Браун Лайза. Внук Дьявола

   Колли ничего не понимал, но не сделал попытки вырваться.
   Только сейчас Лейни увидела, как он вырос за последнее время. Он был уже выше ее матери, значительно выше. Дебора смотрела на его шелковистые черные волосы, скуластое лицо, упрямо сжатые губы, в его темные глаза…
   – Я смотрю на тебя, – проговорила Дебора, – и ты кажешься мне призраком.
   – Он еще ничего не знает, – предупреждающе сказал Альберт.
   – Но вы расскажете ему.
   – Да, только когда все уйдут и мы с ним останемся вдвоем. Чарли был прав. Настал момент истины.
   Дебора провела ладонью по волосам Колли.
   – Тогда верните мне дочь, и мы уедем домой. – Взгляд ее встретился со взглядом главы департамента социальной политики. – Эбби, вы, наверное, поедете с нами?
   – Я не могу оставить мальчика с…
   – Можете. Завтра, когда я успокоюсь и все как следует обдумаю, я приду к вам в департамент и объясню почему.
   Она произнесла эти слова таким непреклонным тоном, что Эбби смутилась. Поколебавшись, она отошла от Торна и зашагала к машинам. Джон взял дочь за руку и повел прочь. Лейни видела, что отец сердится. Когда он уселся за руль джипа, она взглянула в ту сторону, куда он смотрел, не отрываясь. Он наблюдал за Колли.
   Какая же тайна окружает мальчика, который когда-то вытащил ее из омута?
   Ему исполнилось шестнадцать лет. Он достиг роста в пять футов одиннадцать дюймов и продолжает расти. И лицо его стало другим. Взрослым. Когда произошла эта перемена? У него узкая кость, поэтому он не мог нарастить заметную мускулатуру, и все-таки благодаря тяжелому физическому труду в поле на его руках и груди обозначились бицепсы.
   Что же так ненавистно в нем Джону Торну? Его ярко проявившаяся мужественность или же его привычка дичиться людей? Неряшливый вид? Независимый характер?
   – Идем, – приказал мальчику Дьявол, и тогда Колли забрался в кузов грузовика.
   Старик отъехал первым. Джип Торна следовал за его машиной. Джон напряженно молчал, и его молчание Лейни ощущала как густую, вязкую массу, наполнившую салон автомобиля.
   И вдруг заговорила мама:
   – Он – сын Броди. Это написано на нем. Когда-то поговаривали, что Броди влюбился в одну девушку с фермы, и она забеременела.
   – Дебора, это же не любовь. Ролинсы не умеют любить, – жестко возразил Джон. – Альберт обращает на женщин так мало внимания, так мало их уважает, как никто другой. Он не любит женщин.
   – Может быть, Броди любил ту девушку. Ты не знал его. Ты ведь приехал в Спрингс уже после его смерти. Тебе была поручена та работа на ферме, которую прежде выполнял Броди. Броди отличался от Альберта и Джеймса как ночь от дня. Я не знаю, что случилось с той девушкой, но, глядя на Колли, я понимаю, что кое-какие разговоры были, по крайней мере отчасти, справедливы.
   – Теперь разговоров станет куда больше, – отрезал Джон. – Дебора, он же только наполовину человек, а наша дочь возится с ним, как с любимой игрушкой. Она встречалась с ним тайком.
   Лейни похолодела, но мать тут же вступилась за нее:
   – Она поступила неправильно, и ее нужно наказать за обман. Но она еще ребенок. Пожалуйста, не кори ее за то, чего она еще сама толком не понимает.
   – Ей необходимо знать правду.
   – Нет! – умоляюще воскликнула Дебора и испуганно взглянула на Лейни. – Я уже говорила тебе, ты видишь обитателей реки в неверном свете.
   – У меня есть основания смотреть на них именно так. С какой стати ты его защищаешь? Ты же знаешь, кто он такой. Я не желаю, чтобы она пострадала.
