Старик не ожидал, что с ним заговорят, и растерялся, даже уронил
на пол рукавицу.
- Мне ничего не надо. Зашел просто так. Полюбопытствовать. Али
нельзя?
- Почему нельзя. Тут дверь открыта для всех, - ответил Климцов. -
Но я что-то вас не помню. Как ваша фамилия?
- Фамилия-та? Дак что... Фамилия... Это не важно. Я здешний, пен-
сионер. Уж давно на пенсии, - добавил старик.
Климцов не придал значения тому, что старик не назвал себя. Голо-
ва председателя была занята уснувшими бельками.
- Ну ладно, пенсионер так пенсионер. А сколько лет?
- Восемьдесят пять, - сообщил старик.
- Ого! Мне бы дожить до таких годков... - взглянул на Томилина
Иван Данилович. И снова обратился к незнакомцу: - Слушай, дед! Ты
ведь, наверное, из племени зверобоев. Возьмись-ка обработать уснувших
зверят. Заплатим как положено, по расценкам. Сделай милость, прошу те-
бя! Если, конечно, сможешь...
Старик нахмурился, но согласился.
- Это я, пожалуй, могу. Когда-то клепик1 держал в руках. И ножик
зверобойный тоже...
1 Клепик - специальный нож, которым отделяют сало от шкуры тюле-
ня.
- Вот и помоги нам. Будь добр. Сходи домой за ножом - и сюда.
Скоро к вольерам поедут на лошади и тебя прихватят. Я скажу. Там обра-
тишься к бригадиру Анисиму Родионову.
- К Анисиму? - с живостью переспросил старик. - Ладно. Обращусь.
Можно мне идти?
- Конечно. Желаю успеха.
- Спасибо.
Несмотря на высоченный рост и преклонные годы, старик довольно
проворно встал и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Иван Данилович, посчитав вопрос решенным, сразу забыл о старике.
Откуда молодому председателю было знать, что старик этот ни кто иной,
как бывший хозяин Унды, купец и промышленник Вавила Ряхин.
О промысле тюленей с помощью авиации Вавила узнал из областной
газеты. Она писала в конце февраля, что в рыбацком колхозе "Звезда Се-
вера" будет применяться новый способ добычи зверя, который никогда ра-
нее не применялся. Перечитав заметку, Вавила невольно вспомнил, как
когда-то, еще до коллективизации, он с помощью мужиков с лодками про-
мышлял тюленей во льдах. Сообщение очень заинтересовало его. Подума-
лось: "Вот бы посмотреть, как нынче там живут и работают". Ряхина неу-
держимо потянуло на родину. Захотелось своими глазами увидеть, какие
там произошли перемены, как все теперь выглядит.
Вспомнил он, как несколько лет назад к нему приходили Офоня-мото-
рист и Дорофей Киндяков и приглашали его вернуться жить в родное село.
И он решил: "Поеду". И не только на побывку надумал он поехать, а
и для того, чтобы присмотреть себе место на дедовском кладбище рядом с
отцом и матерью. В том, что его час пробьет скоро, он не сомневался.
В Архангельске у него не было родственников, кроме брата жены,
однако с ним он даже не был знаком. Стало быть, его тут ничто не удер-
живало.
"Но кто там, в Унде, сможет принять и приютить меня? - задумался
Вавила. - Офоня живет с сыном, снохой и внуками, на него рассчитывать
нечего. Вот разве Фекла... Она, наверное, не откажет". И он написал ей
письмо.
Ответ пришел быстро. Фекла сообщала, что вышла замуж, что супруг
у нее хороший и живут они в большой избе, а маленькую - зимовку могут
предоставить в полное распоряжение Ряхина. "Приезжайте, Вавила Дмит-
рич, и живите с богом", - приглашала она.
Вавила обрадовался теплому письму. Ключ от квартиры он отнес в
домоуправление и заявил там: "Я поеду в деревню. Возможно, и не вер-
нусь. Так вы после моей кончины квартиру кому-нибудь нуждающемуся пе-
редайте... И можете, как хотите, распорядиться моим имуществом. Прав-
да, человек я небогатый..."
В домоуправлении подивились такому заявлению квартиросъемщика, но
ключ приняли и сказали: "Живите на здоровье и возвращайтесь. А ключ мы
будем хранить"
Самолет прибыл в Унду в сумерках, и Ряхин, подняв воротник, чтобы
никто его не заприметил, пошел к Фекле. Та приняла его, напоила чаем и
отвела в зимовку, где топилась лежанка и была приготовлена постель.
Сначала Фекла сомневалась, правильно ли поступила, приютив своего
старого хозяина: ведь он как-никак из "бывших". Но потом на все сомне-
ния махнула рукой: "А что он теперь сделает старый-то? Приехал домой
умирать... Разве можно отказать ему в помощи? Он-то в свое время прию-
тил меня, дал кусок хлеба..."
Мужу Фекла, конечно, рассказывала, что за гость собирается к ним
приехать, но Леониду Ивановичу было не до него - хватало дел в школе,
и он лишь заметил, что принимать гостей - обязанность хозяйки.
Вавила долго не выходил из избы, но потом все-таки решился прой-
тись по улице. Никто его пока не узнавал, он осмелел, и ноги сами при-
вели его в родной дом, где теперь размещалось правление колхоза, а за-
тем неудержимое любопытство заставило заглянуть в штаб.
Согласившись ошкурить уснувших тюленят, Вавила поспешил домой, а
когда вернулся, ватник у него был перепоясан ремнем и на нем висел
зверобойный нож в ножнах, что дала Фекла.
- Пришел? - обрадовался Климцов. - Вот и ладно. Как звать-то те-
бя, дед?
Ряхин помялся, но все таки решил назвать себя:
- Вавила. По отчеству Дмитриевич.
- Отлично. Значит, Вавила Дмитриевич... Вон под окном - лошадь с
дровнями. Садитесь и поезжайте! У вольеров не забудьте спросить Аниси-
ма.
- Не забуду.
Он мог бы добавить, что с Анисимом Родионовым связан родственными
узами, что тот плавал на его шхуне "Поветерь" кормщиком, но это было
совсем ни к чему.
За проволочными сетками на изрытом снегу лежали и ползали сотни
линяющих бельков-хохлуш, и в морозном воздухе стоял разноголосый рев,
привычный уху зверобоя. Вавила сразу вспомнил, как он в молодые годы
ходил за тюленями. Но сейчас он подивился тому, с каким широким разма-
хом ведется промысел, поставленный, как видно, опытными, знающими
людьми. Он посмотрел, как поодаль снижается вертолет, опуская на снег
какой-то большой двухрядный ребристый ящик, и догадался, что в нем на-
ходятся хохлуши, доставленные с моря необычным путем, по воздуху.
Его окликнули:
- Эй, дед! Ты чего тут?
Голос показался знакомым. Вавила обернулся и с трудом узнал Ани-
сима. Изрядно постаревший, с усталым морщинистым лицом свояк подошел к
нему поближе.
- Меня послали ошкуривать уснувших бельков, - Вавила показал на
нож, висевший на поясе.
- Ну тогда идем.
Анисим первым прошел к большому тесовому сараю. Здесь, уложенные
рядком, находились уснувшие тюленята.
