– Как в кино, – восхитился он. Лошадь остановилась на приличном расстоянии от мертвой рыси и стала нервно бить копытом. – Не уверен, что без седла смогу на нее забраться.
   – Вам и не придется. – Ренни повернулась и направилась к лошади.
   – Вы хотите меня здесь бросить? С трупом этого зверя?
   – Я вас не приглашала.
   Поэма в движении. Такое сравнение пришло ему в голову, когда она запустила пальцы в гриву и одним прыжком оказалась на лошади. Одно гибкое, плавное движение. Даже ружье не выронила. Она пришпорила кобылу пятками, и лошадь затанцевала, задрав голову и хвост.
   – Вы же вернетесь за мной, правда? – Ему показалось, что Ренни улыбнулась, но солнце еще не взошло, так что вполне вероятно, что ему почудилось. Почти незаметным движением колен она пустила лошадь в галоп.
   Вик был настолько уверен, что она за ним вернется, что заснул прежде, чем лошадь и всадница скрылись из вида.
   Он не знал, сколько проспал. Пятнадцать минут или пятнадцать часов. Когда он открыл глаза, Ренни снова была рядом. Она завертывала рысь в толстый мебельный чехол. Когда она увидела, что он за ней наблюдает, сказала:
   – Не хочу, чтобы ее растащили стервятники.
   Он взглянул наверх через ветви деревьев. В небе уже кружили канюки.
   – Может, они ждут, когда я перекинусь.
   – Возможно.
   Она подняла сверток и отнесла его в пикап, которого он раньше у нее не видел. Очевидно, Ренни им пользовалась только на ранчо, потому что автомобиль был ненов и потрепан. Пока она укладывала рысь в багажник, Вик исхитрился встать, цепляясь за ствол дерева. Потом наклонился, чтобы взять сумку.
   – Я возьму, – заявила Ренни, направляясь к нему. – А вы лезьте в машину.
   Когда она проходила мимо него, ему захотелось отсалютовать ей, но в последнюю секунду он передумал.
   Разумеется, ее прикид не имел ничего общего с военной выправкой. На ней была красная майка вроде той, в которой она спала, узкие обтягивающие зад джинсы и ковбойские сапоги. Распущенные волосы спутаны. Он догадался, что шум в конюшне заставил ее выскочить из постели и наспех натянуть джинсы и сапоги. Как бы то ни было, такой вид заслужил его одобрение.
   Пролезть под проволокой днем было лишь немного легче, чем ночью. Когда Вик добрался до пикапа и умудрился сесть на сиденье, его прошиб холодный пот и охватила крупная дрожь.
   Ренни вернулась с его сумкой и без лишних церемоний швырнула ее назад, туда, где покоилась рысь. Она села в машину. Заметив, что Вик смотрит назад, она спросила:
   – Что-то не так?
   – Нет. Просто радуюсь, что вы не швырнули меня туда вместе с сумкой.
   – Была такая мысль.
   – А как насчет моей машины?
   – Я привезла канистру с бензином.
   Ренни не стала делиться с ним планами по поводу его пикапа, а он не стал больше ничего спрашивать. Она выехала на дорогу и проехала не меньше мили, прежде чем сказала:
   – Я знаю, доктор Шугармен вас не выписывал.
   – Слушайте, где он купил все эти зубы?
   – Вы просто ушли? – пропустила она мимо ушей его выпад.
   – Гмм, – предпочел не уточнять Вик.
   – А охрана?
   – Не хотел бы я быть на их месте, когда Орен узнает, что я ушел.
   – Он не знает?
   – Сейчас уже, может, и знает.
   – Он расстроится?
   – Просто выйдет из себя. – Вик представил себе картину и усмехнулся.
   – Потому что он знает, что вам следовало бы пробыть еще хотя бы пару дней в больнице.
   – Потому что он знает, что я попытаюсь в одиночку достать Лозадо.
   Она резко повернула голову:
   – Тогда почему вы явились сюда?
