И на самом деле, кто сегодня пишет за шефов всей страны? За Лебедя Радзиховский, за Ельцина - Юмашев... Кто формулирует русскую государственную идеологию? Чубайс. Кто формирует русский Пен-клуб? Русские уже и писать как бы не умеют. Так постепенно левый народец занял несвойственное себе положение. Зачем? До каких пор будет продолжаться столь неорганичное развитие русского общества? Когда закончится тяга к кривой музычке? Кто-то обратит внимание на совпадение этих положений Галковского с "Русофобией" Шафаревича. С его мыслью о "малом народе". Но у Галковского интересно то, что его не столь интересует сам этот "левый народец" и не сама кривая музычка, а следование этим идеям русского общества. Любой народ, любая культура в "Бесконечном тупике" рассматриваются сквозь призму русской национальной идеи. Кто-то где-то живет, какие народы и зачем Галковского не интересует. Пусть живут. На земле всем места хватит. Но кто-то живет в русском обществе и оказывает влияние на него... Какое влияние? Это не ксенофобия, не шовинизм, не отрицание чужого - это форма национального самосохранения. Ко мне в квартиру зашел гость - как он себя ведет, не мешает ли хозяину? У любого гостеприимства есть своя мера. Как формы чисто русского национального искусства на протяжении всей книги Дмитрий Галковский внимательно разбирает, анализирует творчество Владимира Набокова, Антона Чехова и Василия Розанова. Это сами по себе интереснейшие исследования по поэтике и психологии их творчества. Но они еще и близки душе самого автора. Он как бы примеряет их на себя. Входит в их роль. Он видит в себе и Чехова, и Набокова, и Розанова. Гоголь и Пушкин - как вершины, помимо себя, здесь уже нет личного интереса. Достоевский - высшая ступень для Галковского. Это уже восхищение его подвигом. С Маяковским интереснейший спор. Из современников - обращение только к Солженицыну. Для пояснения развития русского сознания в ХХ веке.
11. Примечание к с. 322.
"Русские относятся к жизни слишком серьезно. И русские, и евреи - это трагические, эсхатологические народы. Евреи трагедию делают бытом, опошляют. А русские быт превращают в трагедию".
К с. 293.
"Пока евреи были евреями, им ничего не грозило. Но они "любили" чужое стадо и захотели стать его пастырями. Без знания народа, без знания искусства управления им".
К с. 243.
"Революцию делали не выродки, а действительно наиболее умные и талантливые представители еврейской нации".
К с. 186.
"Революция носила расовый характер. Периферийная местечковая культура внезапно оказалась в центре духовной жизни государства".
К с. 166.
"Делается следующая подтасовка: советская интеллигенция противопоставляется советской власти. На самом деле отношения были другие: русский народ и еврейские верхи, которые в свою очередь делились не мещан, интеллигенцию и власть предержащую (грубо говоря, русская деревня и еврейский город)".
К с. 84.
"Для семита ускользнувший зверь - тупое ничтожество... Сделали засаду в дубовой роще, а он взял и проспал весь день. Русский... сам превращается в "злое животное", непредсказуемое. Русские как будто и выдуманы для издевательства над евреями".
К с. 174.
"Еврейская нетерпеливость переплелась с русской мечтательностью... Оставили бы русских в покое, не надо было связываться. Теперь они навечно связались с русской историей. Теперь не убегут. Троцкого и в Мексике топором достали. Влез в русскую историю - не вылезешь. У нас вход - рупь, выход - два. Тут судьба. Монголы влезли - и русские в Урге, влезли поляки и русские в Варшаве... И везде приносят с собой хаос... Русский сложен, ох, сложен. Таким народом управлять необычайно трудно. Сами русские себя отлично понимали и всегда наверх нерусских дурачков пропихивали".
К с. 195.
"Не учли одного: "не служить же русскому солдату и мужику евреям". Нужно было низшее звено из туземных кадров. Они и уничтожили колониальную администрацию".
К с. 222.
"Как у арабских нефтяных шейхов, среди победившего доблестного еврейства пошла мода на белых любовниц "из бывших"... потомки от этих браков - единственная выжившая внутри страны часть русской элиты... Однако "самотеком" на периферии выросла элита в этническом отношении русская, но гораздо менее культурная. Это, так сказать, русская местечковая культура. Ситуация злорадно обернулась".
