– Я знала, что ты придешь, когда узнаешь, что случилось с Ореном Уэсли.
– Твой дружок не умеет держать себя в руках. Очень плохая черта характера. А Уэсли? – Он пожал плечами. – Его проблема в том, что он не умеет выбирать себе друзей.
– Как ты узнал? В новостях об этом ничего не было. Все держалось в строгой тайне. Только несколько человек из персонала знали, кто такой Уэсли и что с ним. У тебя наверняка есть информатор в полицейском управлении Форт-Уэрта. Кто тебе сказал?
– Маленькая пташка на хвосте принесла, – прошептал он. – Трусливая маленькая пташка. Я ей даже сначала не поверил, но вскоре убедился, что, увы, так оно и есть.
Он протянул руку и пальцем коснулся пряди волос, лежащей на груди Ренни. Она усилием воли заставила себя не отшатнуться, но он, очевидно, ощутил ее отвращение, потому что снова улыбнулся той самой улыбкой:
– Ты сегодня прелестно выглядишь.
– Вовсе я не выгляжу прелестно. Я устала. Вымоталась.
– Очевидно, поездка оказалась утомительной.
– Как ты это сделал?
– Что именно, моя дорогая?
– Как ты добрался из Галвестона до моего ранчо до рассвета?
– Я же уже говорил тебе, Ренни, я не раскрываю секреты своей профессии. Если бы я это делал, то давно бы уже остался без работы.
– Наверняка это было непросто.
Он засмеялся:
– Крыльев у меня нет, если ты об этом. – Звук ее пощечины напомнил взрыв петарды.
– Это за то, что убил моих лошадей.
Лозадо сразу перестал смеяться и схватил ее за руку с такой силой, что Ренни вскрикнула от боли. Он рывком повернул ее и прижал ее согнутую руку к спине между лопатками. Его горячее дыхание жгло ей ухо.
– Мне следовало бы тебя за это убить на месте.
– Ты и так меня убьешь, верно?
– Как же я могу оставить тебя в живых, Ренни? Ты сама виновата. Ты должна была позволить мне обожать тебя так, как мне хотелось. А ты предпочла ухаживания этого грубого ковбоя, бывшего полицейского. – Лоза-до крепче прижал ее к себе и еще выше поднял ее руку. – После такого оскорбления у меня нет выбора. Придется убить вас обоих. Жаль только, что он в тюрьме и не сможет посмотреть, как ты будешь умирать. Но нельзя получить все сразу.
Ей было очень больно, но она не сопротивлялась. Даже не пикнула.
– Тебя следовало изолировать от общества много лет назад, Лозадо. Не только за то, что ты убийца. Ты ведь псих с манией величия. Понял? Я бы не допустила тебя до себя, даже если бы Вик Треджилл не существовал в природе. Ты ублюдок.
Он щелчком открыл складной нож и приставил лезвие к ее горлу:
– Прежде чем я с тобой покончу, ты будешь умолять меня оставить тебе жизнь.
– Я никогда ни о чем не буду тебя умолять, будь ты проклят. Возможно, я просила бы тебя пожалеть моих лошадей, но ты не дал мне такой возможности. Когда ты их убил, ты истратил свой главный козырь, Лозадо. Я тебя больше не боюсь, понял?
– О, я сильно сомневаюсь. – Опустив нож, он погладил лезвием ее сосок.
Ренни судорожно вздохнула.
– Вот так-то, – усмехнулся он. – Ты очень сильно боишься, Ренни.
Он был прав. Она была в ужасе, но старалась этого не показать.
– Я не стану с тобой бороться, Лозадо. В течение двадцати лет каждый день был для меня подарком. Я не стану умолять тебя оставить мне жизнь. Если ты этого ждешь, то зря теряешь время.
– Надо же, какое мужество. И мне вовсе не хотелось бы тебя убивать, Ренни, правда. Ты необыкновенная женщина. Надеюсь, ты понимаешь, как мне жаль, что наш роман должен так печально закончиться.
– У нас не было никакого романа, Лозадо. А что до понимания, похоже, единственный способ, каким ты можешь обратить на себя внимание женщины, это напугать ее.
Он прижал ее к себе еще крепче и потерся своим пахом об нее.
– Чувствуешь? Вот что привлекает женщин. Многих женщин.
Она промолчала.
– Попроси хорошенько, Ренни. – Он провел языком по ее шее. – Попроси хорошенько, и, может, я позволю тебе его пососать, прежде чем убью тебя.
– Ло-за-до.
Ренни почувствовала, как он вздрогнул, услышав свое имя, произнесенное нараспев Виком.
– Да, все верно. Это дуло моего тридцать седьмого в твоем ухе. Только моргни – и прости-прощай.
– Лозадо, будь так добр, моргни. Прошу, – сказал стоящий в дверях кухни Уэсли. Его пистолет был нацелен в голову Лозадо.
