Браун Сандра. Эксклюзивное интервью

   — Ты не права, Аманда!
   — Папа?
   Джордж оглянулся и увидел в дверях своих маленьких сыновей. В пижамах они выглядели такими беззащитными, что при виде их ярость его моментально улетучилась.
   — Привет, ребята. Заходите.
   Они переглянулись, и старший вошел в гостиную. Младший последовал за ним. Джордж снова уселся в кресло, посадил сыновей на колени, крепко обнял.
   От них пахло мылом, зубной пастой и шампунем.
   Этот запах чистоты Джордж почти забыл: от него давно уже так не пахло.
   — А у меня «А» по математике, — гордо произнес старший.
   — А меня учитель попросил сегодня читать вслух, и я знал все слова, — вмешался в разговор младший.
   — Здорово! Вы оба заслужили награду. Как насчет ближайших выходных? В кино? По магазинам? Что-нибудь запоминающееся.
   — А мама тоже поедет с нами? Джордж взглянул на Аманду.
   — Конечно, поедет. Если захочет.
   — Мам, ты хочешь поехать? В ответ она улыбнулась.
   — Все, что я сейчас хочу, это чтобы вы пошли спать.
   Это предложение было встречено детьми без энтузиазма, однако после недолгих уговоров они сдались.
   Через полчаса Джордж зашел в ванную. Аманда расчесывала волосы, все такие же длинные и блестящие, как вдень их первой встречи. Такие же темные, как и ее глаза.
   Она собиралась лечь спать и уже надела пижаму. Джордж безмолвно застыл в дверях, глядя на нее и вспоминая их первую встречу на вечеринке в честь Четвертого июля. Он тогда без памяти влюбился, они стали встречаться. И только через шесть месяцев Джордж набрался храбрости и увлек ее в постель. Согласившись, она спросила, почему он так долго ждал. А Четвертого июля следующего года они уже были женаты.
   Женой она стала прекрасной. Никогда не сетовала на то, что работа для него важнее, чем семья. У нее была своя жизнь и свои интересы. Она не только вела хозяйство, но и преподавала историю искусств в Джорджтаунском университете, помогала женскому приюту. Кроме всего прочего, неплохо играла в теннис, с блеском устраивала вечеринки, знала несколько языков, умела одеться и знала, как себя вести в любой ситуации.
   Он любил ее. Боже, как он ее любил! Джордж наблюдал за грациозными движениями ее тонких рук: она все еще расчесывала волосы. Ему нравилось смотреть, как в такт движениям руки поднималась и опускалась ее грудь. Соски оттягивали мягкую ткань пижамы.
   — Извини, я не смог сдержаться, — сказал он тихим, виноватым тоном.
   Их взгляды встретились в зеркале.
   — Не стоит, Джордж. — Она повернулась к нему лицом. — Я хочу, чтобы ты принадлежал мне.
   Он подошел и нежно обнял ее. Она ответила ему тем же.
   — Я твой, — произнес Аллан. Не разжимая объятий, Аманда отрицательно покачала головой.
   — Ты принадлежишь Дэвиду. Он уводит тебя от нас.
   Джордж погладил ее по голове.
   — Это не правда, Аманда.
   — Нет, правда. И боюсь, я никогда не смогу вернуть тебя.
   — Я никуда не ухожу. Вы с мальчиками для меня больше, чем жизнь. Я не вынесу разлуки с вами. Она заглянула ему в глаза.
   — Ты теряешь нас, Джордж. Каждый день ты отдаляешься все сильнее и сильнее. Как бы я ни старалась, похоже, мне тебя уже не удержать. У тебя свои секреты, ты становишься странным. — Ее голос оборвался, и на глазах появились слезы.
   — Пожалуйста, не плачь. Не надо. — Он поцеловал ее в щеку, а затем в дрожащие губы. — Все будет хорошо.
   Это была ложь. Более того, Аманда явно понимает, что он говорит не правду. Она еще сильнее обняла его и прильнула к его губам. Джордж чувствовал, что ее поцелуй скорее был не страстным, а отчаянным.