Еврейский вопрос, за долгие годы впервые так скрупулезно разбираемый в книге Дмитрия Галковского, не несет в себе ни русофобии, ни антисемитизма. Это анализ того, что происходит, когда два достаточно разных народа входят в столь тесное взаимодействие. Галковского не интересует ни Израиль, ни американские евреи, его интересует исключительно "русский вопрос". Но в истории ХХ века "русский вопрос" и "еврейский вопрос" неразделимы, а значит, объективному исследователю с неизбежностью надо проследить их взаимодействие. Нет плохих и хороших народов - есть другие народы. Проблему эту достаточно серьезно разбирали на протяжении столетия и Гершензон, и Лев Гумилев, и Агурский, и Шафаревич... Можно, конечно, всех обвинять в предвзятости, можно видеть во всех действиях злонамеренность. А если примитивное биологическое непонимание? Вполне искренне Бабель писал: "Древние иконы окружали беспечное мое сердце холодом мертвенных своих страстей, и я едва спасся от них..." Но, справедливо полагает Галковский: "Кто знает, может быть, и русские чего-то не понимают в Шагале. Даже наверняка". Или, опять же обращаясь к литературе, можно заметить в "хармсовском смаковании Петровых, Ивановых, Комаровых и Петраковых - просто ненависть к русским фамилиям. Такая же, как у Михаила Булгакова к фамилиям еврейским..." В этом развитии русской темы у Бабеля, еврейской у Чехова видишь и вечное различие столь разных народов, и естественное непонимание, и зависимость друг от друга. "Мандельштам обманками обвит, как бинтами человек-невидимка. Центр пуст... Это какое-то постоянно корректируемое косоглазие... Для Мандельштама характерны еврейская ясность, четкость, деловитость. Он в очень незначительной степени был подвержен поэтической риторике и с негодованием писал о "болотных испарениях русской критики"... Такое отношение к литературе свойственно и другому трезвому иудею - Иосифу Бродскому".
В литературе Галковский ищет ключ к восприятию народами друг друга. Талантливая литература - неизбежно искренна и выдает то, что в быту можно и зашифровать, и сгладить, затемнить. Для вдумчивого читателя политики и дипломаты, даже военные, всегда более загадочны, чем писатели. Более непредсказуемы. Они - в мундире, под которым достаточно глубоко скрываются истинная позиция, истинная цель. У писателей - все в творчестве. Все прочитывается... И только когда сознательно не хотят читать ясно текст, предпочитая выдумывать за автора подтексты, тогда и возникают "загадки" писателя. Скажем, "загадка" Чехова. Или "загадка" самого Галковского. Многим не понравился Чехов Галковского именно потому, что не хотели видеть "такого" Чехова. А по Галковскому, "Чехов, пожалуй, самый русский писатель - писатель не только без "немецко-турецкой экзотики", но и совершенно русский по своему происхождению... Всю жизнь Чехов органически ненавидел греков, евреев и украинцев, хотя был слишком хитер и учен жизнью, чтобы заявлять об этом открыто... Это был естественный бунт против издевательской избыточности инородческого элемента в чеховской жизни". Галковский относится к Чехову как к чему-то чрезвычайно близкому ему самому. Он его воспринимает не как пророка, подобно Достоевскому, не как мыслителя, а как несчастного русского человека, с таким же нерастраченным комплексом отца, с таким же одиночеством. С такой же тоской и неудовлетворенностью. Это "русский в великой русской Масонии".
12. Примечание к с. 480.
"На процессе Гершуни (один из зловещих террористов.- В.Б.) присутствовал великий князь Андрей Владимирович. Верный масонской дисциплине, он ходатайствовал (и небезуспешно) о сохранении преступнику жизни".
К с. 205.
"В отношении к масонам постоянно совершают две ошибки: либо относятся... исключительно серьезно... либо изображают их группой чудаков-альтруистов... Трудно понять одну черту в масонстве. А именно - его ИРОНИЧНОСТЬ... В иронии громадная сила масонства, позволяющая ему вплестись в жизнь индивидуального "я" так просто, так незаметно. Почти полное отсутствие обязательств, но душа перевивается стальной проволокой... Мирочувствование масонской культуры почти гениально и, может быть, даже более, чем христианство, соответствует индивидуальному существованию".
