— Ты дьявол, — прохрипела она.
   — А ты — сумасшедшая. Все, кто тебя знает, уверены в этом. — Он поднялся с постели и, оттолкнув ее, взял свой халат.
   Ванесса ухватилась за спинку кресла.
   — Не такая уж я глупая и беспомощная, как ты думаешь. Я не позволю, чтобы твоя попытка убить меня осталась незамеченной.
   — Поосторожней, Ванесса, — зловеще произнес он. — Угрожать президенту Соединенных Штатов — это серьезное преступление.
   — Меня не волнует, что со мной сделают. Я собираюсь уничтожить тебя.
   — Вот как?
   Он подошел к ней вплотную, но она ни на шаг не отступила, хотя трудно было выдержать его взгляд. Дэвид с размаху ударил ее по лицу. Она прижалась к стенке, схватившись за скулу.
   — Никогда больше не угрожай мне, Ванесса. Ты не предпримешь ничего. Ты просто будешь продолжать быть тихим, послушным ничтожеством, каким ты и была всегда, сначала для своего отца, а затем для меня. А что касается Клета, то не думай, что тебе удастся свалить меня без ущерба для Армбрюстера. Сенатор участвовал во всех махинациях, имевших место в Вашингтоне еще с администрации Джонсона. Тебе не удастся уничтожить меня, не задев своего любимого папочку. Так иди же, зови всех этих чертовых репортеров и намекни им, что ты недовольна жизнью в Белом доме, но будь при этом готова увидеть крах сенатора Армбрюстера.
   Направившись к двери, он внезапно остановился и сделал последний выпад:
   — Когда-то ты была весьма привлекательной. Сейчас в тебе даже этого не осталось.
   Он быстро двинулся по коридору к своей спальне, по дороге кивая агентам Службы безопасности, которые желали ему спокойной ночи. Несмотря на то что Дэвид выиграл у Ванессы этот раунд — а это еще даже не предвыборная гонка, — он здорово разозлился. Проблема так и осталась неразрешенной.
   Черт бы подрал эту сиделку!
   Постель его была разобрана, на ночном столике горела лампа, бросая мягкий успокаивающий свет. Интимная обстановка комнаты навевала определенное настроение. У него промелькнула мысль, а не пригласить ли к себе одну из своих постоянных подруг, но он быстро передумал, так как после общения с Ванессой у него пропала всякая охота заниматься любовью.
   Дэвид налил себе воды, добавил немного виски и, взяв стакан, прошел в ванную. Он почистил зубы и, прополоскав рот, поставил щетку на место. Потянувшись за стаканом виски, Меррит увидел, как в зеркале что-то мелькнуло.
   Повернувшись, Дэвид от неожиданности разжал пальцы, и стакан, ударившись об пол, разбился вдребезги. Схватившись за грудь, он отступил и уперся в раковину.
   — Мистер президент, вы смотрите так, словно видите перед собой привидение.
   — Господи. — Дэвид весь дрожал. — Я думал, тебя уже нет в живых.
   Небрежно облокотившись о косяк, перед ним стоял Спенсер-Мартин собственной персоной. Несмотря на свой беззаботный вид, он выглядел изможденным. На нем была новая одежда, хотя, по всей видимости, он купил ее в дешевом магазине. Спенсер был небрит и, похоже, несколько недель не мылся.
   Немного оправившись, Дэвид произнес:
   — Где, черт возьми, тебя носило? Ты выглядишь как дерьмо. И пахнет от тебя как от дерьма.
   — Чтобы уйти незамеченным, мне пришлось в течение нескольких дней проваляться в своих же испражнениях.
   — Откуда?
   — Я думаю первоначально он служил винным погребом. В действительности это обыкновенная яма, выкопанная в амбаре нашего общего друга, Грэя Бондюранта. — Спенсер презрительно усмехнулся. — Можешь представить? Этот гондон стрелял в меня.