   Она увлекла его в постель, ни на мгновение не ослабляя объятий, словно только так могла избавиться от влияния Дэвида Меррита. Она целовала и целовала его, затем он овладел ею.
   Переполненные эмоциями от только что пережитой близости, они, обнаженные, потные, лежали теперь без сил, тесно прижавшись друг к другу и шепча слова любви и преданности.
   Но оба знали, что преданность Джорджа президенту была абсолютной… и более требовательной.

Глава 10

   Барри проснулась от неприятного чувства. Открыв глаза, она увидела прямо у себя под сердцем ружейный ствол.
   Первым се желанием было вскочить на ноги и ринуться вон из дома. Однако ей удалось совладать с собой. Она не шелохнувшись лежала на софе, и только взгляд ее медленно пополз вверх. Барри увидела над собой человека, который пристально ее разглядывал. Глаза его были куда холоднее и тверже, чем сталь винтовки.
   — Надеюсь, что она уважительная.
   У нее пересохло в горле.
   — Что?!
   — Причина, по которой вы находитесь в моем доме. — Стволом ружья он слегка дотронулся до ее груди. — Ну?
   — Я приехала вчера вечером. Вас не было дома, и я прождала несколько часов на веранде. Стемнело, стало холодно, мне хотелось спать. Дверь была не заперта. Я подумала, что вы не станете возражать.
   — Ну ладно, — как-то неопределенно отозвался он. — Что дальше?
   — Меня зовут Барри Трэвис. — Мужчина чуть прищурился. Барри готова была поклясться, что он узнал ее имя, хотя и не подал виду. — Я проделала этот путь из Вашингтона специально, чтобы увидеться с вами.
   — В таком случае зря старались. — Он положил ружье на плечо и отошел, чтобы дать ей возможность встать. — Где дверь, вы уже знаете, так что собирайтесь и в путь.
   Барри медленно откинула одеяло и осторожно поднялась. Затем резко шагнула к нему и с размаху влепила пощечину.
   — Как вы посмели направить на меня ружье? Вы сумасшедший! Вы же могли меня убить!
   — Леди, если бы я действительно хотел вас убить, вы давно были бы уже мертвы. К тому же я никогда бы не стал использовать в качестве места казни свой диван.
   Он ловко нагнулся, плавно поднял с пола ее сумочку и швырнул прямо в девушку.
   — Убирайтесь! И не забудьте захватить с собой ваше мерзкое чтиво.
   Перед отъездом она собрала в Вашингтонской библиотеке заметки из всех газет касательно слухов об их романе с первой леди. Все это сущий вздор, однако Барри не на шутку разозлило то, что он проверил содержимое ее сумочки.
   — Вы залезли в мою сумку?!
   — Это вы вторглись в мои владения, а не я.
   — То, что вы имеете в виду, мистер Бондюрант, отнюдь не является моим чтивом. Это расследование. Я журналистка.
   — Очень веский повод, чтобы вы убрались отсюда.
   Полагая, что она так и сделает, он развернулся и вышел из комнаты.
   Барри воспользовалась этим, чтобы собраться с мыслями. Она не раз бывала в переделках, но ни разу ее не держали на мушке. Грэй Бондюрант был настолько страшен, насколько она сама себе позволила в это поверить, хотя ни минуты не сомневалась, что он не выстрелит.
   Тактика запугивания, и ничего больше. Таким образом он надеялся заставить ее поскорей уехать. Однако она пока еще не собиралась вывешивать белый флаг.
   Девушка пригладила волосы, расправила одежду и откашлялась.
   — Мистер Бондюрант! — позвала Барри, однако никто не ответил. Ее это не смутило. Она вышла из комнаты и двинулась в соседнюю, дверь которой была открыта. — Я… О!
   Он снял рубашку. В глаза ей бросились полноватый, но все еще крепкий торс, кудрявая поросль на груди, страшный и вместе с тем интригующий шрам под одним из ребер.
