущую правду.
- Ну спасибо, спасибо, - рассмеялся Дорофей. - Только этим ты,
Феклуша, вроде как мою мужскую честь задела...
- Всяк честен своими заслугами. Ладно, приходи в гости, обмоем
наше бракосочетание.
- Приду, приду. Кто знает, может, боле и не гуливать на свадь-
бах-то? Старею я, Феклуша. А ты молодец! Про деток не забудь, - нраво-
учительно напомнил Дорофей. - Родить надобно помора!
- Это уж как получится... - улыбнулась Фекла.
Праздничное настроение ее неожиданно нарушилось: в самый канун
свадьбы умерла Авдотья Тимонина. Давняя недоброжелательница Зюзиной,
она даже смертью своей словно хотела испортить ей светлый праздник за-
мужества...
Сколько раз бывало вгоняла она Феклу в слезы, сколько сплетен
распространяла про нее по селу. Что поделать, когда зависть творит
свое черное дело: хоть бисером рассыпься, а не заслужишь от завистника
доброго слова. Даже достоинства твои обернутся в его устах против те-
бя. Но Фекла все-таки жалела Авдотью - как-никак вместе в войну рыба-
чили, ходили зверя бить во льды - и с согласия мужа передвинула свадь-
бу.
Чтобы было веселее, она пригласила на торжество и молодежь: Роди-
она попросила привести дочь и сына, а Соне Кукшиной сказала, чтобы та
пришла с дочкой Сашей. Само собой разумеется, пришли на свадьбу и
Климцов с супругой.
Митенев на свадьбе не был, сославшись на головную боль и модную
нынче болезнь гипертонию...
Застолье проходило в верхней, чистой, или летней, избе. Фекла два
дня прибирала ее, выбрасывала старье, белила потолок, мыла окна и по-
лы, вместе с Леонидом Ивановичем оклеивала стены новыми обоями. Тесная
зимовка казалась ей неподходящей для семейной жизни, и она решила об-
живать летнюю половину.
Под дружные возгласы "горько" Леонид Иванович целовался с супру-
гой, говорил ей ласковые слова, а потом, как это порой бывает с мало и
редко пьющими людьми, не рассчитав свои силы, сник. Фекла чуть-чуть
сконфузилась, но ненадолго. Она решительно подхватила мужа и унесла
его в спальню. Гости одобрительно зашумели:
- О-о-о! Вот это жена! С такой не пропадешь!
В середине августа к Родиону неожиданно приехал его брат Тихон.
Они не виделись с зимы сорок первого года. Хотя Родион воевал на Се-
верном фронте, а Тихон плавал в Баренцевом и Белом морях на транспорт-
ном пароходе "Большевик", перевозившем союзнические грузы, встретиться
братьям в те годы так и не довелось. А потом Тихон совершил переход на
"Большевике" во Владивосток и остался служить на Тихом океане. Когда
пароход списали с флота за ветхостью, Тихона назначили капитаном на
новое океанское судно-сухогруз, и выбраться на побывку в родные места
ему опять не удалось.
Но вот наконец он в Унде. Родион едва узнал брата. Годы дали
знать себя: на загорелом лице Тихона резко обозначились морщинки, он
полысел и обзавелся заметным брюшком, хотя и выглядел в капитанской
форме бравым мореходом.
- Ты чего такой худой? - спросил он, обнимая Родиона. - Плохо
кормят, что ли? Тощий, безрукий, в эдаком пиджачишке... За что только
тебя Августа любит? И любит ли? - пошутил брат.
- Каждому свое, - отвечал Родион. - Я вот руку потерял, а ты
брюшко нажил... А насчет любви не сомневайся... И этот пиджачишко, как
ты изволил выразиться, вполне удобен. Мы ведь не столь богаты, как
морская интеллигенция. Мы - сермяжная рыбацкая рать. И не растолстел я
потому, что питаюсь в основном рыбой, на которой не разжиреешь. Но в
ней, говорят, фосфору много, что для головных мозгов пользительно. И
потому в Унде у нас народ толковый, а не то, что какие-нибудь влади-
востокские варяги...
Тихон рассмеялся открыто, весело, как бывало в юности.
- Отбрил! Ну, отбрил, братуха! Ладно, не обижайся. Я ведь шут-
кую...
- Да чего обижаться то? Ишь, и словечки у тебя не поморские стали
соскакивать с языка: "шуткую"... Там научился? Ну, ничего, поживешь
дома - вспомнишь родные слова. Женку-то почему не привез? Поглядели
бы...
- Дома сидит. В декретном отпуске. Живот у нее, пожалуй, теперь
побольше моего, - снова засмеялся Тихон. - Я вот уехал и беспокоюсь,
не рассыпалась бы там без меня... Ну да ничего, в крайнем случае, теща
поможет.