– Брось нож! – приказал Вик.
Лозадо хмыкнул и снова поднес лезвие к горлу Ренни.
– Давай, нажми на курок, Треджилл. Если хочешь увидеть, как она истекает кровью, стреляй в меня.
– Как же это на тебя похоже, трусливый сукин сын. Прятаться за спиной женщины, чтобы спасти свою задницу. И опять нападаешь со спины. Еще одна очень плохая черта характера, так ты, кажется, выразился? Но если ты хочешь сдохнуть, Рикки Рой, валяй, я не возражаю, – спокойно продолжил Вик. – Одновременно со мной выстрелит Орен. Понимаешь, мы тут целый день тренировались. Сразу же, как подставили тебе твоего маленького дружка Плаксу. Грязи, правда, было много, вроде заменителя крови, но все получилось убедительно. Теперь смотри, что случится. Наши пули проникнут в твой череп. Пуля Орен опоздает лишь на тысячную долю секунды, но, по сути, они вылетят одновременно. Верно, Орен?
– Именно так, – подтвердил Уэсли.
– Они даже могут в какой-то момент пересечься, Рикки Рой, но в любом случае твои мозги разлетятся, как дерьмо при поносе.
– Она к тому моменту умрет, – заявил Лозадо.
– Отпусти ее, Лозадо.
– Ни за что.
– Ну, что скажешь, Орен? – спросил Вик. – Тебе вся эта херня уже надоела?
– Давно.
– Мне тоже. – Вик выстрелил прямо в локоть Лозадо. Кость разлетелась осколками, кровеносные сосуды и нервы были перерезаны. Нож выпал из онемевших пальцев. Ренни упала на пол, как ей и было велено. Лозадо круто повернулся, и Вик выстрелил прямо ему в грудь.
Глаза Лозадо расширились от удивления. Затем Вик сказал:
– А это за Джо. – И выстрелил еще раз.
Лозадо упал навзничь. Ренни подползла к нему и попыталась нащупать пульс.
– Сердце все еще бьется. – Она разорвала его рубашку.
– Брось его.
Она подняла голову и взглянула на Вика:
– Не могу.
34
– Твой дружок не умеет держать себя в руках. Очень плохая черта характера. А Уэсли? – Он пожал плечами. – Его проблема в том, что он не умеет выбирать себе друзей.
– Как ты узнал? В новостях об этом ничего не было. Все держалось в строгой тайне. Только несколько человек из персонала знали, кто такой Уэсли и что с ним. У тебя наверняка есть информатор в полицейском управлении Форт-Уэрта. Кто тебе сказал?
– Маленькая пташка на хвосте принесла, – прошептал он. – Трусливая маленькая пташка. Я ей даже сначала не поверил, но вскоре убедился, что, увы, так оно и есть.
Он протянул руку и пальцем коснулся пряди волос, лежащей на груди Ренни. Она усилием воли заставила себя не отшатнуться, но он, очевидно, ощутил ее отвращение, потому что снова улыбнулся той самой улыбкой:
– Ты сегодня прелестно выглядишь.
– Вовсе я не выгляжу прелестно. Я устала. Вымоталась.
– Очевидно, поездка оказалась утомительной.
– Как ты это сделал?
– Что именно, моя дорогая?
– Как ты добрался из Галвестона до моего ранчо до рассвета?
– Я же уже говорил тебе, Ренни, я не раскрываю секреты своей профессии. Если бы я это делал, то давно бы уже остался без работы.
– Наверняка это было непросто.
Он засмеялся:
– Крыльев у меня нет, если ты об этом. – Звук ее пощечины напомнил взрыв петарды.
– Это за то, что убил моих лошадей.
Лозадо сразу перестал смеяться и схватил ее за руку с такой силой, что Ренни вскрикнула от боли. Он рывком повернул ее и прижал ее согнутую руку к спине между лопатками. Его горячее дыхание жгло ей ухо.
– Мне следовало бы тебя за это убить на месте.
– Ты и так меня убьешь, верно?
– Как же я могу оставить тебя в живых, Ренни? Ты сама виновата. Ты должна была позволить мне обожать тебя так, как мне хотелось. А ты предпочла ухаживания этого грубого ковбоя, бывшего полицейского. – Лоза-до крепче прижал ее к себе и еще выше поднял ее руку. – После такого оскорбления у меня нет выбора. Придется убить вас обоих. Жаль только, что он в тюрьме и не сможет посмотреть, как ты будешь умирать. Но нельзя получить все сразу.
Ей было очень больно, но она не сопротивлялась. Даже не пикнула.
– Тебя следовало изолировать от общества много лет назад, Лозадо. Не только за то, что ты убийца. Ты ведь псих с манией величия. Понял? Я бы не допустила тебя до себя, даже если бы Вик Треджилл не существовал в природе. Ты ублюдок.
