Страница:
— Наверное, мне не надо было разрешать интервьюировать Ванессу, — произнес Меррит.
— Ну что ты! Чем навредило ее выступление перед камерой? — спросил доктор.
— Ради Бога, Джордж, кому, как не тебе, знать… — раздраженно отозвался Меррит. — Этот чертов сериал…
— Люди видят, — вмешался вдруг в разговор Спенсер. Меррит скользнул по нему взглядом, всем своим видом давая понять, что интересуется конкретными именами. — Обслуживающий персонал, сэр. Они видят, как меняется настроение у первой леди, и очень обеспокоены.
Президент с упреком посмотрел на доктора.
— Я не могу контролировать перепады настроения до тех пор, пока она будет так много пить, — ответил Джордж.
— Клет скоро совсем достанет меня! Я каждый раз повторяю ему, что потеря ребенка не могла не сказаться на ее здоровье. С чего он взял, что его дочь спокойно перенесет такую утрату?
— Все по-разному реагируют на трагедию. — Доктор старался помочь ему. — Некоторые люди с головой окунаются в работу, стараясь таким образом отвлечь себя от постоянных воспоминаний. Некоторые приходят к Богу, ставят свечки, молятся. Некоторые…
— Понятно, понятно. Все понятно — оборвал его Меррит. — Но мой тесть этого не понимает.
— Я поговорю с ним, если хочешь, — предложил Спенсер.
Президент невесело рассмеялся.
— Спенсер, ты не нравишься Клету. Если бы он захотел услышать об эмоциональном состоянии своей дочери, то ты был бы последним, кого он принял бы. Кстати, она тебя тоже не очень любит. — Он повернулся к доктору. — Но, возможно, если поговоришь с ним ты, Джордж, и объяснишь…
— Я позвоню ему завтра и скажу, что вы просили меня доложить ему о состоянии здоровья его дочери. И постараюсь успокоить его тем, что мы постоянно следим за ее здоровьем.
— Спасибо, — улыбнулся Меррит.
— Нам надо думать не только о Клете, — произнес Спенсер. — В следующем году состоятся выборы. И этой администрации необходима сегодняшняя первая леди, нужна Ванесса, и как можно быстрее. В хорошей форме, готовая к новой кампании! — Он повернулся к доктору. — Вы сможете вернуть ее к жизни?
— Конечно. Другого пути нет.
— Всегда есть альтернативы. Возражение Спенсера прозвучало так, словно ветром холодным потянуло.
— Черт возьми, Спенсер, — произнес Меррит, — это звучит, как на похоронах. Не обращай внимания на этого демона тьмы и смерти, Джордж. — Он встал из-за стола и подошел к доктору. — Ванесса в хороших руках, и потому я не волнуюсь. И спасибо, что объяснил мне про этот самый синдром Мюнхгаузена, хотя он не имеет никакого отношения к смерти Роберта.
Глядя на доктора в упор, он добавил:
— Роберт перестал дышать прямо в своей кроватке. Причина неизвестна. Таково официальное заключение, и ты его разделяешь. Верно?
— Абсолютно! СВДС. — Доктор Аллан допил виски и, попрощавшись, вышел из кабинета.
— Лучше бы он был с нами, — заметил Спенсер, когда они остались с президентом наедине.
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— А Ванесса?
— Она всегда была с нами заодно, разве нет?
— Вначале — да. А сейчас я что-то не очень уверен… — Только Спенсер Мартин мог позволить себе делать такие откровенные замечания о первой леди.
Меррит высоко ценил способности своего главного советника, однако в этом вопросе они расходились во мнении.
— И все-таки. Спенсер, я настаиваю, на своем: народ хотел, чтобы Ванесса дала интервью. Она великолепно выглядела и хорошо говорила.
Спенсер, однако, так и не одобрил этой затеи.
— Я обеспокоен тем, что она еще до интервью встречалась с этой журналисткой.
— Я тоже волновался поначалу, — согласился Меррит. — Но все прошло замечательно, как для нее, так и для нас. Как сказал Джордж, от этого интервью никакого вреда.
И президент исподлобья взглянул на Спенсера.
— Поживем — увидим. — Многозначительно произнес главный советник.
— Ну хорошо, кто он?
— О ком вы? — не поднимая глаз, спросила Барри.
На полу перед ней лежали телефонограммы, визитки, открытки, письма от телезрителей, и все — по поводу сериала о СВДС. Она и представить не могла, что ее передача вызовет такой общественный резонанс.
— А ты скрытная, Барри. Решила не распространяться об этом…
Наконец журналистка подняла голову.
— О Боже!
На пороге стояла секретарша отдела новостей с огромной корзиной цветов, из-за которых ее почти не было видно.
— Куда поставить?
— Ух ты… — Как всегда, стол Барри был завален разными бумагами и представлял собой отнюдь не самое безопасное место. — Думаю, лучше всего на пол.
Опустив корзину, секретарша выпрямилась.
— Кто бы он ни был, пусть даже чистый крокодил внешне, выложить кучу баксов за цветы — это я тебе скажу не хухры-мухры! Он явно к тебе неравнодушен.
Барри развернула открытку, вложенную в букет, и заулыбалась.
— Я бы тоже так подумала, но он женат.
— Все они женаты, ну и что?!
Барри протянула женщине открытку. По мере того как секретарша читала написанную от руки записку, глаза ее становились шире и шире. Под конец она даже взвизгнула, чем привлекла внимание коллег, находящихся в этом огромном помещении.
Барри взяла открытку и, обращаясь сразу ко всем, произнесла:
— Это всего-навсего знак признательности со стороны нашего президента; он превозносит мой талант и способность проникать в суть дела, хвалит за великолепный сериал и благодарит за исполненный гражданский долг.
— Еще одно слово, и меня стошнит, — бросил присутствующий здесь Хови.
Барри засмеялась и вложила открытку обратно в конверт. Когда-нибудь она покажет ее своим внукам.
— Ты просто завидуешь и злишься, что я, в отличие от тебя, знакома с Мерритами.
Собравшиеся стали медленно расходиться, кто-то разворчался, что, мол, некоторым везет в этой жизни.
Оставшись одна, Барри сняла трубку и набрала номер. Тихим голосом она спросила:
— Ты свободен сегодня вечером?
— Ты серьезно?
— Холодильник пустой?
— Нет, есть два бифштекса.
— Я принесу вина. — Она взглянула на букет. — И цветы. Жди, через полчаса буду.
Глава 5
Глава 6
— Ну что ты! Чем навредило ее выступление перед камерой? — спросил доктор.