   Дэвид внимательно слушал рассказ Спенсера. Тот продолжал:
   — Он подтвердил, что Барри Трэвис приезжала к нему на ранчо. Очевидно, Бондюрант был готов к моему приезду. Он опередил меня с выстрелом. — Его губы сжались в одну тонкую линию. — Он еще пожалеет, что не убил меня, не использовал свой шанс. Как истинный бойскаут, каким он был в детстве, Грэй не стал мараться.
   — Что произошло потом?
   — Он перевязал мою рану, стянул с меня одежду, связал, как индейку, которую готовят для Дня благодарения, и опустил в погреб. Он заломил мне руки, но ртом я мог дотянуться до воды и до еды. Если бы я захотел, то мог бы без проблем протянуть на этой пище несколько недель. Прежде чем закрыть за собой дверь, Грэй напомнил мне, что я когда-то прошел хорошую тренировку на выживание. Его последние слова были: «Ну вот и попробуй выжить, сукин сын».
   Рана болела, но я знаю, что если нет заражения, то это не опасно для жизни. Мне потребовалось двадцать четыре часа, по крайней мере я так думаю, чтобы освободить руки. Он знал, что в конце концов мне удастся это сделать, но он также знал, что на это потребуется время. — Спенсер перевел дыхание. — Яма, в которой я находился, была небольшой. Сверху лежала крышка, где-то сантиметрах в десяти у меня над головой. Над ней на высоте еще тридцати сантиметров был пол, но между полом и крышкой находилась утрамбованная земля. Я не знал этого, пока не выбрался наружу.
   — А как же дверь?
   — Дверь-то деревянная, но Грэй подпер ее с обратной стороны двумя стальными балками. Думаю, какой-то лишний строительный материал. Для вентиляции он просверлил в двери три дыры. Затем прикрыл все соломой. Если бы кто-то случай но забрел на ранчо, то он ничего бы не заподозрил.
   — Я посылал туда человека.
   — Ты посылал за мной?! — Дэвид кивнул, и Спенсер зло бросил:
   — Ну, тогда он покойник. Надо было обшарить все ранчо, сантиметр за сантиметром.
   — Но как же тебе удалось выбраться?
   — Я вы царапал себе до рогу. Из еды он оставил мне сухой порошок, хлеб и какую-то кашу. Использовать это было нельзя.
   — А контейнер для воды?
   — Что контейнер — тяжелая бочка без крышки. Ничего, кроме этого, у меня не было. — Он вытянул руки. — В конечном счете я вырыл подкоп и выбрался наружу. Если бы крышка ямы, в которой я находился, была на несколько сантиметров повыше, то я бы не выбрался. В яме не было ничего, на что можно было бы встать.
   — Тебе повезло, что пол в амбаре не был бетонным.
   — Грэй построил его на месте старого дома и, возможно, хотел что-то сохранить. — Спенс ухмыльнулся. — Он всегда был сентиментальным идиотом.
   — Он здесь, ты знаешь?
   — Догадываюсь.
   Дэвид сообщил Спенсеру о неожиданном визите Грэя Бондюранта, затем подробно пересказал все события, которые произошли в его отсутствие.
   — Чертовски неприятная случайность, — заключил он, поделившись со Спенсером новостью о смерти Джейн Гастон. — Джордж постоянно повышал уровень лития в крови у Ванессы, однако при этом в журнале регистрировал тот, который должен быть. Когда Аллан дал указание ввести Ванессе успокоительное посильнее, сиделка воспротивилась. Он попытался силой выставить ее, но тут у нее произошел сердечный приступ, и она скончалась. А потом твоя любимая репортерша и мой…
   — Я знаю, — перебил Спенсер. — Читал статью в газете и не могу поверить, что она до сих пор жива. Никто не смог бы спастись от того взрыва, Дэвид.
   — Ее собака вбежала в дом раньше.
   — А ты еще говоришь о неприятной случайности.
   — После того случая в Шинлине за нее взялся Клет. Она была публично унижена и как профессионал уничтожена. Надеюсь, этот урок пойдет ей на пользу.
