Бояджиева Мила. Большой вальс

   Альконе от нетерпения потер руки: завтра, уже завтра можно будет снимать урожай с этого поля! И тут же успокоил себя: "Игра это все, Алькончито, милая ребячливая шутка. Вечерняя шарада для ублажения нервов". Кассио всячески защищал свое право на отдых, пытаясь объяснить себе, почему при наличии важных дел постоянно думает о Брауне и двух рыжих девчонках, неотвратимо двигающихся в самый центр игрового поля, к черному глазку мишени.
   Итак, рыжие пешки сделали свой ход. Пора готовить в путь основного игрока - Шнайдера, вдохновив его надежной версией, обличающей Викторию Меньшову как агента, присланного для замены Антонии Браун, при этом любезно сообщив место её пребывания. Медлить нельзя, Артур должен найти Викторию и убрать её именно в тот момент, пока в её роли будет находиться Антония. Каково? Слезная мелодрама: труп любимой на руках обезумевшего от горя менеджера (ха, ха, кто же поверит в безгрешность их деловых отношений?!).
   Кассио запросил у компьютера данные по мест пребывания Шнайдера сегодня же к нему будет направлен самый опытный сотрудник. Экран слепо мигал лаконичной надписью "сведений нет". Невероятно! Это продолжалось уже три недели, несмотря на то, что пять дней назад Кассио нетерпеливо нажал кнопку "корте", направляя тем самым к форсированным поискам Шнайдера специалистов "передового отряда".
   "Черт! Непонятно, за что плачу деньги этим ребятам, если они не в состоянии найти заурядного алкоголика!" - вспыхнул Кассио, ударом ладони "вырубив" прибор.
   - Добрый вечер, мисс Меньшова. Вернее, спокойной ночи, - блеснув зубами приветствовал Антонию чернокожий портье Джо. - И как вы не боитесь разъезжать по ночам одна!
   Он вызвал лифт и Антония, коротко поблагодарив, не задумываясь нажала кнопку 15. В самолете она вызубрила написанную Викой шпаргалку - ведь так забавно было впервые поработать "дублершей".
   "Славная квартирка", - подумала она. - "Так и пахнет незатейливым студенческим уютом, вечеринками с картофельным салатом и романтическим "интимом" с робким очкариком".
   "Ладно, ладно, это похоже на зависть", - сказала она себе и заглянула в холодильник. "Умница", - мысленно обратилась к Тори - продуктов тут хватило бы на двоих. Зазвонил телефон - это в два часа ночи! Поколебавшись, Тони подняла трубку, не говоря ни слова.
   - Вика? Это я, Жан-Поль. Ты в порядке?
   - Да, милый, все о'кей. Можешь не волноваться. Добралась благополучно и дня три проваляюсь дома - ужасная мигрень.
   - Уф! Я рад, отдыхай, и спасибо тебе, дорогая.
   ...Весь следующий день она провела в постели, просматривая книги Виктории. Коротко сообщила Феликсу, что заехала кое-куда по делам. Он явно обиделся, толкуя о званом ужине, который приурочил к её возвращению. Приглашения уже отправлены, получены подтверждения от большинства гостей, это люди чрезвычайно занятые... До чего же неловко будет отменять прием...
   Антония не слишком огорчилась проблемам жениха - светские тусовки и компания знаменитостей её теперь вообще не волновали. Феликс несколько удивился желанию невесты уйти от дел, но согласился, решив, наверно, что духу покойной матушки такая домовитая невестка понравится больше. А вот как будут обстоять дела с "внуком"? Антония с каким-то злорадством представила физиономию Феликса после того, как она сообщит ему о Готтле. Конечно, он станет уверять, что "очень рад", а глаза будут растерянно бегать... Ничего себе - сюрприз для человека, дорожащего представительной компанией на званом ужине! К тому же, Идея Виктории о двойной свадьбе на Острове ей нравилась куда больше затеваемого Картье в Париже спектакля. Кажется, она потеряла вкус к экстравагантным поступкам и шумихе, готовясь к новой роли "обывательницы". Да и на Острове куда уютнее!
