Страница:
— Что вы имеете в виду?
Барри широко улыбнулась Ральфу.
— Просто любопытно. Знаете, как эти доктора бывают эгоцентричны? Считают, что весь мир крутится только вокруг них. Я просто подумала, а вдруг и доктор Аллан такой же.
— Мама об этом никогда не говорила. Барри сразу почувствовала, что он лжет.
— Значит, ваша мать была удовлетворена тем, как идет лечение первой леди?
— Миссис Меррит вовсе не больна. Просто ей нужен длительный отдых.
— Конечно. И я о том же.
— Нет, — покачал головой он. — Вы хотели сказать, что моя мать сознательно не обращала внимания на то, что пациентку лечили не правильно.
— У меня и в мыслях не было, мистер Гастон. Президент благодарил вашу мать и доктора Аллана за прекрасный уход за миссис Меррит.
— Тогда что вы имели в виду?
— Как грустно, что, несмотря на весь свой врачебный талант, доктор Аллан не смог спасти вашу мать.
— Он сказал, что сделал все от него зависящее.
— И вы ему поверили?
— Почему бы и нет? Он выдающийся доктор и порядочный человек. Он предоставил маме возможность в то время, когда все отвернулись.
— Возможность?!
— Работать. — Внезапно он вскочил на ноги. — Я больше не хочу говорить на эту тему. Моя мать умерла всего несколько дней назад, мне очень плохо.
— Конечно, конечно. Простите, пожалуйста. Барри решила не давить на него. Уходила она, узнав больше, чем надеялась по дороге сюда. Хотя, на самом деле, сейчас вопросов гораздо больше, чем ответов.
— Было очень любезно с вашей стороны уделить мне время.
У двери Барри крепко пожала сыну медсестры руку и подумала, что Ральф Гастон, как и вся страна, нагло обманут человеком, в руках которого сосредоточена огромная власть. Поэтому, несмотря на грубость Гастона, она испытывала к нему чуть ли не материнскую жалость.
— Пожалуйста, передайте мои соболезнования остальным членам вашей семьи. И еще раз простите за ту боль, которую я вам причинила.
Ральф Гастон-младший, стоя у окна, проводил Барри Трэвис взглядом. Убедившись, что она села в машину и уехала, он быстро направился к телефону и набрал номер.
На другом конце провода трубку сняли почти сразу же.
Ральф разговаривал с федеральными агентами дважды в своей жизни — позавчера, когда они подошли к нему перед самыми похоронами и попросили поговорить наедине, и сейчас. И тогда, и сейчас его рот был сухим, а ладони влажными.
— Вы просили меня позвонить, если появится эта журналистка. Так вот, она только что от меня уехала.
— Вы разговаривали с ней?
— Да, сэр. Мне хотелось захлопнуть дверь у нее перед носом, но я сделал, как вы меня просили.
— Зачем она приезжала?
— Хотела извиниться.
Он пересказал их разговор. Затем со старанием только что завербованного агента ответил на вопросы.
— В основном она интересовалась здоровьем моей матери и тем, как доктор Аллан лечил миссис Меррит.
После напряженного молчания правительственный чиновник произнес:
— Вы поступили правильно, мистер Гастон. Президент Меррит будет благодарен вам за помощь.
У Ральфа от гордости подступил комок к горлу. Полученные им указания исходят от главного человека в стране. Ему сказали, что Барри Трэвис из-за своей болезненной ревности к первой леди старается причинить вред Белому дому и поэтому является врагом нации. Непонятно, правда, как далеко она может зайти, но после инцидента в Шинлине надо действовать осторожно. Поэтому президент попросил, чтобы его немедленно известили, если она в поисках информации позвонит Гастону.
— Я сейчас же доложу все президенту, — услышал Гастон. — Вы прекрасно справились с заданием.
— Спасибо, сэр. Рад стараться. Чем могу быть полезен еще?
— Пожалуйста, известите меня, если она снова приедет.
— Вряд ли. Ее уволил и с телевидения. Сегодня она была здесь не как репортер.
— У меня есть серьезные основания сомневаться в этом.
Спенс положил трубку и повернулся к президенту:
— Звонил Гастон. Он по-прежнему думает, что имеет дело с агентом ФБР. Угадай, кто только что был у него в гостях?
— Черт!
Когда же это закончится? У него есть масса других дел поважнее. Сейчас он поедет на заседание объединенного комитета — получено очередное тревожное сообщение из Ливии. Через несколько недель ему пришлют на согласование бюджет следующего года. Урезания, сделанные палатами конгресса, затрагивают интересы определенных группа ему придется умиротворять их. Конечно, все решения следует принимать с учетом выборов в следующем году.
Но сначала надо закончить этим.
— Она хуже, чем триппер. — прорычал Дэвид. — Все никак не успокоится.
— Да уж. И Грэй тоже. Мы их прихлопнем.
— Рискованно, Спенс. Они слишком часто в последнее время мелькали в новостях.
— Но в основном это касалось Клета: он их здорово ругал. Если сними что-нибудь случится, он будет первым, кого станут подозревать.
Меррит обдумал услышанное. Мысль интересная: одним выстрелом сразу двух зайцев. Даже трех, если считать Клета. Ребята Спенса следят за каждым шагом Грэя и Барри Трэвис, а также их третьего приятеля. Хорошо бы убрать их всех сразу, но…Слишком рискованно.
— Нет, Спенс.
— У меня найдутся люди, которые все обставят как надо. И это произойдет так далеко от Белого дома, что…
Меррит поднял руку.
— Билл Янсей непредсказуем, — напомнил он о главном прокуроре. — Рисковать нельзя. Кроме того, ты предлагаешь такой вариант, потому что хочешь убить Бондюранта.
— Верно, но так мы решим и твою проблему.
— Но нельзя же действовать с бухты барахты! Пока они не добрались до Ванессы, вреда от них немного.
— Слушай, Дэвид, мы ведь не можем все время держать ее внутри Белого дома. Он посмотрел на помощника:
— А если ей снова станет хуже? Спенс понял Меррита без слов. Он кивнул и потянулся к телефону.
— Я немедленно вызову доктора Аллана. Меррит выхватил трубку из его рук.
— И у нас будет еще одна жертва сердечного приступа?! Джордж считает, что ты умер. Лучше уж позвоню я.
Глава 29
Глава 30
Барри широко улыбнулась Ральфу.
— Просто любопытно. Знаете, как эти доктора бывают эгоцентричны? Считают, что весь мир крутится только вокруг них. Я просто подумала, а вдруг и доктор Аллан такой же.