- Вот. Хоть здесь ошкуривай, хоть вытаскивай на улицу, - сказал
Анисим, так и не признавший своего бывшего хозяина. - Как зовут-то те-
бя? - спросил он, прежде чем оставить его.
- Вавила Дмитриевич Ряхин.
Анисим остолбенел.
- Ты че... ты че?.. - с трудом вымолвил он. - Да постой, неужто
Вавила Дмитрич?
- Вот так, - тихо отозвался Вавила. - Гора с горой не сходятся, а
человек с человеком... Здравствуй, Анисим!
- Ну напугал! А ведь говорили... того, ты уж прости меня, говори-
ли - умер!
- Мало ли что говорят... Жив, как видишь. Хочу дома умереть спо-
койно. Феклуша меня приютила.
Анисим торопливо закивал.
- Все понял, Вавила Дмитрич, все!
- Ты кем тут? Бригадиром?
- Бригадиром. Скоро начнем обработку зверя. Дел будет по завязку.
А пока тут с разными заботами кручусь...
- Вот и встретились. Ну, иди по своим делам. И я, благословясь,
тоже примусь за работу. Хотя и сбоку припека...
Анисим пошел потихоньку, оглядываясь и продолжая удивляться нео-
жиданному появлению старого своего родича и хозяина.
А Вавила вернулся в сарай, перекрестился, и, взяв за хвост не-
большую тушку хохлуши, выволок ее на улицу, на снег: "Здесь светлее
работать". Повернул тушку животом кверху, поместил ее между ног, вынул
нож и сделал аккуратный глубокий надрез вдоль брюшка...
Наклоняться ему было трудновато, ноги с непривычки дрожали. "Эх,
совсем старик стал!" - вздохнул Вавила, распрямился и посмотрел по
сторонам.
Вертолет, что приземлился поодаль, снова взлетел и пошел к морю.
Под металлическим брюхом у него висел на стропах контейнер. Вавила
проследил за его полетом.
Солнце выглянуло из-за облаков и залило все вокруг радужным сия-
нием. Снега искрились, сверкали алмазной крошкой. Налево располагались
вольеры. Их было много - не охватить взглядом! У ближней загородки су-
етились люди. Вавила приметил среди них желтый дубленый полушубок Ани-
сима. Свояк размахивал руками и что-то говорил мужикам, которые волок-
ли в вольер тюленят, опутанных сетками. Потом мужики закрыли проволоч-
ную дверцу и стали высвобождать хохлуш из мешков. Тюленята, высколь-
знув из пут, торопливо расползались в разные стороны.
Выпустив всех зверей из мешков, колхозники удалились. Вавила
опять склонился над тушкой, отделяя сало от ребер. В уши ему врывался
многоголосый крик тюленьих детенышей.
- Экие голосистые красотуленьки! - пробормотал он.
Солнце било в упор веселыми мартовскими всплесками. Глазам стало
больно. Вавила снял рукавицу и смахнул слезинки рукой.
Вечером над отлогим заснеженным полем с вольерами стали сгущаться
синие мартовские сумерки. Со всех сторон - от реки, от моря, из тундры
- наступала тьма. Она становилась все плотнее и глуше. Прекратился
грохот вертолетов, смолкли голоса людей, и слышались только посвист
ветра-полуночника да разноголосица тюленят, которые сбивались в сетча-
тых загородках поближе друг к другу, готовясь встретить ночь. Посте-
пенно голоса бельков затихали.
Цепочкой вокруг вольеров вспыхнули электрические огни. Они зас-
веркали призывно и ярко на невысоких столбах с электропроводкой. Начал
свой первый обход ночной сторож с карабином за спиной. Он неторопливо
скользил вдоль ограждений на широких, подбитых камусом охотничьих лы-
жах и посматривал по сторонам: не порвалась ли где проволочная сетка,
не явились ли незваные гости - волки из тундры, оголодавшие за длинную
полярную ночь.
Сторож - а это был Ермолай - шел неторопко: бегать ему было уже
не по силам, годы не молодые. На усах и бороде у него намерзли льдин-
ки, лицо обжигал резкий ветер, под ноги стлалась сухая снежная позем-
ка.
"Волкам тут делать нечего, - успокаивал он себя.- Вертолеты рас-
пугали всю живность на десятки верст в округе". Сторож обогнул вольеры
и вышел на самый берег. Тут остановился, отдышался в затишке за не-
большой дощатой будкой и, став спиной к ветру, закурил.
На голове у него была оленья шапка с длинными ушами, на ногах ва-
ленки, теплый и легкий полушубок подпоясан ремешком. Ермолай снял лы-
жи, сел на лежавший возле будки пустой ящик и поглядел на реку, прита-
ившуюся подо льдом и снегом неподалеку от вольеров.
В электрическом свете снег искрился, переливался блестками, но
дальше к реке все пряталось в темноте. И ничего в этой тьме не увидишь
на десятки, сотни километров, до самого Воронова мыса, до горла Белого
моря. И там тоже - тьма-тьмущая, холодная, безлюдная.
Но вот из-за сугробов показалась луна. Ее серебристый шар, будто
круглый большой поплавок от морского невода, все выше всплывал над бе-
регом. Тьма неохотно стала расступаться, теснимая электрическим и лун-
ным светом. Луна привнесла в безмолвие ночи нечто свое, особенное,
словно бы чуточку оживившее окрестность.
Что-то заставило Ермолая насторожиться и получше вглядеться в
темноту под берегом. Там, где боролись меж собой свет и потемки, на
льду реки он приметил чуть заметное движение. "Что там такое мельте-
шит? - подумал он, тихонько сняв карабин с ремня и положив его на ко-
лени. - Ничего не разберу... Аль пригрезилось мне?"
Но вот то, что двигалось, попало в полосу света, и он разглядел
тюлениху-утельгу. Торопливо работая ластами, выгибая массивную жирную
спину, она подползла ближе к берегу и, подняв голову, замерла. Ермолаю
показалось, что она смотрит прямо на него своими темными блестящими
глазами. Он бросил окурок и осторожно поправил на коленях карабин:
"Чего ей тут надо?"
Утельга больше не двигалась и только тянула морду в сторону воль-
еров, будто принюхивалась. "Ну и ну... - удивлялся Ермолай. - Издалека
пожаловала... Уж не детеныша ли ищет?" Он покачал головой, дивясь то-
му, что тюлениха подошла к самым вольерам, а когда опять посмотрел на
реку, ее уже не было... "Заприметила меня и ушла, - подумал он. - В
воду нырнула. Там есть полынья..."
Ермолай встал, надел лыжи, закинул за спину карабин и снова зас-
кользил по сухому снегу вдоль ограждения. Его тень неотступно двига-
лась рядом с ним, но была зыбкой и изменчивой: то вовсе исчезала, то
появлялась опять в зависимости от расположения электрических фонарей.
От ветра фонари раскачивались, и тень тоже колебалась на снегу.
С окраины села донесся треск мотора, блеснул тускловатый свет фа-
ры. Ермолай остановился, выжидая. Вскоре на снегоходе "Буран", подняв
белесое облако, подкатил председатель колхоза Климцов. Он решил прове-
рить сторожа и вольеры.
