ким снегом. Слякотная мерзкая погода. Вечерами - тьма-тьмущая. Родион
на крыльце правленческого дома зацепился ногой за плетеный веревочный
коврик и больно ударился локтем о дверь. Она с грохотом распахнулась.
Сверху, с лестницы, недовольный голос:
- Господи, кто там ломится?
Манефа стояла наверху, светя керосиновой лампой-десятилинейкой.
Электрический свет недавно погас, что-то случилось с движком.
- Это я, Манефа Васильевна, - отозвался Родион.
- Ноги-то вытер? - Манефа не любила вечерних заседаний в конторе,
они доставляли ей дополнительные хлопоты и мешали заваливаться спать
спозаранку. - На улице грязища! А ты никак опоздал...
Тут дали свет, загорелась в коридоре лампочка. Мальгин одним ма-
хом взбежал по лестнице наверх, в комнату, где начиналось заседание.
- На повестке дня у нас два вопроса, - объявил Митенев. - Первый
- "О личной ответственности коммунистов за аварию на рейде седьмого
октября сего года" и второй - "О готовности к наважьей путине". По
первому вопросу - мое сообщение, по второму - Панькина.
Чуть сутулые, широкие плечи Митенева обтягивал серый коверкотовый
старомодного покроя пиджак. Рубашка сверкала белизной, галстук в косую
полоску был повязан аккуратным небольшим узелком. Лицо у Митенева упи-
танное, гладкое, чуть рыхловатое. Плешивая голова лоснилась при свете
лампочки. За двухтумбовым письменным столом парторг выглядел уверен-
ным, внушительным и даже монументальным. Сбоку стола пристроился Пань-
кин. Вид у него настороженно-виноватый, глаза потуплены. На стульях у
стены - предсельсовета Мальгин, Дорофей, директор школы Сергеичев, по-
жилой сухощавый в очках с золоченой оправой. Он приехал на работу в
Унду в сорок втором году, будучи эвакуированным со Смоленщины. Теперь
собирался выйти на пенсию и вернуться на родину.
Митенев продолжал вести заседание.
- Нам надо точно выяснить причины аварии, установить виновных и,
если они того заслуживают, наказать в партийном порядке. - Секретарь
партбюро помолчал, подумал. - Конечно, если бы не шквал, застигнувший
рыбаков, может, все и обошлось бы... Но шквал шквалом, а факт налицо.
И факт печальный! Почему бочки в еле не были закреплены? Они сдвину-
лись к борту и опрокинули судно. И, наконец, почему "Боевик" не сразу
нашел Дерябина и Кукшина? Капитан судна Котцов всю ночь не мог выйти к
месту аварии и снять рыбаков с днища. Вот вопросы, на которые мы долж-
ны получить ответ. Прошу высказываться.
Митенев сел. Однорукий Родион зажал меж колен коробок со спичками
и прикурил. Затянувшееся молчание прервал Панькин:
- Дмитрий Викентьевич, видимо, из деликатности не упомянул моего
имени, - сказал он глухо, будто не своим голосом. - Но вывод напраши-
вается такой: виноват я как руководитель. И в том, что послал елу - не
"Боевика", и в том, что не обратил внимания на незакрепленный груз, и,
наконец, ночью я был на борту судна и неуспех поисков ложится тоже на
меня. И я приму как должное любое наказание.
Неловкое молчание снова охватило собравшихся. Очень уж непривычно
было Панькину выступать в роли виновного. Однако Митенев требовательно
заметил:
- Легче всего, Тихон Сафоныч, признать свою оплошку. А почему
все-таки случилась беда? Почему мы забыли о том, что в нашем деле каж-
дый шаг в море связан с риском и возможной гибелью людей? Почему мы
легко и непродуманно отдаем хозяйственные распоряжения? Ведь иногда
жизнь человека зависит от самой малой небрежности! На кого будем спи-
сывать издержки? На судьбу? На войну? Так ведь она уже давно кончи-
лась...
Стало опять тихо. Было слышно, как работает на окраине села дви-
жок.
- Ну что, молчать будем? - с неудовольствием спросил Митенев.
Родион погасил окурок и встал.
- Случай, конечно, чрезвычайный. Но винить во всем только Тихона
Сафоныча будет несправедливо. Много для колхоза сделал он, и я его
глубоко уважаю. Видите ли... ставя перед собой хозяйственную задачу,
мы печемся лишь о том, чтобы в срок ее выполнить. А о тех, кто ее вы-
полняет, мы и не думаем подчас, Работа у нас заслоняет человека. А
ведь должно быть наоборот! Честно сказать, у меня в сельсовете тоже с
некоторых пор стал прививаться этакий бюрократический казенный метод:
все обсуждаем планы да мероприятия, а о людях, исполнителях планов,
вспоминаем редко...
- Куда тебя заносит? - поправил Родиона Митенев. - При чем тут
сельсовет? Ближе к делу!
- А если ближе к делу, так и я тоже виноват в том, что не пришел
в тот вечер на причал, не поинтересовался, как выходят на рейд колхоз-
ники. Хоть и знал, что выходят.
- Самокритика - дело нужное. Но теперь она вовсе ни к чему, -
жестковато сказал Митенев. - Какие будут конкретные предложения?
- Предложение у меня такое: записать пункт о коллективной ответс-
твенности за жизнь каждого рыбака.
- Коллективная ответственность - дело не лишнее, - усмехнулся Ми-
тенев. - Ты обратил внимание на повестку дня? Личная ответственность -
основа порядка. Она прежде всего, а уж потом коллективная, которая
складывается из суммы личных ответственностей. Дорофей, ты что ска-
жешь? А вы, товарищ Сергеичев?
Дорофей чувствовал себя неловко. Ему не хотелось "катить бочку"
на председателя. Он чувствовал, что многое в том происшествии зависело
от случайности, от шторма. Но и безнаказанным это не должно сойти. По-
тому он нерешительно предложил:
- Может быть, надо все-таки поставить нашему председателю на вид,
потому как он сам признал свою промашку?
Директор школы из осторожности промолчал. Митенев упрекнул Доро-
фея:
- Соломку подстилаешь, чтоб помягче было?
- Ну, почему соломку... Ведь был шторм. А он, известное дело, не
спрашивает, кто прав, а кто виноват...
- Мы должны быть принципиальны. Как требует устав. И потому я
предлагаю за непродуманные действия по отправке груза объявить комму-
нисту Панькину выговор без занесения в учетную карточку и предупредить
его настоятельным образом. Есть еще предложения? Нет? Тогда голосуем.
После этого пригласили из бухгалтерии ожидавшего там капитана
"Боевика" Андрея Котцова.
В год получения судна правление колхоза назначило на него капита-
ном Дорофея, а Котцова - помощником. В середине лета нынешнего года,
когда надо было возводить клуб, не оказалось руководителя строительной
бригады. Во всей Унде только Дорофей хорошо знал плотницкое дело и
разбирался в чертежах. Ему и поручили возглавить строительную бригаду,
а судно доверили Котцову: остаток навигации он водил "Боевик" уже без
Дорофея.