— Мама об этом никогда не говорила. Барри сразу почувствовала, что он лжет.
— Значит, ваша мать была удовлетворена тем, как идет лечение первой леди?
— Миссис Меррит вовсе не больна. Просто ей нужен длительный отдых.
— Конечно. И я о том же.
— Нет, — покачал головой он. — Вы хотели сказать, что моя мать сознательно не обращала внимания на то, что пациентку лечили не правильно.
— У меня и в мыслях не было, мистер Гастон. Президент благодарил вашу мать и доктора Аллана за прекрасный уход за миссис Меррит.
— Тогда что вы имели в виду?
— Как грустно, что, несмотря на весь свой врачебный талант, доктор Аллан не смог спасти вашу мать.
— Он сказал, что сделал все от него зависящее.
— И вы ему поверили?
— Почему бы и нет? Он выдающийся доктор и порядочный человек. Он предоставил маме возможность в то время, когда все отвернулись.
— Возможность?!
— Работать. — Внезапно он вскочил на ноги. — Я больше не хочу говорить на эту тему. Моя мать умерла всего несколько дней назад, мне очень плохо.
— Конечно, конечно. Простите, пожалуйста. Барри решила не давить на него. Уходила она, узнав больше, чем надеялась по дороге сюда. Хотя, на самом деле, сейчас вопросов гораздо больше, чем ответов.
— Было очень любезно с вашей стороны уделить мне время.
У двери Барри крепко пожала сыну медсестры руку и подумала, что Ральф Гастон, как и вся страна, нагло обманут человеком, в руках которого сосредоточена огромная власть. Поэтому, несмотря на грубость Гастона, она испытывала к нему чуть ли не материнскую жалость.
— Пожалуйста, передайте мои соболезнования остальным членам вашей семьи. И еще раз простите за ту боль, которую я вам причинила.
Ральф Гастон-младший, стоя у окна, проводил Барри Трэвис взглядом. Убедившись, что она села в машину и уехала, он быстро направился к телефону и набрал номер.
На другом конце провода трубку сняли почти сразу же.
Ральф разговаривал с федеральными агентами дважды в своей жизни — позавчера, когда они подошли к нему перед самыми похоронами и попросили поговорить наедине, и сейчас. И тогда, и сейчас его рот был сухим, а ладони влажными.
— Вы просили меня позвонить, если появится эта журналистка. Так вот, она только что от меня уехала.
— Вы разговаривали с ней?
— Да, сэр. Мне хотелось захлопнуть дверь у нее перед носом, но я сделал, как вы меня просили.
— Зачем она приезжала?
— Хотела извиниться.
Он пересказал их разговор. Затем со старанием только что завербованного агента ответил на вопросы.
— В основном она интересовалась здоровьем моей матери и тем, как доктор Аллан лечил миссис Меррит.
После напряженного молчания правительственный чиновник произнес:
— Вы поступили правильно, мистер Гастон. Президент Меррит будет благодарен вам за помощь.
У Ральфа от гордости подступил комок к горлу. Полученные им указания исходят от главного человека в стране. Ему сказали, что Барри Трэвис из-за своей болезненной ревности к первой леди старается причинить вред Белому дому и поэтому является врагом нации. Непонятно, правда, как далеко она может зайти, но после инцидента в Шинлине надо действовать осторожно. Поэтому президент попросил, чтобы его немедленно известили, если она в поисках информации позвонит Гастону.
— Я сейчас же доложу все президенту, — услышал Гастон. — Вы прекрасно справились с заданием.
— Спасибо, сэр. Рад стараться. Чем могу быть полезен еще?
— Пожалуйста, известите меня, если она снова приедет.
— Вряд ли. Ее уволил и с телевидения. Сегодня она была здесь не как репортер.
— У меня есть серьезные основания сомневаться в этом.
Спенс положил трубку и повернулся к президенту:
— Звонил Гастон. Он по-прежнему думает, что имеет дело с агентом ФБР. Угадай, кто только что был у него в гостях?
— Черт!
Когда же это закончится? У него есть масса других дел поважнее. Сейчас он поедет на заседание объединенного комитета — получено очередное тревожное сообщение из Ливии. Через несколько недель ему пришлют на согласование бюджет следующего года. Урезания, сделанные палатами конгресса, затрагивают интересы определенных группа ему придется умиротворять их. Конечно, все решения следует принимать с учетом выборов в следующем году.
Но сначала надо закончить этим.
— Она хуже, чем триппер. — прорычал Дэвид. — Все никак не успокоится.
— Да уж. И Грэй тоже. Мы их прихлопнем.
— Рискованно, Спенс. Они слишком часто в последнее время мелькали в новостях.
— Но в основном это касалось Клета: он их здорово ругал. Если сними что-нибудь случится, он будет первым, кого станут подозревать.
Меррит обдумал услышанное. Мысль интересная: одним выстрелом сразу двух зайцев. Даже трех, если считать Клета. Ребята Спенса следят за каждым шагом Грэя и Барри Трэвис, а также их третьего приятеля. Хорошо бы убрать их всех сразу, но…Слишком рискованно.
— Нет, Спенс.
— У меня найдутся люди, которые все обставят как надо. И это произойдет так далеко от Белого дома, что…
Меррит поднял руку.
— Билл Янсей непредсказуем, — напомнил он о главном прокуроре. — Рисковать нельзя. Кроме того, ты предлагаешь такой вариант, потому что хочешь убить Бондюранта.
— Верно, но так мы решим и твою проблему.
— Но нельзя же действовать с бухты барахты! Пока они не добрались до Ванессы, вреда от них немного.
— Слушай, Дэвид, мы ведь не можем все время держать ее внутри Белого дома. Он посмотрел на помощника:
— А если ей снова станет хуже? Спенс понял Меррита без слов. Он кивнул и потянулся к телефону.
— Я немедленно вызову доктора Аллана. Меррит выхватил трубку из его рук.
— И у нас будет еще одна жертва сердечного приступа?! Джордж считает, что ты умер. Лучше уж позвоню я.
Глава 29
Где, черт подери, тебя носило? — воскликнул Грэй, как только Барри появилась на пороге. — Ты должна была вернуться еще два часа назад.
— Я раздобыла очень интересную информацию, — сказала она. — Расслабься, все в порядке. Во второй половине дня за мной увязался «хвост», но мне удалось оторваться. Ты бы знал, как я голодна! — Она протянула ключи от машины Грэю. — Приготовь ужин, пока я приму душ, а потом поговорим.