- Значит, наследника ждешь? Это ладно.
Тихон приехал на Север не только для того, чтобы побывать в роди-
тельском доме. Комитет ветеранов Северного морского пароходства приг-
ласил его на встречу старых моряков, которые плавали во время войны в
конвоях, и три дня он провел в Архангельске.
- Собралась старая гвардия в мореходном училище, - рассказывал
он. - В большом зале столики расставлены, на них угощение: фрукты, ка-
рамельки, лимонад, пиво, икорка на тарелочках и все такое прочее. И
сцена с микрофоном. Открыл встречу начальник пароходства, а потом ве-
тераны ударились в воспоминания, кто на чем и куда плавал, сколько раз
тонул, сколько под бомбежкой был, как доставляли грузы ценные для
фронта. И меня вытащили к микрофону. Вспомнил и я, как мы с капитаном
Афанасьевым да помполитом Петровским шли из Исландии в Мурманск на
"Большевике", как бомба грохнулась на палубу, а мы назло фашистам сох-
ранили и плавучесть, и ход. Хорошо поговорили... Ну а на другой день
на "Александре Кучине"1 пошли в море к острову Сосновец почтить память
товарищей, что погибли в Великую Отечественную... Там венки на воду
опускали, и салютовали, и торжественное построение было на палубе.
Словом, эти дни надолго запомнятся.
1 Теплоход, названный именем известного капитана и питомца Архан-
гельского мореходного училища Александра Степановича Кучина. В после-
военные годы это судно было учебным кораблем для молодых моряков.
Братья сходили на кладбище, на могилу матери. Постояли там молча
перед заросшим травой бугорком с темным, чуть потрескавшимся от време-
ни сосновым крестом. Положили на могилу цветы. А потом Тихон, надев
сапоги и ватник, отправился бродить по тропинкам своего детства. Преж-
де всего побывал на причале у колхозных складов, откуда, бывало, ухо-
дили рыбаки в море, осмотрел старый бот, на котором Дорофей Киндяков
плавал в войну у берегов Мурмана. Бот стоял теперь под урезом берега
на деревянных подпорах.
Тихон поднялся на палубу, которая и сейчас еще была без единой
щелки - на совесть строили северные корабелы. Покрутил старинный дубо-
вый штурвал с выточенными из стали накладками у осевого отверстия.
Стекол конечно, не сохранилось, и в рубке тоскливо посвистывал ветер.
На северо-восточной окраине села Тихон спустился на берег, к при-
ливной, черте. Здесь Унда издавна провожала в море, а потом встречала
с промысла зверобоев. Тихон долго стоял на обнажившейся в отлив песча-
ной полосе, сняв шапку и вспоминая, как в феврале двадцать девятого
года, перед самой коллективизацией он с Родионом и матерью встречал из
плавания отца. Это тогда Анисим Родионов принес худую весть о гибели
во льдах Елисея Мальгина. Все вспомнил Тихон: и низкое негреющее солн-
це, и резкий ветер, и поземку, и то, как у матери подкосились ноги и
она, опустившись в снег на колени, закричала страшно и пронзительно:
"Елисе-е-е-юшко-о-о!"
Над морем толпились лиловые облака, а в просветы меж них прорыва-
лись веселые лучи солнца. Тронутые позолотой плескались в стремитель-
ном беге волны, они торопились вдаль, к горизонту, и, казалось, ничто
не могло удержать их. Тихон долго не мог отвести от них взгляд. А ког-
да повернул обратно в село, задержался на возвышенном местечке у бере-
гового обрыва, возле серых от непогоды деревянных поминальных крестов.
Ветер трепал навешенные на них белые льняные полотенца.
...В тридцать втором году колхозный промысловый бот "Ударник" по-
пал в жестокий шторм у берегов Мурмана. Двигатель отказал, и неуправ-
ляемое суденышко прибоем разбило в щепки о скалы. Вся команда погибла.
В память о ней и были поставлены эти кресты. Сюда, словно на древнее
языческое капище, каждый год в день поминовения приходили матери и
вдовы утонувших рыбаков плакать и причитать:
Он, уж и век по путям нашим, дороженькам,
Уж вам больше будет не бывати,
Уж и черных-то болотинок
Да вам больше будет не топтати...
Только ветры да пустынный берег знали, сколько тут было пролито
слез, сколько произнесено сокровенных, идущих от сердца слов.