В этом притягательность масонства для русской интеллигенции, вечно пытающейся вырваться за пределы русской соборности, русского коллективизма. Русскому человеку вообще свойственно чувствовать себя русским именно - в народе, русскость - понятие не столько индивидуальное, сколько общинное. В этом и разгадка быстрого исчезновения русской диаспоры в любой инородческой среде, в любой эмиграции. Еврей и в чужом народе сотни лет будет нести свое еврейство, даже в одиночку. То же самое - ирландец, даже поляк. Потому и запрещают политикам России ли, Советского Союза делать ставку на русскость. Только Сталин в годы войны не побоялся и - победил. А сегодня и Зюганов, и Черномырдин, и тем более Явлинский или Чубайс - боятся провозгласить русскость страны. Не превосходство русских над другими, не унижение других, а естественное развитие своего же народа... А в одиночку русский уже и не чувствует себя вполне русским, он по-женски прилипает к другим нациям, ассимилируется, растворяется. Ему нужна - общность. Вот вечное противоречие между русским народом и русской интеллигенцией, чего нет у других народов. Интеллигента тянет в индивидуализм, тут-то и годится приманка - масонство. Тут и ломаются души русских интеллигентов. Вспомним Пьера Безухова... В этом, может быть,- и водораздел нынешний между народной патриотической интеллигенцией и прозападнической омасоненной...
13. Примечание к с. 203.
"Русскому с евреем спорить нельзя, итог однозначен. В общении всегда русский несерьезен. От этого уступчив... Поэтому я никогда серьезно с евреями не разговариваю и вообще никогда их всерьез не принимаю".
К с. 444.
"Сейчас уже можно что-то противопоставить еврейской элите. Евреи по-прежнему... в интеллектуальном отношении превосходят русских, но уже не настолько, чтобы был невозможен сам диалог. В сфере идей физическая сила, грубая ругань значат очень мало. Необходим духовный разгром. Сколько ни называй Шестова евреем и, следовательно, человеком, чуждым русской культуре, от этого ничего не изменится. А вот написать книгу, где доказывается... "апофеоз беспочвенности", и доказать, что это противоречие выявляет совершенно нерусский характер его философии, и что при этом... тема-то русская, мелодия-то... русская,- то Шестов будет осмыслен русским логосом и из врага превратится в мальчика на побегушках... Сейчас борьба все же возможна... Небезуспешна".
Это очень важное утверждение. За это утверждение и за те усилия, которые Галковский и ребята его поколения, ребята, прошедшие не только МГУ, но часто и Оксфорды, и Кембриджи, ребята, лишенные комплексов неполноценности перед западным миром, за усилия по утверждению национального русского духа, по разработке национальной идеологии,- за все это я готов им даже простить перечеркивание всех наших десятилетий борьбы. Убить отца - это значит овладеть его идеей. Пусть они делают вид, что нас в природе не существовало. Главное - чтобы они победили. А значит - мы все победили. "Я пью из черепа отца за правду на земле..." Нет, неслучаен этот мистический образ Юрия Кузнецова. Пронесли, значит, все мы: и журналы "Наш современник", и "Молодая гвардия", и книги Лобанова и Кожинова, картины Корина и Глазунова, музыка Свиридова и Гаврилина, и неслышная работа таких, как Феликс Кузнецов и Валерий Ганичев, вся русская партия, от членов Политбюро до лагерников Бородина и Осипова,- пронесли русскую идею через самые запретные годы. Ну и что, что иногда в уродливом виде, ну и что? Что скатанное в яйцо пришло время - и раскатать еог можно во всю державную ширь. Хватило бы сил у молодых!
Пока еще сам "Бесконечный тупик" - закатан в яйцо. Пока и Дмитрий Галковский в наше свободное время шифруется не менее тщательно, чем мы шифровались. Пока еще - и в нынешнее время. И в нынешней литературе - не им держится национальная идея. И как бы ни восхищался я искренне сердцевиной книги, а опасность есть - не загонят ли его в интернетовскую резервацию, в виртуальный тупик, не сделают ли этнографической погремушкой для колониальной администрации? Да и рядом с ним пустовато как-то. Не слышно шума городского, не слышно молодецкого свиста. Ну повстречался ему такой же одинокий и амбициозный Сергей Волков, а дальше что? Да и долго ли продержится их союз? Если для одного - Волкова в России ничего русского уже не осталось, все русское - лишь в эмиграции, все идеалы и национальные ценности у потомков белой волны, то для другого - Галковского (я, объехавший почти все центры белой эмиграции, с ним полностью солидарен) русская эмиграция оказалась бессильной стать оплотом русской идеи, да и просто русскости. Внуки Столыпина уже не знают русского языка, русские церкви повсеместно переходят на языки стран, где они расположены: немецкий, французский, английский. В отличие от еврейской русскоязычной газеты "Новое русское слово", выходящей большим тиражом и распространяемой в русско-еврейской диаспоре всего мира, русские национальные газеты влачат самое убогое существование: от "Русской жизни" в Сан-Франциско до "Нашей страны" в Буэнос-Айресе. Как только кончилась финансовая подпитка западными спецслужбами, в чем откровенно признался Владимир Максимов, так и закрылись все русские книжные магазины, все русские центры, исчез НТС. Оказалось, что вся эмигрантская активность держалась усилиями западных стран. Об этом сейчас пишет Григорий Климов, об этом говорил мне Олег Красовский. Красивая мечта книжного мальчика Сергея Волкова не соответствует действительности Дворянин из барака Дмитрий Галковский оказался точнее: "Даже русская эмиграция не в силах ее (проблему сохранения русской идеологии.- В.Б.) решить. Она оставила интересный материал, наметила новые подходы, но проиграла и погибла. Высшая причина ее уничтожения - поражение духовное. Евреи доказали: она жить не должна... Ну и что же оставалось? Это как колдун. Умри! - человек умирает... у него отняты смысл жизни, слово, энергия... так же гибнут просвещеннейшие и цивилизованнейшие люди. И не только люди, но и страны, народы. Ведь России в начале века сказали - умри. Но у русского ума ...есть некоторые особенности. И этих особенностей хватит по крайней мере на то, чтобы господствовать (духовно, что неизмеримо сложнее) в своей стране..." Прекрасные слова. Верные слова. Эмиграция, воспеваемая Волковым, давно умерла, а Россия жива и жить будет! И книга Дмитрия Галковского - тому доказательство.