Часом позже все они сидели за столом на кухне у Дэйли, ужинали. По радио, включенному на полную громкость, передавали концерт классической музыки.
Барри виноватым голосом рассказывала:
— Я не позвонила потому, что не могла сказать ничего определенного. Но вы простите меня, когда узнаете, что мне удалось выяснить.
— Выяснить у Ральфа Гастона-младшего?
— В открытую он ничего не сказал, но я сделала определенные выводы из услышанного. — Барри старалась говорить тихо, чтобы не перекричать радио. — Что меня поразило, так это то, что он неоднократно повторил, мол, его мать была прекрасной сиделкой.
— Ну и?
— А то, что все, кого я знаю, никогда не ставили под сомнение ее профессионализм. Зачем это ему нужно было, если такой вопрос вообще не поднимался? Это натолкнуло меня на интересную мысль, и я решила проверить свое подозрение. Я позвонила своему информатору, который работает в отделе по борьбе с преступностью, и он обнаружил ее имя в банке данных компьютера. By а ля! Ее уже однажды арестовывали!
Мужчины быстро переглянулись и снова уставились на Барри.
Она продолжила:
— Выйдя замуж за Ральфа Гастона-старшего, в течение многих лет эта сиделка тем не менее работала под своей девичьей фамилией — Джейн Хэйзельман.
— Мне ее имя кажется знакомым, — заметил Дэйли. — Помоги вспомнить.
— Несколько лет назад один тяжелобольной пациент, о котором заботилась Хэйзельман, умер. Эта смерть кому-то показалась неестественней. Уже бывали случаи, когда неизлечимых больных сознательно умерщвляли. Члены семьи того пациента оказались очень набожными католиками и потребовали у окружного прокурора проведения расследования.
— Вспомнил! — воскликнул Дэйли.
— И мне следовало бы вспомнить об этом случае, — досадуя на саму себя, произнесла Барри. — Это был один из моих первых репортажей для телевидения. В морге я ее не узнала. Лицо состарилось, да и обстановка в больнице не располагала к воспоминаниям. — Помолчав, она продолжила. — Даже несмотря на то что с Джейн Хэйзельман были сняты все обвинения, это происшествие оказалось серьезным стрессом для нее и вызвало сердечный приступ. Этот момент также был освещен в прессе. Она поправилась, и через шесть месяцев ей разрешили приступить к работе. Но все оказалось не так-то просто. — Барри перевела дыхание. — Это расследование сыграло с ней плохую шутку: несмотря на безупречный послужной список, ее вынудили покинуть больницу, где произошел инцидент. Даже после того, как она взяла фамилию мужа, ей продолжали отказывать в устройстве на работу.
— Минуточку, — перебил ее Грэй. — До тех самых пор, пока ее не взял к себе доктор Аллан.
Барри сложила пальцы пистолетиком и как бы выстрелила в него.
— Верно.
— Они воспользовались услугами сиделки, которую однажды подозревали в совершении убийства из сострадания к больному…
— На тот случай, если Ванесса умрет своей смертью. Если же она умрет по другой причине и сиделка не захочет молчать, то эта женщина легко станет жертвой очередного сердечного приступа.
— Что было бы вполне правдоподобно вследствие имевшейся у нее сердечной недостаточности.
Они понимали друг друга с полуслова. И тем не менее Барри закончила:
— Им все-таки удалось выйти сухими из воды. У них был идеальный козел отпущения.
— Хорошо поработала, — похвалил ее Дэйли.
— Спасибо, — произнесла Барри с видимым удовольствием.
— Думаешь, доктор Аллан убил сиделку и сымитировал ее очередной сердечный приступ? — спросил он.
Грэй рассеянно почесал подбородок.
— Возможно, но я так не думаю. Джордж, он… как бы это сказать, слабак. Он не производит впечатления человека жестокого, способного на хладнокровное убийство. Это вам не Спенс. И не Дэвид.
— Я думаю, этот сердечный приступ стал полной неожиданностью для них самих. Тогда, в больнице, доктор был возбужден, но он вел себя не так, словно в чем-то виновен. — Повернувшись к Барри, он спросил:
— А что ты можешь сказать о Гастоне? Он играл?
— Нет. Его заботила только репутация матери.
— К чему же мы пришли? — спросил Дэйли.
— Понятия не имею, — отозвалась Барри. Они замолчали, каждый думал о своем, но после недолгой паузы Дэйли сказал:
— Прямо голова раскалывается! Да еще это радио! — Он зло покосился на приемник, включенный на полную громкость.
— Но только не выплескивай, пожалуйста, свою досаду наружу, как ты это уже сделал однажды.
Барри поздно поняла свою ошибку, зря она сказала эти слова. Дэйли осуждающе посмотрел на нее.
— Что происходит? — настороженно спросил Грэй.
Дэйли, защищаясь, произнес:
— Это мой дом, Бондюрант, и здесь я что хочу, то и делаю.
Грэй моментально преобразился и мрачным голосом произнес:
— Если здесь что-то произошло, то я должен знать об…
— О Боже! — вмешалась Барри. — Давайте не будем делать из этого проблему. Просто Дэйли сегодня утром малость вышел из себя. Вокруг дома все время кружил автомобиль. Дэйли не выдержал и, выйдя на крыльцо, сделал неприличный жест. Вот и все.
— За исключением одного: они теперь знают, что мы их вычислили, — недовольно буркнул Грэй.
— Дэйли не хотел…
— Не надо меня защищать, — сквозь зубы процедил Дэйли, повернулся к Грэю и вызывающе произнес:
— Кто вы такой, чтобы давать мне указания в моем собственном доме?
— Поймите меня правильно, Дэйли. — Грэй сразу же смягчил тон, что было полной неожиданностью для Барри. — Все, что я советую, делается для вашей же безопасности. И безопасности Барри. Вы не представляете себе, какие это опасные люди! Они ждут только случая. Пожалуйста, не провоцируйте их. Если вас убьют, то это будет на моей совести.
Дэйли сейчас напоминал ребенка, которому несправедливо сделали замечание. И все-таки Грэй, конечно, был куда опытнее в таких делах.
— Черт! — Дэйли встал из-за стола. — Я иду спать.
Барри пошла мыть посуду и пожелала ему спокойной ночи. Грэй последовал за ним. Так как их тайный разговор завершился, Барри выключила радио. Установилась блаженная тишина. Убравшись на кухне, она выключила свет и прошла в гостиную.