Да, старое неизбывно напоминало о себе. От него не уйдешь, его
вары завозим летом, водным путем - создаем годовой запас. А река стала
- мы сели. Как из этих, пока еще предполагаемых, комплексов вывозить в
город молоко и мясо? Как доставлять материалы для строительства на се-
ло? И не самолетами же перебрасывать скот на убойные пункты... Потому
что дорог хороших нет, деревни у нас разрознены. В какой-нибудь дере-
вушке заболеет колхозник или колхозница, а медпункт в центре сельсове-
та, километров за десять или больше. Дорога, особенно весной и осенью,
скверная, колеса вязнут, - на лошаденке хрюпать приходится. Ты это
знаешь не хуже меня... И потому-то не держатся люди в деревне, и преж-
де всего молодежь. Получат среднее образование - и до свиданья, дом
родной... - Шатилов погасил окурок и лег. - Я все больше задумываюсь
над судьбой нашей северной деревни. Она сейчас находится на своего ро-
да водоразделе, когда со старым мы уже расстались, а нового еще не
достигли...
- Что ты имеешь в виду?
- А то, что деревня долгое время вынуждена была жить в рамках,
запрограммированных еще единоличным хозяйством. Теперь небольшие дере-
веньки исчезают. А разобщенность сел вступает в противоречие с требо-
ваниями времени. Время диктует новые способы и приемы ведения хозяйс-
тва, новый бытовой уклад. Вот я говорил о комплексах. Вокруг такого
сельского объекта и должны жить и работать современные землеробы. Но
объектов таких пока еще очень мало. До обидного мало, и они не столь
совершенны, как бы хотелось...
- Так в чем же дело?
- Силенок маловато, чтобы сразу поднять такую махину... Мы многое
сделали и делаем, но надо делать куда как больше!..
Оба умолкли. Думали о деревне, но каждый по-своему. У Шатилова в
голове засела деревня с животноводческими комплексами и всем с ними
связанным, У Поморцева все мысли были связаны с рыбацкими селами.
Проблемы возникали разные, но одинаково трудноразрешимые.
- Нелегко, - сказал наконец Поморцев. - Сочувствую тебе, Иван Де-
мидович, а помочь, сам понимаешь, не могу... Своих проблем - хоть пруд
пруди...
- Вот как! - полушутливо отозвался Шатилов. - А я думал в твоем
рыбацком деле проблем не бывает: закинул невод - и тащи, что попадет.
- Вот именно: закинул... а вытащил вместо рыбы опять те же проб-
лемы... Мы, поморские колхозы, у Севрыбы да у Министерства рыбного хо-
зяйства вроде как сбоку припека...
- Это как понимать?
- Да так. Есть "большой флот" и есть "малый флот". "Большой флот"
- это Севрыба с тралфлотами Мурманским и Архангельским, а "малый" -
мы, колхозники.
- Ну и что? Делаете одно дело - ловите рыбу.
- Ловить-то ловим, да не в равных условиях. Вот недавно колхоз
"Звезда Севера" купил два старых тральщика. А где новые? Их дали
тралфлоту на пополнение... И вообще, сколько за последние десять лет
Севрыба получила новых кораблей, а колхозы - ни одного. И если бы не
купили старых, неизвестно, чем бы жили.
- Так проси, добивайся новых кораблей!
- А я не прошу? Все время тем и занимаемся, что просим. Теперь,
правда, обещали выделить новый тральщик, на него-то и рассчитывает
Климцов.
- Все же, значит, дают.
- Мало. И вообще нам привыкли давать в основном то, что в "боль-
шом" флоте не очень гоже, не шибко рентабельно. Но колхозники и при
таких неравных условиях тралфлот обходят.
- Ну вот! Зачем вам новые корабли, раз вы и на старых траловому
флоту даете десять очков вперед.
- Обижаешь, Иван Демидович. Надо нас в правах уравнять с госло-
вом. Рыбу-то ведь ловим тоже для государства!
- Да... И я тебе сочувствую. Давай-ка попробуем все же теперь ус-
нуть. Проблем всех нам все равно не решить, - сказал Шатилов, посмеи-
ваясь. Но смех его был не очень веселым.
Дмитрий Викентьевич в тот вечер понял, что не случайно он остался
со своим мнением в одиночестве. Жизнь идет вперед и диктует новые ме-
тоды работы, требующие смелых решений. А он к этому не привык, и у но-
вой жизни оказался как бы в хвосте.
"Видимо, плохо я, старый работник, представляющий вчерашний день
колхоза, вписываюсь в современные масштабы. Как у финансиста, положе-
ние у меня подчиненное. Средствами распоряжаются правление с председа-
телем. Мне остается только выполнять указания... А вот как парторг я,
кажется, и вправду устарел. Пусть поработает на этом месте другой. С
меня хватит".
Утром он пришел на работу, как всегда, спокойный, уравновешенный,
чисто выбритый и первым делом заглянул в кабинет председателя.