   — Сомневаюсь. Что-то она медленно учится.
   — Да уж. — Дэвид мрачно кивнул. — А что делать с Грэем?
   — Для начала, думаю, следует мое возвращение держать в секрете.
   — Но тебя же видели входящим ко мне.
   — Я скажу охранникам, чтобы в целях национальной безопасности держали язык за зубами. Мои люди начнут распускать слухи о якобы имевших место угрозах в адрес первой леди или что-то в этом роде.
   — Это здорово. Сгодится для наших целей. Спенсер посмотрел на него.
   — Значит, ты не изменил решения?
   Дэвид, вспомнив последнюю сцену с Ванессой, произнес:
   — Больше чем когда-либо хочу сделать это. Сегодня провел с ней вечер. Ее до сих пор преследуют воспоминания о смерти ребенка. Проблема еще не разрешена.
   Спенс, глядя на свое отражение в зеркале, сказал:
   — Тогда нам предстоит еще очень много сделать.
   — Но сначала самое главное. — Дэвид встал. — Не могу передать словами, как мне не хватало тебя или как я рад, что ты вернулся. А сейчас, ради Бога, прими ванну.

Глава 25

   Мисс Трэвис, ваше поведение непростительно.
   — Я полностью осознаю масштабы своей ошибки, мистер Дженкинс. Впредь мне это будет уроком.
   Главный управляющий телестудии с суровым видом продолжал отчитывать Барри:
   — Мне позвонил сенатор Армбрюстер — сам, лично, чтобы дать оценку случившемуся. Он изложил все гораздо подробнее, чем написано в газетах. Чем дольше я его слушал, тем горше мне было осознавать ваш крайний непрофессионализм. Я просто изумлен тем, что служащие нашей компании способны на такое.
   — Весьма сожалею, что поставила вас и наш телевизионный канал в неловкое положение. Если бы я только могла исправить ошибку!
   Она искренне старалась покаяться в содеянном, но тем не менее затаила обиду на Армбрюстера, который за ее спиной распускал слух о том, что она вела себя, как несмышленыш. Неужели не хватило мужества сказать все это в лицо?!
   — Слава Богу, последствия оказались некатастрофическими, учитывая степень вашего проступка. Благодаря президентской пресс-конференции рассмотрение инцидента отложено.
   — Да, сэр.
   — Все хорошо, что хорошо кончается. Это веселое замечание принадлежало Хови Фриппу, вызванному на ковер вместе с ней. До сих пор он сидел словно на иголках и потел так, что его белая рубашка потемнела под мышками. Он думал только о себе, о том, чтобы не навлечь на себя недовольство главного управляющего.
   От этого его замечания Дженкинс вздрогнул.
   — Так это вы, Фрипп, отправили туда оператора?
   — Э… да, но только потому, что она обмолвилась о сенсационном материале у нее на руках.
   Слова Хови задели ее самолюбие, но Барри сочла своим долгом вступиться за него.
   — Хови тут ни при чем, мистер Дженкинс. Это я позвонила ему домой и попросила прислать оператора. — Под грозным взглядом управляющего она покраснела. — И об этом я тоже сожалею.
   Зря, конечно, она задействовала Фриппа, поскольку присутствие на месте представителя средств массовой информации превратило обычную неудачу в катастрофу. Но, кроме сожаления, Барри мучилась еще и угрызениями совести, ибо тот телефонный звонок она сделала со злости. Ее душила обида на Грэя — ведь он отверг ее сочувствие. Поклонницей Клета Армбрюстера девушка не была никогда, что же касается Ванессы, то до всех этих треволнений, угрожающих сейчас ее жизни, она едва ли воспринимала первую леди серьезно. И, если уж совсем честно, то она просто-напросто ревновала миссис Меррит, потому что Грэй все еще питал к ней нежные чувства.
   Поэтому, разговаривая в тот вечер с Хови, она не испытывала никакой жалости к ним.