   – Джон, этот мальчик ничего плохого не сделал. Он попытался защитить Лейни, когда ему показалось, что Альберт вот-вот накажет ее. Однажды он спас ее, когда она тонула. Он – сын Броди. Ты понимаешь, что это означает? Некоторые мои друзья и родные сейчас живы только благодаря Броди Ролинсу. Он вытащил их из карьера. Этот город многим обязан ему, а значит, и его сыну.
   – Не верю своим ушам, – зло бросил Джон. – Что ты несешь? Пусть он ничего не сделал. Моя дочь не должна стать жертвой дикаря.
   – Так ты не разрешишь мне видеться с Колли? – решилась выговорить Лейни. – Но почему? Зачем я только нашла его? Чтобы его забрал этот старик? Почему мне нельзя его видеть?
   Отец повернул голову.
   – Неужели ты не понимаешь? Нельзя, потому что…
   – Не надо, Джон. Ей еще рано это знать. Не перекладывай свою боль на плечи ребенка.
   Теперь голос матери, к немалому удивлению Лейни, звучал решительно и гневно. Лейни не помнила, чтобы она когда-нибудь выходила из себя.
   Ее тон подействовал на мужа. Когда Джон заговорил опять, Лейни почувствовала, что в его словах содержится какой-то потаенный смысл.
   – Ты считаешь, что Колли – это мальчик, с которым можно играть на речке. Я знаю его с другой стороны. Однажды он на моих глазах в драке до полусмерти избил другого парнишку. Я своими глазами видел, как он выполняет на плантации работу, которая под силу разве что мужчинам вдвое его старше. Я наблюдал, как он объезжал лошадь. И я видел, что он сам наполовину зверь. Я хорошо знаю, о чем говорю. Он не годится тебе в друзья, Бет.
   Наступившее молчание прервала Дебора. Она произнесла очень тихо и хладнокровно:
   – Джон, нашу дочь зовут Элейна. Не Бет.

Часть II
ОДИНОКИЕ СЕРДЦА

Глава 6

   В меньшей из двух гостиных нижнего этажа стоял орган, на котором в былые времена Лэнсинг Блэкберн с чувством играл каждую субботу для своих постояльцев и друзей. Протереть его тщательно отполированную поверхность от пыли было секундным делом, но в этот день Лейни, протирая орган, то и дело прерывала работу и бросала взгляды в висевшее над ним зеркало.
   Вьющиеся темные, с легким каштановым отливом волосы обрамляют лицо.
   Ярко-голубые глаза, огромные, с длинными ресницами. Они странно смотрятся на загорелом лице.
   Небольшой нос. Полные губы.
   Лицо матери. Правда, Дебора светит мягким светом, а Лейни сверкает.
   В ней меньше спокойствия, больше энергии.
   Жизнь несправедлива, в частности, и потому, что красивым женщинам легче добиваться своего, нежели всем прочим. Гены не должны играть в судьбе человека такую большую роль, однако факт остается фактом.
   Совесть шептала ей: то, что ты намерена совершить, неправильно.
   Бывают в жизни обстоятельства, мысленно возразила Лейни, когда совесть становится ненужной обузой. С ней уже случилось столько бед, что бог, несомненно, позволит ей воспользоваться своим главным преимуществом, чтобы получить то, что ей нужно.
   – То, что ты видишь в зеркале, тебе, разумеется, нравится, – раздался за ее спиной голос матери. – Судя по тому, как ты долго собой любуешься.
   Теперь Лейни увидела в зеркале и мать, которая неслышно подошла сзади.
   – Мама, – вдруг заговорила Лейни, – как ты думаешь, я красивая?
   Дебора была удивлена вопросом. Она медленно подняла руку и дотронулась до волос дочери.
   – Насколько я понимаю, ответ тебе известен.
   – Но ты никогда мне не говорила…
   – А какой смысл? Настоящая красота – это красота поступков, а не лица. Важно, чтобы ты вела себя хорошо.
   Лейни нетерпеливо отмахнулась, меньше всего она сейчас нуждалась в проповедях.
   – Я думаю не о том.