Климцов осадил своего трескучего коня, выключил мотор и спросил:
- Как идет дежурство, Ермолай Иванович?
- Все в полном порядке, - ответил сторож. - Я только что обошел
все вольеры... Не беспокойтесь.
- Хорошо, - чуть простуженным баском отозвался председатель. -
Смена тебе будет в два часа ночи. Выдюжишь? Не смерзнешь?
- Холодно будет - пройдусь на лыжах. Да и тулуп у меня есть там в
будке, - ответил Ермолай и добавил: - Гостья с моря приходила...
- Какая гостья?
- Да утельга...
- А зачем?
- Спроси у нее... - Ермолай сдержанно рассмеялся и, сняв рукави-
цу, стал обирать пальцами льдинки с усов.
Климцов поглядел в темноту над рекой, но ничего не сказал. Только
попрощался и укатил домой, оставив после себя туманное снеговое облач-
ко.
Зверобойная кампания закончилась. Вертолеты поднялись с посадоч-
ной площадки и улетели в Архангельск, взяв на борт всех, кто приезжал
в Унду. Из работников областного объединения остался только инже-
нер-технолог Вельтман. Ему предстояло организовать обработку добытых
тюленей и консервацию шкурок.
По утрам этот крепкий, средних лет мужчина в неизменной дубленке
и шапке из пыжика шагал к вольерам и в цех, где заканчивалась установ-
ка оборудования. Его не очень устраивало то, что цех размещался в
большом и холодном сарае, бывшем складе, что не все станки были осенью
завезены. Но это зависело не от него, и даже не от Климцова, и прихо-
дилось довольствоваться тем, что имелось под рукой. Вельтман торопил
рабочих, оборудовавших цех: дней через десять бельки в вольерах прев-
ратятся в серку, и начнется горячая пора. Надо, чтобы все поголовье
было сохранено, обработано и затраты колхозов окупились. И Вельтман с
утра до вечера хлопотал возле станков и приспособлений, деревянных
больших чанов, рельсового пути и вагонеток, проверял готовность ко-
тельной и трубопроводов. Словом дел у него было по завязку.
Иван Данилович Климцов с правленцами комплектовал звенья для ра-
боты в цехе. Опытных обработчиков не хватало, приходилось обращаться к
старикам-зверобоям. Те охотно откликались на его предложения.
Климцов опасался, как бы инженер, подготовив цех, не уехал, оста-
вив его одного с такой прорвой дел. Но Вельтман заверил, что будет на-
ходиться в колхозе до той поры, пока не обработают все меховое сырье.
Климцов успокоился, но вскоре у него появились новые заботы. Ми-
тенев со своей бухгалтерией подвел дебет-кредит и, составив ведомости
для расчета со звероловами, зашел к Ивану Даниловичу подписать их.
- Заработали мужики, по-моему, неплохо. Не должны обижаться, -
заметил Климцов, проглядывая ведомости.
- Неплохо, - согласился Митенев. - Однако деньги на счету тают.
После оплаты вертолетов осталось всего ничего...
- Скоро получим за шкурки солидные деньги, - сказал Климцов нес-
колько самоуверенно.
- Цыплят по осени считают.
- А сколько у нас в банке на счету? - спросил председатель.
Митенев назвал сумму, и Климцов заговорил уже не столь самоуве-
ренно.
- Тральщики еще заработают.
- На это не очень-то надейтесь, Иван Данилович, - опять возразил
главбух. - Треску да окуня больше ищут, чем ловят, да и мелкая пошла
рыбешка, еле дотягивает до промыслового стандарта. А мойве велика ли
цена? На зарплату рыбакам дай бог заработать. А ремонт? Суда ведь тре-
буют ежегодного ремонта!
Иван Данилович умолк и досадливо передернул угловатыми плечами:
"Этот Митенев всегда испортит настроение. Что за человек!" Но предсе-
датель понимал, что опасения главбуха не напрасны, и выложил он их
вовремя, чтобы предупредить о возможных будущих финансовых затруднени-
ях. Митенев меж тем продолжал:
- Ты не забыл, Иван Данилович, что летом к будущей зверобойке на-
до строить цех, гостиницу, склады, столовую? Деньги опять потребуются.
- Поморцев поможет. Дело-то ведь общее.
- В принципе - да, - согласился Дмитрий Викентьевич. - Но ты
все-таки обговори это в рыбаксоюзе. Там тоже должны думать...
- Хорошо. Полечу в город и все выясню.
Митенев еще постоял, помялся и наконец вымолвил:
- Ох, чует мое сердце, что придется нам брать ссуду в банке. Не
люблю я этих ссуд. Долги!
Климцов улыбнулся, видя, как морщится Митенев при упоминании о
долгах, будто сунул в рот горсть клюквы.
- А вот поговорка есть, - сказал он. - "Должен - не спорю; отдам
не скоро, когда захочу, тогда и заплачу". Не падай духом, Дмитрий Ви-
кентьевич. Обойдемся без ссуды. Зверобойный промысел нас выручит.
Раньше-то выручал!
- Так то раньше. Одни вертолеты чего стоят...
Митенев недоверчиво покачал головой и ушел. Проводив его взглядом
до двери, Иван Данилович подумал, что главбух, как всегда, прав.
"Да, а как же быть с фермой? Я ведь обещал Зюзиной и дояркам но-
вый коровник, - Климцов озадаченно наморщил лоб и стал ходить
взад-вперед по кабинету. - Придется им сказать начистоту: "Поработай-
те, бабоньки, пока еще в старом... А электродойку надо вводить, невзи-
рая ни на что".
Так цепочкой возникали разные дела, и казалось - конца им не бу-
дет. Вытащишь одно звено - за ним тянется другое, третье... И все ре-
шать надо сегодня, сейчас, немедля. Завтра уже будет поздно.
Елисей получил в конторе расчет за зверобойку и, придя домой, по-
ложил на стол перед отцом деньги.
- Вот, батя, мой заработок. Тут все до копейки.
Родион посмотрел на сына попристальней, прищурив усталые глаза с
белесыми ресницами, погладил усы и мягко улыбнулся:
- Поздравляю с первой получкой. Сколько тут?
- Триста восемьдесят два рубля.
- Прилично. Сколько дней ты работал в море?
- Неделю.
- Вот видишь!
"Вон какой у меня сын вымахал, - подумал отец. - Высок, строен,
пригляден. Вполне пригожий парень". Августа, вытащив из русской печи
чугун с горячей водой, тоже любовалась Елисеем, голубые глаза ее излу-
чали материнское тепло и ласку. Она поставила ухват, вытерла руки о
фартук, и, подойдя к сыну, поцеловала его в щеку. Для этого ей приш-
лось привстать на цыпочки.
- Вот и вырос ты у нас, сынок, - сказала она. - И зарабатывать
начал. Себе-то оставил на карманные расходы?
- Мне не надо, - ответил Елисей и, считая разговор оконченным,
ушел в горницу и занялся там проигрывателем. Из горницы послышалась
негромкая музыка.
Родиону хотелось еще поговорить с сыном, и он позвал:
- Что скоро ушел-то? Иди сюда.
Елисей послушно вышел опять на кухню. Отец взял деньги, подержал
их в руке и снова бережно положил на стол.
- Так ты... это самое... Деньги - в общий семейный кошелек?