Грэй развалился на диване, вытянув ноги. Барри едва могла разглядеть его в темноте. Только слабый свет уличного фонаря пробивался сквозь неплотные занавески.
До восемнадцати лет девушка была свидетелем того, как два человека упорно делали друг друга несчастными, совсем не обращая внимания на ребенка, которого они зачали в редкие минуты семейного счастья. Возможно, поэтому Барри выбрала такую профессию: тележурналистика не для тех, кто рассчитывает держаться в тени. Когда-то ее не замечал и, а теперь о ней знают все. Ей приходилось выслушивать насмешки, упреки в свой адрес, но игнорировали ее крайне редко.
Все, кроме Грэя Бондюранта. Барри задевало его равнодушие, особенно молчание по поводу того утра в Вайоминге. С тех пор они фактически ни разу не разговаривали по душам. По правде говоря, то, что тогда произошло, случилось не от любви или симпатии. Так, химическая реакция, случайность. Барри, конечно, не ждала, что он начнет трубить об этом во все концы и напоминать всякий раз, как только она появится. Но вести себя так, словно между ними ничего не произошло?! Это уж слишком! В ту ночь в мотеле, когда у него была возможность разделить с ней постель, он даже не попытался сделать этого. Ужасное оскорбление!
В этот вечер он ушел в себя. Она на минуту задумалась, как бы ей подобраться к этому льву, но осторожничать не стала. Не ее стиль.
Она пересекла комнату и опустилась на пол прямо передним.
— Ты не можешь делать вид, будто ничего не произошло.
— А почему бы и нет? — наконец произнес он. — Я подумал, что мы обо всем уже договорились. Это был ни к чему не обязывающий и ни к кому не привязывающий секс.
— Да, мы договорились.
Он пожал плечами, давая понять, что предмет разговора исчерпан.
— Даже если это была чистая случайность, — не унималась она, — можем же мы признать, что это имело место?
— Ну и зачем?
— Ну, с целью… с целью… Я не знаю, — уже раздраженно произнесла Барри. — Я просто чувствую, что мы не должны игнорировать это.
— Из-за твоего отца?
Этот вопрос привел ее в замешательство.
— Что тебе известно о нем?
— То, что он никогда не заботился о вас с матерью.
Постоянно изменял жене и умер в доме одной из своих любовниц. Что твоя мать из-за этого покончила с собой.
— Дэйли, по-видимому, был весьма откровенен, не правда ли? — с сарказмом откликнулась Барри. — Он не должен был обсуждать мою личную жизнь.
— Я приставил пистолет к его голове. В переносном смысле.
— Откуда такой интерес, Бондюрант?
— Откуда такая раздражительность?
— Ты сам бываешь раздражительным всякий раз, когда я задаю вопросы о твоем прошлом.
Барри не могла видеть в темноте выражения его глаз, но чувствовала его оценивающий взгляд.
— Ты противоречива, Барри. Меня учили изучать и анализировать противоречия в людях, ибо это очень важный момент.
— Ну хорошо. Сейчас я тебя проверю. И как же проявляется моя противоречивость?
— Например, чем страшнее ситуация, тем больше шуток ты отпускаешь. Когда ты действуешь среди мужчин, то от тебя исходит какой-то странный импульс. С одной стороны, ты отстраняешься от всего, что хоть как-то напоминает секс, с другой… — Он не стал распространяться. — Рыцарство требует, чтобы я на этом остановился.
— Настоящий принц!
— Я хотел знать, почему ты бываешь то веселой, то резкой. После того что мне поведал Дэйли, многое прояснилось. Равнодушие твоего отца сделало тебя честолюбивой.
Она опустила голову и положила руки на колени.
— Может, не стоит продолжать?
— Ты много работала. Хотела, чтобы отец заметил тебя и похвалил. Ты добивалась любви, но в то же время ее боялась. Ты присоединилась к феминисткам, позиция которых однозначна: отвергнуть мужчину прежде, чем он сделает это с тобой. Однако идеи этого движения претили твоей женской природе. Из-за отца ты с подозрением стала относиться ко всем без исключения мужчинам.
— Я не подозрительная, Бондюрант. Я сообразительная. И не доверяю отнюдь не всем мужчинам, а только некоторым.
— Большинству.
— Большинство из них ненадежны. В отличие от своей матери я никогда не позволю мужчине смотреть на меня как на пустое место. Поэтому-то я и хотела переговорить с тобой. Я не жду от тебя ни шоколада, ни цветов. Просто не притворяйся, что меня не существует.
— Ладно.
— Вот и хорошо. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Уже лежа в комнатке на узкой кровати, Барри удивилась — как ей удалось все, чего она хотела? Но, к сожалению, победа теперь казалась очень незначительной.
— Я раздобыла очень интересную информацию, — сказала она. — Расслабься, все в порядке. Во второй половине дня за мной увязался «хвост», но мне удалось оторваться. Ты бы знал, как я голодна! — Она протянула ключи от машины Грэю. — Приготовь ужин, пока я приму душ, а потом поговорим.
Часом позже все они сидели за столом на кухне у Дэйли, ужинали. По радио, включенному на полную громкость, передавали концерт классической музыки.
Барри виноватым голосом рассказывала:
— Я не позвонила потому, что не могла сказать ничего определенного. Но вы простите меня, когда узнаете, что мне удалось выяснить.
— Выяснить у Ральфа Гастона-младшего?
— В открытую он ничего не сказал, но я сделала определенные выводы из услышанного. — Барри старалась говорить тихо, чтобы не перекричать радио. — Что меня поразило, так это то, что он неоднократно повторил, мол, его мать была прекрасной сиделкой.
— Ну и?
— А то, что все, кого я знаю, никогда не ставили под сомнение ее профессионализм. Зачем это ему нужно было, если такой вопрос вообще не поднимался? Это натолкнуло меня на интересную мысль, и я решила проверить свое подозрение. Я позвонила своему информатору, который работает в отделе по борьбе с преступностью, и он обнаружил ее имя в банке данных компьютера. By а ля! Ее уже однажды арестовывали!
Мужчины быстро переглянулись и снова уставились на Барри.
Она продолжила:
— Выйдя замуж за Ральфа Гастона-старшего, в течение многих лет эта сиделка тем не менее работала под своей девичьей фамилией — Джейн Хэйзельман.
— Мне ее имя кажется знакомым, — заметил Дэйли. — Помоги вспомнить.