До вылета оставалось еще часа два. С утра Шатилов и Поморцев ос-
мотрели помещение, предназначенное для временного цеха, и теперь сиде-
ли у Климцова, обмениваясь мнениями. Поморцев советовал председателю:
- Надо до осени сделать для консервации шкурок небольшие бетонные
резервуары в земле на возвышенном месте, где нет грунтовых вод. Черте-
жи мы пришлем. Цемент, как приеду, сразу отгрузим.
Климцов слушал и записывал в блокнот. Шатилов молча сидел у окна.
- А, Дмитрий Викентьевич! - приветствовал он главбуха.
Митенев вежливо поздоровался и стал слушать, что говорит началь-
ство. Когда Поморцев закончил деловой инструктаж, Шатилов сказал, об-
ращаясь ко всем:
- Вот, товарищи, вчера Дмитрий Викентьевич просил заменить его на
посту секретаря партийной организации. Что скажете по этому поводу?
- Разве есть к тому достаточные причины? - спросил Климцов.
- Видимо, есть, - сдержанно заметил Шатилов.
- Мне трудно работать по двум направлениям. Теперь в бухгалтерии
дел будет еще больше, - стал объяснять Митенев. - Да и со здоровьем
неважно...
- Если Дмитрий Викентьевич настаивает, просьбу придется уважить,
- высказал свое мнение Климцов. - Но я прошу вас, Дмитрий Викентьевич,
- обратился он к Митеневу, - в бухгалтерии еще поработать. Никто, как
вы, не умеет экономить колхозный рубль. Другого главбуха нам не надо.
- Буду работать, пока смогу, - обещал Дмитрий Викентьевич, трону-
тый просьбой председателя.
- И до отчетно-выборного собрания придется вам вести и партийную
работу. Преждевременно вас освобождать никто не собирается, - сказал
Шатилов.
В отношениях мужчины и женщины наступает такой момент, когда при-
ходится так или иначе решать свою судьбу. И Суховерхов понимал, что
такой момент в его отношениях с Феклой наступил. Чувство, возникшее у
него к этой женщине, было глубоко и серьезно. Кроме того, он, как ди-
ректор школы, руководитель коллектива педагогов, воспитатель детей, не
мог пренебрегать общественным мнением. А что, если его ночной визит к
Фекле не остался незамеченным? Это может вызвать ненужные кривотол-
ки...
Школа была пуста. Недавно в ней закончили ремонт, предшествующий
началу учебного года. Леонид Иванович пришел проверить, хорошо ли вы-
сохла краска на партах, и задержался в одном из классов. Не без труда
втиснувшись за парту, предназначенную дляпятиклассников-шестиклассни-
ков, он облокотился на блестящую крышку и задумался. Фекла не выходила
у него из головы. Одиночество ему наскучило, а она определенно отно-
сится к нему с большой симпатией. Конечно, любовь украдкой дальше не-
возможна. Надо или порывать связь, или соединять свою судьбу с этой
женщиной. А почему бы не соединить? У Феклы масса достоинств. Она ум-
на, практична, находчива, жизнелюбива, заботлива, умелая хозяйка. В
селе ее уважают и ценят. Недостаток образования с лихвой восполняется
в ней живостью ума, общительностью и массой других достоинств.
Для объяснения с Феклой Суховерхов выбрал воскресный вечер, надел
выходной костюм, белую рубашку и тщательно повязал галстук. В портфель
положил бутылку марочного вина и коробку конфет.
Ермолай был посвящен в его сердечные дела и отнесся к решению
постояльца одобрительно. Выйдя проводить Леонида Ивановича на крыльцо,
он весь так и сиял.
Напутствовал Суховерхова Ермолай по-своему, по-унденски:
- Будь с ней посмелее. Она баба - огонь! За словом в карман не
полезет. Долго не обхаживай, не рассыпайся перед ней. Бери быка за ро-
га: раз-два - ив дамки!
Фекла, придя с фермы и поужинав, сидела у стола и вышивала на
пяльцах. В избе было тепло, аппетитно пахло чем-то печеным или жаре-
ным. Леонид Иванович тихо прикрыл за собой дверь.
- Добрый вечер, Фекла Осиповна!
Фекла положила пяльцы на подоконник, подошла к нему и подала ру-
ку.
- Здравствуйте, Леонид Иванович! Рада вас видеть.
Он пожал ее руку деликатно и многозначительно. Но обращение Феклы
к нему на "вы" привело его в некоторое смущение.
- Что же вы, будто аршин проглотили? - усмехнулась Фекла. - Про-
ходите, садитесь. Я самовар поставлю. Долго не появлялись... Я уж ду-
мала - забыли про меня...
Взявшись за самовар, который стоял на табурете возле плиты, она
метнула на Леонида Ивановича радостный взгляд, и он, поймав его, сразу
приободрился.
- Дорогая Фекла Осиповна... - торжественно произнес Суховерхов,
не сходя с места и по-прежнему держа портфель в руке.