   Антония рассеянно переставляла книги на полке - французская, русская классика, специальная литература по социологии, подборка журналов и вот какая-то объемная коробка со знакомой монограммой Алисы на крышке. "Что за подарок преподнесла маман Тори?" - подумала она, открывая коробку. Стопки писем, аккуратно сложенные, адресованные на остров Антонии Браун. "Это ещё что такое?" - Тони развернула листки, исписанные стихами. - "А, милый наш поэт! Сколько излияний, какая творческая активность и завидное постоянство - вероятно, еженедельные отчеты за целых пять лет! Безнадежная любовь!.. А она-то даже не догадывалась, не замечала его. Хм, странно... Может, это как раз и был её истинный рыцарь? Не-ет. Уж если выбирать, то лучше сумасшедшего южного принца. Потрясающе красив и такая отличная школа в любовных делах - ещё бы - специально обученный гарем с 16 лет! К двадцати при известном усердии можно стать настоящим профессором, конечно, при наличии способностей. А способности у Бейлима есть, да куда там - талант!"
   Антония прильнула к зеркалу, с удовлетворением установив, что выглядит ничуть не хуже Виктории, а значит - просто потрясающе. Мысль о том, что рано хоронить себя в кастрюлях и пеленках прокралась исподволь. А что, если просто-напросто стать истой парижанкой? Дома Картье, в остальное время - принц, сын с няньками и вокруг - толпы поклонников... Как же не хватало ей все это время Артура! Артур, милый Артур - подружка-наперсница, отец и адвокат одновременно... Несправедливо распорядилась с тобой судьба... Тони с ужасом представляла, что переживает Шнайдер, взваливший на себя груз двойного преступления: вину в гибели Юлии и убийство отца Тони! Кассио здорово "подставил" его, толкнув на этот шаг. Который раз она подумала о том, что Шнайдера, по всей видимости, нет в живых. Пополнил списки неопознанных трупов, вылавливаемых из рек или найденных где-нибудь на городских задворках... Хотя бы успеть шепнуть ему на прощание, что не винит ни в чем и прощает. Прощает, как, должно быть, простила и витающая на небесах Юлия.
   "Бедный Артур, тобой сыграла, как пешкой, опытная и безжалостная рука". - Думала Тони. - "Прости, если взираешь откуда-то, что твоя "голубка" неудачным объектом для проявления мужества". - Антония лежала поперек кровати, пристально глядя в потолок, будто именно там должен был появиться печальный лик Артура.
   ...Вечером позвонил Жан-Поль. Голос встревоженный, охрипший, по-видимому, говорит из автомата - шум поездов перебивает сбивчивую речь.
   - Тори, нам надо срочно увидеться. Плохие новости. Жду. - И продиктовал адрес.
   Сердце оборвалось, руки задрожали - Антония и подозревала, что так всерьез воспримет неудачу Виктории. Что же случилось? Может, и впрямь не зря болтают о русской мафии? Да ещё эти нелепые связи с братом Бейлимом... Она мгновенно оделась и через пять минут летела в такси в мрачный район рабочего пригорода.
   Маленькие стандартные домики уже спали. Работяги ложатся рано - лишь кое-где ещё смотрели телевизор, выпуская на улицу через открытое окно бубнящие голоса какого-то телесериала. На мотоциклах пронеслось шумное стадо юнцов в черной коже, пропел Майкл Джексон из ярко освещенного углового кафе. Таксист остановился в условленном месте, оказавшемся полутемным сквером, переходящим в пустырь и, получив деньги, уехал. Антония опасливо оглянулась. Никого. Почему-то ярко вспыхнул в памяти давнишний эпизод, который она тщетно пыталась забыть - тот маленький французский городок, где мускулистый пьяный подонок едва не изнасиловал её в чужом темном саду... Антония зябко вздрогнула, вспомнив прикосновение цепких жестких рук запах перегара, выдыхаемого в лицо...