— Ради Бога, Джордж, кому, как не тебе, знать… — раздраженно отозвался Меррит. — Этот чертов сериал…
— Люди видят, — вмешался вдруг в разговор Спенсер. Меррит скользнул по нему взглядом, всем своим видом давая понять, что интересуется конкретными именами. — Обслуживающий персонал, сэр. Они видят, как меняется настроение у первой леди, и очень обеспокоены.
Президент с упреком посмотрел на доктора.
— Я не могу контролировать перепады настроения до тех пор, пока она будет так много пить, — ответил Джордж.
— Клет скоро совсем достанет меня! Я каждый раз повторяю ему, что потеря ребенка не могла не сказаться на ее здоровье. С чего он взял, что его дочь спокойно перенесет такую утрату?
— Все по-разному реагируют на трагедию. — Доктор старался помочь ему. — Некоторые люди с головой окунаются в работу, стараясь таким образом отвлечь себя от постоянных воспоминаний. Некоторые приходят к Богу, ставят свечки, молятся. Некоторые…
— Понятно, понятно. Все понятно — оборвал его Меррит. — Но мой тесть этого не понимает.
— Я поговорю с ним, если хочешь, — предложил Спенсер.
Президент невесело рассмеялся.
— Спенсер, ты не нравишься Клету. Если бы он захотел услышать об эмоциональном состоянии своей дочери, то ты был бы последним, кого он принял бы. Кстати, она тебя тоже не очень любит. — Он повернулся к доктору. — Но, возможно, если поговоришь с ним ты, Джордж, и объяснишь…
— Я позвоню ему завтра и скажу, что вы просили меня доложить ему о состоянии здоровья его дочери. И постараюсь успокоить его тем, что мы постоянно следим за ее здоровьем.
— Спасибо, — улыбнулся Меррит.
— Нам надо думать не только о Клете, — произнес Спенсер. — В следующем году состоятся выборы. И этой администрации необходима сегодняшняя первая леди, нужна Ванесса, и как можно быстрее. В хорошей форме, готовая к новой кампании! — Он повернулся к доктору. — Вы сможете вернуть ее к жизни?
— Конечно. Другого пути нет.
— Всегда есть альтернативы. Возражение Спенсера прозвучало так, словно ветром холодным потянуло.
— Черт возьми, Спенсер, — произнес Меррит, — это звучит, как на похоронах. Не обращай внимания на этого демона тьмы и смерти, Джордж. — Он встал из-за стола и подошел к доктору. — Ванесса в хороших руках, и потому я не волнуюсь. И спасибо, что объяснил мне про этот самый синдром Мюнхгаузена, хотя он не имеет никакого отношения к смерти Роберта.
Глядя на доктора в упор, он добавил:
— Роберт перестал дышать прямо в своей кроватке. Причина неизвестна. Таково официальное заключение, и ты его разделяешь. Верно?
— Абсолютно! СВДС. — Доктор Аллан допил виски и, попрощавшись, вышел из кабинета.
— Лучше бы он был с нами, — заметил Спенсер, когда они остались с президентом наедине.
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— А Ванесса?
— Она всегда была с нами заодно, разве нет?
— Вначале — да. А сейчас я что-то не очень уверен… — Только Спенсер Мартин мог позволить себе делать такие откровенные замечания о первой леди.
Меррит высоко ценил способности своего главного советника, однако в этом вопросе они расходились во мнении.
— И все-таки. Спенсер, я настаиваю, на своем: народ хотел, чтобы Ванесса дала интервью. Она великолепно выглядела и хорошо говорила.
Спенсер, однако, так и не одобрил этой затеи.
— Я обеспокоен тем, что она еще до интервью встречалась с этой журналисткой.
— Я тоже волновался поначалу, — согласился Меррит. — Но все прошло замечательно, как для нее, так и для нас. Как сказал Джордж, от этого интервью никакого вреда.
И президент исподлобья взглянул на Спенсера.
— Поживем — увидим. — Многозначительно произнес главный советник.
— Ну хорошо, кто он?
— О ком вы? — не поднимая глаз, спросила Барри.
На полу перед ней лежали телефонограммы, визитки, открытки, письма от телезрителей, и все — по поводу сериала о СВДС. Она и представить не могла, что ее передача вызовет такой общественный резонанс.
— А ты скрытная, Барри. Решила не распространяться об этом…
Наконец журналистка подняла голову.
— О Боже!
На пороге стояла секретарша отдела новостей с огромной корзиной цветов, из-за которых ее почти не было видно.
— Куда поставить?
— Ух ты… — Как всегда, стол Барри был завален разными бумагами и представлял собой отнюдь не самое безопасное место. — Думаю, лучше всего на пол.
Опустив корзину, секретарша выпрямилась.
— Кто бы он ни был, пусть даже чистый крокодил внешне, выложить кучу баксов за цветы — это я тебе скажу не хухры-мухры! Он явно к тебе неравнодушен.
Барри развернула открытку, вложенную в букет, и заулыбалась.
— Я бы тоже так подумала, но он женат.
— Все они женаты, ну и что?!
Барри протянула женщине открытку. По мере того как секретарша читала написанную от руки записку, глаза ее становились шире и шире. Под конец она даже взвизгнула, чем привлекла внимание коллег, находящихся в этом огромном помещении.
Барри взяла открытку и, обращаясь сразу ко всем, произнесла:
— Это всего-навсего знак признательности со стороны нашего президента; он превозносит мой талант и способность проникать в суть дела, хвалит за великолепный сериал и благодарит за исполненный гражданский долг.
— Еще одно слово, и меня стошнит, — бросил присутствующий здесь Хови.
Барри засмеялась и вложила открытку обратно в конверт. Когда-нибудь она покажет ее своим внукам.
— Ты просто завидуешь и злишься, что я, в отличие от тебя, знакома с Мерритами.
Собравшиеся стали медленно расходиться, кто-то разворчался, что, мол, некоторым везет в этой жизни.
Оставшись одна, Барри сняла трубку и набрала номер. Тихим голосом она спросила:
— Ты свободен сегодня вечером?
— Ты серьезно?
— Холодильник пустой?
— Нет, есть два бифштекса.
— Я принесу вина. — Она взглянула на букет. — И цветы. Жди, через полчаса буду.
Глава 5
— Ты сказала, что будешь через полчаса!
— Не порти мне настроение, лучше руку подай. — Барри бережно держала в руках президентский букет, две бутылки вина и бумажный пакет с продуктами.
— Ты что, обокрала свежую могилу? — спросил Дэйли Уолш, глядя на цветы.