   – Найти вас, найти его. Он же не оставит вас в покое, Ренни, и тоже начнет с вашего ранчо.
   – Он о нем ничего не знает.
   – Узнает. Рано или поздно. Он вас найдет. Он не остановится, пока не найдет. Он слишком много вложил в вас самого себя, своего эго. Он появится здесь.
   Больше они ни о чем не говорили. Она остановила пикап около дома поближе к входной двери. Обошла машину и помогла Вику вылезти из нее и подняться по ступенькам на веранду. Открыла дверь и пригласила его в дом.
   Они сразу попали в просторную гостиную, обставленную и украшенную с техасским шиком. Навалом кожи и замши, все изысканное и дорогое. Толстые ковры на деревянных полах. Красивые подушки на диванах. Все большое, комфортабельное, приглашающее сесть и расслабиться перед камином, почитать разбросанные журналы. «Разбросанные?» – удивился про себя Вик.
   В углу стояло мексиканское седло из черной кожи ручной выделки с кучей всяких серебряных прибамбасов – на манер ценной скульптуры. На стене висела полосатая попона. Вик сразу в нее влюбился.
   – Очень мило.
   – Спасибо.
   – И на вас не похоже.
   Она встретилась с ним взглядом.
   – Именно похоже. Вы есть хотите?
   – Я уж подумывал, не отгрызть ли чего у рыси.
   – Тогда идите сюда.
   Она привела его на кухню, где было еще больше сюрпризов. В центре располагался рабочий островок с открытыми полками снизу. Сверху небольшая медная раковина, где лежали красные и зеленые яблоки, чтобы стекала вода после мытья. Над головой на железной перекладине висели кастрюли и сковородки. На столе стояла открытая коробка с печеньем.
   – Суп или овсянка?
   Превозмогая боль, Вик уселся на стул у круглого деревянного стола.
   – И все?
   – Ну, еще рысь, если вы так проголодались. Но тут уж управляйтесь сами.
   – А какой суп?
   Это оказался картофельный суп, но Вик никогда не ел ничего вкуснее. Ренни добавила к готовому супу из банки в равных пропорциях масло и специи, затем сверху насыпала тертого сыра и поставила все в микроволновку, чтобы сыр расплавился. Движения были экономными, выверенными. Как у хирурга.
   – Это просто изысканная пища после больничной бурды, – сказал Вик, приканчивая второй тост. – А что на ленч?
   – Ленч вы проспите.
   – Мне еще рано отдыхать, Ренни. Я сбежал из больницы и едва не подох по дороге не для того, чтобы сразу улечься спать.
   – Извините. Это то, что вам требуется, и именно этим вы и займетесь. У меня никогда не было пациента, который бы так скверно выглядел и впоследствии выжил. Мне бы следовало позвонить 911, вызвать «Скорую» и немедленно отправить вас в больницу.
   – Тогда я сразу же уйду.
   – Поэтому я и не позвонила. – Она кончила споласкивать посуду и вытерла руки. – Идемте наверх, я помогу вам раздеться.
   – Я спал, Ренни. Под деревом.
   – Долго?
   – Достаточно.
   – Совсем недостаточно.
   – Я не буду спать.
   – Нет, будете.
   – Тогда вам придется меня чем-нибудь опоить.
   – Уже.
   – Что?
   – Когда вы вышли в ванную комнату, я раскрошила сильное болеутоляющее и таблетку снотворного и высыпала в ваш суп. Скоро у вас зашумит в ушах.
   – Черт! Я буду сопротивляться. Она улыбнулась:
   – Не сможете. Это лекарство вас уложит. Вам будет удобнее, если вы заранее окажетесь в постель.
   – Нам надо поговорить, Ренни.
   – Поговорим. Когда проспитесь.
   Она взяла его под локоть и помогла встать со стула. Ноги у него подкашивались, пальцы ног сводила судорога, и он знал, что это действие наркотика.
   – Положите мне руку на плечи. – Он послушался. Она обняла его за талию и повела к лестнице, ведущей наверх.