   Чья-то ладонь плотно зажала ей рот. Подкравшийся сзади человек ловко вывернул локти и шепнул: "Не пикни!" В ребро ткнулось что-то острое очевидно, не карандаш. Она попыталась вырваться, охваченная животным ужасом, но кто-то схватил её за ноги, подбив колени и повалил на землю. Их было двое - ловких, сильных и абсолютно трезвых. Они работали молча, оттаскивая девушку в кусты, подальше от слабеньких фонарей. Хрустели ветками, тащили по камням, бросили, переводя дух.
   - Пора кончать. Место подходящее. - Сказал один. - Цацек на ней нет, денег мало. Кошелек у тебя? Брось рядом. Я прослежу, чтобы его нашла полиция... Ну что ж, прости нас, куколка. Гуд бай!" - Рука с лица Тони соскользнула - она увидела прямо перед собой черный глазок пистолетного дула и дико закричала.
   - Отлично, ещё разок, эти трели должны услышать сонные свидетели. Ну! - Тони молча стиснула зубы. И тут же взвыла от боли - носок ботинка изо всей силы врезался ей в ребра.
   Потом грянул выстрел, что-то полыхнуло у виска и она провалилась в последнюю, спасительную темноту...
   ...Нет, это не ад и не рай. Опять автомобиль. Щека прижата к холодному стеклу - приятная чудесная прохлада... Нет, слишком холодно, холодно. Антония скорчилась от озноба, лязгая зубами.
   - Это у тебя от страха. Ты жива, девочка, - сказал мужчина, сидящий за рулем. - А я не Архангел Гавриил. Хлебни вот это.
   Он протянул ей плоскую фляжку со спиртным. Тони сделала глоток и чуть не задохнулась - рот и горло обожгло - не менее шестидесяти градусов! Но теперь она могла осмотреться - незнакомец в глубоко надвинутом клетчатом кепи не спешил представиться. Они выехали на освещенные ночные улицы, и вскоре остановились - Антония узнала "свой" дом.
   - Выходим. Я с тобой. - Сопротивляться и спорить не имело смысла. Тони попыталась выйти из машины, но колени подкосились и она рухнула на руки своего спасителя.
   - Так не годится, милая. Держись за меня и скорее в дом.
   Разбуженный Джо с открытым ртом проследил как неуверенно топала с незнакомым кавалером явно подвыпившая жилица. А ведь производила впечатление настоящей ученой дамы. Вот ведь - никогда нельзя быть уверенным в женщине!
   Пока спаситель старательно проверял замки в захлопнувшейся за ими двери, Тони медленно осела на ковер и свернулась в клубок. Сознание, что смерть прошла совсем рядом, лишь задев своим черным крылом, согревало блаженным, расслабляющим теплом. Мужчина нагнулся, крякнув от усилия, поднял её на руки и с трудом дотащил до постели.
   - Стар я для такого балета, голубка, - он присел рядом, сунул под язык какую-то таблетку и закрыл глаза, укрощая боль в сердце. Но Антония уже вскочила, уже обнимала его, озаренная всполохом узнавания. "Артур! Милый мой, живой Артур!"
   - Стоило пожить, чтобы вытащить тебя из этой переделки. Ты что, и вправду шпионка, Тори? - он говорил сквозь зубы, не отвечая на её радостные вопли и ласки.
   - Да открой ты глаза, старый хрыч! Это же я - твоя Карменсита! - Тони встряхнула Артура за плечи и с неизведанным ещё восторгом наблюдала за радужной сменой чувств, озаряющих его обрюзгшее, посеревшее лицо: недоверие, узнавание, удивление, радость, испуг!
   - Артур! - она прижала его голову к своей груди. - Милый мой старикан. Дорогой мой друг - я так счастлива, что мы опять вместе!
   Первый раз Антония видела, как плакал Шнайдер: беззвучно, закусив губы и посапывая, он ронял на воротник бледно-голубой рубашки тяжелые слезы.