   Почти все бульварные газеты в свое время напечатали одну и ту же его фотографию, по-видимому, единственную, которую удалось сделать. На ней он был запечатлен в авиационных солнцезащитных очках. Привлекали внимание волевой подбородок, тонкие губы, растрепанные от ветра волосы, открывавшие высокий лоб.
   Человек на фотографии чем-то неуловимо отличался от того, что сейчас стоял перед ней. Она отвела взгляд.
   — Мистер Бондюрант, я прождала несколько часов, чтобы увидеться с вами.
   — Это ваши проблемы.
   — Вы могли бы…
   — Я вас больше не задерживаю. Взглянув на него, она вдруг спросила:
   — Который час?
   — Около четырех. — Он сбросил ботинок и носок с одной ноги.
   — Утра?
   — Вы проделали весь этот путь из Вашингтона только ради того, чтобы спросить меня об этом, мисс Трэвис? — поинтересовался он, сбросив второй ботинок и носок.
   — Нет, я проделала весь этот путь из Вашингтона, чтобы поговорить с вами о Ванессе Меррит.
   Он остановился и пристально посмотрел на нее.
   — Напрасно вы так старались.
   — Это очень важно.
   Отстегнув ремень, он снял джинсы и теперь стоял перед ней голым.
   Видимо, он ожидал иной реакции. Она не закричала и не убежала. Барри впервые попала в такую ситуацию, и тем не менее виду не подала.
   — Вам не удастся шокировать меня, мистер Бондюрант.
   — Еще как удастся, — нежно произнес он и, внезапно обняв ее, крепко прижал к себе.
   То ли от внезапного прикосновения к его груди, то ли от глубокого изумления у нее перехватило дыхание, и она не могла ни говорить, ни двигаться. Завороженная его взглядом, Барри почувствовала, как мужская рука скользнула под свитер, который был настолько широким, что Бондюрант без труда смог расстегнуть лифчик, и даже после этого она не в состоянии была шевельнуться. Ощутив на своей груди его шершавую ладонь, Барри отшатнулась к стене, увлекая его за собой.
   Он целовал ее грудь, и Барри уже не стыдясь, в страстном желании почувствовать его горячие губы, его ласковый язык сама подставила ему тело для поцелуев. Казалось, каждая клеточка словно пробуждалась от его прикосновений. В ней просыпалась страсть, желание жить, их невозможно было сдержать или упорядочить. Она никогда раньше такого не испытывала. Ее обуревало желание — сильное, всепоглощающее, примитивное. Это был инстинкт самки — быстро, жадно и прямо сейчас!
   Не разжимая объятий, спотыкаясь, они двинулись к кровати-. Она на ходу сняла через голову свитер, а вместе с ним и лифчик; оба упали на постель. Ласки их не знали ни границ, ни правил. Скользнув рукой под юбку, он стянул с нее трусики.
   Затем коснулся лона.
   Глубоко. Внутри.
   Это его прикосновение было как удар молнии, обжигающий, горячий. Постанывая от удовольствия, она повела бедрами, чтобы подстроиться под него. Он нежно целовал ее груди, ее живот… В объятиях мужчины Барри испытала радость ощущения его тела.
   Его эротические пальцы так завораживали, что она даже не заметила, как наступил оргазм. Охваченная нахлынувшими чувствами, она положила свою ладонь поверх его и крепко сжала, сдвинув бедра.
   Когда волна схлынула, Барри выглядела как жертва кораблекрушения — мокрая, измотанная, с закрытыми глазами и учащенным дыханием. Открыв наконец глаза, она увидела Бондюранта прямо перед собой. Он пристально посмотрел на нее, а затем взял ее руку и провел по пенису.
   — Послушайте, — хриплым голосом произнес он, — есть ли на свете что-нибудь такое, от чего вы откажетесь?
   — Что у вас на уме? — У нее пересохло в горле.
   Он опустил руки на колени Барри и развел ее ноги. Затем приблизился, и первоначальный возглас удивления у нее сменился стоном настоящего животного удовольствия. Без стеснения и робости он приподнял ее за бедра и привлек к себе.