   – Что ж, вы правы, – сказал он на полпути. – В ушах звенит. Как долго это лекарство действует?
   – Зависит от пациента.
   – Это не ответ.
   На втором этаже была широкая галерея, нависающая над гостиной. На галерею вело несколько дверей. Она провела его в спальню. Постель была не прибрана.
   – Это ваша комната? – спросил он.
   – Единственная спальня с мебелью.
   – Значит, я буду спать в вашей постели? Она прислонила его к спинке кровати:
   – Поднимите руки. – Он послушался, и она стянула в него футболку. Затем опустилась на колени и помогла снять туфли. – Теперь снимайте брюки и ложитесь.
   – Ну, доктор Ньютон, я считал вас скромнее. Думал, что… Что это такое? – Она вынула что-то из нижнего ящика комода.
   – Это шприц. – Поднявшись на ноги, она поднесла к глазам прозрачную пластиковую ампулу и пощелкала по ней ногтем. – Сейчас я нашпигую вам зад антибиотиками.
   – Они мне не нужны.
   – На эту тему мы спорить не будем, Вик.
   Да уж, она явно была не расположена спорить. Кстати, он спорить был не в состоянии. Язык еле ворочался во рту. Он с великим трудом держал глаза открытыми.
   Расстегнув ширинку, он опустил джинсы вниз и вышагнул из них. Вероятно, она думала, что на нем есть белье. Не повезло, доктор Ньютон. Он, шаркая ногами, доплелся до кровати и лег.
   – На живот, пожалуйста.
   – Как с вами неинтересно, – проворчал он, едва ворочая языком.
   Ренни протерла спиртом кожу и вонзила иглу.
   – Мать твою…
   – Может быть больно, – холодно произнесла Ренни.
   – …за ногу! Спасибо, что вовремя предупредили. – Он, сжав зубы, вытерпел укол, который, казалось, тянулся бесконечно.
   Отложив шприц в сторону, Ренни приказала:
   – Не переворачивайтесь. Я обработаю вашу рану. Он было собрался сказать что-то умное, но забыл слова. Подушка была необыкновенно удобной.
   Он смутно сознавал, что она промывает его шов и накладывает свежую повязку. Вроде бы она прикрыла его простыней и легким одеялом. Ему казалось, что в комнате постепенно становится все темнее. Он открыл глаза на секунду и увидел, что Ренни закрывает ставни. На долю секунды он увидел ее силуэт в ярком дневном свете, от которого ничего нельзя спрятать. Бюстгальтера она не носила.
 
   Проснувшись, он обнаружил, что лежит на спине, слегка повернувшись налево, щадя правый бок. В комнате никого не было, но из-под двери ванной комнаты пробивался свет. Он повернулся к окнам. Ставни все еще закрыты.
   Господи, что такое она ему дала? Сколько времени он проспал? Весь день? Два дня? Три?
   В этот момент свет в ванной погас. Дверь беззвучно открылась, и появилась Ренни, принеся с собой запах мыла и шампуня. Взглянув в сторону кровати, она заметила, что Вик не спит и смотрит на нее.
   – Простите. Мне не следовало включать фен. Я опасалась, что он может вас разбудить, но вы так крепко спали, что я решила рискнуть.
   – Который час?
   – Около шести.
   Ее босые ноги прошелестели по деревянному полу. Она подошла и села на край кровати.
   – Как вы себя чувствуете? Вам что-нибудь принести? Волосы, глаза, кожа, губы. Она была прекрасна. Вик понял это сразу, когда в первый раз увидел ее на фотографиях Орена. Именно тогда появилось желание и началось вранье. Он врал Орену и себе. Сначала по поводу того, что он о ней думает, потом насчет собственной объективности. С этой объективностью он распрощался, когда Ренни повернулась к нему на свадебном приеме. В тот момент он понял, что профессионализм его не спасет. Он утонул вместе с ним в зеленой бездне ее глаз.