   Чуть позже, после лавины беспорядочных вопросов с обеих сторон, примачивания ушибов на теле пострадавшей, Шнайдер перешел к обстоятельному рассказу. Тони, переодевшись в пижаму Виктории и прижимая мокрое полотенце к вспухшей, ободранной скуле по-турецки устроилась на полу. Ныло предплечье в том месте, где расплывался огромный синяк с явно обозначенными отпечатками трех пальцев, под ребром кололо, стоило только поглубже вздохнуть. Кроме того, она не хотела пугать Шнайдера расчесыванием волос, помня, как один их нападавших тащил её по траве, и опасаясь теперь лишиться части своей шевелюры. Эта проблема периодически вспыхивала в жизни Тони её чудесные подаренные Динстлером кудри не хотели держаться на своем месте. Находящийся в эйфорической приподнятости Артур не замечал, что из рассеченной губы сочится кровь, пресекая все попытки Антонии помочь ему.
   - Оставь, детка. Дай хоть немного побыть героем. Ведь я чувствовал себя таким дерьмом!.. Тогда прямо с похорон Динстлера я сбежал. Как зверь искал нору, чтобы забиться в неё и сдохнуть. Приобрел даже какие-то таблетки. Но вспомнил про Роми. Купил лошадку, паровоз, ещё чего-то сладкого, и двинул в Кентукки. Стою у забора знакомого домика, как дворняжка, в окна заглядываю. Выйдет, думаю, законный отец семейства и пришибет еще, да и Люси достанется. И правда, выходит, молоденький такой, ушастый, любезный: "Вам, говорит, кого надо?" - "Люси Паркер. Вместе в школе учились", - отвечаю и коробки с игрушками за спину прячу. - "Мам, крикнул он в дом. - К тебе школьный дружок пришел!" - и калитку передо мной распахнул. Мой Роми Ромуальдос. Семнадцать лет... А Люси так без мужа и осталась...
   Не отравился я, значит, запил. Уж и не помню, как вышло - ни дня, ни ночи не замечал. А Люси за мной как мать ухаживала. И вправду, мать толстая такая, вислозадая и двойной подбородок чуть не до груди висит, добрый такой, мягкий... И что же ты думаешь, голубка? Нашел меня человек один. Люси другом моим представился и захлопотал - отпоил таблетками, в чувство привел, и говорит: "Вы, господин Шнайдер, не из числа моих поклонников. Я не питаю иллюзий на этот счет Но зато мне не безразлична Виктория Меньшова-Грави. И ещё кое-кто, но это неважно... А посему, считаю необходимым прояснить ситуацию.
   Известный вам господин Кассио, как уже поняли, не счел нужным при беседе изложить полную информацию, к тому же он ею и не располагает. Вас сознательно ввели в заблуждение, оклеветав русскую девушку. Виктория родная внучка Брауна, а сам господин Браун давнишний недруг Кассио. Уж не стану вам объяснять, кто из них прав, кто виноват с точки зрения прогресса и справедливости... Но сейчас к мадемуазель Меньшовой направляются джентльмены с совершенно неблаговидной целью. Если вы, Артур, хотите отыграться, хорошо бы успеть опередить ребят. Печальная может выйти история..."
   Я тогда не очень-то соображал, да и теперь не понимаю, почему этот парень ко мне явился, если ему Виктория так дорога, вместо того, чтобы самому её защитить или обратиться в полицию. Я адресок здешний записал и срочно прибыл. Портье говорит - мисс Меньшова недавно уехала, а здесь для вас записка оставлена. Читаю - адрес скверика, где тебя нашел, да ещё приписка: "Поторопитесь". И не подумал ведь, что ловушка снова какая-то, помчался, как сумасшедший. - Шнайдер взял Тони за руку. - Эта Виктория передо мной маячила, словно Юлька тогда на своем голубеньком велосипеде... Только теперь кинулся я наперерез - и ведь успел! Успел, черт возьми! Просто не надо ничего бояться... Видишь, как просто... - Артур посмотрел на Тони заблестевшими глазами, ставшими вдруг ярко-голубыми и победно-юными. А ведь я и впрямь спас тебя, Тони!