   Барри изучающе скользнула рукой по пенису, большим пальцем коснулась головки. Потом наклонилась и поцеловала. Бондюрант застонал от наслаждения, когда она решилась на минет.
   Но даже эти минуты, полные пьянящих ощущений, не смогли подготовить ее к тому мгновению, когда он впервые вошел в нее… Как ослепительный взрыв, все сметая на своем пути и оставляя после себя безвоздушную, беззвучную, невидимую пустоту.
   Барри наконец пришла в себя и открыла глаза. Он стоял у кровати, весь мокрый от пота — даже волосы на груди завились! Впрочем, лицо по-прежнему оставалось неподвижным и напряженным. Он нервно сжимал кулаки.
   — Не думайте, что вам удалось изменить мое решение. Лучше будет, если вы уйдете до того, как я вернусь из душа. — Он повернулся и, хлопнув дверью, вышел.
   Барри, закрыв глаза, неподвижно лежала на кровати. Ей так хотелось верить, что все это лишь дурной сон! В эту игру она играла с самого детства. Когда родители здорово ругались, становилось невыносимо жить, она уходила к себе в комнату, ложилась на кровать и крепко закрывала глаза, представляя себе, что это всего лишь ночной кошмар и сейчас она проснется в совершенно другом мире, где все прекрасно, где люди радуются и любят друг друга, где все живут в мире и согласии.
   Трюк этот не срабатывал тогда, не сработал и сейчас. Когда она снова открыла глаза, то все еще была в комнате Грэя Бондюранта, все еще лежала на его кровати. На ней почти не было одежды, а та, что осталась, смотрелась изрядно помятой.
   Барри собралась с духом, встала с постели и оделась. Он все еще мылся в ванной. Девушка взяла со стола свою сумочку, сунула в нее разорванный лифчик и в какой-то прострации направилась к выходу.
   Внезапно она остановилась, изумленная тем, что произошло. Не было объяснений ее поведению, однако при всем при этом она не чувствовала угрызений совести.
   Ну случилось. Она позволила. Вернее, активно и пылко подталкивала к подобному исходу. Что ж, свершившийся факт. Теперь уже ничего не изменишь.
   Да, дорого же ей обойдется этот эксперимент. Сейчас надо хотя бы сохранить чувство собственного достоинства. Возможно, со временем она сделает соответствующие выводы.
   Минут десять спустя он вошел в столовую, она ждала его.
   — Не знаю что и сказать, мистер Бондюрант.
   — А я знаю, мисс Трэвис. — Он небрежно достал из шкафа чашку и плеснул себе кофе. — Достаньте свою записную книжку и запишите. — Он не спеша повернулся к ней лицом, — Это называется траханье.
   Она не подала виду, но внутри у нее все сжалось.
   — Думаете, что если будете таким отвратительным, то я уйду? Не выйдет.
   — А что для этого надо?
   — Поговорить со мной.
   — Ни за что! — рассердился он. — Именно по этой причине я покинул Вашингтон. Подальше от журналистов! Большинство из вас готовы душу дьяволу продать, лишь бы чем-нибудь поживиться. А если в ситуации нет ничего «жареного», то вы готовы сами все придумать. — Он насмешливо посмотрел на Барри. — Впрочем, у вас уже есть готовый рассказ, мисс Трэвис. Не пришлось даже ничего продавать, вы сами все отдали.
   Она кивнула на дверь его комнаты и, запинаясь, произнесла:
   — Это произошло… случайно.
   — Вряд ли. Мой дружок точно знает, когда можно, а когда нет.
   Барри закусила губу, чтобы не сорваться и не разрыдаться.
   — Пожалуйста, мистер Бондюрант! Я стараюсь спасти то, что еще осталось от моей профессиональной чести.
   — Я и не знал, что она у вас есть. Она посмотрела ему в глаза.
   — Неужели я выгляжу так, словно пришла в ваш дом с мыслью соблазнить вас? Он взглянул на ее одежду.
   — Не похоже. Но когда дело дошло до постели, я не услышал ни слова против.
   Она покраснела, вспомнив о том, как сладострастно кричала, занимаясь любовью.