14. Примечание к с. 533.
"Такой народ вправе гордиться собой, такой народ жил не зря, без такого народа в мировой истории будет ничего не понятно. И перед каждой мыслящей личностью такого народа теперь неизбежно стоит и будет стоять всегда дилемма глубочайшего метафизического уровня. Такой народ отныне обладает высочайшей ответственностью перед всем человечеством".
К с. 577.
"Только громадное усилие догадаться о сверхключе, и все - власть абсолютная. Шарик - наш, русский. Только усилие. Ну же, ведь догадывание, ощущение неощутимого - это же русская черта..."
К с. 599.
"И знаете, России теперь будет страшно везти... Возник высочайший духовный центр, который будет все спасать в нашей русской жизни, все искуплять, устраивать... Мудрое, сверхсознательное начало нации. Все же будут недоумевать: где же их ПРОГРАММА, где та "умная книжка", по которой живет Россия?.."
Интересно, как сознательно переворачивают, перевирают идею книги наши демократизаторы, с которыми не стесняется общаться Галковский. (Помните: но ничего всерьез!) Дмитрий Быков, например, убежден, или делает вид, что убежден, будто "Бесконечный тупик" - "круглая", замкнутая книга, "в которой любое суждение опровергается. В этом смысле она похожа на Россию: что ни скажи, все верно". ...Иными словами - абсурдная Россия, абсурдная книга. Может быть, Быков в "Общей газете" какую-то другую книгу читал? Пусть он мне укажет то место, где опровергаются суждения о масонах, о нигилистах или о разрушительном влиянии евреев в русской истории ХХ века. Да, в книге много горьких слов о русских, но - исходя из собственной русскости и из мечты о скорейшем возрождении. А с подобными абсурдистами, утверждающими относительность любых ценностей в России, Галковский тоже знает, как поступать: "Да, были масоны. Через 50 лет после революции "мы уже знаем". Говорится это в серьезных исторических трудах. Тут противник серьезный. Это вам не какие-нибудь золотушные "немецко-фашистские захватчики". Тут опыт столетий. И борьба должна вестись по-настоящему. Месть тоже должна быть рассчитана вперед на века. Скажем (как историческая иллюстрация), в 1905 году всех милюковых и гессенов аккуратно вырезать по седьмое колено. А потом, лет через 50, ...хе-хе, "посмертно реабилитировать". Да, были и ошибки, перегибы... Милюков был и неплохим историком, даже книжку издать его. С комментариями. Тут с заглушками, с заглушками надо... Тут главное всегда иметь в виду, что это не есть люди. Шути, услуживай... а в критический момент проводок какой-нибудь в автомобиле подрезать... "Благословить вас в ад далекий сойдет стопами легкими Россия". Тут важно не перебарщивать только, не срываться, не суетиться. Пускай не я, пускай внуки, правнуки. А я так всю жизнь и прошучу-продружу... Ненависть должна быть глубоко запрятана, как самое святое"... Интересно, добрались ли до этих строк Дмитрий Быков или Андрей Немзер? Не стало страшно? И где бы тот Быков нашел тем строчкам опровержение? По-моему, так еще более страшные подтверждения есть.
15. Примечание последнее, уже не к книге, а к письму Галковского в "Независимую газету" №2, от 14 января 1998 г.