   - Ты классно разыграл мяч, старикан, мастерски. А кто же сделал пас? Выходит, наш неизвестный доброжелатель рассчитал все точно и на два хода вперед. - Задумалась Антония. - Это человек Брауна или Хартли?
   - А вот этого я так и не понял, детка.
   ...Как всегда после крепкого кофе Шнайдер быстро заснул. Тони заставила его лечь на кровать, а сама долго сидела рядом, пытаясь осмыслить происшедшее. Но ничего не выходило - мысли разбегались, как бусины с лопнувшей нити. Одно было несомненно - она сваляла дурака, попавшись на грубую блесну. Голос мужчины, выдававший себя за Жан-Поля, так старательно сипел, исчезая в шумах, что и простофиля заподозрил бы подвох! А она помчалась ночью за город! Вот что значит "работать дублершей", - нести ответственность за другого. Становишься доверчивой, пугливой, глупой... Кому же понадобилось убрать Викторию, и что за таинственный доброжелатель разыскал Шнайдера, направил его по следу убийц, подталкивая к спасению?.. Эта записка у портье и, конечно же, чья-то рука, подыгравшая Шнайдеру на пустыре... Может быть, утром Артур на свежую голову вспомнит ещё что-нибудь важное?
   Бедняга... Он беспокойно метался на широкой постели, тревожно ощупывая пустое место рядом со своей подушкой и вдруг сел. Испуг в глазах пропал - он увидел Тони, нежно провел ладонью по её щеке.
   - А знаешь, голубка, двойной подбородок - это, оказывается совсем неплохо. Это даже красиво! - В сонном бормотании Артура звучала несвойственная ему ранее лирическая мечтательность.
   В Шереметьево Викторию встречал гид-переводчик. Маленький, щуплый мужчина лет тридцати пяти, в чрезмерно элегантном "клубнике" вишневого цвета и с запахом хорошего одеколона, явно не ожидал, что встречаемая им участница симпозиума окажется столь молодой, да к тому же русской. Пропустив его "Бонжур" мимо ушей, Виктория без всякого акцента ответила "Здравствуйте" и поблагодарила за встречу. Стоило гонять арендованную "Волгу" для эдакой пигакицы! но за симпозиумом присматривали боссы самого ответственного уровня, - а значит, все должно быть на высоте. Пусть эта крошка даже эмигрантка или, что ещё вернее, жена какого-то фирмача, прихватившего из России полюбившуюся "литтл герл", "наивную девочку" (как правило, с панели), пусть она и опоздала на открытие, но комфорт обеспечен быть должен. Отсюда и машина, и забронированный номер в только что отреставрированном "Национале".
   - Давно в Москве не были? - спросил переводчик, заметив особую любопытную задумчивость, охватывающую "возвращенцев" на родной земле.
   - Почти семь лет. Здесь очень все изменилось.
   - Это точно. Особенно, цены, - заметил гид, переходя к обычному в таких случаях разговору.
   Но Виктория не слушала. Который раз она выуживала из памяти телефон юго-западной квартиры Шорниковых, сомневаясь с правильности заветного сочетания цифр. "Ничего, все равно найду, раз уж здесь", - думала она, ощущая пробег вдоль спины холодных мурашек. - "Сегодня или завтра я увижу маму!"
   По обеим сторонам шоссе возвышались рекламные щиты, явно иностранного происхождения, торговали прямо с грузовиков арбузами и дынями, а на ящиках, выстроившихся у дороги, пестрели в лучах утреннего солнца пластиковые бутылки с цветными напитками. А ещё - ананасы! И бананы, и апельсины и даже, вроде, киви! На Ленинградском проспекте по верху домов простирались добротные рекламы знакомых американских и европейских фирм. У станции метро "Динамо" - целый городок чистеньких стеклянных киосков, торгующих напитками, цветами, детскими игрушками...