   — Я приехала сюда только для того, чтобы кое-что спросить о Мерритах.
   — Ну сколько раз я должен повторять! Я ничего не скажу.
   — Даже не опровергнете ту ложь, что была опубликована в бульварных газетах?
   — Да, это ложь.
   — У вас не было романа с Ванессой Меррит?
   — Не ваше дело, черт подери!
   — Это вы сделали ее такой несчастной?
   — Если она такая несчастная, то только потому, что у нее умер ребенок.
   — Вы уверены?..
   — Уверен ли я?!
   — Вы уверены, что он умер? Или же Роберт Растон Меррит был убит?

Глава 11

   Грэй отвернулся от нее, беззвучно выругавшись. Такие, как она, вцепляются прямо в глотку. Она брала интервью с таким напором, словно закручивала гайки.
   Уже перед тем, как разбудить, он узнал в ней репортера, с которой Ванесса общалась в студии несколько недель назад. Видимо, она не получила от этого интервью всего, чего хотела. Он нисколько не сомневался, что она или кто-то такой же обязательно появится и заново начнет поливать его грязью. Неделями он копил злость против неизбежного вторжения.
   Поэтому он не чувствовал никакой вины за происшедшее. Он хотел переспать с ней, был груб, но она поддалась его желанию. При такой постановке вопроса обязательно что-нибудь да получится.
   На самом деле соблазнение не было ее первоначальным планом. Длинная юбка, свитер и ботинки вряд ли способствуют сексуальным фантазиям. Глаза ее еще были припухшими ото сна, ресницы «потекли», губная помада давно сошла с губ, а волосы сбились в колтун, Но голос! Какой голос! Ее голос навевал жаркие мечты, и не столько обещал потрясающий секс, сколько сам являлся наслаждением.
   Но она сильно ошибается, надеясь, что происшедшее ослабит его позицию. Сейчас он ненавидел ее еще больше, чем раньше. Презренная!
   Выпив кофе, Грэй потянулся к кастрюле со сковородой и поставил их на газовую плиту. Затем взял из шкафчика банку соуса чили, открыл ее, выгреб содержимое на сковороду и разбил в чашку несколько яиц. Взбив яйца, налил себе еще чашечку кофе и стал медленно потягивать, пока разогревался чили.
   — Можно мне? — Она протянула пустую кружку.
   — Действуйте. Вы же сами приготовили кофе. И я не хочу отвечать за то, что вы уснете за рулем на обратном пути.
   Он вдруг заметил, что она едва обхватила огромную кружку очень маленькими ладошками. Почувствовав его взгляд, она подняла на него глаза.
   — Прошу прощения за то, что вас ударила. Я в жизни никого не била. Вы жуткий провокатор, мистер Бондюрант!
   — Не вы первая это говорите. — Он помешал чили. — Как вы меня отыскали?
   — Через своих людей в Вашингтоне. Не бойтесь, я была осторожной.
   — Я никогда не боюсь, мисс Трэвис. Вы мисс? Или вы только что изменили мужу?
   Это замечание куда сильнее, чем само происшедшее и предыдущие оскорбления, вывело ее из себя. Глаза девушки вспыхнули гневом.
   — Нет, я никому не изменяла. Где уж мне тягаться с вами!
   Грэй повернулся к плите, положил в кастрюлю ложку масла и включил горелку. Пока масло таяло, он раздумывал, как избавиться от назойливой журналистки, не выдворяя ее силой. Он вспомнил дюжину способов, как, не напрягаясь, убить человека быстро, бесшумно и безболезненно. Но одна только мысль о том, чтобы физически расправиться с женщиной, вызывала у него тошноту.
   — У вас красивое поместье, — заметила Барри, выводя его из раздумий.
   — Спасибо.
   — Сколько акров?
   — Около пятидесяти.
   — Вы здесь один?
   — Был до сегодняшнего утра.
   — Вы наверняка знаете, что поблизости есть городок под названием Бондюрант. Является ли…
   — Нет, это совпадение.