Он щелчком открыл складной нож и приставил лезвие к ее горлу:
– Прежде чем я с тобой покончу, ты будешь умолять меня оставить тебе жизнь.
– Я никогда ни о чем не буду тебя умолять, будь ты проклят. Возможно, я просила бы тебя пожалеть моих лошадей, но ты не дал мне такой возможности. Когда ты их убил, ты истратил свой главный козырь, Лозадо. Я тебя больше не боюсь, понял?
– О, я сильно сомневаюсь. – Опустив нож, он погладил лезвием ее сосок.
Ренни судорожно вздохнула.
– Вот так-то, – усмехнулся он. – Ты очень сильно боишься, Ренни.
Он был прав. Она была в ужасе, но старалась этого не показать.
– Я не стану с тобой бороться, Лозадо. В течение двадцати лет каждый день был для меня подарком. Я не стану умолять тебя оставить мне жизнь. Если ты этого ждешь, то зря теряешь время.
– Надо же, какое мужество. И мне вовсе не хотелось бы тебя убивать, Ренни, правда. Ты необыкновенная женщина. Надеюсь, ты понимаешь, как мне жаль, что наш роман должен так печально закончиться.
– У нас не было никакого романа, Лозадо. А что до понимания, похоже, единственный способ, каким ты можешь обратить на себя внимание женщины, это напугать ее.
Он прижал ее к себе еще крепче и потерся своим пахом об нее.
– Чувствуешь? Вот что привлекает женщин. Многих женщин.
Она промолчала.
– Попроси хорошенько, Ренни. – Он провел языком по ее шее. – Попроси хорошенько, и, может, я позволю тебе его пососать, прежде чем убью тебя.
– Ло-за-до.
Ренни почувствовала, как он вздрогнул, услышав свое имя, произнесенное нараспев Виком.
– Да, все верно. Это дуло моего тридцать седьмого в твоем ухе. Только моргни – и прости-прощай.
– Лозадо, будь так добр, моргни. Прошу, – сказал стоящий в дверях кухни Уэсли. Его пистолет был нацелен в голову Лозадо.
– Брось нож! – приказал Вик.
Лозадо хмыкнул и снова поднес лезвие к горлу Ренни.
– Давай, нажми на курок, Треджилл. Если хочешь увидеть, как она истекает кровью, стреляй в меня.
– Как же это на тебя похоже, трусливый сукин сын. Прятаться за спиной женщины, чтобы спасти свою задницу. И опять нападаешь со спины. Еще одна очень плохая черта характера, так ты, кажется, выразился? Но если ты хочешь сдохнуть, Рикки Рой, валяй, я не возражаю, – спокойно продолжил Вик. – Одновременно со мной выстрелит Орен. Понимаешь, мы тут целый день тренировались. Сразу же, как подставили тебе твоего маленького дружка Плаксу. Грязи, правда, было много, вроде заменителя крови, но все получилось убедительно. Теперь смотри, что случится. Наши пули проникнут в твой череп. Пуля Орен опоздает лишь на тысячную долю секунды, но, по сути, они вылетят одновременно. Верно, Орен?
– Именно так, – подтвердил Уэсли.
– Они даже могут в какой-то момент пересечься, Рикки Рой, но в любом случае твои мозги разлетятся, как дерьмо при поносе.
– Она к тому моменту умрет, – заявил Лозадо.
– Отпусти ее, Лозадо.
– Ни за что.
– Ну, что скажешь, Орен? – спросил Вик. – Тебе вся эта херня уже надоела?
– Давно.
– Мне тоже. – Вик выстрелил прямо в локоть Лозадо. Кость разлетелась осколками, кровеносные сосуды и нервы были перерезаны. Нож выпал из онемевших пальцев. Ренни упала на пол, как ей и было велено. Лозадо круто повернулся, и Вик выстрелил прямо ему в грудь.
Глаза Лозадо расширились от удивления. Затем Вик сказал:
– А это за Джо. – И выстрелил еще раз.
Лозадо упал навзничь. Ренни подползла к нему и попыталась нащупать пульс.
– Сердце все еще бьется. – Она разорвала его рубашку.
– Брось его.
Она подняла голову и взглянула на Вика:
– Не могу.
34
На следующее утро Ренни ушла из больницы лишь в восемь часов утра. Вик ждал ее на улице в пикапе с включенным мотором. Наклонился и открыл ей дверцу.
Они подгадали свой отъезд как раз к началу пресс-конференции, устраиваемой Ореном. Все журналисты были заняты, и они смогли улизнуть незамеченными. Отъезжая от больницы, они заметили целый ряд машин прессы и толпу журналистов, осаждающих вход в здание.
– Что он собирается им сказать? – спросила Ренни.