- Конечно.
- Возьми себе сколько-нибудь, - снова предложила мать.
- Я же сказал - не надо. Куда мне деньги?
- Н-ну ладно, сынок. Спасибо, - расчувствовался отец. Он вышел
из-за стола. - Дай-ка и я тебя обниму.
Обхватив плечи сына своей единственной рукой, Родион нечаянно
ткнулся обрубком левой ему в грудь. И Елисею вспомнилось и то, как
вернулся с войны безрукий отец, и то, как трудно привыкал он к положе-
нию инвалида: иной раз не спал ночами, сидел без огня на кухне и курил
без конца - видимо, болела рана...
- Да что вы в самом-то деле... Обниматься, целоваться вздумали, -
смущенно пошутил Елисей. - Этакое событие...
- Первая получка - большое событие, сынок. А еще мы с матерью до-
вольны тем, что ты отдал родителям все до копейки, что к деньгам
пристрастия не имеешь. Так, мать? - обратился Родион к жене.
- Так, так.
Елисей замялся и не очень уверенно попросил:
- Если вы не против, то из моей получки купили бы джинсы Свете.
Давно мечтает.
Родители переглянулись, оба вспомнили недавний разговор на эту
тему в присутствии Панькина. Отец нахмурился, мать, пряча улыбку, от-
вернулась к печке.
Светланы дома не было, ушла в клуб на репетицию. Она участвовала
в самодеятельном хоре.
- Ну это ты зря, сынок, - сказал отец. - Трудовой заработок тра-
тить на пустяки. Зачем ей эти штаны из парусины?
- Все же сколько они стоят? - В голосе матери послышались нотки
примирения.
- В магазинах хорошие джинсы бывают редко, а на толкучке в городе
они стоят сотни две, - ответил Елисей.
- Да как же это? - взорвался вдруг отец. - За какие-то западные
штанцы две сотни выложить? А все потому, что ты их разбаловала, - уп-
рекнул Родион жену. Он взял деньги со стола, отнес их в горницу и
спрятал в комод. - Никаких жинсов, - возмущался он, вернувшись. - Это
не предмет первой необходимости. А получку твою я, как есть, сохраню
до твоего возвращения из армии. Отслужишь, вернешься и приоденешься.
Все, все, решено.
Елисей, не выдержав, расхохотался.
- Ну, батя, я ведь не настаиваю. Что ты вспылил? Чисто кипяток.
- Кипяток и есть, - сказала Августа, лукаво поглядывая на мужа.
- А ты все надо мной подсмеиваешься, - повернулся к жене Родион.
- Вижу, вижу. Всю жизнь ехидничаешь...
- Надо же с тебя немного спесь сбить. Ходишь по деревне со своей
сумкой уж больно серьезный. Как генерал, в мундир затянутый, - не
подступишься. Одна только и управа - жена законная...
Широко распахнув дверь, в избу вбежала Светлана. Быстрая, шумли-
вая, чуточку возбужденная, она скинула пальто, шапку из белого песца и
- сразу за стол:
- Есть хочу!
- Ишь, какая шустрая, - с нарочитой строгостью проворчал отец. -
Где была?
- На репетиции. Вы чего все надулись?
- Кто надулся? Вовсе нет, - сказала мать. - Сейчас будем ужинать.
Мой руки, да стели скатерку.
Светлане шел шестнадцатый год. Она была очень похожа на мать:
роста среднего, полненькая, светлые волосы заплетены в косу, а у вис-
ков прядки вьются кольцами. И ямочки на щеках, как у матери. Когда
Светлана улыбалась, они становились глубже и делали ее еще более прив-
лекательной.
- У нас, Света, сегодня событие, - сказала мать.
- Какое? - Светлана расстелила на столе полотняную скатерть.
- Елеся получку принес.
- Поздравляю. Сколько заработал? - поинтересовалась Светлана и,
когда ей ответили, вполне серьезно одобрила: - Молодец, Елеська!
Кое-что можешь. Купил бы мне со своей получки обнову.
Она говорила это брату, а сама поглядывала на отца и рассыпала по
избе веселые искорки из своих зеленовато-голубых глаз. Конечно же, она
опять намекала на злополучные джинсы. Елисей, заметив, как вытянулось
лицо у отца, отвернулся и прыснул в ладонь. Августа еле удержалась от
смеха. Но Родион на этот раз оказался на высоте положения.
- Будет тебе обнова, - сказал он коротко. - Садитесь за стол.
Мать, тащи, что есть в печи!
Родион все присматривался повнимательней к сыну и думал, с какого
бока к нему подойти, чтобы пробудить у него привязанность к родному
дому и рыбацкой профессии. Разговоры об этом велись и прежде, а теперь
отец решил "прощупать" сына как следует.
После неудавшейся попытки поступить в институт Елисей вроде бы
усомнился в правильности выбранного пути - по крайней мере, так каза-
лось отцу. А после того, как сын приобщился к промыслу, у Родиона поя-
вилась надежда, что его отцовское желание исполнится, что древняя де-
довская кровь наверняка позовет Елисея на тральщик, на зверобойку или
на семужьи тони.
Августа, зная, чем дышит ее супруг, больше всего опасалась, что
сын пойдет по отцовскому пути. Ей хотелось, чтобы Елисей непременно
окончил институт и приобрел городскую профессию. И в то же время ей,
как и любой другой матери, хотелось, чтобы сын оставался в деревне
возле родителей, был опорой их в старости. В ней боролись два желания,
и все-таки победило первое: "Пусть уж лучше в городе, в учреждении или
на производстве".
Родион начал разговор, как водится, издалека:
- Вот я пошел на завод Ряхина строгать тюленьи шкуры в пятнадцать
лет. Отец погиб в уносе, надо было семью кормить. А условия были - с
нынешними ни в какое сравнение. Холод, сырость, грязь, вонь... Все де-
лали вручную. Придешь, бывало, домой - руки болят, ноги дрожат в коле-
нях. Целый день стоишь, не присядешь. Чуть замешкаешься - хозяин тут
как тут, кричит: "Пошевеливайся!" И все за кусок хлеба только. Учиться
не довелось, где там! Не то, что вам... Теперь вон зверобоев на льдину
на вертолете доставляют, словно почетных пассажиров.
Дети слушали его со снисходительной вежливостью, изредка перегля-
дываясь. Светлана зачерпнув ложечкой варенья из вазы, сказала:
- Знаем, батя, вам пришлось испытать много трудностей.
- А нынче жизнь другая, - заметил сын.
- Другая, верно, - подхватил отец, радуясь, что дети понимают его
с полуслова. - Нынче, окромя хлеба, вам подай и то, и се. Заработки
приличные, все можно приобрести, ежели жить расчетливо, даже "Жигули".
- А куда ездить на них, батя? - улыбнулся Елисей, - У нас тундра,
дорог нету.
- Так то у нас, а в других местах поезжай куда хошь. И ездят мно-
гие.
- Сиди уж со своими "Жигулями"! - махнула рукой Августа. - На ка-
кие шиши будешь покупать?
- Это я к примеру. У нас ведь на промысле можно прилично зарабо-
тать, - не обратив внимания на замечание жены, продолжал Родион. -
Елисей тому пример. Три сотни с гаком за неделю.