   — Есть ли у вас скот, кроме тех лошадей, что в загоне?
   — Да, я держу небольшое стадо быков.
   — Так вот откуда мясо в вашем морозильнике! Грэй недоуменно уставился на девушку.
   — Я всего лишь слазила за льдом для воды, — заявила она, вызывающе выпятив подбородок.
   — Что вы еще тут вынюхали?
   — Я ничего не вынюхивала.
   Грэй опять отвернулся, размазал растаявшее масло по дну кастрюли, потом вылил яйца. Заложив в тостер два кусочка хлеба, взял из шкафчика тарелку и стал мешать яйца. Наконец выложил яичницу на тарелку, вылил на нее шипящий и пузырящийся чили, посыпал изрядным количеством табаско. Как по команде выпрыгнули тосты. Прихватив оба куска и вилку, Грэй поставил блюдо на стол и сел на стул, широко расставив ноги.
   Краем глаза он наблюдал за Барри. Девушка расположилась напротив. Перестав обращать на нее внимание, он с наслаждением поглощал пищу. Лишь проглотив и отхлебнув кофе, он спросил:
   — Голодна?
   — Похоже.
   — Хочешь?
   Она с сомнением посмотрела на его тарелку.
   — Не знаю.
   Грэй пожал плечами.
   — Еда на плите.
   Барри вышла из-за стола и через несколько мгновений вернулась с маленькой порцией завтрака. Он наблюдал, как она осторожно попробовала яичницу, пожевала, проглотила и принялась за еду.
   — Здесь очень глухой уголок, — заметила Барри. — Вам не бывает одиноко?
   — Нет.
   — Скучно?
   — Никогда.
   — Перед вашим, э-э, уединением вы вели жизнь, полную приключений. Вы не скучаете по развлечениям Вашингтона?
   — Если бы скучал, то вернулся бы.
   — Как вы проводите время?
   — Так, как мне нравится.
   — Чем зарабатываете на жизнь?
   — Это нескромный вопрос.
   — Ничего страшного! Вы же все равно считаете всех репортеров продажными. Итак? — Она вопросительно приподняла брови.
   — Я развожу скот.
   Видимо, этот простой ответ удивил ее.
   — Скот? — Он кивнул. — В самом деле? Хм. И вы знаете, как это делать?
   — Я научился этому с детства.
   — Где?
   — Там, где жил мой отец.
   — Это мне ни о чем не говорит.
   — А вам и ни к чему, мисс Трэвис. Она разочарованно вздохнула.
   — Вы хорошо проявили себя в тайных военных операциях и были советником президента. Определенно нет ничего будоражащего кровь в разведении скота. Трудно поверить, что вы нашли что-то занимательное в вашей новой деятельности.
   — Меня не волнует, во что вы верите.
   — Значит, вы живете здесь один и целый день скачете на лошади?
   Он даже не потрудился ей ответить.
   — Просто пасете скот, как жалкий пастух?
   — Да. Когда надо.
   — Именно этим вы и вчера занимались? Ушли из дома пасти скот?
   — Нет. Вчера я ездил в Джексон-Хоул.
   — И я приехала оттуда. Мы наверняка встретились на дороге. — Она отодвинула пустую тарелку. — Прекрасный завтрак, спасибо.
   Он засмеялся.
   — Да будь это коровья лепешка, вы бы и ее с удовольствием съели.
   — Зачем бы мне это делать?
   — Потому что вам от меня что-то нужно. Так как секс не привел к цели, вы пробуете завязать дружбу. Может, вся эта болтовня, очередная попытка меня обезоружить? Если честно, мисс Трэвис, первое действие мне понравилось больше.
   — Это не было попыткой. Я уже говорила, это было…
   — Просто случайностью. Скажите, вы прыгаете в кровать к каждому встречному?
   — Послушайте…
   — Ваш папа любил вас?
   Она опустила взгляд, затем снова посмотрела на Грэя.
   — Видимо, я не могу винить вас за столь низкое о себе мнение.
   — Ага, сейчас мы превращаемся из друга в раскаивающегося грешника!