- Садись, Котцов. У нас к тебе будут вопросы, - Митенев указал на
свободный стул, - Почему поиск рыбаков с елой затянулся до утра?
- Была очень плохая видимость, - ответил Андрей. - Шторм во-
семь-девять баллов. Ночь навалилась медведицей... А у нас прожектор
слабый, недалеко светит.
- Навигационные приборы были в порядке? - поинтересовался молчав-
ший до сих пор директор школы.
- Прибор у нас один - компас. Он в порядке.
- Скажи по правде: заплутал? Искал, не там, где надо? - допыты-
вался Митенев.
- Немудрено и заплутать в такой обстановке...
- Председатель был с вами? Он руководил поисками?
- Как же! - тотчас ответил Котцов, - Тихон Сафоныч находился в
рубке,
Панькин с неудовольствием прервал Котцова:
- Брось, Андрей, говори правду. Меня ведь укачало, Так трепану-
ло!.. Я в кубрике на койке валялся, И ты, друг сердечный, меня не вы-
гораживай.
- Так вы же были в рубке! - настойчиво повторил Котцов.
- Ну заглянул ненадолго. А остаток ночи был совсем плох. Стыдно
перед командой...
- А какое значение имеет - был в рубке Панькин или не был? В кон-
це концов вел "Боевик"-то я. С меня и спрос. И если говорить начисто-
ту, то я больше беспокоился за свое судно, хотя рыбаков тоже искал, -
Котцов нервно смял в руке фуражку.
- За свое судно? - удивился Митенев.
- Ну да. Штормина был крепкий. "Боевик" мог опрокинуться. Вполне
свободно оверкиль1 сыграть. Осадка у судна без груза невелика, а палу-
ба высокая и фальшборт тоже... Ну и рубка, да еще сверху поисковый
мостик с брезентовым ограждением - все парусит - будь здоров! Я ста-
рался против ветра держать. А чтобы бортом к волне стать - упаси бог!
1 Оверкиль - положение судна вверх днищем во время кораблекруше-
ния.
- Ну вот, - как бы оправдывая Панькина и Котцова, заметил Доро-
фей. - На "Боевике" и то опасно было. Выходит, и в том, и в другом
случае был риск. Надо кончать это разбирательство. И так все ясно -
авария произошла в штормовой обстановке.
Митенев глянул на него неодобрительно.
- Видимо, неудачный поиск рыбаков, потерпевших бедствие, все же
объясняется неумением водить судно в шторм. Он, видите ли, боялся, что
"Боевик" опрокинется, и не хотел рисковать в то время, когда два со-
вершенно закоченевших рыбака были на краю гибели! Ну ладно, Панькин
морской болезнью страдал, - с кем не бывало, а Котцов был у штурвала,
ему и ответ держать. Надо нам записать в решении: "Партийное бюро ре-
комендует правлению колхоза отстранить Котцова от обязанностей капита-
на ввиду его слабой судоводительской подготовки и вернуть на судно
Киндякова". Ну а бригадира на стройку надо искать другого.
- Зачем искать? - вставил Дорофей. - Навигация кончилась. Куда
пойдете на "Боевике"? На носу ледостав.
- Ну ладно. Тогда какие будут еще предложения? Я считаю, что нам
все же надо предупредить Котцова, пусть более внимательно относится к
служебным обязанностям.
Против этого не возражали. Котцов в сердцах нахлобучил фуражку на
голову и вышел.
- Переходим ко второму вопросу, - сказал Митенев.
Когда расходились по домам, Дорофей спросил председателя:
- Чего молчишь? Расстроился?
- Думаю. Наважников-то на Канин надо отправлять! Кого пошлем ка-
питаном? Опять же Котцова?
- Пусть ведет судно. Митенев зря на него наседал. Мы с Андреем,
бывало, до Югорского Шара ходили, он морем испытан.
Было темно, и накрапывал мелкий холодный дождик. Ноги скользили
на мокрой тропке. Дорофей тронул председателя за локоть.
- Родион чего-то такое говорил на бюро, что я его не очень и по-
нял...
- Ему не хотелось, чтобы мне выговор дали, вот и ухватился за
коллективную ответственность. Ты тоже пытался меня выгораживать. А за-
чем?
С рейсом на Канин в этом году припозднились. Прежде бригады отп-
равлялись ловить навагу в конце сентября. Задержка вышла из-за болезни
рыбмастера, который вот уже пятый год ходил старшим на стан колхоза в
устье Чижи и был там, как говорится, и царь и бог на целых три месяца.
Путь "Боевику" предстоял нелегкий: осенние туманы, непогоды, ветры, -
все это надо было преодолеть, забросить людей, продукты, снасти и до
ледостава вернуться домой.
Внутренних помещений на судне почти не было, только машинное от-
деление да носовой кубрик на пять коек. Рыбакам приходилось ехать на-
верху, спасаясь от дождя и стужи под брезентом.
У причала Панькин напутствовал Котцова:
- Гляди, чтобы людей не смыло с палубы!
- Да ладно, не впервой, - суховато отозвался капитан. - Не беспо-
койся.
Панькин стал прощаться с рыбаками. Чуть подольше других подержал
в своей ладони теплую и мягкую руку Феклы Зюзиной. Она стояла возле
люка в машинное отделение и с какой-то отрешенной задумчивостью гляде-
ла на реку, не замечая людей, толпившихся на палубе, не слыша голосов
и предотвальной суеты. На ней был ватный костюм, на голове серый в
темную крупную клетку полушалок. Карие глаза затаенно грустны. В угол-
ках рта и на лбу резкие морщинки. Губы, прежде алые, сочные, теперь
были бледны, почти бескровны. "Стареет Феня", - подумал Панькин с со-
жалением.
- Фекла Осиповна, - обратился он к ней, - я тебя прошу как члена
правления, если случится задержка с отправкой рыбы, дай знать.
Фекла сдержанно кивнула.
- Счастливо оставаться, Тихон Сафоныч.
Панькин выпустил ее руку и добавил:
- Пожалеть бы тебя пора, приберечь... Хватит по тоням скитаться.
Присмотрю-ка я тебе постоянную работу в селе.
Фекла глянула на него вприщур, глаза потеплели, появился в них
прежний задорный блеск.
- Чего так? Неужто старею? С чего жалость ко мне появилась? - И
вдруг сразу потемнела лицом, опустила взгляд. - Да, старею. И пора мне
в самом деле спокойную должность на берегу дать.
- Дадим, - Панькин глянул на нее снизу вверх, - она была выше
председателя почти на голову. - Последний раз едешь на Канин.
- Ну-ну, поглядим, - Фекла недоверчиво усмехнулась.
Панькин, невысокий, ссутуленный, в набухшем от дождя суконном по-
лупальтеце, осторожно сошел на пристань по скользкому трапу, помахал
оттуда рукой. "Боевик" прогудел сипловато и коротко. Отдали швартовы,
из люка высунулся Офоня Патокин с маленьким, точно кулачок, невероятно
морщинистым лицом. В одной руке - промасленная ветошь, в другой - па-
пироса. Помахал ветошью:
- Поехали-и-и!