– Что полицейское управление Форт-Уэрта провело блестящую операцию при содействии персонала больницы. Один из наиболее известных преступников города, некий Рикки Рой Лозадо, умер от огнестрельных ран, полученных при сопротивлении аресту.
Прежде чем передать Лозадо работникам «Скорой помощи», Ренни героически пыталась поддержать в нем жизнь. Она поехала с ним в больницу, но он умер по дороге. Вик лично сопроводил тело до морга.
Ренни настояла на тщательном осмотре Вика, чтобы не просмотреть внутреннего кровотечения. Он сам просил Орена не сдерживаться, пусть их схватка выглядит достоверно. И Орен постарался на славу. Вик чувствовал себя боксерской грушей, но осмотр не выявил никаких серьезных повреждений.
– Орен постарается сделать все возможное, чтобы твое имя не появилось в газетах, – сказал Вик.
– Я была бы очень признательна.
– Но, возможно, избежать этого не удастся, Ренни.
– Если не удастся, то придется перетерпеть.
– Они знали, куда ехали. Ренни не собиралась возвращаться в дом, где умер Лозадо. Когда они выехали на дорогу, ведущую в другой штат, Вик сжал ее руку:
– Я тысячу раз умер, когда он держал нож у твоего горла.
– А я боялась, что вас что-то задержало, что вы не успели приехать. Когда я вошла в дом, мне ужасно хотелось посмотреть, где вы прячетесь.
– Ничто не смогло бы меня задержать.
– План был довольно смелым, Вик.
– И слава богу, что он удался.
Он понимал, что у них с Ренни не будет будущего, пока не решена проблема с Лозадо. Иными словами, пока он не исчезнет. Это было главным: он должен исчезнуть. Если Лозадо будет уверен, что Вик в тюрьме, а Орен в больнице, он нападет на Ренни. Так все и было подстроено.
– Самым трудным в этом плане было то, что пришлось подвергнуть тебя опасности.
– Но я все время была в опасности, это не могло продолжаться вечно.
– Именно так я в конечном итоге и подумал. Ты бы всегда оставалась в опасности, если не заставить Лозадо действовать.
Накануне утром Вик поднялся рано, еще солнце не встало, позвонил Орену и изложил ему свой план. Орену идея понравилась, он внес несколько поправок, и они приступили к делу.
– Как тебе удалось убедить Орена, что я вовсе не роковая женщина, какой он меня считал? – спросила Ренни.
– Мне не пришлось этого делать. Это сделал Лозадо, убив твоих лошадей. По правде говоря, я думаю, что Орен уже давно пришел к такому выводу, просто он слишком упрям, чтобы признать свою ошибку. Если бы он не был полностью уверен в твоей невиновности, он бы никогда не согласился на эту операцию. Кстати, он просил меня извиниться за него перед тобой за все те гадости, которые он говорил о тебе в присутствии Плаксы Сойера. С ним, прямо надо сказать, нам здорово повезло. Если бы не он, нам бы пришлось долго ждать – мне сидеть в тюрьме, а Орену в больнице разыгрывать тяжелораненого, пока слух об этом не дошел бы до Лозадо.
– А что с этим, как его, Плаксой? – спросила Ренни.
– Мы проследили за Сойером до его квартиры в Далласе, и, когда там появился Лозадо, мы получили сигнал действовать. После ухода Лозадо копы арестовали Сойера. Он лежал на кровати и рыдал, потому что Лозадо заставил его разбить все компьютеры на мелкие куски. Он начал признаваться в своих грехах, прежде чем они успели надеть на него наручники.
– А на тебе все это как-нибудь отразится?
– То, что я убил Лозадо? Нет. Орен восстановил меня на работе в полиции, прежде чем мы отправились допрашивать Плаксу.
Ренни удивленно взглянула на него:
– Значит, ты снова официально полицейский?
– Я еще думаю.
– О чем тут думать?
– О всем том дерьме, с которым это связано.
– В каждой профессии есть свое дерьмо, Вик.
– Не слишком вдохновляющая точка зрения, – печально заметил он.
– Все сводится к одному, – твердо сказала Ренни. – Любишь ли ты свою работу больше, чем ненавидишь связанное с ней дерьмо?
Долго раздумывать он не стал:
– Я люблю свою работу.
– Вот тебе и ответ. Он задумчиво кивнул:
– Теперь, когда я наконец смогу похоронить Джо, по-настоящему похоронить его, я думаю, все будет по-другому.
– Я уверена, так и будет. Это же твое призвание. – Она тихо рассмеялась. – Кстати, о призвании. Грейс, возможно, не тем делом занялась. Из нее бы вышла отличная актриса. Она такое представление в больнице устроила.
– Я слышал, вы обе отличились.
– Не знаю, наблюдал за нами Лозадо или нет.