   Во время работы в полиции ему встречались разные женщины, от проституток до домашних хозяек. Обманщицы, вруньи, воровки и святые. Женщины, которые одевались на мужской манер и ставили своей целью лишить яиц каждого встреченного ими мужчину, и женщины, которые охотно раздевались, чтобы развлечь мужчин и получить свою долю удовольствия.
   Орен был прав, когда сказал, что у него не было незначительных встреч с женщинами. Он всех помнил, по разным причинам. Начиная с его обожаемой воспитательницы в детском саду и женщины-полицейского, объявившей его самой большой задницей, которую она имела неудовольствие знать, до официантки Кристел. И он всегда производил впечатление на женщин.
   Хорошо ли, плохо ли, но он чувствовал женщин нутром, на что они обязательно откликались. Это было просто его особенностью, он с ней родился, к ней привык, как привык к своему кривому переднему зубу.
   С некоторыми из этих женщин он спал, но ни одну из них он не хотел так, как хотел Ренни Ньютон. И ни одна не была под таким запретом. С самого начала она несла ему беду. И этому не видно конца.
   Но сейчас, когда пряди ее волос касались его голой груди, это не имело никакого значения. Здравый смысл и чувство ответственности здесь пасовали.
   – А, черт, – пробурчал он. Он обхватил ее за шею и притянул к себе.
   Это был настоящий поцелуй, по полной программе. Едва коснувшись ее губ, он просунул между ними язык. Он чувствовал ее теплое и частое дыхание на своем лице, оно поощряло его. Он обнял ее покрепче. Почувствовал, как набухает сосок, становится твердым под его ласками.
   – Нет!
   Отпрянув, она резко тряхнула головой. Несколько секунд не сводила с него глаз, затем повернулась и умчалась. Иначе и не опишешь скорость, с какой она покинула комнату.

24

   Вик принял душ. Побрился розовым лезвием Ренни. Он уже не выглядел таким страшным в зеркале над раковиной. Темные круги под глазами немного посветлели, глаза уже не такие ввалившиеся.
   Но до прекрасного принца ему далеко. Больничная бледность подчеркивает разноцветный синяк на скуле. А когда он в последний раз стригся?
   – А, пошло оно все, – сказал он своему отражению в зеркале.
   Ренни он нашел на кухне. Когда он вошел, она оглянулась через плечо:
   – Вы нашли свою сумку?
   – Да, спасибо.
   – Как вы себя чувствуете?
   – Лучше. Спасибо. За все. Кроме укола. У меня до сих пор зад болит.
   – Уверена, вам хочется пить. Берите, что понравится, в холодильнике. – Ренни окунала куриные грудки в кляр и укладывала их в плоскую посудину.
   Вик взял коробку апельсинового сока из холодильника, встряхнул его и отвинтил пробку.
   – Можно пить из коробки?
   – Только не в этом доме.
   – Я воспользовался вашей зубной щеткой.
   – У меня есть новые.
   – Вы очень запасливы.
   – Стаканы в буфете у вас за спиной. Апельсиновый сок оказался вкусным. Вик выпил стакан и налил еще.
   – Что вы сделали с рысью?
   – Позвонила егерю. Он приехал и забрал ее. И поздравил меня.
   – Вы принесли большую пользу обществу. Ренни некоторое время смотрела в пространство.
   – У меня нет такого ощущения. Я чувствую только, что убила. – Она вымыла руки, подошла к духовке, включила ее, затем вернулась к раковине, где мыла овощи, и взяла большой нож. Им она ткнула в сторону сотового, лежащего на столе. – Он несколько раз звонил.
   – Господи, я даже не помню, когда его в последний раз видел.
   – Он был в вашем пикапе.
   – А кстати, где машина?
   – В моем гараже.
   Он выглянул в окно и увидел гараж. Уменьшенный вариант конюшни. Двойные двери закрыты.
   – Как вы умудрились доставить его сюда?
   – Просто. Поехала туда на Биде, привязала его к заднему борту и медленно доехала до ранчо.
   – Было бы проще, если бы вы дождались, когда я проснусь.