— Очень остроумно, — язвительно заметила Барри. — На-ка, почитай.
Он вынул из букета открытку и, прочитав, присвистнул.
— Впечатляет!
Она весело улыбнулась.
— Что и следовало ожидать.
— Какие у тебя планы?
— Для начала «обмыть».
— Прекрасная идея!
Они вместе прошли на кухню — самое привлекательное место в этом исключительно уродливом доме.
— Ну, как ты? — заботливо спросила она.
— Как видишь, пока жив.
Однако Тед Уолш, или, как его еще называли друзья, Дэйли, выглядел так, словно каждый вздох для него мог стать последним. У него была прогрессирующая эмфизема, вызванная бессчетным количеством выкуренных сигарет за то долгое время, что он обеспечивал население новостями.
Закончив среднюю школу, он подрядился на работу в одну из ежедневных газет, отсюда и прозвище. Работал он много и на разных должностях, в результате чего стал шефом отдела новостей на телевидении города Ричмонда. Однако ему пришлось оставить этот пост в связи с болезнью.
По возрасту ему еще не полагалось социальное обеспечение — возможно, он никогда ничего и не получит, — и потому жил он на скромную пенсию. Мясо уже почти разморозилось и лежало на разделочном столе. Пока Барри готовила ужин, Дейли, плеснув себе вина, наслаждался его букетом.
Откатив переносной кислородный баллон, чтобы он не мешал Барри, Дэйли произнес:
— У Кронкрайта сегодня будет праздник желудка. От таких костей с мясом и потенция повысится!
— Вряд ли, он бесплоден.
— О, я совсем забыл! Ты кастрировала даже его. Она раздраженно стукнула крышкой от сковородки по разделочному столу и повернулась к бывшему шефу.
— Не заводись!
— Но это правда. Ты открутила яйца всем мужчинам, с которыми встречалась. Таким способом ты стараешься оттолкнуть их от себя прежде, чем это сделают с тобой.
— Я тебя не отвергала.
— Я не в счет, — с трудом усмехнувшись, произнес Дэйли. — Во всяком случае, я слишком стар и болен и поэтому не представляю угрозы. А если серьезно, то тебе не следует тратить свои вечера на встречи со мной. Если ты считаешь, что я самый лучший на свете мужчина, то мне искренне тебя жаль.
— Но я люблю тебя, Дэйли. — Она приблизилась и чмокнула его в щеку.
— Выбрось это из головы. — Он мягко оттолкнул ее. — И смотри не пережарь мясо! Я люблю, чтобы с кровью.
Барри не обращала внимания на его грубость. Их привязанность друг к другу была взаимной. В свое время они тяжело сближались, но теперь ничто не могло разрушить их дружбу. Он и достигли в общении такого уровня, когда неодобрение или осуждение равносильно выражению нежности.
— Я двадцать лет жизни убил на сигареты, — заметил Дэйли после ужина, когда они пили кофе в спальне. Он откинулся в кресле, вставил две пластиковые трубочки, подсоединенные к переносному кислородному баллону, лежащему у ног.
Барри, устроившись на диване поудобнее, подложила себе под голову подушку.
— Недавно я встретилась с человеком, у которого был никотиновый приступ. Ты даже представить себе не сможешь, кто это!
— Ну и кто же?
— Это секрет.
— Кому я расскажу? Кроме тебя, ко мне никто и не заходит.
— Стоит тебе захотеть, и у тебя появилось бы множество друзей. Ты сам никого не приглашаешь.
— Не выношу жалости!
— Тогда хорошо бы примкнуть к кому-то.
— Кто захочет проводить время с больными, которые всасывают воздух через трубочки?
— Мы уже говорили об этом, — монотонно произнесла Барри. — Давай не будем снова поднимать эту тему.
— Ладно, — проворчал он. — Кто он — этот загадочный курильщик?
Поколебавшись, она ответила:
— Наша первая леди.
От удивления брови его поползли вверх.
— Она нервничала перед тем, как дать интервью? — спросил он.
— Нет. Это было в тот день, когда мы встретились с ней за чашкой кофе в ресторане.
— Ну а теперь, после того как ты поговорила с ней с глазу на глаз, ты все еще считаешь, что она глупа?
— Я никогда так не считала.
Он пристально посмотрел на нее.
— Ты частенько ее так называла, сидя именно на этом диване. Красавица из Миссисипи. Не ты ли придумала для нее такое прозвище? Раньше ты говорила о ней, как о женщине, у которой никогда нет своего, отличного от других, мнения. Говорила, что ее взгляды формировались мужчинами, перед которыми она преклонялась, то есть отцом и мужем. А еще ты не раз повторяла, что она пустая и скучная. Может, я что-то забыл?
— Нет, конечно. — Барри вздохнула и рассеянно потянулась за кофе. — Я до сих пор так считаю, но в то же время мне ее очень жаль. Все-таки у нее умер ребенок.
Барри задумалась, глядя в одну точку.
— Ну и что?
Вопрос Дейли заставил ее встрепенуться.
— О чем ты? — спросила она.
— Судя по всему, ты мучаешься какой-то очень важной проблемой. Я весь вечер ждал, что ты откроешься и выложишь мне все без утайки, но…
Она могла скрыть свои переживания и эмоции от любого, включая и самое себя, но ничто не могло ускользнуть от острых глаз Дэйли. Когда она оказывалась в затруднительном положении или находилась в стрессовом состоянии, он своим внутренним радаром всегда улавливал изменения в ее настроении. Благодаря этой своей способности он и стал великолепным репортером.
— Я не знаю, что это, — честно призналась она. — Это как…
— Зуд. Как будто хочется чесаться.
— Да, что-то наподобие.
— То есть ты хочешь сказать, что ходишь вокруг да около, но только непонятно, около чего?..
Дэйли, сидя в кресле, наклонился вперед, и глаза его зажглись жизнью. Щеки порозовели, он выглядел лучше, чем в прошлый раз, если можно так сказать, учитывая всю тяжесть его болезни.
Барри стало как-то не по себе. Возможно, в этой истории ничего особенного не было, и поэтому Дэйли мог сильно разочароваться. Но, с другой стороны, что плохого, если она поделится с ним своими мыслями? Возможно, Дэйли сможет что-то разглядеть, а нет — так прямо скажет об этом.
— Сериал о СВДС вызвал большой интерес к проблеме со стороны общественности, — начала она. (Благодаря спутниковому телевидению сериал был показан на всю страну.)