— Несколько лет назад один тяжелобольной пациент, о котором заботилась Хэйзельман, умер. Эта смерть кому-то показалась неестественней. Уже бывали случаи, когда неизлечимых больных сознательно умерщвляли. Члены семьи того пациента оказались очень набожными католиками и потребовали у окружного прокурора проведения расследования.
— Вспомнил! — воскликнул Дэйли.
— И мне следовало бы вспомнить об этом случае, — досадуя на саму себя, произнесла Барри. — Это был один из моих первых репортажей для телевидения. В морге я ее не узнала. Лицо состарилось, да и обстановка в больнице не располагала к воспоминаниям. — Помолчав, она продолжила. — Даже несмотря на то что с Джейн Хэйзельман были сняты все обвинения, это происшествие оказалось серьезным стрессом для нее и вызвало сердечный приступ. Этот момент также был освещен в прессе. Она поправилась, и через шесть месяцев ей разрешили приступить к работе. Но все оказалось не так-то просто. — Барри перевела дыхание. — Это расследование сыграло с ней плохую шутку: несмотря на безупречный послужной список, ее вынудили покинуть больницу, где произошел инцидент. Даже после того, как она взяла фамилию мужа, ей продолжали отказывать в устройстве на работу.
— Минуточку, — перебил ее Грэй. — До тех самых пор, пока ее не взял к себе доктор Аллан.
Барри сложила пальцы пистолетиком и как бы выстрелила в него.
— Верно.
— Они воспользовались услугами сиделки, которую однажды подозревали в совершении убийства из сострадания к больному…
— На тот случай, если Ванесса умрет своей смертью. Если же она умрет по другой причине и сиделка не захочет молчать, то эта женщина легко станет жертвой очередного сердечного приступа.
— Что было бы вполне правдоподобно вследствие имевшейся у нее сердечной недостаточности.
Они понимали друг друга с полуслова. И тем не менее Барри закончила:
— Им все-таки удалось выйти сухими из воды. У них был идеальный козел отпущения.
— Хорошо поработала, — похвалил ее Дэйли.
— Спасибо, — произнесла Барри с видимым удовольствием.
— Думаешь, доктор Аллан убил сиделку и сымитировал ее очередной сердечный приступ? — спросил он.
Грэй рассеянно почесал подбородок.
— Возможно, но я так не думаю. Джордж, он… как бы это сказать, слабак. Он не производит впечатления человека жестокого, способного на хладнокровное убийство. Это вам не Спенс. И не Дэвид.
— Я думаю, этот сердечный приступ стал полной неожиданностью для них самих. Тогда, в больнице, доктор был возбужден, но он вел себя не так, словно в чем-то виновен. — Повернувшись к Барри, он спросил:
— А что ты можешь сказать о Гастоне? Он играл?
— Нет. Его заботила только репутация матери.
— К чему же мы пришли? — спросил Дэйли.
— Понятия не имею, — отозвалась Барри. Они замолчали, каждый думал о своем, но после недолгой паузы Дэйли сказал:
— Прямо голова раскалывается! Да еще это радио! — Он зло покосился на приемник, включенный на полную громкость.
— Но только не выплескивай, пожалуйста, свою досаду наружу, как ты это уже сделал однажды.
Барри поздно поняла свою ошибку, зря она сказала эти слова. Дэйли осуждающе посмотрел на нее.
— Что происходит? — настороженно спросил Грэй.
Дэйли, защищаясь, произнес:
— Это мой дом, Бондюрант, и здесь я что хочу, то и делаю.
Грэй моментально преобразился и мрачным голосом произнес:
— Если здесь что-то произошло, то я должен знать об…
— О Боже! — вмешалась Барри. — Давайте не будем делать из этого проблему. Просто Дэйли сегодня утром малость вышел из себя. Вокруг дома все время кружил автомобиль. Дэйли не выдержал и, выйдя на крыльцо, сделал неприличный жест. Вот и все.
— За исключением одного: они теперь знают, что мы их вычислили, — недовольно буркнул Грэй.
— Дэйли не хотел…
— Не надо меня защищать, — сквозь зубы процедил Дэйли, повернулся к Грэю и вызывающе произнес:
— Кто вы такой, чтобы давать мне указания в моем собственном доме?
— Поймите меня правильно, Дэйли. — Грэй сразу же смягчил тон, что было полной неожиданностью для Барри. — Все, что я советую, делается для вашей же безопасности. И безопасности Барри. Вы не представляете себе, какие это опасные люди! Они ждут только случая. Пожалуйста, не провоцируйте их. Если вас убьют, то это будет на моей совести.
Дэйли сейчас напоминал ребенка, которому несправедливо сделали замечание. И все-таки Грэй, конечно, был куда опытнее в таких делах.
— Черт! — Дэйли встал из-за стола. — Я иду спать.
Барри пошла мыть посуду и пожелала ему спокойной ночи. Грэй последовал за ним. Так как их тайный разговор завершился, Барри выключила радио. Установилась блаженная тишина. Убравшись на кухне, она выключила свет и прошла в гостиную.
Грэй развалился на диване, вытянув ноги. Барри едва могла разглядеть его в темноте. Только слабый свет уличного фонаря пробивался сквозь неплотные занавески.
До восемнадцати лет девушка была свидетелем того, как два человека упорно делали друг друга несчастными, совсем не обращая внимания на ребенка, которого они зачали в редкие минуты семейного счастья. Возможно, поэтому Барри выбрала такую профессию: тележурналистика не для тех, кто рассчитывает держаться в тени. Когда-то ее не замечал и, а теперь о ней знают все. Ей приходилось выслушивать насмешки, упреки в свой адрес, но игнорировали ее крайне редко.
Все, кроме Грэя Бондюранта. Барри задевало его равнодушие, особенно молчание по поводу того утра в Вайоминге. С тех пор они фактически ни разу не разговаривали по душам. По правде говоря, то, что тогда произошло, случилось не от любви или симпатии. Так, химическая реакция, случайность. Барри, конечно, не ждала, что он начнет трубить об этом во все концы и напоминать всякий раз, как только она появится. Но вести себя так, словно между ними ничего не произошло?! Это уж слишком! В ту ночь в мотеле, когда у него была возможность разделить с ней постель, он даже не попытался сделать этого. Ужасное оскорбление!
В этот вечер он ушел в себя. Она на минуту задумалась, как бы ей подобраться к этому льву, но осторожничать не стала. Не ее стиль.
Она пересекла комнату и опустилась на пол прямо передним.
— Ты не можешь делать вид, будто ничего не произошло.