– Я тоже не знаю, но все сцены следовало разыграть так, как будто все происходит на самом деле. Если Лозадо следил за больницей, а Грейс не кинулась бы к постели Орена, он наверняка почуял бы подставу.
Заметив, что Ренни зевнула, Вик сказал:
– Ты всю ночь не спала. Почему бы тебе не вздремнуть, пока мы едем?
– А ты?
– Я вздремнул между этими бесполезными анализами, которые мой врач заставил меня делать.
Она улыбнулась и закрыла глаза. Проснулась Ренни, когда Вик остановил машину у ворот и вышел, чтобы их открыть. Он подъехал к самым ступенькам.
Ренни взглянула в сторону конюшни.
– Я всегда останавливалась там. Он погладил ее по щеке.
– Постарайся об этом не думать.
Вик вышел из машины, обошел ее, чтобы открыть дверцу, но загородил путь, не давая Ренни выйти.
– В чем дело? – спросила она.
– Когда я ждал момента, чтобы напасть на Лозадо… – Да?
– Ты сказала кое-что, показавшееся мне странным. Ты сказала, что последние двадцать лет для тебя каждый день – подарок. – Вик снял черные очки, чтобы лучше видеть ее глаза. – И я задумался, что ты этим хотела сказать, Ренни. – Она опустила голову, но он пальцем поднял ей подбородок, заставляя смотреть на себя. – Ты ведь рассказала мне не всю историю, так?
Он видел, что она борется с желанием солгать, но его настойчивость победила. Она глубоко вздохнула:
– Т. Дэн целился не в Раймонда.
Вик некоторое время смотрел на нее и, сообразив, что она говорит, с шумом выдохнул:
– Господи.
– Отец злился на меня куда больше, чем на Раймонда. Раймонд потерял интерес к сделке, свое чутье. Т. Дэн увидел нас вместе и понял, что в этом виновата я. Разумеется, он стал рассматривать меня только как препятствие, которое необходимо устранить.
Ренни немного помолчала и рассеянно посмотрела вдаль.
– Он был моим отцом, я его обожала. Но он разбил мне сердце своей изменой. Он предал мою мать, нашу семью. Он был самовлюбленным негодяем, который думал только о себе.
Она с горечью рассмеялась и покачала головой:
– Знаешь, Вик, что самое смешное? Или трагичное. Я все еще его любила. Несмотря ни на что. Если бы я его не любила, я не пыталась бы так усердно разозлить его. Я не стала бы соблазнять его делового партнера. Да, я его любила. Но эта его сделка с недвижимостью была для него значительно важнее, чем я. Он задыхался от злости и готов был меня убить. И убил бы, если бы Раймонд не закрыл меня своим телом. Понимаешь, когда я говорила, что Раймонд умер из-за меня, я имела в виду – в буквальном смысле. Он умер, защищая меня от моего отца.
У Ренни перехватило дыхание. Прошло много лет, но воспоминания эти были слишком страшны, чтобы потускнеть от времени.
– Я была в шоке. Послушно сделала все, что мне велел Т. Дэн, сказала все, что он велел мне сказать. Вскоре после этого случая он отослал меня. Кто знает, может, мой вид бередил его совесть, или я напоминала ему о той сделке, которая так и не состоялась. Не знаю. Но до самой его смерти мы с ним ни разу о том проклятом дне не говорили.
Вик притянул ее к себе, а когда Ренни вдруг стала вырываться, сказал:
– Тихо. Ничего не выйдет. Я не позволю тебе спрятаться и вновь заключить себя в тюрьму на очередной срок. Ты у меня выйдешь на свободу. – Он прижал ее к себе, погладил по волосам. – Прошло уже двадцать лет. Ты давно искупила свою вину, а Т. Дэн жарится в аду. Он не может больше сделать тебе больно, Ренни. Я ему не позволю.
Вик еще некоторое время обнимал ее, потом отпустил.
– Я рад, что ты мне сказала. Это многое объясняет. Необходимость постоянно держать себя в руках. Игра с опасностью, потому что ты могла умереть в шестнадцать лет. Я только надеюсь, что ты больше не будешь лезть в пекло. Не могу же я постоянно бегать за тобой, прикрывая твою задницу.
Она засмеялась. Или зарыдала. Трудно было разобрать, потому что на глазах ее были слезы, но она улыбалась. Вик помог ей вылезти из пикапа, и они вместе поднялись по ступенькам. Он распахнул входную дверь и спросил:
– Как насчет завтрака?
– Не мешало бы.
– Завтрак. Каждое утро до конца наших дней. Ренни печально улыбнулась:
– Вик…
– Нет, подожди. Прежде чем начнешь возражать, выслушай меня. – Он погладил ее по щеке. – Я буду тебе самым близким другом на всю твою жизнь. Я из кожи вылезу, чтобы залечить в тебе то, что еще болит. Я буду тебе верным и страстным любовником. Я буду отцом твоих детей, причем с удовольствием. И я буду защищать тебя всю свою жизнь.