   — Будьте вы прокляты! — выкрикнула она и встала. — Я была честна с вами. Он тоже встал.
   — Нет, мисс Трэвис, вы были или храбры, или глупы. Так или иначе, я не собираюсь разговаривать с вами ни о себе самом, ни о семье Мерритов. И мне также неинтересного, что вы можете поведать мне о них.
   — Вы слышали то, что я сказала о смерти их ребенка?
   — Слышал. Не верю и никогда не поверю. — Он собрал тарелки, отнес их в раковину и пустил воду.
   — Почему?
   — Потому что это из тех слухов, которые вы, репортеры, распускаете в надежде, что на них клюнет какой-нибудь простофиля.
   — Вы думаете, я сделала такое серьезное заявление ради шумихи?
   Он выключил воду и повернулся к ней лицом.
   — Да. За то короткое время, которое мы провели вместе, у меня есть причины думать, что ради карьеры вы готовы на все. Вместо того чтобы связываться со мной, почему бы вам не переспать с телевизионным продюсером?
   — Потому что не один телевизионный продюсер не был, насколько я знаю, любовником Ванессы Меррит.
   Он испугался своей ярости. Чтобы сдержаться, обошел ее и двинулся в комнаты. Сзади послышались шаги. Она двигалась так быстро, что внезапно очутилась перед ним и руками уперлась ему в грудь.
   Она тяжело дышала.
   — Думаете, я пришла сюда за «жареными» фактами в обмен на секс? Ничего подобного. Я очень раскаиваюсь, что скомпрометировала себя и свою профессию. Вы меня не знаете, но поверьте на слово, мне так хочется укрыться за этой дверью и мне очень неловко даже смотреть на вас.
   Что-то в ее голосе заставило его замереть.
   Она опустила руки.
   — То, что я еще здесь, свидетельствует о том, как все это серьезно, мистер Бондюрант. Не только для меня и моей карьеры. Для всех. Пожалуйста, выслушайте меня. И если затем вы велите мне уехать, я уеду. Безоговорочно. Пять минут, ладно?
   Хороший ход, подумал он, но не слишком. Его врожденная осторожность подкреплялась богатым опытом по части того, что нельзя доверять кому-либо или чему-либо по внешнему виду. Опыт подсказывал, что журналисты — грязные искатели мусора. Они без зазрения совести могут выставить на посмешище всю вашу подноготную, а затем оставить голого и беззащитного ради следующей жертвы.
   Однако, несмотря на убеждения, интерес Бондюранта к тому, что знала или предполагала Барри Трэвис о смерти ребенка Ванессы, вырос.
   Он знал, что это напрасная поблажка, и, лишь надеясь, что позже не раскается, согласился на пять минут.
   — Выйдем из дома.
   Он занял кресло-качалку. Она уселась на верхнюю ступеньку лестницы, обхватила колени руками. Ей, видимо, было холодно, но он без колебаний отбросил всякие сантименты.
   Сейчас, когда он согласился ее выслушать, она, казалось, не торопилась начинать.
   — Как здесь хорошо!
   В это утро на долину упал туман. Горы еле виднелись за дымкой, но близкий восход окрасил пелену розовым. Воздух же был холодным и бодрящим.
   — Амбар, похоже, постройка более старая, чем дом и гараж.
   Надо же какая внимательная!
   — Он уже стоял здесь, когда я купил этот участок. Дом построили на месте старого жилища. Я лишь немного обновил его.
   В загоне, догоняя друг друга, резвились лошади.
   — Как их зовут? — спросила она.
   — У них нет кличек.
   Он заметил ее удивление.
   — Лошадей никак не назвали? Как грустно! Но почему?
   — Это и есть ваше интервью, мисс Трэвис? Она удивленно покачала головой.
   — Я никогда не встречала людей, оставляющих своих животных безымянными. Кличка Кронкрайта составляет часть его личности. — Ее лицо смягчилось и оживилось. — Большой, привязчивый, испорченный ребенок! Завели бы себе собаку, — протянула Барри. — Она бы составила вам прекрасную компанию.