   - У вас здесь сегодня ярмарка? - спросила гостья гида. Тот довольно хмыкнул:
   - У нас теперь везде и всегда сплошной базар. Только покупать ничего на улицах не рекомендую...
   - Да мне ничего не надо.
   - естественно!.. - Гид уже заметил, что крошка "прикинута" "на все сто". Конечно, в любом московском ларьке можно теперь купить костюмчик и понаряднее - Гонконг или Корея, но американская дамочка явно предпочитала дорогую простоту.
   Льняной костюм, пестрый шарфик, простенькие туфельки и сумочка из кожаных ремешков. Только он хорошо знает, - слава Богу, по заграницам поездил, в каких магазинах куплено это барахло. В тех, что туристы с испугом обходят стороной, просчитывая количество нулей на различные валютные курсы.
   Словно угадав его мысли, гостья заметила: "Люди в Москве теперь хорошо одеты. И машин много зарубежного производства". Она дивилась, отметив в толпе на автобусных остановках женщин и девушек, отдых так, будто они собрались на вечерний прием: черный шелк, шифон, блестки, золотое шитье, эффектная крупная бижутерия. И с ужасом видела, как забиваются все эти принаряженные дамы в жаркий, перегруженный разморенными телами автобус.
   - "Националь" - это та гостиница, что на улице Горького и к Манежу выходит?
   - На Тверской, милая, на Тверской. Теперь и Китай-город, и Ордынка, и Охотный ряд... Иностранец не заблудится. А свой, бывало, в метро с открытым ртом ходит - чуть ли не все станции переименованы.
   - А "Юго-Западная"?
   - Ну, это название не идеологическое. С ним беспокойств мало... Вряд ли кому-либо придет в голову менять стороны света...
   "Националь" сиял новенькой, абсолютно европейской "стариной".
   - Недавно открыли. Австрийцы произвели полную реконструкцию в соответствии с первоначальным видом - все интерьеры, витражи, обстановка, даже обивочные ткани - чистейший "модерн", начало XX века! - не без гордости прокомментировал обстановку гид, пока Виктория заполняла в холле необходимые документы.
   Ее одноместный номер выходил на Тверскую, так что можно было разглядеть в противоположном доме фирменный магазин "Кристиан Диор", а что подальше "Эсти Лаудер". "Ого! - удивилась Вика, вспоминая их прежние гонки за "дефицитом", с секретными шепотками и переплатами. - Действительно, здорово все пошло!" Не распаковывая чемоданы, она быстро умылась и собралась спуститься в холл, где в соответствии с полученной от гида программой, ровно в 9 часов должны были собраться участники рабочей группы симпозиума.
   Телефонный аппарат на изящном столике красного дерева молчал. Белый с золотом, высокие рогатки рычагов и упругий диск. Виктория медленно подняла трубку и набрала номер, слыша, как ухает в груди сердце.
   - Вы не туда попали, - буркнул старушечий голос на просьбу позвать Евгению Михайловну.
   Еще раз - с другой комбинацией цифр - никого. Снова, поменяв номера местами, она зовет Евгению Михайловну, и опять "Вы ошиблись. Здесь таких нет". Короткие гудки. Неудача.
   Виктория спустилась вниз, где в соответствии с приколотым на груди пластиковыми карточками разыскала членов интересующей её секции. Всего четверо - бодрая шведка, два любезных индуса и сморщенная, крошечная австралийка. Им понадобилось целых полтора часа, чтобы в небольшом конференц-зале выслушать доклад индуса, невыносимо долго с эхом переводчика, толковавшего о позитивных процессах в досуговых занятиях багдадской молодежи, связанных с влияниями Восточной Европы и непосредственно России. Виктория так и не уловила связи между обозначенными докладчиком факторами. Она решила, что прямо после обеда, помелькав на глазах участников симпозиума, совершит самостоятельную прогулку по Москве.