   Она наконец решилась пустить в ход женские чары, чтобы освободить единственного в Спрингсе богатого и нежадного человека, Престона Ролинса, от некоторой части его финансов. О боже, Ролинса. Наверное, в этом есть некая романтическая справедливость.
   Лейни вздрогнула, отвернулась от зеркала и посмотрела матери в глаза. Какую цену должна она заплатить? Немыслимо высокую, но она обязана пойти на это.
   Она обязана спасти «Магнолию». Она в долгу перед мамой, и только она, и никто другой, расплатится с кредиторами. Что бы ни говорила Дебора.
   – Где телефон? – спросила она.
   Надо звонить в плавучий дом. Не откладывая.
 
   Большой плавучий дом Ллойда Тейта стоял у пристани в Бухте Ураганов на Срединном озере в нескольких милях от Куквилла. Его серебряные бока в этот ясный и жаркий субботний день сверкали так, что даже солнце в небе казалось маломощной лампочкой. Компакт-диск-плейер играл почти на полную мощь, и все-таки музыку время от времени перекрывали громкие голоса и смех.
   – Малыш, иди-ка к папочке, – раздался голос Марка Грегори.
   Стоявшая на верхней палубе яркая блондинка повиновалась весьма охотно. Она на цыпочках устремилась к Марку и удобно устроилась у него на коленях.
   Лейни не стала бы ручаться, что Марку в этот момент нужна была именно девушка, а не бутылка «Джима Бима», которую та держала в руке. Впрочем, ей ни к чему было задумываться над этим вопросом. Девушка вложила бутылку виски в руку Марка и запечатлела сочный поцелуй на его губах. Лейни отвернулась, ей было не по себе. Найти Престона среди гостей было нетрудно. Похожий на рослого скандинава, он стоял на корме под навесом и беседовал с Тейтом и братом-близнецом Марка Джеком Грегори. И еще рядом с ними стояла роскошная рыжеволосая девушка. Одной рукой она держала под руку Престона, другой – Джека.
   Долго, очень долго Лейни смотрела на Престона. А он даже не обращал внимания на то, как хищно та девушка пожирает его глазами.
   Наверное, потому он столь невозмутим, что привык привлекать всеобщее внимание женщин. А еще Лейни могла бы подумать, если бы была поэтически настроена, что он не желает смотреть на других женщин, так как ему нужна только одна – Лейни Торн.
   Престон отвел взгляд от лица Джека, огляделся по сторонам и заметил ее.
   – Лейни! – Голос его мгновенно потеплел, потеплел настолько, что ей стало не по себе. – Вон куда ты забралась! Но я тебя нашел! Иди скорей сюда, моя дама, ибо здесь и только здесь твое место. – Он высвободил руку из руки рыжей девушки. – Не поверите, сколько я обхаживал эту девчонку, пока она наконец не соизволила мне позвонить и объявить, что согласна к нам присоединиться! – добавил он, обращаясь к Джеку. По его тону можно было подумать, что он ощутил внезапный прилив жалости к самому себе.
   Лейни заранее подумала, как ей следует себя вести. Она приблизилась к нему, упала в его объятия и запрокинула голову. Губы их слились в долгом, жарком поцелуе. У него были влажные волосы – вся компания почти не вылезала из воды после обеда, – и от него веяло прохладой и озерной водой. А от Колли всегда пахло солнцем и лесом. А еще на губах у Престона оставался вкус дорогого джина, такого, какой никогда не переводился в баре Тейта.
   – Итак, Престон, твой маленький ангел в белых одеждах слетел в вертеп греха?
   За спиной Престона возник Ллойд Тейт. Он весело рассмеялся, глядя на простой белый купальный костюм Лейни.
   Глаза Престона, голубые, как полуденное небо (а не угольно-черные, как небо полуночи), смотрели в ее глаза, он улыбался, как бы предлагая ей вместе подшутить над хозяином.
   – А что ты, Ллойд, знаешь об ангелах?
   – Наверное, побольше тебя.