   О, тот звонок был справедливым! Может быть, эгоистичным, но тем не менее справедливым. Да и какой репортер не вызвал бы оператора в таких обстоятельствах? Ведь наклевывалась настоящая сенсация, которая сразу бы сделала из нее звезду. Однако сейчас самой себе она казалась похожей на ворона, почуявшего добычу.
   — Зато время, что произошло с воскресенья, Армбрюстер мог бы прищемить нам задницу, если бы только захотел. И, честно говоря, я бы на него за это не обиделся, — произнес Дженкинс.
   — Сенатор Армбрюстер имеет все основания быть на меня сердитым, — кротко согласилась Барри. — Я доставила ему несколько очень неприятных минут, за что и принесла свои извинения. Я также несколько раз звонила в Белый дом, чтобы извиниться перед президентом и первой леди. Но они не захотели со мной разговаривать.
   — Непонятно почему, — пробормотал Хови. Дженкинс неодобрительно покосился на него.
   — Очень благородно с вашей стороны, мисс Трэвис. Но если вдруг вам ответят, пожалуйста, не представляйтесь служащей нашего телевизионного канала. — Он сцепил пальцы рук и в упор посмотрел на нее. — А сейчас я должен оповестить вас, что на этой телестанции вы больше не работаете.
   Она очень боялась этого. Боялась так сильно, что не сразу поверила сказанному. До сих пор Барри гнала от себя мысль об увольнении. И — о ужас! — это произошло.
   — Я уволена?
   — В вашем распоряжении ровно час, чтобы собрать свои вещи и покинуть здание.
   — Пожалуйста, мистер Дженкинс, перемените свое решение. Впредь обязуюсь быть предельно осторожной. Я буду опираться только на проверенные факты.
   — Слишком поздно, мисс Трэвис. Можете говорить что угодно, решения я не переменю. Она попробовала разжалобить его:
   — Вы же знаете, что случилось с моим домом.
   — Да, у вас сейчас не лучшие времена.
   — Мне нужна работа!
   — Сожалею, но решение окончательное. Она как утопающий схватилась за соломинку:
   — Не выбрасывайте меня на улицу!
   — Мисс Трэвис…
   — Я буду печатать. Редактировать материалы. Разносить почту, бегать за сандвичами. Дайте мне испытательный срок, а через несколько месяцев вы снова оцените меня.
   — Пожалуйста, не ставьте себя в затруднительное положение, — вежливо произнес он твердым голосом, не оставляя никаких надежд. — Вы больше не соответствуете требованиям нашей программы.
   — Что это значит?
   — Это значит, что вы не отвечаете нашим стандартам, что вы еще не доросли до требуемого уровня. Это значит, что я увольняю вас не только за этот проступок.
   — Чушь!
   Хови поморщился, Дженкинс же выглядел немного растерянным:
   — Простите?
   — Почему бы вам не вести себя как подобает мужчине, Дженкинс? Признайтесь, что настоящая причина увольнения в том, что этого потребовал Армбрюстер.
   Лицо Дженкинса побагровело, и Барри поняла, что попала в точку. Она встала и выпрямилась.
   — Отвечу вам тем же. Эта ерундовая телестанция с ее второсортной репутацией и хреновым управлением больше не соответствует моим запросам.
 
   — Жареный картофель берете?
   Несмотря на то что ей очень хотелось картошки, Барри сначала прочла на пакете, сколько жира и калорий в нем содержится.
   — Почему бы и нет? Пакет большой. Она заплатила за чизбургер с картофелем и вернулась к машине. Сегодня вечером она ужинала одна. Дэйли наконец-то внял ее совету куда-нибудь выбраться и принял приглашение старого приятеля-журналиста сходить на кинофестиваль Брижит Бардо.
   — Он тебя привезет?
   Всякий раз, когда Дэйли уходил из дома один, особенно когда темнело, она здорово беспокоилась.