Фекла поставила самовар на пол, сняла крышку и недоуменно посмот-
рела на него.
- Да садитесь же. Почему это вы сегодня такой торжественный?
- Я пришел сказать вам, Фекла Осиповна... Словом, прошу вас,
будьте моей женой!
Фекла чуть отступила, выставив вперед руку, словно останавливая
его этим жестом: "Погодите, не говорите ничего больше". Потом, маши-
нально поправив прическу и наконец овладев собой, подошла к Суховерхо-
ву и сняла с него мягкую шляпу, отобрала портфель. Шляпу повесила на
гвоздик, портфель поставила на лавку, а Леонида Ивановича усадила на
стул.
- Вот так. Теперь можно и потолковать. Что это вы такое там ска-
зали у порога? Я не расслышала...
- Я прошу вас стать моей женой, - повторил он и добавил мягко и
доверительно: - Я вас полюбил...
Фекла молча стояла перед ним. Правду сказать, она немного расте-
рялась, хоть и была женщиной находчивой. Да и предложение это в об-
щем-то не явилось для нее неожиданностью. Она частенько подумывала о
том, что Суховерхов рано или поздно беспременно потянется к домашнему
теплу. Так оно и вышло. Но когда он произнес ожидаемые слова, Фекла не
нашлась, что ему ответить.
- Ой, самовар-то! Простите... Я сейчас... - спохватилась она.
И пока наливала самовар, клала в него уголья, опускала зажженные
лучинки, а потом ставила жестяную трубу, в голове у нее вился рой мыс-
лей: "Что же ему ответить? Ах, боже мой! Человек пришел с открытой ду-
шой, а у меня и слов нет..."
Наконец она решилась:
- А вы, Леонид Иванович, хорошо все обдумали?- спросила напрямик.
Теперь, когда главное уже было сказано, Суховерхову стало легче.
- Да, Фекла Осиповна, я все обдумал.
Она вздохнула и продолжила с некоторым сожалением:
- Я уж не молода. Вам бы нужна подруга жизни помоложе...
- Никто другой мне не нужен.
- Ну что ж... спасибо... Но, как бы вам сказать, чтобы вас не
обидеть... Я ведь уж старею. Вы моложе меня...
- Давайте, не будем говорить об этом, - попросил он.
Она взглянула на него благодарно и отозвалась очень тихо, так,
что он едва расслышал:
- Как хотите. Не будем, так не будем. Только... только я не знаю,
смогу ли стать матерью... - она вся напряглась, словно пытаясь преодо-
леть сильную внутреннюю боль, но сказать о таком щекотливом деле сочла
просто необходимым.
- И об этом не будем говорить. Я просто хочу, чтобы вы были со
мной рядом до конца... С вами будет тепло, радостно. Я знаю.
- Вы так думаете?
- Я уверен в этом.
- Милый ты мой! Учитель! - точно вырвалось у нее из души, но Фек-
ла сдержала себя и спрятала вспыхнувшее румянцем лицо, снова склонив-
шись над самоваром.
Затем они пили чай, угощались массандровским вином. Фекла усилен-
но потчевала Леонида Ивановича, а он благодарил и все ждал от нее от-
вета. Но Фекла все время словно бы уклонялась от окончательного реше-
ния, и Суховерхов начал тревожиться. От волнения он даже выпил лишнюю
рюмку, и голова у него закружилась. Пришлось приналечь на закуску и
выпить крепкого чаю.
Когда Леонид Иванович собрался уходить, Фекла подала ему шляпу,
смахнув с нее воображаемую пыль платочком.
- Вы так и не дали мне ответа, Феня... - робко напомнил Суховер-
хов.
Она провела рукой по его волнистым русым волосам.
- Раз вы хотите жениться на мне и думаете, что вам со мной будет
хорошо, то я согласна. Лишь бы вам со мной было хорошо...
Потом посмотрела ему прямо в глаза и степенно, по-старинному, по-
целовала в губы.
- Ну вот. Теперь идите...
И когда Леонид Иванович ушел, накинула полушалок и тоже вышла на
улицу. Постояла на крыльце, счастливо улыбаясь, и побрела по тропинке
к реке.
Берег был неподалеку. На обрыве лежал большой, вросший в землю
камень. Фекла вспомнила, как здесь, напротив камня, мужики, среди ко-
торых был и ее отец, грузили перед самым приливом карбас. А когда на-
чался прилив, карбас отчалил и пошел к шхуне, стоявшей в устье. Отец,
сидя в корме, у правила, обернувшись, помахал им с матерью рукой. А
потом, сутулясь, отвернулся и стал смотреть вперед. Мать взяла ее за
руку и повела домой старательно пряча слезы, вызванные расставанием.