— Карьера обеспечена, — отозвался Дэйли. — Что ты и хотела, разве нет? Ну так что тебя волнует? Она посмотрела на свой уже остывший кофе и продолжила:
— Впервые встретившись с ней, я почувствовала, что она в чем-то винит себя, и мне пришлось ее успокаивать. Разве она виновата в этой смерти — уж так случилось. Она как-то странно отреагировала, просто спросила: «Правда?» Этот вопрос и то, с какой интонацией она его задала, побудили меня заняться СВДС. На глаза мне попалась странная история о женщине, у которой было четверо детей, и все они умерли от этого синдрома. Впоследствии оказалось, что синдром здесь ни при чем.
— У нее был… как его…
— Синдром Мюнхгаузена, — подсказала Барри. — В настоящее время расследуются несколько случаев такой детской смертности во время сна. Матерей обвиняют в убийстве их собственных детей, а они делали это ради того, чтобы привлечь к себе внимание. — Глубоко вдохнув и задержав дыхание, она посмотрела на Дэйли.
Выдержав ее взгляд, он наконец произнес:
— Ты полагаешь, что первая леди Соединенных Штатов Америки убила своего ребенка?
Барри поставила кофейную чашечку на столик и поднялась.
— Я этого не говорила.
— Но прозвучало именно так.
— Я вовсе не это имела в виду, Дэйли. Клянусь!
— Тогда почему ты такая озабоченная сегодня?
— Не знаю! Но что-то здесь не так. — Она снова опустилась на диван и обхватила голову руками. — За последние несколько недель я дважды встречалась с Ванессой Меррит. Во время первой встречи она вела себя как наркоманка. Казалось, эта женщина находится на грани нервного срыва. А в день интервью она была совершенно другим человеком. Высокомерная. Спокойная. Правильная. Каждое движение выверено, каждое слово продумано.
— Интервью получилось хорошим.
— Бесстрастное интервью, Дэйли, и ты это знаешь. — По выражению столица Барри поняла, что он согласен. — Это интервью с миссис Меррит замышлялось самым ярким эпизодом во всем сериале, а оказалось самым неинтересным. Она смотрелась неестественно! Если бы во время нашей первой встречи она вела себя так же, то я, возможно, ничего и не заметила бы, но этот контраст между первой и второй Ванессой Меррит был просто ошеломляющим!
— Думаешь, она перед интервью чего-то наглоталась? — недоуменно спросил Дэйли.
— Возможно. Мне показалось, что во время приема миссис Меррит находилась под воздействием лекарств или же была просто пьяна. Великолепна, как всегда, и в то же время какая-то рассеянная… Почти… Ну не знаю… боюсь… президент отнесся… — Она запнулась. — Ладно, это уже другая тема. В общем, Меррит приветствовал меня так, словно мы с ним давным-давно знакомы. Мне, конечно, польстило внимание с его стороны, но все это как-то странно. Он одинаково одобрительно отозвался о сериале как до, так и после его выхода в эфир. Опять же эти цветы… Наверное, цена букета нанесла невосполнимый урон национальному бюджету.
— Значит, все твои измышления несостоятельны? Он бы изменил свое отношение к тебе и к твоему «произведению», если бы фильм выставлял его жену в неприглядном свете.
— Просто удивительно! Я уже давно не давала материалов о Белом доме, и вдруг теперь, после показа моего фильма, мы с президентом становимся хорошими друзьями. С чего бы это?!
— Все очень просто, Барри. На будущий год состоятся президентские выборы, он хочет быть переизбран на новы и срок. И потому надо задобрить журналистов, а ты ведь из этой братии. Победишь в прессе — выиграешь на выборах.
С Дэйли трудно не согласиться. Дэвид Меррит еще тогда, когда впервые избирался в конгресс, уже знал, как расположить к себе средства массовой информации. Эта взаимная любовь продолжалась и во время его предвыборной кампании. Несмотря на то что пресса и телевидение по-прежнему благосклонны к нему, связь эта несколько ослабла. Впрочем, Барри Трэвис была мелким репортером и не имела практически никакого влияния. Почему же в таком случае он выказал ей свое расположение?
После первой встречи с Ванессой Меррит голова ее раскалывалась от головоломок и загадок, невозможно было сосредоточиться ни на одной из них, ибо в каждой чувствовалась опасная западня.
— Возможно, я и проигнорировала бы эти нестыковки и продолжала бы спать по ночам спокойно, — отозвалась девушка. — Однако меня смущает одно обстоятельство: после интервью Ванесса крепко меня обняла. Меня!
— Просто-напросто хотела поблагодарить.
— Нет, это был предлог.
— То есть?
— Обняв, она шепнула мне на ухо так, что никто не мог услышать: «Барри, пожалуйста, помоги мне. Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?"
— Черт!
— Я совершенно точно знаю, Дэйли, что это был первый и единственный раз, когда она осмелилась на эмоции. В голосе ее звучало отчаяние! Как думаешь, что она имела в виду?
— Откуда, черт подери, мне знать? Это могло, например, означать: помоги моему мужу остаться на второй срок. Или: помоги обратить общественное сознание к проблеме СВДС. Или: помоги мне преодолеть мое горе. В этой фразе либо заключено очень многое либо ничего.
— Ничего так ничего, — подхватила Барри. — В любом другом случае факты могут оказаться взрывоопасными.
Он покачал головой.
— Не верю. Зачем ей убивать своего ребенка, да еще если он такой долгожданный?
— Мы вроде уже выяснили это: синдром Мюнхгаузена!
— Вряд ли, — возразил он. — Женщины, страдающие этим расстройством, как правило, жаждут симпатии и внимания. Ванесса Меррит привлекает куда больше внимания к своей персоне, чем любая другая женщина на земле.
— А как насчет внимания одного-единственного, которого следует иметь в виду в первую очередь?
— Президента? Думаешь, она, ощутив себя заброшенной, пыталась таким образом обратить на себя внимание?
— Почему бы и нет?
— Маловероятно.
— Но возможно, — вздохнула Барри. — Вспомни всеобщую симпатию к Джеки Кеннеди, когда умер ее малыш Патрик. На нее чуть ли не молились! Икона да и только.
— На то была масса других причин, а отнюдь не смерть ребенка.
— Тем не менее именно эта трагедия способствовала созданию ореола вокруг ее имени. Возможно, нынешняя первая леди хотела бы создать что-то подобное и вокруг себя.
— Следующую версию, — произнес Дэйли, сопровождая фразу резким взмахом.
— А что, если один из супругов вирусоноситель? Ребенок мог быть инфицирован. Миссис Меррит рисковала быть униженной, если бы об их сексуальной жизни узнал весь мир.