Андрей Котцов, ладный, крепкий, в кожаной куртке в обтяжку, высу-
нулся в дверь рубки.
- Малый вперед!
- Есть, малый вперед! - Офоня исчез, будто провалился в железное
нутро судна.
Котцов встал у небольшого, окованного красной медью штурвала.
"Боевик" отделился от шаткой дощатой пристани и пошел в устье. Двига-
тель стал работать на средних оборотах, на стук шатунов и поршней кор-
пус отзывался гулким стоном.
Фекла прошла в корму, постояла там, провожая взглядом удаляющееся
село. Все меньше и приземистей становились сараи-склады, за ними -
россыпь избенок на берегу, телефонные столбы, белые наличники окон ма-
газина, антенна на крыше правления, мокрый от дождя темнобурый флаг
над сельсоветом. За кормой грязно-желтые лохматые волны пытались дог-
нать судно. Река была по-осеннему холодна и неласкова. И неласковым
было небо за сеткой мелкого назойливого дождя. Он непрерывно сыпался
из низеньких, быстро бегущих облаков, напоминающих клубы банного пара.
Впереди три месяца жизни в тесной избенке с нарами в два ряда,
ежедневная изматывающая работа на льду у рюж, морозы и оттепели, сы-
рость и простуда. Там, на канинском берегу, пустынном и голом, - обыч-
ная рыбстановская жизнь. Фекла к ней готовилась уже теперь, в пути,
настраивая себя на все трудности и тяготы. Она наперед знала свою
судьбу: пока здорова и сильна, ей предстоит работать в колхозе, ловить
семгу и навагу, чинить и вязать сети, летом косить сено, а как соста-
рится - быть в хозяйстве "на подхвате", пристроиться уборщицей в рыб-
коопе или в школе, а то и нянькой у чужих детей в садике. Все просто и
ясно. Она не знала, что имел в виду Панькин, обещая ей новую работу,
но догадывалась, что она не будет необычной и сложной. Ведь моряков,
которые начнут сдавать, всегда списывают на берег...
Она постояла, погрустила и вернулась к рыбакам, которые сидели на
мешках и ящиках, укрываясь от мороси брезентом. Села на туго набитый
мешок с рюжами, натянула на голову край парусины и услышала, как по
ней дробно сеется дождь.
Тогда, после памятного заседания бюро, Панькин, уйдя домой с вы-
говором, почувствовал в себе неуверенность, и будто в душе у него
что-то надломилось. Обижаться на Митенева не приходилось. Во всем
Панькин винил только себя. Бывали и раньше подобные положения: риска в
поморском деле хватало. Однако все обходилось более или менее благопо-
лучно. А тут не обошлось.
Для иного тертого жизнью и притерпевшегося ко всему руководителя
выговор значил бы не так уж много: дескать, не впервой, пройдет время
- снимут. Но Паньтан к наказаниям не привык, и сейчас ему было нелег-
ко.
Его всегда хвалили и ставили в пример - и в районе, и в области.
Это было в общем справедливо: Панькин руководил хозяйством умело. Бла-
годарностей и почетных грамот у него не счесть, а в сорок пятом его
наградили орденом Трудового Красного Знамени.
И вот - выговор. Хотя и без занесения в учетную карточку, и на
бюро райкома его персональное дело обсуждаться, по-видимому, не будет,
все же неприятно, Митенев по долгу службы доложит об этом в райком, а
там скажут: "Стареть стал унденский председатель, промашки допускает.
Не пора ли ему на покой?" Основания для таких предположений у Панькина
были. Еще в прошлом году первый секретарь райкома Шатилов, оставшись
после заседания в кабинете наедине с Панькиным, поинтересовался его
здоровьем, да будто между прочим уточнил, сколько ему лет. В этом не-
долгом и вроде бы случайном разговоре было что-то такое, что заставило
Тихона Сафоныча и самого подумать о возрасте и выходе на пенсию. В са-
мом деле, годы подошли - удаляйся от дел, лови для себя рыбу сеткой
или удочками, а то хоть вяжи носки из овечьей шерсти... Занимайся
всем, чем угодно, и доживай век без хлопот и нервотрепки.
А кто заменит его? Рыбаки и во сне море видят, во время промыслов
их дома на канате не удержишь. А тот, кто остается на берегу, не го-
дится в председательскую упряжку по здоровью.
Пришлые люди на Поморье не приживаются. Места тут глухие, даль-
ние, От села до села огромные немеренные расстояния, бездорожье, мхи
да болота. Летом тут еще так-сяк: охота, рыбалка, морошка с черникой,
а зимой скучища, выдержать которую может только местный житель, потому
как тут - его родина, земля дедов и прадедов.
Могут, конечно, прислать замену из райцентра. Но какой она ока-
жется? В соседнем колхозе после войны по рекомендации райкома избрали
на председательский пост бывшего директора пищекомбината Осипова. Не
прожил там и года - завалил дело, перессорился с рыбаками и в доверше-
ние всех бед запил горькую. Пришлось искать другого.
И Панькин трудился по пословице: "Вразумись здраво, начни рано,
исполни прилежно", забывая о годах, о старой ране, которая тревожила
его по ночам.
На сердце он не жаловался. Однако не вечно же ему стучать без пе-
ребоев. В тот вечер, придя с заседания, Панькин почувствовал слабость
во всем теле, ноги неизвестно почему ослабли, подгибались в коленках,
и он поспешил раздеться да сесть. Жена встретила его привычной шуточ-
кой:
- Заботушка мой пришел. Вот уж любишь позаседать-то! Хлебом не
корми... - Но, приметив на лице супруга необычную бледность и на лбу
испарину, смешалась и сменила шутливый тон на участливый: - Неможется
тебе, Тихон?
- Да так... Устал.
- Выпей чаю да полежи - пройдет.
Однако не прошло. Ночью Панькин не мог уснуть, болело сердце. А
под утро ему и вовсе стало плохо. Он лежал на спине, тихонько вздыхал
и морщился, но не хотел беспокоить жену, которая, разметав на подушке
волосы, словно девчонка, сладко посапывала носом. Тихонько он вылез
из-под одеяла, пошел на кухню попить воды и там, потеряв сознание,
упал. Жена вскочила, перепугалась и стала приводить его в чувство. Оч-
нувшись, Тихон Сафоныч посмотрел на нее и стал подниматься с ее по-
мощью.
- Что с тобой, милый? - чуть не плача, спросила жена.
- А и не знаю что...
- За фельдшерицей сбегать?
- Не надо. Прошло.
Голова была ясной, а сердце ныло, словно в грудь положили горячий
уголек.
Фельдшерица, навестившая Панькина утром по просьбе жены, сказала,
что у него сердечная недостаточность и посоветовала Тихону Сафонычу
полежать с недельку, попринимать лекарства. Панькин обещал выполнять
ее советы, но едва фельдшерица ушла, отправился-таки в правление: жда-
ли неотложные дела.