"Хочу, чтобы будущие поколения интеллигентов могли зарабатывать на жизнь своим трудом, а не выклянчивать подачки у их же грабящих бесчисленных покровителей и благодетелей. И я уверен, что рано или поздно так будет... Впереди предстоит длительная и упорная борьба за подлинное возрождение России".
А для этого никак не получится отсидеться в раковине собственного одиночества. Ничуть не сливаясь с массами, да и никогда в России никакой уравниловки не было, как бы и кто бы ни призывал, такой уж мы народ. Не китайцы и не немцы, в каждом свой чертик, из каждого прет свой художник, но и в одиночку не перебороть - даже Достоевскому. Значит, какую-то частичку себя самого надо ежедневно отдавать на общее русское дело, на эту самую борьбу за подлинное возрождение России. Тут, ей-Богу, пригодится и "советский литературный чиновник Вадим Кожинов", и "замшелая чиновничья газета "Завтра". В серьезном бою не бывает лишних. Вперед, дворянин из барака!
11. Примечание к с. 322.
"Русские относятся к жизни слишком серьезно. И русские, и евреи - это трагические, эсхатологические народы. Евреи трагедию делают бытом, опошляют. А русские быт превращают в трагедию".
К с. 293.
"Пока евреи были евреями, им ничего не грозило. Но они "любили" чужое стадо и захотели стать его пастырями. Без знания народа, без знания искусства управления им".
К с. 243.
"Революцию делали не выродки, а действительно наиболее умные и талантливые представители еврейской нации".
К с. 186.
"Революция носила расовый характер. Периферийная местечковая культура внезапно оказалась в центре духовной жизни государства".
К с. 166.
"Делается следующая подтасовка: советская интеллигенция противопоставляется советской власти. На самом деле отношения были другие: русский народ и еврейские верхи, которые в свою очередь делились не мещан, интеллигенцию и власть предержащую (грубо говоря, русская деревня и еврейский город)".
К с. 84.
"Для семита ускользнувший зверь - тупое ничтожество... Сделали засаду в дубовой роще, а он взял и проспал весь день. Русский... сам превращается в "злое животное", непредсказуемое. Русские как будто и выдуманы для издевательства над евреями".
К с. 174.
"Еврейская нетерпеливость переплелась с русской мечтательностью... Оставили бы русских в покое, не надо было связываться. Теперь они навечно связались с русской историей. Теперь не убегут. Троцкого и в Мексике топором достали. Влез в русскую историю - не вылезешь. У нас вход - рупь, выход - два. Тут судьба. Монголы влезли - и русские в Урге, влезли поляки и русские в Варшаве... И везде приносят с собой хаос... Русский сложен, ох, сложен. Таким народом управлять необычайно трудно. Сами русские себя отлично понимали и всегда наверх нерусских дурачков пропихивали".
К с. 195.
"Не учли одного: "не служить же русскому солдату и мужику евреям". Нужно было низшее звено из туземных кадров. Они и уничтожили колониальную администрацию".
К с. 222.
"Как у арабских нефтяных шейхов, среди победившего доблестного еврейства пошла мода на белых любовниц "из бывших"... потомки от этих браков - единственная выжившая внутри страны часть русской элиты... Однако "самотеком" на периферии выросла элита в этническом отношении русская, но гораздо менее культурная. Это, так сказать, русская местечковая культура. Ситуация злорадно обернулась".
Еврейский вопрос, за долгие годы впервые так скрупулезно разбираемый в книге Дмитрия Галковского, не несет в себе ни русофобии, ни антисемитизма. Это анализ того, что происходит, когда два достаточно разных народа входят в столь тесное взаимодействие. Галковского не интересует ни Израиль, ни американские евреи, его интересует исключительно "русский вопрос". Но в истории ХХ века "русский вопрос" и "еврейский вопрос" неразделимы, а значит, объективному исследователю с неизбежностью надо проследить их взаимодействие. Нет плохих и хороших народов - есть другие народы. Проблему эту достаточно серьезно разбирали на протяжении столетия и Гершензон, и Лев Гумилев, и Агурский, и Шафаревич... Можно, конечно, всех обвинять в предвзятости, можно видеть во всех действиях злонамеренность. А если примитивное биологическое непонимание? Вполне искренне Бабель писал: "Древние иконы окружали беспечное мое сердце холодом мертвенных своих страстей, и я едва спасся от них..." Но, справедливо полагает Галковский: "Кто знает, может быть, и русские чего-то не понимают в Шагале. Даже наверняка". Или, опять же обращаясь к литературе, можно заметить в "хармсовском смаковании Петровых, Ивановых, Комаровых и Петраковых - просто ненависть к русским фамилиям. Такая же, как у Михаила Булгакова к фамилиям еврейским..." В этом развитии русской темы у Бабеля, еврейской у Чехова видишь и вечное различие столь разных народов, и естественное непонимание, и зависимость друг от друга. "Мандельштам обманками обвит, как бинтами человек-невидимка. Центр пуст... Это какое-то постоянно корректируемое косоглазие... Для Мандельштама характерны еврейская ясность, четкость, деловитость. Он в очень незначительной степени был подвержен поэтической риторике и с негодованием писал о "болотных испарениях русской критики"... Такое отношение к литературе свойственно и другому трезвому иудею - Иосифу Бродскому".