— Опять маловероятно, — покачал головой Дэйли, — ибо носителя вируса вовремя выявили бы, например, в период беременности Ванессы. Президент прошел медосмотр. К тому же такого рода секреты не долго остаются в тайне.
— Наверное, ты прав, — немного подумав, произнесла она. — Мы явно проглядели что-то очевидное. Что, если мотивом ее поступка послужила обыкновенная, накапливаемая ежедневно злоба? Она производит впечатление женщины, которая привыкла все делать по-своему и не терпит отказов.
— Ну и что дальше?
— Она убила своего сына, тем самым наказывая президента за его любовные связи.
— За слухи о любовных связях.
— Перестань, Дэйли, — вздохнула Барри — Ни для кого не секрет, что он слаб по части женского пола. Пусть даже его еще ни разу не застукали в постели с какой-нибудь голой девицей.
— А поскольку этого не произошло и вся творческая бригада передачи «Шестьдесят секунд» вместе с Майком Уолсом еще не запечатлела сие на пленку, то все, что говорят о президенте, остается слухами.
— Миссис Меррит должна знать.
— Ну конечно, знает. Впрочем, будет притворяться, что знать не знает, как и любая другая жена государственного деятеля, муж которой ей изменяет.
— И тем не менее я считаю, что мотивация таких женщин достаточно сильна. Дэйли задумчиво произнес:
— Барри, эта история привлекла к тебе большое внимание. Положительное на сегодняшний день.
— Этот успех для меня ровным счетом ничего не значит.
— Ой ли?! Сериал был так хорош, что временно оттеснил на второй план другие важные события. Ты заслужила всеобщее признание, но остерегайся оказаться прожорливой. Ты в самом деле не искусственно разжигаешь свой неожиданный интерес, выдумывая новую историю? Возможно, таким образом ты хочешь вырваться из плена профессиональной безызвестности?
Ответ уже готов был сорваться с ее языка, но она почему-то еще раз все проанализировала. Подгоняла ли она факты и обстоятельства под свои собственные цели? Придала ли своей объективности амбициозный оттенок? Может, вместо того чтобы открыть новые волнующие истории, она ухватилась за старую, сделав неверное заключение?
— Нет, я взглянула на этот случай объективно и со всех сторон. Женщина потеряла ребенка, и в этой связи мои симпатии на ее стороне. Но так ли уж невозможно, что вместо жертвы безжалостного рока она стала жертвой необъяснимой злобы, которая вынудила ее совершить ужасное преступление? Именно этот вопрос засел у меня в голове, и я никак не могу найти вразумительного ответа. Все очень сомнительно с самого начала, — продолжила Барри после долгой паузы. — Почему она позвонила и пригласила меня на встречу? Она никогда не делала этого ни с одним из знакомых мне журналистов. А во время нашей беседы у меня сложилось впечатление, что она пыталась сообщить мне что-то, о чем никак не могла заявить. Что, если это «что-то» было признанием? Она еще помолчала, потом снова заговорила.
— Не будь она первой леди, я не стала бы ждать так долго, а давно бы уже приступила к расследованию. Я считаю, что надо копнуть поглубже. И как бы банально и высокопарно это ни звучало, я должна сделать такой шаг ради нашей страны.
— Ну ладно, — откликнулся Дэйли. — Позволь задать тебе всего лишь один вопрос.
— Валяй.
— Что, черт подери, ты тут делаешь?
— Не порти мне настроение, лучше руку подай. — Барри бережно держала в руках президентский букет, две бутылки вина и бумажный пакет с продуктами.
— Ты что, обокрала свежую могилу? — спросил Дэйли Уолш, глядя на цветы.
— Очень остроумно, — язвительно заметила Барри. — На-ка, почитай.
Он вынул из букета открытку и, прочитав, присвистнул.
— Впечатляет!
Она весело улыбнулась.
— Что и следовало ожидать.
— Какие у тебя планы?
— Для начала «обмыть».
— Прекрасная идея!
Они вместе прошли на кухню — самое привлекательное место в этом исключительно уродливом доме.
— Ну, как ты? — заботливо спросила она.
— Как видишь, пока жив.
Однако Тед Уолш, или, как его еще называли друзья, Дэйли, выглядел так, словно каждый вздох для него мог стать последним. У него была прогрессирующая эмфизема, вызванная бессчетным количеством выкуренных сигарет за то долгое время, что он обеспечивал население новостями.
Закончив среднюю школу, он подрядился на работу в одну из ежедневных газет, отсюда и прозвище. Работал он много и на разных должностях, в результате чего стал шефом отдела новостей на телевидении города Ричмонда. Однако ему пришлось оставить этот пост в связи с болезнью.
По возрасту ему еще не полагалось социальное обеспечение — возможно, он никогда ничего и не получит, — и потому жил он на скромную пенсию. Мясо уже почти разморозилось и лежало на разделочном столе. Пока Барри готовила ужин, Дейли, плеснув себе вина, наслаждался его букетом.
Откатив переносной кислородный баллон, чтобы он не мешал Барри, Дэйли произнес:
— У Кронкрайта сегодня будет праздник желудка. От таких костей с мясом и потенция повысится!
— Вряд ли, он бесплоден.
— О, я совсем забыл! Ты кастрировала даже его. Она раздраженно стукнула крышкой от сковородки по разделочному столу и повернулась к бывшему шефу.
— Не заводись!
— Но это правда. Ты открутила яйца всем мужчинам, с которыми встречалась. Таким способом ты стараешься оттолкнуть их от себя прежде, чем это сделают с тобой.
— Я тебя не отвергала.
— Я не в счет, — с трудом усмехнувшись, произнес Дэйли. — Во всяком случае, я слишком стар и болен и поэтому не представляю угрозы. А если серьезно, то тебе не следует тратить свои вечера на встречи со мной. Если ты считаешь, что я самый лучший на свете мужчина, то мне искренне тебя жаль.
— Но я люблю тебя, Дэйли. — Она приблизилась и чмокнула его в щеку.
— Выбрось это из головы. — Он мягко оттолкнул ее. — И смотри не пережарь мясо! Я люблю, чтобы с кровью.
Барри не обращала внимания на его грубость. Их привязанность друг к другу была взаимной. В свое время они тяжело сближались, но теперь ничто не могло разрушить их дружбу. Он и достигли в общении такого уровня, когда неодобрение или осуждение равносильно выражению нежности.
— Я двадцать лет жизни убил на сигареты, — заметил Дэйли после ужина, когда они пили кофе в спальне. Он откинулся в кресле, вставил две пластиковые трубочки, подсоединенные к переносному кислородному баллону, лежащему у ног.