События давних лет со всей отчетливостью воскресли в памяти Феклы.
Взгляд ее устремился в сторону устья, которое расширялось и вли-
валось вдали в губу. В левой стороне залива невидимо отсюда над морем
высокий обрыв Чебурай. Берег Розовой Чайки... Фекла вспомнила войну,
то, как она ловила семгу с Семеном Дерябиным, и в сердце шевельнулась
грусть...
А Суховерхов в это время вернулся домой совершенно счастливый.
Едва переступив порог, он уткнулся лицом в жидкую стариковскую бороду
Ермолая, и тот сразу понял, с какими вестями вернулся его постоялец.
- Когда свадьба-то?
- Скоро. Очень скоро будет свадьба.
Женитьба эта порядком взбудоражила село. Кто бы мог подумать, что
Зюзина на склоне лет выйдет замуж, да еще и жениха отхватит такого,
что многим на зависть: человека образованного, директора школы. Имена
жениха и невесты вертелись у баб на языке целую неделю. Известное де-
ло, людская молва, что морская волна: начнет бить в берег - только
держись, а как ветер утихнет - и нет ее, улеглась.
Как водится, позлословили:
- Вспомнила Фекла свой девишник...
- Опоила приворотным зельем Суховерхова, вот и присох к ней.
- Леонид-то Иванович женился, как на льду обломился: Фекла-то уж
не первой молодости невеста, и чего он сунул шею в хомут?
Высказывались и другие мнения:
- Фекла - баба золотая. Директору повезло.
- Не она, так до смерти и ходил бы бобылем. Правильно сделал: без
жены, как без шапки. "Клад да жена на счастливого".
Все эти суды-пересуды происходили, как водится, по-за глаза. В
открытую даже недоброжелатели не решались осуждать Зюзину и Суховерхо-
ва: "Что ж, оба они - люди свободные, а годы уходят. Нашли друг друга
- и ладно, пусть живут с богом".
А старые друзья Зюзиной - те просто были довольны, что Фекла Оси-
повна наконец-то устроила свою судьбу, выходя замуж за Суховерхова.
Родион Мальгин, регистрируя в сельсовете их брак, сказал Фекле:
- А помнишь, Феня, как ты везла меня в санях после госпиталя?
Помнишь, как сожалела, что не нашла своего суженого? Вот теперь и наш-
ла. Живите в любви да в согласии!
И Панькин, когда Фекла пришла звать его на свадьбу, расчувство-
вался и признался:
- Женитьба ваша, Фекла Осиповна, не случайна. Ведь я еще тогда, в
твои именины, решил: быть вам вместе. Вот и вышло по-моему. Так или не
так?
- Так, так Тихон Сафонович, - прослезилась на радостях Фекла. -
Вы, правду сказать, во многом определяли мою судьбу. Спасибо вам! -
Она помолчала, успокоилась и уже по-деловому добавила: - Мы не будем
делать большую свадьбу. Я приглашаю только самых близких.
- Хорошо. Мы с женкой придем непременно.
Фекла ушла от Панькина грустная, потому что выглядел он неважно:
лицо бледное, с нездоровой рыхловатостью, ходил по избе осторожно,
словно боялся поскользнуться. И хоть бодрился и шутил Тихон Сафоныч,
Фекла отметила про себя, что бывший председатель сильно сдал: укатали
сивку крутые горки.
А вот Киндяков и с возрастом не накопил жирка, был жилист, цепок
к жизни. Борода у него задорно торчала вперед, и ходил он довольно
резво. "Сухое дерево дольше скрипит. Дай бог ему здоровья", - не раз
желала мысленно Фекла.
К известию о ее замужестве Дорофей отнесся с одобрением.
- Давно, Феня, надо было найти тебе свой причал. Вот и нашла. Жи-
ви счастливо и благополучно!
- Спасибо, Дорофеюшко, - поблагодарила его Фекла.
Однако от своих обычных подковырок Дорофей все же не удержался:
- Давно ли крутите любовь-то? - будто между прочим поинтересовал-
ся он.
Фекла ответила уклончиво.
- Значит, по пословице: "Была бы постелюшка, а милой найдется?"
Девице положено согрешить, иначе ей не в чем было бы каяться...
Фекла довольно чувствительно ударила его кулаком по спине.
- Ох и шуточки у тя! Язык бы отсох! Правду говорят - горбатого
могила исправит.
- Неужто обиделась? - с невинным видом спросил Дорофей., - А еже-
ли эдак мужа будешь лупить - так он долго не протянет. Вдовой оста-
нешься.
- Мужа я буду колотить полегче. А обижаться на тебя грех. Ты у
нас святой, Дорофеюшко! Весь век прожил с Ефросиньей и ни разу ей не
изменил. Бабы, что иной раз дерутся с мужьями-гуленами, тебя всегда в
пример ставят.