на пол рукавицу.
- Мне ничего не надо. Зашел просто так. Полюбопытствовать. Али
нельзя?
- Почему нельзя. Тут дверь открыта для всех, - ответил Климцов. -
Но я что-то вас не помню. Как ваша фамилия?
- Фамилия-та? Дак что... Фамилия... Это не важно. Я здешний, пен-
сионер. Уж давно на пенсии, - добавил старик.
Климцов не придал значения тому, что старик не назвал себя. Голо-
ва председателя была занята уснувшими бельками.
- Ну ладно, пенсионер так пенсионер. А сколько лет?
- Восемьдесят пять, - сообщил старик.
- Ого! Мне бы дожить до таких годков... - взглянул на Томилина
Иван Данилович. И снова обратился к незнакомцу: - Слушай, дед! Ты
ведь, наверное, из племени зверобоев. Возьмись-ка обработать уснувших
зверят. Заплатим как положено, по расценкам. Сделай милость, прошу те-
бя! Если, конечно, сможешь...
Старик нахмурился, но согласился.
- Это я, пожалуй, могу. Когда-то клепик1 держал в руках. И ножик
зверобойный тоже...
1 Клепик - специальный нож, которым отделяют сало от шкуры тюле-
ня.
- Вот и помоги нам. Будь добр. Сходи домой за ножом - и сюда.
Скоро к вольерам поедут на лошади и тебя прихватят. Я скажу. Там обра-
тишься к бригадиру Анисиму Родионову.
- К Анисиму? - с живостью переспросил старик. - Ладно. Обращусь.
Можно мне идти?
- Конечно. Желаю успеха.
- Спасибо.
Несмотря на высоченный рост и преклонные годы, старик довольно
проворно встал и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Иван Данилович, посчитав вопрос решенным, сразу забыл о старике.
Откуда молодому председателю было знать, что старик этот ни кто иной,
как бывший хозяин Унды, купец и промышленник Вавила Ряхин.
О промысле тюленей с помощью авиации Вавила узнал из областной
газеты. Она писала в конце февраля, что в рыбацком колхозе "Звезда Се-
вера" будет применяться новый способ добычи зверя, который никогда ра-
нее не применялся. Перечитав заметку, Вавила невольно вспомнил, как
когда-то, еще до коллективизации, он с помощью мужиков с лодками про-
мышлял тюленей во льдах. Сообщение очень заинтересовало его. Подума-
лось: "Вот бы посмотреть, как нынче там живут и работают". Ряхина неу-
держимо потянуло на родину. Захотелось своими глазами увидеть, какие
там произошли перемены, как все теперь выглядит.
Вспомнил он, как несколько лет назад к нему приходили Офоня-мото-
рист и Дорофей Киндяков и приглашали его вернуться жить в родное село.
И он решил: "Поеду". И не только на побывку надумал он поехать, а
и для того, чтобы присмотреть себе место на дедовском кладбище рядом с
отцом и матерью. В том, что его час пробьет скоро, он не сомневался.
В Архангельске у него не было родственников, кроме брата жены,
однако с ним он даже не был знаком. Стало быть, его тут ничто не удер-
живало.
"Но кто там, в Унде, сможет принять и приютить меня? - задумался
Вавила. - Офоня живет с сыном, снохой и внуками, на него рассчитывать
нечего. Вот разве Фекла... Она, наверное, не откажет". И он написал ей
письмо.
Ответ пришел быстро. Фекла сообщала, что вышла замуж, что супруг
у нее хороший и живут они в большой избе, а маленькую - зимовку могут
предоставить в полное распоряжение Ряхина. "Приезжайте, Вавила Дмит-
рич, и живите с богом", - приглашала она.
Вавила обрадовался теплому письму. Ключ от квартиры он отнес в
домоуправление и заявил там: "Я поеду в деревню. Возможно, и не вер-
нусь. Так вы после моей кончины квартиру кому-нибудь нуждающемуся пе-
редайте... И можете, как хотите, распорядиться моим имуществом. Прав-
да, человек я небогатый..."
В домоуправлении подивились такому заявлению квартиросъемщика, но
ключ приняли и сказали: "Живите на здоровье и возвращайтесь. А ключ мы
будем хранить"
Самолет прибыл в Унду в сумерках, и Ряхин, подняв воротник, чтобы
никто его не заприметил, пошел к Фекле. Та приняла его, напоила чаем и
отвела в зимовку, где топилась лежанка и была приготовлена постель.
Сначала Фекла сомневалась, правильно ли поступила, приютив своего
старого хозяина: ведь он как-никак из "бывших". Но потом на все сомне-
ния махнула рукой: "А что он теперь сделает старый-то? Приехал домой
умирать... Разве можно отказать ему в помощи? Он-то в свое время прию-
тил меня, дал кусок хлеба..."
Мужу Фекла, конечно, рассказывала, что за гость собирается к ним
приехать, но Леониду Ивановичу было не до него - хватало дел в школе,
и он лишь заметил, что принимать гостей - обязанность хозяйки.
Вавила долго не выходил из избы, но потом все-таки решился прой-
тись по улице. Никто его пока не узнавал, он осмелел, и ноги сами при-
вели его в родной дом, где теперь размещалось правление колхоза, а за-
тем неудержимое любопытство заставило заглянуть в штаб.
Согласившись ошкурить уснувших тюленят, Вавила поспешил домой, а
когда вернулся, ватник у него был перепоясан ремнем и на нем висел
зверобойный нож в ножнах, что дала Фекла.
- Пришел? - обрадовался Климцов. - Вот и ладно. Как звать-то те-
бя, дед?
Ряхин помялся, но все таки решил назвать себя:
- Вавила. По отчеству Дмитриевич.
- Отлично. Значит, Вавила Дмитриевич... Вон под окном - лошадь с
дровнями. Садитесь и поезжайте! У вольеров не забудьте спросить Аниси-
ма.
- Не забуду.
Он мог бы добавить, что с Анисимом Родионовым связан родственными
узами, что тот плавал на его шхуне "Поветерь" кормщиком, но это было
совсем ни к чему.
За проволочными сетками на изрытом снегу лежали и ползали сотни
линяющих бельков-хохлуш, и в морозном воздухе стоял разноголосый рев,
привычный уху зверобоя. Вавила сразу вспомнил, как он в молодые годы
ходил за тюленями. Но сейчас он подивился тому, с каким широким разма-
хом ведется промысел, поставленный, как видно, опытными, знающими
людьми. Он посмотрел, как поодаль снижается вертолет, опуская на снег
какой-то большой двухрядный ребристый ящик, и догадался, что в нем на-
ходятся хохлуши, доставленные с моря необычным путем, по воздуху.
Его окликнули:
- Эй, дед! Ты чего тут?
Голос показался знакомым. Вавила обернулся и с трудом узнал Ани-
сима. Изрядно постаревший, с усталым морщинистым лицом свояк подошел к
нему поближе.
- Меня послали ошкуривать уснувших бельков, - Вавила показал на
нож, висевший на поясе.
- Ну тогда идем.
Анисим первым прошел к большому тесовому сараю. Здесь, уложенные
рядком, находились уснувшие тюленята.