Барри, устроившись на диване поудобнее, подложила себе под голову подушку.
— Недавно я встретилась с человеком, у которого был никотиновый приступ. Ты даже представить себе не сможешь, кто это!
— Ну и кто же?
— Это секрет.
— Кому я расскажу? Кроме тебя, ко мне никто и не заходит.
— Стоит тебе захотеть, и у тебя появилось бы множество друзей. Ты сам никого не приглашаешь.
— Не выношу жалости!
— Тогда хорошо бы примкнуть к кому-то.
— Кто захочет проводить время с больными, которые всасывают воздух через трубочки?
— Мы уже говорили об этом, — монотонно произнесла Барри. — Давай не будем снова поднимать эту тему.
— Ладно, — проворчал он. — Кто он — этот загадочный курильщик?
Поколебавшись, она ответила:
— Наша первая леди.
От удивления брови его поползли вверх.
— Она нервничала перед тем, как дать интервью? — спросил он.
— Нет. Это было в тот день, когда мы встретились с ней за чашкой кофе в ресторане.
— Ну а теперь, после того как ты поговорила с ней с глазу на глаз, ты все еще считаешь, что она глупа?
— Я никогда так не считала.
Он пристально посмотрел на нее.
— Ты частенько ее так называла, сидя именно на этом диване. Красавица из Миссисипи. Не ты ли придумала для нее такое прозвище? Раньше ты говорила о ней, как о женщине, у которой никогда нет своего, отличного от других, мнения. Говорила, что ее взгляды формировались мужчинами, перед которыми она преклонялась, то есть отцом и мужем. А еще ты не раз повторяла, что она пустая и скучная. Может, я что-то забыл?
— Нет, конечно. — Барри вздохнула и рассеянно потянулась за кофе. — Я до сих пор так считаю, но в то же время мне ее очень жаль. Все-таки у нее умер ребенок.
Барри задумалась, глядя в одну точку.
— Ну и что?
Вопрос Дейли заставил ее встрепенуться.
— О чем ты? — спросила она.
— Судя по всему, ты мучаешься какой-то очень важной проблемой. Я весь вечер ждал, что ты откроешься и выложишь мне все без утайки, но…
Она могла скрыть свои переживания и эмоции от любого, включая и самое себя, но ничто не могло ускользнуть от острых глаз Дэйли. Когда она оказывалась в затруднительном положении или находилась в стрессовом состоянии, он своим внутренним радаром всегда улавливал изменения в ее настроении. Благодаря этой своей способности он и стал великолепным репортером.
— Я не знаю, что это, — честно призналась она. — Это как…
— Зуд. Как будто хочется чесаться.
— Да, что-то наподобие.
— То есть ты хочешь сказать, что ходишь вокруг да около, но только непонятно, около чего?..
Дэйли, сидя в кресле, наклонился вперед, и глаза его зажглись жизнью. Щеки порозовели, он выглядел лучше, чем в прошлый раз, если можно так сказать, учитывая всю тяжесть его болезни.
Барри стало как-то не по себе. Возможно, в этой истории ничего особенного не было, и поэтому Дэйли мог сильно разочароваться. Но, с другой стороны, что плохого, если она поделится с ним своими мыслями? Возможно, Дэйли сможет что-то разглядеть, а нет — так прямо скажет об этом.
— Сериал о СВДС вызвал большой интерес к проблеме со стороны общественности, — начала она. (Благодаря спутниковому телевидению сериал был показан на всю страну.)
— Карьера обеспечена, — отозвался Дэйли. — Что ты и хотела, разве нет? Ну так что тебя волнует? Она посмотрела на свой уже остывший кофе и продолжила:
— Впервые встретившись с ней, я почувствовала, что она в чем-то винит себя, и мне пришлось ее успокаивать. Разве она виновата в этой смерти — уж так случилось. Она как-то странно отреагировала, просто спросила: «Правда?» Этот вопрос и то, с какой интонацией она его задала, побудили меня заняться СВДС. На глаза мне попалась странная история о женщине, у которой было четверо детей, и все они умерли от этого синдрома. Впоследствии оказалось, что синдром здесь ни при чем.
— У нее был… как его…
— Синдром Мюнхгаузена, — подсказала Барри. — В настоящее время расследуются несколько случаев такой детской смертности во время сна. Матерей обвиняют в убийстве их собственных детей, а они делали это ради того, чтобы привлечь к себе внимание. — Глубоко вдохнув и задержав дыхание, она посмотрела на Дэйли.
Выдержав ее взгляд, он наконец произнес:
— Ты полагаешь, что первая леди Соединенных Штатов Америки убила своего ребенка?
Барри поставила кофейную чашечку на столик и поднялась.
— Я этого не говорила.
— Но прозвучало именно так.
— Я вовсе не это имела в виду, Дэйли. Клянусь!
— Тогда почему ты такая озабоченная сегодня?
— Не знаю! Но что-то здесь не так. — Она снова опустилась на диван и обхватила голову руками. — За последние несколько недель я дважды встречалась с Ванессой Меррит. Во время первой встречи она вела себя как наркоманка. Казалось, эта женщина находится на грани нервного срыва. А в день интервью она была совершенно другим человеком. Высокомерная. Спокойная. Правильная. Каждое движение выверено, каждое слово продумано.
— Интервью получилось хорошим.
— Бесстрастное интервью, Дэйли, и ты это знаешь. — По выражению столица Барри поняла, что он согласен. — Это интервью с миссис Меррит замышлялось самым ярким эпизодом во всем сериале, а оказалось самым неинтересным. Она смотрелась неестественно! Если бы во время нашей первой встречи она вела себя так же, то я, возможно, ничего и не заметила бы, но этот контраст между первой и второй Ванессой Меррит был просто ошеломляющим!
— Думаешь, она перед интервью чего-то наглоталась? — недоуменно спросил Дэйли.
— Возможно. Мне показалось, что во время приема миссис Меррит находилась под воздействием лекарств или же была просто пьяна. Великолепна, как всегда, и в то же время какая-то рассеянная… Почти… Ну не знаю… боюсь… президент отнесся… — Она запнулась. — Ладно, это уже другая тема. В общем, Меррит приветствовал меня так, словно мы с ним давным-давно знакомы. Мне, конечно, польстило внимание с его стороны, но все это как-то странно. Он одинаково одобрительно отозвался о сериале как до, так и после его выхода в эфир. Опять же эти цветы… Наверное, цена букета нанесла невосполнимый урон национальному бюджету.