Жена настойчиво стала уговаривать его, чтобы расстался с долж-
ностью председателя: "С тридцатого года в упряжке. Пора и на покой.
Кончай свое руководство!"
Она, конечно, была права. Он и сам понимал, что пора в отставку.
Но опять его засосали обычные заботы, и он стал забывать, как грохнул-
ся среди ночи на пол.
Но сердце вновь напомнило о себе. Панькин пролежал в постели пол-
месяца и уже твердо решил: "Пора на покой. А то вынесут из правления
вперед ногами".
Уйти в отставку не стыдно: двадцать восемь лет руководил хозяйс-
твом, делил с рыбаками и беды и радости, не знал ни часа, ни дня по-
коя. И не напрасно: колхоз окреп, не на пепелище придет новый работ-
ник.
В лихую военную пору, когда Панькин с горсткой людей, все больше
женщин, подростков да стариков, ловил рыбу и бил тюленя, казалось: вот
свернем шею фашизму и всем трудностям придет конец! "Только бы мир, а
уж там!.." И хотя никто не мечтал о молочных реках да кисельных бере-
гах, даже относительно легкого и спокойного житья все же не получи-
лось. Война подорвала экономику, не хватало то одного, то другого, то
тут, то там зияли прорехи. Недоставало и самого главного - людей, здо-
ровых опытных мужиков, каких было полно в селе до войны.
Потребовался добрый десяток лет, чтобы поднять хозяйство. Хоть и
не сразу, но стало лучше со снастями, продовольствием, промтоварами.
Уже не было нужды перевивать старые канаты, выбирая из мало-мальски
пригодной каболки пряди, которые могли послужить в море. Стали появ-
ляться и капроновые сети - пока еще диковина в рыбацком деле. Колхоз
приобрел новые, архангельской постройки рыболовные суденышки типа "До-
ри", именуемые в деревенском обиходе на русский лад - доры, и два мо-
торных бота.
Многие рыбстаны пришли в ветхость, и пришлось заняться строитель-
ством и ремонтом промысловых изб. Недавно приобрели силовую установку
для электростанции и построили для нее капитальное помещение. Зарабо-
тал радиоузел, запроектированный еще до войны. Теперь взялись за клуб.
Ждало очереди строительство фермы. Стадо выросло до ста двадцати
голов, а доярки вот-вот откажутся работать в старых, насквозь прогнив-
ших помещениях. У них уже не стало сил вручную задавать корма, носить
воду и дважды, а летом и трижды тягать буренок за соски во время руч-
ной дойки. Требовался электродоильный агрегат.
Районы промыслов оставались старыми со времен парусного флота.
Семгу ловили ставными неводами по побережью, селедку - малыми судами в
Мезенской губе, навагу и треску - близ Канина. Но все реже становились
сельдяные и тресковые косяки, мельче рыбешка. И от того, что ловецкие
угодья истощались, труднее стало выполнять план, который не уменьшал-
ся, а, наоборот, увеличивался.
Пора, пора уходить от родных берегов, от дедовских ловецких мест,
искать новые районы лова. Траловый флот, базирующийся в Архангельске и
Мурманске, облавливал Баренцево море. В страдную промысловую пору там
скапливались сотни судов. И вот подались тральщики в Атлантику. Куда
тягаться с ними колхозу с его маломощным флотом! Не те суда, снасти не
те, не приспособлены для глубьевого (глубинного) лова в отдаленных мо-
рях.
А тягаться надо - жизнь заставляла.
Не раз вспоминал Панькин довоенную мечту, и свою, и Дорофея, о
"железных посудинах", дальних плаваниях. Вот и настало время мечте
обернуться явью. Правда, покупать тральщики было пока не на что, но
был другой путь - арендовать их. В пятьдесят втором году колхоз взял в
аренду у Мурмансельди рыболовный сейнер. Тогда же арендовали в тралф-
лоте два средних рыболовных траулера.
Капитанов, штурманов и механиков не хватало. Многие опытные море-
ходы не вернулись с войны. Те, кто остался в селе, не годились в "ком-
состав" по своим способностям и образованию. И Панькин стал готовить
специалистов впрок. Каждый год в Унду приезжали демобилизованные из
армии парни, и он уговаривал их поехать учиться на курсы или в рыбоп-
ромышленный техникум. Парни учились, возвращались в село и требовали
работу по специальности. Председатель обещал им в скором времени
тральщики, а пока ставил на бота и доры.
Правление подкапливало средства на счету. И вот наконец колхозные
мотористы, рулевые, шкиперы покинули деревянные бота и доры и стали
плавать на арендованных кораблях. Колхоз вышел в районы глубьевого ло-
ва.
А старые рыбаки вроде Дорофея, Офони Патокина да Андрея Котцова
плавали на малых судах, зная, что теперь решающее слово за молодыми.
Родион Мальгин, рекомендованный Панькиным еще в сорок пятом году
на работу в сельсовет, пришелся там, как говорится, ко двору. Одно-
сельчане привыкли к своему однорукому худощавому и на вид несколько
флегматичному предсельсовета, каждое утро неторопливо шагающему от
своей избы на работу с неизменной полевой сумкой, заменяющей ему порт-
фель. Главным предметом в этой сумке была тетрадь, в которую после
каждых выборов Родион аккуратно записывал для себя наказы избирателей.
Против каждого наказа стояла пометка: "выполнено" или "в стадии выпол-
нения". А против иных наказов пометки не было, значит, ими еще предс-
тояло заняться.
С течением времени характер наказов менялся. В первые послевоен-
ные годы они касались, к примеру, ремонта школы, обеспечения нуждаю-
щихся учеников обувью и одеждой, пенсионного дела и снабжения дровами
семей погибших фронтовиков. Наказы по тому времени были трудными и вы-
полнялись с большими усилиями. Теперь жить стало легче, и характер на-
казов изменился.
На последних выборах ундяне настоятельно просили сельсовет отре-
монтировать дороги и мосты, а по улицам села проложить деревянные тро-
туары, потому что в слякотную пору тут ни пройти ни проехать. Однажды
возчик Ермолай, уже изрядно постаревший, отправился в магазин за хле-
бом и увяз по дороге так, что на рыбкооповское крылечко взошел в одном
сапоге, а другой, грязный до невозможности, выловленный из топкой лу-
жи, надел только после того, как вылил из него воду. Родион, отложив
все дела, занялся благоустройством.
Но как выполнить этот наказ, если у сельсовета нет ни рабочих, ни
тягла, чтобы заготовить и привезти лес, распилить его на пилораме да
сделать мосточки? И председатель сельсовета обратился за помощью в
колхоз.
Панькин, выслушав его, замахал руками:
- Сейчас никак невозможно! Лес нужен для артельного строительст-
ва, пилорама занята вырезкой брускового материала. И чего тебе приспи-
чило заняться улицами? Ну, дедко Ермолай забрел в лужу сослепу. А дру-
на крыльце правленческого дома зацепился ногой за плетеный веревочный
коврик и больно ударился локтем о дверь. Она с грохотом распахнулась.