В литературе Галковский ищет ключ к восприятию народами друг друга. Талантливая литература - неизбежно искренна и выдает то, что в быту можно и зашифровать, и сгладить, затемнить. Для вдумчивого читателя политики и дипломаты, даже военные, всегда более загадочны, чем писатели. Более непредсказуемы. Они - в мундире, под которым достаточно глубоко скрываются истинная позиция, истинная цель. У писателей - все в творчестве. Все прочитывается... И только когда сознательно не хотят читать ясно текст, предпочитая выдумывать за автора подтексты, тогда и возникают "загадки" писателя. Скажем, "загадка" Чехова. Или "загадка" самого Галковского. Многим не понравился Чехов Галковского именно потому, что не хотели видеть "такого" Чехова. А по Галковскому, "Чехов, пожалуй, самый русский писатель - писатель не только без "немецко-турецкой экзотики", но и совершенно русский по своему происхождению... Всю жизнь Чехов органически ненавидел греков, евреев и украинцев, хотя был слишком хитер и учен жизнью, чтобы заявлять об этом открыто... Это был естественный бунт против издевательской избыточности инородческого элемента в чеховской жизни". Галковский относится к Чехову как к чему-то чрезвычайно близкому ему самому. Он его воспринимает не как пророка, подобно Достоевскому, не как мыслителя, а как несчастного русского человека, с таким же нерастраченным комплексом отца, с таким же одиночеством. С такой же тоской и неудовлетворенностью. Это "русский в великой русской Масонии".
12. Примечание к с. 480.
"На процессе Гершуни (один из зловещих террористов.- В.Б.) присутствовал великий князь Андрей Владимирович. Верный масонской дисциплине, он ходатайствовал (и небезуспешно) о сохранении преступнику жизни".
К с. 205.
"В отношении к масонам постоянно совершают две ошибки: либо относятся... исключительно серьезно... либо изображают их группой чудаков-альтруистов... Трудно понять одну черту в масонстве. А именно - его ИРОНИЧНОСТЬ... В иронии громадная сила масонства, позволяющая ему вплестись в жизнь индивидуального "я" так просто, так незаметно. Почти полное отсутствие обязательств, но душа перевивается стальной проволокой... Мирочувствование масонской культуры почти гениально и, может быть, даже более, чем христианство, соответствует индивидуальному существованию".
В этом притягательность масонства для русской интеллигенции, вечно пытающейся вырваться за пределы русской соборности, русского коллективизма. Русскому человеку вообще свойственно чувствовать себя русским именно - в народе, русскость - понятие не столько индивидуальное, сколько общинное. В этом и разгадка быстрого исчезновения русской диаспоры в любой инородческой среде, в любой эмиграции. Еврей и в чужом народе сотни лет будет нести свое еврейство, даже в одиночку. То же самое - ирландец, даже поляк. Потому и запрещают политикам России ли, Советского Союза делать ставку на русскость. Только Сталин в годы войны не побоялся и - победил. А сегодня и Зюганов, и Черномырдин, и тем более Явлинский или Чубайс - боятся провозгласить русскость страны. Не превосходство русских над другими, не унижение других, а естественное развитие своего же народа... А в одиночку русский уже и не чувствует себя вполне русским, он по-женски прилипает к другим нациям, ассимилируется, растворяется. Ему нужна - общность. Вот вечное противоречие между русским народом и русской интеллигенцией, чего нет у других народов. Интеллигента тянет в индивидуализм, тут-то и годится приманка - масонство. Тут и ломаются души русских интеллигентов. Вспомним Пьера Безухова... В этом, может быть,- и водораздел нынешний между народной патриотической интеллигенцией и прозападнической омасоненной...
13. Примечание к с. 203.
"Русскому с евреем спорить нельзя, итог однозначен. В общении всегда русский несерьезен. От этого уступчив... Поэтому я никогда серьезно с евреями не разговариваю и вообще никогда их всерьез не принимаю".