— Значит, все твои измышления несостоятельны? Он бы изменил свое отношение к тебе и к твоему «произведению», если бы фильм выставлял его жену в неприглядном свете.
— Просто удивительно! Я уже давно не давала материалов о Белом доме, и вдруг теперь, после показа моего фильма, мы с президентом становимся хорошими друзьями. С чего бы это?!
— Все очень просто, Барри. На будущий год состоятся президентские выборы, он хочет быть переизбран на новы и срок. И потому надо задобрить журналистов, а ты ведь из этой братии. Победишь в прессе — выиграешь на выборах.
С Дэйли трудно не согласиться. Дэвид Меррит еще тогда, когда впервые избирался в конгресс, уже знал, как расположить к себе средства массовой информации. Эта взаимная любовь продолжалась и во время его предвыборной кампании. Несмотря на то что пресса и телевидение по-прежнему благосклонны к нему, связь эта несколько ослабла. Впрочем, Барри Трэвис была мелким репортером и не имела практически никакого влияния. Почему же в таком случае он выказал ей свое расположение?
После первой встречи с Ванессой Меррит голова ее раскалывалась от головоломок и загадок, невозможно было сосредоточиться ни на одной из них, ибо в каждой чувствовалась опасная западня.
— Возможно, я и проигнорировала бы эти нестыковки и продолжала бы спать по ночам спокойно, — отозвалась девушка. — Однако меня смущает одно обстоятельство: после интервью Ванесса крепко меня обняла. Меня!
— Просто-напросто хотела поблагодарить.
— Нет, это был предлог.
— То есть?
— Обняв, она шепнула мне на ухо так, что никто не мог услышать: «Барри, пожалуйста, помоги мне. Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?"
— Черт!
— Я совершенно точно знаю, Дэйли, что это был первый и единственный раз, когда она осмелилась на эмоции. В голосе ее звучало отчаяние! Как думаешь, что она имела в виду?
— Откуда, черт подери, мне знать? Это могло, например, означать: помоги моему мужу остаться на второй срок. Или: помоги обратить общественное сознание к проблеме СВДС. Или: помоги мне преодолеть мое горе. В этой фразе либо заключено очень многое либо ничего.
— Ничего так ничего, — подхватила Барри. — В любом другом случае факты могут оказаться взрывоопасными.
Он покачал головой.
— Не верю. Зачем ей убивать своего ребенка, да еще если он такой долгожданный?
— Мы вроде уже выяснили это: синдром Мюнхгаузена!
— Вряд ли, — возразил он. — Женщины, страдающие этим расстройством, как правило, жаждут симпатии и внимания. Ванесса Меррит привлекает куда больше внимания к своей персоне, чем любая другая женщина на земле.
— А как насчет внимания одного-единственного, которого следует иметь в виду в первую очередь?
— Президента? Думаешь, она, ощутив себя заброшенной, пыталась таким образом обратить на себя внимание?
— Почему бы и нет?
— Маловероятно.
— Но возможно, — вздохнула Барри. — Вспомни всеобщую симпатию к Джеки Кеннеди, когда умер ее малыш Патрик. На нее чуть ли не молились! Икона да и только.
— На то была масса других причин, а отнюдь не смерть ребенка.
— Тем не менее именно эта трагедия способствовала созданию ореола вокруг ее имени. Возможно, нынешняя первая леди хотела бы создать что-то подобное и вокруг себя.
— Следующую версию, — произнес Дэйли, сопровождая фразу резким взмахом.
— А что, если один из супругов вирусоноситель? Ребенок мог быть инфицирован. Миссис Меррит рисковала быть униженной, если бы об их сексуальной жизни узнал весь мир.
— Опять маловероятно, — покачал головой Дэйли, — ибо носителя вируса вовремя выявили бы, например, в период беременности Ванессы. Президент прошел медосмотр. К тому же такого рода секреты не долго остаются в тайне.
— Наверное, ты прав, — немного подумав, произнесла она. — Мы явно проглядели что-то очевидное. Что, если мотивом ее поступка послужила обыкновенная, накапливаемая ежедневно злоба? Она производит впечатление женщины, которая привыкла все делать по-своему и не терпит отказов.
— Ну и что дальше?
— Она убила своего сына, тем самым наказывая президента за его любовные связи.
— За слухи о любовных связях.
— Перестань, Дэйли, — вздохнула Барри — Ни для кого не секрет, что он слаб по части женского пола. Пусть даже его еще ни разу не застукали в постели с какой-нибудь голой девицей.
— А поскольку этого не произошло и вся творческая бригада передачи «Шестьдесят секунд» вместе с Майком Уолсом еще не запечатлела сие на пленку, то все, что говорят о президенте, остается слухами.
— Миссис Меррит должна знать.
— Ну конечно, знает. Впрочем, будет притворяться, что знать не знает, как и любая другая жена государственного деятеля, муж которой ей изменяет.
— И тем не менее я считаю, что мотивация таких женщин достаточно сильна. Дэйли задумчиво произнес:
— Барри, эта история привлекла к тебе большое внимание. Положительное на сегодняшний день.
— Этот успех для меня ровным счетом ничего не значит.
— Ой ли?! Сериал был так хорош, что временно оттеснил на второй план другие важные события. Ты заслужила всеобщее признание, но остерегайся оказаться прожорливой. Ты в самом деле не искусственно разжигаешь свой неожиданный интерес, выдумывая новую историю? Возможно, таким образом ты хочешь вырваться из плена профессиональной безызвестности?
Ответ уже готов был сорваться с ее языка, но она почему-то еще раз все проанализировала. Подгоняла ли она факты и обстоятельства под свои собственные цели? Придала ли своей объективности амбициозный оттенок? Может, вместо того чтобы открыть новые волнующие истории, она ухватилась за старую, сделав неверное заключение?
— Нет, я взглянула на этот случай объективно и со всех сторон. Женщина потеряла ребенка, и в этой связи мои симпатии на ее стороне. Но так ли уж невозможно, что вместо жертвы безжалостного рока она стала жертвой необъяснимой злобы, которая вынудила ее совершить ужасное преступление? Именно этот вопрос засел у меня в голове, и я никак не могу найти вразумительного ответа. Все очень сомнительно с самого начала, — продолжила Барри после долгой паузы. — Почему она позвонила и пригласила меня на встречу? Она никогда не делала этого ни с одним из знакомых мне журналистов. А во время нашей беседы у меня сложилось впечатление, что она пыталась сообщить мне что-то, о чем никак не могла заявить. Что, если это «что-то» было признанием? Она еще помолчала, потом снова заговорила.