Сверху, с лестницы, недовольный голос:
- Господи, кто там ломится?
Манефа стояла наверху, светя керосиновой лампой-десятилинейкой.
Электрический свет недавно погас, что-то случилось с движком.
- Это я, Манефа Васильевна, - отозвался Родион.
- Ноги-то вытер? - Манефа не любила вечерних заседаний в конторе,
они доставляли ей дополнительные хлопоты и мешали заваливаться спать
спозаранку. - На улице грязища! А ты никак опоздал...
Тут дали свет, загорелась в коридоре лампочка. Мальгин одним ма-
хом взбежал по лестнице наверх, в комнату, где начиналось заседание.
- На повестке дня у нас два вопроса, - объявил Митенев. - Первый
- "О личной ответственности коммунистов за аварию на рейде седьмого
октября сего года" и второй - "О готовности к наважьей путине". По
первому вопросу - мое сообщение, по второму - Панькина.
Чуть сутулые, широкие плечи Митенева обтягивал серый коверкотовый
старомодного покроя пиджак. Рубашка сверкала белизной, галстук в косую
полоску был повязан аккуратным небольшим узелком. Лицо у Митенева упи-
танное, гладкое, чуть рыхловатое. Плешивая голова лоснилась при свете
лампочки. За двухтумбовым письменным столом парторг выглядел уверен-
ным, внушительным и даже монументальным. Сбоку стола пристроился Пань-
кин. Вид у него настороженно-виноватый, глаза потуплены. На стульях у
стены - предсельсовета Мальгин, Дорофей, директор школы Сергеичев, по-
жилой сухощавый в очках с золоченой оправой. Он приехал на работу в
Унду в сорок втором году, будучи эвакуированным со Смоленщины. Теперь
собирался выйти на пенсию и вернуться на родину.
Митенев продолжал вести заседание.
- Нам надо точно выяснить причины аварии, установить виновных и,
если они того заслуживают, наказать в партийном порядке. - Секретарь
партбюро помолчал, подумал. - Конечно, если бы не шквал, застигнувший
рыбаков, может, все и обошлось бы... Но шквал шквалом, а факт налицо.
И факт печальный! Почему бочки в еле не были закреплены? Они сдвину-
лись к борту и опрокинули судно. И, наконец, почему "Боевик" не сразу
нашел Дерябина и Кукшина? Капитан судна Котцов всю ночь не мог выйти к
месту аварии и снять рыбаков с днища. Вот вопросы, на которые мы долж-
ны получить ответ. Прошу высказываться.
Митенев сел. Однорукий Родион зажал меж колен коробок со спичками
и прикурил. Затянувшееся молчание прервал Панькин:
- Дмитрий Викентьевич, видимо, из деликатности не упомянул моего
имени, - сказал он глухо, будто не своим голосом. - Но вывод напраши-
вается такой: виноват я как руководитель. И в том, что послал елу - не
"Боевика", и в том, что не обратил внимания на незакрепленный груз, и,
наконец, ночью я был на борту судна и неуспех поисков ложится тоже на
меня. И я приму как должное любое наказание.
Неловкое молчание снова охватило собравшихся. Очень уж непривычно
было Панькину выступать в роли виновного. Однако Митенев требовательно
заметил:
- Легче всего, Тихон Сафоныч, признать свою оплошку. А почему
все-таки случилась беда? Почему мы забыли о том, что в нашем деле каж-
дый шаг в море связан с риском и возможной гибелью людей? Почему мы
легко и непродуманно отдаем хозяйственные распоряжения? Ведь иногда
жизнь человека зависит от самой малой небрежности! На кого будем спи-
сывать издержки? На судьбу? На войну? Так ведь она уже давно кончи-
лась...
Стало опять тихо. Было слышно, как работает на окраине села дви-
жок.
- Ну что, молчать будем? - с неудовольствием спросил Митенев.
Родион погасил окурок и встал.
- Случай, конечно, чрезвычайный. Но винить во всем только Тихона
Сафоныча будет несправедливо. Много для колхоза сделал он, и я его
глубоко уважаю. Видите ли... ставя перед собой хозяйственную задачу,
мы печемся лишь о том, чтобы в срок ее выполнить. А о тех, кто ее вы-
полняет, мы и не думаем подчас, Работа у нас заслоняет человека. А
ведь должно быть наоборот! Честно сказать, у меня в сельсовете тоже с
некоторых пор стал прививаться этакий бюрократический казенный метод:
все обсуждаем планы да мероприятия, а о людях, исполнителях планов,
вспоминаем редко...
- Куда тебя заносит? - поправил Родиона Митенев. - При чем тут
сельсовет? Ближе к делу!
- А если ближе к делу, так и я тоже виноват в том, что не пришел
в тот вечер на причал, не поинтересовался, как выходят на рейд колхоз-
ники. Хоть и знал, что выходят.
- Самокритика - дело нужное. Но теперь она вовсе ни к чему, -
жестковато сказал Митенев. - Какие будут конкретные предложения?
- Предложение у меня такое: записать пункт о коллективной ответс-
твенности за жизнь каждого рыбака.
- Коллективная ответственность - дело не лишнее, - усмехнулся Ми-
тенев. - Ты обратил внимание на повестку дня? Личная ответственность -
основа порядка. Она прежде всего, а уж потом коллективная, которая
складывается из суммы личных ответственностей. Дорофей, ты что ска-
жешь? А вы, товарищ Сергеичев?
Дорофей чувствовал себя неловко. Ему не хотелось "катить бочку"
на председателя. Он чувствовал, что многое в том происшествии зависело
от случайности, от шторма. Но и безнаказанным это не должно сойти. По-
тому он нерешительно предложил:
- Может быть, надо все-таки поставить нашему председателю на вид,
потому как он сам признал свою промашку?
Директор школы из осторожности промолчал. Митенев упрекнул Доро-
фея:
- Соломку подстилаешь, чтоб помягче было?
- Ну, почему соломку... Ведь был шторм. А он, известное дело, не
спрашивает, кто прав, а кто виноват...
- Мы должны быть принципиальны. Как требует устав. И потому я
предлагаю за непродуманные действия по отправке груза объявить комму-
нисту Панькину выговор без занесения в учетную карточку и предупредить
его настоятельным образом. Есть еще предложения? Нет? Тогда голосуем.
После этого пригласили из бухгалтерии ожидавшего там капитана
"Боевика" Андрея Котцова.
В год получения судна правление колхоза назначило на него капита-
ном Дорофея, а Котцова - помощником. В середине лета нынешнего года,
когда надо было возводить клуб, не оказалось руководителя строительной
бригады. Во всей Унде только Дорофей хорошо знал плотницкое дело и
разбирался в чертежах. Ему и поручили возглавить строительную бригаду,
а судно доверили Котцову: остаток навигации он водил "Боевик" уже без
Дорофея.