К с. 444.
"Сейчас уже можно что-то противопоставить еврейской элите. Евреи по-прежнему... в интеллектуальном отношении превосходят русских, но уже не настолько, чтобы был невозможен сам диалог. В сфере идей физическая сила, грубая ругань значат очень мало. Необходим духовный разгром. Сколько ни называй Шестова евреем и, следовательно, человеком, чуждым русской культуре, от этого ничего не изменится. А вот написать книгу, где доказывается... "апофеоз беспочвенности", и доказать, что это противоречие выявляет совершенно нерусский характер его философии, и что при этом... тема-то русская, мелодия-то... русская,- то Шестов будет осмыслен русским логосом и из врага превратится в мальчика на побегушках... Сейчас борьба все же возможна... Небезуспешна".
Это очень важное утверждение. За это утверждение и за те усилия, которые Галковский и ребята его поколения, ребята, прошедшие не только МГУ, но часто и Оксфорды, и Кембриджи, ребята, лишенные комплексов неполноценности перед западным миром, за усилия по утверждению национального русского духа, по разработке национальной идеологии,- за все это я готов им даже простить перечеркивание всех наших десятилетий борьбы. Убить отца - это значит овладеть его идеей. Пусть они делают вид, что нас в природе не существовало. Главное - чтобы они победили. А значит - мы все победили. "Я пью из черепа отца за правду на земле..." Нет, неслучаен этот мистический образ Юрия Кузнецова. Пронесли, значит, все мы: и журналы "Наш современник", и "Молодая гвардия", и книги Лобанова и Кожинова, картины Корина и Глазунова, музыка Свиридова и Гаврилина, и неслышная работа таких, как Феликс Кузнецов и Валерий Ганичев, вся русская партия, от членов Политбюро до лагерников Бородина и Осипова,- пронесли русскую идею через самые запретные годы. Ну и что, что иногда в уродливом виде, ну и что? Что скатанное в яйцо пришло время - и раскатать еог можно во всю державную ширь. Хватило бы сил у молодых!
Пока еще сам "Бесконечный тупик" - закатан в яйцо. Пока и Дмитрий Галковский в наше свободное время шифруется не менее тщательно, чем мы шифровались. Пока еще - и в нынешнее время. И в нынешней литературе - не им держится национальная идея. И как бы ни восхищался я искренне сердцевиной книги, а опасность есть - не загонят ли его в интернетовскую резервацию, в виртуальный тупик, не сделают ли этнографической погремушкой для колониальной администрации? Да и рядом с ним пустовато как-то. Не слышно шума городского, не слышно молодецкого свиста. Ну повстречался ему такой же одинокий и амбициозный Сергей Волков, а дальше что? Да и долго ли продержится их союз? Если для одного - Волкова в России ничего русского уже не осталось, все русское - лишь в эмиграции, все идеалы и национальные ценности у потомков белой волны, то для другого - Галковского (я, объехавший почти все центры белой эмиграции, с ним полностью солидарен) русская эмиграция оказалась бессильной стать оплотом русской идеи, да и просто русскости. Внуки Столыпина уже не знают русского языка, русские церкви повсеместно переходят на языки стран, где они расположены: немецкий, французский, английский. В отличие от еврейской русскоязычной газеты "Новое русское слово", выходящей большим тиражом и распространяемой в русско-еврейской диаспоре всего мира, русские национальные газеты влачат самое убогое существование: от "Русской жизни" в Сан-Франциско до "Нашей страны" в Буэнос-Айресе. Как только кончилась финансовая подпитка западными спецслужбами, в чем откровенно признался Владимир Максимов, так и закрылись все русские книжные магазины, все русские центры, исчез НТС. Оказалось, что вся эмигрантская активность держалась усилиями западных стран. Об этом сейчас пишет Григорий Климов, об этом говорил мне Олег Красовский. Красивая мечта книжного мальчика Сергея Волкова не соответствует действительности Дворянин из барака Дмитрий Галковский оказался точнее: "Даже русская эмиграция не в силах ее (проблему сохранения русской идеологии.- В.Б.) решить. Она оставила интересный материал, наметила новые подходы, но проиграла и погибла. Высшая причина ее уничтожения - поражение духовное. Евреи доказали: она жить не должна... Ну и что же оставалось? Это как колдун. Умри! - человек умирает... у него отняты смысл жизни, слово, энергия... так же гибнут просвещеннейшие и цивилизованнейшие люди. И не только люди, но и страны, народы. Ведь России в начале века сказали - умри. Но у русского ума ...есть некоторые особенности. И этих особенностей хватит по крайней мере на то, чтобы господствовать (духовно, что неизмеримо сложнее) в своей стране..." Прекрасные слова. Верные слова. Эмиграция, воспеваемая Волковым, давно умерла, а Россия жива и жить будет! И книга Дмитрия Галковского - тому доказательство.