- Вот. Хоть здесь ошкуривай, хоть вытаскивай на улицу, - сказал
Анисим, так и не признавший своего бывшего хозяина. - Как зовут-то те-
бя? - спросил он, прежде чем оставить его.
- Вавила Дмитриевич Ряхин.
Анисим остолбенел.
- Ты че... ты че?.. - с трудом вымолвил он. - Да постой, неужто
Вавила Дмитрич?
- Вот так, - тихо отозвался Вавила. - Гора с горой не сходятся, а
человек с человеком... Здравствуй, Анисим!
- Ну напугал! А ведь говорили... того, ты уж прости меня, говори-
ли - умер!
- Мало ли что говорят... Жив, как видишь. Хочу дома умереть спо-
койно. Феклуша меня приютила.
Анисим торопливо закивал.
- Все понял, Вавила Дмитрич, все!
- Ты кем тут? Бригадиром?
- Бригадиром. Скоро начнем обработку зверя. Дел будет по завязку.
А пока тут с разными заботами кручусь...
- Вот и встретились. Ну, иди по своим делам. И я, благословясь,
тоже примусь за работу. Хотя и сбоку припека...
Анисим пошел потихоньку, оглядываясь и продолжая удивляться нео-
жиданному появлению старого своего родича и хозяина.
А Вавила вернулся в сарай, перекрестился, и, взяв за хвост не-
большую тушку хохлуши, выволок ее на улицу, на снег: "Здесь светлее
работать". Повернул тушку животом кверху, поместил ее между ног, вынул
нож и сделал аккуратный глубокий надрез вдоль брюшка...
Наклоняться ему было трудновато, ноги с непривычки дрожали. "Эх,
совсем старик стал!" - вздохнул Вавила, распрямился и посмотрел по
сторонам.
Вертолет, что приземлился поодаль, снова взлетел и пошел к морю.
Под металлическим брюхом у него висел на стропах контейнер. Вавила
проследил за его полетом.
Солнце выглянуло из-за облаков и залило все вокруг радужным сия-
нием. Снега искрились, сверкали алмазной крошкой. Налево располагались
вольеры. Их было много - не охватить взглядом! У ближней загородки су-
етились люди. Вавила приметил среди них желтый дубленый полушубок Ани-
сима. Свояк размахивал руками и что-то говорил мужикам, которые волок-
ли в вольер тюленят, опутанных сетками. Потом мужики закрыли проволоч-
ную дверцу и стали высвобождать хохлуш из мешков. Тюленята, высколь-
знув из пут, торопливо расползались в разные стороны.
Выпустив всех зверей из мешков, колхозники удалились. Вавила
опять склонился над тушкой, отделяя сало от ребер. В уши ему врывался
многоголосый крик тюленьих детенышей.
- Экие голосистые красотуленьки! - пробормотал он.
Солнце било в упор веселыми мартовскими всплесками. Глазам стало
больно. Вавила снял рукавицу и смахнул слезинки рукой.
Вечером над отлогим заснеженным полем с вольерами стали сгущаться
синие мартовские сумерки. Со всех сторон - от реки, от моря, из тундры
- наступала тьма. Она становилась все плотнее и глуше. Прекратился
грохот вертолетов, смолкли голоса людей, и слышались только посвист
ветра-полуночника да разноголосица тюленят, которые сбивались в сетча-
тых загородках поближе друг к другу, готовясь встретить ночь. Посте-
пенно голоса бельков затихали.
Цепочкой вокруг вольеров вспыхнули электрические огни. Они зас-
веркали призывно и ярко на невысоких столбах с электропроводкой. Начал
свой первый обход ночной сторож с карабином за спиной. Он неторопливо
скользил вдоль ограждений на широких, подбитых камусом охотничьих лы-
жах и посматривал по сторонам: не порвалась ли где проволочная сетка,
не явились ли незваные гости - волки из тундры, оголодавшие за длинную
полярную ночь.
Сторож - а это был Ермолай - шел неторопко: бегать ему было уже
не по силам, годы не молодые. На усах и бороде у него намерзли льдин-
ки, лицо обжигал резкий ветер, под ноги стлалась сухая снежная позем-
ка.
"Волкам тут делать нечего, - успокаивал он себя.- Вертолеты рас-
пугали всю живность на десятки верст в округе". Сторож обогнул вольеры
и вышел на самый берег. Тут остановился, отдышался в затишке за не-
большой дощатой будкой и, став спиной к ветру, закурил.
На голове у него была оленья шапка с длинными ушами, на ногах ва-
ленки, теплый и легкий полушубок подпоясан ремешком. Ермолай снял лы-
жи, сел на лежавший возле будки пустой ящик и поглядел на реку, прита-
ившуюся подо льдом и снегом неподалеку от вольеров.
В электрическом свете снег искрился, переливался блестками, но
дальше к реке все пряталось в темноте. И ничего в этой тьме не увидишь
на десятки, сотни километров, до самого Воронова мыса, до горла Белого
моря. И там тоже - тьма-тьмущая, холодная, безлюдная.
Но вот из-за сугробов показалась луна. Ее серебристый шар, будто
круглый большой поплавок от морского невода, все выше всплывал над бе-
регом. Тьма неохотно стала расступаться, теснимая электрическим и лун-
ным светом. Луна привнесла в безмолвие ночи нечто свое, особенное,
словно бы чуточку оживившее окрестность.
Что-то заставило Ермолая насторожиться и получше вглядеться в
темноту под берегом. Там, где боролись меж собой свет и потемки, на
льду реки он приметил чуть заметное движение. "Что там такое мельте-
шит? - подумал он, тихонько сняв карабин с ремня и положив его на ко-
лени. - Ничего не разберу... Аль пригрезилось мне?"
Но вот то, что двигалось, попало в полосу света, и он разглядел
тюлениху-утельгу. Торопливо работая ластами, выгибая массивную жирную
спину, она подползла ближе к берегу и, подняв голову, замерла. Ермолаю
показалось, что она смотрит прямо на него своими темными блестящими
глазами. Он бросил окурок и осторожно поправил на коленях карабин:
"Чего ей тут надо?"
Утельга больше не двигалась и только тянула морду в сторону воль-
еров, будто принюхивалась. "Ну и ну... - удивлялся Ермолай. - Издалека
пожаловала... Уж не детеныша ли ищет?" Он покачал головой, дивясь то-
му, что тюлениха подошла к самым вольерам, а когда опять посмотрел на
реку, ее уже не было... "Заприметила меня и ушла, - подумал он. - В
воду нырнула. Там есть полынья..."
Ермолай встал, надел лыжи, закинул за спину карабин и снова зас-
кользил по сухому снегу вдоль ограждения. Его тень неотступно двига-
лась рядом с ним, но была зыбкой и изменчивой: то вовсе исчезала, то
появлялась опять в зависимости от расположения электрических фонарей.
От ветра фонари раскачивались, и тень тоже колебалась на снегу.
С окраины села донесся треск мотора, блеснул тускловатый свет фа-
ры. Ермолай остановился, выжидая. Вскоре на снегоходе "Буран", подняв
белесое облако, подкатил председатель колхоза Климцов. Он решил прове-
рить сторожа и вольеры.
Климцов осадил своего трескучего коня, выключил мотор и спросил:
- Как идет дежурство, Ермолай Иванович?