- Ишь ты, как сказанула! Не знаю уж, то ли благодарить тя на доб-
ром слове, то ли обозлиться?
- Благодари, Дорофеюшко, потому как я сказала тебе сущую правду.
- Ну спасибо, спасибо, - рассмеялся Дорофей. - Только этим ты,
Феклуша, вроде как мою мужскую честь задела...
- Всяк честен своими заслугами. Ладно, приходи в гости, обмоем
наше бракосочетание.
- Приду, приду. Кто знает, может, боле и не гуливать на свадь-
бах-то? Старею я, Феклуша. А ты молодец! Про деток не забудь, - нраво-
учительно напомнил Дорофей. - Родить надобно помора!
- Это уж как получится... - улыбнулась Фекла.
Праздничное настроение ее неожиданно нарушилось: в самый канун
свадьбы умерла Авдотья Тимонина. Давняя недоброжелательница Зюзиной,
она даже смертью своей словно хотела испортить ей светлый праздник за-
мужества...
Сколько раз бывало вгоняла она Феклу в слезы, сколько сплетен
распространяла про нее по селу. Что поделать, когда зависть творит
свое черное дело: хоть бисером рассыпься, а не заслужишь от завистника
доброго слова. Даже достоинства твои обернутся в его устах против те-
бя. Но Фекла все-таки жалела Авдотью - как-никак вместе в войну рыба-
чили, ходили зверя бить во льды - и с согласия мужа передвинула свадь-
бу.
Чтобы было веселее, она пригласила на торжество и молодежь: Роди-
она попросила привести дочь и сына, а Соне Кукшиной сказала, чтобы та
пришла с дочкой Сашей. Само собой разумеется, пришли на свадьбу и
Климцов с супругой.
Митенев на свадьбе не был, сославшись на головную боль и модную
нынче болезнь гипертонию...
Застолье проходило в верхней, чистой, или летней, избе. Фекла два
дня прибирала ее, выбрасывала старье, белила потолок, мыла окна и по-
лы, вместе с Леонидом Ивановичем оклеивала стены новыми обоями. Тесная
зимовка казалась ей неподходящей для семейной жизни, и она решила об-
живать летнюю половину.
Под дружные возгласы "горько" Леонид Иванович целовался с супру-
гой, говорил ей ласковые слова, а потом, как это порой бывает с мало и
редко пьющими людьми, не рассчитав свои силы, сник. Фекла чуть-чуть
сконфузилась, но ненадолго. Она решительно подхватила мужа и унесла
его в спальню. Гости одобрительно зашумели:
- О-о-о! Вот это жена! С такой не пропадешь!
В середине августа к Родиону неожиданно приехал его брат Тихон.
Они не виделись с зимы сорок первого года. Хотя Родион воевал на Се-
верном фронте, а Тихон плавал в Баренцевом и Белом морях на транспорт-
ном пароходе "Большевик", перевозившем союзнические грузы, встретиться
братьям в те годы так и не довелось. А потом Тихон совершил переход на
"Большевике" во Владивосток и остался служить на Тихом океане. Когда
пароход списали с флота за ветхостью, Тихона назначили капитаном на
новое океанское судно-сухогруз, и выбраться на побывку в родные места
ему опять не удалось.
Но вот наконец он в Унде. Родион едва узнал брата. Годы дали
знать себя: на загорелом лице Тихона резко обозначились морщинки, он
полысел и обзавелся заметным брюшком, хотя и выглядел в капитанской
форме бравым мореходом.
- Ты чего такой худой? - спросил он, обнимая Родиона. - Плохо
кормят, что ли? Тощий, безрукий, в эдаком пиджачишке... За что только
тебя Августа любит? И любит ли? - пошутил брат.
- Каждому свое, - отвечал Родион. - Я вот руку потерял, а ты
брюшко нажил... А насчет любви не сомневайся... И этот пиджачишко, как
ты изволил выразиться, вполне удобен. Мы ведь не столь богаты, как
морская интеллигенция. Мы - сермяжная рыбацкая рать. И не растолстел я
потому, что питаюсь в основном рыбой, на которой не разжиреешь. Но в
ней, говорят, фосфору много, что для головных мозгов пользительно. И
потому в Унде у нас народ толковый, а не то, что какие-нибудь влади-
востокские варяги...
Тихон рассмеялся открыто, весело, как бывало в юности.
- Отбрил! Ну, отбрил, братуха! Ладно, не обижайся. Я ведь шут-
кую...
- Да чего обижаться то? Ишь, и словечки у тебя не поморские стали
соскакивать с языка: "шуткую"... Там научился? Ну, ничего, поживешь
дома - вспомнишь родные слова. Женку-то почему не привез? Поглядели
бы...