   — Да, мамуля. Он заберет меня и привезет назад. И предупреждая твои вопросы, заявляю, что взял с собой полную кислородную подушку. Так что, если паче чаяния я начну задыхаться при виде молодой Брижит Бардо, она мне поможет. Ну, а если, глядя на экран, займусь онанизмом и, задохнувшись, умру, то умру счастливым.
   Последнее он сказал специально, чтобы поддразнить ее. Она не сообщила, что ее уволили, а то бы он остался дома и стал ее утешать. Не хватало ему своего несчастья!
   После беседы в офисе Дженкинса один из полицейских телестанции проводил Барри на место и остался стоять там рядом с ней, пока она не собрала вещи. Рассердившись, что с ней обращаются как с преступницей, журналистка саркастично заметила:
   — Разве в этой дыре есть что-нибудь такое, что я захотела бы украсть?
   — Не принимайте на свой счет, мисс Трэвис. Просто правила такие.
   — Да-да.
   Она переписала на дискеты содержимое винчестера и бесцеремонно высыпала все свои бумаги в корзину, которую ей предусмотрительно выделили. А затем полицейский помог ей донести все это до машины и погрузить в багажник.
   Не хотелось сидеть весь вечер одной, и Барри решила устроить пикник. В мемориале Линкольна? Джефферсона? Вечером и тут и там было очень красиво. В раздумье она влилась в поток машин.
   — Барри!
   Она вскрикнула от неожиданности и нажала на тормоз.
   — Не оглядывайся и не останавливайся. Машина, ехавшая сзади, со скрипом затормозила в сантиметре от ее бампера. Разъяренный водитель «хонды» включил поворотник и, объехав ее, сделал неприличный жест рукой.
   — На следующем перекрестке поверни направо. — Забившись в угол на заднем сиденье, Грэй указывал, куда ехать.
   Он пригнулся так низко, что не был виден в зеркало заднего вида.
   — Как ты меня напугал! — крикнула она сердито. Но повернула в указанном направлении.
   — Неплохо было бы женщине проверять заднее сиденье, когда она садится в машину.
   — Двери ведь были заперты!
   — Но я же оказался внутри. Его разумный ответ разозлил ее.
   — Я думала, что ты вернулся в Вайоминг и сейчас играешь в ковбоев. Почему ты тогда оставил меня? Это был трусливый поступок. И что ты делаешь в моей машине? Откуда ты узнал, где я?
   — Поверни налево, затем перестройся в правый ряд и сверни на первую же улицу. Видишь сзади зеленый седан в трех машинах от тебя?
   — Меня преследуют?
   — Посмотри в зеркало, но постарайся сделать это незаметно.
   — Нет, хотя… да. Я вижу зеленую машину на расстоянии полуквартала.
   — Оторвись от нее, Барри.
   — Оторваться? А откуда ты знаешь, что она едет за мной?
   — За тобой сегодня весь день «хвост».
   — Откуда ты знаешь?
   — Потому что я следил за «хвостом».
   — А почему, мистер Невероятный Исчезающий Мужчина, я должна вам верить?
   — Оторвись от «хвоста» и перестань говорить в таком тоне! Постарайся не подавать виду, что ты хочешь улизнуть.
   У нее была сотня вопросов к Грэю, но она замолчала и сосредоточилась на дороге.
   — Забавно, — произнесла она, когда ей наконец удалось оторваться от преследователей на светофоре.
   — Еще как, — отозвался сзади Грэй.
   Через десять минут лихого маневрирования Барри сказала, что зеленого седана больше не видно.
   — А теперь поезжай прямо. И убедись, что вместо седана нет другой машины.
   Она сделала то, что он велел, и через некоторое время доложила об отсутствии слежки.
   — Хорошо. А теперь поворачивай и — назад.
   — Куда?.
   — Я снял комнату в мотеле.
 
   В мотеле, где Грэй поселился под чужим именем, Барри поделилась с ним чизбургером и картофелем. В комнате у окна стояли стол со стулом, но обедать они, скрестив ноги, уселись на двуспальную кровать.