- Все в полном порядке, - ответил сторож. - Я только что обошел
все вольеры... Не беспокойтесь.
- Хорошо, - чуть простуженным баском отозвался председатель. -
Смена тебе будет в два часа ночи. Выдюжишь? Не смерзнешь?
- Холодно будет - пройдусь на лыжах. Да и тулуп у меня есть там в
будке, - ответил Ермолай и добавил: - Гостья с моря приходила...
- Какая гостья?
- Да утельга...
- А зачем?
- Спроси у нее... - Ермолай сдержанно рассмеялся и, сняв рукави-
цу, стал обирать пальцами льдинки с усов.
Климцов поглядел в темноту над рекой, но ничего не сказал. Только
попрощался и укатил домой, оставив после себя туманное снеговое облач-
ко.
Зверобойная кампания закончилась. Вертолеты поднялись с посадоч-
ной площадки и улетели в Архангельск, взяв на борт всех, кто приезжал
в Унду. Из работников областного объединения остался только инже-
нер-технолог Вельтман. Ему предстояло организовать обработку добытых
тюленей и консервацию шкурок.
По утрам этот крепкий, средних лет мужчина в неизменной дубленке
и шапке из пыжика шагал к вольерам и в цех, где заканчивалась установ-
ка оборудования. Его не очень устраивало то, что цех размещался в
большом и холодном сарае, бывшем складе, что не все станки были осенью
завезены. Но это зависело не от него, и даже не от Климцова, и прихо-
дилось довольствоваться тем, что имелось под рукой. Вельтман торопил
рабочих, оборудовавших цех: дней через десять бельки в вольерах прев-
ратятся в серку, и начнется горячая пора. Надо, чтобы все поголовье
было сохранено, обработано и затраты колхозов окупились. И Вельтман с
утра до вечера хлопотал возле станков и приспособлений, деревянных
больших чанов, рельсового пути и вагонеток, проверял готовность ко-
тельной и трубопроводов. Словом дел у него было по завязку.
Иван Данилович Климцов с правленцами комплектовал звенья для ра-
боты в цехе. Опытных обработчиков не хватало, приходилось обращаться к
старикам-зверобоям. Те охотно откликались на его предложения.
Климцов опасался, как бы инженер, подготовив цех, не уехал, оста-
вив его одного с такой прорвой дел. Но Вельтман заверил, что будет на-
ходиться в колхозе до той поры, пока не обработают все меховое сырье.
Климцов успокоился, но вскоре у него появились новые заботы. Ми-
тенев со своей бухгалтерией подвел дебет-кредит и, составив ведомости
для расчета со звероловами, зашел к Ивану Даниловичу подписать их.
- Заработали мужики, по-моему, неплохо. Не должны обижаться, -
заметил Климцов, проглядывая ведомости.
- Неплохо, - согласился Митенев. - Однако деньги на счету тают.
После оплаты вертолетов осталось всего ничего...
- Скоро получим за шкурки солидные деньги, - сказал Климцов нес-
колько самоуверенно.
- Цыплят по осени считают.
- А сколько у нас в банке на счету? - спросил председатель.
Митенев назвал сумму, и Климцов заговорил уже не столь самоуве-
ренно.
- Тральщики еще заработают.
- На это не очень-то надейтесь, Иван Данилович, - опять возразил
главбух. - Треску да окуня больше ищут, чем ловят, да и мелкая пошла
рыбешка, еле дотягивает до промыслового стандарта. А мойве велика ли
цена? На зарплату рыбакам дай бог заработать. А ремонт? Суда ведь тре-
буют ежегодного ремонта!
Иван Данилович умолк и досадливо передернул угловатыми плечами:
"Этот Митенев всегда испортит настроение. Что за человек!" Но предсе-
датель понимал, что опасения главбуха не напрасны, и выложил он их
вовремя, чтобы предупредить о возможных будущих финансовых затруднени-
ях. Митенев меж тем продолжал:
- Ты не забыл, Иван Данилович, что летом к будущей зверобойке на-
до строить цех, гостиницу, склады, столовую? Деньги опять потребуются.
- Поморцев поможет. Дело-то ведь общее.
- В принципе - да, - согласился Дмитрий Викентьевич. - Но ты
все-таки обговори это в рыбаксоюзе. Там тоже должны думать...
- Хорошо. Полечу в город и все выясню.
Митенев еще постоял, помялся и наконец вымолвил:
- Ох, чует мое сердце, что придется нам брать ссуду в банке. Не
люблю я этих ссуд. Долги!
Климцов улыбнулся, видя, как морщится Митенев при упоминании о
долгах, будто сунул в рот горсть клюквы.
- А вот поговорка есть, - сказал он. - "Должен - не спорю; отдам
не скоро, когда захочу, тогда и заплачу". Не падай духом, Дмитрий Ви-
кентьевич. Обойдемся без ссуды. Зверобойный промысел нас выручит.
Раньше-то выручал!
- Так то раньше. Одни вертолеты чего стоят...
Митенев недоверчиво покачал головой и ушел. Проводив его взглядом
до двери, Иван Данилович подумал, что главбух, как всегда, прав.
"Да, а как же быть с фермой? Я ведь обещал Зюзиной и дояркам но-
вый коровник, - Климцов озадаченно наморщил лоб и стал ходить
взад-вперед по кабинету. - Придется им сказать начистоту: "Поработай-
те, бабоньки, пока еще в старом... А электродойку надо вводить, невзи-
рая ни на что".
Так цепочкой возникали разные дела, и казалось - конца им не бу-
дет. Вытащишь одно звено - за ним тянется другое, третье... И все ре-
шать надо сегодня, сейчас, немедля. Завтра уже будет поздно.
Елисей получил в конторе расчет за зверобойку и, придя домой, по-
ложил на стол перед отцом деньги.
- Вот, батя, мой заработок. Тут все до копейки.
Родион посмотрел на сына попристальней, прищурив усталые глаза с
белесыми ресницами, погладил усы и мягко улыбнулся:
- Поздравляю с первой получкой. Сколько тут?
- Триста восемьдесят два рубля.
- Прилично. Сколько дней ты работал в море?
- Неделю.
- Вот видишь!
"Вон какой у меня сын вымахал, - подумал отец. - Высок, строен,
пригляден. Вполне пригожий парень". Августа, вытащив из русской печи
чугун с горячей водой, тоже любовалась Елисеем, голубые глаза ее излу-
чали материнское тепло и ласку. Она поставила ухват, вытерла руки о
фартук, и, подойдя к сыну, поцеловала его в щеку. Для этого ей приш-
лось привстать на цыпочки.
- Вот и вырос ты у нас, сынок, - сказала она. - И зарабатывать
начал. Себе-то оставил на карманные расходы?
- Мне не надо, - ответил Елисей и, считая разговор оконченным,
ушел в горницу и занялся там проигрывателем. Из горницы послышалась
негромкая музыка.
Родиону хотелось еще поговорить с сыном, и он позвал:
- Что скоро ушел-то? Иди сюда.
Елисей послушно вышел опять на кухню. Отец взял деньги, подержал
их в руке и снова бережно положил на стол.
- Так ты... это самое... Деньги - в общий семейный кошелек?