   Веселость Тейта внезапно померкла.
   – Может, и так. Да только я знаю, что мне они нравятся. Я в последнее время стал донельзя добродетелен. И мой маленький ангел спустился, чтобы наградить меня, да?
   Его рука, теплая и уверенная, погладила ее по плечу.
   Лейни вдруг захотелось спрятаться, забиться куда-нибудь, но она помнила, что должна держать себя в руках. Когда она позвонила Престону, она уже знала, что ей нужно и каким образом она этого добьется. Так что теперь оставалось только исполнять свою роль.
   – Чем же это ты так хорош? – насмешливо протянула она и коснулась его золотистой кожи под распахнутой рубашкой.
   Она вспомнила, что всегда была честна с мужчинами. Ни разу в жизни ей не приходилось вот так сознательно завлекать и обольщать ради определенной цели.
   Престон отлично понимал, что для перемен в поведении Лейни имелись веские причины. По его глазам она поняла, что он обо всем догадался. Несомненно, он повторит свое недавнее предложение.
   – Чем? – вступил в разговор Джек. – А это смотря когда! Сегодня утром за зеленым сукном он был дьяволом. Мы решили сыграть по маленькой, и я проиграл столько, что мне придется расстаться с машиной, чтобы расплатиться. Так что я предлагаю тебе вознаградить меня, а не его. В самом деле, согрей меня. Мне это нужнее.
   Престон шутливо толкнул его кулаком в грудь.
   – Не смей! – строго сказал он. – Это все мое, запомни. – Он провел ладонью по спине Лейни и обнял ее за плечи. – Найди-ка ты себе собственного ангела.
   – А меня никто ангелом не обзывает, – вмешалась рыжая, крепче прижалась к Джеку и метнула на Лейни быстрый взгляд. – Зато со мной бывает весело.
   – Не сомневаюсь, милая, – отозвался он со смешком. – А у меня как раз есть настроение повеселиться. Ну-ка расскажи, как ты умеешь веселить. Тебя ведь зовут Джули?
   – Если кому-то нужно уединиться, внизу есть каюта, – сказал Тейт и отхлебнул из стакана, не слишком изящно провел по губам тыльной стороной ладони и пристально посмотрел на Лейни. Она увидела, что глаза у него странного тускло-серого цвета, безжалостные, наглые. Ее как огнем обожгло: она вдруг поняла, что этот человек желает овладеть ею среди бела дня, в присутствии Престона. – Послушайте, Элейна, – вас так, кажется, зовут? – вы никогда не осматривали мое судно вблизи?
   Наконец он отвел от нее взгляд и с вызовом посмотрел на Престона.
   Она отступила от Тейта.
   – Я вполне могу сводить ее на экскурсию, – сказал Престон, лениво растягивая слова. И тем не менее в его тоне звучала скрытая угроза. Ллойд опустил глаза на дно стакана. Престон рассмеялся. – Ну вот, ангел, напугали тебя эти звери? Пойдем от них куда-нибудь. Выпить не хочешь?
   – Пари держу, ей мама не позволяет пробовать крепкие напитки, – хохотнул Ллойд.
   Лейни оставалось только надеяться, что ее щеки не вспыхнули.
   Она никогда не употребляла спиртного, если не считать вина на причастии да свадьбы Мэри Фрэн Доллар. Там во время праздничного обеда подавали шампанское. И то шампанское Лейни не понравилось. Она-то считала, что попробует нечто необычайное по сравнению с «Севен ап». На деле же шипучее вино оказалось кисловатым, так что она не могла понять, почему мирные обитатели Спрингса подняли вокруг него такой шум. Сюзан Макалистер долго возмущалась тогда: «Шампанское! Вот к чему приводит свадьба в епископальной церкви! Нет бы ей выйти замуж за доброго прихожанина Церкви Христовой и поднять на свадьбе бокал с лимонадом!»