   — Меня уволили, — обронила она, засовывая использованные салфетки в бумажный пакет. — Сенатору Армбрюстеру показалось мало моего чистосердечного раскаяния. Сегодня утром он распорядился, чтобы Дженкинс меня выгнал.
   — Подумаешь, чему тут удивляться.
   — А я и не удивляюсь. Армбрюстер не задержался бы надолго в политике, если бы дрался честно. А что касается Дженкинса, то лизать важные задницы — часть его работы. Так что все правильно. А потом, сегодняшний хреновый день стал еще тоскливей, когда я узнала, что Кронкрайт, собственно говоря, погиб из-за меня.
   — Как это?
   — Я нарушила правила безопасности, вот и произошел взрыв. Собака зацепилась за электрический шнур, когда пробиралась на кухню через свою маленькую дверцу в двери. И искра из розетки воспламенила скопившийся в комнате газ. Я оставила открытой духовку, когда уезжала в Вайоминг. Вентиляции не было, и концентрации газа оказалось в самый раз для взрыва. К счастью, дом застрахован на полную стоимость — С грустной улыбкой Барри добавила:
   — Конечно, Кронкрайт застрахован не был.
   — Ваш дом сгорел, и погибла собака, но вы, мэм, не беспокойтесь, все покрывает страховка, — с горечью произнес Грэй.
   — Ты что, не слышал, что я сказала? Это был несчастный случай.
   — Как бы не так! Когда ты в последний раз включала духовку?
   — Не помню.
   — Ты когда-нибудь протягивала электрический шнур мимо задней двери?
   Он задавал те же вопросы, которыми задавалась она сама. И сейчас ей еще сильнее захотелось отрицать очевидное.
   — Но расследование…
   — Было проведено по правилам. А взрыв был устроен так, чтобы все выглядело естественным. Спенс и не собирался устанавливать сложную мину. Труднее было бы скрыть. Перед отлетом в Вайоминг, он выбрал этот способ как самый простой. Ты жила одна, так что любовник или родители помешать не могли. Тебя не было в городе, потому времени, чтобы скопился газ, было предостаточно. Все спланировали так тонко, чтобы выглядело, будто ты жертва собственной небрежности. Одного они не учли — что Кронкрайт вбежит первым.
   — Они?!
   — Это санкционировал Дэвид Меррит. Она покачала головой:
   — Ерунда! Твой вывод основан на этом таинственном деле, к которому я подобралась слишком близко. Сейчас мы знаем, что я ошиблась насчет Ванессы и смерти ребенка и… вообще всего. И ты тоже. Мы оба ошибались. Так ведь?
   — А почему тогда за тобой весь день следили? Пусть в данном случае ты и права — хотя лично я в этом не уверен, — Дэвид никогда ничего не прощает. Было ли твое утверждение правдивым или нет, но этого обвинения для него вполне достаточно, чтобы убить тебя.
   Ее смелость исчезла.
   — Ты думаешь, они попытаются снова?
   — Нисколько не сомневаюсь.
   — Хорошо, что я уже съела ужин, а то бы у меня пропал аппетит.
   — Остался еще один ломтик картофеля.
   — Я поделюсь с тобой.
   Она разломила остывший ломтик надвое, одну половинку сунула в рот, а другую протянула ему. К ее удивлению, он потянулся к нему губами.
   Затем языком коснулся ее руки, и по телу Барри пробежала приятная волна. Ноги и руки вдруг налились тяжестью, а живот подвело. Она вздрогнула всем телом, потом встала и выпрямилась.
   — Я не собираюсь с тобой спать, Бондюрант. Если ты грезишь об этом, то хочу предупредить — ничего не получится.
   — Должен лия считать, что ты использовала слово «спать», имея в виду его второе значение?
   — Ты знаешь, что я имела в виду.
   Он многозначительно посмотрел на девушку.
   — Я знаю, что ты имела в виду, но не помню, чтобы я просил тебя об этом.