— А почему бы и нет? — наконец произнес он. — Я подумал, что мы обо всем уже договорились. Это был ни к чему не обязывающий и ни к кому не привязывающий секс.
— Да, мы договорились.
Он пожал плечами, давая понять, что предмет разговора исчерпан.
— Даже если это была чистая случайность, — не унималась она, — можем же мы признать, что это имело место?
— Ну и зачем?
— Ну, с целью… с целью… Я не знаю, — уже раздраженно произнесла Барри. — Я просто чувствую, что мы не должны игнорировать это.
— Из-за твоего отца?
Этот вопрос привел ее в замешательство.
— Что тебе известно о нем?
— То, что он никогда не заботился о вас с матерью.
Постоянно изменял жене и умер в доме одной из своих любовниц. Что твоя мать из-за этого покончила с собой.
— Дэйли, по-видимому, был весьма откровенен, не правда ли? — с сарказмом откликнулась Барри. — Он не должен был обсуждать мою личную жизнь.
— Я приставил пистолет к его голове. В переносном смысле.
— Откуда такой интерес, Бондюрант?
— Откуда такая раздражительность?
— Ты сам бываешь раздражительным всякий раз, когда я задаю вопросы о твоем прошлом.
Барри не могла видеть в темноте выражения его глаз, но чувствовала его оценивающий взгляд.
— Ты противоречива, Барри. Меня учили изучать и анализировать противоречия в людях, ибо это очень важный момент.
— Ну хорошо. Сейчас я тебя проверю. И как же проявляется моя противоречивость?
— Например, чем страшнее ситуация, тем больше шуток ты отпускаешь. Когда ты действуешь среди мужчин, то от тебя исходит какой-то странный импульс. С одной стороны, ты отстраняешься от всего, что хоть как-то напоминает секс, с другой… — Он не стал распространяться. — Рыцарство требует, чтобы я на этом остановился.
— Настоящий принц!
— Я хотел знать, почему ты бываешь то веселой, то резкой. После того что мне поведал Дэйли, многое прояснилось. Равнодушие твоего отца сделало тебя честолюбивой.
Она опустила голову и положила руки на колени.
— Может, не стоит продолжать?
— Ты много работала. Хотела, чтобы отец заметил тебя и похвалил. Ты добивалась любви, но в то же время ее боялась. Ты присоединилась к феминисткам, позиция которых однозначна: отвергнуть мужчину прежде, чем он сделает это с тобой. Однако идеи этого движения претили твоей женской природе. Из-за отца ты с подозрением стала относиться ко всем без исключения мужчинам.
— Я не подозрительная, Бондюрант. Я сообразительная. И не доверяю отнюдь не всем мужчинам, а только некоторым.
— Большинству.
— Большинство из них ненадежны. В отличие от своей матери я никогда не позволю мужчине смотреть на меня как на пустое место. Поэтому-то я и хотела переговорить с тобой. Я не жду от тебя ни шоколада, ни цветов. Просто не притворяйся, что меня не существует.
— Ладно.
— Вот и хорошо. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Уже лежа в комнатке на узкой кровати, Барри удивилась — как ей удалось все, чего она хотела? Но, к сожалению, победа теперь казалась очень незначительной.
Глава 30
Завтрак Ванессе Меррит принесли прямо в постель. Она не выходила из своей спальни уже три дня — как раз с того вечера, когда Дэвид ее ударил. Он с тех пор тоже ни разу здесь не появился. Устроившись поудобнее среди многочисленных подушек, она наблюдала за телевизионным интервью, которое Кати Курик брала у министра обороны, только что вернувшегося из Северной Африки. Это был доклад о военных приготовлениях в Ливии и воздушных ударах по Израилю. Ливийское правительство отказывается брать на себя ответственность за бомбардировки. Министр советует президенту Мерриту не принимать никаких радикальных мер — ни политических, ни военных — до тех пор, пока президентская команда окончательно не проверит все данные доклада.
Дэвид будет вне себя, если его вынудят отдать команду на проведение агрессивной акции. Такие решения, без сомнения, спровоцируют сильнейшую волну критики со стороны конкурирующей партии, не говоря уже об общественном мнении. Даже невинная случайная перестрелка с неприятелем может стоить голосов.
Ванесса улыбнулась при мысли о той дилемме, над которой Дэвиду вскоре придется поломать голову.
Улыбка мгновенно испарилась, как только в дверях появилась горничная и объявила, что ее хочет видеть доктор Аллан.
— Чего тебе, Джордж? — грубо спросила она, когда он приблизился к ее кровати.
— Это что — новые веяния в правилах хорошего тона? Теперь у нас так принято здороваться? — ответил он вопросом на вопрос. Очевидно, он был неплохо воспитан и разговаривал с ней как с тяжелобольной. — Я пришел проведать тебя.
— По приказу Дэвида?
Он сделал вид, что не замечает безобразного синяка у нее под глазом.
— Он сегодня утром уехал на острова Карибского моря, там после урагана большие разрушения. Она кивнула в сторону телевизора.
— Я чуть не прослезилась, когда увидела в новостях, как вы махали ему ручкой в аэропорту. Что ж, он выглядел очень решительно. Я уверена, что Дэвид обломает этот несчастный ураган одной левой, как Микки Маус. Сэр Дэвид Неустрашимый!
— Сарказм не украшает тебя. Ванесса. — Он укрепил на ее руке манжету для измерения кровяного давления.
— А как насчет синяка у меня под глазом, который ты так старательно пытаешься игнорировать? Я полагаю, Дэвид беспокоится, не придется ли мне делать пластическую операцию? Уж не для этого ли он тебя подослал — оценить степень разрушений и сделать предварительные наметки по их устранению?
— Я пришел, потому что наступило время для очередной проверки давления. — Он снял манжету, нацепил ей на бицепс резиновый жгут и сильно затянул его. — Дэвид считает, что тебе, по всей видимости, понадобится полный покой, прежде чем ты полностью выздоровеешь.
— «Покой»? Ты имеешь в виду полное уединение?
"Господи! Только не это!» — воскликнула она про себя. Что толку кричать об этом вслух?
Ничего хорошего это не принесет. Сбегутся агенты Секретной службы. Она попытается обвинить Джорджа в попытке убить ее во второй раз. Ее телохранители и эта горничная, что впустила Джорджа, — она, правда, выглядела, как добрейшая из бабушек в своем мягком свитере и стоптанных тапочках, но, без сомнения, была одним из шпионов Дэвида — все они будут лишь сожалеть, что отлучились. В любом случае ее накачают наркотиками и куда-нибудь уволокут.