   Ресторан оказался на уровне мировых стандартов для отелей такого класса: тарелки подогреты, слоеные волованы с черной икрой приятно похрустывали, а осетрина была именно подобающей ей первой свежести. Разговор за четырехместным столиком вращался исключительно вокруг невероятных перемен, произошедших в российской столице. Австралийка и шведка, посещавшие Москву уже несколько раз "при застое" и "во время перестройки", охотно делились впечатлениями.
   - Такие костюмы, как местные женщины-служащие одевают на работу, у нас носят лишь в праздники! Вечером здесь, - шведка обратилась к Виктории, показывая глазами на ресторанный зал, - туалеты от Валентино и Диора! Впечатление, что попал на презентацию каннского фестиваля.
   - А кто они, эти дамы и господа?
   - "Новые русские", - сказала шведка с отчетливой интонацией, словно диктовала название нового вида человеческой породы, - "третье сословие", буржуа.
   Быстро покончив с котлетой "деволяй", Виктория не стала дожидаться десерта, и сославшись на усталость и желание отдохнуть, поднялась к себе в номер. Быстренько в душ, переодеться и - в путь. Виктория никак не могла расстегнуть чужой чемодан, чувствуя, какими неловкими стали от нетерпения пальцы. Содержимое диоровских кофров Антонии оказалось в фантастическом беспорядке. Сообразив, что ничего подходящего здесь для выхода в город не найти, Виктория вызвала горничную и попросила погладить два-три деловых платья. "Пока сойдет и это", - решила она, одевая свой дорожный костюм и причесываясь у зеркала в ванной, оправленного в бронзовый венок "ампирных" ирисов.
   Разглядывая свое лицо, она пыталась представить, как должна была бы теперь выглядеть та прежняя Виктория, которую знала мать. Но прежние черты не выплывали, только помнился досадно великоватый нос и мучительная возня с прической. Теперь-то роскошно-выпуклый, широкий лоб с высокими надбровьями и гладкой, туго натянутой кожей, позволял не задумываться о волосах зачесывай, закручивай, распускай, - все было уместно и мило. Небрежность казалась изыском умельца-парикмахера, отыскавшего изюминку, необходимый штрих, чтобы оттенить естественную гармонию чистых, изящных линий.
   "Увы, ничего не удастся сделать. Ничего, чтобы вернуть хоть тень прежнего облика". - Виктория сколола шпильками гладко зачесанные волосы, одела затемненные очки, покрыв губы светло-бежевой помадой, несколько затушевывающей их вызывающе-изысканный рисунок. Она уже знала, что скажет матери. правду. Почти правду. Что сделала пластическую операцию в целях конспирации и, конечно, попросит никому не рассказывать... О чем же тогда толковать?.. Ах, только бы найти, только бы встретить... Пора! Виктория тронула крестик, одетый на шею во время обряда крещения матушкой Стефанией и чудесно возвращенный Ингмаром, порылась в сумочке, чтобы проверить, на месте ли черный агатовый шар. Тут. - Ну что же, с помощью божественной и магической - вперед, госпожа Козловская. Алле!
   В метро душно, многолюдно, тоскливо. Наверху, у станции "Юго-Западная" - в мусоре и киснущих на солнце отбросах лабиринты лотков, ящиков и прилавков. Парни южного типа пьют из банок пиво и жуют "Сникерсы", торгующие девушки в изукрашенных стразами и бисером майках пересчитывают пачки замусоленных купюр с большим количеством нулей. Виктория, обменяв в гостиничной кассе 100 долларов, заметила, что разбогатела в пять тысяч раз. Куча бумажек и ни на одной нет портрета вождя. Но дом Шорниковых она нашла легко - Универсам и школа служили верными ориентирами, а поднявшись на девятый этаж, она вспомнила и номер квартиры - 121, конечно же. Они ещё радовались с матерью, что цифры счастливые, легко запоминаются.