- Садись, Котцов. У нас к тебе будут вопросы, - Митенев указал на
свободный стул, - Почему поиск рыбаков с елой затянулся до утра?
- Была очень плохая видимость, - ответил Андрей. - Шторм во-
семь-девять баллов. Ночь навалилась медведицей... А у нас прожектор
слабый, недалеко светит.
- Навигационные приборы были в порядке? - поинтересовался молчав-
ший до сих пор директор школы.
- Прибор у нас один - компас. Он в порядке.
- Скажи по правде: заплутал? Искал, не там, где надо? - допыты-
вался Митенев.
- Немудрено и заплутать в такой обстановке...
- Председатель был с вами? Он руководил поисками?
- Как же! - тотчас ответил Котцов, - Тихон Сафоныч находился в
рубке,
Панькин с неудовольствием прервал Котцова:
- Брось, Андрей, говори правду. Меня ведь укачало, Так трепану-
ло!.. Я в кубрике на койке валялся, И ты, друг сердечный, меня не вы-
гораживай.
- Так вы же были в рубке! - настойчиво повторил Котцов.
- Ну заглянул ненадолго. А остаток ночи был совсем плох. Стыдно
перед командой...
- А какое значение имеет - был в рубке Панькин или не был? В кон-
це концов вел "Боевик"-то я. С меня и спрос. И если говорить начисто-
ту, то я больше беспокоился за свое судно, хотя рыбаков тоже искал, -
Котцов нервно смял в руке фуражку.
- За свое судно? - удивился Митенев.
- Ну да. Штормина был крепкий. "Боевик" мог опрокинуться. Вполне
свободно оверкиль1 сыграть. Осадка у судна без груза невелика, а палу-
ба высокая и фальшборт тоже... Ну и рубка, да еще сверху поисковый
мостик с брезентовым ограждением - все парусит - будь здоров! Я ста-
рался против ветра держать. А чтобы бортом к волне стать - упаси бог!
1 Оверкиль - положение судна вверх днищем во время кораблекруше-
ния.
- Ну вот, - как бы оправдывая Панькина и Котцова, заметил Доро-
фей. - На "Боевике" и то опасно было. Выходит, и в том, и в другом
случае был риск. Надо кончать это разбирательство. И так все ясно -
авария произошла в штормовой обстановке.
Митенев глянул на него неодобрительно.
- Видимо, неудачный поиск рыбаков, потерпевших бедствие, все же
объясняется неумением водить судно в шторм. Он, видите ли, боялся, что
"Боевик" опрокинется, и не хотел рисковать в то время, когда два со-
вершенно закоченевших рыбака были на краю гибели! Ну ладно, Панькин
морской болезнью страдал, - с кем не бывало, а Котцов был у штурвала,
ему и ответ держать. Надо нам записать в решении: "Партийное бюро ре-
комендует правлению колхоза отстранить Котцова от обязанностей капита-
на ввиду его слабой судоводительской подготовки и вернуть на судно
Киндякова". Ну а бригадира на стройку надо искать другого.
- Зачем искать? - вставил Дорофей. - Навигация кончилась. Куда
пойдете на "Боевике"? На носу ледостав.
- Ну ладно. Тогда какие будут еще предложения? Я считаю, что нам
все же надо предупредить Котцова, пусть более внимательно относится к
служебным обязанностям.
Против этого не возражали. Котцов в сердцах нахлобучил фуражку на
голову и вышел.
- Переходим ко второму вопросу, - сказал Митенев.
Когда расходились по домам, Дорофей спросил председателя:
- Чего молчишь? Расстроился?
- Думаю. Наважников-то на Канин надо отправлять! Кого пошлем ка-
питаном? Опять же Котцова?
- Пусть ведет судно. Митенев зря на него наседал. Мы с Андреем,
бывало, до Югорского Шара ходили, он морем испытан.
Было темно, и накрапывал мелкий холодный дождик. Ноги скользили
на мокрой тропке. Дорофей тронул председателя за локоть.
- Родион чего-то такое говорил на бюро, что я его не очень и по-
нял...
- Ему не хотелось, чтобы мне выговор дали, вот и ухватился за
коллективную ответственность. Ты тоже пытался меня выгораживать. А за-
чем?
С рейсом на Канин в этом году припозднились. Прежде бригады отп-
равлялись ловить навагу в конце сентября. Задержка вышла из-за болезни
рыбмастера, который вот уже пятый год ходил старшим на стан колхоза в
устье Чижи и был там, как говорится, и царь и бог на целых три месяца.
Путь "Боевику" предстоял нелегкий: осенние туманы, непогоды, ветры, -
все это надо было преодолеть, забросить людей, продукты, снасти и до
ледостава вернуться домой.
Внутренних помещений на судне почти не было, только машинное от-
деление да носовой кубрик на пять коек. Рыбакам приходилось ехать на-
верху, спасаясь от дождя и стужи под брезентом.
У причала Панькин напутствовал Котцова:
- Гляди, чтобы людей не смыло с палубы!
- Да ладно, не впервой, - суховато отозвался капитан. - Не беспо-
койся.
Панькин стал прощаться с рыбаками. Чуть подольше других подержал
в своей ладони теплую и мягкую руку Феклы Зюзиной. Она стояла возле
люка в машинное отделение и с какой-то отрешенной задумчивостью гляде-
ла на реку, не замечая людей, толпившихся на палубе, не слыша голосов
и предотвальной суеты. На ней был ватный костюм, на голове серый в
темную крупную клетку полушалок. Карие глаза затаенно грустны. В угол-
ках рта и на лбу резкие морщинки. Губы, прежде алые, сочные, теперь
были бледны, почти бескровны. "Стареет Феня", - подумал Панькин с со-
жалением.
- Фекла Осиповна, - обратился он к ней, - я тебя прошу как члена
правления, если случится задержка с отправкой рыбы, дай знать.
Фекла сдержанно кивнула.
- Счастливо оставаться, Тихон Сафоныч.
Панькин выпустил ее руку и добавил:
- Пожалеть бы тебя пора, приберечь... Хватит по тоням скитаться.
Присмотрю-ка я тебе постоянную работу в селе.
Фекла глянула на него вприщур, глаза потеплели, появился в них
прежний задорный блеск.
- Чего так? Неужто старею? С чего жалость ко мне появилась? - И
вдруг сразу потемнела лицом, опустила взгляд. - Да, старею. И пора мне
в самом деле спокойную должность на берегу дать.
- Дадим, - Панькин глянул на нее снизу вверх, - она была выше
председателя почти на голову. - Последний раз едешь на Канин.
- Ну-ну, поглядим, - Фекла недоверчиво усмехнулась.
Панькин, невысокий, ссутуленный, в набухшем от дождя суконном по-
лупальтеце, осторожно сошел на пристань по скользкому трапу, помахал
оттуда рукой. "Боевик" прогудел сипловато и коротко. Отдали швартовы,
из люка высунулся Офоня Патокин с маленьким, точно кулачок, невероятно
морщинистым лицом. В одной руке - промасленная ветошь, в другой - па-
пироса. Помахал ветошью:
- Поехали-и-и!