Помощи ждать не от кого, она в западне. Во время пресс-конференции она пыталась подать какие-то жалкие сигналы, чтобы ее вытащили отсюда. Заметил ли хоть кто-нибудь из тех, кто хорошо ее знал, что она пришла без обручального кольца, которое подарила ей мать?
Видимо, нет. По крайней мере Грэй точно не заметил. Спенс исчез, хотя его лояльность по отношению к Дэвиду не вызывает сомнений. Она вспомнила, как отец прошептал ей, что он держит все под контролем, но где он сейчас, в это недоброе утро?
— Я хочу позвонить отцу, — заявила она, когда Джордж натирал спиртом ее руку с внутренней стороны.
— Я соединю тебя с ним чуть позже. Сожми кисть в кулак, мне нужно взять кровь на анализ.
— Я хочу поговорить с ним немедленно, — настаивала она, холодея от страха.
Она выскользнула из-под одеяла и перекинула ноги на другой край кровати. Не стесняясь собственной наготы, она протянула руку к телефону, который стоял на ночном столике, но, не совладав с нервами, уронила аппарат на пол. Встав на четвереньки, дрожащими руками она старалась набрать номер.
— Ванесса! Ради Бога! — Джордж обнял ее за талию и попытался водрузить на место.
— Отстань от меня, подонок!
Она хотела вырваться, но он выбил телефон у нее из рук и потащил за ноги. Она колотила его руками и даже пыталась исцарапать его лицо, но тщетно.
— Больше тебе это не удастся!
— Я всего лишь пытаюсь помочь тебе.
— Грязный лицемер! — шипела она. — Отпусти меня! Мы оба знаем, зачем ты здесь. Тебе снова приказали вывести меня из игры, так? По крайней мере на то время, пока может открыться, что муж меня избил. Первая леди, щеголяющая с фонарем под глазом после домашней склоки. Хорошо бы посмотреть на реакцию прессы, правда?
Она сделала еще одну попытку, но он очень крепко держал ее.
— Не истощай себя, Ванесса, иначе придется тебя успокоить.
— А если он попросит убить меня, ты сможешь, Джордж?
— О Господи! Нет!
— Врешь! Ты уже пытался однажды сделать это. Что же у него на тебя есть?
— Я не понимаю, о чем ты.
— Ради него ты покрываешь убийство, значит, он знает о тебе кое-что такое… Что это за секрет, Джордж?
— Я ничего не знаю ни о каком убийстве.
— Ага, так я тебе и поверила! Все ты знаешь, но будешь молчать, потому что ты у Дэвида на крючке, так ведь? Уж я-то знаю его стиль работы. Что же это за дамоклов меч, который он занес над твоей головой? Что-то связанное с Амандой? Именно это задевает за живое, правда? Ты же всегда так гордился своей женой, этой безвкусной серенькой мышкой. Или Дэвид припугнул тебя жизнью твоих детей? О, это у него тоже здорово получается! Так получи же от меня…О!
Она не заметила, как он вытащил заранее приготовленный шприц и теперь внезапно вонзил ей в бедро иглу и ввел успокоительное.
— Прости, Ванесса. Ты не оставила мне выбора.
— У тебя был выбор! У нас у всех есть выбор. Так будь же ты проклят, Джордж! — крикнула она, ее голос рассыпался. — Будьте вы прокляты, ты и Дэвид! И катитесь ко всем чертям…
Когда в тот вечер доктор Аллан въехал в гараж собственного дома, он даже не сделал попытки вылезти из машины и войти в дом. Он сидел, уставившись в ветровое стекло, безжизненно уронив руки на колени. Не было ни сил, ни желания даже на то, чтобы открыть дверцу.
В доме горел свет, и это хоть как-то успокаивало. Каждый раз, возвращаясь домой, он боялся, что обнаружит окна темными, комнаты безлюдными, а шкафы и ящики стола пустыми. Он жил в страхе, что Аманда уйдет от него и заберет мальчиков с собой.
Она поклялась, что будет бороться, но в какой момент она сдастся? Когда она наконец поймет, что он конченый человек и его не стоит спасать? Каждое утро, выходя к завтраку, он ловил признаки отвращения на ее дрожащем лице с затуманенными горем глазами.
Ему льстило, что Аманду до сих пор сильно беспокоит, где он был и что делал, но, с другой стороны, как же остро она все воспринимает! Она обладала врожденным детектором лжи, который был точнее любого аналогичного устройства секретных служб. Даже самые правдоподобные объяснения почему-то проходили все труднее и труднее.
Чувство собственной вины вынуждало его защищаться и произносить грубости. После нескольких безобразных сцен она отказалась от попыток расспрашивать его о медицинских обязанностях, которые он выполняет по приказанию Дэвида Меррита. Вероятно, она умерила любопытство, потому что устала от его постоянного вранья, а возможно, и потому, что хотела оградить сыновей от психологической травмы, порождаемой омерзительными семейными сценами.
Ее глаза смотрели осуждающе и с презрением. Он чувствовал, что ее терпение истощается, а любовь сходит на нет. В любой из ближайших дней она может его покинуть, и тогда он просто-напросто умрет от позора и безысходности.
Дэвид будет вне себя, если его вынудят отдать команду на проведение агрессивной акции. Такие решения, без сомнения, спровоцируют сильнейшую волну критики со стороны конкурирующей партии, не говоря уже об общественном мнении. Даже невинная случайная перестрелка с неприятелем может стоить голосов.
Ванесса улыбнулась при мысли о той дилемме, над которой Дэвиду вскоре придется поломать голову.
Улыбка мгновенно испарилась, как только в дверях появилась горничная и объявила, что ее хочет видеть доктор Аллан.
— Чего тебе, Джордж? — грубо спросила она, когда он приблизился к ее кровати.
— Это что — новые веяния в правилах хорошего тона? Теперь у нас так принято здороваться? — ответил он вопросом на вопрос. Очевидно, он был неплохо воспитан и разговаривал с ней как с тяжелобольной. — Я пришел проведать тебя.
— По приказу Дэвида?
Он сделал вид, что не замечает безобразного синяка у нее под глазом.
— Он сегодня утром уехал на острова Карибского моря, там после урагана большие разрушения. Она кивнула в сторону телевизора.
— Я чуть не прослезилась, когда увидела в новостях, как вы махали ему ручкой в аэропорту. Что ж, он выглядел очень решительно. Я уверена, что Дэвид обломает этот несчастный ураган одной левой, как Микки Маус. Сэр Дэвид Неустрашимый!