– Ты уже защищаешь.
– Ты ведь тоже меня спасла, Ренни. И не только на операционном столе. Я был в жутком состоянии, когда Орен заявился в Галвестон. Он уговорил меня принять участие в деле, в котором была замешана таинственная женщина-хирург, и это лучшее, что случилось со мной в последнее время.
Ренни улыбнулась, но в глазах все еще читалось сомнение:
– Боюсь, ничего не получится.
– Если подумать, то, может, ты и права, – вздохнул он. Рука потянулась к верхней пуговице ее блузки и расстегнула ее. – Я устраиваю скандалы, а ты всегда держишь себя в руках. Я неряха, а у тебя на банках этикетки. Я беден, ты богата.
К тому времени как он закончил перечисление всех основных различий между ними, все пуговицы были расстегнуты, включая пуговицы на джинсах. Он наклонился и поцеловал ее.
– Мы совсем друг другу не подходим.
– Если забыть, что сказала Грейс, – посмеиваясь, произнесла Ренни.
Он легонько укусил ее за мочку уха.
– А что сказала Грейс?
Ренни вытащила рубашку из его брюк и провела ладонями по его груди.
– Что ты меня любишь.
– Грейс у нас умная.
– Так любишь?
– Любишь. – Тихий смех перешел в стон, когда Вик расстегнул ее бюстгальтер и коснулся груди.
– А моя работа?
– Да, да. – Он уже ласкал языком ее сосок.
– У меня очень напряженный график, – не сдавалась Ренни.
Он ласкал ее живот, подбираясь к паху.
– Наверное, так оно и есть. – Он сунул руку ей в трусики. – У нас нет ничего общего. – Последовал страстный поцелуй.
Через несколько минут Ренни уже лежала на нем на диване. Одежда, которую не успели вовремя снять, была влажной и мятой, сбилась в комок. Они раскраснелись, тяжело дышали, и кровь продолжала пульсировать там, где их тела все еще были соединены.
Он с трудом перевел дыхание:
– Так что ты сказала?
Ренни откинула волосы со лба и произнесла фразу, обещавшую стать традиционной:
– Блины или яичница?
Они подгадали свой отъезд как раз к началу пресс-конференции, устраиваемой Ореном. Все журналисты были заняты, и они смогли улизнуть незамеченными. Отъезжая от больницы, они заметили целый ряд машин прессы и толпу журналистов, осаждающих вход в здание.
– Что он собирается им сказать? – спросила Ренни.
– Что полицейское управление Форт-Уэрта провело блестящую операцию при содействии персонала больницы. Один из наиболее известных преступников города, некий Рикки Рой Лозадо, умер от огнестрельных ран, полученных при сопротивлении аресту.
Прежде чем передать Лозадо работникам «Скорой помощи», Ренни героически пыталась поддержать в нем жизнь. Она поехала с ним в больницу, но он умер по дороге. Вик лично сопроводил тело до морга.
Ренни настояла на тщательном осмотре Вика, чтобы не просмотреть внутреннего кровотечения. Он сам просил Орена не сдерживаться, пусть их схватка выглядит достоверно. И Орен постарался на славу. Вик чувствовал себя боксерской грушей, но осмотр не выявил никаких серьезных повреждений.
– Орен постарается сделать все возможное, чтобы твое имя не появилось в газетах, – сказал Вик.
– Я была бы очень признательна.
– Но, возможно, избежать этого не удастся, Ренни.
– Если не удастся, то придется перетерпеть.
– Они знали, куда ехали. Ренни не собиралась возвращаться в дом, где умер Лозадо. Когда они выехали на дорогу, ведущую в другой штат, Вик сжал ее руку:
– Я тысячу раз умер, когда он держал нож у твоего горла.
– А я боялась, что вас что-то задержало, что вы не успели приехать. Когда я вошла в дом, мне ужасно хотелось посмотреть, где вы прячетесь.
– Ничто не смогло бы меня задержать.
– План был довольно смелым, Вик.
– И слава богу, что он удался.
Он понимал, что у них с Ренни не будет будущего, пока не решена проблема с Лозадо. Иными словами, пока он не исчезнет. Это было главным: он должен исчезнуть. Если Лозадо будет уверен, что Вик в тюрьме, а Орен в больнице, он нападет на Ренни. Так все и было подстроено.
– Самым трудным в этом плане было то, что пришлось подвергнуть тебя опасности.
– Но я все время была в опасности, это не могло продолжаться вечно.
– Именно так я в конечном итоге и подумал. Ты бы всегда оставалась в опасности, если не заставить Лозадо действовать.
Накануне утром Вик поднялся рано, еще солнце не встало, позвонил Орену и изложил ему свой план. Орену идея понравилась, он внес несколько поправок, и они приступили к делу.