Андрей Котцов, ладный, крепкий, в кожаной куртке в обтяжку, высу-
нулся в дверь рубки.
- Малый вперед!
- Есть, малый вперед! - Офоня исчез, будто провалился в железное
нутро судна.
Котцов встал у небольшого, окованного красной медью штурвала.
"Боевик" отделился от шаткой дощатой пристани и пошел в устье. Двига-
тель стал работать на средних оборотах, на стук шатунов и поршней кор-
пус отзывался гулким стоном.
Фекла прошла в корму, постояла там, провожая взглядом удаляющееся
село. Все меньше и приземистей становились сараи-склады, за ними -
россыпь избенок на берегу, телефонные столбы, белые наличники окон ма-
газина, антенна на крыше правления, мокрый от дождя темнобурый флаг
над сельсоветом. За кормой грязно-желтые лохматые волны пытались дог-
нать судно. Река была по-осеннему холодна и неласкова. И неласковым
было небо за сеткой мелкого назойливого дождя. Он непрерывно сыпался
из низеньких, быстро бегущих облаков, напоминающих клубы банного пара.
Впереди три месяца жизни в тесной избенке с нарами в два ряда,
ежедневная изматывающая работа на льду у рюж, морозы и оттепели, сы-
рость и простуда. Там, на канинском берегу, пустынном и голом, - обыч-
ная рыбстановская жизнь. Фекла к ней готовилась уже теперь, в пути,
настраивая себя на все трудности и тяготы. Она наперед знала свою
судьбу: пока здорова и сильна, ей предстоит работать в колхозе, ловить
семгу и навагу, чинить и вязать сети, летом косить сено, а как соста-
рится - быть в хозяйстве "на подхвате", пристроиться уборщицей в рыб-
коопе или в школе, а то и нянькой у чужих детей в садике. Все просто и
ясно. Она не знала, что имел в виду Панькин, обещая ей новую работу,
но догадывалась, что она не будет необычной и сложной. Ведь моряков,
которые начнут сдавать, всегда списывают на берег...
Она постояла, погрустила и вернулась к рыбакам, которые сидели на
мешках и ящиках, укрываясь от мороси брезентом. Села на туго набитый
мешок с рюжами, натянула на голову край парусины и услышала, как по
ней дробно сеется дождь.
Тогда, после памятного заседания бюро, Панькин, уйдя домой с вы-
говором, почувствовал в себе неуверенность, и будто в душе у него
что-то надломилось. Обижаться на Митенева не приходилось. Во всем
Панькин винил только себя. Бывали и раньше подобные положения: риска в
поморском деле хватало. Однако все обходилось более или менее благопо-
лучно. А тут не обошлось.
Для иного тертого жизнью и притерпевшегося ко всему руководителя
выговор значил бы не так уж много: дескать, не впервой, пройдет время
- снимут. Но Паньтан к наказаниям не привык, и сейчас ему было нелег-
ко.
Его всегда хвалили и ставили в пример - и в районе, и в области.
Это было в общем справедливо: Панькин руководил хозяйством умело. Бла-
годарностей и почетных грамот у него не счесть, а в сорок пятом его
наградили орденом Трудового Красного Знамени.
И вот - выговор. Хотя и без занесения в учетную карточку, и на
бюро райкома его персональное дело обсуждаться, по-видимому, не будет,
все же неприятно, Митенев по долгу службы доложит об этом в райком, а
там скажут: "Стареть стал унденский председатель, промашки допускает.
Не пора ли ему на покой?" Основания для таких предположений у Панькина
были. Еще в прошлом году первый секретарь райкома Шатилов, оставшись
после заседания в кабинете наедине с Панькиным, поинтересовался его
здоровьем, да будто между прочим уточнил, сколько ему лет. В этом не-
долгом и вроде бы случайном разговоре было что-то такое, что заставило
Тихона Сафоныча и самого подумать о возрасте и выходе на пенсию. В са-
мом деле, годы подошли - удаляйся от дел, лови для себя рыбу сеткой
или удочками, а то хоть вяжи носки из овечьей шерсти... Занимайся
всем, чем угодно, и доживай век без хлопот и нервотрепки.
А кто заменит его? Рыбаки и во сне море видят, во время промыслов
их дома на канате не удержишь. А тот, кто остается на берегу, не го-
дится в председательскую упряжку по здоровью.
Пришлые люди на Поморье не приживаются. Места тут глухие, даль-
ние, От села до села огромные немеренные расстояния, бездорожье, мхи
да болота. Летом тут еще так-сяк: охота, рыбалка, морошка с черникой,
а зимой скучища, выдержать которую может только местный житель, потому
как тут - его родина, земля дедов и прадедов.
Могут, конечно, прислать замену из райцентра. Но какой она ока-
жется? В соседнем колхозе после войны по рекомендации райкома избрали
на председательский пост бывшего директора пищекомбината Осипова. Не
прожил там и года - завалил дело, перессорился с рыбаками и в доверше-
ние всех бед запил горькую. Пришлось искать другого.
И Панькин трудился по пословице: "Вразумись здраво, начни рано,
исполни прилежно", забывая о годах, о старой ране, которая тревожила
его по ночам.
На сердце он не жаловался. Однако не вечно же ему стучать без пе-
ребоев. В тот вечер, придя с заседания, Панькин почувствовал слабость
во всем теле, ноги неизвестно почему ослабли, подгибались в коленках,
и он поспешил раздеться да сесть. Жена встретила его привычной шуточ-
кой:
- Заботушка мой пришел. Вот уж любишь позаседать-то! Хлебом не
корми... - Но, приметив на лице супруга необычную бледность и на лбу
испарину, смешалась и сменила шутливый тон на участливый: - Неможется
тебе, Тихон?
- Да так... Устал.
- Выпей чаю да полежи - пройдет.
Однако не прошло. Ночью Панькин не мог уснуть, болело сердце. А
под утро ему и вовсе стало плохо. Он лежал на спине, тихонько вздыхал
и морщился, но не хотел беспокоить жену, которая, разметав на подушке
волосы, словно девчонка, сладко посапывала носом. Тихонько он вылез
из-под одеяла, пошел на кухню попить воды и там, потеряв сознание,
упал. Жена вскочила, перепугалась и стала приводить его в чувство. Оч-
нувшись, Тихон Сафоныч посмотрел на нее и стал подниматься с ее по-
мощью.
- Что с тобой, милый? - чуть не плача, спросила жена.
- А и не знаю что...
- За фельдшерицей сбегать?
- Не надо. Прошло.
Голова была ясной, а сердце ныло, словно в грудь положили горячий
уголек.
Фельдшерица, навестившая Панькина утром по просьбе жены, сказала,
что у него сердечная недостаточность и посоветовала Тихону Сафонычу
полежать с недельку, попринимать лекарства. Панькин обещал выполнять
ее советы, но едва фельдшерица ушла, отправился-таки в правление: жда-
ли неотложные дела.