— Сарказм не украшает тебя. Ванесса. — Он укрепил на ее руке манжету для измерения кровяного давления.
— А как насчет синяка у меня под глазом, который ты так старательно пытаешься игнорировать? Я полагаю, Дэвид беспокоится, не придется ли мне делать пластическую операцию? Уж не для этого ли он тебя подослал — оценить степень разрушений и сделать предварительные наметки по их устранению?
— Я пришел, потому что наступило время для очередной проверки давления. — Он снял манжету, нацепил ей на бицепс резиновый жгут и сильно затянул его. — Дэвид считает, что тебе, по всей видимости, понадобится полный покой, прежде чем ты полностью выздоровеешь.
— «Покой»? Ты имеешь в виду полное уединение?
"Господи! Только не это!» — воскликнула она про себя. Что толку кричать об этом вслух?
Ничего хорошего это не принесет. Сбегутся агенты Секретной службы. Она попытается обвинить Джорджа в попытке убить ее во второй раз. Ее телохранители и эта горничная, что впустила Джорджа, — она, правда, выглядела, как добрейшая из бабушек в своем мягком свитере и стоптанных тапочках, но, без сомнения, была одним из шпионов Дэвида — все они будут лишь сожалеть, что отлучились. В любом случае ее накачают наркотиками и куда-нибудь уволокут.
Помощи ждать не от кого, она в западне. Во время пресс-конференции она пыталась подать какие-то жалкие сигналы, чтобы ее вытащили отсюда. Заметил ли хоть кто-нибудь из тех, кто хорошо ее знал, что она пришла без обручального кольца, которое подарила ей мать?
Видимо, нет. По крайней мере Грэй точно не заметил. Спенс исчез, хотя его лояльность по отношению к Дэвиду не вызывает сомнений. Она вспомнила, как отец прошептал ей, что он держит все под контролем, но где он сейчас, в это недоброе утро?
— Я хочу позвонить отцу, — заявила она, когда Джордж натирал спиртом ее руку с внутренней стороны.
— Я соединю тебя с ним чуть позже. Сожми кисть в кулак, мне нужно взять кровь на анализ.
— Я хочу поговорить с ним немедленно, — настаивала она, холодея от страха.
Она выскользнула из-под одеяла и перекинула ноги на другой край кровати. Не стесняясь собственной наготы, она протянула руку к телефону, который стоял на ночном столике, но, не совладав с нервами, уронила аппарат на пол. Встав на четвереньки, дрожащими руками она старалась набрать номер.
— Ванесса! Ради Бога! — Джордж обнял ее за талию и попытался водрузить на место.
— Отстань от меня, подонок!
Она хотела вырваться, но он выбил телефон у нее из рук и потащил за ноги. Она колотила его руками и даже пыталась исцарапать его лицо, но тщетно.
— Больше тебе это не удастся!
— Я всего лишь пытаюсь помочь тебе.
— Грязный лицемер! — шипела она. — Отпусти меня! Мы оба знаем, зачем ты здесь. Тебе снова приказали вывести меня из игры, так? По крайней мере на то время, пока может открыться, что муж меня избил. Первая леди, щеголяющая с фонарем под глазом после домашней склоки. Хорошо бы посмотреть на реакцию прессы, правда?
Она сделала еще одну попытку, но он очень крепко держал ее.
— Не истощай себя, Ванесса, иначе придется тебя успокоить.
— А если он попросит убить меня, ты сможешь, Джордж?
— О Господи! Нет!
— Врешь! Ты уже пытался однажды сделать это. Что же у него на тебя есть?
— Я не понимаю, о чем ты.
— Ради него ты покрываешь убийство, значит, он знает о тебе кое-что такое… Что это за секрет, Джордж?
— Я ничего не знаю ни о каком убийстве.
— Ага, так я тебе и поверила! Все ты знаешь, но будешь молчать, потому что ты у Дэвида на крючке, так ведь? Уж я-то знаю его стиль работы. Что же это за дамоклов меч, который он занес над твоей головой? Что-то связанное с Амандой? Именно это задевает за живое, правда? Ты же всегда так гордился своей женой, этой безвкусной серенькой мышкой. Или Дэвид припугнул тебя жизнью твоих детей? О, это у него тоже здорово получается! Так получи же от меня…О!
Она не заметила, как он вытащил заранее приготовленный шприц и теперь внезапно вонзил ей в бедро иглу и ввел успокоительное.
— Прости, Ванесса. Ты не оставила мне выбора.
— У тебя был выбор! У нас у всех есть выбор. Так будь же ты проклят, Джордж! — крикнула она, ее голос рассыпался. — Будьте вы прокляты, ты и Дэвид! И катитесь ко всем чертям…
Когда в тот вечер доктор Аллан въехал в гараж собственного дома, он даже не сделал попытки вылезти из машины и войти в дом. Он сидел, уставившись в ветровое стекло, безжизненно уронив руки на колени. Не было ни сил, ни желания даже на то, чтобы открыть дверцу.
В доме горел свет, и это хоть как-то успокаивало. Каждый раз, возвращаясь домой, он боялся, что обнаружит окна темными, комнаты безлюдными, а шкафы и ящики стола пустыми. Он жил в страхе, что Аманда уйдет от него и заберет мальчиков с собой.
Она поклялась, что будет бороться, но в какой момент она сдастся? Когда она наконец поймет, что он конченый человек и его не стоит спасать? Каждое утро, выходя к завтраку, он ловил признаки отвращения на ее дрожащем лице с затуманенными горем глазами.
Ему льстило, что Аманду до сих пор сильно беспокоит, где он был и что делал, но, с другой стороны, как же остро она все воспринимает! Она обладала врожденным детектором лжи, который был точнее любого аналогичного устройства секретных служб. Даже самые правдоподобные объяснения почему-то проходили все труднее и труднее.
Чувство собственной вины вынуждало его защищаться и произносить грубости. После нескольких безобразных сцен она отказалась от попыток расспрашивать его о медицинских обязанностях, которые он выполняет по приказанию Дэвида Меррита. Вероятно, она умерила любопытство, потому что устала от его постоянного вранья, а возможно, и потому, что хотела оградить сыновей от психологической травмы, порождаемой омерзительными семейными сценами.
Ее глаза смотрели осуждающе и с презрением. Он чувствовал, что ее терпение истощается, а любовь сходит на нет. В любой из ближайших дней она может его покинуть, и тогда он просто-напросто умрет от позора и безысходности.