14. Примечание к с. 533.
"Такой народ вправе гордиться собой, такой народ жил не зря, без такого народа в мировой истории будет ничего не понятно. И перед каждой мыслящей личностью такого народа теперь неизбежно стоит и будет стоять всегда дилемма глубочайшего метафизического уровня. Такой народ отныне обладает высочайшей ответственностью перед всем человечеством".
К с. 577.
"Только громадное усилие догадаться о сверхключе, и все - власть абсолютная. Шарик - наш, русский. Только усилие. Ну же, ведь догадывание, ощущение неощутимого - это же русская черта..."
К с. 599.
"И знаете, России теперь будет страшно везти... Возник высочайший духовный центр, который будет все спасать в нашей русской жизни, все искуплять, устраивать... Мудрое, сверхсознательное начало нации. Все же будут недоумевать: где же их ПРОГРАММА, где та "умная книжка", по которой живет Россия?.."
Интересно, как сознательно переворачивают, перевирают идею книги наши демократизаторы, с которыми не стесняется общаться Галковский. (Помните: но ничего всерьез!) Дмитрий Быков, например, убежден, или делает вид, что убежден, будто "Бесконечный тупик" - "круглая", замкнутая книга, "в которой любое суждение опровергается. В этом смысле она похожа на Россию: что ни скажи, все верно". ...Иными словами - абсурдная Россия, абсурдная книга. Может быть, Быков в "Общей газете" какую-то другую книгу читал? Пусть он мне укажет то место, где опровергаются суждения о масонах, о нигилистах или о разрушительном влиянии евреев в русской истории ХХ века. Да, в книге много горьких слов о русских, но - исходя из собственной русскости и из мечты о скорейшем возрождении. А с подобными абсурдистами, утверждающими относительность любых ценностей в России, Галковский тоже знает, как поступать: "Да, были масоны. Через 50 лет после революции "мы уже знаем". Говорится это в серьезных исторических трудах. Тут противник серьезный. Это вам не какие-нибудь золотушные "немецко-фашистские захватчики". Тут опыт столетий. И борьба должна вестись по-настоящему. Месть тоже должна быть рассчитана вперед на века. Скажем (как историческая иллюстрация), в 1905 году всех милюковых и гессенов аккуратно вырезать по седьмое колено. А потом, лет через 50, ...хе-хе, "посмертно реабилитировать". Да, были и ошибки, перегибы... Милюков был и неплохим историком, даже книжку издать его. С комментариями. Тут с заглушками, с заглушками надо... Тут главное всегда иметь в виду, что это не есть люди. Шути, услуживай... а в критический момент проводок какой-нибудь в автомобиле подрезать... "Благословить вас в ад далекий сойдет стопами легкими Россия". Тут важно не перебарщивать только, не срываться, не суетиться. Пускай не я, пускай внуки, правнуки. А я так всю жизнь и прошучу-продружу... Ненависть должна быть глубоко запрятана, как самое святое"... Интересно, добрались ли до этих строк Дмитрий Быков или Андрей Немзер? Не стало страшно? И где бы тот Быков нашел тем строчкам опровержение? По-моему, так еще более страшные подтверждения есть.
15. Примечание последнее, уже не к книге, а к письму Галковского в "Независимую газету" №2, от 14 января 1998 г.
"Хочу, чтобы будущие поколения интеллигентов могли зарабатывать на жизнь своим трудом, а не выклянчивать подачки у их же грабящих бесчисленных покровителей и благодетелей. И я уверен, что рано или поздно так будет... Впереди предстоит длительная и упорная борьба за подлинное возрождение России".
А для этого никак не получится отсидеться в раковине собственного одиночества. Ничуть не сливаясь с массами, да и никогда в России никакой уравниловки не было, как бы и кто бы ни призывал, такой уж мы народ. Не китайцы и не немцы, в каждом свой чертик, из каждого прет свой художник, но и в одиночку не перебороть - даже Достоевскому. Значит, какую-то частичку себя самого надо ежедневно отдавать на общее русское дело, на эту самую борьбу за подлинное возрождение России. Тут, ей-Богу, пригодится и "советский литературный чиновник Вадим Кожинов", и "замшелая чиновничья газета "Завтра". В серьезном бою не бывает лишних. Вперед, дворянин из барака!