Жена настойчиво стала уговаривать его, чтобы расстался с долж-
ностью председателя: "С тридцатого года в упряжке. Пора и на покой.
Кончай свое руководство!"
Она, конечно, была права. Он и сам понимал, что пора в отставку.
Но опять его засосали обычные заботы, и он стал забывать, как грохнул-
ся среди ночи на пол.
Но сердце вновь напомнило о себе. Панькин пролежал в постели пол-
месяца и уже твердо решил: "Пора на покой. А то вынесут из правления
вперед ногами".
Уйти в отставку не стыдно: двадцать восемь лет руководил хозяйс-
твом, делил с рыбаками и беды и радости, не знал ни часа, ни дня по-
коя. И не напрасно: колхоз окреп, не на пепелище придет новый работ-
ник.
В лихую военную пору, когда Панькин с горсткой людей, все больше
женщин, подростков да стариков, ловил рыбу и бил тюленя, казалось: вот
свернем шею фашизму и всем трудностям придет конец! "Только бы мир, а
уж там!.." И хотя никто не мечтал о молочных реках да кисельных бере-
гах, даже относительно легкого и спокойного житья все же не получи-
лось. Война подорвала экономику, не хватало то одного, то другого, то
тут, то там зияли прорехи. Недоставало и самого главного - людей, здо-
ровых опытных мужиков, каких было полно в селе до войны.
Потребовался добрый десяток лет, чтобы поднять хозяйство. Хоть и
не сразу, но стало лучше со снастями, продовольствием, промтоварами.
Уже не было нужды перевивать старые канаты, выбирая из мало-мальски
пригодной каболки пряди, которые могли послужить в море. Стали появ-
ляться и капроновые сети - пока еще диковина в рыбацком деле. Колхоз
приобрел новые, архангельской постройки рыболовные суденышки типа "До-
ри", именуемые в деревенском обиходе на русский лад - доры, и два мо-
торных бота.
Многие рыбстаны пришли в ветхость, и пришлось заняться строитель-
ством и ремонтом промысловых изб. Недавно приобрели силовую установку
для электростанции и построили для нее капитальное помещение. Зарабо-
тал радиоузел, запроектированный еще до войны. Теперь взялись за клуб.
Ждало очереди строительство фермы. Стадо выросло до ста двадцати
голов, а доярки вот-вот откажутся работать в старых, насквозь прогнив-
ших помещениях. У них уже не стало сил вручную задавать корма, носить
воду и дважды, а летом и трижды тягать буренок за соски во время руч-
ной дойки. Требовался электродоильный агрегат.
Районы промыслов оставались старыми со времен парусного флота.
Семгу ловили ставными неводами по побережью, селедку - малыми судами в
Мезенской губе, навагу и треску - близ Канина. Но все реже становились
сельдяные и тресковые косяки, мельче рыбешка. И от того, что ловецкие
угодья истощались, труднее стало выполнять план, который не уменьшал-
ся, а, наоборот, увеличивался.
Пора, пора уходить от родных берегов, от дедовских ловецких мест,
искать новые районы лова. Траловый флот, базирующийся в Архангельске и
Мурманске, облавливал Баренцево море. В страдную промысловую пору там
скапливались сотни судов. И вот подались тральщики в Атлантику. Куда
тягаться с ними колхозу с его маломощным флотом! Не те суда, снасти не
те, не приспособлены для глубьевого (глубинного) лова в отдаленных мо-
рях.
А тягаться надо - жизнь заставляла.
Не раз вспоминал Панькин довоенную мечту, и свою, и Дорофея, о
"железных посудинах", дальних плаваниях. Вот и настало время мечте
обернуться явью. Правда, покупать тральщики было пока не на что, но
был другой путь - арендовать их. В пятьдесят втором году колхоз взял в
аренду у Мурмансельди рыболовный сейнер. Тогда же арендовали в тралф-
лоте два средних рыболовных траулера.
Капитанов, штурманов и механиков не хватало. Многие опытные море-
ходы не вернулись с войны. Те, кто остался в селе, не годились в "ком-
состав" по своим способностям и образованию. И Панькин стал готовить
специалистов впрок. Каждый год в Унду приезжали демобилизованные из
армии парни, и он уговаривал их поехать учиться на курсы или в рыбоп-
ромышленный техникум. Парни учились, возвращались в село и требовали
работу по специальности. Председатель обещал им в скором времени
тральщики, а пока ставил на бота и доры.
Правление подкапливало средства на счету. И вот наконец колхозные
мотористы, рулевые, шкиперы покинули деревянные бота и доры и стали
плавать на арендованных кораблях. Колхоз вышел в районы глубьевого ло-
ва.
А старые рыбаки вроде Дорофея, Офони Патокина да Андрея Котцова
плавали на малых судах, зная, что теперь решающее слово за молодыми.
Родион Мальгин, рекомендованный Панькиным еще в сорок пятом году
на работу в сельсовет, пришелся там, как говорится, ко двору. Одно-
сельчане привыкли к своему однорукому худощавому и на вид несколько
флегматичному предсельсовета, каждое утро неторопливо шагающему от
своей избы на работу с неизменной полевой сумкой, заменяющей ему порт-
фель. Главным предметом в этой сумке была тетрадь, в которую после
каждых выборов Родион аккуратно записывал для себя наказы избирателей.
Против каждого наказа стояла пометка: "выполнено" или "в стадии выпол-
нения". А против иных наказов пометки не было, значит, ими еще предс-
тояло заняться.
С течением времени характер наказов менялся. В первые послевоен-
ные годы они касались, к примеру, ремонта школы, обеспечения нуждаю-
щихся учеников обувью и одеждой, пенсионного дела и снабжения дровами
семей погибших фронтовиков. Наказы по тому времени были трудными и вы-
полнялись с большими усилиями. Теперь жить стало легче, и характер на-
казов изменился.
На последних выборах ундяне настоятельно просили сельсовет отре-
монтировать дороги и мосты, а по улицам села проложить деревянные тро-
туары, потому что в слякотную пору тут ни пройти ни проехать. Однажды
возчик Ермолай, уже изрядно постаревший, отправился в магазин за хле-
бом и увяз по дороге так, что на рыбкооповское крылечко взошел в одном
сапоге, а другой, грязный до невозможности, выловленный из топкой лу-
жи, надел только после того, как вылил из него воду. Родион, отложив
все дела, занялся благоустройством.
Но как выполнить этот наказ, если у сельсовета нет ни рабочих, ни
тягла, чтобы заготовить и привезти лес, распилить его на пилораме да
сделать мосточки? И председатель сельсовета обратился за помощью в
колхоз.
Панькин, выслушав его, замахал руками:
- Сейчас никак невозможно! Лес нужен для артельного строительст-
ва, пилорама занята вырезкой брускового материала. И чего тебе приспи-
чило заняться улицами? Ну, дедко Ермолай забрел в лужу сослепу. А дру-