   Лейни усмехнулась про себя, подумав, что едва ли в баре плавучего дома отыщется лимонад. Никак лимонад не вяжется с великосветскими привычками Тейта и его друзей. Эта публика охотно извиняет себя, как и Престон. Конечно, не так плохо будет пожить с ним, купаясь в этой роскоши. Но от одной мысли об этом у нее заныло в груди, и она, должно быть, оступилась, так как Престон прервал разговор с Марком Грегори и обернулся.
   – И как тебе эта мысль? – спросил он и весело подмигнул.
   – Прости. Я задумалась. Какая мысль?
   Она подняла глаза и тут же об этом пожалела. Тейт все еще стоял рядом; более того, здесь же находилась и рыжая девица, которую он успел увести у Джека Грегори. Лейни вдруг показалось, что лицо этой женщины связано с неким смутным и неприятным воспоминанием. Да кто же она такая?
   – Спустись с небес на землю и слушай меня. Ллойд считает, что нам надо сходить к старой каменоломне понырять с маской.
   Лейни резко выпрямилась, словно заслышав сигнал тревоги, и прислонилась к борту.
   – Вы имеете в виду старый карьер Ло-Джо? Быть не может!
   – А почему нет? – пожал плечами Престон. – Та земля – собственность деда. Кто нам запретит?
   – Он, – решительно заявила Лейни. – Там никто не бывает с тех пор, как под завалом погибли люди.
   – Это было тридцать лет назад, – возразил, презрительно скривив губы, Престон.
   – Двадцать пять, – поправила его Лейни. – И один из них все еще там, под каменными плитами. Его тогда так и не нашли.
   – А, ты имеешь в виду Броди, – припомнил Престон. – Ну хорошо, ему-то что за дело, если мы там появимся? Он будет только рад обществу.
   – Так еще интереснее, – оживился Ллойд. – Посмотрим, кто первый найдет Броди Ролинса.
   Джек Грегори примирительно посмотрел на Лейни и спросил:
   – А там глубоко?
   – Глубоко, как в колодце, и вода холодная, как в Арктике, – отозвался Престон.
   – Ну почему нельзя понырять здесь? – не сдавалась Лейни. – Это же рай для подводного плавания.
   Тейт сделал очередной глоток, не отводя глаз от Престона, а потом сказал небрежно:
   – Малышка права. Глупая идея. Рискованная к тому же.
   – Так именно потому у нас всех в одном месте зачесалось, – возразил Престон.
   – Если мы там окажемся, это не понравится Колли Ролинсу, – отчетливо выговорил Тейт, глядя в стакан.
   Наступило молчание, а потом Престон взорвался:
   – Вы что, все думаете, мне есть дело до того, что подумает этот змееныш? Я его не боюсь. Знаю я, кто он такой. И я помню, как в первый раз натолкнулся на него у деда. Он все время торчал в конюшне, потому что к человеческим домам не привык. А когда старик отправил его в Нэшвилл, так там все над ним ржали напропалую.
   – Ну, с тех пор много лет прошло, – заметил Ллойд. – Сейчас над ним никто не смеется. А в хибарах на ферме его зовут Большим человеком.
   Лейни не выдержала его насмешек.
   – Откуда вы можете это знать?
   Глаза Ллойда сузились, превратившись в серые щелочки.
   – Дорогая, мне известно все, – ответил он без улыбки. – Я умею слушать. Кстати, знаешь, что еще говорят? Что Большой человек положил глаз на тебя.
   Рыжая, стоявшая в тени под навесом, насторожилась и пристально всмотрелась в лицо Лейни.
   – Я тебя знаю, – медленно выговорила она. – Ты девушка из гостиницы в Индиан-Спрингс. Тебя зовут Элейна Торн. Я все про тебя запомнила; это было нетрудно.
   – Мы не могли бы не копаться в прошлом? – раздраженно воскликнул Престон. – Лично я сыт по горло той историей, слышите?