– Как тебе удалось убедить Орена, что я вовсе не роковая женщина, какой он меня считал? – спросила Ренни.
– Мне не пришлось этого делать. Это сделал Лозадо, убив твоих лошадей. По правде говоря, я думаю, что Орен уже давно пришел к такому выводу, просто он слишком упрям, чтобы признать свою ошибку. Если бы он не был полностью уверен в твоей невиновности, он бы никогда не согласился на эту операцию. Кстати, он просил меня извиниться за него перед тобой за все те гадости, которые он говорил о тебе в присутствии Плаксы Сойера. С ним, прямо надо сказать, нам здорово повезло. Если бы не он, нам бы пришлось долго ждать – мне сидеть в тюрьме, а Орену в больнице разыгрывать тяжелораненого, пока слух об этом не дошел бы до Лозадо.
– А что с этим, как его, Плаксой? – спросила Ренни.
– Мы проследили за Сойером до его квартиры в Далласе, и, когда там появился Лозадо, мы получили сигнал действовать. После ухода Лозадо копы арестовали Сойера. Он лежал на кровати и рыдал, потому что Лозадо заставил его разбить все компьютеры на мелкие куски. Он начал признаваться в своих грехах, прежде чем они успели надеть на него наручники.
– А на тебе все это как-нибудь отразится?
– То, что я убил Лозадо? Нет. Орен восстановил меня на работе в полиции, прежде чем мы отправились допрашивать Плаксу.
Ренни удивленно взглянула на него:
– Значит, ты снова официально полицейский?
– Я еще думаю.
– О чем тут думать?
– О всем том дерьме, с которым это связано.
– В каждой профессии есть свое дерьмо, Вик.
– Не слишком вдохновляющая точка зрения, – печально заметил он.
– Все сводится к одному, – твердо сказала Ренни. – Любишь ли ты свою работу больше, чем ненавидишь связанное с ней дерьмо?
Долго раздумывать он не стал:
– Я люблю свою работу.
– Вот тебе и ответ. Он задумчиво кивнул:
– Теперь, когда я наконец смогу похоронить Джо, по-настоящему похоронить его, я думаю, все будет по-другому.
– Я уверена, так и будет. Это же твое призвание. – Она тихо рассмеялась. – Кстати, о призвании. Грейс, возможно, не тем делом занялась. Из нее бы вышла отличная актриса. Она такое представление в больнице устроила.
– Я слышал, вы обе отличились.
– Не знаю, наблюдал за нами Лозадо или нет.
– Я тоже не знаю, но все сцены следовало разыграть так, как будто все происходит на самом деле. Если Лозадо следил за больницей, а Грейс не кинулась бы к постели Орена, он наверняка почуял бы подставу.
Заметив, что Ренни зевнула, Вик сказал:
– Ты всю ночь не спала. Почему бы тебе не вздремнуть, пока мы едем?
– А ты?
– Я вздремнул между этими бесполезными анализами, которые мой врач заставил меня делать.
Она улыбнулась и закрыла глаза. Проснулась Ренни, когда Вик остановил машину у ворот и вышел, чтобы их открыть. Он подъехал к самым ступенькам.
Ренни взглянула в сторону конюшни.
– Я всегда останавливалась там. Он погладил ее по щеке.
– Постарайся об этом не думать.
Вик вышел из машины, обошел ее, чтобы открыть дверцу, но загородил путь, не давая Ренни выйти.
– В чем дело? – спросила она.
– Когда я ждал момента, чтобы напасть на Лозадо… – Да?
– Ты сказала кое-что, показавшееся мне странным. Ты сказала, что последние двадцать лет для тебя каждый день – подарок. – Вик снял черные очки, чтобы лучше видеть ее глаза. – И я задумался, что ты этим хотела сказать, Ренни. – Она опустила голову, но он пальцем поднял ей подбородок, заставляя смотреть на себя. – Ты ведь рассказала мне не всю историю, так?
Он видел, что она борется с желанием солгать, но его настойчивость победила. Она глубоко вздохнула:
– Т. Дэн целился не в Раймонда.
Вик некоторое время смотрел на нее и, сообразив, что она говорит, с шумом выдохнул:
– Господи.
– Отец злился на меня куда больше, чем на Раймонда. Раймонд потерял интерес к сделке, свое чутье. Т. Дэн увидел нас вместе и понял, что в этом виновата я. Разумеется, он стал рассматривать меня только как препятствие, которое необходимо устранить.
Ренни немного помолчала и рассеянно посмотрела вдаль.
– Он был моим отцом, я его обожала. Но он разбил мне сердце своей изменой. Он предал мою мать, нашу семью. Он был самовлюбленным негодяем, который думал только о себе.