   – Мне казалось, вы не хотите, чтобы кто-то знал, что вы здесь.
   Он внимательно посмотрел на нее:
   – Вы не совсем точно выразились, так, Ренни? Она перестала резать помидоры и взглянула на него.
   – Это вы не хотите, чтобы кто-нибудь знал, что я здесь, – усмехнулся Вик.
   Она снова занялась помидорами.
   – Вы любите помидоры в салате? – спросила она через минуту.
   – Ренни.
   – Некоторые не любят.
   – Ренни. – Он хотел, чтобы она посмотрела на него. Так и вышло.
   Она бросила нож и повернулась к нему: – Что?
   – Это ведь всего лишь поцелуй, – мягко сказал он.
   – Давайте не будет придавать этому большого значения, ладно?
   – Я и не придаю. Ведь именно вы выскочили из спальни с такой поспешностью, будто там пожар.
   – Тогда кончайте меня обхаживать.
   – Вас обхаживать? – повторил он, возвысив голос. – Обхаживать вас?
   – В тот вечер, когда мы встретились, нет, в тот вечер, когда вы подстроили нашу встречу, я сказала вам открытым текстом, даже маленький ребенок понял бы, что меня не интересует… все это.
   Тут уж взыграла мужская гордость. Вик обошел рабочий стол и остановился перед ней.
   – Вы сильно изменились, верно? Один поцелуй, и я уже вас обхаживаю, а когда-то в Далтоне вы были очень общительны. Как вы тогда это называли?
   Ренни отшатнулась, будто он ее ударил. Лицо ее стало жестким.
   – Наверняка вы со своим приятелем-детективом Уэсли всласть посплетничали в раздевалке.
   – Только после того как я узнал подробности о вас от жителей Далтона. Вас там прекрасно помнят, дорогуша. Потому что тогда вы не только целовались с местными парнями. Я ничего не путаю?
   – Вы прекрасно информированы, зачем меня спрашивать?
   – Вы делали значительно больше. Она немного попятилась и отвернулась:
   – Теперь я не такая.
   – Почему? Мне думается, вы чертовски хорошо проводили время. В Далтоне до сих пор треплют языками насчет вашей поездки в красном «Мустанге»-кабриолете. Тогда вы выставляли на всеобщее обозрение голые сиськи, но стоило мне вас коснуться, как вы сбежали сломя голову.
   Она хотела обойти его, но он сделал быстрый шаг в сторону и перехватил ее.
   – Вы позволяли всем этим сексуально озабоченным ковбоям пускать слюни, глядя на вас на родео. И их папашам, дядям и даже дедушкам.
   – Прекратите!
   – И вы ведь отдавали себе в этом отчет, так? Вам нравилось, что они кончают прямо в джинсы.
   – Вы ничего не знаете…
   – А чего тут знать. Для таких, как вы, имеются довольно некрасивые названия. Но это не мешает нам хотеть того, что вы так широко рекламируете. Сколько сердец вы разбили, прежде чем нацелились на Раймонда Кольера?
   – Не смейте…
   – Когда же роман вам надоел, вы убили своего любовника. А теперь, значит, вам не нравится, когда вас «обхаживают»?
   – Да!
   За ее криком последовала гулкая тишина. Ренни отвернулась от него и прислонилась к столу. Закрыла ладонью рот, простояла так несколько мгновений, забыв, что делать с руками. Довольно странная для хирурга рассеянность. Она скрестила их на груди и ладонями сжала локти Затем вытерла ладони о бедра. Наконец, взяла посудину с курицей и сунула ее в духовку. Поставила таймер и снова принялась резать помидоры.
   Вик продолжал наблюдать за ней с сосредоточенностью канюка, кружившего над трупом рыси. Он не хотел менять тему. Ему хотелось хоть на мгновение увидеть настоящую Ренни Ньютон.
   – Что случилось в тот день в кабинете вашего отца? Нож с силой стукнул о доску.
   – Разве Уэсли не поделился с вами?
   – Я читал полицейский отчет.