   — Верно, не просил и не просишь. Не просил и в тот первый раз.
   — Не надо было мне тогда этого делать. Спорить было не о чем. Если в то утро в Вайоминге ему не нужно было добиваться ее любви, то с чего бы ему соблазнять ее сегодня вечером?
   — Я пошла в душ.
   Барри взяла сумку, гордо вскинула голову, ушла в крошечную ванную и закрыла за собой дверь.

Глава 26

   Меня однажды рисовал Аман.
   — Рисовал тебя?
   Барри вышла из ванной в одном свитере и трусиках. От нее исходил запах мыла и свежести. Перед тем как юркнуть под простыню, она стянула с себя свитер, и Грэй увидел, как на ее спине блеснули капельки воды. Он разместился на стуле у окна и время от времени посматривал сквозь жалюзи. Сейчас Бондюрант изо всех сил старался не думать о пахнущей чистотой, почти обнаженной журналистке, которая лежала всего в метре от него.
   — Не разрисовывал мое тело, — пояснила она, — а изображал меня на холсте. Я, нагая, позировала ему.
   — Как ты дошла до жизни такой? Денег не хватало?
   — Да нет, дело совсем не в этом. Я тогда училась в колледже и во мне кипел бунтарский дух. Мне хотелось выкинуть что-нибудь такое, что мои родители наверняка бы не одобрили. Он искал натуру, я решила: а почему бы и нет? Во всяком случае, до тех пор пока в студии будет тепло.
   — Ну и как? — поинтересовался Грэй.
   — Студия эта оказалась вшивой мансардой, пахнущей краской и немытым художником. Он много курил, пил много дешевого вина и всегда пребывал в плохом настроении.
   — А что картина?
   — Не получилась. Тело выглядело ненатурально. Он стал объяснять, что во всем виновата любовь ко мне. И вот когда он в очередной раз разглагольствовал, я оделась и ушла. Но он сдержал обещание отапливать студию.
   Непонятно было, фыркает Грэй или смеется.
   — Он первым учил тебя, как?..
   Не дождавшись ответа, он обернулся к ней. Она повернулась на бок лицом к нему, свернувшись калачиком. В том, как волосы спадали ей на обнаженные плечи, было что-то детское. Именно это его и интриговало — женская соблазнительность и детская незащищенность. Сочетание, перед которым невозможно устоять. Конечно, сегодня, спустя несколько недель, когда в нем еще живо воспоминание и он ощущает ее тепло, сомнений в том, кто она — женщина или ребенок, больше не осталось. В ее глазах застыли растерянность и обида.
   — Зачем ты это делаешь, Бондюрант?
   — Что?
   — Зачем ты грубишь и оскорбляешь меня?
   — Я совсем не этого хотел — я пытался поддразнить тебя. Но, видимо, очень неудачно.
   — Я бы сказала: совсем неудачно.
   — Недостаток воспитания.
   После долгой паузы она шепотом произнесла:
   — Художник научил меня только тому, что надо держаться подальше от художников. А что касается того, где я училась заниматься любовью, хм, я совершенствовала технику сама. — И после многозначительной паузы добавила еще тише:
   — В то утро в твоем доме на ранчо.
   Эротическое воспоминание заставило его тело сразу же отозваться, и стул, на котором он сидел, стал еще неудобней. Стыдно было смотреть ей в глаза. Он совсем не хотел быть ее первым мужчиной: с чувством собственной значимости приходит и чувство ответственности. Чтобы сменить тему, он спросил:
   — Почему ты вспомнила о художнике? Она пожала плечами:
   — Не знаю. Видимо, просто чтобы заполнить паузу.
   — Вполне в твоем духе.
   — Что?
   — Всегда чувствуешь необходимость сказать что-нибудь.
   — Не правда. Видишь? — Она скорчила гримасу.
   — Очень смешно.
   — Да, я постоянно шучу. И мне постоянно говорят об этом. Шучу и дразню.