Она с горечью рассмеялась и покачала головой:
– Знаешь, Вик, что самое смешное? Или трагичное. Я все еще его любила. Несмотря ни на что. Если бы я его не любила, я не пыталась бы так усердно разозлить его. Я не стала бы соблазнять его делового партнера. Да, я его любила. Но эта его сделка с недвижимостью была для него значительно важнее, чем я. Он задыхался от злости и готов был меня убить. И убил бы, если бы Раймонд не закрыл меня своим телом. Понимаешь, когда я говорила, что Раймонд умер из-за меня, я имела в виду – в буквальном смысле. Он умер, защищая меня от моего отца.
У Ренни перехватило дыхание. Прошло много лет, но воспоминания эти были слишком страшны, чтобы потускнеть от времени.
– Я была в шоке. Послушно сделала все, что мне велел Т. Дэн, сказала все, что он велел мне сказать. Вскоре после этого случая он отослал меня. Кто знает, может, мой вид бередил его совесть, или я напоминала ему о той сделке, которая так и не состоялась. Не знаю. Но до самой его смерти мы с ним ни разу о том проклятом дне не говорили.
Вик притянул ее к себе, а когда Ренни вдруг стала вырываться, сказал:
– Тихо. Ничего не выйдет. Я не позволю тебе спрятаться и вновь заключить себя в тюрьму на очередной срок. Ты у меня выйдешь на свободу. – Он прижал ее к себе, погладил по волосам. – Прошло уже двадцать лет. Ты давно искупила свою вину, а Т. Дэн жарится в аду. Он не может больше сделать тебе больно, Ренни. Я ему не позволю.
Вик еще некоторое время обнимал ее, потом отпустил.
– Я рад, что ты мне сказала. Это многое объясняет. Необходимость постоянно держать себя в руках. Игра с опасностью, потому что ты могла умереть в шестнадцать лет. Я только надеюсь, что ты больше не будешь лезть в пекло. Не могу же я постоянно бегать за тобой, прикрывая твою задницу.
Она засмеялась. Или зарыдала. Трудно было разобрать, потому что на глазах ее были слезы, но она улыбалась. Вик помог ей вылезти из пикапа, и они вместе поднялись по ступенькам. Он распахнул входную дверь и спросил:
– Как насчет завтрака?
– Не мешало бы.
– Завтрак. Каждое утро до конца наших дней. Ренни печально улыбнулась:
– Вик…
– Нет, подожди. Прежде чем начнешь возражать, выслушай меня. – Он погладил ее по щеке. – Я буду тебе самым близким другом на всю твою жизнь. Я из кожи вылезу, чтобы залечить в тебе то, что еще болит. Я буду тебе верным и страстным любовником. Я буду отцом твоих детей, причем с удовольствием. И я буду защищать тебя всю свою жизнь.
– Ты уже защищаешь.
– Ты ведь тоже меня спасла, Ренни. И не только на операционном столе. Я был в жутком состоянии, когда Орен заявился в Галвестон. Он уговорил меня принять участие в деле, в котором была замешана таинственная женщина-хирург, и это лучшее, что случилось со мной в последнее время.
Ренни улыбнулась, но в глазах все еще читалось сомнение:
– Боюсь, ничего не получится.
– Если подумать, то, может, ты и права, – вздохнул он. Рука потянулась к верхней пуговице ее блузки и расстегнула ее. – Я устраиваю скандалы, а ты всегда держишь себя в руках. Я неряха, а у тебя на банках этикетки. Я беден, ты богата.
К тому времени как он закончил перечисление всех основных различий между ними, все пуговицы были расстегнуты, включая пуговицы на джинсах. Он наклонился и поцеловал ее.
– Мы совсем друг другу не подходим.
– Если забыть, что сказала Грейс, – посмеиваясь, произнесла Ренни.
Он легонько укусил ее за мочку уха.
– А что сказала Грейс?
Ренни вытащила рубашку из его брюк и провела ладонями по его груди.
– Что ты меня любишь.
– Грейс у нас умная.
– Так любишь?
– Любишь. – Тихий смех перешел в стон, когда Вик расстегнул ее бюстгальтер и коснулся груди.
– А моя работа?
– Да, да. – Он уже ласкал языком ее сосок.
– У меня очень напряженный график, – не сдавалась Ренни.
Он ласкал ее живот, подбираясь к паху.
– Наверное, так оно и есть. – Он сунул руку ей в трусики. – У нас нет ничего общего. – Последовал страстный поцелуй.
Через несколько минут Ренни уже лежала на нем на диване. Одежда, которую не успели вовремя снять, была влажной и мятой, сбилась в комок. Они раскраснелись, тяжело дышали, и кровь продолжала пульсировать там, где их тела все еще были соединены.
Он с трудом перевел дыхание:
– Так что ты сказала?
Ренни откинула волосы со лба и произнесла фразу, обещавшую стать традиционной:
– Блины или яичница?