— Не будь она первой леди, я не стала бы ждать так долго, а давно бы уже приступила к расследованию. Я считаю, что надо копнуть поглубже. И как бы банально и высокопарно это ни звучало, я должна сделать такой шаг ради нашей страны.
— Ну ладно, — откликнулся Дэйли. — Позволь задать тебе всего лишь один вопрос.
— Валяй.
— Что, черт подери, ты тут делаешь?
Глава 6
После недели усердной и безуспешной работы Барри немного поостыла. Результаты поиска причин смерти Роберта Раетона Меррита разочаровали ее.
Она исследовала каждый возможный вариант, который ранее обсудила с Дэйли, но это ни к чему не привело. Ситуация складывалась веселенькая: дело требовало более глубокого расследования и потому всеобщей огласки.
Вдобавок ко всему положение усугублялось состоянием здоровья Хови — у него опять обострилась простата, и он, конечно же, не упустил возможности поведать Барри самые противные подробности, — и поэтому он был сварливее, чем прежде. Снедаемый завистью, Хови поручал теперь Барри готовить такие репортажи, от которых отказывались все остальные журналисты, а затем пускал их в эфир в самое неудобное время. Она без разговоров бралась за работу и старалась как можно быстрее справиться, чтобы всю себя без остатка посвятить единственной загадке, которая по-настоящему ее волновала.
Версия о том, что первая леди задушила своего ребенка, тоже казалась не правдоподобной. Наказание за измену? Публичная смертная казнь? Пожарные меры?
У Барри начались психические расстройства. Иногда ей казалось, что она превращается в Ванессу Меррит, и это ее пугало. Ей слышались разные голоса, она искала скрытый смысл в любом явлении. Надо было выбросить эту историю из головы и сконцентрировать все свои усилия на поручениях Хови. Ведь ее звезда, вспыхнувшая после выхода сериала, могла в любой момент трансформироваться в черную дыру, способную погубить и ее, и ее карьеру.
Но она не сдавалась, не в силах забыть о происшедшем. Что было бы, если бы Бернштейн и Вудворт после ряда неудач в свое время отказались от Уотергейтского дела?!
Сидя за рабочим столом, Барри изучала сделанные ею записи, пытаясь по-новому взглянуть на волнующую ее тему, как вдруг раздался голос редактора вечерних новостей.
— Привет, Барри. Ты уже подготовила сегодняшний репортаж?
— А что случилось?
— Какой-то шум в микрофоне. Хови настаивает на прямом эфире.
Она взглянула на настенные часы. До прямого эфира восемь минут.
— Вы, видимо, не обратили внимания, но сегодня во время съемок я вымокла до нитки. Волосы до сих пор мокрые!
— Ваши глаза компенсируют все… — Его жест был весьма красноречивым. — В любом случае или вы выйдете в эфир, или конец всему… Хови говорит, что для вас как для новой звезды это огромный шанс.
— Мне не нравится такой подход, но ради спокойствия в коллективе, я согласна. — Она взяла со стола сумочку. — Если меня будут искать, я в женском туалете.
— Я стану молиться о чуде, — кивнул редактор, когда Барри проходила мимо.
После передачи Барри вернулась на свое место и стала просматривать поступившие на ее адрес сообщения. Какой-то чудак просил ее срочно помочь, ибо несколько лет назад он стал принимать слабительное, от которого у него возник хронический запор, и сейчас он предъявлял претензии создателям этого лекарства. Было еще несколько подобных писем, заинтересовало ее лишь одно. Оно пришло от Анны Чен, ее информатора из окружной больницы.
Она исследовала каждый возможный вариант, который ранее обсудила с Дэйли, но это ни к чему не привело. Ситуация складывалась веселенькая: дело требовало более глубокого расследования и потому всеобщей огласки.
Вдобавок ко всему положение усугублялось состоянием здоровья Хови — у него опять обострилась простата, и он, конечно же, не упустил возможности поведать Барри самые противные подробности, — и поэтому он был сварливее, чем прежде. Снедаемый завистью, Хови поручал теперь Барри готовить такие репортажи, от которых отказывались все остальные журналисты, а затем пускал их в эфир в самое неудобное время. Она без разговоров бралась за работу и старалась как можно быстрее справиться, чтобы всю себя без остатка посвятить единственной загадке, которая по-настоящему ее волновала.
Версия о том, что первая леди задушила своего ребенка, тоже казалась не правдоподобной. Наказание за измену? Публичная смертная казнь? Пожарные меры?
У Барри начались психические расстройства. Иногда ей казалось, что она превращается в Ванессу Меррит, и это ее пугало. Ей слышались разные голоса, она искала скрытый смысл в любом явлении. Надо было выбросить эту историю из головы и сконцентрировать все свои усилия на поручениях Хови. Ведь ее звезда, вспыхнувшая после выхода сериала, могла в любой момент трансформироваться в черную дыру, способную погубить и ее, и ее карьеру.
Но она не сдавалась, не в силах забыть о происшедшем. Что было бы, если бы Бернштейн и Вудворт после ряда неудач в свое время отказались от Уотергейтского дела?!
Сидя за рабочим столом, Барри изучала сделанные ею записи, пытаясь по-новому взглянуть на волнующую ее тему, как вдруг раздался голос редактора вечерних новостей.
— Привет, Барри. Ты уже подготовила сегодняшний репортаж?
— А что случилось?
— Какой-то шум в микрофоне. Хови настаивает на прямом эфире.
Она взглянула на настенные часы. До прямого эфира восемь минут.
— Вы, видимо, не обратили внимания, но сегодня во время съемок я вымокла до нитки. Волосы до сих пор мокрые!
— Ваши глаза компенсируют все… — Его жест был весьма красноречивым. — В любом случае или вы выйдете в эфир, или конец всему… Хови говорит, что для вас как для новой звезды это огромный шанс.
— Мне не нравится такой подход, но ради спокойствия в коллективе, я согласна. — Она взяла со стола сумочку. — Если меня будут искать, я в женском туалете.
— Я стану молиться о чуде, — кивнул редактор, когда Барри проходила мимо.
После передачи Барри вернулась на свое место и стала просматривать поступившие на ее адрес сообщения. Какой-то чудак просил ее срочно помочь, ибо несколько лет назад он стал принимать слабительное, от которого у него возник хронический запор, и сейчас он предъявлял претензии создателям этого лекарства. Было еще несколько подобных писем, заинтересовало ее лишь одно. Оно пришло от Анны Чен, ее информатора из окружной больницы.