- Конечно.
- Возьми себе сколько-нибудь, - снова предложила мать.
- Я же сказал - не надо. Куда мне деньги?
- Н-ну ладно, сынок. Спасибо, - расчувствовался отец. Он вышел
из-за стола. - Дай-ка и я тебя обниму.
Обхватив плечи сына своей единственной рукой, Родион нечаянно
ткнулся обрубком левой ему в грудь. И Елисею вспомнилось и то, как
вернулся с войны безрукий отец, и то, как трудно привыкал он к положе-
нию инвалида: иной раз не спал ночами, сидел без огня на кухне и курил
без конца - видимо, болела рана...
- Да что вы в самом-то деле... Обниматься, целоваться вздумали, -
смущенно пошутил Елисей. - Этакое событие...
- Первая получка - большое событие, сынок. А еще мы с матерью до-
вольны тем, что ты отдал родителям все до копейки, что к деньгам
пристрастия не имеешь. Так, мать? - обратился Родион к жене.
- Так, так.
Елисей замялся и не очень уверенно попросил:
- Если вы не против, то из моей получки купили бы джинсы Свете.
Давно мечтает.
Родители переглянулись, оба вспомнили недавний разговор на эту
тему в присутствии Панькина. Отец нахмурился, мать, пряча улыбку, от-
вернулась к печке.
Светланы дома не было, ушла в клуб на репетицию. Она участвовала
в самодеятельном хоре.
- Ну это ты зря, сынок, - сказал отец. - Трудовой заработок тра-
тить на пустяки. Зачем ей эти штаны из парусины?
- Все же сколько они стоят? - В голосе матери послышались нотки
примирения.
- В магазинах хорошие джинсы бывают редко, а на толкучке в городе
они стоят сотни две, - ответил Елисей.
- Да как же это? - взорвался вдруг отец. - За какие-то западные
штанцы две сотни выложить? А все потому, что ты их разбаловала, - уп-
рекнул Родион жену. Он взял деньги со стола, отнес их в горницу и
спрятал в комод. - Никаких жинсов, - возмущался он, вернувшись. - Это
не предмет первой необходимости. А получку твою я, как есть, сохраню
до твоего возвращения из армии. Отслужишь, вернешься и приоденешься.
Все, все, решено.
Елисей, не выдержав, расхохотался.
- Ну, батя, я ведь не настаиваю. Что ты вспылил? Чисто кипяток.
- Кипяток и есть, - сказала Августа, лукаво поглядывая на мужа.
- А ты все надо мной подсмеиваешься, - повернулся к жене Родион.
- Вижу, вижу. Всю жизнь ехидничаешь...
- Надо же с тебя немного спесь сбить. Ходишь по деревне со своей
сумкой уж больно серьезный. Как генерал, в мундир затянутый, - не
подступишься. Одна только и управа - жена законная...
Широко распахнув дверь, в избу вбежала Светлана. Быстрая, шумли-
вая, чуточку возбужденная, она скинула пальто, шапку из белого песца и
- сразу за стол:
- Есть хочу!
- Ишь, какая шустрая, - с нарочитой строгостью проворчал отец. -
Где была?
- На репетиции. Вы чего все надулись?
- Кто надулся? Вовсе нет, - сказала мать. - Сейчас будем ужинать.
Мой руки, да стели скатерку.
Светлане шел шестнадцатый год. Она была очень похожа на мать:
роста среднего, полненькая, светлые волосы заплетены в косу, а у вис-
ков прядки вьются кольцами. И ямочки на щеках, как у матери. Когда
Светлана улыбалась, они становились глубже и делали ее еще более прив-
лекательной.
- У нас, Света, сегодня событие, - сказала мать.
- Какое? - Светлана расстелила на столе полотняную скатерть.
- Елеся получку принес.
- Поздравляю. Сколько заработал? - поинтересовалась Светлана и,
когда ей ответили, вполне серьезно одобрила: - Молодец, Елеська!
Кое-что можешь. Купил бы мне со своей получки обнову.
Она говорила это брату, а сама поглядывала на отца и рассыпала по
избе веселые искорки из своих зеленовато-голубых глаз. Конечно же, она
опять намекала на злополучные джинсы. Елисей, заметив, как вытянулось
лицо у отца, отвернулся и прыснул в ладонь. Августа еле удержалась от
смеха. Но Родион на этот раз оказался на высоте положения.
- Будет тебе обнова, - сказал он коротко. - Садитесь за стол.
Мать, тащи, что есть в печи!
Родион все присматривался повнимательней к сыну и думал, с какого
бока к нему подойти, чтобы пробудить у него привязанность к родному
дому и рыбацкой профессии. Разговоры об этом велись и прежде, а теперь
отец решил "прощупать" сына как следует.
После неудавшейся попытки поступить в институт Елисей вроде бы
усомнился в правильности выбранного пути - по крайней мере, так каза-
лось отцу. А после того, как сын приобщился к промыслу, у Родиона поя-
вилась надежда, что его отцовское желание исполнится, что древняя де-
довская кровь наверняка позовет Елисея на тральщик, на зверобойку или
на семужьи тони.
Августа, зная, чем дышит ее супруг, больше всего опасалась, что
сын пойдет по отцовскому пути. Ей хотелось, чтобы Елисей непременно
окончил институт и приобрел городскую профессию. И в то же время ей,
как и любой другой матери, хотелось, чтобы сын оставался в деревне
возле родителей, был опорой их в старости. В ней боролись два желания,
и все-таки победило первое: "Пусть уж лучше в городе, в учреждении или
на производстве".
Родион начал разговор, как водится, издалека:
- Вот я пошел на завод Ряхина строгать тюленьи шкуры в пятнадцать
лет. Отец погиб в уносе, надо было семью кормить. А условия были - с
нынешними ни в какое сравнение. Холод, сырость, грязь, вонь... Все де-
лали вручную. Придешь, бывало, домой - руки болят, ноги дрожат в коле-
нях. Целый день стоишь, не присядешь. Чуть замешкаешься - хозяин тут
как тут, кричит: "Пошевеливайся!" И все за кусок хлеба только. Учиться
не довелось, где там! Не то, что вам... Теперь вон зверобоев на льдину
на вертолете доставляют, словно почетных пассажиров.
Дети слушали его со снисходительной вежливостью, изредка перегля-
дываясь. Светлана зачерпнув ложечкой варенья из вазы, сказала:
- Знаем, батя, вам пришлось испытать много трудностей.
- А нынче жизнь другая, - заметил сын.
- Другая, верно, - подхватил отец, радуясь, что дети понимают его
с полуслова. - Нынче, окромя хлеба, вам подай и то, и се. Заработки
приличные, все можно приобрести, ежели жить расчетливо, даже "Жигули".
- А куда ездить на них, батя? - улыбнулся Елисей, - У нас тундра,
дорог нету.
- Так то у нас, а в других местах поезжай куда хошь. И ездят мно-
гие.
- Сиди уж со своими "Жигулями"! - махнула рукой Августа. - На ка-
кие шиши будешь покупать?
- Это я к примеру. У нас ведь на промысле можно прилично зарабо-
тать, - не обратив внимания на замечание жены, продолжал Родион. -
Елисей тому пример. Три сотни с гаком за неделю.