   Но его восклицание – если только рыжая вообще его услышала – не могло ее остановить. Со стороны могло показаться, что она читает с амвона проповедь, а не пересказывает старую сплетню. Обращалась она теперь исключительно к Ллойду и Джеку:
   – Ее семья считалась солидной и уважаемой, пока она не спуталась с Колли. Он тогда жил возле речки, жил, как дикий зверь. Она одна из всех в городе могла с ним общаться и кое-как приводить его в чувство. Говорят, что она в свободное время бегала вместе с ним по лесам.
   Неприкрытая злоба рыжеволосой девушки даже не разгневала Лейни, а лишь привела ее в замешательство, так что она смогла только пробормотать:
   – Я была ребенком. Мне было тринадцать лет.
   – Ты не была ребенком, когда твой отец закатил концерт на глазах у половины города, потому что Колли явился к тебе в «Магнолию». И почему-то вскоре после этого с Джоном Торном случилось несчастье.
   Ее оскорбительно небрежный тон глубоко задел Лейни. Она почувствовала боль в горле, как будто проглотила бритву. Нет, она не станет плакать здесь и сейчас.
   – И я давно хотела кое-что у тебя спросить, так что воспользуюсь случаем, – томно протянула рыжая. – Каков Колли Ролинс в постели?
   Лейни с трудом перевела дыхание.
   – Может, ляжешь с ним и убедишься сама? Он не особенно разборчив.
   Ллойд усмехнулся и одобрительно подмигнул Лейни, но она не удостоила его взглядом.
   – Мне захотелось домой.
   Мимо Ллойда (едва не оттолкнув его) она прошла к противоположному борту. За спиной она услышала торопливые шаги Престона.
   – Лейни! – Он схватил ее, попытался обнять, но она с силой вырвалась. Слезы уже катились из ее глаз. – Лейни, это я должен плакать, – хрипло проговорил он. – Мне нелегко было слушать про тебя и Колли. Но я не из тех, кто станет отказываться от любимой девушки только потому, что в нее когда-то влюбился кто-то другой. По-моему, Лейни, ты передо мной в долгу.
   – Я?!
   – Мне нелегко было зазвать тебя сюда, – заговорил он тихо. – Сегодня мне впервые не понадобилось выдумывать разные уловки, чтобы тебя увидеть. Оставайся. Мы отправимся к каменоломне Ло-Джо. Я уже решил. Если Колли это – или еще что-нибудь – не понравится, он может катиться ко всем чертям. А вечером нам надо будет многое обсудить. Прошу тебя, Лейни, останься. Мне это очень нужно.
   Ей тоже было кое-что нужно от него. И об этом нельзя забывать. Нельзя, несмотря на страх перед старым карьером, несмотря на рыжую суку. Несмотря на Колли.
   – Раз так, я остаюсь, – сказала она голосом девицы, неохотно уступающей своему любовнику.
   Ее пробрала дрожь при мысли о том, на что она согласилась.
   – Чего-то боишься? Наверное, Колли? – ласково спросил Престон и погладил ее по щеке.
   Лейни решилась сказать ему половину правды:
   – Престон, я не могу не бояться. В Ло-Джо полно призраков.
   – Отлично. Значит, там будет весело. И не порти игру, мой ангел.
   Его голос уже дрожал от радостного возбуждения.
   Лейни отвернулась, закусила губу и стала смотреть на озеро. Престон – чужак, ничего он не понимает.
 
   Колли мало что понимал в той новой жизни, которую ему приходилось вести. Он был чужаком в незнакомом ему доселе мире, который к тому же не слишком ему нравился. Можно сказать и больше: если бы он знал заранее, что первые месяцы, проведенные им в доме Альберта Ролинса в качестве внука старого фермера, вызовут у него такое сильное отвращение, он скорее всего остался бы в спрятавшейся в лесу хижине на берегу реки навеки.
   Он утратил Лейни. Теперь-то старик не позволил бы ему ускользнуть в поля, да если бы ему и удалось туда попасть, он не нашел бы там свою подругу.
   – Ты умеешь копать себе могилу, – сказал ему однажды дед. – Ты, парень, умудрился связаться с тем семейством, с которым у тебя не должно быть ничего общего. Как бы то ни было, отныне Торн не допустит, чтобы ты путался с его дочкой.