   – Тогда в чем дело?
   – Оттуда ни черта не ясно. Я хотел бы услышать, что произошло, от вас.
   Она закончила резать помидоры и вымыла нож. Вытирая его полотенцем, она саркастически взглянула на Вика.
   – Любопытство мучает?
   – Не надо так, – попросил он, стараясь удержать в узде свою злость. – Вы же знаете, я не потому спрашиваю.
   Она оперлась руками о стол.
   – Тогда почему вы спрашиваете? Объясните, с какой стати вам так важно знать, черт побери, что случилось?
   Он наклонился, чтобы приблизить к ней свое лицо.
   – Ты знаешь почему, Ренни, – прошептал он.
   Не понять его было невозможно, но на всякий случай он положил свою руку на ее пальцы и сжал их.
   Она опустила голову. Прошло с полминуты, прежде чем она отняла у него руку.
   – Ничего хорошего из этого не выйдет, Вик.
   – Под «этим» вы имеете в виду треугольник: вы, я и Лозадо?
   – Нет никакого треугольника.
   – Вы знаете, что это не так, Ренни.
   – У вас были счеты между собой задолго до моего появления.
   – Да, но появилось новое измерение.
   – Я не хочу участвовать в вашей вражде, – возмутилась она.
   – Тогда почему вы уехали из города?
   – Мне надо было немного отдохнуть.
   – Вы узнали, что Лозадо выпустили из тюрьмы И вы сбежали сюда за несколько часов до его освобождения. Такое впечатление, что вы здесь от него спрятались.
   Зазвонил его сотовый. Вик взял его, прочитал номер звонившего и вполголоса выругался.
   – Все равно придется когда-нибудь это вытерпеть. – Он прошел вместе с телефоном через гостиную, вышел на веранду, сел на качели и только тогда ответил: – Слушаю.
   – Где ты, черт побери, шляешься?
   – Ни тебе здравствуй?
   – Вик…
   – Ладно, ладно. – Он тяжело вздохнул. – Я больше не мог переносить больницу, Орен. Ты ведь знаешь, я с трудом выдерживаю бездействие. Еще один день, и у меня совсем бы крыша съехала. Вот я и сбежал. Взял машину у твоего дома и почти всю ночь ехал. Приехал в Галвестон утром, где-то около пяти, так я думаю. Почти весь день проспал, прекрасно отдохнул, слушая прибой. В больнице так не получалось.
   После многозначительной паузы Орен заявил:
   – Твоя халупа в Галвестоне заперта.
   «Вот зараза, уже успел выяснить», – подумал Вик и спросил вслух:
   – Откуда ты знаешь?
   – Я попросил полицию проверить.
   – Зачем?
   – Я жду объяснений, Вик.
   – Ладно, я сделал небольшой крюк. В чем дело-то?
   – Ты ведь с ней, так?
   – Я большой мальчик, Орен. Я не обязан отчитываться перед тобой за мои…
   – Она ведь тоже исчезла. Какое совпадение. Ее нет дома, нет в больнице. Ее услужливый сосед рассказал, что он видел очень изможденного мужчину, которого доктор Ньютон втаскивала в свой дом.
   – Этот парень что, постоянно у окна дежурит?
   – Он стал для нас важным источником сведений.
   – Ну, надо же, Орен. Звонить в полицию Галвестона. Разговаривать с любопытными соседями. Ты сегодня был здорово занят.
   – Лозадо тоже.
   – Правда? А он чем занимался?
   – Терроризировал мою семью.
 
   Звали его Плакса. Только человек такого незначительного роста мог мириться с таким прозвищем. И Плакса мирился.
   Его звали так еще во втором классе начальной школы, когда он описался в классе. Во время урока географии струйка горячей мочи образовала лужу вокруг его ног. Ему хотелось умереть на месте, но ему жутко не повезло, и он остался жить. В тот день группа школьных хулиганов под предводительством Рикки Роя Лозадо дала ему кличку Плакса.