- Дома сидит. В декретном отпуске. Живот у нее, пожалуй, теперь
побольше моего, - снова засмеялся Тихон. - Я вот уехал и беспокоюсь,
не рассыпалась бы там без меня... Ну да ничего, в крайнем случае, теща
поможет.
- Значит, наследника ждешь? Это ладно.
Тихон приехал на Север не только для того, чтобы побывать в роди-
тельском доме. Комитет ветеранов Северного морского пароходства приг-
ласил его на встречу старых моряков, которые плавали во время войны в
конвоях, и три дня он провел в Архангельске.
- Собралась старая гвардия в мореходном училище, - рассказывал
он. - В большом зале столики расставлены, на них угощение: фрукты, ка-
рамельки, лимонад, пиво, икорка на тарелочках и все такое прочее. И
сцена с микрофоном. Открыл встречу начальник пароходства, а потом ве-
тераны ударились в воспоминания, кто на чем и куда плавал, сколько раз
тонул, сколько под бомбежкой был, как доставляли грузы ценные для
фронта. И меня вытащили к микрофону. Вспомнил и я, как мы с капитаном
Афанасьевым да помполитом Петровским шли из Исландии в Мурманск на
"Большевике", как бомба грохнулась на палубу, а мы назло фашистам сох-
ранили и плавучесть, и ход. Хорошо поговорили... Ну а на другой день
на "Александре Кучине"1 пошли в море к острову Сосновец почтить память
товарищей, что погибли в Великую Отечественную... Там венки на воду
опускали, и салютовали, и торжественное построение было на палубе.
Словом, эти дни надолго запомнятся.
1 Теплоход, названный именем известного капитана и питомца Архан-
гельского мореходного училища Александра Степановича Кучина. В после-
военные годы это судно было учебным кораблем для молодых моряков.
Братья сходили на кладбище, на могилу матери. Постояли там молча
перед заросшим травой бугорком с темным, чуть потрескавшимся от време-
ни сосновым крестом. Положили на могилу цветы. А потом Тихон, надев
сапоги и ватник, отправился бродить по тропинкам своего детства. Преж-
де всего побывал на причале у колхозных складов, откуда, бывало, ухо-
дили рыбаки в море, осмотрел старый бот, на котором Дорофей Киндяков
плавал в войну у берегов Мурмана. Бот стоял теперь под урезом берега
на деревянных подпорах.
Тихон поднялся на палубу, которая и сейчас еще была без единой
щелки - на совесть строили северные корабелы. Покрутил старинный дубо-
вый штурвал с выточенными из стали накладками у осевого отверстия.
Стекол конечно, не сохранилось, и в рубке тоскливо посвистывал ветер.
На северо-восточной окраине села Тихон спустился на берег, к при-
ливной, черте. Здесь Унда издавна провожала в море, а потом встречала
с промысла зверобоев. Тихон долго стоял на обнажившейся в отлив песча-
ной полосе, сняв шапку и вспоминая, как в феврале двадцать девятого
года, перед самой коллективизацией он с Родионом и матерью встречал из
плавания отца. Это тогда Анисим Родионов принес худую весть о гибели
во льдах Елисея Мальгина. Все вспомнил Тихон: и низкое негреющее солн-
це, и резкий ветер, и поземку, и то, как у матери подкосились ноги и
она, опустившись в снег на колени, закричала страшно и пронзительно:
"Елисе-е-е-юшко-о-о!"
Над морем толпились лиловые облака, а в просветы меж них прорыва-
лись веселые лучи солнца. Тронутые позолотой плескались в стремитель-
ном беге волны, они торопились вдаль, к горизонту, и, казалось, ничто
не могло удержать их. Тихон долго не мог отвести от них взгляд. А ког-
да повернул обратно в село, задержался на возвышенном местечке у бере-
гового обрыва, возле серых от непогоды деревянных поминальных крестов.
Ветер трепал навешенные на них белые льняные полотенца.
...В тридцать втором году колхозный промысловый бот "Ударник" по-
пал в жестокий шторм у берегов Мурмана. Двигатель отказал, и неуправ-
ляемое суденышко прибоем разбило в щепки о скалы. Вся команда погибла.
В память о ней и были поставлены эти кресты. Сюда, словно на древнее
языческое капище, каждый год в день поминовения приходили матери и
вдовы утонувших рыбаков плакать и причитать:
Он, уж и век по путям нашим, дороженькам,
Уж вам больше будет не бывати,
Уж и черных-то болотинок
Да вам больше будет не топтати...
Только ветры да пустынный берег знали, сколько тут было пролито
слез, сколько произнесено сокровенных, идущих от сердца слов.
Да, старое неизбывно напоминало о себе. От него не уйдешь, его