   – Но почему? – в отчаянии воскликнул Колли. – Почему мне нельзя ее видеть?
   – Во-первых, потому, что я так сказал. А во-вторых, потому, что нам не нужны новые сплетни. О тебе и о ней и без того ходит немало толков, а она еще ребенок. В Спрингсе есть злые языки.
   Колли был сбит с толку.
   – И что же они говорят?
   Дьявол пожал плечами:
   – Что ж, скажу тебе, если ты хочешь. Разные старые дураки утверждают, что ты многовато себе с ней позволил.
   Колли по-прежнему ничего не понимал.
   – То есть ты, мол, вел себя с ней так же, как наш жеребец с гнедой кобылой, которую мы привели к нему месяц назад, – пояснил Альберт, отвернувшись.
   Не говоря ни слова, Колли вышел из дома и зашагал к полям. Старик встал на пороге и крикнул ему вслед:
   – Разве я сказал, что поверил им?
   Он старался не думать обо всем этом, о том, как ему недостает смеха Лейни. Дьявол, в свою очередь, загружал его работой. Для того чтобы не ссориться с властями штата и с дамой по имени Эбби Хорнер, он должен был раздобыть для Колли какие-то бумаги, свидетельство о рождении и полис социального страхования. Ему как будто приходилось доказывать окружающим, что Колли в самом деле существует на свете. А разве им недостаточно взглянуть на него, чтобы убедиться в этом?
   За этими-то бумагами Альберт и привез его впервые в Нэшвилл. Город испугал подростка, словно он попал в лапы чудовища, которое навалилось на него и принялось душить.
   – В этом городе у тебя есть кровные родичи, – сообщил ему Дьявол.
   Колли вдруг разобрало любопытство. Может быть, взглянув на них, он найдет ответы на многие вопросы? Разберется в себе? Но оказалось, что в тот день ему такая возможность не представится. Дьявол сухо сказал:
   – Не стоит их будоражить, пока в том нет крайней нужды. Все равно скоро ты с ними встретишься.
   Однажды в субботу он переступил порог школы – того самого заведения, о котором мечтал уже годы. Какая-то женщина принялась экзаменовать его. Потом она воззрилась на него в изумлении и прошептала на ухо другой женщине, что его знания соответствуют не шестнадцати, а восемнадцати годам. Что это означало, Колли до конца не понял. Но он обрадовался, когда женщина отпустила его, и он вышел из школы. Наверное, прежде школа казалась ему столь притягательной оттого, что с ней были связаны мысли о Лейни. Во всяком случае, сейчас он не ощутил очарования этого места.
   Но он быстро отбросил воспоминания о девочке. Он не мог думать о ней без стыда и ярости.
   Люди таращили на него глаза не только в школе; это случалось и на улицах, когда он вместе с дедом покидал дом. Ему было легче смотреть не на людей, а сквозь них или мимо.
   Наступила осень, и Дьявол принял мудрое решение. Он договорился о том, что Колли будет учиться дома. Учитель должен был приходить к нему трижды в неделю. Колли согласился на это; и все-таки частенько ему приходило в голову, что на ферме ему было бы лучше, чем в Спрингсе.
   Он трудился не покладая рук, гоня от себя мысли об одиночестве. Рядом не было Чарли, с которым он мог бы поговорить по душам, у него не было Лейни, присутствие которой должно было принести ему счастье будущим летом, и он все еще опасался Альберта Ролинса, который по-прежнему сообщал ему только то, что бывал вынужден сообщать.
   Настал благословенный праздник Рождества, и Колли с облегчением вздохнул. Он уже знал, что в Нэшвилле у него есть родные – дядя, тетка, двоюродный брат; ему не терпелось познакомиться с ними. Может быть, он услышит наконец голос крови, какого не знал доселе, и близко сойдется с кем-нибудь из них?
   Они приехали утром в день Рождества. Надин привела Колли в комнату, и он остановился на пороге.