   Прозвище прилипло к нему, его по сей день все так и звали, Плакса Сойер. Смешно? Конечно, смешно. Не смог он также избавиться и от постоянного тиранства Лозадо. Вот и теперь, открыв дверь, он увидел на пороге Лозадо.
   – Можно войти?
   Вопрос прозвучал как насмешка. Лозадо задал его, чтобы напомнить Плаксе, что в разрешении он не нуждается. Лозадо прошел мимо него в захламленную, душную квартиру, где Плакса иногда сидел по нескольку дней, даже не высовывая носа на улицу. Чтобы защититься от этой неправильной жизни, Плакса изобрел свою собственную вселенную.
   – Ты пришел в неудачное время, Лозадо. Я ужинаю.
   На столике около телевизора рядом с раскладным креслом стояла миска с корнфлексом, уже начавшим размокать.
   – Я бы не стал тебе мешать, Плакса, но дело очень срочное.
   – У тебя все срочное.
   Издевательства Лозадо над своим несчастным одноклассником продолжались все школьные годы. Щуплость Плаксы, его робкий характер и манера щуриться просто приглашали желающих над ним поиздеваться. Пожалуй, он был даже слишком легкой мишенью. Соответственно, Лозадо обращался с ним, как с домашним питомцем, о котором можно забыть, но которого можно и приласкать, если захочется.
   В каждом классе имелся свой компьютерный гений, в их классе это был Плакса. Компьютеры и другая сложная техника раздражали Лозадо, но он хорошо понимал, какие тут кроются возможности. Поэтому с развитием компьютерных технологий Плакса стал для него бесценным помощником.
   В последнее время Плакса увлекся созданием вебсайтов. Он мог делать это в одиночку, дома, по своему собственному расписанию. Он брал с клиентов за вчетверо большее время, чем ему в самом деле понадобилось на выполнение заказа. Но они были в таком восторге от результата, что никогда не оспаривали цифру в счете. Дело приносило хороший доход.
   Но этот доход даже сравнивать было смешно с тем, что платил ему Лозадо.
   Компьютеры Плаксы занимали целую комнату и могли сравниться по своим возможностям с теми, которыми пользовалось НАСА. Большую часть заработанных денег он вкладывал в бизнес, приобретая все новинки и постоянно совершенствуя свою аппаратуру. Он мог разобрать любой компьютер и собрать заново по более интересной схеме. Он знал, как они работают. Более того, он понимал, как они работают. Плакса любил компьютеры.
   С помощью минимальных манипуляций «мышью» он мог проникнуть в любой секретный чат, сломать самый хитрый код. Кроме того, он был большой мастер по части создания вирусов. Обладай Плакса стремлением к власти, он мог бы править миром из своей убогой, безобразной, вонючей и захламленной квартирки, расположенной в весьма сомнительном районе Далласа.
   Лозадо считал, что талант Плаксы пропадает зря. Его способности и знания должны были бы принадлежать человеку, который смог бы ими воспользоваться, кому-нибудь с хорошей хваткой, стилем и амбициями.
   Если бы Лозадо занимался другим делом, он мог бы с помощью Плаксы украсть огромные деньги, почти не рискуя попасться. Но где кайф? Он предпочитал свое занятие, требующее личного участия. От Плаксы он требовал только информацию о своих клиентах и потенциальных жертвах.
   Он так и сказал Плаксе, что пришел за информацией.
   Плакса поправил сползающие очки:
   – Ты говоришь это каждый раз, Лозадо. А потом человек, про которого я для тебя узнаю, оказывается убитым.
   Лозадо уперся в него ледяным взглядом:
   – Что с тобой сегодня такое, Плакса?
   – Ничего. – Он отодрал прилипшую к локтю крошку.
   – Ты мне не слишком рад, Плакса. Разве я мало заплатил тебе в последний раз?
   – Верно, но… – Он шмыгнул носом. – На деньги я не жалуюсь.
   – Тогда в чем дело?
   – Не хочу попасть в беду. Я имею в виду с законом. О тебе в последнее время много писали, ты не заметил?